Текст книги "Осенние перепела"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

17

Теперь Иса возвращался домой под самое утро. Мучительный страх точил душу: сделает ли Рири тот шаг, вслед за которым публичный скандал окажется неминуем?.. Неужели ему придется пережить позор и унижение, представ перед прокурором? А как ославит его пресса. Какой это будет подходящий случай, чтобы лишний раз развенчать, очернить всех его друзей по партии.

Беспокойство и тревога не оставляли его ни на минуту. Но дни шли за днями, и ни одно из его опасений не оправдывалось. Рири даже не давала о себе знать. Казалось, ему ничто уже не угрожает. Но он так и не мог окончательно успокоиться. К тому же одиночество начинало угнетать его, с каждым днем становясь все более невыносимым. Иногда неудержимо хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от людей, в горы, покрытые зелеными пастбищами, где можно жить, не ведая мирских забот. Иса был убежден, что по многим причинам ему следует вернуться в Каир, однако что-то удерживало его в Александрии. Ему нравилась ее центральная площадь, заполненная народом, где женщины словно состязаются в красоте и изяществе, стараясь перещеголять друг друга модными нарядами. Каждый трамвай привозит буквально толпы красавиц. Постукивание их каблучков гармонично вливается в поток звуков, наполняющих улицы этого города. Вот какой-то полицейский офицер замер на месте, пожирая глазами идущих мимо обольстительниц. Иса встретился с ним глазами, офицер улыбнулся, а Иса поспешил ретироваться: беды не оберешься от этих полицейских чинов. За окном кафе «Чего изволите», выходящим на площадь, он нашел себе местечко. Наблюдая людской поток, непрерывно текущий мимо, Иса как бы сливался с ним, вновь чувствуя, что жизнь продолжается. Но мысли о прошлом, наполненном честолюбивыми надеждами, не давали покоя. Сидя за столиком кафе, он казался сам себе одним из тех обломков, которые ежедневно выбрасываются на берег морем и затем убираются, как ненужный хлам, мусорщиками муниципалитета. В прежние времена он редко позволял себе развлечение, а если и развлекался иногда, то без вкуса и настоящего удовольствия. И вот когда, казалось бы, для этого открылись все возможности, вдруг поднялся смерч и все смел. Теперь его жизнь наполнена мраком, над головой сгущаются тучи и люди кажутся призраками…

О, зимняя Александрия, переменчивая, как женщина! Снова разбушевалась непогода, нагрянула, как предвестник беды. Прохожие плотнее запахивают пальто, продавцы газет прикрывают свои киоски и лотки, а он, укрывшись за окном «Чего изволите», пьет чай – единственную усладу жизни.

С каждым раскатом грома сжималось сердце. Снова тучи обрушили на землю мириады струй. Площадь опустела, люди укрылись под козырьками подъездов. Иса видел, как они стояли, тесно прижимаясь друг к другу.

Услышав вблизи легкое покашливание, Иса оглянулся и заметил Рири, расположившуюся в кресле – всего лишь через столик от него! Мгновенно отвернувшись, Иса стал смотреть в окно на площадь. Но он ничего не видел: перед глазами стояла Рири в своем поношенном апельсинового цвета пальто. Тысячи мыслей теснились в голове. На какой-то миг встретившись с ней глазами, он увидел в них страдание. Неужели она умышленно преследует его, или их свел слепой случай?! Кончится ли все благополучно, и они мирно расстанутся или вспыхнет ссора?.. Сделала ли она аборт?

Иса решил подняться и уйти… Снова посмотрел на площадь: ветер и дождь. Придется остаться в кафе, несмотря ни на что. Что делать? Надо как можно скорее оставить Александрию; если удастся, то завтра же.

Вдруг ему стало страшно. Не подослана ли Рири полицией? Может быть, его собираются арестовать и бросить в одну из тюрем, за стенами которых уже исчезло столько видных деятелей партии? А вдруг им стало известно о его вкладе в банке?.. Занятый своими мыслями, Иса не заметил, как Рири подсела к его столику.

– Ты что ж, не желаешь меня узнавать? – спросила она.

Иса растерянно смотрел на нее, не произнося ни слова.

– Не сердись, посидим немного вместе, как старые знакомые, – продолжала Рири.

Иса, по-прежнему уверенный, что полиция наблюдает за ними, громко, так, чтобы все вокруг могли слышать, сказал:

– О чем вы это? Я что-то не понимаю!

– И это говоришь ты! – растерянно пробормотала она, пораженная тем, что он не узнает ее. – Разве ты не знаешь меня?!

Его лицо выражало полнейшее недоумение:

– Очень сожалею! Вы, возможно, ошиблись и путаете меня с кем-то.

Рири гневно сжала губы. Лицо ее стало злым. Иса уже ожидал, что вот-вот разразится скандал. Но Рири лишь с презрением посмотрела на него.

– Подумать только, что бог может создавать людей, так похожих друг на друга, – язвительно проговорила она. Затем встала из-за столика и удалилась.

У Исы от волнения кружилась голова. Неужели все кончилось?! Так просто?! Он еще долго сидел на своем месте в состоянии полнейшего замешательства. Наконец заметил, что дождь кончился и на чистом небе вновь засверкало солнце, обильно поливающее своими лучами умытую землю. Иса решительно встал, взял пальто и, не оглядываясь, вышел из кафе.

Домой он возвратился после полуночи. Здесь его ждала телеграмма от родных, извещавшая о кончине матери.

18

Похороны были назначены на следующий день, и Иса едва успел к началу церемонии. Среди родственников, пришедших почтить память матери, был и Хасан. Он прибыл на роскошном «мерседесе», что особенно поразило Ису. По всему было видно, что судьба явно благоволила Хасану: он заметно возмужал и даже, казалось, стал выше ростом, взгляд его светился уверенностью, держался он спокойно и независимо. Братья обменялись рукопожатиями. Внимательно посмотрев на Ису, Хасан сказал:

– Я ожидал, что ты выглядишь лучше.

– Наверное, климат Александрии мне не подходит, – ответил Иса. А перед его мысленным взором с кинематографической быстротой проносились картины жизни в этом городе, где он пережил столько горя.

– Твоя поездка в Александрию с самого начала не имела смысла, – категорически заявил Хасан, – да ведь ты упрямый.

Вскоре пришли Самир, Ибрагим, Аббас, несколько шейхов и бывших депутатов. Народу становилось все больше, и скоро яблоку негде было упасть. Иса пережил несколько неприятных минут, когда приехал Али-бек Сулейман, к которому тут же подошел Хасан.

Выразив свое соболезнование, Али-бек сразу ушел, не обменявшись с Исой даже словом. Между тем традиционные обряды следовали один за другим. Все это время Иса сдерживал себя и лишь в момент погребения дал волю своим чувствам. Глаза его наполнились слезами, он подошел к краю могилы и долго смотрел вниз. Вспомнил последнее свидание с матерью, когда она поцеловала его в лоб и сказала: «Поступай как знаешь. Да хранит тебя господь, где бы ты ни был. А я уйму свои слезы, покуда ты не вернешься». Иса не помнил выражения ее лица – он почти не смотрел на нее тогда, – но он до сих пор ощущал, как дрожала ее холодная, старческая рука.

Когда началось хоровое чтение поминальных сур, Иса отошел в сторону. Несколько раз обменялся понимающим взглядом с друзьями. «Ничего не поделаешь, такова участь каждого из нас – и бедного, и богатого. Да, да, каждого!»

Наступил вечер. Самир, Аббас, Ибрагим, Хасан и Иса сидели в одной из комнат. Беседа сначала не клеилась – друзья старались не заводить разговоров о политике в присутствии Хасана. Но затем вспомнились события последних лет – падение королевского режима, ликвидация феодальных порядков, эвакуация английских войск [10]10
  Эвакуация английских войск из Египта была завершена 18 июня 1956 года.


[Закрыть]. О выводе войск – этой извечной мечте всех египтян – говорили особенно долго. Иса почти не принимал участия в разговоре, пытаясь слушать чтение Корана, доносившееся из зала. Но скоро он поймал себя на том, что думает совсем о другом – о конце английской оккупации. С каким волнением слушал он в те дни сообщения об этом событии! Наконец-то, наконец сбылось его самое сокровенное желание. Но в то же время его не покидало чувство глубокой досады, вызванное тем, что великая победа одержана без участия его партии и его самого. Не в силах более сдерживаться, он воскликнул:

– Как хотите, а все-таки изгнание англичан было бы невозможно без всей нашей борьбы в прошлом!

На мгновение воцарилось молчание. Что-то попытался возразить Хасан, но его перебил Ибрагим:

– Чего стоит вся эта прошлая борьба? Ведь она была абсолютно безрезультатной. Только последняя революция смогла решить одним ударом все задачи…

Беседа продолжалась еще долго. Наконец все стали расходиться. Собрался уходить и Хасан. Иса пошел проводить его. У самых дверей Хасан вдруг остановился и с дружеской улыбкой сказал:

– Твой переезд в Александрию – пустая затея. Тебе надо изменить свои взгляды.

Иса лишь усмехнулся.

– Скажи мне, – невозмутимо продолжал Хасан, – разве не осуществилось сейчас все то, о чем ты так долго мечтал? Присоединяйся же к нам!

Иса как-то неопределенно покачал головой, а Хасан, пожимая ему на прощание руку, сказал:

– Когда твои взгляды изменятся, разыщешь меня, дай только знак…

Иса поблагодарил. Благожелательность, проявленная Хасаном, произвела на него глубокое впечатление. И все же их по-прежнему разделяла незримая стена. Как всегда, он отдавал должное логике Хасана и даже втайне сознавал, что потерпел поражение в соперничестве с ним. Однако от сознания этого старая неприязнь с новой силой вспыхнула в душе.

Проводив Хасана, он поспешил к Умм-Шалаби. Старая женщина встретила его рыданиями. Когда она успокоилась, Иса спросил:

– Мать долго мучилась?

– Нет. Конец наступил очень быстро. Я все время была при ней.

– Ее кто-нибудь навещал?

– Каждый день у нее бывала одна из ваших сестер.

– А Сусанна-ханум?

– И она приходила.

– А Сальва? – спросил он после некоторого колебания.

– Нет, не приходила. – Она часто заморгала глазами и продолжала: – Сальва вышла замуж за Хасана, вашего брата.

Веки у Исы вздрогнули, потускневший взгляд остановился.

– Сальва и Хасан?

– Да, господин.

– И когда же?

– В прошлом месяце…

Откинувшись на спинку стула, Иса уставился в грязный, давно не беленный потолок, на котором зияла большая трещина.

19

В этот теплый июньский вечер друзья вновь после долгого перерыва собрались вместе в кофейне. На веранде дул приятный ветерок.

Беседа шла вяло, то и дело прерываясь. Разговоры о политике уже не удовлетворяли их как прежде. Все они были недовольны своим положением, хотя, например, Аббас занимал ответственный пост в правительстве, а Ибрагим пользовался известностью как адвокат и автор книги о революции.

– Что-то я не пойму, – сказал Иса, обращаясь к Ибрагиму и Аббасу, – ты – крупный писатель, а ты – видный чиновник, чего же вам нужно?

Аббас возразил своим трескучим голосом, поблескивая белками вытаращенных глаз:

– Собственно, мое положение, я бы сказал, весьма благополучно, все это так, но в целом обстановка неустойчивая…

– Видите ли, – поддержал его Ибрагим, – в наше время человек не имеет никакой ценности, сколь бы высокий пост он ни занимал…

Затем, повернувшись к Исе, спросил, похлопывая его по плечу:

– А ты почему ничего не расскажешь о себе? Разве у тебя все по-старому?

– Ты же знаешь, – ответил Иса, – умерла мать, и несколько дней тому назад я повесил на двери ее дома объявление – «продается».

– Ну а как ты жил все это время?

– Какое это имеет значение… Главное, что сердцем я весь в прошлом, хотя разум иногда готов согласиться с происшедшими переменами. Как примирить разум и сердце?

Самир с сочувствием сказал:

– Люди порой переживают большие трудности… Найди работу, женись, а там видно будет…

– Конечно, – согласился с ним Иса, – в конце концов я, наверно, найду работу и женюсь. Но это, наверно, произойдет тогда, когда я окончательно примирюсь с поражением и благополучно выберусь из всей этой истории.

20

Как-то вечером к Исе пришел маклер – высокий мужчина, лет сорока пяти в белой галабии [11]11
  Галабия – национальная мужская одежда, длинная рубаха с открытой грудью и широкими рукавами.


[Закрыть].

– Есть покупатели, хотят посмотреть дом.

Вошли две женщины. Одна из них – старуха лет семидесяти, сухопарая и бледнолицая, с тяжелым взглядом серых глаз и спокойными уверенными манерами. Другая – ее дочь, женщина лет сорока, среднего роста, с пышными формами и флегматичными глазами.

Иса водил их но комнатам, отвечая на вопросы.

После осмотра двора он пригласил женщин в гостиную и предложил традиционную чашечку кофе. Здесь же был и маклер. Его узенькие глазки так и бегали.

– О, участок очень большой, – тараторил он, – здесь можно построить здание, которое будет выходить и на площадь и на улицу. Место на редкость удачное. Простор. Весь этот квартал застраивается новыми домами. Да вы сами видели: пять домов выросли почти одновременно. И цена подходящая…

– Но ведь дом-то очень старый и непригоден для жилья, – тоном знатока сказала та, что помоложе, явно стараясь привлечь к себе внимание хозяина.

– Конечно, – отозвался Иса, – но дело не в этом доме, а в участке. Участок же здесь замечательный и продается по сходной цене. Да вы, госпожа, и сами видели.

– В будущем, – вмешался маклер, – цена участка намного поднимется. Не забывайте, как перспективен этот квартал, сколько здесь живет людей, какой транспорт, какое расположение.

Дочь старухи поинтересовалась размерами участка. Ее гортанный голос звучал немного взволнованно. Иса уже успел составить о ней первое впечатление. «Да, ничего не скажешь, хороша!» – подумал он и ответил:

– Тысяча квадратных метров. Наверное, вы уже знаете о требуемой сумме?

– Десять тысяч фунтов?! – воскликнула старуха. – Кто же согласится выплатить этакую сумму?

– Желающие найдутся, – улыбнулся Иса.

– Подобного случая больше не будет, – сказал маклер, – аллах свидетель…

Иса долго торговался со старухой, не соглашаясь ни на какие уступки.

Время от времени он поглядывал на молодую женщину. И решил, что она не замужем. Подумал: «Должно быть, богата. К тому же довольно мила. Конечно, это не совсем мой идеал…» В какой-то момент ему вдруг показалось, что старуха следит за ним, угадывая ход его мыслей.

Наконец обе женщины ушли, так ни о чем и не договорившись.

21

Прошло несколько дней, а покупатели не появлялись. Иса уже стал беспокоиться, как неожиданно пришел маклер и сообщил приятную весть: старая госпожа согласилась выплатить требуемую сумму. От маклера он узнал, что старуху зовут Инаят-ханум и что она – богатая вдова крупного чиновника. Ее единственная дочь – Кадрия была замужем, но детей не имеет и уже пять лет, как развелась со своим прежним мужем.

Не откладывая, Иса сразу же отправился навестить Инаят-ханум в ее собственном доме. За дружеской беседой обо всем договорились. Заметив портрет покойного главы семьи, Иса, стараясь быть как можно более любезным, сказал:

– О, я знал вашего мужа. В свое время он принимал меня на работу. Его благородство и патриотизм всегда вызывали глубокое уважение.

Замечание Исы произвело на обеих женщин благоприятное впечатление. Инаят-ханум попросила его посидеть еще немного. Слуга принес чай и сладости. Старуха заявила, что ей приятно встретить человека, так хорошо знавшего ее покойного мужа, и что она рада принять его у себя. Кадрия молча сидела в кресле, посматривая на Ису оценивающим взглядом.

– Да… – начала Инаят-ханум, – сам Саад Заглул высоко ценил моего мужа. В двадцать четвертом году – я хорошо это помню – он лично перевел его в министерство внутренних дел… А сколько ему пришлось пережить во время последнего переворота, вам просто трудно представить…

Немного помолчав, она продолжала:

– Он был против брака нашей Кадрии. Но я настояла на этом. Только одна я виновата в несчастной доле моей дочери.

– Как же это случилось? – полюбопытствовал Иса.

– Видите ли, он был из довольно знатной, но обедневшей семьи. Моя дочь – славная девушка и хорошая хозяйка, у нее благородное сердце. А супруг оказался пьяницей, готовым все промотать в карты. Разве могла Кадрия смириться с этим?

– Действительно, нелегко, видимо, ей пришлось, – согласился Иса, а сам в это время думал о своем: был бы он счастлив с такой женщиной, как Кадрия? Смогла бы она сделать его жизнь спокойной? Способна ли помочь ему залечить раны, полученные на крутых поворотах судьбы?

Прощаясь, он чувствовал себя куда увереннее, чем сначала, когда входил в этот дом. Ему казалось, что он смог заинтересовать обеих женщин, во всяком случае, разжечь их любопытство.

Прошло еще несколько дней. За это время Иса навел некоторые справки. Оказалось, что Кадрия была замужем уже трижды, а не один раз, как о том говорила Инаят-ханум. Первое замужество продолжалось всего несколько месяцев; муж – один из родственников со стороны отца – уже в день свадьбы довольно откровенно дал понять, что его интересует не столько невеста, сколько ее деньги. Второй раз Кадрия была замужем около пяти лет. На этот раз родители не выделили молодым ни гроша из своего состояния, считая, что зять проживет и без их денег. Развод и здесь завершил все опоры. Третье замужество продолжалось шесть лет. На этот раз, изменив своим принципам, мамаша осыпала дочь дорогими подарками и подношениями. Денег было больше чем достаточно, но, странное дело, супруг хотел еще и детей. Кадрия же оказалась неспособной помочь ему в осуществлении этих желаний.

Тогда муж обзавелся любовницей. Но скоро его связь раскрылась и семейная жизнь превратилась в ад. Последовал новый развод – третий.

Такова история Кадрии. Конечно, от своих друзей Иса скрыл все эти подробности. Он лишь сообщил им однажды, что хочет жениться на достойной женщине. Все были ошеломлены. А он с гордостью продолжал:

– И к тому же из знатной и богатой семьи!

– Последнее весьма и весьма кстати, – трескучим голосом сказал Аббас.

– Что ж, готов благословить тебя, – с завистью вздохнул Ибрагим.

Все рассмеялись. На Ису обрушился целый град вопросов. Отвечал он с опаской, боясь дать пищу всяким кривотолкам. Душу свою он раскрыл лишь Самиру, рассказав ему все без утайки.

– Ну а вдруг не будет детей, тебя это не беспокоит?

– Кадрия – хорошая женщина, она готова принять меня со всеми моими недостатками, почему же я не могу поступить так же? Найдется ли сейчас такая женщина, которая согласится принять меня в моем нынешнем состоянии?!

Через несколько дней Иса навестил Инаят-ханум и попросил руки Кадрии. Согласие было дано немедленно.

– Буду откровенен, всякая ложь вредит семейной жизни, – признался он старухе. – У меня есть сбережения, к тому же я получаю пенсию. Сейчас я нигде не работаю, но думаю, что в будущем найду подходящее место. В свое время я занимал ответственный пост в государственном аппарате, но потом меня уволили, принеся в жертву политике. Так уж сложилось, ничего не поделаешь. Сами понимаете, не может же человек, который раньше занимал такой видный; пост, оставаться долго без дела!

– Хорошо… Хорошо. Что вы! Деньги нас не беспокоят. Сердце подсказывает мне, что вы будете хорошим мужем моей дочери.

Она ни словом не обмолвилась о прошлом Кадрии, ее бесплодии. Иса тоже не подавал виду, что ему обо всем известно. Кто знает, что будет потом? Может быть, придется играть роль верного супруга, обманутого в своих лучших надеждах…

22

Между Исой и обеими женщинами установились неплохие отношения. Иса с самого начала повел себя как подобает мужчине. Он отказался переехать в дом Инаят-ханум, как она предлагала, уж очень страшила его возможность попасть в зависимость к теще. Было решено, что молодые поселятся в том квартале Каира, где Иса жил до революции.

Старухе Иса довольно откровенно заявил, что он и Кадрия должны пользоваться фамильным состоянием сейчас, а не после ее кончины.

– Ведь только в этом случае, – убеждал он Инаят-ханум, – мы всегда будем желать вам от чистого сердца доброго здоровья и многих лет жизни.

Он был настойчив, и в конце концов Инаят-ханум пришлось уступить. Довольный одержанной победой, Иса подумал: «Разве может все это идти в сравнение с тем, что я потерял после революции?»

Медовый месяц решено было провести на даче Инаят-ханум на морском побережье. Поблизости протекал Нил. Иса был околдован этим уголком, где удобства города сочетались с прелестями сельской местности. Ему нравилась сонная тишина, царившая вокруг. Сухой и чистый воздух действовал опьяняюще.

На курорте не оказалось никого из друзей или знакомых, и Иса все время проводил с семьей. Совершенно неожиданно для себя он оценил прелесть семейной жизни. Ему казалось, что он обрел наконец счастье и покой. К тому же его самолюбию льстило, что Кадрия с покорностью рабыни выполняла все его желания.

Однако скоро такая жизнь стала тяготить его. Все-таки он привык к самостоятельности и в прошлом был не прочь выдать себя за аристократа, имеющего солидные доходы. А сейчас он попал в полное подчинение к жене: ведь жизнь в достатке всецело зависела теперь от состояния ее матери. Только теперь Иса понял, что значит быть безработным. И сколько ни старалась Инаят-ханум предупреждать его желания, как ни сильна была любовь Кадрии – ничто не могло избавить Ису от мучительного сознания своей неполноценности и одиночества.

Да, такая жизнь не могла длиться долго! Надо снова заняться какой-то полезной деятельностью, найти применение своим силам и способностям!

Со временем Иса лучше узнал Кадрию. Она любила хорошо одеваться, великолепно готовила, особенно сладости – здесь она не имела себе равных. К тому же обладала отменным аппетитом. С удовольствием играла в нарды, любила кино, иногда не прочь была сходить в театр посмотреть что-нибудь комическое: серьезных вещей не терпела. От начальной школы – единственное, что она закончила, – память ее сохранила совсем немного: с трудом читала, едва могла написать письмо.

Зато Кадрия была истинной женщиной – в полном смысле этого слова: с горячими чувствами, заботливая и нежная. Иса мог быть доволен. Однако ее чрезмерная заботливость и нежность постепенно стали тяготить его. Возможно, она так внимательна к нему потому, что у нее нет ребенка? Иса часто замечал, какими печальными и вместе с тем восторженными глазами смотрела она на детей. «Интересно, какие мысли скрываются в этой головке? – думал он. – Волнует ли ее, например, то, что в свое время я был вынужден оставить работу и лишиться всего?» Временами Иса вспоминал Сальву. В такие минуты острее начинала ныть старая сердечная рана. Однажды перед глазами возникла Рири. При воспоминании об этой унизительной связи лицо Исы исказила гримаса страдания.

А ведь были времена! Он подъезжал утром к зданию министерства на казенном «шевроле», швейцар услужливо распахивал двери. Однажды он даже хотел выставить свою кандидатуру в парламент и наверняка был бы избран. Но сам премьер-министр советовал повременить немного – пока Иса будет выдвинут на министерский пост…

Сообщение о национализации Суэцкого канала [12]12
  Декрет о национализации Суэцкого канала был издан 26 июля 1956 года.


[Закрыть]застало его врасплох. Сразу были забыты превратности личной жизни. Настроение поднялось, и Иса просто задыхался от жажды деятельности – как это было в старые добрые времена. Он был захвачен волной всеобщего энтузиазма. Встречаясь о друзьями, Иса спешил обменяться с ними мнениями. Как ни трудно это было для него, но он не мог не признать величия свершившегося. Правда, он сознавал это рассудком, сердце по-прежнему отвергало все, что было связано с новым режимом. Иса с напряженным вниманием следил за политическим небосклоном: появление новой восходящей звезды вызывало интерес, порождало ассоциации с прошлым. Он не находил себе покоя, уставал, мучился от страшного раздвоения, терзающего его душу. «Что же будет?» – спрашивал он себя, пытаясь определить свое отношение к возможным последствиям происходящих событий. И не в силах найти ответ, обращался за помощью к жене, к теще, но они не могли удовлетворить его, и обычно после разговора с ними он спешил в кофейню пропустить пару успокоительных рюмок.

В середине сентября полный противоречивых чувств Иса вернулся в Каир. Он изменился: стал добрее, мягче. Стал чаще навещать прежних друзей. У них были молодые образованные жены – это немного расстраивало его. Утешало одно: по своему происхождению и состоянию ни одна из них не могла сравниться с Кадрией.

– Доволен семейной жизнью? – спросил его однажды Самир.

Дипломатично помолчав, Иса ответил:

– Конечно, и очень… Но, видишь ли, мне кажется, что семейная жизнь не может полностью удовлетворить человека, если у него нет работы… нет детей…

Между тем: события следовали одно за другим. Израильские войска вторглись на Синайский полуостров [13]13
  В ночь с 29 на 30 октября 1956 года.


[Закрыть]. В то утро каждое новое сообщение, казалось, било, стегало его по лицу. Приникнув к радиоприемнику, он с жадностью ловил каждое слово последних известий. Сейчас, когда решалась судьба страны, он пытался по-новому взглянуть на события и на самого себя. Прежнего Исы – патриота старого Египта – уже не было. Он старался успокоиться и трезво оценить обстановку, усилием воли заставить себя отрешиться от противоречивых мыслей.

Он посмотрел на Кадрию: она была целиком поглощена повседневными заботами и спокойно, даже равнодушно отнеслась ко всему, что так волновало его.

– Опять война, воздушные налеты? – спросила она с насмешкой.

Иса обычно не принимал всерьез ее слова и поступки и относился к ней, как к игрушке, которая помогает ему уйти от самого себя. Он и на этот раз решил, что она хочет развеселить его.

– Кухня целиком поглотила тебя. Как ты думаешь, во что превратился бы мир, если бы все люди были такими, как ты?

– Тогда, – спокойно ответила она, – не было бы войн!

Иса от души рассмеялся. Казалось, все заботы, тревоги и печали отошли на второй план.

– А тебя интересуют, так сказать, общие дела – то, что волнует всех людей, затрагивает честь твоей родины?

– Скажешь тоже. С меня хватает смотреть за тобой и твоим домом!

– Ты любишь Египет?

– А как же!

– Разве ты не хочешь, чтобы победила наша армия?!

– Еще бы, пусть опять будет мир и спокойствие!

– Так объясни же мне, почему тебя все это не трогает?

– У меня и без того немало забот…

– Интересно, что бы ты сказала, если бы Израиль вдруг наложил лапу на собственность твоей матушки?

– Что ты говоришь! Разве мы не победим?!

Иса отнесся к разговору, как к шутке, и несколько успокоился. Несмотря на пасмурный день, они решили навестить Инаят-ханум. Пообедав у нее, они отправились домой. Долго стояли на площади, тщетно пытались поймать такси. Неожиданно раздался сигнал воздушной тревоги. Сжав руку Исы, Кадрия с дрожью в голосе предложила:

– Давай вернемся…

Когда они снова поднимались по лестнице дома Инаят-ханум, захлопали зенитки. Прижавшись к мужу, Кадрия дрожала всем телом. У него тоже учащенно билось сердце. Все собрались в комнате; жалюзи на окнах были спущены.

– Так и прошла вся жизнь, – словно оправдываясь, заговорила Инаят-ханум, – война за войной, сигналы тревоги, залпы орудий, разрывы бомб. Не лучше ли поискать себе убежища где-нибудь на другой планете?!

В комнате был мрак. Сидели неподвижно. У всех пересохло в горле. Где-то вдалеке прогремело четыре орудийных залпа.

– Это поколение, – продолжала Инаят-ханум, – попадет в рай без всяких на то заслуг…