Текст книги "Путешествие Ибн Фаттумы"
Автор книги: Нагиб Махфуз
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Земля Халяб
Как в былые дни, караван шел неторопливо и величественно. Мы погрузились в мягкую предрассветную тьму. На этот раз я не искал поэтического вдохновения, а желал заглушить болезненные воспоминания о тюрьме и сожаление о потерянных годах. Я познакомился с новыми попутчиками – это было молодое поколение купцов. Они были так же деловиты, так же приумножали доходы. И богатство доставалось тому, кто рисковал, мечтатели же оставались в тени. Я вспомнил свои прежние поражения: час, когда я покинул Родину, плач по Халиме, час изгнания из Машрика и слезы по Арусе, час прощания с Хирой и скорбь по утраченному счастью и молодости.
Обернувшись в сторону востока, я увидел, как он переливается цветом алой розы, как восходит солнечный диск, и так было все эти двадцать лет. Пустыня казалась бескрайней, летнее солнце начинало припекать. Мы продолжали движение приблизительно месяц. На одном из привалов я спросил владельца каравана об аль-Кани бен Хамдисе.
– Приказал долго жить, – ответил тот мне.
Я спросил также о шейхе Магаге аль-Губейли, но ни он, ни кто-либо из купцов каравана не слышал о нем. Разбив лагерь в Шаме, мы приготовились войти в Халяб. К этому времени я уже восстановил подорванное здоровье, волосы и борода снова отросли. Мы продолжали движение, пока в свете последней четверти луны не увидели громадную стену. К нам подошел начальник таможни, в легкой одежде, подходящей для умеренного климата, и торжественно произнес:
– Добро пожаловать в Халяб, столицу страны Халяб, страны свободы.
Меня удивило, что куда бы я ни приезжал, везде слышал это проклятое слово, и то, что в его словах не слышалось ни скрытой, ни явной угрозы. Я обратился к владельцу каравана:
– Первая страна, где пришельцев встречают без угроз.
Он рассмеялся:
– Это земля свободы, но чужестранцу желательно самому позаботиться о своей безопасности.
Я был единственным, кого повели в гостиницу для приезжих. При лунном свете достопримечательности города во всем их внушительном великолепии выглядели как-то особенно. В свете факелов во все стороны плыли многочисленные паланкины, несмотря на то, что оставалось совсем недолго до смены ночного караула. Вход в гостиницу имел квадратную форму, а с потолка свисали слепящие глаза светильники. Здание гостиницы казалось огромным и высоким, богатым и геометрически правильным. Комната удивила меня окрашенными в голубой цвет стенами, пушистым ковром и высокой медной кроватью, застеленной расшитыми покрывалами, которые у меня на Родине можно было увидеть исключительно в домах аристократов. Все это красноречиво свидетельствовало о культуре несомненно более высокого уровня, чем цивилизация Хиры. Я постоянно ловил себя на мыслях, где и как живет сейчас Аруса. Не успел я погрузиться в воспоминания, как ко мне вошел мужчина средних лет в голубом пиджаке и коротких светлых брюках. Он сказал, улыбаясь:
– Кальшам, хозяин гостиницы.
Я представился, и он вежливо меня спросил:
– Чем могу быть вам полезен?
– Перед сном мне ничего не хочется. Только скажите, сколько стоит комната?
– Три динара за ночь, – улыбнулся он.
От этой цифры я пришел в ужас, отметив про себя: здесь все настолько дышит свободой, что даже цены ничто не сдерживает. По привычке я заплатил за десять ночей вперед.
Я опустился на кровать, ощутив мягкость, которой я не знал с тех пор, как покинул дом. Проснулся рано. Мне в комнату принесли завтрак – хлеб, молоко, сыр, масло, мед и яйца. Меня поразило как обилие, так и отменный вкус поданных блюд. Еще больше я убедился в том, что нахожусь в новом, необыкновенном мире. Движимый тоской, нетерпением и надеждой на случайную встречу с Арусой, я вышел из комнаты, чтобы завершить игру с судьбой. Кальшам встретил меня у выхода и сообщил:
– Для осмотра достопримечательностей путешественникам предоставляются паланкины.
Немного подумав, я ответил:
– Я хочу пойти один, а там как получится.
С первой же секунды у меня возникло ощущение, будто в этом большом городе человек растворяется в безвестности. Перед гостиницей находилась просторная площадь, по периметру которой располагались здания и магазины. Вдалеке через реку был перекинут мост, ведущий к площади поменьше, от которой расходились бесконечные проспекты с домами и деревьями по обеим сторонам. Куда же направиться? Где может быть Аруса? Как мне идти без провожатого? Ноги сами повели меня по свободному маршруту в свободной стране. На каждом шагу, что бы ни попадалось мне на глаза, все вызывало восхищение. Ряды зданий, дома, дворцы, лавки, выставляющие бесчисленное разнообразие товаров, – их как песчинок в пустыне. Мастерские, торговые дома, развлекательные заведения, множество разнообразных цветников и газонов, непрерывные потоки женщин, мужчин, паланкины богачей и чиновников, а также люди победнее, которые, однако, выглядели намного лучше, чем беднота Хиры и Машрика. На каждой улице обязательно был конный полицейский. Одежды мужчин и женщин отличались разнообразием и были не лишены красоты и элегантности. Впечатляла как скромность, так и распущенность, граничащая с наготой. Степенность и серьезность соседствовали с весельем и простотой. Казалось, я впервые встречал людей, осознающих собственную индивидуальность и свою значительность. Но на что я надеялся, пытаясь случайно встретить Арусу в этом бурлящем безбрежном море? Устав от ходьбы, я присел отдохнуть в парке. Все это время я чувствовал, что поиски еще и не начинались, и пожалел, что не нанял паланкин для путешественников, как советовал Кальшам.
Мне довелось стать очевидцем двух исключительных событий. Первое – происшествие в общественном парке. Я увидел полицейских, допрашивающих несколько человек, и позже выяснилось, что в углу парка садовник обнаружил труп убитой женщины. Такого рода преступления случаются где угодно. Второе, что действительно вызвало мое удивление и заставило разволноваться, так это шествие мужчин и женщин, выкрикивающих свои требования, тогда как следовавшие за ними полицейские не поддерживали их, но и не преследовали. Я вспомнил демонстрации, свидетелем которых был у себя на Родине, – люди шли подать Султану жалобу на рост налогов и свое бедственное положение. Это же шествие требовало признать законность нетрадиционных сексуальных отношений! Я не мог поверить своим глазам и ушам и лишний раз убедился в том, что нахожусь в странном мире и бездонная пропасть отделяет меня от них. Страх перед неизвестным охватил меня. Приближался полдень, было страшно жарко, тем не менее лето Халяба было вполне сносным. Я шел, размышляя о том, как мне вернуться в гостиницу, как вдруг громкий голос возвестил:
– Аллах акбар!
Сердце встрепенулось, в груди разлилось тепло. Боже мой, это же азан! Это муэдзин призывает на молитву! Неужели Халяб мусульманская страна?! Я бросился на звук голоса и бежал, пока в конце улицы не обнаружил мечеть. Четверть века я не слышал этого призыва и не видел того, что предстало передо мной. Я рождался заново, будто впервые открывал для себя Бога. Я вошел в мечеть, совершил омовение и, встав в ряд, с огромной радостью в душе и слезами на глазах начал читать полуденную молитву. По окончании молитвы люди стали расходиться, я же стоял пригвожденный к своему месту, пока в мечети, кроме меня и имама, никого не осталось. Я поспешил к нему навстречу, обнял его и горячо расцеловал. Имам воспринял мои эмоции спокойно, задумчиво улыбаясь, потом тихо произнес:
– Добро пожаловать, чужестранец.
Мы присели недалеко от михраба и представились друг другу. Он назвался шейхом Хамадой аль-Сабки, коренным жителем Халяба. Я говорил, прерывисто дыша, голос мой дрожал:
– Не мог себе представить, что Халяб – исламское государство.
– Халяб не исламское государство, – спокойно произнес он.
Прочитав удивление на моем лице, он добавил:
– Халяб – свободное государство, в нем представлены все конфессии. Есть мусульмане, христиане, буддисты, имеются даже атеисты и язычники.
Мое удивление только возросло, и я спросил:
– Как так сложилось, владыка?
– Изначально мы были язычниками, потом свобода дала возможность каждому желающему молиться согласно его верованиям. Все жители разделились по религиям. Язычников осталось мало, да и то в отдельных оазисах.
Мое любопытство усиливалось:
– Какой религии придерживается государство?
– Государству нет дела до религии.
– Как же тогда уживаются секты и основные конфессии?
– Взаимодействие на основе всеобщего равенства, – просто ответил он.
Я не поверил:
– И это всех устраивает?
– Каждая конфессия внутри сохраняет собственные традиции. Общественные отношения строятся на уважении. Ни для одной из конфессий нет исключения, даже если к ней принадлежит глава государства. К слову сказать, нынешний глава – язычник.
Удивительное, необыкновенное государство! Я задумался и сказал:
– О такой свободе я никогда не слышал. Дошел ли до вас, владыка, слух о демонстрации, требующей официального признания прав сексуальных меньшинств?
– Среди них есть и мусульмане! – улыбаясь, сказал имам.
– Наверняка они подвергаются наказанию в своей общине.
Шейх снял чалму, потер лоб, вернул чалму на место и сказал:
– Свобода – священная ценность для всех, в том числе и для мусульман.
Я не согласился:
– Но такая свобода переходит нормы, допустимые исламом.
– Для ислама Халяба свобода священна.
– Если бы Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) воскрес сегодня, не осудил бы он эту сторону вашего ислама? – едва сдерживая раздражение, спросил я.
Он ответил вопросом на вопрос:
– Если бы Пророк (да благословит его Аллах и приветствует) воскрес сегодня, не осудил бы он ваш ислам от начала до конца?
Эх… Этот человек был прав. Его вопрос поставил меня на место.
– Я много путешествовал по мусульманским странам, – сказал имам.
– Ради этого и я отправился в путь, шейх Хамада, – вздохнул я. – Захотелось увидеть свой дом издалека, увидеть Родину глазами других стран. Но едва ли я смогу рассказать что-нибудь стоящее.
– Ты поступил правильно, – одобряюще сказал шейх. – Да пошлет Аллах тебе удачу. Ты многому научишься в нашей стране.
Меня снова охватило любопытство путешественника:
– Если позволите, давайте не упустим возможность и обменяемся мнениями. Просветите меня, каков порядок управления в этом удивительном государстве?
– Это уникальная система, – отвечал шейх Хамада. – Такой вы не видели нигде. И то, что еще предстоит увидеть, также нигде не встретите.
– Даже в стране Габаль?
– Я ничего не знаю о стране Габаль, чтобы сравнивать. Что тебе следует знать, так это то, что избираемый глава нашего государства должен отличаться высокой моралью, быть серьезным ученым и гибким политиком. Он правит десять лет, а когда уходит в отставку, его место занимает Верховный Судья. Затем проводятся новые выборы, в которых участвуют отстраненный глава и новые претенденты.
– Превосходная система! – воодушевленно воскликнул я.
– Заслуга мусульман состоит в том, что они были первыми, кто ввел эту систему. При главе государства работает совет экспертов по различным вопросам, которые помогают ему составить мнение.
– И слово совета имеет силу?
– При несовпадении мнений их всех отстраняют и проводят новые выборы в экспертный совет.
– Великолепная система! – похвалил я.
Шейх Хамада аль-Сабки продолжал свой рассказ:
– Что касается сельского хозяйства, промышленности и торговли, то ими занимаются способные к этому граждане.
Вспомнив некоторые из увиденных сцен, я сказал:
– Поэтому есть и богатые, и бедные.
– Есть также и бездельники, и воры, и убийцы!
Я недвусмысленно улыбнулся:
– Да, только Господь Бог совершенен.
Он серьезно произнес:
– Но мы многого добились на пути к совершенству!
– Если бы вы еще придерживались норм шариата!
– Можно подумать, вы их придерживаетесь!
– Это правда, они не выполняются, – заключил я.
– Здесь придерживаются и духа, и буквы Закона.
– Но государство, как мне кажется, должно заботиться о безопасности и защите.
– А также заниматься общественными делами, которые отдельным людям не под силу: разбивать парки, строить мосты, открывать музеи, бесплатные больницы, доступные школы для одаренных детей из бедных семей. Однако по большей части деятельность организуют сами граждане.
Я глубоко задумался, потом спросил:
– Наверное, жители Халяба считают себя счастливейшим из народов?
Он, посерьезнев, покачал головой:
– Это относительное суждение, шейх Кандиль. Нельзя утверждать с полной уверенностью, ведь, помимо богатых, есть еще и бедняки, и преступники. Наша жизнь не такая уж и безоблачная из-за взаимных конфликтов с Хирой на юге и государством Аман на севере. Наша уникальная цивилизация под угрозой и может быть уничтожена одним сражением. Даже победа может привести ее к закату, так как потери сломят нас. И потом, столкновения на религиозной почве не всегда заканчиваются миром.
Он спросил меня о маршруте моего путешествия, и я вкратце поведал ему все, что произошло со мной после того, как я покинул родной дом. Моя история опечалила шейха, и он пожелал мне успеха:
– Советую тебе воспользоваться паланкином для путешественников. В столице достопримечательностей гораздо больше, чем ты сможешь обойти. У нас много и других городов, заслуживающих внимания. Что же касается вероятности отыскать здесь Арусу, то легче найти Габаль.
Я сказал с сожалением:
– Это я хорошо понимаю, но у меня есть еще одна просьба – хотелось бы встретиться именно с мудрецом Халяба.
– О ком ты говоришь? – удивился он. – В Машрике один мудрец, в Хире тоже один, в научных же центрах Халяба их море. И у каждого из них ты сможешь узнать все, что пожелаешь, и даже больше.
Поблагодарив его за беседу и информацию, я поднялся со словами:
– Мне пора уходить.
Но он не отпустил меня просто так:
– Пообедай с нами в моем доме.
Я с удовольствием принял приглашение как возможность увидеть жизнь Халяба изнутри. Примерно через четверть часа мы оказались на тихой улочке с цветущими по обе стороны акациями. Вошли в красивое здание. Имам жил на втором этаже. Поскольку я не сомневался, что имам принадлежит к среднему классу, то роскошь его гостиной свидетельствовала об общем высоком уровне жизни в Халябе.
Я столкнулся с необычными традициями, которые у нас посчитали бы противоречащими исламу. Меня встретили жена имама, его дочь и два сына. Обедать мы сели за один стол, и нам даже подали бокалы с вином. Это был другой мир и другой ислам. Меня смущало присутствие его жены и дочери. Став взрослым, я не садился обедать с женщиной, и даже моя мать не была исключением. Я оказался в неудобном положении, мне было попросту неловко. К бокалу с вином я не притронулся. Шейх сказал с улыбкой:
– Оставьте его, пусть делает, как знает.
– Я вижу, вы разделяете мнение Абу Ханифы, – сказал я.
– Для нас в этом нет необходимости, – ответил он. – В богословских вопросах у нас – свобода мнений. Выпиваем согласно традициям и по настроению, но никогда не напиваемся допьяна.
Его жена занималась хозяйством, а дочь Самия работала детским врачом в большой больнице. Оба его сына готовились стать учителями. Несдержанность, с которой дочь и мать вмешивались в разговор, поразили меня больше, чем непристойность Машрика. Разговаривали они раскрепощенно, смело и открыто, наравне с мужчинами. Самия расспрашивала меня о том, как живут в стране ислама и какую роль у нас играют женщины. Когда я описал ей все как есть, она не удержалась от критики и привела в пример роль женщины при жизни Пророка.
– В ваших руках ислам зачахнет, – сказала она. – А вы будете молча на это смотреть.
Ее юная красота произвела на меня сильное впечатление, тем более что я давно уже был лишен общения с женщиной и начинал стареть. Имам рассказал им кое-что из моей жизни – о моем путешествии и о том, какие цели стоят передо мной, закончив словами:
– Он не сдается ни при каких обстоятельствах.
– Вы достойны восхищения, – обратилась ко мне Самия.
Я был растроган до глубины души. После полудня мы совершили общую молитву во главе с имамом, что заставило меня еще больше задуматься. Я ушел, но они остались у меня в сердце. По дороге я затосковал по оседлой жизни, теплу и любви. Где искать Арусу? Где искать страну Габаль? Молодость прошла в подземелье. Когда же я остановлюсь, создам семью и обзаведусь потомством? До каких пор буду метаться в разные стороны?
На следующий день я нанял паланкин, в котором объехал главные достопримечательности столицы, центры образования, крепости, крупнейшие производства, музеи и старинные кварталы. Проводник рассказал, что люди различных вероисповеданий разыгрывают жития святых в мечетях, церквях и храмах. Я изъявил желание увидеть житие нашего Пророка (да благословит его Аллах и приветствует). Меня отвезли в самую большую соборную мечеть города. Я сел среди зрителей, и во дворике мечети начало разворачиваться представление о жизни Пророка. Я увидел Мухаммеда, его сподвижников и неуверовавших, изображение которых само по себе посчитал дерзостью на грани безбожия. Но я должен был посмотреть все, о чем стоило бы написать. Сильное впечатление на меня произвел человек, который очень правдоподобно исполнял роль Пророка. Это зрелище растрогало меня больше, чем все, увиденное мною ранее. Про себя я подумал:
– Что действительно меня удивляет, так это чистота и искренность веры этого народа.
Чтобы укрепить нашу дружбу, я пригласил имама с семьей на обед в гостиницу. Шейх сказал:
– Устрою тебе встречу с мудрецом, который занимает высокое положение. Его зовут Мархам Халябский.
Я поблагодарил его за участие, и мы приятно провели вместе время, так что сердце мое билось от радости и веселья. На следующее утро я вышел из комнаты, чтобы отправиться к мудрецу, однако увидел, что у входа в гостиницу собралось большое число постояльцев, участвующих в оживленной дискуссии.
– Стало известно, что один из полководцев Хиры восстал против короля, но потерпел поражение и сбежал в Халяб.
– Хочешь сказать, сейчас он в Халябе?
– Говорят, он остановился в одном из оазисов.
– Король Хиры требует его ареста и выдачи, вот что важно.
– Однако это противоречит статьям Закона.
– Поэтому его требование отвергли.
– Кончится ли на этом?
– Ходят слухи о войне.
– А что если страна Аман, воспользовавшись ситуацией, нападет на Халяб?!
– Тогда пиши пропало…
Меня, гонимого войнами из одной страны в другую, охватил страх. Я собрался было идти к мудрецу, но ужаснулся, увидев, что площадь заполнена многочисленными демонстрациями, как будто все они сговорились выйти одновременно. Я вынужден был остаться у входа в гостиницу, с удивлением присматриваясь и прислушиваясь. Одни требовали выдачи сбежавшего полководца. Другие угрожали любому, кто его выдаст. Третьи выступали за объявление войны Хире. Четвертые призывали сохранить мир любой ценой. Я растерянно пытался понять, как может справиться правитель со всеми этими противоречиями? Дождавшись, пока площадь опустеет, я со всех ног бросился к дому мудреца Мархама, но все равно добрался туда на целый час позже назначенного времени. Он принял меня в роскошной комнате, обставленной диванами и креслами, а на полу были разбросаны подушки. Мудрец оказался высоким и стройным человеком лет шестидесяти, седовласым и с седой бородой, в легкой голубой накидке. Мои извинения были приняты, он поздоровался, а затем спросил:
– Вы предпочитаете сидеть на креслах или подушках?
– На подушках удобнее, – улыбнулся я.
Он рассмеялся:
– Вот такие вы, арабы. Уж я вас знаю, я был в вашей стране, изучил ваши привычки.
Я смущенно сказал:
– В своей стране я не ученый и не философ, просто люблю знание, ради него и отправился в это путешествие.
Он тихо, ободряюще сказал:
– Одно это уже похвально. Какова цель вашего путешествия?
После глубоких раздумий я ответил:
– Побывать в стране Габаль.
– Я не знаю никого, кто бы там побывал или написал о ней.
– Разве вам никогда не приходила мысль однажды поехать туда?
– Кто верит в свой разум, может обойтись без всего, – улыбнулся он.
Я добавил:
– Страна Габаль – не конечная моя цель. Я мечтаю вернуться и принести пользу своей стране.
– Желаю вам удачи.
Я сказал, извиняясь:
– На самом деле я пришел сюда слушать, а не говорить.
– Есть вопрос, который не дает вам покоя?
Я сказал, волнуясь:
– Жизнь каждого народа, как правило, открывается посредством одной основной идеи.
Он сел ровно и произнес:
– Поэтому ищущие знания, подобные вам, и спрашивают нас: как устроена ваша жизнь?
– Устройство вашей жизни не может не вызывать такого вопроса.
– Ответ прост: мы сделали ее сами.
Я слушал его молча и сосредоточенно. Он продолжал:
– Здесь нет заслуги Всевышнего. Наш первый мыслитель верил, что цель жизни – свобода. Именно он первым призвал к свободе, и этот призыв передавался из поколения в поколение.
Он улыбнулся, помолчал, чтобы его слова запали мне в душу, и продолжил:
– Следовательно, любое стремление к свободе считалось добром, а ее ограничение – злом. Мы ввели такой режим управления, который избавил нас от произвола. Чтобы избежать бедности, мы превратили труд в святыню. Чтобы изгнать невежество, мы изобрели науку. И так далее… И так далее… Это длинный путь, и конца ему не видно.
Я запоминал каждое его слово, он же продолжал говорить:
– Путь к свободе не был легким, он дался нам потом и кровью. Мы были заложниками иллюзий и произвола. Из нашей среды выдвигались первопроходцы, летели головы, разгорались революции, начинались гражданские войны. В конце концов победила свобода, победило знание.
В восхищении я склонил голову, а он перешел к критике и высмеиванию устройства Машрика и Хиры. Так же был поднят на смех порядок в государстве Аман, где я еще не бывал. Даже государство ислама попало на его острый язык. Заметив, как я переменился в лице, он замолк. Затем произнес извиняющимся тоном:
– Вы не приемлете свободного мнения?
Я спокойно ответил:
– В определенных границах.
– Простите, но вам следует пересмотреть свои взгляды.
– В вашей стране есть и бедняки, и извращенцы, – стал защищаться я.
Он заговорил воодушевленно:
– Свобода есть ответственность, с которой умеют обращаться только способные. И не все жители Халяба входят в их число. Слабым не место среди нас.
– Разве милосердие не является такой же ценностью, как свобода?! – вскипел я.
– Это твердят люди различных вероисповеданий, те, кто поощряет слабость. Для меня же такие слова, как милосердие и справедливость, не имеют смысла. Ведь сперва нам придется договориться о том, кто заслуживает жалости, а кто справедливости.
– В этом я абсолютно с вами не согласен.
– Знаю.
– Вы как будто приветствуете войну?
Он дал прямой ответ:
– В том случае, если она даст больше свобод. Я ни на долю секунды не сомневаюсь в том, что наша победа над Хирой и Аманом принесет счастье их народам. В этом смысле я поддерживаю понятие священной войны в исламе.
Я попытался изменить его понимание священной войны как агрессии, но он пренебрежительно махнул рукой:
– Вам даны великие принципы, но у вас не хватает смелости признать их!
Я спросил:
– Какой веры вы придерживаетесь, мудрец Мархам?
– Религии бога Разума и посланника его Свободы! – улыбнулся он в ответ.
– И остальные мудрецы тоже?
– Мне хотелось бы так думать, – усмехнулся он.
Он принес мне две книги – Закон Халяба и другую, собственного сочинения, под названием «За гранью возможного».
– Прочитай эти книги, и ты постигнешь действительность Халяба, – сказал он.
Я поблагодарил его за щедрость и отдельно за гостеприимство, попрощался и вышел. Обедал я в гостинице. Все кругом говорили о войне. После обеда я пошел в мечеть и участвовал в молитве, на которой предстоял шейх Хамада аль-Сабки. Он пригласил меня поговорить с ним, и я с радостью согласился. Неожиданно он спросил меня с улыбкой:
– Нашел Арусу?
Я серьезно ответил:
– Мысль вновь обладать Арусой – что может быть бессмысленнее и иллюзорнее?
– Да, это верно, – согласился он с моими словами.
После недолгого молчания шейх спросил:
– Продолжишь путь с первым же караваном?
– Нет, я хочу задержаться еще на некоторое время, – неуверенно ответил я.
– Отличное решение, особенно в свете новых обстоятельств. Король Хиры запретил движение караванов между Хирой и Халябом в ответ на наш отказ выдать сбежавшего полководца.
Это удивило и обеспокоило меня.
– Крупные землевладельцы, промышленники и торговцы возмущены. Они собрались на внеочередную встречу с правителем и требуют объявления войны, – сказал шейх.
Я спросил озабоченно:
– А какова позиция Амана?
– Ты говоришь как житель Халяба. Конфликт между Халябом и Аманом из-за владения несколькими источниками воды в пустыне, что лежит между нами, не прекращается. Чтобы они ни думали о предательстве, в ближайшее время спор завершится в пользу Амана.
– Я иностранец. Предвестники войны так и кружат надо мной, – не успокаивался я.
– Лучшее, что можно сделать, – это остаться в Халябе. Если твое пребывание здесь затянется, у тебя хватит средств открыть прибыльное дело.
К каравану я не присоединился, хоть и жалел – ведь он мог быть последним идущим в Аман. Я привязался к Халябу из-за его атмосферы чистоты и надежд, которые я связывал с некоторыми его жителями. Я проводил время, осматривая достопримечательности и общаясь с семьей шейха Хамады аль-Сабки. Аруса оставалась для меня все так же недосягаема, как звезды на небе.
Жизнь каждого дня была теперь заполнена мыслями о войне. Многим не нравилось то, что Аман получил привилегии, не пролив при этом ни капли крови. Управляющий гостиницей сказал, нахмурившись:
– Мы пожертвовали источниками воды, а Аман нас предал.
Нервы у всех были напряжены до предела, и я поддался всеобщей панике. Мне становилось страшно в те редкие часы, что я проводил в одиночестве в гостинице, когда не бродил по городу и не находился в кругу семейства аль-Сабки. Я жаждал спокойствия и равновесия. Когда Халяб объявил войну Хире и послал туда свое войско, мне стало еще хуже, и я бросился лихорадочно искать безопасное пристанище. Люди говорили о войне, сравнивали силы обеих сторон, просчитывали их возможности. Я же сосредоточился на поисках стабильности. Забыл обо всем, только эта близкая цель стояла перед глазами. Словно я участвовал в гонке, будто кто-то преследовал меня. Открытость Самии и атмосфера в ее семье, восхищение девушки моим путешествием и ее сочувствие моему долгому страданию побуждали меня к решительному шагу, и я сказал себе: она само совершенство, без нее мне нет жизни. И обратился к имаму:
– Я положился на Аллаха и принял решение жениться.
– Ты нашел Арусу? – поинтересовался шейх.
– С ней покончено, – смутился я.
– На кого же пал твой выбор?
– Я пришел в ваш дом, – спокойно ответил я.
Шейх встретил мои слова улыбкой и спросил:
– Собираешься жениться как путешественник или оседлый житель?
Я откровенно ответил:
– Моя мечта никуда не исчезла.
– Все зависит от ее желания. Почему бы тебе самому с ней не поговорить?
Я засмущался:
– Будет лучше, если от моего имени это сделаете вы.
Он сказал понимающе:
– Пусть будет так. Я могу войти в твое положение.
На следующий день я получил ответ. Я страстно желал, и мне ответили согласием. Вскоре я снял квартиру на той же улице, и мы вместе ее обставили. Церемония бракосочетания прошла скромно, как и полагается в военное время. Мы начали семейную жизнь в собственном доме. Сердце радовалось, я уже почти обрел равновесие. С войны приходили ободряющие вести, но в сердцах многих поселилась печаль, а цены на все товары взлетели до небес. Шейх Хамид аль-Сабки предложил мне совместно вести дела в лавке древностей и ювелирных украшений. Я охотно принял его предложение. Нашими компаньонами стали два брата-христианина, которые держали магазин на гостиничной площади. От меня требовалось весь день находиться с ними в лавке. Впервые в жизни я принялся трудиться с таким усердием. В то же самое время Самия работала в больнице.
– Ты должен остаться в Халябе насовсем. Если хочешь, закончи свое путешествие и возвращайся сюда, – сказала она мне однажды.
Так же откровенно я ответил ей:
– Я думал вернуться домой, чтобы издать свои записи, а позже можно поселиться и здесь.
– В таком случае я поеду вместе с тобой на твою Родину, и мы вместе вернемся. Что касается того, где осесть, то такой цивилизации, как халябская, ты не найдешь.
Сомневался я недолго:
– Похоже, моя нынешняя работа будет приносить нам достаточный доход. Не думаешь ли ты оставить работу в больнице?
Она сладко засмеялась:
– В нашей стране труд священен как для мужчин, так и для женщин. Отныне тебе следует мыслить как жителю Халяба.
Я с нежностью прильнул к ее животу и сказал:
– Ты рассуждаешь как мать, Самия!
Она весело отвечала:
– Ты угадал.
Ее беременность стала заметна, когда лето перелистнуло последнюю страницу. Подул осенний ветерок, принесший с собой влагу и тень облаков. Каждый день я открывал для себя что-то новое в мире моей любимой жены. Она была гордой, но без заносчивости, легко вступала в спор, была искренне верующей, и я распахнул ей свое сердце.
Больше всего за время моего путешествия меня поразил ислам Халяба, внутреннюю и внешнюю стороны которого раздирали противоречия. Самия сказала мне:
– Разница между вашей и нашей религией заключается в том, что наш ислам допускает свободу толкования, а ваш не дает человеку самостоятельно мыслить, а следовательно, не основывается на разуме.
Ее слова заставили меня вспомнить уроки старого учителя. Ее женская сущность влекла меня, красота пресыщала скрытые инстинкты, прелести грубо вытесняли из сознания все остальное. И вместе с тем личность Самии была настолько сильна и честна, что не могла раствориться в красоте зрелой женщины. Я столкнулся лицом к лицу с блестящим умом, просвещенным взглядом и исключительной добродетелью. Я убедился, что во многих отношениях она превосходит меня, и мне это не нравилось, поскольку в женщине я видел лишь удовольствие. К моей страсти примешивались опасение и страх. Однако реальность требовала приспособиться к новой ситуации и где-то уступать, чтобы сохранить то счастье, которое мне было даровано. Про себя я думал:
– Это чудо, что она полностью отдает мне себя! Мне повезло.
Однажды я сказал ей, скрывая внутренние страхи:
– Ты, Самия, бесценное сокровище.
Она искренне ответила:
– А я очарована, Кандиль, образом путешественника, который жертвует своей безопасностью ради правды и добра.
Она напомнила о моих забытых было планах, пробудила от сладкого сна, где были любовь, отцовство и цивилизация. Словно очнувшись от спячки, я произнес:
– Я буду первым, кто напишет о стране Габаль.
Она засмеялась: