Текст книги "Эхнатон, живущий в правде"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Бенто

Бенто был личным врачом Эхнатона. Когда я встретился с ним, он продолжал исполнять обязанности личного врача фараона во дворце Тутанхамона. Этому человеку благородной внешности с явными следами нубийского происхождения было шестьдесят лет. Подходя к его прекрасному дворцу в центре Фив, я ожидал увидеть впавшего в маразм старика с тихим голосом, но он оказался очень бодрым и энергичным. Его одежда говорила о безупречном вкусе. Бенто собрался с мыслями и приступил к рассказу.

Сегодня Эхнатона называют не иначе как «этот еретик». Но что бы о нем ни говорили, при одном звуке его имени моя душа вновь наполняется любовью. Каким человеком он себя сделал! Неужели Эхнатон действительно жил среди нас? Неужели действительно посвятил свою жизнь любви? Если так, то почему он оставил после себя столько злобы и ненависти? Когда я думаю о нем, то вспоминаю, сколько волнений он причинял всем в детстве. Великая царица часто спрашивала меня:

– Бенто, почему Эхнатон такой хрупкий?

Я помню, что терялся в поисках ответа. Никакой конкретной болезнью он не страдал, но был слабым и худеньким. В отличие от своего брата Тутмоса, он становился жертвой любой хвори. Не любил физических упражнений и страдал отсутствием аппетита. Часто я молился покровителю врачей Тоту [38]38
   Тот – бог Луны, мудрости, письма и счета. Изображался человеком с головой ибиса, часто с кистью для письма и палитрой в руках; кроме ибиса, его символом был также павиан.


[Закрыть]и просил дать мне совет, как быть с Эхнатоном. Но все мои попытки оказывались тщетными. Амулеты Тота на него никакого влияния не оказывали, а травы, освященные самой Исидой [39]39
   Исида – одно из главных божеств египетского пантеона, богиня супружеской верности, материнства и плодородия, покровительница мореплавателей, сестра и жена Осириса, мать Гора, дочь богини неба Нут и бога земли Геба. Отождествлялась с планетой Венера. Изображалась женщиной, кормящей грудью своего сына Гора; женщиной с рогами и солнечным или лунным диском между ними; коровой с диском Солнца или Луны между рогами.


[Закрыть], не приносили пользы его щуплому телу. Когда задул хамсин [40]40
   Хамсин – сухой южный ветер, дующий в течение примерно 50 дней в сезон засухи (27 марта – 26 июля), время сбора урожая.


[Закрыть], Эхнатон заболел и заразил своего брата. Я очень боялся за них обоих. Они лежали в одной комнате. Царица сказала мне:

– Посмотри, Бенто, у них желтые лица, а животы как каменные. Никто из них не облегчался уже несколько дней.

Я тщательно осмотрел их.

– У них жар и вздутие живота. Дайте им питье, очищающее внутренности. Потом добавьте в солодовую закваску немного муки и оставьте смесь на ночь. В течение четырех дней это будет их единственной едой.

Не прошло и четырех дней, как крепкий Тутмос умер, а его слабенький брат выжил. Эхнатон бродил по дворцу, горевал и искал брата.

– Ты дал Тутмосу умереть, – сказал он, увидев меня. Потом посмотрел на своего отца и продолжил: – Когда я стану фараоном, то убью смерть.

– Может быть, однажды Тутмос вернется? – спросил он меня в другой раз.

– Эхнатон, благодари богов, которые не забрали твою душу, ибо мертвые не возвращаются. Все мы умрем в свое время, – ответил я.

– Почему? – не отставал он.

– Эхнатон, – мягко сказал я, – вспомни песню которую ты пел со своим братом:

 
Любимые уходят от нас,
Оставляя на память одни слова.
Скорбящие, не плачьте понапрасну,
Ибо Осирис глух к мольбам
И просьбам вернуть ушедшего.
 

Грусть долго была его единственным товарищем; мне казалось, что царевич оплакивал брата сильнее, чем его мать. Однажды во время лечения он сказал:

– К чему наши усилия, если мы все равно умрем? – улыбнулся и продолжил свое дело. Он сказал: – Ты улыбаешься так, словно сам бессмертен.

Чтобы отвязаться от него, я ответил:

– Спроси своего наставника Эйе.

– Эйе знает не больше твоего, – мрачно ответил он.

Зрелость ума этого тщедушного мальчика произвела на меня сильное впечатление. Я внимательно следил за ростом его духа и восхищался. Мало кто знал, что у Эхнатона было одно потрясающее свойство: он умел преодолевать любое препятствие на своем пути. Физическую слабость он компенсировал необычайным упорством. Он почти не спал. Постоянно молился как жрец и читал как мудрец. Без устали задавал вопросы или вел философские диспуты. Я часто гадал, что готовит судьба ребенку, который однажды сядет на трон своих предков. Его отец, царь Аменхотеп III, так переживал, что однажды признался мне:

– Этот мальчик достоин чего угодно, только не трона.

Однажды я заметил, что он сердито смотрит на отца.

– Ты развит не по годам, – сказал я ему, – но пока не в состоянии понять величие твоего отца.

Он с досадой ответил:

– Я не могу видеть, как он жрет!

Ему внушали отвращение люди, испытывавшие плотские желания. Я привык считать, что здоровый дух может жить только в здоровом теле, но Эхнатон доказал, что верно и обратное. Он научил меня тому, что душа может вдохнуть в слабое тело силу, которая находится за гранью его физических возможностей.

– Ты уделяешь такое внимание телу, что складывается впечатление, будто ничего другого у человека нет, – говорил он. – Тело – всего лишь скорлупа, греховная и несовершенная. Оно может упасть и разбиться после единственного укуса насекомого. Но душа бессмертна. – А потом он воскликнул так, словно начисто забыл о моем существовании: – Не знаю, чего именно я хочу, но знаю, что изнываю от желания. О, как мучительна эта долгая ночь!

Он молча сидел в темноте, дожидаясь рассвета, а когда тот наступал, сиял от счастья. Так продолжалось до тех пор, пока он не услышал голос Единственного Бога, прозвучавший с первыми лучами солнца. Тогда я понял, что Эхнатон – не нежный весенний ветерок, а зимняя буря. С тех пор Фивы не знали покоя.

Меня вызвали царь с царицей.

– Бенто, что значит этот голос, который он слышал? – спросила Тийя.

Я развел руками.

– Государыня, наверно, мудрец Эйе сумеет лучше ответить на ваш вопрос.

– Царица спрашивает тебя как врача, – сурово промолвил фараон.

– Ваше величество, умственно он абсолютно здоров, – чистосердечно ответил я.

– Значит, он издевается над нами?

– Это самый серьезный человек на свете.

– Выходит, объяснения у тебя нет?

– Вы правы, ваше величество.

– Значит, по-твоему, он в своем уме? – нахмурившись, спросил царь.

– Да, ваше величество.

– Это мог быть голос какого-нибудь злого духа?

– Нужно растолковать его слова. Только они содержат ответ на ваш вопрос.

Он сердито воскликнул:

– Ответом будет буря, которая обрушится на нас, когда его дурацкие речи услышат жрецы!

Когда Эхнатон женился на Нефертити, все надеялись, что он умерит свой религиозный пыл и увидит окружающий мир в более реальном свете. Но его жена тоже оказалась жрицей. Они вместе шли по пути Единственного и Единосущего. Никакая сила на земле не могла остановить их. Аменхотеп III умер, и его место занял Эхнатон, общавшийся с Единственным Создателем. Мы знали, что в его царствование случится что-то очень важное, но боялись предсказывать, что это будет. Как и всем остальным, мне предложили выбор: либо принять его веру, либо покинуть дворец фараона. Я не мешкая присягнул его Богу. Мысль оказаться вдали от него была нестерпима. Кроме того, я действительно любил его Бога и втайне считал его главой богов. Но свою старую веру в других богов я сохранил, особенно в бога медицины Тота, талисманы которого использовал для лечения людских болезней. А потом появился новый город – Ахетатон, прекрасный город Единственного Бога. Мы переехали туда все вместе, радуясь и распевая торжественные гимны. Царь впал в транс; его лицо сияло от экстаза.

– О Всемогущий Бог, наконец-то мы, жалкие смертные, здесь, в твоем чистом городе! О Великий, мы входим в Твой дом, который никогда не знал иного божества, кроме Тебя!

Сначала мы были безмерно счастливы и желали быть бессмертными, чтобы жить в этом раю вечно. Каждый день я сравнивал услышанное в храме Единственного Бога с литургиями в честь старых богов и ритуалами «Книги Мертвых» [41]41
   Книга мертвых – собрание древнеегипетских религиозных текстов, которые помещались в захоронения, чтобы оградить покойника и напутствовать его в загробной жизни.
  «Книга Мертвых» составлялась начиная с периода Нового царства и до конца истории Древнего Египта. Богато иллюстрированные тексты писались на папирусе и вкладывались в пелены мумий. Часто к ним относят более ранние «Тексты пирамид» Древнего царства (27–22 вв. до н. э.) и «Тексты саркофагов» Среднего царства (21–18 вв. до н. э.). Один из основных источников по египетской мифологии. См.: Монтэ П. Египет Рамсесов: Повседневная жизнь египтян во времена великих фараонов /Пер. М. А. Коростовцева. – М.: Наука, 1989; Жак К. Египет великих фараонов: История и легенда /Пер. с фр. – М.: Наука, 1992.


[Закрыть]. Сомнений больше не было: поток божественного света наполнял нас чистой радостью. Первый порыв холодного ветра мы ощутили, когда умерла всеми любимая царевна Макетатон.

– Бенто, спаси ее. Она – любовь всей моей жизни, – умолял Эхнатон.

Когда прекрасная царевна угасла, царь и царица пролили потоки слез. Он хулил своего Бога, пока Мери-Ра не сказал:

– Не гневи Единственного своими воплями.

Но после слов верховного жреца Эхнатон заплакал еще громче. Никто не знал, от чего – то ли от горя, то ли от чувства вины. Возможно, и от того и от другого.

– Это колдовство жрецов Амона! – кричала Нефертити. Она повторяла эти слова, когда рожала очередную дочь вместо наследника престола. Эхнатон переживал тоже.

– Бенто, – спрашивал он, – ты не можешь помочь нам родить сына?

– Я пытаюсь изо всех сил, ваше величество.

– Ты веришь в колдовство жрецов?

– Вообще-то их не стоит недооценивать, – неохотно ответил я.

Царь на мгновение задумался.

– Господь все преодолеет, и Его радость наполнит вселенную. Но мы, его смертные создания, никогда не избавимся от своих мелких скорбей, – мрачно сказал он. Вера помогала ему подниматься от горя к вершинам святой правды, где его душу заливал сияющий свет Бога.

Когда напряжение внутри Египта и на его границах дошло до предела, верховный жрец Амона тайно направил ко мне своего человека.

– Тебе можно доверить спасение страны от грозящего ей злого рока? – спросил посланец, предварительно напомнив мне о клятве, данной в храме Амона.

Сразу поняв, что верховный жрец хочет воспользоваться моим положением придворного врача, чтобы убить Эхнатона, я ответил:

– Моя профессия запрещает предательство.

Встретившись с начальником полиции Махо, я попросил его усилить меры безопасности.

В первую очередь следовало установить слежку за царскими поварами.

Какое-то время Бенто молчал, отдыхая от этих утомительных воспоминаний. Я вспоминал противоречивые отзывы о сексуальности Эхнатона, но сомневался, что Бенто упомянет о ней. Все же любопытство заставило меня задать этот вопрос.

– Тело и внешность Эхнатона имели и мужские, и женские черты, – сказал он. – Но как мужчина он был способен любить и производить потомство.

У меня чесался язык задать следующий вопрос. После минутного замешательства я собрал всю свою смелость и спросил:

– Вы слышали сплетню о его связи с собственной матерью?

Бенто нахмурился и сказал:

– Конечно, слышал. Но всегда отвергал ее как злобную клевету. – Явно взволнованный, он сделал паузу, а потом продолжил: – Эхнатон был особенным человеком. Слишком хорошим для нас. Он был духовидцем и сулил людям рай, несовместимый с человеческой природой. Презирал тупиц и вызывал у них суеверный страх. Поэтому они и набрасывались на него как звери.

Обрадовавшись его откровенности, я продолжил:

– А что вы думаете о Нефертити?

– Она была великой царицей, причем по праву.

– Как вы можете объяснить ее уход от Эхнатона?

– У меня есть только одно объяснение. Она не смогла вынести сыпавшихся на них ударов, почувствовала себя беспомощной и сбежала. – Затем он продолжил рассказ:

– Трагедия подошла к ужасному концу, когда приближенные Эхнатона решили покинуть его. Я попросил Хоремхеба позволить мне остаться с царем как его личному врачу. Он ответил, что жрецы пришлют фараону своего врача, который будет о нем заботиться. Но перед уходом разрешил мне осмотреть царя в последний раз. Я тут же поспешил во дворец. Там не было никого, кроме Эхнатона, нескольких рабов и стражей, приставленных к нему жрецами.

Как всегда, царь был один, молился и негромко пел:

 
О Прекрасный Бог Прекрасного,
Благодаря Твоей любви бьются сердца
И трепещут крылья птиц.
О Господь, Ты живешь в моей душе.
Никто не знает Тебя,
Кроме Твоего сына,
Эхнатона.
 

Закончив петь, он посмотрел на меня и улыбнулся. Я отвернулся, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы.

– Бенто, как тебе удалось пройти сюда? – спросил он.

– Хоремхеб дал мне разрешение осмотреть вас перед уходом.

– Я отлично себя чувствую, – спокойно сказал он.

– Они силой заставили уйти всех преданных вам людей, – голосом, дрожавшим от чувств, сказал я.

– Я знаю, кого заставили силой, а кто предпочел уйти сам. – Улыбка не сходила с его лица.

Я наклонился и поцеловал ему руку.

– Мне больно при мысли, что вы останетесь один.

– Я не один. Храни свою веру, Бенто, – не повышая голоса, сказал он. А потом с воодушевлением продолжил: – Они думают, что мы с моим Богом разбиты. Но Он никогда не предает и не мирится с поражением.

Я так плакал, что перед уходом из дворца у меня воспалились глаза. Я был уверен, что врач, которого они пришлют, убьет самую благородную душу, которая когда-либо жила в человеческом теле. После ухода из Ахетатона я испытывал только одно чувство – чувство бесконечного одиночества.

Нефертити

Мне позволили прибыть в Ахетатон только по личному разрешению начальника полиции Хоремхеба. Вдоль всего берега Нила на коротком расстоянии друг от друга стояли посты. От порта до северного квартала города, в котором находился дворец заключенной царицы, меня сопровождал воин. Переполнявшие меня чувства были чем-то средним между грустью и восхищением. Когда-то великолепные улицы Ахетатона исчезли под кучами пыли и листьев, облетевших с чахлых деревьев. Парадные двери дворцов были закрыты, как веки заплаканных глаз. Сами дворцы рухнули, ограды упали. В садах, потерявших листву, стояли остатки деревьев, высохшие, как мумии. В городе стояла гнетущая тишина. В центре были видны руины храма Единственного и Единосущего Бога, в котором прежде звучали мелодичные священные гимны.

Когда я добрался до дальнего угла северного квартала, миновал полдень. Дворец царицы, окруженный пышной зеленью и ухоженным садом, был виден издалека. При виде открытого окна, единственного во дворце, у меня заколотилось сердце. Стояла середина осени, и Нил еще не вернулся в свои берега. Его мутно-красная вода наполняла дворцовое озеро. При мысли о том, что я достиг конца своего путешествия, мое сердце забилось еще быстрее. Можно было подумать, что единственной целью моего расследования была встреча с этой женщиной, жившей в одиночестве.

Меня провели в изящную маленькую комнату, на стенах которой были выгравированы священные тексты. В середине комнаты стояло кресло из черного дерева с золотыми подлокотниками и ножками в форме львов.

Наконец я увидел ее. Ко мне грациозно приближалось видение в просторном белом платье. Она была прекрасна и изящна. Сорок лет горя и несчастий не согнули ее спину. Я подождал, пока она не села в кресло. Потом царица жестом велела мне подойти и сесть перед ней. Красоту ее безмятежных глаз подчеркивали усталые тени. Она сказала несколько теплых слов о моем отце, а потом горько спросила:

– Как тебе понравился город света?

Я понял, что не свожу с Нефертити глаз, околдованный ее внешностью. Смутившись, я опустил взгляд и ничего не ответил.

– Наверно, ты слышал немало выдумок о нас с Эхнатоном, – сказала она – Теперь ты сможешь услышать всю правду.

– Я всегда питала страсть к истинному знанию, которую поощрял мой отец Эйе. Моя настоящая мать умерла, когда мне был всего год. Но я не ощущала потери, потому что нашла в Тей добрую и любящую мать, а не мачеху. Детство у меня было счастливое и беззаботное. Даже после того как Тей родила мою сестру Мутнеджмет, ее чувства ко мне не изменились. Она была мудрой женщиной. Сначала мы с Мутнеджмет тоже любили друг друга. Но сестра во многих отношениях уступала мне, а потому со временем начала ревновать и злиться. Но это выяснилось намного позже. Тей относилась к нам одинаково – по крайней мере, с виду. Я была ей благодарна, и когда пришло время, присвоила Тей титул матери царицы, приравнивавший ее к царевнам. Однажды отец вернулся домой со святым человеком – одним из тех, которые обладают даром видеть будущее, и тот предсказал, какая судьба ждет нас с Мутнеджмет.

– Эти девушки будут сидеть на троне Египта, – сказал он.

– Обе? – с изумлением спросил мой отец.

– Обе – подтвердил предсказатель.

Конечно, святым людям следует верить, но его пророчество казалось нам странным.

– Наверно, одна из нас будет первой, а вторая займет ее место потом! – засмеялась я.

По какой-то непонятной причине мои слова Тей не понравились.

– Может быть, забудем это пророчество и предоставим будущее богам? – резко сказала она.

Мы пытались забыть. Но оно так часто отбрасывало на нас свою тень, что в конце концов дело приняло неожиданный оборот. Пророчество сбылось буквально у нас на глазах. Я впервые услышала об Эхнатоне от отца, когда его назначили наставником наследника престола. Во время семейных сборищ отец часто рассказывал о недетской мудрости и зрелости Эхнатона.

– Эхнатон – необычный человек, – однажды сказал он. – Он критикует жрецов, богов и не верит ни в одного бога, кроме Атона.

В отличие от матери и сестры, я была заинтригована и даже захвачена услышанным. Потому что я тоже любила Атона. На меня производило сильное впечатление то, что в его владения входили и небо, и земля, в то время как другие божества обитали только во мраке храмов.

– Отец, царевич прав, – невинно ответила я.

Матери с сестрой моя реплика не понравилась. А отец с улыбкой сказал:

– Нефертити, мы готовим тебя в жены, а не в жрицы. Не стану отрицать своей любви к материнству и другим земным радостям, но правда состоит в том, что я родилась для роли жрицы. Со временем отец рассказал нам о новом Боге, Единственном Создателе. Поднялся большой шум, и царевич стал предметом злых сплетен.

– Что об этом думают царь и царица? – спросила моя мать.

– Во дворце поднялся настоящий переполох. Я не знаю, что там думают и чему верят, – мрачно ответил отец.

– Боюсь, они осудят тебя. Ты же его учитель.

– Он – их сын. Они знают, что царевич никого не слушает. Даже самых великих людей.

– Он безумен, – сказала Мутнеджмет. – Ему нельзя оставлять трон. У них есть другой наследник?

– Только больная старшая сестра.

Во время этого разговора я испытала такое сильное чувство, что едва не потеряла сознание. Царевич казался мне героем волшебной сказки, чарам которой невозможно сопротивляться. Однажды вечером я подслушала, как отец пел один из гимнов новому богу:

 
О Прекрасный Бог Прекрасного,
Благодаря Твоей любви бьются сердца
И трепещут крылья птиц.
О Господь, Ты живешь в моей душе.
 

Эти слова навсегда запечатлелись в моем сердце, и я возликовала от радости. Я повторила гимн и позволила его сладкому нектару проникнуть в мою душу. Его слова влекли меня так же, как бабочку влечет свет. И, как бабочка, я сгорела в пламени. Что за прекрасное, блаженное чувство!

– Мой Единственный Бог, – прошептала я, – я буду верить в Тебя вечно.

Потом я пошла к отцу и спела ему этот гимн.

– Ты подслушивала, – нахмурившись, сказал он.

Я пропустила его мягкий укор мимо ушей.

– Отец, что ты думаешь о голосе, который он слышал?

– Не знаю, – осторожно ответил он.

– Может быть, он лжет?

Он на мгновение задумался, а потом покачал головой.

– Царевич не лжет никогда.

– Тогда это должно быть правдой.

– Возможно, это ему приснилось, – неохотно сказал он.

– Отец, – призналась я, – я верю в Единственного Бога Создателя.

Внезапно отец побледнел.

– Берегись, Нефертити! – воскликнул он. – Храни эту тайну в своем сердце, пока я тебя от нее не избавлю!

Потом нас пригласили во дворец на празднование Хеб-Седа. Для Тей это была возможность найти дочерям выгодных женихов.

– Тебя должны увидеть в самом красивом платье, – сказала она. Но мне хотелось увидеть только одного человека – того, кто показал мне свет правды. В пышном дворцовом зале я встретила людей, с которыми позже шла по жизненному пути со всеми его радостями и горестями: Хоремхеба, Нахта, Мея и многих других. Однако в тот вечер мое сердце не видело никого, кроме Эхнатона. Когда я увидела царевича впервые, меня поразила его странная внешность. Наследник престола представлялся мне верхом совершенства, а он был тоненьким, тщедушным и вызывал скорее жалость, чем восхищение. Признаюсь, я была слегка разочарована. Но это разочарование тут же прошло. За необычной внешностью и слабым телом я увидела дух, который избрал сам Бог и вручил ему свою небесную любовь, и молча поклялась всегда хранить верность этому хрупкому созданию. Он сидел справа от отца и равнодушно наблюдал за танцами. Я не сводила с него глаз. Это не осталось незамеченным; многие видели мой интерес к царевичу. Никогда не забуду фразу, которую сказала мне Мутнеджмет, изнывая от ревности:

– Нефертити, ты нашла свою цель. Теперь ступай к ней.

Я хотела, чтобы он заметил меня. И это случилось. Он посмотрел в мою сторону, и наши взгляды встретились – впервые за вечер. Царевич был готов отвернуться, но задержался и снова посмотрел на меня. Думаю, он слегка испугался того, что на него пристально и жадно смотрит молодая женщина. Краем глаза я увидела, что за мной наблюдает царица Тийя. Мое сердце заколотилось, а мечты воспарили ввысь. Но того, что случилось потом, я не ожидала.

Я вернулась в наш дворец взволнованная и полная неясных желаний. А вот Мутнеджмет дулась.

– Я так и знала, – сказала она, когда мы пришли в свою комнату. Я спросила, что она имеет в виду, и сестра продолжила: – Он больной и безумный.

– Ты видела только его внешность и ничего не знаешь о его душе.

На следующий день отец вернулся домой и сказал, что меня хочет видеть великая царица. Эта весть ошеломила всю семью. Мы с недоумением уставились друг на друга.

– Думаю, – гордо продолжил отец, – что царица хочет назначить тебя своей фрейлиной.

Я отправилась в царский дворец в сопровождении отца. Меня провели в личный кабинет царицы с видом на сад. Я низко поклонилась. Она велела мне подняться и сесть на диван рядом с ней.

– Тебя зовут Нефертити? – спросила она. Я кивнула, и царица негромко продолжила: – Нефертити… «Красавица грядет». Что ж, ты заслуживаешь этого имени. – Я вспыхнула от радости. – Сколько тебе лет?

– Шестнадцать, государыня [42]42
  На самом деле в ту пору Нефертити, как и Эхнатону, было пятнадцать


[Закрыть].

– Ты выглядишь старше. – Она сделала паузу, а потом спросила: – Как ты думаешь, почему я послала за тобой?

– Чтобы сделать мне щедрый подарок, которого я не заслуживаю.

– Хорошо сказано, девочка, – улыбнулась она. – Ты образована?

– Я умею читать, писать, сочинять стихи, знаю историю, теологию, алгебру и домоводство, – ответила я.

– Что ты знаешь о Египте?

– Египет – мать мира, а его фараон – царь царей.

– Кто твой любимый бог? – спросила она. Я насторожилась: вопрос был задан неспроста.

– Атон, ваше величество. – Я была вынуждена скрыть правду.

– А как же Амон?

– Амон только защищает империю, а Атон каждый день совершает над ней круг.

– Никто не властен над своим сердцем, но ты должна понимать, что Амон – глава всех богов.

– Я понимаю это, ваше величество.

– Скажи мне честно, – продолжила она, – твое сердце когда-нибудь знало любовь к мужчине?

– Нет, ваше величество, – без задержки ответила я.

– У тебя есть жених?

– Многие просили моей руки, но отец не считал их достойными меня.

Она пристально смотрела мне в глаза, а потом сказала:

– Должно быть, ты слышала разговоры о странных идеях наследника престола относительно Амона и других богов. Признайся, что ты об этом думаешь?

Я впервые не нашлась, что ответить. Молчание продолжалось до тех пор, пока она не сказала властным тоном: – Говори только правду.

– То, что таится в сердце, принадлежит только сердцу. Но традиционные связи между троном и жрецами нужно сохранять.

– Хорошо сказано! – вновь воскликнула царица. Казалось, она ощутила облегчение. – Расскажи мне о мужчине своей мечты. Каков он?

– Он обладает силой воина и душой жреца.

Она засмеялась.

– Вот это запросы! Будь твоя воля, кого бы ты выбрала – воина или жреца?

– Душа важнее.

– Ты говоришь честно?

– Да, ваше величество.

– Ты не похожа на других молодых женщин, – покачала головой царица.

– Жизнь без веры мертва, – сказала я.

– А вера без жизни?

– Нет веры без жизни и нет жизни без веры.

Она на время умолкла. Я пыталась скрыть возраставшее волнение.

– Ты видела наследника престола? – наконец спросила она.

– На празднике Хеб-Седа, ваше величество.

– Что ты о нем думаешь?

– В царевиче есть таинственная сила, отличающая его от других мужчин.

– Я имею в виду, что ты думаешь о нем как о муже.

От изумления я лишилась дара речи. Она повторила вопрос.

– Не могу найти слов, ваше величество, – дрожащим голосом ответила я.

– Ты когда-нибудь мечтала стать царицей?

– Мечты моей смиренной души так высоко не залетали.

– Неужели тебя не привлекает трон?

– Это небо слишком высоко, чтобы в нем парила моя душа.

Какое-то время Тийя молчала.

– Я выбрала тебя в жены сыну, наследнику престола.

Сила собственных чувств заставила меня зажмуриться.

Взяв себя в руки, я пролепетала:

– Но царевич не знает меня и не испытывает ко мне интереса…

– Он считается с моими желаниями. Я его мать, и он любит меня больше всех, – гордо сказала Тийя. – Я должна была найти ему подходящую жену. Увидев тебя, я поняла, что вы – пара. При этом я учитываю не только свои личные чувства, но и свои цели. – Я была сбита с толку и продолжала молчать. – Но ты должна помнить, что для царицы долг важнее всего остального.

– Государыня, я надеюсь оправдать ваши ожидания.

– Поклянись мне в верности до гроба, – решительно велела она.

– Клянусь, – ответила я, не догадываясь, какие беру на себя обязательства.

– Я уверена, что ты сдержишь слово.

Я была вне себя от радости и благодарности. Но попрощавшись с царицей и выйдя из ее кабинета, почувствовала себя так, словно мои руки закованы в кандалы с царским клеймом.

Отныне я была рабыней царицы. Затем я вспомнила наследника престола и поняла, что величие души не делает его более привлекательным как мужа. Мне стало ясно, что за славу придется заплатить дорогой ценой.

Эта новость стала для моих родных громом среди ясного неба. Конечно, я понимала, что Мутнеджмет изнывает от зависти, а Тей частично разделяет ее чувства. И все же новость для моей семьи была радостная. Судьба возводила меня на египетский трон и поднимала их до уровня особ царской крови. Поэтому они осыпали меня поцелуями и поздравлениями.

Я вспомнила пророчество старика и вздрогнула, поняв, что оно частично сбылось. Интересно, как сядет на престол Мутнеджмет… Видимо, сестра тоже вспомнила пророчество и нашла в нем некоторое утешение.

– Отныне твоя мать может спокойно спать в своей могиле, – сказал отец, когда мы остались в его комнате одни.

– Надеюсь, – грустно ответила я.

– Дочь моя, кажется, ты не слишком рада, – смерив меня взглядом, с улыбкой промолвил он.

– Действительность страшнее всякого воображения, – серьезно ответила я.

– Судьба не могла дать тебе большего шанса на счастье.

– Отец, ты уверен, что я буду счастлива?

– Трон принесет тебе славу, но счастье – только в твоем сердце.

– Я верю тебе, отец.

– Я буду просить богов даровать тебе и славу, и счастье.

Брак был заключен с необычной поспешностью.

Роскошь состоявшегося во дворце праздника была достойна великого царя Аменхотепа III и его любви к мирским удовольствиям. Тийя отвела меня в золотую комнату и усадила на царскую кровать, сверкавшую золотом. Я надела прозрачную ночную рубашку, сквозь которую просвечивало обнаженное тело. Вскоре появился наследник престола. Когда он открыл дверь, в стенах отразились отблески пламени факелов. Он снял одежду и остался в одной прозрачной набедренной повязке. Глаза царевича сияли. Он подошел, остановился, взял мои ноги и прижал их к своей груди.

– Ты – солнце моей жизни, – прошептал он. Моя душа радовалась его близости, но тело корчилось. Он продолжил: – Я полюбил тебя на празднике Хеб-Седа. Вечером я пошел к матери и сказал, что хочу взять тебя в жены. – Он весело засмеялся. – Сначала она мне отказала. Не хотела, чтобы я женился на девушке нецарской крови. Когда я напомнил, что она и сама нецарской крови, мать сделала вид, что рассердилась, и сменила тему. А в следующий раз сказала, что познакомилась с тобой, и дала согласие.

Я вспомнила, как Тийя говорила, будто мой брак с наследником престола – ее идея, и скрыла улыбку. Похоже, Эхнатон ждал от меня ответа. Желательно правдивого.

– Я верила в твоего Бога еще до знакомства с тобой.

– Какое счастье! – воскликнул он. – Ты слышала о Нем от Эйе?

Я кивнула.

– Нефертити, ты – первая женщина, которая в Него поверила, – сказал царевич.

Мне хотелось подольше поговорить с ним и оттянуть момент, когда он ляжет рядом.

– Я хочу быть первой, кто споет гимн в Его храме.

– Это я тебе обещаю, – прошептал он и поцеловал меня. – Ты родишь мне наследника трона. – Внезапно все высокие чувства, которые я испытывала, испарились. Я был разочарована. Остались только молчаливые досада и раздражение.

Мы продолжали вместе идти по жизненному пути – как супруги и единоверцы одновременно. Под его руководством я все глубже погружалась в вопросы религии. Его дух окружал меня, наполнял светом, и я надеялась, что вскоре Бог заговорит со мной так же, как заговорил с ним. Что же касается моего тела, то оно молча корчилось каждый раз, когда он ложился рядом. Его семя зрело во мне. Я побледнела и плохо себя чувствовала; казалось, ребенок, живший внутри, издевался над моим стройным, прекрасным телом. Эхнатон жил в правде. Он презирал ложь и притворство. Я гадала, что отвечу, если он спросит: «Ты любишь меня, Нефертити?» Солгать ему мне не хватило бы духу. Я пыталась подготовиться. «Любовь придет со временем», – сказала бы я. Попросила бы у него прощения и объяснила, что он сам научил меня любить правду. Задай Эхнатон этот вопрос до свадьбы, вряд ли я стала бы царицей. Но он его не задал.

Однажды меня вызвала царица Тийя. Когда я пришла, она внимательно осмотрела меня и начала:

– Тебе следует заняться своим здоровьем. Ты носишь в себе драгоценную жизнь, которая скоро станет частью истории нашей страны.

– Помолитесь за меня, государыня.

– Тебе предстоит долгая жизнь, – уверенно ответила она. – Не давай страху воли над собой.

– Есть вещи, неподвластные людям, – сказала я.

– Царица больше, чем человек. – Она тяжело вздохнула.

Тийя заставила меня сдаться. Мой отец всегда называл ее могучей женщиной. Мой муж любил ее без памяти, а она относилась к нему как к своей собственности. Даже после свадьбы я чувствовала тяжесть ее оков.

Новость о Единственном Боге дошла до жрецов, и борьба началась. Только тогда я поняла, какая сила таится в тщедушном теле моего мужа. Я ощущала мощь его духа, смелости и решительности.

– Я ни за что не отступлю. Легче сдвинуть с места каменные пирамиды, – однажды сказал он мне.

– Я всегда буду с тобой, – ответила я.

– Господь не оставит нас! – воскликнул он.

Его не могла переубедить даже мать. Как-то Тийя вызвала меня к себе в кабинет. Войдя туда, я поняла, что. возможно, настал самый важный день в моей жизни.

– Беременность не отвлекла тебя от дел, которые происходят в Фивах? – спросила она.

– Дела Фив – мои дела. – Я приготовилась к битве.

– Твои добрые слова не оказали влияния на мужа? – спросила она.

– Слова его Бога могущественнее моих.

– Похоже, ты не слишком расстроена.

– Государыня, я верю в то, что он говорит. – Наконец мои запястья освободились. Этой фразой я дала ей знать, что любовь к моему Богу сильнее моей любви к престолу.

Тийя вспыхнула.

– Ты действительно веришь в Единственного Создателя?

– Да, государыня.