Текст книги "Эхнатон, живущий в правде"

Автор книги: Нагиб Махфуз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

– Это смерть. В загробном мире вы будете процветать, ибо теперь, когда храмы закрыты, нам больше не для чего жить.

Но мы нашли убежище в домах последователей культа Амона. Они были нашими воинами, и мы не ослабляли борьбу, сохраняя надежду и решимость.

Еретик продолжал демонстрировать свою власть; он ездил по всей стране, выступал перед людьми и призывал их присоединяться к его ереси. Это были самые темные дни. Люди были сбиты с толку, не зная, кому отдать предпочтение – своим богам или своему хилому царю и его бесстыдно прекрасной жене. То были дни скорби и мучений, лицемерия, сожалений и страха перед гневом небес. Но слова «любовь» и «радость» делали свое дело. Местное начальство пренебрегало своими обязанностями и использовало граждан для собственного удовольствия. Всю страну охватили мятежи. Враги больше не боялись нас и начали угрожать нашим границам. Когда номархи [21]21
   Номархи – правители египетской области (нома).


[Закрыть]просили помощи, вместо солдат им присылали поэмы. Они умирали как мученики, с последним вздохом посылая проклятия вероломному еретику. Поток товаров, стекавшихся в Египет со всего света, иссяк, рынки пустовали, купцы бедствовали, а страна голодала. Я кричал людям:

– На нас пало проклятие Амона! Мы должны уничтожить еретика, иначе все погибнем в войне!

И все же я продолжал искать мира, дабы избавить страну от ужасов войны. Я предстал перед царицей-матерью Тийей.

– Я горюю и скорблю, верховный жрец Амона, – сказала она.

– Я больше не верховный жрец. – Меня охватила горечь. – Теперь я – преследуемый беглец.

– Я молю богов о милосердии, – заикаясь, выдавила она.

– Вы должны что-то сделать. Эхнатон – ваш сын, он любит вас. Вы в ответе за случившееся. Остерегите его, пока гражданская война не уничтожила все, что нам дорого.

Когда я напомнил царице о ее ответственности, она рассердилась и сказала:

– Я решила ехать в новую столицу, Ахетатон [22]22
   Ахетатон («Горизонт Атона») – одна из столиц Древнего Египта, около 1360 г. до н. э. перенесенная Аменхотепом IV (Эхнатоном) из Фив. Ее остатки расположены рядом с современной Тель-эль-Амарной, на восточном берегу Нила, в 287 км к югу от Каира, в 100 км к северу от Асьюта.
  В центре Ахетатона находился большой дворец, на окраинах – загородные дворцы, на севере – дворец царицы Нефертити (все из сырца). В центральном квартале была канцелярия (где сохранились многочисленные клинописные таблички – так называемый Тель-эль-Амарнский архив), в западной части – квартал полиции, арсенал, площадь для парадов, в южной части – дома придворных и квартал скульпторов (в мастерской начальника скульпторов Тутмеса и были найдены знаменитые скульптуры Эхнатона и Нефертити). К северу находились жилища чиновников и купцов. На набережной стояли амбары. В гористой части был царский некрополь. Рабочие некрополя жили в квартале, окруженном высокой стеной с одними воротами, с узкими улицами и тесными домами. Ахетатон просуществовал около 15 лет. После смерти Эхнатона и отмены его религиозной реформы город был покинут.


[Закрыть].

Царица Тийя действительно предприняла некоторые усилия, но не смогла исправить содеянное. Я не отчаялся и сам поехал в Ахетатон, несмотря на опасность этого предприятия. Там я встретился с приближенными еретика.

– Я предъявляю вам ультиматум, – сказал я. – Люди ждут моего сигнала, чтобы напасть на вас. Я прибыл с целью сделать последнюю попытку спасти то, что можно, без разрушения и кровопролития. Я дам вам немного времени на раздумье в надежде, что вы образумитесь и вспомните свой долг.

Похоже, они действительно образумились и вскоре откликнулись на мое предложение; при этом каждый преследовал свои цели. Но страна была спасена от катастрофы. Они встретились с еретиком и предъявили ему два категорических требования – объявить свободу вероисповедания и послать армию для защиты империи от врагов, начавших нарушать наши границы. Безумный царь отказал им. Тогда они предложили Эхнатону отречься от престола в обмен на право сохранить свою веру и исповедовать ее там, где он пожелает. И снова их предложение было отвергнуто. Но после этого Эхнатон назначил соправителем своего брата Семнехкара. Мы отменили его указ и передали престол Тутанхамону. Сторонники еретика оставили его и присягнули новому фараону. Вскоре во всей стране удалось восстановить порядок, причем без войны и кровопролития. Мы побороли желание отомстить безумцу, его жене и тем, кто сохранил им преданность.

Почитатели Амона торопились в храмы, открывшиеся после долгого запустения. Кошмар кончился, и жизнь начала возвращаться в нормальное русло. Что же касается еретика, то он, снедаемый безумием, заболел и умер, разочаровавшись в своем боге и потеряв на него надежду. Он оставил после себя порочную жену, обреченную на одиночество и сожаления о прошлом.

Верховный жрец долго смотрел на меня молча, а затем продолжил:

– Мы все еще лечимся. Для полного выздоровления нужно время и большие усилия. Сосчитать наши потери внутри империи и за ее пределами невозможно. Как это случилось? Как мог испорченный, безумный человек причинить стране такие мучения? – Он немного помолчал, а потом закончил: – Это правдивый рассказ. Запиши его дословно. И передай мой горячий привет твоему дорогому отцу.

Эйе

Эйе был мудрецом, советником покойного Эхнатона и отцом Нефертити и Мутнеджмет. Старость покрыла морщинами его чело. Я встретился с ним в его дворце с видом на Нил, расположенном в южных Фивах. Эйе говорил со мной безмятежным тоном; при этом его лицо не выражало никаких чувств. Его серьезный, достойный вид и богатый опыт вызывали у меня благоговейный страх.

– Жизнь, Мериамон, это чудо, – начал старик. – Она подобна небу, затянутому облаками противоречий. – Он ненадолго задумался, отдавшись потоку воспоминаний, а потом продолжил:

– Эта история началась в тот летний день, когда меня вызвали к фараону Аменхотепу III и великой царице Тийе.

– Ты мудрый человек, Эйе, – сказала царица. – Твое знание мирских и духовных дел не имеет себе равных. Мы решили доверить тебе воспитание наших сыновей Тутмоса и Аменхотепа.

Я благодарно склонил свою бритую голову и сказал:

– Счастлив тот, кому выпала честь служить царю и царице.

Тутмосу было семь лет, а Аменхотепу – шесть. Тутмос был сильным, красивым и хорошо сложенным, хотя не слишком высоким. Аменхотеп был смуглым, высоким и хрупким, с мелкими и женственными чертами лица. Его мягкий, но пронизывающий взгляд произвел на меня сильное впечатление. Красивый мальчик умер, а слабый выжил. Смерть брата потрясла Аменхотепа; он долго плакал. Однажды он сказал мне:

– Учитель, мой брат был набожен, он часто посещал храм Амона, получал от него амулеты и талисманы, но все же умер. Мудрый учитель, почему ты не воскресил его?

– Сын мой, – ответил я, – душа человека бессмертна. Пусть это будет твоим утешением.

Это была первая из наших многих бесед о жизни и смерти. Я был искренне доволен его проницательностью и понятливостью во всем, что касалось духовных дел. Мальчик был явно старше своих лет. Мне часто приходило в голову, что Эхнатон был от рождения наделен некоей нездешней мудростью. Он быстро освоил чтение, письмо и алгебру. Я говорил царице Тийе:

– Способности мальчика так необычны, что он начинает пугать своего учителя.

Я учил его с радостью и гадал, что он придумает, когда начнет править империей своих предков. Я был уверен, что его империя превзойдет славой отцовскую.

Аменхотеп III был великим и могучим правителем, беспощадным к своим врагам и ослушникам. В мирные времена он наслаждался женщинами, едой, вином и предавался этим занятиям так, что вскоре стал жертвой собственных излишеств и провел свои последние дни в муках, испытывая невыносимую боль. Что же касается Тийи, то она принадлежала к почтенной нубийской семье. Сила и мудрость этой женщины были таковы, что она затмила даже легендарную царицу Хатшепсут [23]23
   Царица Хатшепсут – дочь Тутмоса I и царицы Аахмес (Яхмос-Нофретари), вдова собственного единокровного брата Тутмоса II, устранившая от власти своего пасынка и племянника, законного престолонаследника Тутмоса III, и правившая в 1479–1458 гг. После смерти тетки и мачехи Тутмос III постарался уничтожить всякую память о ней и прибавил годы ее правления к собственным. Эпоха Хатшепсут, исключительно мирная (царица практически ликвидировала армию), была временем процветания Египта; при ней после долгого перерыва, вызванного нашествием гиксосов, возобновились путешествия в Пунт, торговые отношения с этой легендарной страной благовоний и рытье канала, ведущего к Сомалийскому полуострову.


[Закрыть]. Смерть старшего сына и неверность мужа заставили ее без памяти привязаться к маленькому Аменхотепу. Казалось, она была его матерью, возлюбленной и учительницей одновременно. Тийя отдавалась политике с такой страстью, что стремление к власти заставило ее пожертвовать своей женской сущностью. Жрецы напрасно считали царицу виновной в пороках ее сына. На самом деле она хотела, чтобы царевич был в курсе всех религий. Возможно, Тийя желала, чтобы Атон заменил Амона и стал богом, которому подчиняются все остальные, ибо Атон был богом Солнца, вдыхающим жизнь во все живое. Его поклонников объединяло не столько давление сверху, сколько искренняя вера. Царица надеялась использовать религию как политический инструмент, способный обеспечить единство Египта. В намерения Тийи не входило, чтобы ее сын отдал религии предпочтение перед политикой; Аменхотеп сам отказался ставить религию на службу чему бы то ни было. У матери был четкий политический план, но сын воспринял ее слова буквально. Он посвятил себя религиозному призванию, подвергнув опасности страну, империю и трон.

Эйе умолк и туже завязал шарф, охватывавший плечи. Его лицо под пышным париком казалось маленьким. На какое-то время наступила тишина, а затем он продолжил:

– Я продолжал поражаться интеллекту этого маленького мальчика. Казалось, он родился с разумом верховного жреца. Иногда до меня доходило, что я спорю с ним как с равным. К десяти годам его ум напоминал горячий источник, кипящий идеями. В его слабом теле скрывались такая воля и такое упорство, что я считал это живым доказательством превосходства человеческого духа над самыми тренированными мускулами. Он был до того предан своим религиозным взглядам, что не тратил времени на подготовку к занятию престола. Мальчик не принимал на веру ни одну идею без ее обсуждения и не стеснялся выражать свои сомнения, которые у него вызывали многие из наших традиционных учений. Я был потрясен, когда однажды он сказал:

– Фивы! Священный город! Разве не таким его считают? Учитель, Фивы – это всего-навсего притон пьянства, разврата и сборище алчных торгашей. Что собой представляют эти великие жрецы? Они заражают людей суевериями и забирают у бедняков последнее. Соблазняют женщин, оправдывая это волей богов. Их храм превратился в вертеп блуда и греха. Фивы прокляты.

Услышав эти слова, я пришел в ужас.

Мне уже мерещилось, что в меня, его учителя, тычут пальцами.

– Эти жрецы являются опорой трона, – ответил я.

– Если так, то трон стоит на лжи и смерти.

– Силы у них не меньше, чем у армии, – предупредил я.

– Воры и бандиты тоже сильны.

С самого начала было ясно, что ему не по душе Амон, правивший в святая святых. Он предпочитал Атона, свет которого сиял миру.

– Амон – бог жрецов, а Атон – бог небес и земли.

– Ты должен почитать всех богов.

– Значит, я не должен доверять своему сердцу, которое говорит мне, что правильно, а что нет? – спросил он.

– Однажды тебя коронуют в храме Амона, – сказал я, пытаясь убедить его.

Он раскинул тонкие руки и ответил:

– Я бы предпочел короноваться под открытым небом, при свете солнца.

– Амон – бог, который даровал твоим предкам силу, позволявшую одерживать победы над врагом.

Он умолк, задумался, а потом сказал:

– Я не могу понять, как бог может кому-то позволять убивать его собственные создания.

Я встревожился еще сильнее, но продолжил попытку переубедить мальчика:

– Мы, дети Амона, не всегда можем понять его божественную мудрость.

– Солнечный свет Атона, льющийся на нас сверху, не разделяет людей на своих и чужих.

– Ты не должен забывать, что жизнь – это поле битвы.

– Учитель, – печально ответил он, – не говори мне о войне. Разве ты никогда не видел солнца, встающего над полями и Нилом? Разве ты не видел горизонта на закате? Не слышал пения соловья или воркования горлицы? Неужели ты никогда не ощущал священного счастья, скрытого в глубине твоего сердца?

Я понял, что бессилен. Он был подобен дереву, и я не мог мешать ему расти. Я рассказал о своих страхах царице, но она не разделила моих опасений.

– Эйе, Аменхотеп – всего лишь невинный ребенок, – сказала она. – Когда он вырастет, то лучше узнает жизнь. Скоро он начнет учиться воинскому искусству.

Благочестивый юный царевич начал военную подготовку вместе с сыновьями вельмож. Он ненавидел эти упражнения – возможно, из-за своей физической слабости. Вскоре он бросил занятия, потерпев неудачу, не подобавшую сыну царя.

– Я не хочу учиться убивать, – с горечью сказал он.

Отца расстроило его решение.

– Правитель, который не умеет сражаться, отдает себя на милость собственных полководцев, – сказал он.

Царь и наследник престола часто ссорились. Возможно, эти ссоры таили в себе зерно ненависти, которую мальчик питал к своему великому отцу. Однако я считаю, что жрецы Амона раздули этот факт, обвинив Эхнатона в том, что он стер имя своего отца со всех памятников из чувства мести. Он всего лишь хотел выкорчевать имя Амона. С той же целью он сменил собственное имя Аменхотеп на Эхнатон. А потом наступила ночь, которая сделала его изгоем. Он ждал восхода солнца в темном царском саду на берегу Нила. Я узнал все подробности, когда встретил его утром. Кажется, это было весной. В воздухе не чувствовалось ни пыли, ни сырости. Я поздоровался с мальчиком, и он обернулся ко мне. Его лицо было бледным, глаза – широко раскрытыми.

– Учитель, мне открылась правда, – сказал он, не ответив на мое приветствие. – Я пришел сюда перед рассветом. Ночь была моим спутником, а ее молчание – моим благословением. Я приказал тьме уйти и почувствовал, что поднимаюсь вверх вместе с окутывавшим меня воздухом. Казалось, что я ухожу вместе с ночью. А потом вспыхнул чудесный свет, и перед моими глазами возникли все создания, которые я видел и о которых только слышал; они радостно приветствовали друг друга. Я решил, что преодолел боль и смерть. Меня опьянил нежный аромат Создателя. Я услышал Его звонкий голос, сказавший мне: «Я есмь Единственный и Единосущий Бог; нет другого Бога, кроме меня. Я – правда. Живи в моем царстве и почитай одного меня. Отдайся мне; я даровал тебе мою небесную любовь». Мы долго молча смотрели друг на друга. Меня охватило отчаяние; я потерял дар речи.

– Учитель, ты мне не веришь?

– Ты никогда не лжешь, – ответил я.

– Тогда ты должен поверить мне! – пылко воскликнул он.

– Что ты видел?

– Я лишь слышал его голос на радостном рассвете.

– Сын мой… – Я замешкался. – Если ты ничего не видел – значит, ничего и не было.

– Именно так он являет себя, – решительно ответил мальчик.

– Возможно, это был Атон.

– Нет. Не Атон и не солнце. Он выше их и не имеет с ними ничего общего. Он – Единственный и Единосущий Бог.

Я был поражен.

– Где ты будешь его почитать?

– Всюду и всегда. Он даст мне силу и любовь, нужные для такого почитания.

Эйе умолк. Я хотел спросить, верит ли он сам в бога Эхнатона, но вспомнил совет отца и промолчал. Эйе вместе со многими другими бросил Эхнатона в минуту крайней опасности. Возможно, он был вынужден отрекаться от этой веры до конца своих дней.

– Я был обязан все рассказать царю и царице. Спустя несколько дней я обнаружил, что царевич ждет меня в своем любимом уголке сада.

– Учитель, ты как всегда, выдал меня, – с укоризненной улыбкой сказал он.

– Это мой долг, – спокойно ответил я.

Он засмеялся и промолвил:

– Стычка с моим отцом была довольно любопытной. Когда я рассказал ему о своем видении, он скорчил гримасу и проворчал:

– Тебя следует показать врачу Бенто. – Я вежливо ответил, что совершенно здоров. – Я еще не видел человека, который признался бы в своем безумии, – сказал он. А потом продолжил, на этот раз грозным тоном: – Боги – опора Египта. Царь должен верить во всех богов своего народа. Этот бог, о котором ты говорил, ничто. Он не заслуживает того, чтобы присоединиться к нашим божествам. – Я сказал отцу, что Атон – Единственный и Единосущий Бог. – Это ересь и безумие! – крикнул он. Я повторил, что он – Единственный и Единосущий. Он страшно разгневался и сказал: – Я приказываю тебе отречься от этих абсурдных идей и почитать наследие твоих предков. – Я больше не сказал ни слова, чтобы не оказывать ему неуважения. А потом моя мать добавила:

– Мы просим от тебя только одного – почитать и уважать свой священный долг. Пусть твоя душа любит что хочет, пока ты не вернешься на истинный путь. А тем временем не пренебрегай своим долгом.

Я ушел от них расстроенный, но еще более укрепившийся в своей решимости.

– Мой дорогой царевич, – серьезно сказал я, – власть фараона есть плод древних и священных традиций. Никогда не забывай этого.

С того дня я был уверен, что Египет ждут тяжелые испытания, которых он никогда не видел и не мог себе вообразить. Великая династия фараонов, освободившая страну и создавшая империю, ныне стояла на краю пропасти. Примерно в то же время или немного раньше (я не силен в хронологии) меня вызвали на тайную встречу с верховным жрецом Амона.

– Эйе, мы с тобой знаем друг друга целую вечность, – сказал он. – Что означают эти слухи?

Я уже сказал, что не помню, когда именно состоялась эта встреча – то ли после того, как стало известно о тяге царевича к Атону, то ли после того, как наследник публично объявил о своей вере в Единственного и Единосущего Бога. Как бы там ни было, я ответил:

– Царевич – славный и умный юноша. Просто он еще слишком молод. В таком чувствительном возрасте люди склонны без разбора следовать своему воображению. Скоро он повзрослеет и вернется на истинный путь.

– Как он мог отвергнуть мудрость лучшего учителя в стране?

– Разве можно управлять течением реки в сезон Половодья? – пытаясь оправдаться, спросил я.

– Наш долг, долг элиты этой страны, заключается в том чтобы ставить на первое место интересы нашей религии и империи.

Пытаясь справиться с тревогой, которая день и ночь звенела в моем мозгу, я вел бесконечные разговоры с женой Тей и дочерьми Нефертити и Мутнеджмет. Тей и Мутнеджмет обвиняли царевича в ереси, Нефертити же поддерживала его безоговорочно. Ей действительно нравились его идеи.

– Отец, он говорит правду, – шептала она. Ровесница Эхнатона, Нефертити тоже была умна не по годам. Обе девочки получили начальное образование и умели вести домашнее хозяйство. Мутнеджмет отличалась в письме, декламации, алгебре, вышивании, шитье, кулинарии, рисовании и ритуальных танцах. Нефертити тоже владела этими предметами, но их ей было мало. С годами у нее развился интерес к теологии и логике. Я замечал любовь девочки к Атону, но ужаснулся, когда она объявила о своей вере в Единственного Бога.

– Только этот бог может избавить меня от мучительных сомнений, – заявила Нефертити.

Тей и Мутнеджмет рассердились и обвинили ее в отступничестве.

В это время нас пригласили во дворец фараона на праздник Хеб-Седа в честь тридцатилетия его правления [24]24
   Хеб-Сед – празднование юбилея правления фараона (обычно 25 или 30 лет). Считалось, что обряд Хеб-Седа возрождает жизненные силы престарелого царя.


[Закрыть]. Наши дочери попали во дворец впервые, и по повелению судьбы Нефертити завоевала любовь царевича. Все остальное произошло очень быстро. Мы и опомниться не успели, как Эхнатон и Нефертити стали мужем и женой. После этого верховный жрец Амона вызвал меня снова. Представ перед ним на этот раз, я почувствовал, что он видит во мне возможного врага.

– Эйе, ты стал членом царской семьи. – Судя по тону жреца, его одолевали дурные предчувствия.

– Я из тех людей, которые никогда не отступают от своего долга.

– Только время показывает истинную ценность людей – холодно ответил он.

Жрец попросил меня устроить ему встречу с Нефертити. Перед этой встречей я поговорил с дочерью и дал ей совет. Впрочем, надо сказать, что в советах Нефертити не нуждалась; собственная мудрость помогала ей лучше, чем любой совет. Она непринужденно отвечала на вопросы верховного жреца, не выдавая секретов и не беря на себя никаких обязательств. Я думаю, что именно после этой встречи возникло враждебное отношение жрецов к моей дочери.

– Отец, – по возвращении доложила она, – с виду все выглядело вполне невинно, но на самом деле между нами началась необъявленная война. Жрец утверждает, что заботится о благе империи, а в действительности боится за свою долю богатств, стекающихся в храм. Он – злой и коварный человек.

Когда между фараоном и его сыном возникла ссора, царь вызвал меня и сказал:

– Думаю, мы должны отправить царевича в путешествие по империи. Он нуждается в опыте; пусть больше узнает о жизни и своем народе. – В то время царь услаждал остаток своих дней с молодой женой, годившейся ему во внучки – Тадухипой, дочерью Тушратты, царя Митанни [25]25
   Митанни – ближайший союзник Египта на Ближнем Востоке, крупное государство в Северной Месопотамии, простиравшееся от Средиземного моря до окраинных гор Ирана (XVI–XIII вв. до н. э.).


[Закрыть].

– Это хорошая мысль, мой государь, – искренне ответил я.

Вскоре Эхнатон покинул Фивы в сопровождении свиты, состоявшей из самых знатных молодых людей страны. В это памятное путешествие отправили и меня. Провинциалы ожидали увидеть мощное, непобедимое существо, могучего верховного бога, смотрящего на них сверху вниз. Однако наследник престола скромно здоровался с ними, прогуливаясь в общественных садах и на возделываемых участках земли. Созывал жрецов и теологов и устраивал с ними религиозные диспуты. «Как можно почитать кровожадных богов, требующих, чтобы им приносили в жертву человеческие души?» – спрашивал Эхнатон. Он рассказывал им о своем Боге, единственном создателе вселенной. Говорил, что этот Бог любит все свои создания без исключения, желает им мира и радости; что любовь – это всеобщий закон, мир – конечная цель, а радость – благодарность, выражаемая создателю. Где бы ни побывал Эхнатон, он всюду оставлял за собой сумятицу, беспорядки и волнения. Я не на шутку встревожился.

– Мой дорогой царевич, – сказал я, – ты подрываешь устои империи.

Он засмеялся.

– Учитель, ты когда-нибудь поверишь в мою правоту?

– Ты отказываешься от религии наших предков, религии, которую мы учили почитать и уважать. Равенство… любовь… мир… Для подданных это означает только одно: призыв к мятежам и восстаниям.

Эхнатон немного подумал, а потом спросил:

– Почему такие мудрые люди, как ты, упорно верят во зло?

– Мы верим в реальность.

– Учитель, – с улыбкой промолвил он, – я всегда буду жить в правде.

Но посетить все концы страны, как было задумано, мы не успели; гонец, прибывший из дворца, принес нам весть о смерти великого фараона.

Эйе пересказал подробности их возвращения в Фивы, пышной погребальной церемонии и возведения царевича на египетский трон.

Эхнатон стал царем Аменхотепом IV, а его жена Нефертити – великой царицей. По обычаю новый фараон унаследовал отцовский гарем. Эхнатон хорошо обращался с его обитательницами, но воздерживался от наслаждении, которые они ему предлагали.

Потом Эйе рассказал мне, как Эхнатон вызвал всех знатных людей страны и убедил их присоединиться к его религии. Своих ближайших помощников он выбрал из числа тех, кто заявил о своей вере в Единственного и Единосущего. Командующим армией был назначен Мей, Хоремхеб стал начальником полиции, а Эйе занял пост советника фараона.

– Ты услышишь разные мнения о том, почему мы приняли веру Эхнатона, – сказал мне Эйе. – Но никто не знает, что таится в человеческом сердце. – Поняв, что именно это мне и хочется знать, он промолвил: – Я поверил в нового бога как в высшее существо, которому будут поклоняться наряду с другими божествами. Но при этом считал что каждый должен иметь право почитать любого бога по собственному выбору.

Эхнатон продолжил распространять свою веру по всей стране, снизил налоги и запретил наказания.

– Государь, – говорил ему Эйе, – если чиновники перестанут бояться наказаний, они начнут брать взятки и сделают бедняков своими несчастными жертвами.

Царь пожимал плечами и решительно отвечал:

– Эйе, ты все еще колеблешься; твоя вера недостаточно крепка. Скоро ты увидишь, какие чудеса может совершать любовь. Мой Бог никогда не разочарует меня. – Тем временем отношения нового царя со жрецами Амона накалились до такой степени, что Эхнатон решил построить новый город и перенести в него столицу.

Так мы переехали в Ахетатон, город несравненной красоты. По прибытии мы провели первую службу в великолепном храме, который был возведен в центре города. Нефертити играла на мандолине. Подобная драгоценному камню, она сияла юностью и красотой и пела:

 
О Любимый Бог, Единственный Создатель,
Ты наполняешь вселенную своей красотой.
Нет любви более великой, чем твоя.
 

Каждый прошедший день казался чудесным сном, наполненным счастьем и любовью. В наших душах быстро распускались цветы новой религии. Но царь не забывал о своей миссии. Во имя любви и мира фараон вел самую ожесточенную войну, которую доводилось видеть Египту. Он повелел закрыть все храмы, конфисковать статуи богов и стереть их имена с памятников. Именно тогда он сменил имя на Эхнатон. Потом он ездил по стране, распространяя свою веру. Люди встречали его с поразительной любовью и радостью. Раньше они слышали о фараонах, но никогда не видели их; образы Эхнатона и Нефертити, появлявшихся на публичных сборищах, навсегда запечатлелись в их памяти.

Но сон длился недолго. Вскоре стали собираться мрачные тучи; сначала это происходило медленно, но затем разверзлись хляби небесные. Сначала умерла вторая дочь фараона Макетатон, самая красивая и любимая из его детей [26]26
   Макетатон – вторая по старшинству дочь Эхнатона и Нефертити. Некоторые исследователи считают, что Эхнатон имел от нее одного-двух сыновей. Известно, что Макетатон умерла при родах вместе с ребенком, похороненным в царской гробнице. Враги фараона утверждали, что сама Макетатон была плодом его греховной связи с собственной матерью.


[Закрыть]. Эхнатон был охвачен горем и пролил по ней больше слез, чем в детстве когда он оплакивал смерть брата Тутмоса.

Услышав, как фараон крикнул своему богу «зачем?», я заподозрил, что он готов потерять свою веру. А потом мы начали получать новости о росте продажности чиновников и купцов. Вопли голодных людей становились все громче. Некоторые номы были охвачены мятежами. Враги начали нападать на границы империи. Тушратта, царь Митанни и наш самый сильный союзник, погиб на поле брани, защищая свою страну.

– Мы должны с корнем вырвать все случаи взяточничества и послать армию для защиты наших границ, – отчаянно взывал я.

– Мое оружие и доспехи – любовь, – неизменно отвечал Эхнатон. – Ты должен быть терпеливым.

Я не могу объяснить некоторые тогдашние странные события. Жрецы обвиняли фараона в безумии. В последние дни правления Эхнатона некоторые его приближенные пришли к тому же выводу. Я тоже был изрядно сбит с толку, но полностью отвергал эту мысль. В отличие от всех остальных, Эхнатон не был ни здоров, ни болен. Это было что-то среднее между двумя состояниями. Я никогда не мог его понять.

Царица-мать Тийя сообщила, что хочет посетить Ахетатон. Эхнатон так обрадовался, что специально для этого случая построил дворец в южном квартале; праздник, устроенный в ее честь, был самым пышным из всех, которые видел город. Вскоре после прибытия Тийя пригласила меня к себе. Я удивился тому, насколько она постарела.

– Эйе, – начала она, – я приехала ради долгого разговора с сыном. Но для начала решила посоветоваться с тобой.

– Я никогда не пренебрегал своим долгом советника, – ответил я.

– Я верю тебе, – продолжила она. – Эйе, я тоже считаю, что все мы не должны пренебрегать своим долгом. Но хочу получить честный ответ: сохранишь ли ты преданность моему сыну в любых обстоятельствах?

– В этом вы можете не сомневаться, – серьезно ответил я.

– Как бы ты поступил, если бы произошло то, что освободило бы тебя от долга перед царем?

– Я – член его семьи и никогда не покину зятя.

– Спасибо тебе, Эйе, – облегченно вздохнула царица-мать. – Ситуация довольно опасна. Как ты думаешь, остальные тоже верны ему?

После недолгого раздумья я ответил:

– Могу заверить, что, по крайней мере, в некоторых из них сомневаться не приходится.

– Меня особенно интересует Хоремхеб. Что ты можешь о нем сказать? – Она казалась озабоченной.

– Он честно выполняет свои обязанности начальника полиции и дружит с царем с юности, – без промедления ответил я.

– Именно он заботит меня больше всего.

– Наверно, потому что в его руках сосредоточена большая власть. Однако, сказать по правде, он предан царю не меньше, чем верховный жрец Атона Мери-Ра.

Как и всем остальным, Тийе не удалось поколебать царя. В конце концов она сдалась и, скрывая разочарование, вернулась в Фивы. Там ее здоровье ухудшилось, и вскоре царица-мать умерла, оставив после себя легенды о ее святой жизни.

Недовольство в империи нарастало, и вскоре все номы выступили против царя. Мы со своим Единственным и Единосущим Богом были заключены в Ахетатоне как в тюрьме и чувствовали, что катастрофа неминуема. Все, кроме Эхнатона, который продолжал надеяться.

– Мой Бог никогда не оставит меня, – настаивал он.

А потом в Ахетатон тайно прибыл верховный жрец Амона. Когда выяснилось, что он в городе, я посетил его первым и сильно удивился, увидев его в одеянии купца.

– Ты хочешь скрыть свою личность? Зачем? Ты же знаешь, что царь никому не причиняет зла.

Он пропустил мой вопрос мимо ушей и велел:

– Собери всех приближенных царя и приведи их ко мне.

Мы встретились с ним в саду дворца покойной царицы Тийи. Он попросил нашего содействия с целью избежать кровопролития. Казалось, жрец предъявлял нам ультиматум. Долго говорил о гневе богов и судьбе империи. Потом сурово предупредил нас и ушел. Мы почувствовали себя так, словно о наши ноги потерлась змея. Я не знал, как расценивать его действия; впрочем, я никогда не доверял этому человеку. Похоже, верховный жрец не верил, что отряды из номов находятся на его стороне, и боялся крупного столкновения, которое могло закончиться либо его смертью, либо победой, доставшейся слишком дорогой ценой. Угроза с которой он сталкивался, была не меньше угрозы, нависшей над Эхнатоном. Впрочем, если бы в стране разразилась гражданская война, за нее пришлось бы расплачиваться всем жителям Египта. После ухода верховного жреца мы начали обсуждать ситуацию, надеясь прийти к решению.

Тут мне пришлось прервать его.

– Кто из приближенных царя присутствовал на этой встрече?

Он прищурился, раздумывая над моим вопросом, а потом продолжил:

– Не вспомню точно. Прошло столько времени… Однако помню, что там были Хоремхеб и Нахт. Во всяком случае, Хоремхеб первым взял слово.

– Я – друг царя и начальник полиции. – Некоторое время он смотрел на нас глазами цвета меда, а потом спокойно, но решительно продолжил: – Однако я считаю, что в данной ситуации соглашение неизбежно.

Никто ему не возразил. Мы попросили царя о встрече.

Мы предстали перед фараоном и царицей и отдали почести трону и империи. Эхнатон безмятежно улыбался. Но Нефертити, в отличие от ее всегдашней веселости, была холодна и полна дурных предчувствий. Когда с формальностями было покончено, Эхнатон сказал:

– Я вижу, вы чем-то озабочены.

– Возлюбленный царь, – начал Хоремхеб, – нас собрала здесь любовь к Египту.

– Все мои поступки продиктованы любовью к Египту и всему миру, – ответил фараон.

– Страна находится на грани гражданской воины. Необходимо принять срочные меры по ее предотвращению, иначе империя рухнет, – продолжил Хоремхеб.

– Что ты предлагаешь? – спросил царь.

– Даровать людям свободу вероисповедания и послать армию для защиты наших границ.

Эхнатон покачал головой, увенчанной Двойной короной [27]27
   Двойная корона – церемониальный головной убор фараона, символизировавший власть над Верхним и Нижним Египтом.


[Закрыть], и сказал:

– Это будет означать возврат к языческой тьме. Я не имею права издавать указы без разрешения Создателя.

– Ваше величество, – продолжил Хоремхеб, – вы имеете полное право придерживаться своей веры, но в таком случае вам придется отречься от престола.

– Я никогда не изменю Богу, которого чту. Никогда не отрекусь от Него. – Глаза фараона блеснули как солнечные лучи. Потом он посмотрел на меня, и я почувствовал себя так, словно проваливаюсь в преисподнюю.

– Есть только один способ защитить вас и вашу веру, – сказал я.

– Ступайте с миром, – грустно ответил он.

– У вас еще есть время подумать над нашим предложением.

Когда мы выходили из огромного тронного зала, я чувствовал себя так, словно мне в сердце беспощадно вонзили тысячи игл. Это чувство не оставляет меня и по сей день.

После нашего столкновения с царем произошли жизненно важные события. Нефертити покинула дворец фараона и переехала в свой личный дворец, расположенный на севере Ахетатона. Не зная, что это значит, я посетил ее.