Текст книги "Брачный транзит Москва-Париж-Лондон"

Автор книги: Надя Лоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Прошу любить и жаловать. Алечка и Светочка!

Мужчины привстали и представились, соответственно, Владимиром и Андреем. Они с достоинством, по-хозяйски оглядели девушек. Затем пригласили их к столу.

Официанты, почтительно стоявшие поодаль, моментально подскочили, обновили тарелки мужчинам и поставили приборы для Альки и Светы.

– Что будем кушать и пить, девочки? – Голос у Андрея был низкий, барственно-начальственный. – Водка? Шампанское?

Девушки замялись, не очень понимая, как вести себя в этой ситуации. Тогда Андрей, довольно хохотнув, сделал заказ услужливо склоненному официанту:

– Черная икра, два крабовых салата, мясо по-боярски и шампанское. Полусладкое, я правильно понимаю? – И он поднял бровь в сторону девушек.

Те одновременно кивнули и улыбнулись.

Пока Алька со Светой поглощали дорогую и вкусную еду, запивая ее холодным шампанским, мужчины потягивали коньяк и курили. Потом они стали расспрашивать девушек о том, где они учатся, чем занимаются их родители. Тот факт, что перед ними студентка четвертого курса филфака и дипломированная журналистка, казалось, их очень порадовал. Разговор перекинулся на кино и литературу. Открыли вторую бутылку шампанского. Алька, борясь с хмелем, бдительно старалась не ляпнуть лишнего. Восторгалась Бондаревым и Асадовым. Так, за довольно непринужденной беседой, прошло около часа. Подали десерт.

Алька, ковыряясь ложечкой в пирожном, судорожно думала, как в случае чего ей дать от ворот поворот Андрею, явно положившему на нее глаз. Она покосилась на Свету, но та соловьем разливалась перед поощрительно кивающим ей Владимиром и, кажется, была уже на все готова.

Наконец Андрей кивнул официанту и поднялся. Ему последовали остальные.

У ресторана, прямо на проезжей части, стояла черная «Волга» с шофером. Андрей распахнул заднюю дверцу. Алька внутренне сжалась, но села вслед за Светой на мягкое кожаное сиденье.

– Доставить в гостиницу «Москва!» – бросил Андрей шоферу, попрощался с девушками и захлопнул дверцу.

Озадаченная таким поворотом событий, Алька молчала. Света, похоже, совсем не была удивлена. Она смеялась, тормошила впавшую в оцепенение подругу и без конца повторяла, что вот наконец-то и ей повезло.

– Да в чем повезло, черт бы тебя побрал? – не выдержала Алька.

– Так ты ничего не поняла? Ну и дурочка. – Света тараторила, не обращая внимания на присутствие шофера. – Нас же выбрали, выбрали!

– Закрой фонтан и объясни спокойно! – Алька с силой сжала Светкину мелькающую перед самым своим носом руку.

– Это о них говорил мне Игорь. Это те самые, что формируют «дипэскорт»! – Света покосилась на безучастный затылок шофера. – Алька, это ты принесла удачу. Как хорошо, что мы познакомились! – И Света впечатала в Алькину щеку восторженный поцелуй.

Машина свернула на Манежную площадь и через несколько секунд притормозила у мрачного, громоздкого, погруженного во тьму здания гостиницы «Москва».

От здания отделилась фигура мужчины в черном костюме. Он распахнул дверцу машины и без всякого выражения на лице и в голосе сказал:

– Пройдите в третий подъезд.

Москва искрилась, как холодное шампанское. Искрились золотые купола церквей, искрились покрытые морозным инеем деревья, искрились новогодние украшения в витринах модных магазинов, сверкал мытыми стеклами поток автомобилей, движущийся к Лубянке. Ну, в общем, все как в эмигрантской песне про Москву златоглавую. Только не было изогнутых лебедями саночек да чуть пьяных от мороза гимназисток. Зато все остальное сверкало почти лубочной, заранее ожидаемой и проплаченной красотой.

Щедро расплатившись со словоохотливым шофером, Александра вышла из машины. Великолепный русский модерн «Метрополя» всегда приводил ее в восхищение.

Она злорадно прищурилась в сторону закрытой рекламными щитами стройплощадки на месте гостиницы «Москва»: «Так тебе и надо, чудище тоталитарное!» Потом еще раз посмотрела на летящий, сверкающий и шумящий вокруг город и подняла голову – на фасаде «Метрополя», как бы растворяясь в ясном синем небе, парила нежная, отрешенная, золотоволосая, еле различимая с земли врубелевская «Принцесса Греза».

– Ну, здравствуй, дорогая, вот мы и встретились опять!

Она боялась встречи с этим городом – городом, который считала своим даже в большей степени, чем родной Питер. Москва имела все шансы съесть Альку и косточки выплюнуть. Со сколькими именно это и произошло… Но она каким-то чудом выстояла, убереглась.

Александра сморгнула навернувшуюся слезу и зашла в отель.

В связи с Новым годом наплыв гостей был огромным. Свободными оставались только дорогущие люксы. Но Александра решила, что вполне может позволить себе эту роскошь.

Оказавшись на пятом этаже в двухкомнатном люксе с видом на Большой театр, она, не снимая шубки, вышла на балкон и торжествующе огляделась:

– Браво, я сделала это, сделала!

* * *

Когда в сопровождении мрачного мужчины в черном костюме они прошли в огромный, давящий громоздкостью и безликостью вестибюль, даже словоохотливая Света притихла. Мужчина жестом пригласил их пройти в соседний зал. Вернее, даже не в зал, а в большую комнату с окнами до потолка, зашторенными тяжелыми, как в театре, портьерами. На противоположной от входа стене висело большое зеркало. Диван и несколько кресел, обитых тем же материалом, из которого были сделаны шторы, создавали некое подобие уюта. Однако неистребимый казенный запах настораживал и не давал расслабиться.

Посередине помещения находился стол, к которому мужчина жестом, не проронив ни слова, пригласил Альку и Свету.

Через минуту другой молчаливый мужчина внес поднос со стоящими на нем тонкими стеклянными стаканами в металлических подстаканниках, наполненными дымящимся чаем, и сахарницей.

Алька пальцем с опаской дотронулась до подстаканника и отдернула руку. Нет, с этим можно делать что угодно, но только не пить. Света же быстро освоилась, по-птичьи закрутила головой и взволнованно прошептала Альке в самое ухо:

– Алечка, вот это да! Куда мы тобой попали! Это тебе не бар в «Интуристе»!

Так они просидели минут пятнадцать. Никто не появлялся. Подстаканник наконец-то остыл до вменяемой температуры, и только Алька собралась отведать комитетского чайку, как вдруг дверь приоткрылась и в комнату вошел довольно пожилой мужчина с открытым, отечески улыбчивым лицом.

– Алечка и Светочка? – приветливо спросил он, усаживаясь за стол напротив девушек. – Вот и славно, вот и славно. А меня зовут Александр Степанович. – Он потер толстенькие короткие руки, поросшие седыми волосами. – Что же это мы не пьем чай? Чай у нас хороший. Ну-ка, любезный, – он обратился к стоявшему за его спиной «черному человеку», – принесите и мне стаканчик.

Водянистые мутно-серые умные глаза Александра Степановича изучали Альку и Свету.

– Ах, молодость, молодость! Вся жизнь впереди, такие перспективы… Ну, пейте, пейте.

Александр Степанович отхлебнул дымящийся чай, и Алька удивилась, что он даже не поморщился. И рука его уверенно держала горяченный подстаканник. «Наверно, привычка, – подумала Алька. – Сколько ему этого чаю пришлось тут выхлебать, подумать страшно!» – И она посмотрела на своего тезку прозрачным взглядом поверх стакана.

Продолжая ворковать и прихлебывать чаек, Александр Степанович вытащил из внутреннего кармана пиджака листок бумаги и ручку.

– Во-первых, девочки, об этой встрече рассказывать никому не нужно, даже родным, у кого они есть, конечно. – Он как бы невзначай задержал взгляд на Альке. Та обмерла: откуда ему известно? Потом улыбнулся Свете и с внезапным металлом в голосе спросил: – Это понятно?

– Конечно понятно, – ответила Аля за себя и за Свету.

Александр Степанович снова улыбнулся:

– Молодцы! Во-вторых, в понедельник к десяти утра будьте вот по этому адресу. – Он размашисто стал писать адрес и телефон. Потом протянул листок Але, видимо давая понять, что она старшая в их паре.

– Попрошу не опаздывать, и не забудьте взять с собой паспорта.

Девушки согласно кивнули.

– И вот что, голубушки. – Взгляд его стал строгим. – Больше никаких баров в «Интуристе»!

Александр Степанович встал и, еще раз оглядев поднявшихся девушек с головы до ног, улыбнулся:

– Ну вот, а теперь, мои дорогие, домой – спать! Шофер доставит вас, куда скажете.

Когда Алька и Света скрылись за массивной дубовой дверью, Александр Степанович довольно потер короткие ручки и проговорил, обращаясь к своему помощнику в черном:

– А ничего девочки. Блондиночка, пожалуй, подойдет. Все же Игорь умеет быть полезным. Хотя, надо признать, не люблю я педерастов!

Теплое утро конца августа входило в окно приглушенным солнцем, запахом цветущих лип и сухой травы. Впервые за долгое время Альке никуда не надо было идти. Ничего не надо было планировать. Из-за этого в голове ее царил полный хаос. От бессонной ночи глаза покраснели и слезились. Третья чашка кофе не доставляла никакого удовольствия. И даже роскошный вид Москвы за окном не радовал: теперь Альке чудилась в нем затаившаяся опасность.

Когда молчаливый шофер доставил до дому сначала Свету, а потом, уже в третьем часу ночи, ее и дверца машины гулко хлопнула в тишине, Алька пулей, не вызывая лифта, взлетела на свой двенадцатый этаж.

До самого рассвета она перебирала в голове события минувшего дня. Потом попыталась заснуть, но ничего не вышло. Она чувствовала, что попала в западню, и не знала, что теперь предпринять.

Ох, права была Екатерина Великая! «Легкое дыхание»!

Ее план заработать кучу денег трещал по швам. Надо было уносить ноги, чтобы спасти голову. И хотя ошиваться в барах добрый дядечка Александр Степанович строго-настрого запретил, Алька набрала телефонный номер Игоря.

– Аличка, кисочка, молодец, что позвонила. Встретиться? Да no problem!

Он даже не поинтересовался, какие такие срочные вопросы возникли у Альки. Точно ждал ее звонка.

Алька надела джинсы, скромную трикотажную кофточку и кроссовки. На спине у нее болтался легкий рюкзачок. В таком виде она обычно ходила в студенческие общежития.

Игорь приветливо махнул рукой и усадил Альку за столик возле барной стойки. В другом конце бара пожилая супружеская пара пила кофе.

– Извини, дорогуша, сама знаешь, сидеть с клиентами во время работы запрещено. Тебе что налить. Ничего? – Он пожал плечами, мол, как угодно, вернулся за стойку и с выражением полного внимания перегнулся к Альке.

«Интересно, с каких это пор я числюсь в клиентах?» – подумала она и без обиняков, в лоб, спросила Игоря:

– Что это вчера было?

– Не волнуйся, деточка…

– Я тебе никакая не деточка! – Алька чувствовала, что теперь может так говорить с Игорем. Теперь это сойдет ей с рук.

– Аличка, это очень большие люди. В понедельник тебе все объяснят. Ты, главное, не волнуйся. Никто тебя принуждать не станет. Другая на твоем месте была бы счастлива…

– А я не другая! Речь идет о «дипэскорте», да?

– Видишь ли, куколка…

– Я не куколка!

Игорь вытер пот со лба.

– Аличка, ты даже не представляешь, как тебе повезло. В высший эшелон попадают единицы. Светские рауты, неофициальные приемы в дипмиссиях… Это очень, – он поднял вверх указательный палец и сам с удивлением посмотрел на него, – очень большое доверие! Ты за всю мою работу шестая.

– А Света?

– Ну, видишь ли… Ей скорее всего в понедельник откажут. Слишком много мелких грешков за ней водится.

Алька молчала, переваривая полученную информацию.

– А что будет, если я просто не пойду на собеседование?

В голосе Игоря звучали одновременно увещевание и угроза:

– Не рекомендую, Аличка. Лучше пойти и там уже отказать под каким-нибудь предлогом. И вообще, сначала надо послушать, что тебе скажут. Дать отрицательный ответ никогда не поздно.

И он пошел к иностранцам в другом конце зала, как бы давая понять, что тема исчерпана.

Алька, подхватив рюкзачок, направилась к выходу.

– Спасибо за добрый совет!

Игорь, никак не ожидавший, что Алька так быстро уйдет, догнал ее уже у лифта:

– Не советую отказываться. Хорошие заработки и официальная крыша – это на улице не валяется. Лучше сходи. Все равно житья тебе в Москве не будет. – Он зло посмотрел Альке в глаза. – Им про тебя все известно.

Алька замерла на месте.

– Известно – что?

– Что ты в бегах из Ленинграда!

Непонятно было, он блефует или правда им все известно.

Дверцы лифта раскрылись, и Алька, как ошпаренная, заскочила внутрь.

– Не делай глупости! – еще успел крикнуть ей Игорь, и лифт мягко пошел вниз.

Москву опоясывал августовский густой закат. Домой идти не хотелось. Настроение было подавленным, а перспективы совершенно туманными.

И что же теперь делать? Собирать манатки и валить домой, в Питер? Так рука Кремля везде достанет. Алька бросила недобрый взгляд на рубиновые, точно кровью налитые, звезды. Вот влипла так влипла.

Или как в том анекдоте? Если вас насилуют в кустах, то расслабьтесь и получите максимум удовольствия…

Может, и впрямь посмотреть на все это как на сбор материала для книги? Точно, умница. А потом тебя вместе с этой книгой отправят на сто первый километр. Или в асфальт закатают.

Альке захотелось совершить какой-нибудь безрассудный поступок (будто все предыдущие были рассудительные). Например, закричать во всю глотку или разбить витрину магазина. Это желание было настолько сильным, что она испугалась.

Она вышла на площадь Свердлова. Над «Метрополем» парила, почти сливаясь с вечереющим небом, принцесса Греза. Эх, воспарить бы так же и унестись далеко-далеко от всех этих проблем, не имеющих ничего общего с нормальной человеческой жизнью.

Впереди маячил памятник Железному Феликсу. Алька сплюнула про себя и развернулась в обратную сторону.

В Александровском саду еще вовсю гулял народ. И правда, в такой вечер трудно было усидеть дома. Алька с тоской глядела на влюбленные парочки, на молодых мамаш с колясками… Милая, простая и такая недосягаемая для нее жизнь.

Она села на свободную скамеечку. Сейчас бы на метлу да рвануть куда подальше, исступленно повторяя: «Невидима и свободна!» Так нет же, будет гнить здесь…

Алька почувствовала, что копившиеся весь день слезы наконец-то покатились по щекам. Так и сидела, едва всхлипывая и вытирая ладонью мокрые щеки.

Внезапно прямо перед ее носом возникла рука с идеально белым носовым платком. Икнув от неожиданности, Алька подняла глаза на хозяина руки. Высок, скорее некрасив, чем красив, но зато море мужского обаяния. Этого нельзя было не почувствовать. Она взяла платок и благодарно кивнула незнакомцу.

– Могу я что-то еще для вас сделать?

– Спасибо. Меня зовут Александра. И вы можете присесть. Если хотите, конечно.

– А меня зовут Кристиан. Мне показалось, что вы нуждаетесь в помощи.

Еще бы, конечно нуждается. Однако не говорить же этому добросердечному (ну, не для того же, чтоб ее «снять», он тут ей сопли утирает) человеку с ярко выраженным французским акцентом, что ее вот-вот завербует КГБ и вообще неизвестно чем вся ее молодая непутевая жизнь закончится.

Слезы покатились по Алькиным щекам с новой силой. Кристиан сел рядом и стал ласково похлопывать ее по вздрагивающей спине. Это, как ни странно, возымело действие. Алька успокоилась, пригладила волосы и собралась уходить.

– Я постираю платок, и если вы мне дадите свой телефон, то верну его на днях.

– Нет причин для беспокойства. Но мне не хотелось бы вас отпускать в таком состоянии.

– А вы что, из Армии спасения? – Алька улыбнулась впервые за этот вечер.

– Нет. Определенно нет. Но вам я хочу помочь.

– А вы кто?

– Я музыкант. Два года назад я закончил вашу Консерваторию. Композиторское отделение. А сейчас приехал на стажировку к своему профессору. Я иду с занятия. Вот решил немного прогуляться. Я живу тут рядом.

Алька оглянулась. Вроде никаких сколь-нибудь жилых зданий, кроме Кремля и мавзолея, поблизости не было. По Алькиному шальному взгляду он понял ход ее мысли.

– О нет. Совсем не это. У меня маленький номер в «Национале». Это удобно – Консерватория рядом. Простите, но у меня тут не так много друзей, не могли бы вы со мной поужинать? В ресторане гостиницы вполне прилично кормят.

«Как хорошо, что он живет не в „Интуристе“, тогда точно пришлось бы отказаться. А в „Национале“ я была всего пару раз, и то случайно. Ну кого я там могу встретить? – подумала Алька и хмыкнула: – Разве что пару знакомых потаскух».

– Это означает «да»? – Кристиан смотрел на нее добрыми карими глазами.

– Я одета как-то не очень для ресторана…

– О, вы, русские, слишком много значения придаете условностям. Есть вещи более важные.

Для иностранца он отлично, просто отлично формулировал свои мысли. Вот тебе и гуманитарий, сочинитель. Хотя как это там было у классика? «Поверить алгеброй гармонию?»

Через час, после четвертой рюмки водки, Алька почувствовала, что ее отпустило. К тому же у нее проснулся просто волчий аппетит. Котлеты по-киевски она умяла в считанные секунды. А салат и вовсе пролетел незамеченным.

Перехватив сочувственный взгляд Кристиана, Алька сказала с оправдательной интонацией, что вообще-то она обычно так на еду не набрасывается, но сегодня с утра ничего не ела, а день был очень трудный. Потом она рассказывала ему про Екатерину Великую и Ленинград, про Университет и работу в «Смене». А он рассказывал Альке про мост Мирабо в Париже, разноязыкую толпу на Монпарнасе и свою музыку. Потом они пили шампанское и танцевали.

Потом он пригласил ее к себе в номер, и Алька мгновенно протрезвела от ужаса: в номер к иностранцу? А может, это все провокация? Но она посмотрела на доброе, открытое лицо Кристиана и устыдилась своих мыслей.

Потом они опять танцевали, и Алька чувствовала, что объятия Кристиана ее успокаивают. Что ей совсем не хочется покидать это место – его объятия.

Потом они заказали такси и поехали к Альке, и она даже не могла целоваться в машине, потому что после пережитых волнении и всего выпитого засыпала прямо на плече Кристиана.

Проснулись они одновременно. Солнце светило прямо в глаза. Внизу, во дворе, звенели детские голоса. Было воскресенье. Они посмотрели друг на друга и рассмеялись. Оба чувствовали себя легко и свободно.

– Алекс, если ты мне скажешь, где у тебя чашки, я принесу тебе кофе в постель.

Так у нее появилось третье, после Александры и Альки, имя.

Пока Кристиан звенел посудой на кухне, Алька перебирала в памяти события вчерашнего дня. Кажется, она была услышана. Кажется, провидение послало ей помощь в образе этого добросердечного милого француза. Теперь будет, наверно, не так страшно. Страшно? И тут Алька вспомнила – завтра же понедельник!

Она встала, накинула на голое тело рубашку Кристиана и пошлепала босыми ногами на кухню. Там Кристиан сервировал маленький поднос. «Господи, где он его взял? Я раньше его тут вроде не видела». (Впрочем, хозяйственность не относилась к числу Алькиных добродетелей.)

– Ты почему встала? У меня все готово. – Он посмотрел на Алькино потухшее лицо, увидел вчерашнюю тоску в ее глазах. – Кажется, ты хочешь мне что-то рассказать.

Не то чтобы Алька сильно этого хотела, но не рассказать тоже не могла. Она чувствовала, что Кристиан сейчас, может быть, единственный ее шанс на спасение. Она тяжело вздохнула, уселась на табуретку и понуро опустила голову.

Кристиан приподнял за подбородок ее лицо, отвел со лба светлые пряди.

– Я слушаю, Алекс.

И она рассказала ему все. Про Стефана, про его друзей, про чудовищный долг, про то, как она попала в Москву и чем тут занималась. Про вчерашний вечер в ресторане «Арбат» и ночную беседу с комитетчиком. Всё. С деталями и без купюр.

Кофе совсем остыл. Кристиан выплеснул его в раковину и заново накрыл уже на столе.

– Завтра мы пойдем туда вместе.

– Да ты что! Заметут обоих!

– Заметут?

– Ну, арестуют.

– Алекс, но я все же гражданин другой страны. И потом – «перестройка».

– Да какая «перестройка»! Они как работали, так и будут работать. Это же государство в государстве. Такую махину за столетие не сдвинешь!

– Это тебя так заставили думать. А мы пойдем завтра и скажем, что ты моя невеста. И вообще – ждешь ребенка.

– Кристиан, милый, но это же неправда!

– Ты про ребенка? Так мы можем еще постараться!

Он схватил Альку на руки и понес в комнату.

Второй день Александра исследовала Москву.

Новый Арбат ее скорее разочаровал. Особенно на промежутке «Прага» – «Арбат». Суетно, громко и с душком.

«Господи, да это просто какой-то восточный базар! Шаурма, пиво, обертки под ногами да еще турецкие песни из всех динамиков. – Она брезгливо подобрала полу шубы. – И какой-то жилой новодел с башенками в виде минаретов… Нет, я, конечно, не против нововведений, но зачем делать из Москвы еще более азиатский город, чем она есть на самом деле?»

Александра пересекла проспект по подземному переходу, свернула в Борисоглебский («Как же он раньше-то назывался?») и пошла бродить по переулочкам. Вот они, родные, – Скатертный, Хлебный, Мерзляковский. Сколько здесь хожено было…

Чистыми, светлыми дворами пошла дальше. Минут через двадцать оказалась у Патриарших прудов. Вот здесь была настоящая Москва.

Потом по Тверской она спустилась к Главпочтамту. Еще раз убедилась, что ее прошлое снесено с лица земли вместе с безликим «Интуристом». Свернула к «Националю». Заходить не стала. Через стекло посмотрела на столик, за которым почти двадцать лет назад они с Кристианом ужинали. У Библиотеки нырнула в переход и через пять минут оказалась в Александровском саду. Всё. Круг замкнулся.

Для чего, собственно, приехала она в этот город? Не для того же, в самом деле, чтобы взглядом инспектора оценить произошедшие перемены. Нет. Просто оставалась какая-то открытая форточка в душе. Сквозняк какой-то. Какой-то давний, не до конца изжитый страх.

Теперь Александра чувствовала, что счеты сведены. Примирение состоялось. Точнее, состоялась ее победа над собой, над обстоятельствами. Над памятью.

Можно было возвращаться.

* * *

Прошло два месяца.

Алька сидела в аэропорту «Шереметьево». Ее нехитрый багаж был сдан. С собой осталась только сумочка. В нее-то Алька и вцепилась побелевшими пальцами, ожидая приглашения на посадку. Она боялась. Она до сих пор не верила, что свободна. Что она жена гражданина Франции и летит к своему мужу.

Кристиан вылетел на две недели раньше, когда закончилась его виза. Он умолял осунувшуюся от пережитых волнений Альку не беспокоиться ни о чем. Говорил, что они все сделали правильно, все мыслимые и немыслимые документы оформлены и никто не посмеет ее задержать.

Тогда, в последний августовский понедельник, проведя бессонную ночь в разговорах, они вместе пришли к зданию на площади Дзержинского. Обогнули его, прежде чем нашли нужный подъезд. Никакой Светы здесь, конечно, и в помине не было. Видимо, Игорь успел предупредить ее.

Войти внутрь Алька Кристиану ни за что не разрешила. Он остался стоять у входа. Предупредил, что, если через час она не выйдет, он поднимет тревогу, обратится во французское посольство, в МИД, и вообще, сейчас не тридцать седьмой год, нечего запугивать людей… Теперь уже Алька его успокаивала.

Выслушав Альку, Александр Степанович сдвинул брови, словно чего-то недопонял.

– Деточка, но ведь позавчера никакого французского жениха не было.

Алька подняла на него прозрачные честные глаза.

– Александр Степанович, вас просто неверно информировали насчет меня. Вышло недоразумение.

– Это не та организация. Здесь недоразумений не бывает.

– И тем не менее. – В ее голосе прозвучал металл. Алька решила, что будет твердо держаться до конца. – Я беременна. Могу принести справку. Жених ждет меня внизу.

– А что же, тебе на родине не нравится? Думаешь, там все медом намазано? Так легко бросаешь родину? Подумай хорошо, дочка!

– Мне все нравится. Я знаю, что там не все медом намазано. И родину я люблю. Но своего жениха я тоже очень люблю, и я беременна. А это для меня очень важно, я подумала.

В таком ключе, по кругу, но с разными модуляциями, разговор продолжался около часа. Алька стала опасаться, что Кристиан больше не выдержит и поднимет шум. Надо было сворачивать эту сказку про белого бычка.

Она закатила глаза, тихо охнула и стала медленно сползать со стула. Александр Степанович всплеснул короткими ручками и крикнул секретаря. Вдвоем они водрузили Альку на место, секретарь принес воды.

Мутным взором Алька обвела помещение:

– Где я? – Голос ее звучал убедительно слабо.

– Не волнуйтесь, Алечка. Вас проводят. Но мы еще непременно с вами увидимся. – Хитрые глаза Александра Степановича излучали сочувствие. – Я рассчитываю на взаимопонимание. – И он распахнул перед Алькой дверь в приемную.

Она пулей вылетела на свет божий, схватила Кристиана за руку, и они почти побежали мимо Политехнического в сторону Китай-города. Им хотелось затеряться, спрятаться, чтобы их не нашли, не разрушили их планы, им хотелось, чтобы никто не помешал им обдурить Систему.

О любви не было сказано ни слова ни Кристианом, ни Алькой. Они просто вели себя как два сообщника, два альпиниста, идущих в одной связке.

Наверное, Кристиан был не только добрым малым, но и настоящим романтиком. Соотечественник Дюма-отца и Дюма-сына, он одновременно и следовал некоему мушкетерскому кодексу чести, и спасал женщину хоть и не до конца, но в определенном смысле все-таки павшую. То есть был д’Артаньяном и Альфредом в одном лице.

Дальнейшие полтора месяца были сплошным испытанием: милиция, сбор нужных бумаг, загс, посольство Франции, ОВИР, холодные, неприязненные взгляды чиновников, и опять все сначала. Изо дня в день. Слава богу, у Кристиана была временная прописка в гостинице, а не то пришлось бы ехать регистрироваться в Ленинград, по месту жительства невесты.

Ленинград был особой душевной болью. Долг-то Алька почти весь выплатила, с этим было все нормально. Но вот Екатерина Великая… Уже зная о всех Алькиных жизненных переменах, она так просила ее приехать хоть на денек, просто чтобы попрощаться, вряд ли ведь еще доведется увидеться…

Алька слушала в трубке бабушкин голос со старческой одышкой и чувствовала, как сердце у нее разрывается от горя. Ну разве она могла объяснить, что не может расстаться с Кристианом даже на день, что боится сесть в поезд, с которого могут снять на любой станции, и – ищи-свищи ее. И вообще бог знает какие еще каверзы способны устроить бдительные советские чиновники.

Алька вспоминала рассказ Зойки, бывшей «куколки» из «Интуриста», которую полгода мурыжили, не выпуская к мужу в Гамбург, пока один «добрый» комитетчик не сказал, что поставит недостающий штамп за Зойкину к нему благосклонность.

Он отвез ее на свою дачу (государственную, между прочим), и там Зойка, пока ее благодетель хлопотал с закусочкой, залпом выпила полбутылки водки, вырубилась практически полностью и, что над ней проделывал почтенный отец семейства и уважаемый госслужащий, помнила потом только в самых общих чертах. Но штамп нужный все-таки получила.

Алька представила в этой роли такого «своего в доску» Александра Степановича и передернулась. Оставалось надеяться, что этот дедок вряд ли способен на подобные подвиги.

Через месяц Алька и Кристиан зарегистрировали брак в специальном загсе для иностранцев. Вообще-то ждать нужно было три месяца, но они дали приличную взятку и стали мужем и женой досрочно.

Встретиться с Александром Степановичем еще раз ей все же пришлось. За три недели до отъезда она обнаружила в почтовом ящике повестку со знакомым адресом. Кристиан сказал, что надо обязательно пойти. «Этих людей сердить не следует» – так он сказал.

Гэбист встретил Альку, как отец родной. Даже в щечку поцеловал. Поздравил с законным браком. Пожелал всяческого счастья. Потом долго рассуждал о любви к родине и долге каждого перед ней. В общем, довольно топорно и, можно даже сказать, лениво (времена-то уже были не те, а привычка осталась) пытался Альку завербовать на роль «внештатного информатора». Говорил, что и в Париже у них есть свои люди и они свяжутся с ней. Сейчас Алька готова была пообещать все что угодно.

Через неделю она проводила Кристиана. Он сказал, что уже представляет, как будет встречать ее в аэропорту «Шарль де Голль». Оставалось прожить еще одну неделю.

И вот теперь она сидела и с замиранием сердца ждала объявления посадки. Наконец прозвучал номер рейса на Париж. Через полчаса самолет взлетел, и для Альки настала совершенно новая жизнь.