Текст книги "Балерина"

Автор книги: Надя Лоули

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

11

Вера Борткевич, выпускница Института иностранных языков, до сих пор не могла поверить в свое счастье.

Господи, неужели это правда? Париж! Верочка лежала с широко открытыми глазами и не могла заснуть от взволновавших ее чувств. Она получила назначение на работу в Париже в качестве переводчицы в дипломатической миссии посольства СССР во Франции. Конечно, это было не без помощи ее отца, влиятельного журналиста-международника, имеющего большие связи на правительственном уровне. Ему пришлось приложить немало усилий, используя знакомых своих друзей и друзей знакомых своих знакомых, чтобы получить это тепленькое местечко для ничем не примечательной молодой специалистки из престижного вуза столицы. Верочкин отец хлопотал в течение всего года, нажимая на рычаги своих деловых и дружеских связей, чтобы пристроить единственную дочь на престижную работу. А связи у него были, как вы понимаете, влиятельные. Даже тот факт, что дочурка была молодой и незамужней, что пиши пропало для любой другой персоны, сошел с рук. В приближенных к политической элите кругах то и дело слышалось:

– А вы знаете, кто ухаживает за Верочкой, и очень серьезно?

– Интересно, кто?

– Да сын самого товарища (тут голос снижался донельзя)!..

– Да вы что! Ну, это совсем другое дело!

Сразу же после защиты диплома Верочка была направлена во Францию на три года.

В Париже на территории посольства СССР на бульваре Ланн, в Шестнадцатом округе, она заселилась в маленькую однокомнатную квартирку гостиничного типа.

Вера ликовала от происходящих событий и с первых дней пребывания во Франции ушла с головой в работу, а в свободное время занялась изучением Парижа и такой теперь близкой (вон она, за окном и забором посольства!) французской жизни. Несмотря на запреты, регламенты, гласные и негласные законы дипломатической вотчины, она вырывалась за ограду советской территории и, наслаждаясь свободой, кружила по Парижу, забывая о времени и о других делах.

Париж оправдал все ее ожидания и даже сверх того: знаменитые памятники и места, описанные не менее знаменитыми классиками французской литературы, на которой она была воспитана, оказались близкими и доступными для нее. Верочка стояла, восхищенно подняв голову, и все еще не верила: да, да, конечно, это памятник Виктору Гюго, можно рукой дотронуться и походить вокруг да около. Ну не чудо ли!

Избалованная с детства вещами, привозимыми ее отцом со всего света и недоступными для большинства советских детей, она не слишком обращала внимание на магазины и материальную сторону французской жизни. Подумаешь, ничего особенного, в валютном магазине «Березка» и не то покупала и видела! А посему гордо отворачивалась от роскошных витрин модных магазинов и, не дрогнув сердцем, проходила мимо. Иногда, правда, задерживалась, ну, буквально на минуточку: «Ой, какое платьице!» – но тут же отворачивалась от соблазна и шла с достоинством дальше. У начинающей служащей дипкорпуса зарплата была, конечно, скромной в сравнении с получкой среднего француза. Но зато жилье и коммунальные услуги были для служащих посольства бесплатными, это тебе не аренда какой-нибудь квартирки за бешеные деньги в центре Парижа. Ну а магазины внутри системы имели все самое необходимое, доставляемое из Советского Союза – дешево, сущий пустяк, в пересчете на франки. Были еще столовая и кафе, которые обеспечивали трехразовым питанием почти бесплатно. Конечно, не французские деликатесы, но тоже ничего, вкусно даже. Так что зарплата откладывалась в карман, и ее вполне хватало молодой, ничем не обремененной девушке. Семейные пары, живущие и работающие при посольстве, умудрялись вообще не тратить денег, скапливая приличные суммы в валюте, чтобы потом, по возвращении домой, купить квартиру, машину или дачу. И многим это удавалось. Вера себе таких целей не ставила. Что ей, молодой, свободной и красивой, жизнь свою губить на экономии! С ума можно сойти, чтобы здесь, в Париже, не зайти в какую-нибудь шоколадницу, например, в «Маркизу де Севинье», и не отведать, получая неземное наслаждение, «мусс о шоколя» из молочного шоколада и фундука! Верочка не могла себе в этом отказать. Да и понятно, семьи своей у нее не было и даже не намечалось в отдаленной перспективе, ну а квартира, машина и дача были давно уже приобретены для нее родителями. Так что, что ни говори, а Верочка могла жить спокойно и тратить законно приобретенные франки на свои потребности. А потребности у нее, как это ни странно, были не такие уж и большие, если учесть ее избалованность. Ну, если только кино, театр (на французском – мечта!), хорошего качества косметика и вкусности. На такие мелочи она могла себе позволить потратиться, не волнуясь за завтрашний день.

Вот уже два месяца Вера Борткевич обживалась в Париже. Неделю назад ее навестил отец – Андрей Владимирович. Он был по своим служебным делам и заехал к ней, прилетев из Нью-Йорка.

– А не пойти ли нам, Верунчик, в «Максим»?

– Ну, па, это же дорого…

– Давай, давай, собирайся, гулять будем!

Верочка обожала отца, и это было для нее настоящим подарком ко дню ее рождения. Ей исполнилось двадцать один.

– Ну что, дочь, довольна житухой? – балагурил веселый отец и нажимал на десерт от «полубога» – шефа Пьера Гурме. Вкусно покушать он любил. Верочка пожимала плечами:

– Не знаю, па, между нами только, в посольстве – тоска смертная!

Она уже начала скучать по семье, по Москве, по своим друзьям и знакомым. И не поверите, иногда, по ночам, думала: три года здесь – с ума сойти!

12

Борис Александрович сидел на террасе в кафе и с интересом разглядывал окружающую его публику. Раскрепощенные, веселые и шумные французы вызывали в нем противоречивые чувства. С одной стороны, Борис завидовал им: живут в свое удовольствие и даже не подозревают об этом, а с другой – его раздражало всеобщее показушное веселье, за которым была, как ему казалось, бездуховность и пустота. Конечно, дома, на Родине, тоже не нормально, что в рестораны – очередь, а на полках магазинов – шаром покати. Это неприятный факт. Да. Никто не отрицает. Зато, если повезет и оторвется место за столиком, да в хорошем ресторане, то можно выпить, закусить и пригласить любую приглянувшуюся красотку на танец, под живой оркестр. Не то что здесь!

Борис Александрович Серов был настоящим патриотом. И совершенно без сдвига, как могло показаться. Просто так случилось, что сызмальства он с молоком матери впитал любовь к Родине и партии родной. Причем в прямом смысле этого слова, так как его мать, Антонина Павловна, была настоящим коммунистическим идеологом и преподавала научный коммунизм в Институте международных отношений.

Борису посчастливилось окончить и получить красный диплом в этом же институте, причем без всякой протекции, как думали многие. Сам поступил, сам сдавал все экзамены на отлично, а после окончания института сам добился больших успехов в карьере – пятнадцать лет в загранке. Это вам, как говорила его мама, не штаны в кабинетах МИДа протирать! «Да, отец бы им очень гордился!» – добавляла она, рассказывая о своем сыне. По большому счету это было достигнуто совместными усилиями жены и сына в память любимого мужа и отца, дипломата Александра Ивановича Серова, погибшего в авиакатастрофе. Боре было тогда только одиннадцать лет.

Несмотря на то что он был патриотом своей пусть не самой идеальной на земле страны – родителей и Родину не выбирают, опять же внушала ему мама, – Францию он тоже любил. Прекрасная страна! Чего не мог сказать о французах. Французов он терпеть не мог. Хотя отдавал им должное: покушать, выпить, модно выглядеть и благоухать – они любят и умеют!

Вот уже три недели Борис Александрович Серов находился в Париже, обживался и присматривался на новом месте.

И сейчас он, наслаждаясь крепким двойным эспрессо, не сводил глаз с входной двери. Пришел он сюда не для того, чтобы выпить чашечку кофе и лицезреть картинки из рубрики «Их нравы», Борис Александрович находился на службе. Он ждал бывшую балерину Ленинградского театра оперы и балета Аллу Владимировну Михайлову.

Она же Богданова, по первому мужу, а теперь, видите ли, мадам Дюшен.

Как уже сказано, Борис был патриотом, а поэтому было нормальным, что он презирал русских женщин, которые выходили замуж за иностранцев.

Своих мужиков мало им!

Надо сказать, отношения с женщинами у него и у самого складывались не очень.

Не везло ему в личной жизни. Первый ранний брак на втором курсе института был сумасшедшим и скоротечным – полгода. Красавица Галочка, беззаботная птичка, не выдержав характера своего серьезного супруга, предъявлявшего слишком высокие требования в повседневной жизни, при первом удобном моменте улетела в другое надежное гнездышко.

«Мелкая бездушная дрянь!» – был его приговор.

Обжегшись на первом увлечении, он стал осторожным и подозрительным к слабой половине человечества.

Мерзавки, пустышки, дрянные девчонки – другого он не видел в плачущих и страдающих по нему созданиях, которых было немало. Борис Серов по-мужски был очень привлекательным: классически высокий, атлетически скроенный, с интеллигентно-непроницаемым лицом, с чем-то неуловимо азиатским в разрезе глаз и четко очерченных губах. Эти азиатские глаза, как ни странно, только придавали ему необъяснимый шарм, и девушки западали на экзотическую изюминку мгновенно. Ну а с его стороны к очередной жертве очередной суровый приговор: бездуховная хищница! Но жениться еще раз ему все же пришлось. А куда деваться? Распределение на работу за границу выбора не давало. В заграничном раю место было только семейным. И, на свою голову, скоропалительно женился на своей однокурснице Валечке Лазоркиной, которой тоже надо было срочно поменять девичью фамилию на любую другую, но только в брачной регистрации. Причин на поспешный брак у нее было несколько: возраст поджимал, во-первых, да и диплом с отличием, как раз для заграницы, куда, как известно, можно только в законном браке.

Как жизнь в дальнейшем показала, из этого ничего хорошего не получилось. По той же самой причине. Слишком большие требования.

– И где ты была весь вечер? И не говори, что у подруги!.. – кричал он, забыв о дипломатическом этикете…

Но не тут-то было. Оказалось, не на ту нарвался.

– Я живу в свободной стране, где хочу – там хожу! – следовал ответ в не менее грубой форме.

Надо отдать должное, Валечка в обиду себя не давала и показала свой сильный характер сполна. Отомстила ему за всех обиженных и оскорбленных подруг по несчастью. В общем, как говорится, нашла коса на камень. Пришлось терпеть, карьеры ради, целых десять лет!

Да, это была не семейная жизнь, а какая-то шоковая терапия. Надо же было так вляпаться! Это, как шутил один из его друзей, в тюрьму добровольно на десять лет!

Разошлись с Валюшей, на удивление всем, тихо и мирно. Слава Богу, наступили такие времена, когда за развод не расстреливают и даже за кордон выпускают. Теперь можно жить. Но для себя решил: еще раз в брачную петлю – ни за что!

Борис Александрович, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, закурил. Нет, все-таки хорошо, что это все в прошлом. Теперь можно жить! Париж, прекрасный кофе и рандеву с балериной!

Зверев посмотрел на часы: через десять минут должна подойти.

Еще он подумал о том, что эта балерина для него совсем несерьезный материал для вербовки. Она, конечно, была нештатным информатором и агентом КГБ, но больше формально, чем действенно. Борис хорошо изучил ее досье, не густо, прямо скажем. Придется, что называется, из пальца высасывать компроматы. И еще надо как-то исхитриться, чтобы припугнуть ее каким-нибудь фактом из прежней жизни. Но каким?

В ее послужном списке не было особых заслуг. И не особых тоже. Полный ноль. И это за двадцать-то лет! Но зато мелкие услуги, к сожалению, слишком незначительные, чтобы их использовать, она оказывала дисциплинированно и беспрекословно: приглядывала за неблагонадежными людьми, писала донесения различного характера, опять же, слишком мягкие и лояльные. Серов даже рассмеялся, посмотрев в бумагах одно из донесений, в котором она сообщала о продаже своими коллегами икры и водки французским артистам – ой, не могу, большое преступление, тогда всех, кто выезжает за границу, в том числе и своих дипломатов – расстреливать надо! Или вот еще, о пьяных сборах в номерах гостиниц! Да что еще здесь делать, как не напиваться? Конечно, конечно, эти донесения можно было использовать в манипулировании артистами, чтобы склонять их к сотрудничеству с органами. Стоило припугнуть гастрольными грехами, и они были готовы на все. Это да. Но на солидный компромат, чтобы склонить балерину к дальнейшему сотрудничеству, это не тянет, как ни крути.

Борис приготовил папку с фотокопиями некоторых ее донесений и рапортов. Опять подумав, что несерьезно все это! Да при желании бывшая «звезда» может послать его «куда подальше», и сказать ему будет нечего.

Серов допил кофе, положил мелочь на столик. Алла Дюшен должна подойти с минуты на минуту. Ну как же ему найти ключик к сердцу балерины? Ему очень нужна напарница в работе. Она бы пригодилась для выполнения мелких поручений и для связи с русскоязычной диаспорой. Ведь надо собирать информацию, что называется, с места событий о нужных людях в самой безобидной форме, типа просто поболтать по-русски. Ну а в том, что все женщины сплетницы и болтушки, Борис Александрович даже не сомневался. К тому же мадам Дюшен была интеллигентна, отмечено красным карандашом в ее характеристике, и красива. Он еще раз мельком взглянул на фотографию, недовольно подумав: «Хороша, ничего не скажешь!» – и недовольно вздохнул: не доверял он красоткам. Но делать нечего, красота в такой работе необходима, как орудие для приманки дураков. А на какую-нибудь верную партии родной фанатичную уродку не клюнут ведь!

Борис Александрович посмотрел на часы и оглядел помещение, вдруг она уже пришла. Его взгляд остановился на симпатичной худенькой женщине. Молодая женщина, поймав его взгляд, улыбнулась в ответ. «Нет, не она!» – и равнодушно отвернулся. Дама продолжала оглядываться и томно смотреть на него. Начинается! Лучше не смотреть. Прилипнет ведь!

Он стал смотреть в другую сторону. И тут его озарило. Теперь Борис знал, что ему делать! Он решил последовать той тактике, которую часто использовал с женщинами: неназойливо и без особого давления завербовать бывшую балерину на новый период работы своим мужским обаянием. Серов прекрасно умел это делать. Вот и сейчас он подумал, что мадам Дюшен пригодится ему для выхода на Леонида Гуревского, который, как говорят, был известным сердцеедом и любил красивых женщин.

А если мадам Дюшен не клюнет на флирт? Серов и это учел. Выяснил, что муж балерины, конечно, не бедный, как-никак инженер-электронщик, но не настолько богат, чтобы вести экстравагантный образ жизни высшего французского общества. Они жили на его зарплату. Вот на это и надо давить. Как женщина красивая и привыкшая к вниманию, мадам Дюшен должна быть неравнодушна к деньгам и роскоши. Он в этом был просто уверен! Все они одинаковые!

Борис Александрович посмотрел на часы: время! Он был уверен, что ее узнает сразу, как только она появится.

13

Зеленый с позолотой купол театра «Опера-Гарнье» горел огнем в лучах полуденного августовского солнца и бил лучами в глаза. Аллочка даже зажмурилась, яркий свет после мрачной подземки ослепил ее. Лестница перед «Оперой» была заполнена туристами и зеваками, которые сидели прямо на ступеньках и беззаботно поедали мороженое и бутерброды и бросали пустые пластиковые бутылки из-под воды тут же на тротуар – жарко! Бесконечные группки гостей французской столицы позировали перед фотокамерами у знаменитого помпезного здания «Оперы» и весело щебетали на всех языках мира. Алла шла мимо и даже задохнулась от обиды: вокруг был такой эфирный, беспечный, легкомысленный, а от этого такой неправдоподобный мир, в котором ей не было места. Аллочке вдруг захотелось, чтобы солнце исчезло и налетел сильный разрушительный ветер и снес беспощадно всю эту красоту и покой! Сорвал бы ураганом, сметая на своем пути все и вся, в том числе и ее… Ш-ш-ш-шр-р-р-р-р… Вихрь взметнулся над головой – ш-ш-шр-р-р-р-р-р-р… Она остановилась как вкопанная. Господи, что это? И с облегчением вздохнула. Стая голубей, обитающая на площади, взмыла, взбивая пыль из-под ног – ш-ш-ш-шр-р-р-р…

Алла, стараясь ни о чем не думать, пошла дальше и, еще не переходя дорогу, увидела террасу с выставленными столами перед входом в кафе. Замерла от страха и неприятного ощущения холодного озноба (и это – в августовскую-то жару!), перебежала дорогу перед самым носом автобуса, с мелькнувшей глупой мыслью – вот бы, ра-а-аз…и под колеса… – но туристический двухэтажный автобус пронесся мимо, обдав ее удушливым запахом выхлопного газа.

Перед самым входом в кафе она перевела дыхание и, набрав воздуха побольше, как перед прыжком в воду, вошла в зал знаменитого заведения. Полумрак накрыл ее. Народу было много. Алла, не глядя по сторонам, села за свободный столик у окна, недалеко от входа на виду. Ведь сказали же по телефону, что ее найдут.

Заказала кофе и минеральную воду со льдом и лимоном. Она старалась делать безразличный вид и даже улыбнулась официанту, принесшему заказ. Но нервы у нее начали сдавать и пальцы рук не слушались, когда она пыталась разорвать бумажный пакетик с сахаром, – а ну его, в самом деле! – оставила пакет в покое и стала пить кофе несладким

А когда увидела высокого мужчину, в темных очках, вошедшего в зал, она вся сжалась и пригнула голову – ой, мамочка, кажется, он! Сердце у нее забилось, и кровь прилила к лицу. Но месье прошел мимо и подошел к бару, где его ждала дама.

Алла облегченно расправила плечи и предалась беспочвенным мечтам: ах, если бы вдруг так случилось, что с человеком, звонившим ей вчера, произошло что-нибудь ужасное! Ей вспомнился мчащийся на нее огромный автобус – ну вот, попал под машину, например! Или сердечный приступ… Вон какая жара стоит!

Потом, прекрасно понимая, что глупые фантазии не спасут и ничего не изменят, смиренно приготовилась: будь что будет!

Время тянулось невыносимо медленно. Выпила воду и кофе. Прошла к бару и вернулась назад. Подождав еще минут двадцать, начала сомневаться, правильно ли она выбрала место. Может быть, есть еще один зал? И только она собралась спросить у официанта о наличии другого помещения, как почувствовала взгляд. Повернув голову, Алла увидела человека, сидящего за столиком у стенки. Он улыбнулся ей как старой знакомой и жестом руки пригласил к нему подсесть.

14

Элизабет Вайт вышла из метро «Монпарнас – Бьенвеню». Она прошла через шумный, забитый пассажирами вокзал и вышла на привокзальную площадь. Судя по всему, собирался дождь. Резко похолодало, низкие тучи потемнели, и ветер весело погнал бумажный мусор вдоль улицы Рен. Она на всякий случай приготовила зонт. Ей совсем не хотелось попасть под ливень. А бежать до дома – не дальний свет, конечно, но все же – две автобусные остановки. Элизабет не любила автобусы, всегда забитые до отказа людьми с вокзала, и предпочитала пробежаться минут десять-пятнадцать. Вместо физкультуры, на которую у нее никогда не было времени, да и, правду сказать, желания.

То и дело поглядывая на небо – черная туча, казалось, преследовала ее по пятам – она добежала до дома на углу улицы Вожирар.

Элизабет любила этот район Парижа, который отдаленно напоминал ей родной Вашингтон. Без всех этих французских штучек – исторических районов, забитых туристами и толпами зевак. Здесь истории тоже хватало, но своей, с многоликой интернациональной окраской художников и литераторов всех мастей. Вон сколько знаменитых кафешек, в которых некогда сидели, пьянствовали и писали свои шедевры нищенствующие поэты и художники, теперь вознесенные в ранг гениев от литературы и искусства. Даже такой свой в доску американец, нобелевский лауреат, бородатый дядя Хэм, жил здесь неподалеку в двадцатых годах.

Она поднялась к себе на третий этаж, тоже пешком. Лифтом пользовалась редко, только с тяжелыми сумками. «Худеть надо, вон француженки какие изящные, не то что ты!» – подсмеивалась над собой она, запыхавшись от подъема. Ну вот и дома! Выглянув в кухонное окно, рассмеялась победно: непроглядной стеной по стеклу молотил дождь. Как вовремя она прибежала, еще минута-другая – и попала бы под ливень. И никакой зонт бы не помог. Монпарнасская башня мерцала в стороне сквозь ливневый поток, уродливо возвышаясь своими шестьюдесятью этажами над крышами типичных французских построек начала двадцатого века. Она улыбнулась башне, как чему-то родному, напоминающему ей своим обликом американские небоскребы: «Привет, дорогая!»

Вот уже месяц она жила в Париже и училась на курсах синхронного перевода в ЮНЕСКО. На учебу Элизабет Вайт была направлена от Вашингтонского университета в группу усовершенствования французского языка. Как предполагалось, для будущей переводческой деятельности на дипломатическом уровне. Так было по бумагам. А на самом деле она была послана в Париж со специальной секретной миссией Центральным разведывательным управлением, где служила больше пяти лет в отделе по связям с Восточной Европой.

Элизабет Вайт, она же Елизавета Белова, после окончания Вашингтонского университета, факультета иностранных языков – французский, немецкий и русский – получила предложение работать переводчиком в структуре американских секретных служб. Выбор на нее пал, конечно, не случайно. С улицы в эту систему мало кто попадал, в основном людей набирали по протекциям и рекомендациям. Лизе, можно сказать, повезло, ее родители работали в ЦРУ с 1946 года. А когда ушли на заслуженный отдых, рекомендовали дочь на свое место. После трех лет добросовестной работы переводчиком, где она проявила себя исключительно с положительной стороны, ее «прощупали» и направили учиться на курсы специальной подготовки секретных агентов. Там девушки-лингвистки были очень нужны.

Родители Лизы были русскими. История очень необычная. Во время войны, в самом ее конце, когда ход событий был уже предрешен в пользу СССР, они были заброшены на территорию освобожденной Германии в группе советских разведчиков-резидентов, как их еще называли – нелегалов. Их задача была простой – внедриться в послевоенном пространстве Европы, получить под видом беженцев якобы из немецких лагерей документы политических отказников, чтобы потом спокойно работать на разведку в пользу СССР.

Их было три «семейные» пары, которые в дальнейшем должны были обустроиться на территории Западной Германии, Франции и Великобритании и держать контакт между собой. Так планировалось. Но случилось все иначе, они растерялись в хаосе послевоенного времени. Связь с Родиной оборвалась, и каждый устроился как мог. Чета Беловых была задержана на территории американской базы и не задумываясь перешла на сторону союзных войск. Они не считали себя предателями, совсем нет! Просто они увидели нормальную жизнь, если можно было назвать нормальной разруху и послевоенную неурядицу в Европе, которая все равно показалась им прекрасной после ужасов сталинской диктатуры. Только здесь они поняли, что такое быть свободными и не бояться говорить вслух, о чем думаешь. Свобода! Вот на что они клюнули! Сознавшись в своем «шпионском» прошлом, в 1946 году они были переправлены в Вашингтон, где приступили к работе в Разведывательном управлении в качестве консультантов и инструкторов на курсах подготовки агентов в секторе «СССР – Восточная Европа». Позднее они узнали, что пара Никитиных погибла при освобождении Нормандии, а Николай и Екатерина Волковы пропали без вести. И только в 1987 году совершенно случайно при просмотре агентурных данных из Парижа вдруг всплыли имена семейной пары Волковых.

«Не может быть!» – не поверили Беловы. Столько лет прошло!

Выяснилось, что французы серьезно занимаются проблемой разваливающегося Советского Союза и предполагаемой объединенной Германией, чтобы вовремя использовать исторический момент шаткого политического и экономического положения в Восточной Европе в свою пользу. Но американцы и сами были не прочь поучаствовать в «перестройке». Теперь нужно было разобраться в действиях и планах французов и тактически их опередить.

Вот для этого и была направлена в Париж Элизабет Вайт. Ей предстояло просочиться в многочисленную диаспору русских в Париже и выяснить, являются ли Волковы той исчезнувшей после войны парой агентов КГБ.