Текст книги "Ветеран Цезаря"
Автор книги: Надежда Остроменцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава четвёртая
Не помню, как я провёл остаток дня. Где-то бродил. Потом голод погнал меня домой. Я поспел как раз к ужину, после которого Диксип удалился, и мать ушла к себе. А мне так хотелось, чтобы она задержалась и поговорила со мной! Боясь отказа, я не стал просить её об этом; только, пока она шла к выходу, смотрел ей вслед и мысленно твердил: «Остановись! Остановись!»
Но она даже не оглянулась. Рабы стали тушить светильники, и я отправился в спальню. Я лёг в постель не раздеваясь и взял свиток, принесённый из библиотеки ещё утром. Притворившись, будто читаю, я приказал рабу (подаренному Диксипом) идти спать. Словно сторожевой пёс, он улёгся за дверью у моего порога. Я с шумом разулся и погасил светильник.
В лунном свете зашевелились на полу тени веток. Я смотрел на них и прислушивался, как затихает жизнь в доме. За дверью захрапел раб. Я тихонько надел сандалии и сел на ложе. Храп продолжался. Ощупью я собрал всё, что мне хотелось взять с собою в дорогу, привязал мешочек с деньгами на шею и выбрался в сад через окно, чтобы ненароком не разбудить соглядатая, которого приставил ко мне Диксип. Пусть себе всласть храпит до самого рассвета!
Прячась в тени смоковниц, я направился к калитке. Дом наш стоял на обрыве над морем, сад окружала высокая стена. Влезть на неё было делом не шуточным, а спуститься на ту сторону ещё труднее – обрыв здесь был очень крут. Я всё же попытался бы это сделать, чтобы избежать лишнего свидетеля, если бы вёсла не хранились в сторожке. Собравшись с духом, я постучал в оконце и велел сторожу вынести вёсла, а чтобы он не вздумал докладывать о моей поздней прогулке, небрежно сказал:
– Если будут меня спрашивать, отвечай, что скоро вернусь.
Я сбежал по ступенькам к маленькой пристани, где одиноко покачивалась на причале моя лодочка. Открывая своим ключом цепь, удерживавшую её у родного берега, я обливал слезами причальную тумбу и готов был целовать её на прощание, как друга. В этом уединённом месте я и днём не стеснялся плакать, а уж ночью – тем более! Да и как не плакать, если из-за какого-то презренного негодяя вынужден покинуть могилу отца, мать, дом, где родился. Может быть, несколько дней она даже не заметит моего отсутствия – теперь ей нужен только этот сын раба.
Я оттолкнулся от берега и с силой стал грести к острову, запирающему вход в гавань. Там всегда была стража, охраняющая город от пиратов. Но на этот раз, видимо, островок был пуст.
Я оглянулся. Берег светился родными огоньками. Ещё не поздно возвратиться. Но мысль о Диксипе возбудила мою решимость. И я снова налёг на вёсла. Меня закачало в открытом море. Я твёрдо решил доплыть до Диррахия или до Аполлонии – может быть, там удастся мне устроиться матросом на какое-нибудь судно. А если я раньше встречу пиратов, тем лучше: примкну к ним и буду мстить ненавистному Диксипу.
Была тихая и тёплая ночь, канун ид квинтилий [13]13
Иды– середина месяца.
[Закрыть]. Через всё море протянулась лунная дорожка. Вокруг не было видно ни одного паруса. Я грёб почти до рассвета и так устал, что за один час сна готов был отдать жизнь. Я привязал кормило, втащил вёсла и, прикорнув на дне лодки, решил подремать несколько минут…
Лодка слегка покачивалась, почти не двигаясь среди тихих вод, и во сне мне чудилось, что я мал и беспомощен, но над моей колыбелью бодрствует мать и ничего плохого не может со мною случиться…
Не знаю, долго ли я спал, но вдруг меня тряхнуло и я почувствовал, что лодку несёт куда-то вбок. Я приподнялся и сел, протирая глаза.
Солнце ещё не взошло. Предутренний ветер рябил серую гладь моря и слабо шевелил пурпурный парус стоявшего неподалёку корабля. Лодку несло к этому судну… нет, не несло – её подтягивали к борту корабля багром, прикреплённым к канату. Два человека перебирали руками канат; остальные, перевесившись через борт, следили за лодкой. Когда я сел и уставился на них, они захохотали:
– Вот так мертвец!
– Товар для Делосского рынка!.. [14]14
Де́лос– в древнем мире один из самых больших рынков рабов.
[Закрыть]
Я слыхал, что на острове Делос пираты продают в рабство по десять тысяч человек за один день. Встреча с ними уж не казалась мне такой желанной, как раньше. А мой мешочек с деньгами?.. Внезапно я перестал верить в его помощь: что могло помешать пиратам деньгами завладеть, а меня продать? Двойной барыш! Но нельзя им показывать, что я испугался: тогда всё пропало.
Эти мысли промчались у меня в голове, пока лодку подтягивали к пиратскому кораблю. Вот она закачалась у борта. Мне бросили верёвочную лестницу. Сверху на меня глядели ухмыляющиеся физиономии разбойников. Хорошего ждать нечего… Держись, Луций!
– Влезай сюда, живо! – скомандовал смуглый толстяк с сизым носом. – Что ты тут один среди моря болтаешься?
Обступившие меня рожи казались все одинаково страшными, и я старался не смотреть ни на кого, кроме Сизого Носа.
– А я вас искал, – как мог храбрее ответил я ему.
– На-ас? – поднял он брови. – Как это «нас»? Разве ты нас знаешь?
– Конечно, знаю. Вы пираты. Я вас и искал.
– Мы вовсе не пираты, а морская стража. – Сизый Нос хитро подмигнул своим компаньонам. – Я эдил [15]15
Эди́л– выборная должность в Древнем Риме. Обязанностью эдилов было поддержание общественного порядка и наблюдение за снабжением города.
[Закрыть]Нептуна. Слыхал, деревенщина, о такой должности?
– Нет, – отвечал я, не отрывая глаз от его лица (мне казалось, что стоит только оглянуться на других – и я погиб). – О такой должности, клянусь, и сам Нептун не знает. Вряд ли ему понравится, что его именем шутят. Не забывай, что ты в море, а море – его царство. Не годится гостю высмеивать хозяина, да ещё бога!
Сизый Нос, оглянувшись на своих, кивнул в мою сторону:
– Здорово у него язык привешен! Ну ладно. Нептун на меня не будет в обиде. Говори, зачем нас разыскивал? – повернулся он ко мне. – Уж не Сулла ли послал тебя с поручением?
– Нет, я Суллы не видел. Я – сам по себе. Ищу у вас убежища.
Сизый Нос хлопнул себя по ляжкам. Среди пиратов послышался смешок.
– Я хочу отдать вам все свои деньги и стать вашим компаньоном, – поторопился я предупредить возражения.
– А сколько у тебя денег?
– Полторы тысячи ассов. Они спрятаны в лодке, – добавил я, испугавшись, что разбойники сразу на меня накинутся и начнут обыскивать.
Сизый Нос критически меня оглядел:
– Вряд ли из такого нежного отрока получится приличный пират.
Из толпы вышел отвратительно грязный, пахнущий бараньим салом старик и положил руку мне на плечо:
– Берите деньги, а мальчишку давайте мне. Он просит убежища? Поместим его на корабельной кухне. Великолепное убежище: и спрятан будет и учиться станет; обучу его котлы чистить, обед готовить, посуду мыть… И вы, кстати, перестанете ворчать на грязь.
Как?! Вместо пиратских подвигов чистить котлы на кухне, где распоряжается этот жирный грязный моллюск?..
– Нет! – взмолился я. – Лучше возьмите меня матросом.
Сизый Нос отмахнулся от меня, как от мухи, и одобрительно хлопнул по спине старикашку:
– Отлично придумано, Аникат.
Пираты, конечно, поддержали своего предводителя:
– Матросов и без него много!
– Пусть повар берёт мальчишку!
Кто-то деловито спросил:
– Обыскать лодку?
Едва сдерживая слёзы, я крикнул:
– Вот они, деньги! – И, сорвав с шеи мешочек, протянул его Сизому Носу. – Берите. Только не отдавайте меня в рабы вашему повару.
– Почему в рабы? – примирительно сказал Сизый Нос. – Ты будешь равноправным членом нашего товарищества, как и Аникат. Будешь при деле на кухне. Не даром же тебе есть наш хлеб. Слышал: матросов у нас много. Писцов и библиотекарей нам не надо… А ты заявил, что хочешь с нами остаться… Сколько тебе лет?
– Четырнадцать.
– Видишь: время игр прошло. Пора приниматься за работу.
Так вместо товарищества по поимке грифона я вошёл в компанию пиратов.
* * *
Одно – знать о чём-нибудь понаслышке, а другое – видеть собственными глазами. Прожив с пиратами год, я понял, что они совсем не те, какими рисовало их моё воображение. Раньше они представлялись мне отчаянными храбрецами, ежеминутно готовыми сложить свои головы ради славы. Теперь я убедился, что опасности в их жизни не больше, чем в жизни откупщика или купца, отправившегося за море ради наживы. Их старания избежать сражения внушали мне презрение. Даже от бури спешили они укрыться в защищённой гавани, которых было у них множество, особенно в Карии и Киликии [16]16
Ка́рияи Килики́я– области в Малой Азии на восточном берегу Средиземного моря.
[Закрыть]. А уж что касается военных кораблей, то, завидев какой-нибудь, мы сразу поворачивали нос в сторону. Впрочем, встречи эти были редки, потому что римский флот был слабее пиратского, – так по крайней мере утверждал глава нашей шайки Булл (он же – Сизый Нос).
Зато, преследуя беззащитное купеческое судно, отщепенцы, с которыми связала меня судьба и собственная глупость, готовы были совершить чудеса храбрости. А больше всего они любили, укрыв свой корабль среди скал, рыскать по побережью в поисках детей и женщин. Они ловили путников на дорогах, нападали на одиноких пастухов и угоняли их стада, а людей продавали перекупщикам на ближайшем рынке рабов.
Самые большие битвы, которые я в этот год видел, были с пастушескими собаками. Всё же во время нападения на купеческое судно двух пиратов убили. А один умер, объевшись дыней.
Боги, как я был бы счастлив, если бы все они поскорей перемерли и я смог бы покинуть эту ненавистную посудину!.. И зачем только отец подарил мне лодку и кормчего, обучившего меня морскому делу! Если бы не это, я никогда не попал бы к пиратам. А теперь убежать от них невозможно! Их тайны, которые я узнал, опутали меня, словно цепи, – попробуй только их разорвать, сразу угодишь к Плутону [17]17
Плуто́н– божество подземного мира, царства мёртвых.
[Закрыть].
А тайн было много. Я знал только ничтожную долю их, но и это было опасное знание. Если и не было у них эдилов, как назвался Сизый Нос при первой нашей встрече, то, во всяком случае, существовали какие-то власти, какая-то организация, может быть – республика, а возможно, и царь; не знаю, я не успел за год в этом разобраться. В определённые числа наша миопарона приставала к пустынному берегу в Киликии, и Булл отправлялся в таинственную пещеру, куда разбойники сносили часть своей добычи. Думаю, что там заседали старейшины пиратов: одновременно с нашей миопароной к этому берегу приставали другие пиратские корабли, и начальники их делали то же, что Булл.
Кроме того, я узнал, что у пиратов есть свои крепости и гавани; в некоторых из них я успел побывать. Многие города на бесчисленных островах Эгейского моря и на берегах внутреннего платили пиратам дань, лишь бы они не хватали граждан и не продавали их в рабство. И мне были известны места, где эту дань мы получали. Я знал, что кое-кто из знатных римлян ведёт дела с пиратами. И даже цари, например Митридат Понтийский, дают разбойникам поручения. Этих знаний было достаточно, чтобы меня уничтожили при первой попытке к бегству.
Нет, меня уже не оскорбляло, что я чищу лук, вместо того чтобы сражаться. Но крики похищенных детей и женщин были слышны и на кухне. Они раздирали мне сердце. Одно успокаивало: я не участвовал в грязных проделках разбойников. Но скоро я был лишён и этого утешения.
Однажды, когда мы сидели в своей полутёмной кухне и потрошили рыбу (самое отвратительное из всех известных мне занятий), над нашими головами, словно Юпитер, спускающийся с Олимпа [18]18
Оли́мп– гора, где, по представлению древних греков, обитали боги, главным из которых был Зевс (у римлян ему соответствовал Юпитер).
[Закрыть], появился осиянный солнцем Булл. Он остановился на лесенке, вытаращил глаза на сверкающие бронзовые котлы и хлопнул себя по ляжкам (так он обычно выражал изумление).
– Я вижу здесь только одно грязное место, – Булл ткнул пальцем в тунику повара, – пузо Аниката! Прямо чудо мальчишка сотворил с этой ямой. И всё же я должен забрать его у тебя, Аникат.
Аникат воздел руки к потолку:
– О боги!.. Зачем?!
– Пора обучать его военному делу. Сам знаешь, трое у нас выбыли. Может случиться, и твой засаленный котёл проткнут в схватке. Вот он и будет тебя защищать. Шестнадцатый год малому. До каких же пор возиться ему на кухне? – И, повернувшись ко мне, Булл приказал: – Ступай наверх. Гана займётся с тобою.
– Оставь его мне хоть на два часа в день, – взмолился Аникат.
Булл пожал плечами:
– Пусть помогает… если справится.
И вот за моё воспитание принялся новый наставник. Увы, он был так непохож на Валерия! Под его руководством я стрелял из лука в чаек, метал копьё в тушу убитого дельфина, привязанную за кормой миопароны, и проделывал другие военные упражнения. Тяжелее всего было бороться с Ганой, который ломал меня без всякого милосердия так, что я в изнеможении падал на палубу не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тогда Гана хватал меня под мышки и бросал в море, отталкивая шестом всякий раз, как я подплывал к верёвочной лестнице, болтающейся над волнами. От страха утонуть у меня появлялись силы, и я снова и снова пытался за неё уцепиться, но Гана был неумолим. Наконец я начинал захлёбываться. Тогда меня вытаскивали из воды. А на палубе уже ждал Аникат с кружкой вина и, заставив её до дна выпить, уводил убирать кухню. А у меня болел каждый мускул и так хотелось спать!..
Словом, это была настоящая каторга, и я не видел впереди избавления.
И вот однажды, едва мы приступили к обычным нашим упражнениям, дозорный из прикреплённой к мачте корзины крикнул, что с наветренной стороны виден корабль, идущий в одном направлении с нами. На пиратском судне поднялась суматоха. Разбойники, схватив копья и луки, выстроились на борту миопароны. Матросы подняли парус, и мы бросились в погоню за небольшим судёнышком, палуба которого была скрыта от нас вздувшимся полотнищем их паруса. Мы неслись, накренившись, почти черпая воду левым бортом и оставляя хвост пены за кормой. Паруса – белый (их) и пурпурный (наш) – сближались с каждой минутой. Мы подлетели к ним уже так близко, что могли разглядеть гребцов и кормчего. Пираты метали в них копья и стреляли из луков. Но кормчий преследуемого корабля искусно маневрировал, и оружие пиратов почти не причиняло вреда.
– Ну-ка покажи, чему научился, – потребовал Булл.
Я не посмел отказаться, но постарался, чтобы мои стрелы падали далеко позади судёнышка с белым парусом.
Булл дал мне подзатыльник и сам метнул копьё. Белый парус затрепыхал. Канат, выпущенный из рук кормчего, соскользнул с удерживавшего его колышка и взвился в воздух, а сам кормчий, пронзённый копьём Булла, свалился в воду. Судёнышко зашаталось. Помощник кормчего поймал канат и натянул парус. Гребцы старались изо всех сил. Но мы были уже рядом. За моей спиной раздался грохот. Это, готовясь к рукопашному бою, опустили мачту и одновременно сбросили на палубу преследуемого корабля абордажные мостки (сделанные наподобие тех «воронов», что когда-то, во время Пунической войны, придумали наши предки, чтобы побеждать опытных в морском бою пунов [19]19
Пу́наминазывали римляне карфагенян.
[Закрыть]).
Те, за кем мы гнались, тоже опустили парус и мачту. Стала видна палуба и на ней несколько молодых римлян с обнажёнными мечами. Их матросы и рабы вооружились копьями. Я мысленно призвал на помощь своего гения-покровителя, потому что решил драться против пиратов на стороне римлян.
Никто не успел сделать ни одного движения: Булл бесстрашно свесился с борта и крикнул:
– Эй, вы! Слушайте! Я с вами как с разумными людьми говорю. Одеты вы хорошо, даже роскошно: видно, кошельки у вас не черепками набиты. Что вам за польза продырявить несколько наших людей? Всё равно мы сильнее. Вы в наших руках. Заплатите приличный выкуп – и все дороги вам открыты. Можете и скорлупку свою забрать, если гребцы ваши не захотят к нам перейти. Но, конечно, вам придётся выплатить цену вашей посудины и матросов.
Я подался вперёд, готовясь первым взбежать на мостки и присоединиться к римлянам. Неожиданно самый молодой из них засмеялся и вложил меч в ножны. Остальные последовали его примеру. Рабы и матросы опустили копья.
– Принимаем предложение, – важно сказал молодой римлянин. – Что ты называешь приличным выкупом? Назови цену.
Булл махнул пиратам, чтобы они тоже убрали оружие, и крикнул римлянам:
– Я решаю не один. Мои люди должны принять участие в договоре. Переходите сюда.
Молодой римлянин двинулся к мосткам, но спутники преградили ему дорогу.
Булл подбоченился, презрительно разглядывая их сверху:
– Эй, вы! Боитесь? Не заставляйте нас долго ждать, не то захватим вас силой, тогда уж на себя пеняйте.
Юноша плечом раздвинул тех, кто загородил ему дорогу.
– Мои друзья тебе не доверяют, – сказал он, смело ступая на мостки.
Глава пятая
Я с восторгом смотрел на него. Мне показалось, что он не намного старше меня – года на четыре, не больше. Вид у него был, пожалуй, несколько болезненный: он был худ, но плечи так широки, талия так стройна, голова так гордо посажена, что не залюбоваться им было невозможно. А главное, что меня пленило: он шёл по мосткам совершенно один, и ни капельки страха не заметил я на его лице!
Вот, как бы опомнившись, за ним бросился раб… двинулся было к мосткам ещё один римлянин… Остальные его задержали. По-видимому, они о чём-то совещались. Потом снова вытащили оружие, будто могли что-нибудь сделать, если бы шайка киликийцев вздумала наброситься на их спутника!
Подозреваю, что Булл раньше был актёром: уж очень любил он разыгрывать разные сцены. Вот и теперь: возмущённо вздёрнул плечи и принял вид оскорблённой добродетели:
– Не доверяют? Мне?! Разве они не знают, что у пиратов своя честь?
Молодой римлянин уже шагал по палубе нашего корабля, не обходя, а отстраняя стоявших на его пути.
– Честь? – сказал он, останавливаясь перед Буллом. – Возможно, чтобы доказать это моим друзьям, прикажи убрать мостки, вцепившиеся в наш корабль.
– Зачем? – поднял брови Булл.
– Мои друзья отойдут на полмили и будут ждать конца переговоров. Если ты вздумаешь напасть на меня, они отправятся за подкреплением, нагонят твой корабль и всех вас перевешают, – спокойно объяснил молодой римлянин.
Пираты захохотали. Булл, давясь от смеха, махнул матросам, чтобы они подняли мостки.
– Ну и шутник, – отдуваясь, сказал он. – С таким иметь дело одно удовольствие.
На римском корабле поставили мачту, подняли парус и медленно отплыли. Юный римлянин молча следил за ними и, только когда корабль удалился настолько, что его уж не могли настигнуть наши стрелы, повернулся к Буллу:
– Ну, какой же выкуп вы за нас хотите?
Он равнодушно смотрел на Булла и на собравшихся вокруг пиратов, хотя все они были вооружены, а у него и его раба висели на поясах только кинжалы.
– Сколько же мы за них хотим? – спросил Булл у своих подчинённых.
– Сперва надо узнать, кто они такие! – крикнул один из пиратов.
– Вполне разумно, – важно кивнул юный римлянин и указал на отплывшее судёнышко, – там знатные молодые вифинцы и римские патриции, мои друзья. А я, – он гордо выпрямился, – Гай Юлий Цезарь, ношу то же имя, что и мой отец, бывший претор [20]20
Пре́тор– высшее после консула должностное лицо в римской республике.
[Закрыть]. Ну говорите, во сколько вы нас оцениваете?
Несколько секунд Булл, сжав губы и почёсывая кончик носа, рассматривал пленников и наконец полувопросительно произнёс:
– Я думаю, тысяч двадцать денариев? [21]21
Дена́рий– римская серебряная монета, равная 10 ассам.
[Закрыть]
– Что-о?! – Цезарь впервые потерял хладнокровие и с негодованием отступил. – Двадцать тысяч денариев?!
Булл тоже возмутился:
– Вот уж не думал, что ты будешь торговаться! Неужели можно взять дешевле, – он стал загибать пальцы, – за всех вас, за вашу посудину, за матросов, за рабов…
Цезарь презрительно рассмеялся:
– Клянусь, ты самый бездарный пират на свете! Я думал, ты за одного меня просишь двадцать тысяч, а это, оказывается, за всех! – Он укоризненно покачал головой. – Неужели мне давать тебе уроки твоего ремесла? Я назвал имя римского патриция, потомка Энея [22]22
Эне́й– герой Троянской войны. После разгрома Трои долго странствовал и наконец нашёл в Италии новое отечество. Род Юлиев считал своим прародителем сына Энея – Юла или Анхи́за.
[Закрыть], а ты меня оптом с другими в двадцать тысяч денариев оценил! Да одна моя жизнь стоит не меньше трёхсот тысяч денариев! И я тебе их дам…
Разбойники в восторге завопили:
– Да здравствует потомок Энея!.. Да здравствует Гай Юлий Цезарь!
Я едва мог удержаться от смеха, глядя на поглупевшее лицо Булла.
– Значит, согласны? – деловито спросил Цезарь.
В ответ раздались рукоплескания и новый взрыв радостного рёва. Булл пробормотал:
– Почём я знал, что ты потомок Энея! – и присоединился к овациям.
– Но, – Цезарь развёл руками, – у меня этих денег нет…
Лица пиратов вытянулись. Цезарь поднял палец, предупреждая возражения:
– Они будут. Если вы дадите мне тридцать или сорок дней сроку, мои друзья, – Цезарь кивнул в сторону отплывшего судна, – соберут эту сумму и доставят в условленное место. А я это время пробуду у вас заложником. Согласны?
Булл хлопнул Цезаря по плечу:
– Я сразу понял, что ты разумный малый. Оставайся у нас хоть всю жизнь!
– Вряд ли тебе это понравится, – ответил Цезарь, сбрасывая его руку со своего плеча, – у меня дурной характер. А теперь позовём моих друзей. Мы условились, что я помашу им плащом.
Не обращая на нас внимания, словно он тут был один, Цезарь подошёл к борту, снял ярко-синий дорожный плащ и стал махать своему кораблю.
Так вошёл в мою жизнь Гай Юлий Цезарь. Хотя впоследствии я не часто встречал его, но думал о нём постоянно и стремился увидеть его. А чего очень желаешь, того почти всегда достигаешь, хотя порою и не на радость себе.
Получив указания, где, у кого и сколько можно взять взаймы для выкупа, спутники Цезаря отплыли, а он остался на корабле с одним рабом, двумя тюками и высокой круглой корзиной, подобной тем, что стояли у нас в библиотеке. Несколько мгновений он следил за удаляющимся парусом, потом, круто повернувшись, приказал пиратам помочь его рабу оттащить тюки под навес на носу корабля. Помню, меня поразило, что он ни капли не сомневался в повиновении кровожадных киликийцев, словно это были не разбойники, а его собственные слуги. И действительно, несколько человек, и я в том числе, подхватили тюки, а Булл, снисходительно улыбаясь, пошёл сзади, будто желал посмотреть, до чего дойдёт бесцеремонность этого патриция.
Цезарь как у себя дома шагал по палубе пиратского корабля. Под навесом, где в непогоду укрывался дозорный, он приказал распаковать один из тюков и раскинуть вынутую из него палатку. Услышав это распоряжение, Булл хлопнул себя по ляжкам, и Цезарь оглянулся, будто впервые заметил его присутствие.
– У меня слабое здоровье, – небрежно пояснил он, – и я предпочитаю спать на свежем воздухе, а не душиться с вами под палубой.
Сизый Нос широко повёл рукою:
– Располагайся где хочешь. Ты платишь за свои прихоти такие большие деньги…
Не дослушав его, Цезарь повернулся к нам, хлопотавшим над его вещами, и стал распоряжаться устройством своего жилья. Вскоре на носу нашего корабля раскинулась палатка, словно мы отправлялись на увеселительную прогулку. Из другого тюка мы достали складную кровать и такой же столик. Я распаковал высокую корзину. Как я и думал, в ней оказались книги. С волнением, какое, наверное, ощущает голодный при виде хлеба, я принялся перебирать футляры верхних свитков, прочитывая их названия, выписанные на титульных дощечках. Цезарь коснулся моего плеча:
– Ты сын предводителя этих разбойников?
Вспыхнув от обиды, я распушился, как петушок, готовый ринуться в бой. К счастью, Булл не обратил на это внимания.
– Что ты! – сказал он с шутовской важностью. – Это римский всадник Луций Сестий Гавий, пожелавший сделаться пиратом. Он ещё обучается нашему ремеслу, а пока занимает должность помощника повара.
Прищурив один глаз, Цезарь внимательно посмотрел на меня и обернулся к Сизому Носу:
– А твоё имя, малопочтенный глава пиратов?
– Булл, – ухмыляясь, ответил наш начальник.
Остальные пираты, не дожидаясь вопросов, отталкивая друг друга и выскакивая вперёд, стали выкрикивать свои имена, словно играющие мальчишки. Видно, не одного меня покорил наш пленник – все старались обратить на себя его внимание.
– Ну, проверим, запомнил ли я вас. – И Цезарь, указывая на одного за другим, назвал каждого по имени, ни разу не ошибившись.
Поражённые разбойники ахали. Желая ослабить впечатление, Булл пожал плечами:
– Ничего необыкновенного! Видно, ты каждый день работаешь головой, – он небрежно указал большим пальцем на корзину с книгами, – вот и развил память. А мы, – Булл потряс кулаком, – вот что каждый день упражняем. Уж тут тебе за нами не угнаться! Ишь какие у тебя руки: нежные, белые. Смотреть противно.
Цезарь поглядел на свою руку:
– Белая, да. Но не нежная! Просто чистая. Хочешь испытать её силу?
Я мысленно вознёс молитву богам, чтобы они удержали пленника от хвастовства: он казался таким хрупким и болезненным рядом с раздавшимся вширь пиратом.
Булл принял вызов. И вот он и Цезарь, выставив каждый правую ногу, как делали это мальчики у нас в школе, сцепили руки и оба стали нажимать на ладонь противника, стараясь сдвинуть его с места.
– Считайте! – крикнул Булл. – Клянусь, и до десяти не сосчитаете, как я его опрокину.
Гана начал считать. Пираты были уверены в победе толстого Булла и, столпившись вокруг, посмеивались над худощавым патрицием. Я напряг мышцы, мысленно помогая Цезарю. Гана сосчитал до десяти… до пятнадцати… Цезарь не шелохнулся. Шуточки утихли. Разбойники затаили дыхание. На счёте «тридцать» Булл с шумом выдохнул воздух:
– Фу-у… Довольно. Вот так Геркулес!
Пираты рукоплескали, выкрикивая:
– А на вид как девушка!
– Щуплый!
– Вид неважный.
– Зато на деле атлет!
– Да здравствует атлет Юлий Цезарь!
– Прекратите! – сердито вздёрнул голову Цезарь. – Я не гладиатор.
– Но рука у тебя, как у гладиатора, – с уважением сказал Булл. – Подумайте: я не мог с ним справиться!
– Ты просто разжирел, – начал было Цезарь, но вдруг умолк и, вскинув брови, уставился на лысую голову, высунувшуюся из-под палубы. – А это что за явление?
– Выползай, – приказал Булл. – Наш гость хочет на тебя посмотреть.
Аникат выбрался на палубу и, глупо улыбаясь, остановился перед Цезарем.
– Не знаю, что во мне интересного… Смотри, если хочешь.
– Повар? – отступил Цезарь. – Действительно повар, а не мусорщик?
– Ну, знаешь… – Подыскивая достойный ответ дерзкому и машинально почёсывая живот, Аникат сердито уставился на Цезаря.
Пираты хохотали, выкрикивая:
– Верно, верно!.. Он мусорщик!
– Он животом грязь на кухне собирает!
– А лысина!.. Гляди, сколько на ней сала!
– Весь жир, что своровал, на лысине выступил!..
– А ну вас! – Аникат добродушно махнул рукой и обратился к Цезарю: – Ну, насмотрелся на меня? Можно идти?
Кивком отпустив Аниката, Цезарь брезгливо поморщился:
– Вряд ли я теперь захочу есть. И зачем только вы мне его показали?
Поднявшись на цыпочки, я прошептал в ухо Булла просьбу… Он подтолкнул меня к Цезарю:
– Вот этот всадник желает собственноручно готовить тебе обед.
– Луций? – Цезарь снова пытливо заглянул мне в глаза, будто хотел разгадать, как я тут очутился, но вслух сказал только: – Из рук такого красивого отрока еда вдвое вкуснее.
Покраснев от радости и боясь выдать своё чувство, я спрятался за широкую спину Ганы. Никто не обратил на меня внимания. Булл приказал немедленно отправляться на кухню и готовить обед «гостю». Я со всех ног бросился выполнять это приказание, радуясь, что на сегодня военные занятия отменены.
* * *
В обеденный час я поднялся на палубу с корзинкой, в которой нёс еду, но подойти к Цезарю не посмел: он что-то говорил Буллу так надменно, что я испугался, как бы Сизый Нос не выбросил его за борт (он это иногда проделывал с теми, кто осмеливался ему перечить). На этот раз, к моему удивлению, Булл слушал очень терпеливо. Не в силах сдержать любопытства, я притаился за палаткой, хотя мне с детства внушали отвращение к подслушиванию и лжи.
– Раз это твой товар, – говорил Цезарь, – надо его держать так, чтобы цена на него не падала, а увеличивалась. А они у тебя в такой грязи, что смотреть тошно…
– А я тебя и не просил на них смотреть, – обиженно пробурчал Булл. – Зачем ты туда ходил, не понимаю.
– Чтобы решить, стоит ли тебе оставлять жизнь.
– Хм!.. Это мне нравится! – ухмыльнулся Булл.
– Если бы ты был поумнее, то сообразил бы, что продашь их тем дороже, чем чаще будешь выпускать на палубу, чем лучше будешь их кормить и мыть…
Булл захохотал во всё горло.
– Глупец, – презрительно сказал Цезарь. – Ты не в состоянии понять собственной выгоды. Человек, не способный принести пользу даже себе, только обременяет землю…
Булл снова засмеялся:
– Ну и чудак!.. Ладно. Ты столько платишь, что можно выполнить и эту твою фантазию. Прикажу два раза в день выгонять их на палубу и давать побольше объедков.
Мне уж давно стало ясно, что речь идёт о пленных, запертых под палубой. Но я не мог понять, как попал туда Цезарь… Услышав об объедках, я вспомнил, что несу обед, кушанья остывают, и вышел из-за палатки. Цезарь в то время, как я расстилал холст и раскладывал еду, ласково сказал:
– Приятно посмотреть и на повара и на то, что он принёс… Можешь идти, – кивком отпустил он Булла. – А ты останься, – удержал он меня, когда я повернулся, чтобы удалиться вслед за Сизым Носом, – будешь прислуживать мне во время обеда.
Раб опустил полу палатки. Я сел у ног Цезаря и подвинул ему рыбу, обложенную маринованными оливками.
– Как красиво приготовил! Видно, что бывал среди приличных людей. Как же ты очутился в обществе этих разбойников? Расскажи.
И я рассказал ему всю правду о моём побеге из дому и о том, как я искал пиратов и как, слишком поздно, испугался их.
Когда я умолк, Цезарь покачал головой:
– Да, много глупостей делаем мы в юности… Единственное утешение, что это свойственно большинству людей во всех возрастах. Я не хотел бы, чтобы наша встреча прошла для тебя бесследно. Я помогу тебе отделаться от этих разбойников. Но ты должен вернуться к матери. Ты жестоко с нею поступил, как может поступить только мальчишка. Очень жестоко! Чтобы не огорчать её ещё больше, не рассказывай ей всё, что мне поведал. Лучше повтори то, что сказал сторожу у калитки.
– Будто я вышел в море, потому что мне не спалось? А о пиратах как же?..
– Как оно и было: уснул в лодке и попал в их лапы… Ну, благодарю за обед. Можешь убрать. И прикажи этим разбойникам, чтобы они там не орали: я хочу отдохнуть.
Действительно, с той минуты, как вход в палатку задёрнули, пираты, недовольные, что Цезарь допустил к себе одного меня, затеяли вокруг его палатки борьбу; когда же вместо него появился я и неуверенным голосом передал требование пленника, они подняли такой свист и хохот, что я чуть не оглох. По правде сказать, я их понимал, потому что нигде никогда не читал и не слыхал, чтобы-пленники распоряжались разбойниками. Но мне очень хотелось, чтобы они послушались Цезаря, и я чуть не плакал, не зная, что предпринять. К моей великой радости, из палатки вышел раб Цезаря. Призывая к молчанию, он поднял руку и, выждав, когда пираты поутихли, сказал:
– Мой господин думает, что юный повар не сумел передать его приказание. Запомните: когда Гай Юлий Цезарь отдыхает или работает, на корабле должна быть полная тишина. Он готов её купить. Вот часы. – Он поставил на палубу песочные часы. – И вот дощечка для письма. Я буду отмечать на ней каждый час молчания. Господин мой готов платить за него один асс. Таким образом увеличится сумма выкупа, что для вас, конечно, выгодно. Если же вы нарушите это условие, Гай, освободившись из плена, передаст вас проконсулу; а это для вас вряд ли кончится благополучно.
