Текст книги "Третья дама"

Автор книги: Нацуки Сизуко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА 9
САПФИРОВАЯ НОРКА

Всем телом Дайго прирос к ледяной бетонной стене, чувствуя, как её холод забирается к нему под кожу. Он торчал скрючившись в этой тесноте уже целую вечность, ноги окоченели от холода и неподвижной позы. Один раз, когда ноги совсем онемели, Дайго улучил момент и несколько раз согнул и разогнул ноги в коленях, чтобы восстановить кровообращение. Распрямись он в полный рост, он смог бы увидеть перед собой приземистый, лоснящийся корпус «порше» девятьсот четырнадцатой модели.

Когда он выдыхал, изо рта белым облачком валил пар. Тусклый свет дворового фонаря пробивался сюда, в этот тесный промежуток между бетонной стеной гаража и дверцей машины. Он немного освещал и усыпанную щебёнкой дорожку, уходившую вниз по склону и терявшуюся среди силуэтов деревьев. Дайго сидел на корточках в этом гараже уже двадцать минут, не имея перед глазами ничего, кроме этой убогой картины.

Он с трудом поднёс поближе к глазам часы и попытался разглядеть, сколько времени. Наконец ему удалось определить, что через пять минут будет шесть двадцать.

Поскольку отель «Эмеральд вью» находился в пяти минутах езды на автомобиле отсюда, а Мидори ожидали там для игры на фортепьяно к шести тридцати, то она должна была появиться у машины с минуты на минуту.

Не исключено, впрочем, что за ней могли прислать машину из отеля, и тогда она не воспользовалась бы жёлтым «порше». Но в любом случае она должна была вернуться домой после выступления, а стало быть, у Дайго ещё могли быть другие шансы. Правда, он понятия не имел, в котором часу она вернётся домой, к тому же её мог кто-нибудь провожать. В то же время ему следовало учитывать, что Фумико Самэхима работает в офисе по вторникам и пятницам с полудня до шести. Если учесть, что офис этот находится в Токио, даже соверши он убийство после шести, но в пределах времени, недостаточного, чтобы добраться до Хаконэ, алиби Фумико останется незыблемым. Но если тянуть слишком долго, то можно поставить её алиби под угрозу. Дайго понимал, что в этом вопросе он не имеет права рисковать, иначе весь план, включающий убийство Йосими, полностью утратит какой бы то ни было смысл. Ему, конечно, хотелось бы получить свой шанс до того, как Мидори отправится выступать в «Эмеральд вью». Кроме того, упусти он этот шанс сегодня, эта вторая по счёту неудача пошатнёт в нём уверенность в том, что он вообще способен этот план выполнить.

Сегодня был вторник, 8 марта, и, хотя до начала весеннего туристического сезона в Хаконэ оставалось ещё по меньшей мере три вторника и пятницы, Дайго опасался своими слишком частыми отлучками вызвать подозрение у жены и коллег.

Он хотел как можно скорее покончить с этим делом, дождаться, когда шум после убийства утихнет, и тогда поискать возможности снова увидеться с Фумико. В какой-то момент он обрёл окончательную уверенность в том, что в ту судьбоносную ночь во Франции они с Фумико Самэхима заключили своего рода пакт об убийстве Акисигэ Йосими и Мидори Нагахара.

В прошлый раз, возвратившись в Токио из Кита-Камакура, Дайго позвонил в отель «Эмеральд вью», перед тем как сесть на самолёт до Фукуоки. Он поинтересовался, когда Мидори Нагахара будет выступать в следующий раз, пояснив при этом, что однажды останавливался в их отеле и был очарован её игрой. Он сказал, что скоро собирается снова приехать в Хаконэ и хотел бы подгадать так, чтобы его приезд совпал по времени с её выступлением.

Пожилой голос регистратора в трубке ему ответил: «Я не знаю, известно ли это вам, но Мидори является дочерью владельца отеля и выступает, только когда у неё есть желание. Она не работает здесь по найму, поэтому я затрудняюсь сказать вам, когда ожидается её следующее выступление». Будучи, судя по всему, гостиничным работником старой закваски, он счёл для себя необходимым пуститься в столь подробные объяснения, прежде чем сообщить: «Впрочем, вы со всей определённостью сможете услышать её игру в следующий вторник вечером. Она будет играть на частном приёме, но не думаю, что кто-то станет возражать против вашего присутствия».

Как оказалось, владелец отеля давал приём в честь одного местного политика, с которым его многое связывало. Приём должен был проходить в ресторане отеля, и выступление Мидори было назначено на шесть тридцать. В конечном счёте старик регистратор сообщил Дайго, что в этой праздничной обстановке он сможет легко упросить организаторов вечеринки разрешить ему послушать игру Мидори.

Немного поразмыслив, Дайго поинтересовался: «Как вы думаете, Мидори пробудет на приёме весь вечер?» «Нет, нет. Я точно знаю, что она уедет сразу после выступления», – услышал он в ответ.

Это выглядело правдоподобно. Вряд ли молодая женщина вроде Мидори нашла бы удовольствие в компании престарелых политиков. Дайго хотел ещё спросить, пришлют ли за ней машину, но побоялся вызвать лишние подозрения, поэтому просто повесил трубку, сказав, что закажет себе номер чуть позже. Не будучи полностью уверен, он всё же полагал, что скорее всего Мидори поедет в отель на собственной машине.

В прошлый раз она одевалась для выступления в зелёное вечернее платье. Вряд ли в таком наряде она заедет куда-то ещё перед выступлением и, уж конечно же, не пойдёт в такую даль пешком по холоду. К тому же если она каждую неделю посещает занятия по гольфу, то наверняка должна уметь водить машину.

Приняв во внимание все эти факты, Дайго выстроил свой план на том, что Мидори скорее всего выйдет из дому восьмого марта в начале седьмого. На этот раз он надеялся на успех.

Он выехал из Фукуоки незадолго до полудня, наговорив перед этим жене и коллегам про некую старую тётушку, которая якобы живёт одна в Осаке и разболелась не на шутку. Он сказал, что едет проведать её и, если понадобится, положить в больницу. В прошлый раз он ездил в Хаконэ во время предэкзаменационного перерыва занятий, так что ему не пришлось придумывать оправдания своему отсутствию на работе, тогда ему предстояло только как-то объяснить свой отъезд жене. И всё-таки он боялся допустить какую-нибудь оплошность и проболтаться, тем самым выдав себя. Ведь бывший помощник Йосими Ямада до сих пор не изменил своего отношения к Дайго, он только и ждал момента, когда тот допустит промах.

В Осаке у него и вправду была пожилая тётушка по материнской линии. Детей у неё не было, муж давно умер, и она жила одна, только в свои шестьдесят с хвостиком она вряд ли могла считаться такой уж престарелой. Дайго не видел её уже десять лет, и с тех пор, как умерли его родители, они с тётушкой поддерживали связь только в виде новогодних поздравительных открыток. Впрочем, существование тётушки было для него удобным предлогом, который он мог предъявить жене. Сихоко давно уже твердила ему, что старушке нужно как-то помочь, так что теперь, услышав от Дайго, что тот собирается её навестить, она даже обрадовалась.

Прибыв в Токио, Дайго прямо из аэропорта позвонил тётушке в Осаку. Пожилая женщина была немало удивлена – ведь он не звонил ей уже несколько лет, – однако чувствовала она себя хорошо и обрадовалась его звонку. Жила она просто, без изысков, на пенсию покойного мужа, работавшего в своё время в сталелитейной компании.

Дайго сказал ей, что приехал в Осаку по делам и решил позвонить, чтобы справиться, как она живёт. Он извинился за то, что не может выкроить время заскочить к ней. И всё же она была очень рада слышать его. Дайго понимал, что если возникнет нужда в алиби, этот телефонный звонок в некотором роде обеспечит таковое.

Он пришёл к дому Мидори после четырёх. Мутные весенние сумерки начинали сгущаться. Голые деревья на пока ещё лысых горных склонах уже обретали окраску, означавшую рождение молодой листвы. Месяц март набирал силу, и дни становились длиннее. К несчастью, погода в тот день выдалась пасмурная, поэтому темнеть начало рано.

Бетонный гараж Мидори располагался на склоне чуть пониже от калитки. Здесь легко умещалось две машины, но Дайго вздохнул с облегчением, когда обнаружил всего один жёлтый «порше» девятьсот четырнадцатой модели. Это была та самая машина, на которой сестра Мидори выезжала в тот день, когда окликнула их на горной тропинке. Тогда же, заглянув в гараж на обратном пути, Дайго увидел, что тот пуст. Он пришёл к заключению, что свободное место предназначено для машины их отца и что этим «порше» пользуются обе сестры.

До семнадцати сорока Дайго топтался у дороги, откуда мог поглядывать за гаражом и калиткой Мидори. Прячась в тени, он наблюдал только за одним – элегантным старинным особняком Нагахара. На узкой пустынной дороге, как обычно, не было пешеходов. В дом Нагахара тоже никто не входил и не выходил. Без пятнадцати шесть он зашёл в тёмный гараж. «Порше» стоял там, и он втиснулся между ним и стеной.

По подсчётам Дайго, ему предстояло проторчать здесь никак не меньше тридцати пяти минут. К тому времени на улице уже почти совсем стемнело. И вот теперь он ждал прихода Мидори с минуты на минуту. Он почти не сомневался, что она поедет в отель из дома, а не из какого-то другого места, но даже если так, он мог бы подождать её здесь. Только вот что, если она вернётся не одна, а с кем-нибудь из провожатых?

Случись ему упустить сегодня свой шанс, ему будет трудно опять выбраться сюда из Фукуоки на следующей неделе. Даже его терпеливая, покладистая жена начнёт подозревать неладное, если он опять исчезнет из дома на несколько дней. К тому же в следующий вторник на факультете состоится важное заседание, на котором ему не мешало бы присутствовать. На таких заседаниях он теперь занимал место Йосими. Одним словом, на следующей неделе ему будет нелегко выбраться.

Когда стрелки его часов перевалили за шесть двадцать, Дайго почувствовал на спине испарину, от напряжения его даже пробила дрожь. Вокруг всё было погружено во мрак. Иногда до него доносились порывы ветра, шумящего в деревьях, но это был далёкий и тихий звук. Он уже начал было думать, не напрасно ли затеял всё это. Что, если Мидори уже в отеле? Что, если она уже выступает перед гостями?

Однако вскоре он услышал шаги. Высокие каблуки стучали по ступенькам на крыльце дома. Через несколько мгновений шаги стихли, потом он вдруг увидел возникшую у машины женскую фигуру. Он узнал этот профиль и эти волосы. Это, несомненно, была Мидори. Сегодня на ней опять было вечернее платье до пола, а поверх него – серебристый меховой полушубок. В одной руке она держала что-то вроде нотной папки, а в другой – подходящую для торжественного случая сумочку.

Мидори протиснулась между стеной и машиной и поморщилась, стараясь не испачкать одежду. Дайго она не заметила. Впрочем, даже посмотрев в его сторону, она ничего не увидела бы в столь тусклом свете. А он, ещё больше пригнувшись и почти не дыша, приготовился.

Мидори открыла ключом дверцу машины и положила свои вещи на сиденье.

В этот момент Дайго распрямился и вытянул из кармана нейлоновый чулок, но тут произошло нечто ужасное – ноги отказывались его слушаться. А так ли уж готов он совершить это? Есть ли у него какой-нибудь выбор? Внезапно подкатившая волна страха парализовала его. В ушах шумело от прилившей крови.

Мидори расправила впереди шубку, готовясь сесть за руль. Однако в это мгновение она словно почувствовала присутствие Дайго и обернулась в его сторону. Затаив дыхание, она вглядывалась в полумрак.

Наконец она разглядела в темноте притаившуюся мужскую фигуру, и вечернюю тишину прорезал её пронзительный крик. Этот звук привёл Дайго в движение. Он бросился вперёд и, когда она попятилась, настиг её и накинул на шею чулок. Он даже зашатался, когда затягивал его вокруг горла. В последний момент Мидори успела схватиться обеими руками за горло, но чулок уже намертво врезался в её плоть. Пальчики с ярко-красным лаком на ногтях цеплялись за ворот шубки.

Впоследствии Дайго так и не мог вспомнить, пыталась она кричать или нет. В тот момент он слышал только шум прилившей к голове крови. Ему показалось, что на время он потерял сознание, а когда пришёл в себя, то увидел у своих ног Мидори с обмотанным вокруг шеи чулком. Он ещё подумал, что она почти не сопротивлялась, но, возможно, ему это только показалось, так как сам он под конец схватки пребывал в каком-то трансе.

Тусклый свет с улицы падал на бледное лицо Мидори. Она, судя по всему, уже больше не дышала. Глаза её были закрыты, но холодное надменное выражение так и осталось на её лице, сохранившем поразительную безмятежность. В воздухе витал слабый запах её духов.

Дайго вдруг почувствовал жалость к этой женщине. Он вспомнил, как впервые увидел её в вестибюле отеля «Эмеральд вью» и какой загадочной она тогда ему показалась. Он ещё, помнится, задумался над тем, что за странная судьба свела его с ней. Они не были знакомы и ни разу не поговорили друг с другом, и всё же их соединяли некие интимные отношения – таинственная связь убийцы и его жертвы. Да, такая вот трогательная связь…

Дайго вдруг почувствовал комок в горле и больно закусил губу. Только потом он понял, что ноги его в тот момент дрожали.

Жёлтый «порше» укатил, скрывшись в кедрах, за которыми простирались покрытые пока ещё старой жухлой травой поля. Это были знаменитые кедры, считавшиеся достопримечательностью Хаконэ. Как ни старался Дайго получше запрятать автомобиль, его яркий жёлтый цвет в дневное время, несомненно, должен был привлечь внимание тех, кто будет его разыскивать. Впрочем, в темноте даже фары проезжавших машин не смогли бы его высветить. А это означало, что у Дайго ещё есть время, пока убийство будет обнаружено.

Инспектор Кадзуо Эда из полиции Одавары стоял на холодном ночном ветру, разглядывая освещённый фонарями автомобиль, и пытался прокрутить ситуацию в голове. Они обнаружили девятьсот четырнадцатый «порше» с распахнутой водительской дверцей, ему даже отсюда была видна зелёная кожаная обшивка сидений. Это была совсем новенькая спортивная машинка, словно только что из демонстрационного зала. Обработав специальным порошком приборный щиток и сиденье, они нашли там только отпечатки молодой дамы, чьё тело уже вытащили из машины.

Тело задушенной Мидори Нагахара оставили лежать в том положении, в каком оно было найдено, до приезда следственной группы из Одавары. Эда со своими людьми прибыл туда около половины десятого, и сейчас они как раз заканчивали первичный осмотр места происшествия, пытаясь найти ключи к разгадке.

– Примерно в семь пятнадцать нам позвонили из «Эмеральд вью» с просьбой принять меры к поискам жертвы, – проинформировал Эду стоявший рядом сержант местной полиции. Он был старше Эды и всё время сутулился, ёжась от холода. – Владелец «Эмеральд вью» приходится девушке отцом. Он позвонил примерно в семь пятнадцать и сказал, что она должна была играть сегодня в шесть тридцать на каком-то приёме в отеле, но почему-то туда не явилась. Он звонил ей домой и выяснил, что она уже выехала и что машины нет в гараже. Он подумал, что она решила заехать куда-нибудь ещё, поэтому сколько-то времени ждал, но она так и не появилась. Он справился у её самых близких друзей, но никто из них её этим вечером не видел. Тогда, опасаясь, как бы она не попала в аварию, он связался с нами.

После этого звонка двое местных полицейских выехали в отель, где мобилизовали ещё пару служащих на поиски пропавшей девушки. Следов автомобильной аварии они нигде не обнаружили, однако продолжали поиски ещё почти целый час. Примерно в восемь тридцать они вооружились фонарями и отправились на поиски снова. На этот раз, по словам старого сержанта, они нашли пропавший «порше», брошенный в лесу на склоне неподалёку от дома Мидори. Старика, судя по всему, раздражало, что руководить расследованием прислали какого-то сопляка – Эде и впрямь было тридцать с небольшим. А вышло всё очень просто – начальник окружной полиции слёг в больницу с переутомлением, его заместитель уехал в командировку, так что нравилось это кому или нет, а руководить расследованием назначили Эду. Сегодня он выступал в этой роли впервые.

– Когда вы нашли машину, Мидори была на заднем сиденье, удушенная шёлковым чулком. Ключ зажигания торчал в машине, но мотор был выключен. – Словно разговаривая с самим собой, Эда медленно повторил вслух эти факты. – В котором часу Мидори вышла из дома? – спросил он у местного сержанта.

– Её младшая сестра говорит, это было примерно в шесть двадцать или около того.

– Понятно.

Эда припомнил сейчас слова одного опытного полицейского из их команды, который предположил, что убийство произошло не позже семи. Это означало, что на каком-то отрезке между домом и отелем убийца забрался в машину Мидори, пригнал её сюда и задушил девушку. А в таком случае круг людей, способных совершить это, оказывался весьма и весьма ограниченным. Утром он, конечно же, пошлёт своих людей разыскивать возможных очевидцев. В это время года в Хаконэ не очень людно, так что проверить круг знакомств девушки будет не сложно.

Эда пребывал в общем-то в хорошем расположении духа. Сунув руки в карманы пальто и кутая подбородок в шарф, он вернулся к своей машине. Часы показывали чуть больше одиннадцати. Оставив следственную группу обшаривать окрестности в поисках следов, сам он отправился в дом Нагахара. Вести машину он предоставил своему молодому помощнику Игусе.

Прибыв в дом Нагахара, он обнаружил, что левая половина гаража занята чёрным «опелем», место справа пустовало. Этот «опель» явно стоял на своём месте. Эда загнал свою машину в гараж рядом с «опелем».

В старомодной гостиной было жарко от натопленного камина. Ничуть не раскрасневшиеся от жары, бледные и уставшие, его встретили там отец Мидори Макото и её младшая сестра Аканэ. Они тоже принимали участие в поисках Мидори и, когда «порше» был найден, оставались около него до приезда Эды и его людей. Они вернулись домой, только когда полиция приступила к осмотру места преступления. Разумеется, Эда уже коротко переговорил с ними обоими.

Нагахара пригласил Эду и Игусу поближе к огню со словами:

– Мы ценим ваши усилия… – Это был элегантный седовласый господин лет шестидесяти, своей наружностью производивший впечатление английского джентльмена. – Боюсь, моя жена слишком потрясена случившимся. Она сейчас отдыхает наверху. Я вызвал к ней нашего семейного доктора, так что, к сожалению, она пока не сможет ответить на ваши вопросы. – Умение сохранять учтивость даже в таких обстоятельствах, несомненно, было результатом многолетнего выступления в качестве владельца отеля.

Затем он представил полицейским свою младшую дочь Аканэ – высокую девушку в оранжевых брючках и сочетавшимся по цвету свитере. Не вставая, Аканэ только слегка кивнула, когда её представили. На сестру она походила ярко выраженными, почти европейскими, чертами лица. Даже сейчас, когда глаза её были красны и припухли от слёз, в ней чувствовалась свойственная её натуре живость характера.

Коротко выразив свои соболезнования по поводу случившегося, Эда принялся расспрашивать старшего Нагахару о Мидори.

– В ноябре ей исполнилось двадцать семь. После окончания Токийской консерватории она три года училась в Европе, а потом выступала в частных клубах в токийском районе Акасака. Она жила, как ей нравится, но, когда ей исполнилось двадцать пять, я попросил её вернуться домой. Я считал, что ей пора подумать о замужестве.

Нагахара отвечал на все вопросы Эды, хотя голос его дрожал и время от времени срывался.

– А она была с кем-нибудь помолвлена?

– Нет. У нас было несколько кандидатур, но все они ей чем-нибудь да не нравились.

– У неё был возлюбленный?

– Нет. Во всяком случае, насколько мне известно.

– Был ли у неё друг или кто-то, кому она симпатизировала?

– Она дружила с какими-то мужчинами, но никогда не знакомила меня с ними, так что мне трудно тут что-нибудь сказать.

В другой комнате зазвонил телефон, а ещё через несколько мгновений в гостиную вошла домработница средних лет, которая сообщила, что господину Нагахаре звонят из отеля. Извинившись, Нагахара вышел. Он говорил долго, но о чём, из гостиной было трудно разобрать.

Эда изучал профиль Аканэ, задумчиво смотревшей на огонь в камине, потом наконец сказал:

– Вы слышали, что сказал ваш отец, но как сестра Мидори вы, наверное, могли бы знать больше о её друзьях и знакомствах.

Аканэ перевела взгляд на Эду. По её зелёным глазам можно было судить о сильном характере.

– Ну так как же? Были у вашей сестры поклонники или близкие друзья мужского пола? Вы, конечно же, понимаете, что я так настойчиво интересуюсь этим вопросом, потому что на Мидори напали не с целью грабежа. И деньги, и украшения, и норковая шуба остались при ней, к тому же мы не обнаружили признаков борьбы. Похоже, убийца знал Мидори в лицо и имел возможность сесть в её машину. Это даёт нам основания подозревать, что убийство было совершено кем-то из её знакомых.

Добродушная и мягкая манера расспроса не была у Эды специальным расчётом, он всегда так разговаривал с людьми в независимости от их социального статуса. Правда, за эту непринуждённую манеру его недолюбливали коллеги.

– Думаю, у неё был кто-то, – ответила Аканэ.

– Кто же? Возлюбленный?

– Боюсь, тут мне нечего вам сказать.

– А какие-нибудь имена её знакомых вы могли бы назвать?

– Насколько мне известно… – По просьбе Эды Аканэ назвала имена трёх человек – тренера по гольфу, какого-то художника и студента – все они жили в районе Хаконэ.

– Надо понимать, у неё и в Токио остались друзья?

– Думаю, да. Только она никогда не рассказывала много о Токио. – Впервые за всё время лицо Аканэ омрачилось, и она протянула руки к огню.

– А вы сами тоже жили в Токио?

– Да, в студенчестве. Только мы с сестрой жили там по отдельности. – В порыве горестных воспоминаний Аканэ вдруг зажмурилась, потом продолжала: – По-моему, из всех её токийских друзей наиболее близким был Умэдзаки.

– Кто такой Умэдзаки?

– Он работает менеджером в одной торговой компании в Токио. Кажется, Мидори познакомилась с ним, когда выступала в одном частном клубе в Акасаке. Несколько раз он приезжал сюда и останавливался в «Эмеральд вью». По-моему, они просто друзья, но вообще-то я не могу точно сказать, были ли у них какие-то особые отношения.

Глаза Аканэ затуманились слезами, когда она снова осознала смерть сестры.

– Вы можете дать мне адрес этого Умэдзаки в Токио?

– Конечно, могу. Только, если я не ошибаюсь, он сейчас находится в «Эмеральд вью».

– To есть вы хотите сказать, что он сейчас здесь, в Хаконэ?

– Наверное. Он связан делами с людьми, спонсировавшими сегодняшний приём в отеле. По-моему, сестра говорила мне, что он тоже приглашён.

Тем не менее Эда велел своему помощнику записать имя Садао Умэдзаки и его место работы.

А между тем господин Нагахара, закончив разговор, вернулся в гостиную. Когда домработница подала кофе, Эда продолжил свой опрос. Он поинтересовался у Аканэ, в каком настроении была Мидори, когда выходила из дома, собираясь в отель, и та ответила, что не заметила ничего подозрительного.

– Мама почувствовала, что простыла, и поднялась к себе наверх прилечь, а я сидела одна в гостиной. – Дальше она объяснила, что домработница, живущая по соседству, обычно уходит в шесть часов, так что к тому времени её в доме не было. Она вернулась в дом Нагахара уже позже, когда узнала о трагедии. – Мидори одевалась в своей комнате и только на секундочку заглянула в гостиную, когда шла к выходу. Я читала, поэтому в общем-то не обратила на неё особого внимания. – Дальше Аканэ припомнила, что Мидори вроде бы вышла через парадную дверь, а ещё через некоторое время послышался звук заведённого «порше» в гараже.

– А не замечали ли вы в последнее время, чтобы Мидори была чем-то огорчена или встревожена?

Старший Нагахара сидел, ссутулившись, с горестным выражением на лице. Аканэ немного подумала, потом сказала:

– Некоторое время назад, кажется, в прошлую пятницу, Мидори шла по тропинке за нашим домом, и я окликнула её с нижней дороги. Мне нужно было передать ей кое-что насчёт музыкального урока. Так вот на этой тропинке за спиной у Мидори шёл какой-то мужчина, и, по-моему, я спугнула его своим окликом. Всё это выглядело очень странно, потому что обычно по этой тропе никто не ходит.

– Что это был за человек? Вы можете описать его?

– Издалека я его особенно не разглядела, но, кажется, он был в очках и в костюме.

Столь скудная информация вряд ли помогла бы определить, насколько этот человек был связан с убийством.

Около часа ночи Эда и Игуса закончили свой опрос и удалились. На большее пока, похоже, рассчитывать не приходилось, так что они решили оставить семью в покое. Утром Эда намеревался поехать в «Эмеральд вью» и поговорить с Садао Умэдзаки. Перевозбуждённый и уставший, он спускался по ступенькам крыльца. После душной гостиной холодный ночной воздух Хаконэ был даже приятен.

Подойдя к машине, Эда огляделся по сторонам. Фонарь перед гаражом освещал двор, пробиваясь и внутрь. Прямо под дверцей пассажирского сиденья Эда заметил на земле клочок меха. Подобрав его и поднеся поближе к глазам, он увидел, что мех был из дорогих.

Он протянул его Игусе, который уже уселся за руль, со словами:

– Глянь-ка. По-моему, это норка.

– Да, вы правы. Я знаю одну женщину, у которой есть норковая шуба. Этот мех выглядит точно так же, – сказал Игуса, пристально разглядывая мех.

Вот так. А ведь здесь раньше стоял тот самый «порше».

– Вот интересно, по-моему, норка не из тех мехов, что сами разваливаются на куски, – пробормотал себе под нос Эда и вдруг почувствовал прилив какого-то странного возбуждения.