Текст книги "Третья дама"

Автор книги: Нацуки Сизуко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

В тёмной гостиной «Шато Шанталь» он интуитивно постиг сущность Фумико, воспылав к ней глубокой страстью. Но сейчас, по спокойном размышлении, он нашёл в этой женщине множество нюансов, которые не могли не насторожить его. Неужели она и впрямь окажется той, в кого он так отчаянно влюблён?

То, что Юко вела себя так сдержанно, несомненно, объяснялось её боязнью быть замеченной в обществе Дайго. Те двое мужчин за три столика от них вполне могли оказаться полицейскими.

Несмотря на то что он представился ей другом покойного мужа, с которым якобы вместе учился в Париже, Юко не стала расспрашивать об их взаимоотношениях, и Дайго постепенно начал разочаровываться в этой встрече. Её отстранённость и безразличие окутывали их обоих словно пеленой какого-то тумана. Наконец Дайго решил, что пора сдвинуться с этой мёртвой точки, и сказал:

– Мы с вашим мужем занимались совершенно разными вещами, к тому же я старше его на четыре года, так что поначалу между нами был некий барьер, но потом мы как-то съездили вместе в Барбизон, и вот эта поездка как раз и сблизила нас. – С этими словами Дайго посмотрел Юко прямо в глаза. – Я очень хорошо помню эту поездку. Стояла середина октября, погода в Париже была неустойчивая, и в тот вечер разразилась гроза. Грохотал гром, сверкали молнии, а потом вдруг отключился свет, и мы, наверное, целый час просидели в тёмной гостиной, беседуя на разные темы. Тогда в темноте мы поведали друг другу самые свои потайные мысли и чувства, и, похоже, эти откровения очень сблизили нас.

Рассказывая, Дайго, сам того не осознавая, увлёкся воспоминаниями. В голове его словно наяву сейчас слышались звуки грозы, разбушевавшейся за окнами «Шато Шанталь». Он даже как будто чуял изящный аромат кожи Фумико.

– А вы не были в Париже прошлой осенью? – спросил он, но Юко не ответила на его вопрос.

Снова заглянув в её огромные глаза, Дайго заметил в них беспокойство, которого не видел раньше. Он понял, что она смотрит куда-то в сторону его локтя, и вспомнил, что ещё до прихода Юко выложил на столик один из номеров «Науки о здоровом питании». Юко подняла ресницы, и их взгляды встретились. Она слегка нахмурилась, и губки её задрожали. У Дайго сложилось впечатление, будто она то ли просит его о чём-то, то ли что-то ищет. Сейчас он ею просто восхищался.

– Книги и вещи вашего мужа лежат у меня в номере. Хотите, пройдём туда, и вы их заберёте? – С этими словами он встал из-за стола. Он был уверен, что совсем скоро в полной темноте обе их души, раскрепостившись, бросятся навстречу друг другу.

Номер Дайго находился на первом этаже в самом конце коридора и выходил окнами в сад. Дайго летел к своей двери, что называется, на всех парусах. За спиной у него стучали по полу туфельки Юко. Достав из кармана ключ, он открыл дверь, зажёг в номере свет и поманил Юко.

– Пожалуйста, проходите. Как видите, отель старый, комнатка маленькая, но вы не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

На самом деле комната была даже просторнее некоторых современных гостиничных номеров. Раздвижные стеклянные двери вели в сад, но его вид был сокрыт тяжёлыми бархатными портьерами. Через эти стеклянные двери можно было выйти на веранду, перед которой разросся неухоженный сад. В этом саду в отличие от того, что находился перед рестораном, не было прогуливающихся посетителей, и освещён он был всего лишь несколькими старомодными фонарями. Этому обстоятельству Дайго не мог не порадоваться.

Постель и каминная полка гармонировали с бежевато-коричневым цветом портьер, и столь же привлекательным казался большой диван. Интерьер этот чем-то напоминал гостиную в «Шато Шанталь».

Остановившись на пороге, Юко несколько секунд колебалась, потом извинилась и вошла в комнату.

Дайго указал ей на диван, и она изящно присела. Он же вернулся к двери и запер её на задвижку. Юко нервно озиралась по сторонам. На столе она заметила какие-то книги.

– А что за вещи оставил у вас мой муж?

Дайго не ответил и только огляделся вокруг. – Здесь нас никто не увидит и не услышит. Кроме нас, здесь никого нет, так что теперь ничто нам не мешает предаться воспоминаниям и поговорить по душам. Как вы думаете, мы можем себе это позволить? Мне кажется, я никогда не забуду ваших слов, произнесённых тогда в «Шато Шанталь». Вы назвали нашу встречу редкой и судьбоносной случайностью. Вы выразили опасение, что мы можем никогда больше не встретиться в такой вот уединённой тёмной гостиной. Хотя, как вы сказали, мы могли бы, конечно, случайно встретиться где-нибудь в Париже или в Токио, но любая такая встреча, на ваш взгляд, не смогла бы нести в себе волшебства той ночи… Вы сказали, что нам вовсе не обязательно говорить об этом, но выразили надежду, что наши откровения помогут каждому из нас пойти навстречу своей судьбе…

Больше всего Дайго мучил один вопрос – почему они не могут поговорить о том, что пережили в ту ночь?

– Вы говорили о смелости и о чистоте наших отношений. Так разве мы с вами уже не продемонстрировали друг другу эту чистоту и смелость? Когда я думаю о том, что вы, такое хрупкое создание, совершили, я не могу не чувствовать душевного волнения.

Юко молчала. Дайго казалось, будто он слышит свой голос со стороны, будто кто-то другой вместо него говорит:

– Мы оба сдержали обещание выполнить каждый свою часть плана, и, я надеюсь, вы оценили также и мои усилия, не напрасно потраченные в том скандале с отравленными конфетами.

Юко, до сих пор хранившая молчание, вдруг воскликнула:

– Ну конечно же, вы скорее всего и есть тот человек, что оставил у меня на пороге тот журнал!

– Да, это я. В тот день я любовался вами издалека, а потом ушёл. Я же помнил ваши слова, сказанные тогда во Франции. Но разве мог я этим удовольствоваться? Мне казалось, что мы можем прождать таким образом ещё десять и двадцать лет, прежде чем увидимся снова. Как месье Шанталь в том романе. Я думал, что наши души обретут покой и ощущение свободы после всех мучений, что нам довелось вынести.

И страсть, и экстаз того вечера во Франции вдруг со всей живостью вспыхнули в душе Дайго, и сейчас ему, как никогда на свете, захотелось вновь испытать их.

– Мне так хочется снова пережить то, что было тогда! Мне хочется, чтобы вы, как и в тот вечер во Франции, сидели у меня на коленях! И уж потом, сколько бы ни продлилось это сладкое мгновение, я готов буду молчать.

Он шагнул к двери и выключил свет. Комната погрузилась во мрак. Слабого света, проникавшего сюда, было недостаточно, чтобы что-нибудь разглядеть. В потёмках они могли различить только силуэты друг друга. Их снова окружала темнота и тишина. Дайго молча подошёл к дивану, сел рядом с Юко и обнял её за плечи. Когда он сделал это в прошлый раз, во Франции, она пересела к нему на колени и сама искала в темноте его губы.

Сейчас же от его прикосновения она словно застыла, и тело её пронизала дрожь.

– Фумико, это я – Дайго! Ты помнишь тот вечер?

Но Юко, резко вырвавшись из его объятий, вскочила и, прижимая к груди сумочку, бросилась к двери.

– Фумико, куда ты?! Подожди! Ведь мы же сегодня снова можем быть вместе!

Но Юко бежала прочь. Когда он схватил её сзади, она вырвалась, открыла дверь и выскочила из комнаты.

Ещё какое-то время Дайго, упавший на пол, лежал, обливаясь холодным потом. Эта противная, липкая влага, в сущности, и вернула его к реальности. Но к такой реальности он возвращаться не хотел. Инстинктивно он пытался её избежать, но ледяной страх и холодный пот упорно возвращали его туда.

В этот момент в дверь постучали. Прошло несколько секунд – и новый стук. Это определённо была не Юко. Сила и решительность, с которыми стучали в дверь, подразумевали нечто другое, повергнув Дайго в новый приступ ледяного страха. Он не сомневался, что к нему ломится кто-то из двух мужчин, подозрительно наблюдавших за ним недавно в ресторане.

Не мешкая ни секунды, Дайго вскочил на ноги.

ГЛАВА 13
ЗВЕНЬЯ ЦЕПИ

– Эта женщина появлялась как призрак вечером третьего декабря и днём четвёртого. Нет, на самом деле мы же не можем утверждать, что она и впрямь была призраком. Призраки, знаете ли, не наталкиваются на людей в туалетной комнате отеля и не роняют на пол сумочки.

Старший инспектор одаварской полиции Сасаки и детектив Эда выжидающе смотрели на приехавшего из Фукуоки инспектора Фурукаву. Даже за стёклами очков было видно, как у того блестят глаза.

– Вся проблема в этой открытке. Дама, которая столкнулась с нашей незнакомкой и помогла ей собрать с пола рассыпавшиеся из сумочки вещи, припомнила, что среди них была какая-то открытка. На открытке были изображены заснеженная гора – предположительно Фудзи – и озеро с прогулочной лодочкой. После многократных бесед с нами дама в конце концов признала, что это был вид либо Хаконэ, либо Пяти Озёр Фудзи.

– Если на открытке были изображены гора Фудзи, озеро и прогулочная лодка, значит, это точно был Хаконэ, – степенно заключил Сасаки, кивая и, по своему обыкновению, поглаживая двойной подбородок.

– Да. Мы с коллегами все как один уроженцы Кюсю и никогда не были в Хаконэ, но, к счастью, дама, участвовавшая в этом опознании, была из Токио. Кстати, мы провели глубокое расследование, пытаясь установить, не было ли у Йосими каких-либо связей в Хаконэ или в Пяти Озёрах, но нам так ничего и не удалось выяснить. Похоже, Йосими был влиятельной фигурой не только у себя в университете, он ещё закулисно заправлял делами в местной политике, поэтому мог иметь много как друзей, так и врагов. К тому же, как оказалось, он страдал астмой и не любил мест с холодным климатом. Во всяком случае, так нам сказали его близкие друзья и родственники. Конечно, это не вполне достоверно, но это всё, чем мы располагаем на настоящий момент.

Всё это время Сасаки внимательно слушал, периодически кивая головой в знак согласия, зато Эда продолжал сверлить говорящего Фурукаву унылым скептическим взглядом.

– И всё же, как вы с самого начала говорили, у нас по-прежнему остаётся вопрос мотива. Не исключено, что эта таинственная женщина всё же отравила Йосими, но мы думаем так лишь потому, что у нас нет других подозреваемых. И если уж говорить о каких-то особых ниточках, тянущихся к ней, то, к сожалению, всё, что мы имеем в своём распоряжении, – это какая-то открытка, которую якобы видела некая дама.

– Может, оно и так, но если исходить из того, что убийство имело корни в Хаконэ или в Пяти Озёрах Фудзи, то какими доказательствами мы могли бы в таком случае располагать? – Верно. Дело, конечно, оказалось тёмным с самого начала, однако теперь мы уже можем полагать, что это было убийство по соглашению. Мы не можем исключить, что наша таинственная незнакомка совершила убийство при помощи яда, но выявить такую женщину среди друзей и знакомых жертвы нам так и не удалось, поэтому остаётся только предполагать, что она совершила это убийство вместо кого-то. О такой вероятности я думал ещё даже до того, как в поле нашего внимания попало убийство в Хаконэ, но мы пока ничего не можем доказать. Вот почему мы склонны думать, что это могло быть убийство по обмену.

Инспектор Фурукава излагал свои соображения спокойно и невозмутимо, однако при этом так энергично тряс головой, что за стёклами его очков, отражавших солнечный свет, нельзя было разглядеть глаз. И лицо его даже морщилось от азарта и сосредоточенности.

– В общем, убийца, похоже, просто какой-то волшебник, – заключил Фурукава с горькой усмешкой, после чего продолжил: – По-моему, вы преувеличиваете, хотя, возможно, нам и следовало бы признать за убийцей некоторую склонность к нетипичному поведению. Мы определённо могли бы продолжить вести расследование в этом направлении, если оно покажется нам убедительным. Собственно говоря, поэтому я и приехал сегодня сюда. Я хочу выяснить, не найдётся ли в ходе вашего расследования каких-либо моментов, подтверждающих или отрицающих то, что удалось установить мне. Если таких общих моментов не найдётся, то нам придётся рассмотреть оба дела по отдельности и попробовать установить возможные ниточки, ведущие к смерти Йосими. Если же и тогда ничего не получится, то нам придётся прошерстить полицейские данные по всей стране, чтобы выяснить, не совершалось ли где-либо подобного убийства, и если нет, то подождать, когда таковое совершится. – Инспектор Фурукава оборвал свой длинный монолог, отхлебнув чая, который поставили перед ним на столе.

Маленькие глазки инспектора Сасаки, затерявшиеся на его круглом мясистом лице, были почти зажмурены, отчего могло показаться, будто он спит, а между тем он внимательно наблюдал за Эдой. Эда знал, что инспектора интересует его мнение, но спрашивать его вслух тот не станет. Эда начал с того, что первым делом выпалил:

– Мы наблюдаем за этой женщиной с восемнадцатого числа.

Эда всегда говорил с таким напряжением, когда приходилось докладывать, зато он чувствовал себя куда более раскованно, задавая вопросы сам.

Фурукава поставил чашку и внимательно посмотрел на Эду, который между тем продолжал:

– Мы догадывались, что кто-то может попытаться войти в контакт с этой женщиной. На наш взгляд, у неё имелся мотив для убийства Мидори Нагахара, однако у неё имелось и надёжное алиби.

– Короче говоря, это заставило вас заподозрить, что она наняла кого-то, чтобы убить Мидори?

– Ну нет, не совсем так. Что касается меня, то я не могу сделать такое заключение исхода из поведения этого человека.

Эда ссутулил плечи и, похоже, был раздражён, Фурукава же молча ждал, когда тот продолжит.

– Поэтому мы установили слежку за её домом в Кита-Камакура. И вот два дня назад, в выходной, мои люди проследили за ней, когда она вышла из дома в нарядном кимоно и отправилась в Токио.

Юко Кумэ добралась на поезде до станции Синагава, а оттуда на такси до отеля «Синсиэ» в Адзабу. Ровно в шесть часов вечера она вошла во французский ресторан этого старого отеля.

Там за столиком её ждал, глядя в окно, какой-то худощавый, интеллигентного вида мужчина лет сорока. Его засекли почти все мои люди, наблюдавшие за входом в ресторан и вестибюлем отеля.

Мужчина заказал ужин и вино, и парочка примерно час провела за трапезой. Мужчина что-то говорил Юко, но та всё время сидела, кротко опустив глаза в стол. Со стороны могло показаться, что он не так уж хорошо её знает. Потом, около семи часов, мужчина проводил её в свой номер на первом этаже.

Они пробыли там всего несколько минут, после чего женщина выскочила из номера в очень возбуждённом состоянии. Один из моих людей последовал за ней, а другой постучал в дверь мужчины.

– Разумеется, мои люди не хотели проявлять грубость к обоим подозреваемым, – заметил Сасаки Фурукаве. – Они просто хотели выяснить как можно больше об этом человеке, что тайно встречался с Юко.

– Ну конечно! – Фурукава закивал. Ему пока было не ясно, куда гнёт Эда, но он предчувствовал что-то интересное для себя, поэтому внимательно слушал.

– Юко, похоже, была вне себя – выбежала из отеля и поймала такси. Моему человеку всё же удалось расслышать, что она сказала водителю. Он понял, что она едет домой, и решил, что с ней можно будет побеседовать позже, поэтому вернулся к напарнику, но там их ждала неудача.

– То есть вы хотите сказать, что этот человек удрал?

– Да. Но уже после того, как один из моих детективов несколько раз постучал в дверь. – Тут впервые за всё время Эда улыбнулся, сверкнув щербатыми передними зубами.

– Так вы говорите, ваш человек постучал дважды?

– Номер этот на первом этаже и выходит в сад. В таких старых отелях все номера обычно с террасами, откуда легко можно войти из сада или выйти обратно. Как я уже сказал, мой человек сначала пробовал стучать, но когда ответа не последовало, он сунулся в дверь и обнаружил, что та заперта. Тогда ему пришло в голову войти со стороны сада, но когда он обежал здание, раздвижная дверь на террасе оказалась наполовину открыта, а в комнате никого не было.

Фурукава и Эда молча переглянулись, потом Фурукава спросил:

– Ну а в комнате вы, конечно же, ничего не нашли?

– Судя по всему, он сгрёб в спешке всё, что ему подвернулось под руку, и унёс это в сумке через сад. Но этот парень не призрак и не супермен – два предмета он всё-таки оставил.

Эда, по своему обыкновению, поглаживал подбородок, когда говорил. Глаза его азартно блестели.

– Первый предмет, который обнаружили мои люди в том номере, – это пара очков в толстой роговой оправе. Их нашли на полке в ванной комнате. Очки были не солнцезащитные, а обычные, но с простыми стёклами. Наиболее подходящее этому объяснение таково – наш подозреваемый не носит очков, а использует их для маскировочных целей.

– Это уже интересно.

– А ещё мои люди нашли отрывной талон от авиационного билета. Он плавал в унитазе. Скорее всего подозреваемый разорвал какой-то старый билет и спустил его в толчок, но один обрывок всплыл.

– Вам удалось установить, что это был за билет?

– Только буквы «Фуку…». Поэтому-то мы и обратились к вам, так как считаем, что билет был куплен в Фукуоке.

Их взгляды снова встретились, и на этот раз Фурукава почувствовал симпатию к упрямому детективу.

– А как этот человек зарегистрировался в отеле?

– Он записался там под именем Акиры Отамо и дал какой-то адрес в Киото. Адрес мы, конечно, проверили, человек с таким именем там не живёт, но по крайней мере у нас хотя бы остался образец его почерка.

Мужчина лет сорока, проживавший с десятого по тринадцатое января в гостинице «Фумотокан» в Хаконэ, подробно расспрашивал горничную о дочери владельцев «Эмеральд вью». Вечером одиннадцатого января он слушал игру Мидори Нагахара на фортепьяно, а на следующий вечер пристал с расспросами о Мидори к Садао Умэдзаки. А ещё инспектор Сасаки заявил, что почерк данного подозреваемого совпадает с почерком человека, останавливавшегося в Хаконэ.

У нас имеется и ещё кое-что на этого человека, который представлялся в Хаконэ как некто Икэгами. Вечером одиннадцатого января Мидори выступала в отеле с программой в честь присутствовавшего там своего бывшего преподавателя музыки. Того сопровождала племянница, некто Фумико Нарусэ, двадцати восьми лет. Так вот ей позвонил в номер какой-то мужчина, попросивший её встретиться с ним в ночном клубе отеля. Этот человек сказал ей, что был с ней вместе в туристической поездке по Европе прошлой осенью.

Фумико рассказала полиции, что беседовала с этим мужчиной минут тридцать или сорок и на тот момент поверила его истории, но, придя потом к себе в номер и задумавшись, поняла, что он вёл себя как-то странно и подспудно произвёл на неё неприятное впечатление.

Она сказала, что он представился ей именем Икэгами и сообщил, что остановился неподалёку в гостинице «Фумотокан».

– Когда он беседовал с ней в ночном клубе, он интересовался Мидори? – спросил Фурукава.

– Он только спросил, дружит ли она с Мидори, и, когда она ответила отрицательно, оставил в покое эту тему. В основном он расспрашивал Фумико о ней самой.

– Понятно.

– Что касается Юко Кумэ, то мы послали к ней домой в Кита-Камакура опытного детектива, – продолжал Сасаки, прикурив сигарету. – Сначала она молчала, но когда наш детектив хорошенько надавил на неё, разразилась слезами и всё рассказала. Три дня назад, вечером восемнадцатого марта, ей позвонил незнакомец, назвавший себя Отамо.

Этот человек сказал, что был близким другом её мужа во времена учёбы в Париже и что тот оставил у него свои книги и какие-то вещи. Он разговаривал с ней весьма учтиво и сказал, что готов отдать ей эти вещи. В разговоре он держался непринуждённо, и она поверила ему, обещав встретиться с ним в шесть часов вечера двадцать первого числа в ресторане отеля «Синсиэ».

Их разговор за ужином в ресторане показался ей несколько скомканным и сбивчивым, и она не очень-то вслушивалась в то, что он говорил. Она очень удивилась, когда он встал из-за стола, даже не докончив десерта, и сказал, что хотел бы отдать ей вещи мужа.

А когда они пришли в его номер, он вдруг выключил свет и попытался наброситься на неё. Она обливалась слезами, когда рассказывала, как толкнула его локтем и бросилась вон из комнаты. Произошедшее показалось ей настоящим кошмаром.

– Выходит, она совсем ничего не знала об этом человеке?

– Да. Детектив, беседовавший с ней, уверен, что тут она не солгала. А насчёт того звонка вечером восемнадцатого числа у нас есть подтверждение – хозяйка дома сняла трубку и сама переключила звонок на аппарат Юко. На мой взгляд, эта Юко уж больно наивная дамочка, если совершенно незнакомый мужчина может заманить её к себе в гостиничный номер какими-то россказнями о якобы хранящихся у него вещах её покойного мужа.

Инспектор Сасаки затушил окурок, и его толстые, как колбаски, пальцы потянулись к ручке выдвижного ящика. Он извлёк из стола какой-то журнал и положил его перед Фурукавой. Это был апрельский выпуск «Науки о здоровом питании».

– По словам Юко, днём пятого марта она прибиралась в доме и вдруг обнаружила у себя на пороге этот журнал. Раньше она его никогда не видела и не знает, откуда он взялся. Позже, когда ей позвонил этот тип Отамо, они условились встретиться в ресторане. Поскольку они не знали друг друга в лицо, она должна была узнать его по книгам, которые он обещал выложить на столик. Придя в ресторан, она увидела на столике другой выпуск того же журнала, а позже, у себя в номере, он признался, что это он тогда оставил журнал у неё на пороге. Юко, похоже, не понимает всей важности этого журнала, однако всё же попросила нас сохранить его.

Фурукава смотрел на обложку – на ней крупным планом был изображён чистенький цех какого-то завода. Журнал, похоже, был целиком посвящён проблемам детского питания. Из кармана пиджака он достал конверт с фотографией и выложил его на стол рядом с журналом.

– Вот я и интересуюсь, не этот ли человек удрал из отеля в Адзабу? А ещё мне интересно, сможем ли мы доказать, что он каким-то образом причастен ко всему этому.

Какого рода соглашение заключили эти двое, когда и где они это сделали, какие слова сказали друг другу? Нет, их вина пока была всего лишь вопросом предположения, но Эду точили подозрения. Ему не давала покоя эта идея с убийством по обмену – с ней он был знаком по зарубежным романам. Заключить договор эти двое могли миллионом разных способов – тут всё зависело от натуры и характера самих участников. Впрочем, лишь одно можно было утверждать со всей определённостью – для заключения такого соглашения этим двоим нужно было полностью доверять друг другу. А смогла бы усреднённая, малопримечательная личность так довериться другому человеку? С момента заключения этого пакта и до момента осуществления их плана даже глубоко доверяющие друг другу люди должны были так или иначе испытывать опасения и дурные предчувствия. Интерес к подобного рода побуждениям человеческой души и возбуждал в Эде тот азарт, с каким он занимался этим делом.

И тут пока напрашивался единственный вывод – что Кохэй Дайго и та таинственная женщина заключили своеобразное соглашение гораздо раньше.

Теперь Эда и другие детективы решили пересмотреть все подробности дела заново с самого начала. Для этого он и приехал в Хаконэ и шёл сейчас по пустынной улице к огромному особняку семьи Нагахара. Сакура ещё не расцвела, да и тепла-то особого не было – на небе облачка, воздух прохладен. В садах вдоль дороги распустились трёхцветные фиалки, покрыв землю пёстрым ковром. Весна пришла в Хаконэ, правда, в этой местности, окружённой густыми лесами, ещё витал дух какой-то унылой меланхолии.

Теперь, с учётом всех подробностей – начиная с появления в Хаконэ десятого января и кончая бегством из гостиничного номера в Адзабу, – становилось всё более и более очевидно, что человеком, которого они разыскивали, был Кохэй Дайго, профессор и специалист по здоровому питанию из университета «J» в Фукуоке. По фотографии подозреваемого признали все, с кем он вступал в тот или иной контакт, – горничная в гостинице «Фумотокан», Фумико Нарусэ, Садао Умэдзаки, Юко Кумэ и двое следивших за ней детективов. Подозреваемый, конечно, во всех случаях носил очки – либо солнцезащитные, либо в толстой роговой оправе, – что, несомненно, нужно было ему для маскировки, зато возраст и другие приметы полностью сходились. Эде уже звонил Фурукава, вернувшийся в Фукуоку проверить алиби Дайго. По словам Фурукавы, у Дайго не имелось алиби на все случаи его предполагаемого пребывания в Хаконэ или Токио. В ночь на восьмое марта, когда была убита Мидори, он, по словам его коллег, ездил в Осаку, чтобы положить в больницу престарелую тётушку. Тогда он отсутствовал два дня – восьмого и девятого числа. Фурукава считал, что адрес тётушки, которая могла бы подтвердить пребывание Дайго в Осаке, проще всего узнать у жены Дайго, однако по здравом размышлении решил этого не делать. Ведь жена Дайго может сразу же рассказать об этом мужу, к тому же сам Дайго мог опередить полицию – позвонить тётушке в Осаку и попросить её подтвердить его алиби.

Вместо этого они заслали своего человека к брату Дайго, проживавшему в одной из провинций Кюсю, с тем чтобы тот под благовидным предлогом и, не упоминая имени Дайго, выведал тётушкин адрес. Получив эти сведения, они наведались к старой женщине в её осакский дом в районе Тэннодзи. Тётушка, как и сказал Дайго коллегам по работе, оказалась действительно старой, но вот больной её никак нельзя было назвать.

Сосредоточившись, Аканэ внимательно разглядывала фотографию Кохэй Дайго. Закусив губку, она хмурилась. Эда пристально наблюдал за ней, готовый уловить малейшее движение её мимики. Выражение её лица сейчас было таким, какое бывает у человека, когда он видит друга, сильно изменившегося после долгой разлуки.

Наконец девушка оторвала взгляд от фотографии и покачала головой:

– Нет. По-моему, это не тот человек. Но вы должны понять, что я видела его с дороги из машины и там наверху на склоне было темновато. Но я всё же уверена, что тот мужчина выглядел совсем по-другому.

Из всех людей, видевших человека, наводившего справки о Мидори и Юко, Аканэ была первой и единственной, кто со всей определённостью заявил, что это не тот человек.

– Мама родила мою старшую сестру, а вот мне она не является родной матерью. – Пригласив Эду в гостиную, Аканэ теперь отвечала на его вопросы тихим, нежным голоском. Домработница, которую он видел здесь ещё в прошлый раз, подала им кофе и удалилась. В доме стояла тишина. Аканэ объяснила Эде, что отец находится в отеле по делам, а маму после убийства старшей дочери отвезли в местную больницу, где она теперь восстанавливает силы.

Дом семьи Нагахара был выстроен в старом английском загородном стиле. Маленькие окна и обои с классическим тёмным узором в гостиной добавляли угрюмости атмосфере этого жилища.

В ночь убийства Мидори в гостиной горел электрический камин, теперь на его месте стояла пурпурная орхидея в горшке.

– Меня взяли в эту семью, когда умерла моя родная мать. Мне тогда было два года. Мне об этом никогда не говорили, а сама я была слишком мала, чтобы помнить. Но когда мне было восемнадцать, моей подруге понадобилось переливание крови, и я выразила готовность быть донором, вот тогда-то я случайно и обнаружила, что у меня и родителей разные группы крови. Я спросила об этом отца, и он рассказал мне правду о моей родной матери. Так я впервые об этом услышала.

Иными словами, Аканэ оказалась внебрачным ребёнком своего отца.

– В тот момент я, конечно, была потрясена тем, что узнала, но потом заметила, что мои отношения с родителями и сестрой от этого нисколько не изменились. Взглянув на вещи объективно, я поняла, что все они очень хорошие люди и продолжают любить меня, так что я по-прежнему могла себя чувствовать полноценным членом семьи.

Едва заметная улыбка тронула европейские черты Аканэ, но голос её неизменно оставался спокойным и сдержанным. И всё же только что произнесённые слова, казалось, свидетельствовали о сильных чувствах, которые ей приходилось подавлять. Интересно, могли бы эти чувства вырваться наружу?

– Вы уж меня извините за то, что я вынужден задавать вам вопросы такого личного характера. Я ведь делаю это отнюдь не из любопытства. – И Эда поспешил сменить тему. Аканэ, воспитанная мачехой и выросшая в тени старшей сестры, могла питать глубокую ненависть к этой самой сестре. Задумавшись над этим, Эда обратил внимание, что сёстры очень схожи внешне, несмотря на то что родились от разных матерей. Только Аканэ, если спросить её, не было ли между ней и сестрой неприязни, наверняка откажется признать это. Обе они имели несколько европейскую наружность, хотя у Аканэ эти черты были выражены ярче, и ростом она была выше. Что же касается общего впечатления, то Мидори, которую Эда видел только уже мёртвой, судя по выражению лица, была довольно надменной особой. А вот Аканэ, похоже, отличалась более спокойным и доброжелательным нравом, нежели её сестра.

– В общих целях я должен задать вам несколько вопросов. Скажите, в минувшем декабре третьего и четвёртого числа были ли вы дома?

– Третьего и четвёртого декабря… дайте-ка подумать… Нет, я, знаете ли, не могу так сразу вспомнить. А почему именно эти дни? – спросила Аканэ, глядя Эде прямо в глаза.

– Дело в том, что в Фукуоке в эти дни кое-что произошло, и у нас есть основания полагать, что между этим происшествием и смертью Мидори имеется какая-то связь. Мы спрашиваем всех, кто проходит по делу Мидори, где они были в те два дня.

Эда не боялся приоткрыть перед ней часть правды. Если Аканэ не имела отношения к этим двум убийствам, то он не видел ничего страшного в том, чтобы раскрыть перед ней то, что им было известно. Зато если Аканэ и была той таинственной женщиной, которую они искали, то, упомянув при ней такие числа, как третье и четвёртое декабря, он давал ей понять, насколько далеко они продвинулись в расследовании.

– Наверное, я была дома в этот день. В ноябре у меня была выставка в Токио, а в декабре вроде бы ничего такого особенного не происходило. Впрочем, если хорошенько подумать, то, может быть, что-нибудь и припомню. – Произнеся эти слова, Аканэ склонила голову набок и потянулась к своему кофе. Кажется, впервые за всё время она сейчас пыталась уклониться от взгляда Эды.

– Хорошо. Если что-нибудь вспомните, пожалуйста, дайте нам знать. А теперь я хотел бы ещё кое-что прояснить. Как я понял, в день убийства Мидори вышла из дома в шесть двадцать пять, и направлялась она в «Эмеральд вью», где собиралась выступить с музыкальной программой. В это время ваша матушка, будучи простужена, находилась у себя наверху, а домработница ровно в шесть ушла домой. Вы читали в гостиной, и Мидори заглянула туда, чтобы попрощаться. Я правильно понял?