Текст книги "Медвежий душ"

Автор книги: Н. Лабковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Annotation

В новую книгу Н. Лабковского вошли рассказы, многие из которых печатались на страницах периодической печати. Юмор, сатира писателя помогают увидеть достойные осмеяния характеры и понять природу некоторых отрицательных явлений, еще бытующих в нашей жизни.

Медвежий душ

ТЫСЯЧА ИЗВИНЕНИЙ

Ты, вы и здрасьте

А знаете ли вы…

Тысяча извинений

Плохой советчик

Привет, Ника

Стыковка на горке

Маришка и очки

Как я был моторизованным пехотинцем

Как я научился читать по-польски

Как я не стал киноманом

ЦЕПНАЯ РЕАКЦИЯ

Невыполнимое задание

Мода Н-ского года

Самый точный

Цепная реакция

Авторитет

Закон инерции

Телефонный узел

Кто «за», кто «против»?

Медвежий душ

Точные люди

Зоосувенир

Мощные профессии Коти

Бедный Степа

СРЕДИ ПРОФЕССИОНАЛОВ

Тезка императора

Крупный проигрыш

Свое виденье

Заграничная вещь

Между двух стульев

Среди профессионалов

БЕЗ ПЯТИ МИНУТ

Человека забыли

Система Станиславского

Квартет

Без пяти двенадцать

ОБ АВТОРЕ

notes

1

Медвежий душ

ТЫСЯЧА ИЗВИНЕНИЙ

Ты, вы и здрасьте

У моего начальника, назову его условно Петровым, одна странность: он никогда не здоровается первым. Не здоровается, впрочем, и вторым. Идут, бывало, ему навстречу сотрудники, а он их как будто и не видит. Никому не скажет «здравствуйте». Если же кто первым с ним поздоровается, он пробурчит что-то невнятное и исчезнет за двойной дверью своего кабинета.

Лично я на него не обижался. Человек он перегруженный, может быть, каждое «здрасьте» отвлекает его от важных мыслей. В конце концов и без «здрасьте» прожить можно.

Но через некоторое время я стал замечать, что и другие начальники в нашем учреждении, те, что калибром поменьше, перестали здороваться с подчиненными, а последние, в свою очередь, перестали замечать посетителей.

Есть у нашего начальника еще одна особенность: в его словаре отсутствует слово «вы». Приглашает он, допустим, подчиненного в кабинет, чтобы его поощрить, и говорит:

– Здравствуй, Иванов. Вот что я тебе скажу, Иванов, я тобою доволен, Иванов, ты молодец, Иванов, ты поддержал честь нашей организации… – и так далее.

Если подчиненного надо проработать, у товарища Петрова имеется вариант:

– Здравствуй, Иванов. Вот что я тебе скажу, Иванов, я тобою недоволен, Иванов, ты шляпа, Иванов, ты уронил честь нашей организации…

Иванов переминается с ноги на ногу и не знает, как ему отвечать. Хотя начальник на двадцать лет моложе, а «тыкнуть» ему в ответ совести не хватает. И подчиненный бормочет что-то вроде: «Спасибо вам, товарищ Петров…» – и при этом краснеет от неловкости.

В конце концов и это можно было бы пережить, но я стал замечать, что и другие начальники, калибром пониже, стали «тыкать» своим подчиненным, а те, в свою очередь, перешли на «ты» с посетителями, а на «ты» бог знает, что сказать можно…

И вот как-то пришел мой черед. Начальник вызвал меня в кабинет, похлопал по плечу и сказал:

– Ты молодец, я тобою доволен, ты поручение выполнил хорошо.

Мне бы ответить: «Спасибо вам, товарищ Петров» – и т. д. и т. п.

А меня занесло. Я лет на двадцать старше его и лет на пятнадцать дольше работаю в нашем учреждении. И что я – подхалим какой-нибудь, чтобы, если со мной говорят на «ты», я буду отвечать на «вы». И я сказал:

– Спасибо тебе на добром слове, Петров, ты молодец, Петров, умеешь отметить хорошую работу. Я тобою тоже доволен, Петров…

И похлопал его по плечу.

Мой начальник оторопел. С минуту помолчал, только глаза у него бегали, а потом пришел в себя и говорит:

– Вы того, этого… вы идите, товарищ, идите…

И я ушел. Совсем ушел. По собственному желанию. Как не сработавшийся с руководством…

Но на моем пути встал начальник товарища Петрова. Назову его условно – Тараскиным. Очень вежливый человек. Он пригласил меня в свой кабинет.

– Здравствуйте, – сказал он и пожал мне руку. – Садитесь, пожалуйста! Объясните, почему вы подали заявление об уходе. Что вас заставляет нас покинуть? Что вам у нас не нравится?

Я объяснил. Все подробно и насчет того, что нету «здрасьте», и насчет того, что в изобилии есть «ты»! И насчет того, как это дурно отражается на подчиненных…

Начальник моего начальника ужаснулся.

– Как это могло получиться! – воскликнул он. – Чтобы в руководимом мною учреждении процветали такие порядки! Честно говоря, даже не верится… Во всяком случае, спасибо за сигнал, я все проверю. Зайдите через недельку… – И он оставил у себя мое заявление.

Через неделю он сам вызвал меня к себе.

– Здравствуйте! – сказал он и пожал мне руку. – Садитесь, пожалуйста. Ну, вот я все лично проверил. Ваша обида неосновательна, видимо, вам просто все показалось. Я нарочно на этой неделе старался по нескольку раз в день попадаться товарищу Петрову на глаза, и каждый раз он говорил мне «здравствуйте» и ни разу не обратился ко мне на «ты». Вот как!

И он возвратил мое заявление со своей резолюцией: «В увольнении отказать, за отсутствием уважительных причин».

Таким образом я остался в нашем учреждении. А с товарищем Петровым что-то случилось. При каждой встрече он, улыбаясь, говорит мне «здравствуйте» и не забывает спросить «как ваше здоровье, как вам работается»…

Скорее всего он думает, что у меня сильная рука «наверху».

А знаете ли вы…

Санаторий находился в горах, высоко над морем. Мне отвели маленькую, уютную комнату. В столовой усадили за двухместный столик на веранде. Поглощая отбивные, я мог наблюдать, как снуют по лазурной глади пестрые пароходики, до отказа набитые полуголыми бронзовыми курортниками.

Погода стояла отличная, и я приготовился отдыхать, что называется, на полную катушку.

Утром я спустился в столовую в отличном настроении и с отличным аппетитом. За моим столиком уже сидел мужчина средних лет с круглым лицом, на котором почти с геометрической точностью были размещены круглые щеки, круглые губы, круглые глаза и круглые очки.

– Ласточкин, – представился он, протянув мне круглую ладошку, – будем, значит, вместе питаться.

– Очень приятно, – сказал я и, пододвинув поближе тарелочку с салатом, потянулся за хлебом.

– Это правильно, что вы берете хлеб правой рукой, – неожиданно произнес Ласточкин.

– А что? Разве это не полагается?

– Да нет! Просто некоторые берут хлеб левой рукой. А вообще, конечно, практичнее брать правой. Правая рука у человека обычно длиннее левой, ею можно больше захватить.

Я отдернул руку и стал есть салат без хлеба. Без хлеба я съел и яичницу, и жареную печенку, и компот.

Возвратившись в свою комнату, я, вместо того чтобы собираться на пляж, стал разглядывать в зеркале свои руки. Мне показалось, что правая рука у меня действительно длиннее левой. Или, скорее, левая была короче.

К обеду я постарался прийти пораньше: очень уж не хотелось есть первое и второе без хлеба. Я уже доедал поразительно вкусные жареные грибы в сметанном соусе, когда появился Ласточкин.

– Привет! – сказал он, усаживаясь за столик. – Грибы едите? Вкусные?

– Очень.

– Очень… А знаете ли вы, что самый ядовитый из грибов аманита-фалоидес, являющийся причиной всех отравлений грибами, обладает прекрасным вкусом?

Я поперхнулся.

Черт побери! У этих грибов действительно был прекрасный вкус…

– Что, небось волос попался в соусе? – сочувственно осведомился Ласточкин. – Волос в еде разглядишь не сразу. Средний диаметр человеческого волоса равен всего десятой миллиметра.

Я поднялся из-за стола.

– Гулять собрались! – отреагировал Ласточкин. – А ведь гроза может быть.

– Откуда гроза? С чистого неба?

– А знаете ли вы, что гром редко можно слышать на расстоянии больше двадцати километров. Может, там уже гремит…

– И-и… – начал я заикаться от злости, но Ласточкин перебил меня:

– А знаете ли вы, что буква «и» одна из наиболее употребительных в европейских языках? Чаще ее встречается только буква «е». Так, например, во французском языке она встречается сто восемьдесят четыре раза на каждую тысячу букв.

Я сбежал. Было очевидно, что если мне не удастся подавить Ласточкина, я вынужден буду покинуть удобный двухместный стол на веранде с видом на лазурную гладь моря. И я разработал коварный план. Всю ночь я сочинял самые невероятные занимательные сведения, которые могли бы стать украшением любого еженедельника.

К завтраку Ласточкин явился с хорошим аппетитом. Как всегда круглый, он уселся за столик, потер руки и воткнул вилку в румяную котлету.

Но не тут-то было.

– А знаете ли вы, что каждая котлета, съеденная человеком, сокращает его жизнь ровно на то время, которое он затратил на еду? – невинно спросил я.

Ласточкин отодвинул тарелку и потянулся за молоком.

– А знаете ли вы, что в стакане коровьего молока содержится микробов, опасных для жизни человека, несколько больше, чем в стакане прокипяченной воды?

Обмякший Ласточкин стал вяло намазывать на хлеб масло и мед.

– А знаете ли вы, – с ужасом воскликнул я, – что пчелы часто умирают от паралича?

Теперь уж из-за стола поднялся Ласточкин. Но я увязался за ним.

– Идете в свою комнату… – сокрушался я. – А знаете ли вы, что свиньи, коровы и овцы, проживающие в хлеву, имеют сердце в два раза меньше, чем птицы, олени и скаковые лошади, находящиеся в постоянном движении?

Ласточкин попытался скрыться в туалете. Я последовал за ним.

– А знаете ли вы, что на каждые сто нормальных людей приходится 0,76 зануд, которые в состоянии испортить жизнь остальным 99,24.

Ласточкин схватился за голову.

– А знаете ли вы, что размягчение мозга наблюдается в большинстве случаев у мужчин, засоряющих свой мозг всякой белибердой?

Больше Ласточкин не появлялся. Его перевели за восьмиместный стол.

Тысяча извинений

Сколько раз я читал забавные истории о телефонных путаницах, но никогда не представлял себе, что стану участником одной из них.

Как-то, месяцев шесть назад, у меня дома зазвонил телефон. Это было довольно ординарное явление, в нормальный будничный день телефон на моем столе звонит с интервалами в одну-две минуты. Я поглядел на него враждебно, твердо решив не поддаваться. Однако в его ровном, назойливом звоне было что-то такое вкрадчивое, просительное, что я не выдержал и поднял трубку.

В трубке послышался мужской голос:

– Тысячу раз прошу извинить меня за беспокойство, но если это не составит для вас труда, я был бы весьма вам обязан, если бы вы были настолько любезны и не отказались пригласить к телефону Павла Николаевича.

– Какого Павла Николаевича? – спросил я.

– Павла Николаевича Василькова. И если это вас не затруднит, будьте так любезны, скажите ему, что его беспокоит Корзинкин.

– Вы, видимо, не туда попали. Никакого Василькова здесь нет.

– Тысячу извинений! – защебетал в трубке мой собеседник. – Это моя вина! В записной книжке нечетко записан номер, непонятна последняя цифра. Не то три, не то восемь. Я набрал восемь, а, видимо, это три. Миллион извинений…

Телефон звякнул так подобострастно, что я невольно приподнялся в кресле и пробормотал:

– Ничего, ничего, с кем не случается.

Вскоре я забыл о звонке.

Прошло недель пять или шесть, и однажды утром телефон на моем столе опять зазвонил просительно, правда, на этот раз не так подобострастно.

Знакомый мужской голос сказал:

– Здравствуйте! Вас беспокоит Корзинкин. Не будете ли вы так любезны попросить к телефону Павла Николаевича Василькова?

– Василькова здесь нет, – сказал я.

– Уже уехал в управление! – горестно отозвалось в трубке. – А я только собирался к нему. Не будете ли вы так любезны передать ему…

– Не буду… – перебил я. – Ничего я не смогу передать Василькову, потому что его здесь нет, не было и не будет. Вы не туда попали. Это частная квартира.

– О! Простите! – заурчала трубка. – Это все моя записная книжка! Тут нечетко записана последняя цифра. То ли три, то ли восемь…

– Три! Три! – крикнул я и положил трубку на рычаг.

Больше он не звонил. Видимо, исправил неточность в записной книжке.

Но вот месяца два назад телефон на моем столе зазвонил как-то по-особенному. И было в этом звонке что-то ужасно знакомое. Нет, от подобострастия в нем не осталось и следа, но ощущалась все та же сахаринная сладость.

Я быстро схватил трубку.

– Павел Николаевич? – спросил грудной мужской голос. – Говорит Корзинкин.

– Здравствуйте, товарищ Корзинкин, – обрадовался я. – Давно не звонили.

– Дела! Дела! – проворчал мой старый знакомый. – На все времени не хватает… Павел Николаевич, не будете ли вы так любезны заехать ко мне между двумя и тремя часами, только без опоздания…

Эге! Этот Корзинкин явно шел вверх по служебной лестнице…

– Не буду так любезен! – сказал я. – Вы опять не туда попали. А я-то думал, что вы уже исправили в записной книжке цифру восемь на три.

– Алла Петровна! – послышался в трубке сердитый начальственный окрик. – Я же вам ясно сказал, что телефон Василькова кончается не на восемь, а на три. А вы меня соединяете черт знает с кем…

Телефон сердито звякнул, и я понял, что потерял Корзинкина навсегда…

Но не тут-то было…

Вчера телефон на моем столе зазвонил строго и повелительно. Я с надеждой схватил трубку.

– Васильков! – гневно зарычал знакомый голос. – Говорит Корзинкин. Что у тебя в отделе происходит?! Где твоя отчетность за третий квартал?! Или ты соскучился по выговорам, черт побери?!

– Товарищ Корзинкин, – нежно сказал я, – прошу меня извинить, но вы не туда попали. И если это не составит для вас труда, я был бы очень вам благодарен, если бы вы были настолько любезны и велели вашей секретарше исправить цифру восемь на три.

– Алла Петровна! – во всю силу мембраны заорала телефонная трубка. – Сколько раз вам надо говорить одно и то же!

Видимо, Корзинкин достиг апогея. И надо думать, что я больше никогда не услышу его…

Хотя, впрочем, поживем – увидим. Может быть, через год-другой на моем столе раздастся звонок телефона, и знакомый голос скажет:

– Тысячу раз прошу извинить меня! Вас беспокоит Корзинкин… Если это не составит для вас труда, я был бы очень обязан…

Я буду ждать этого звонка с нетерпением.

Плохой советчик

Вчера Майя меня спросила:

– Дядя, почему меня зовут Майя?

Я не нашелся, что ответить.

Она смотрела на меня большими голубыми глазами, и была в них такая надежда и вера в мою мудрость, что я окончательно растерялся.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – предложил я, – хочешь, я тебе расскажу…

– О другом я не хочу, – заупрямилась Майя. – Я хочу знать, почему меня зовут Майя? Ты не знаешь…

Ее губки начали складываться в презрительную мину. Еще немного, и она окончательно потеряет веру в мужчин. Страшно было подумать, как это могло отразиться на ее судьбе лет через двадцать. Что бы такое придумать?

– Наверно, потому, – ухватился я за первую подвернувшуюся мысль, – что ты родилась в мае.

– Не… – мотнула она белокурой головкой. – В мае родилась Зина, а я родилась в ноябре.

– Ну какая разница, – заметил я. – В мае праздник, и в ноябре праздник.

– Большая разница, – назидательно сказала она. – В мае праздник Первое мая, а в ноябре праздник Октября. Такой большой, а не знаешь. У тебя телевизора нет, что ли?

– Телевизор есть…

– Значит, мама не позволяет смотреть, – сочувственно сказала Майя. – Зине тоже мама не всегда позволяет. Потому что, когда она смотрит телевизор, она не делает уроков и получает двойки. А ты тоже получаешь двойки?

– Когда-то получал, – признался я.

– И тоже из-за телевизора?

– Тогда еще телевизоров не было.

– Как это не было? – удивилась она. – Телевизоры всегда были. А маяк у тебя дома есть?

– Какой маяк, Майенька?

– Обыкновенный, который последние известия говорит. Слушай маяк – и все будешь знать.

– Хорошо, буду слушать.

– Молодец. Ты послушный. Я тебя люблю.

Майя взобралась ко мне на колени и чмокнула меня в щеку.

Как легко, оказывается, завоевать сердце женщины, если ей нет еще пяти лет.

– Тебя можно поцеловать, ты не бородатый, – сказала она. – А к нам ходит дядя Витя, у него борода рыжая. Я его один раз поцеловала в щечку, так все губки себе наколола.

Это новость!.. Оказывается, здесь бывает какой-то «дядя Витя». Мне об этом ничего не говорили.

Мутное чувство ревности забродило во мне. Я обернулся. Слышно было, как Лидия Петровна возится на кухне. Старшая дочь Зина еще не вернулась из школы. Мы с Майей остались одни.

– Дядя Витя? – спросил я, изобразив на лице полное безразличие. – Я его что-то не знаю.

– Откуда тебе знать. Вы всегда ходите в разное время.

– Гм… И часто он приходит? – спросил я еще более незаинтересованно.

– Через день.

Майя спрыгнула с моего колена. Взобралась в кресло напротив и внимательно рассматривала меня.

– Дядя, – сказала она после некоторого раздумья, – а ты мне не сказал, почему меня зовут Майя?

Теперь мне было не до этого. Рыжебородый «Дядя Витя» не выходил у меня из головы.

С тех пор, как Лидия Петровна овдовела, я часто бывал здесь на правах друга покойного мужа. Я был неженат. Одиночество угнетало меня. Лидия Петровна еще молода и хороша собой. Все мне нравилось в ней и в ее доме. Тихая, скромная десятилетняя Зина, робко игравшая на пианино. Озорная, пытливая Майя. Она не расставалась с цветными карандашами и рисовала все, что попадалось ей на глаза, на всем, что попадалось ей под руки. Во мне пробуждалась надежда: объединить две одинокие судьбы. Мужчина не может долго жить один.

Я чувствовал себя здесь близким и нужным… И вдруг этот неизвестный «дядя Витя». С его рыжей колючей бородой… Оказывается, он бывает здесь через день. Но ведь и я бываю здесь через день. По нечетным числам. Стало быть, он – по четным. Это уже напоминает диспетчеризацию!

Неужели Лидия Петровна ведет со мной недостойную игру?.. На что только способна ревность! План созрел мгновенно.

– А в котором часу бывает дядя Витя? – спросил я.

– Когда Зиночка приходит из школы.

Майя посмотрела на меня с каким-то новым интересом.

– Ты тоже хочешь попробовать, как колется его борода?

– Я уговорю его побриться. Хочешь?

– Мне все равно, – сказала она.

– Почему?

– Я его больше не люблю. Теперь я люблю тебя…

Я с ужасом подумал, что непостоянство она унаследовала у матери.

Так… Зина приходит из школы после часа дня. Я заглянул в свою записную книжку. Завтра мое дежурство на работе. Но в час обеденный перерыв. Можно будет отлучиться. Я повертел в руке записную книжку. Будто нечаянно обронил ее и, незаметно, ногой, подвинул под кресло.

Вошла Лидия Петровна. Она принесла скатерть и стала застилать овальный обеденный стол.

– Маня вас наверно замучила вопросами, – улыбнулась она.

– Да, мы тут кое-что выяснили.

Я говорил, не поднимая головы. От ревности у меня шумело в ушах. Мне казалось, что стоит поднять глаза и я увижу рядом с Лидией Петровной рыжебородую самоуверенную физиономию.

– Сейчас будем обедать, – сказала Лидия Петровна. Она взглянула на часы. – К возвращению Зины и плов поспеет.

– Спасибо, – сказал я, – но мне пора.

– Что так?

– В три часа научная конференция, – сочинил я.

– Очень жаль…

Я расцеловал Майю. Холоднее обычного попрощался с Лидией Петровной.

– До завтра, – пропищала Майя.

– До послезавтра, – поправила ее мать. – Завтра дядя Коля дежурит.

Я выскочил на улицу, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Ну, девочка ошиблась! Зачем было ее поправлять. Чтобы я, не дай бог, не перепутал дни… Все ясно! Но… поглядим, кто хитрее…

…На следующий день ровно в 13.30 я позвонил у дверей Лидии Петровны.

– Вы?! – воскликнула она, увидев меня за порогом. В ее тоне было не то удивление, не то радость. – Посмотри, Майенька, кто пришел!

– Простите, что некстати, – забормотал я, сразу растеряв все слова, так складно приготовленные в уме. – Я забыл у вас свою записную книжку… Без нее я как без рук…

– Вот твоя книжечка, – сказала Майя, появившись в прихожей. – Ты ее засунул под кресло.

Я чуть не сгорел от стыда.

Лидия Петровна поправила:

– Дядя Коля не «засунул» книжку, а уронил.

– Ну, я пойду, – пробормотал я. – Спасибо… извините… как-то неудобно получилось… сегодня не мой день…

– Твой, твой… – запищала Майя, вцепившись в рукав моего плаща.

– Останьтесь, – сказала Лидия Петровна, как-то по-особенному ласково взглянув на меня, – Майенька будет этому очень рада. И ваш плов в холодильнике…

Она ушла на кухню.

Майя стянула с меня плащ.

– А я знаю, почему ты засунул книжечку под диван, – хитро улыбаясь, сказала она. – Потому что ты хотел посмотреть, что я тебе в ней нарисую.

Я перелистал записную книжку и у меня подкосились ноги. Все странички в ней были разрисованы цветными карандашами. Да так, что нельзя было разобрать ни одного телефона!

– Это я для тебя нарисовала, – сказала Майя, вся светясь радостью творчества, – тебе на память…

Из столовой послышался низкий мужской голос:

– Зиночка, ты опять хочешь огорчить маму…

Сквозь неплотно прикрытую дверь я увидел рыжебородого гиганта. Он сидел, развалившись в кресле. Я ухватился за свой плащ, как утопающий за соломинку. Но Майя крепко вцепилась в рукав.

– И раз, и два, и три, и четыре, – донесся бас из столовой. – Нет, Зина, здесь паузы между шестнадцатыми, а ты играешь как восьмые. Неужели трудно запомнить. Играй точно, будет звенеть, как рассыпанный бисер…

И рыжебородый неожиданно запел:

– И раз, и два, и три, и четыре.

«Учитель музыки! – наконец дошла до меня примитивная истина, и пальцы, вцепившиеся в плащ, сами собой разжались. – Господи! Какую непоправимую ошибку я чуть было не совершил! Не зря говорят, что ревность – плохой советчик».

– Дядя, а почему меня зовут Майя? – услышал я нежный голосок. Майя смотрела на меня хитрыми-прехитрыми глазками.

Теперь я знал, что ей ответить.

– Потому, что глазки у тебя голубые, как майское небо, а щечки пунцовые, как майские флаги, а сама ты добрая и радостная, как весна.

Привет, Ника

Дня первого апреля я всегда ожидаю с двойственным чувством: надежды и страха. Дело в том, что среди моих знакомых числится некий Ника. По профессии он инженер-сантехник, но известен больше как мастер розыгрышей. Он умеет говорить женским голосом и пользуется этим без зазрения совести, не стесняясь причинять неприятности ближним.

Стоит Нике узнать, что у вас дома имеется параллельный телефон, а супруга ваша не чужда ревности, тут хоть беги из города.

Однажды у вас дома раздастся телефонный звонок, потом жена крикнет:

– Петя, возьми трубку, тебя какая-то женщина спрашивает…

И здесь начнется такое, что вам в худших кошмарах не мерещилось… «Какая-то женщина» будет обвинять вас в неверности, в том, что вы клялись ей в вечной любви, а вчера она уже видела вас с новой жертвой.

Вам не удастся прервать поток обвинений ни просьбами, ни угрозами. Мистификация будет продолжаться до тех пор, пока в другой комнате не послышится шум падающего тела, означающий, что у параллельного аппарата жена рухнула без сознания. Тогда в трубке раздастся демонический хохот:

– Привет! Это Ника! Здорово я тебя разыграл…

Мне тоже пришлось однажды стать его жертвой. Я неблагоразумно сказал как-то в его присутствии, что мне причитается в издательстве гонорар. На следующий день в бухгалтерию издательства позвонила женщина, назвалась моей женой, поплакалась, что я сильно заболел, а в доме нет ни копейки денег, и попросила перевести гонорар на мою сберкнижку, текущий счет номер такой-то. Как вы уже, наверное, догадались, я был совершенно здоров, а звонил женским голосом Ника. Номер текущего счета, который он назвал, принадлежал ЖЭКу, где я живу.

После этой истории, встретившись с Никой в одном доме, я нечаянно наступил ему на ногу, да так убедительно, что он недели две ходил с палкой.

Долго Ника меня не трогал, но я понимал, что он что-то затаил. С особенной тревогой я дожидался дня первого апреля. Обычно в эти дни Ника окончательно распоясывался, как бы получая узаконенное право на издевательства.

На всякий случай я предупредил домашних, чтобы первого апреля они были начеку и не поддавались на провокации.

Первый телефонный звонок разбудил меня часов в восемь утра.

– Это квартира сто девятнадцатая? – закричал раздраженный женский голос. – Что у вас там творится? У меня с потолка вода течет!

– Привет, Ника, – улыбнувшись, сказал я и повернулся на другой бок.

Но тут опять зазвонил телефон.

– Скажи, что меня нет! – крикнул я жене.

– Возьми трубку! Это из милиции!

Я поднял трубку.

Женский голос сообщил, что мой автомобиль «Москвич» находится в четырнадцатом отделении ОРУДа, куда мне надлежит немедленно за ним явиться.

– Привет, Ника! – сказал я. – Если он тебе там мешает, пригони его ко мне, но предварительно вымой, замени масло и заправь бензином…

Тут мелодично запел звонок у двери. Принесли телеграмму. Я прочитал: «Прилетаем Домодедово 12.40. Прошу встретить. Вика».

– Привет, Ника, – сказал я и бросил телеграмму в корзину.

Зачем пошел в ванную. Выскочил я оттуда как ошпаренный, в полном смысле этого слова. Ванная комната была полна горячей воды. Оказывается, накануне вечером я забыл закрутить кран.

Кое-как прибрав в ванной, я отправился на работу. Моего «Москвича» во дворе не было. Я почувствовал что-то неладное и помчался на такси в ОРУД. Там мне объяснили, что какой-то пьяный угнал ночью мою машину со двора. На Рублевском шоссе въехал в кювет и заснул. Там он и был обнаружен автоинспектором.

– Ну, это уже слишком! – воскликнул я. – Так далеко Никины розыгрыши еще не заходили.

– Нет, его звать не Ника! – сказали мне. – Вот его шоферское удостоверение.

С фотографии на меня глядела какая-то волосатая физиономия. Это действительно был не Ника.

Когда я приехал на работу, мне сказали, что меня срочно разыскивает жена.

– Так и есть! – подумал я. – Опять Ника устроил хулиганский розыгрыш! – И помчался на машине домой.

– Почему ты не встретил в Домодедово мою подругу Вику! – набросилась на меня жена. – Она только что прилетела и ждет тебя в аэропорту!

– Я думал, что все это проделки Ники. Ведь сегодня первое апреля! Я так и ждал, что он меня разыграет!

– Получается, что ты разыграл себя сам!

– Все равно надо быть начеку!

– Не надо быть начеку, – сказала жена. – Сегодня Ника никого не разыграет…

Смысл этих слов я понял позже. Оказывается, накануне первого апреля Ника получил сообщение из Воронежа, что там внедряют какое-то его приспособление и присутствие автора срочно необходимо. Вечером Ника уехал в Воронеж, а через день возвратился разъяренный, проклиная «идиотов», которые придумывают дикие розыгрыши…

– Послушай, – спросил я у жены, – а ты откуда знала, что на этот раз Ника никого не разыграет? Телеграмма из Воронежа – это твоя работа?

Жена молча улыбалась.

Стыковка на горке

Во дворе мальчики играли в стыковку. Заводилой, как всегда, был Петя. Он собрал команду «космонавтов» в сквере, вокруг снежной горки, и разъяснил задание:

– Я лечу на первом корабле. Миша полетит на втором. С Мишей полетят Валера и Олежка.

Валера и Олежка выступили вперед очень довольные. Собственных саночек у них не было, и на самостоятельный «полет» им рассчитывать не приходилось.

– Я выйду на орбиту вон там… – Петя указал на ледяной накат, проложенный полозьями между деревьями и кустарником. – Вы полетите за мной. У того тополя мы должны стыкнуться. Понятно?

– Понятно! – дружно ответила команда второго корабля.

– А теперь к вышке! – скомандовал Петя и стал взбираться на снежную горку.

Галя, обладавшая самым звонким голосом в доме, отсчитывала время:

– Четыре, три, два, один, но-о-о-оль!

Петины санки помчались вниз, выскочив на накат, и остановились точно в намеченном месте.

– Нахожусь на орбите! – закричал Петя. – К стыковке готов!

На вершине горки команда второго «корабля» торопливо усаживалась в Мишины саночки. Мальчики обхватили друг друга руками и помчались… Но либо расчет был неточный, либо земное притяжение оказалось сильнее намеченного, только Мишу стало кренить влево, и, как он ни старался произвести коррекцию, размахивая руками и ногами, санки вышли на другую «орбиту» и воткнулись в совершенно необъезженный сугроб.

Мальчики вывалились в снег, Петя очень рассердился.

– Что это за стыковка! – закричал он. – Ты что, стыковку по телевизору не видел?

– Не видел, – признался Миша, вытряхивая снег из ушей. – Папа не разрешает смотреть телевизор. Говорит, что это мешает делать уроки.

– В такие дни не разрешает смотреть телевизор?

Подошли остальные ребята и тоже стали возмущаться:

– Пойдем к твоему папе и от имени нашего двора поставим перед ним вопрос…

– Это после… – решил Петя. – А пока – обратно на горку! Делаем вторую попытку. Теперь корабль поведет Валера.

Опять первые санки полетели вниз и остановились в заданном месте.

На Мишиных санках мальчики поменялись местами.

Но либо расчет был неточный, либо земное притяжение… в общем, вся команда очутилась в том же сугробе.

– И тебе папа тоже не позволяет смотреть телевизор? – ехидно спросил Петя у Валеры.

– Мне позволяет.

– Значит, ты видел, как происходит стыковка?

– Видел, но не разобрал.

Тут мальчики и девочки зашумели разом:

– Он выдумывает! Видно было очень четко!

– У вас четко, а у нас нечетко. У нас телевизор испортился.

– И твой папа не вызвал мастера? – возмутился Петя. – В такой день!..

– Еще чего! – хмыкнул Валера. – Пока мастера пришлют, все космонавты уже приземлятся. Мы с папой сами телевизор починили.

– И стало видно?

– Еще как!

– Почему же ты не разобрал?

– Почему… почему… Раньше каждую программу было видно отдельно. А теперь все четыре вместе.

Ребята посмеялись.

– Кто хорошо видел стыковку? – спросил Петя.

Почти все подняли руки.

– Олежка видел. Корабль поведет он.

Петя снова вышел на «заданную орбиту». Во вторых санках переднее место занял Олежка.

– Направо наклоняйтесь, направо! – командовал он, а сам производил коррекцию правой ногой. Санки выровнялись, выскочили на накат и на полном ходу воткнулись в Петины саночки. От толчка Петя вылетел головой в снег.

– Урра! – закричали все ребята хором. – Стыковка! Стыковка!

Петя с трудом вылез из снега. Он растирал шишку на лбу. Лицо его светилось счастьем.

– Побывал в открытом космосе, – объяснял он, – честное пионерское! Звезды увидел, вот такие!

Короткий зимний день оборвался как-то сразу. В небе зажглись настоящие звезды. Мальчики, сгрудившись у горки, переминаясь с ноги на ногу и дыша в варежки, жадно смотрели в небо.

– Сейчас пролетят!

– Обязательно пролетят! Вот они!.. Две точки! Видите!

– Летят! Урра!

Я тоже посмотрел в небо. Я ничего не увидел. Но я ничего не сказал мальчикам. Они увидели. Увидели свою мечту. А это не часто удается и взрослым…

Маришка и очки

Когда Маришке пришла пора идти в школу, ей купили букварь с большими буквами. Такие же буквари лежали на партах и перед другими девочками. Учительница громко объясняла:

– Это буква «б», а это буква «а». Вместе как будет?

И девочки дружно отвечали:

– Ба!

Только Маришка молчала. Тогда учительница спросила ее отдельно: