Текст книги "100 шкафов"

Автор книги: Н. Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Н. Д. Уилсон
100 шкафов

Глава 1

Генри, штат Канзас, – жаркий городок. Хотя бывает и холодным. И в нем настолько тихо, что временами можно услышать, как жужжит муха, бьющаяся в витрину запертой антикварной лавки на главной улице. Никто уже и не помнит, чья это лавка. Но чья бы она ни была, стоит лишь заглянуть туда, прижавшись, подобно мухе, лбом к стеклу, как становится понятно, что внутри нет ничего, кроме обширной коллекции каких-то колес. Как уже говорилось, Генри – город спокойный. Правда, на главной улице пару раз бывали смерчи. Когда ветер дует, то кажется, что ничто не в силах его остановить. Но стоит ему стихнуть, и уже кажется, что он никогда больше не вернется.

В Генри есть автовокзал, но только не на главной улице, а кварталом дальше на север. Отцы города не одобряли лишнего движения в центре. Пятнадцать лет назад смерч лишил автовокзал трети крыши. А летом того же года чья-то самодельная ракета довершила начатое, дотла спалив уборные. Все это так и не было восстановлено, однако городской совет следил за тем, чтобы раз в два года здание было заново покрашено в неизменный бледно-голубой цвет. На этом автовокзале нет даже граффити. Вандалам пришлось бы проехать добрых двадцать миль, чтобы достать баллончики краски.

Время от времени в город приползает ленивый автобус и устраивается около здания цвета морской волны с дырявой крышей и обугленными туалетами. Но Генри всегда рад видеть гостей – такая радость перепадает ему не часто.

В день, когда начинается наша история, все, казалось, предвещало прибытие автобуса. Семья Уиллисов ожидала приезда племянника, стоя в нетерпении на краю тротуара.

Миссис Уиллис никак не удавалось достичь такого же самообладания и спокойствия, с каким держался город. Она была взволнована до глубины души и нервничала. Энергично переступая с ноги на ногу, она спускалась и снова поднималась на тротуар. Казалось, она ждет, что этот автобус увезет ее во времена детства, где она смогла бы беззаботно прыгать через резинку во дворе школы. В день приезда племянника она намеревалась надеть свое самое лучшее платье. Для нее это было делом принципа, потому что так поступила бы ее мама. Но миссис Уиллис, к несчастью, не имела ни малейшего представления ни о том, какое из ее платьев лучшее, ни даже о том, как вообще приступить к процессу отбора. А может быть, у нее и вовсе не было лучшего платья.

Поэтому на ней были все те же тренировочные штаны и футболка, в которых она закатывала банки на кухне. Но даже несмотря на поблекший бирюзовый цвет своих штанов, выглядела она хорошо. Лицо ее, разрумянившееся от кухонного жара, было веселым, а волосы, обычно собранные в пучок на затылке, на этот раз были распущены. Если бы в этот день вы подошли к ней так же близко, как ее племянник, когда он обнимался с ней, то почувствовали бы сильный запах персиков. Миссис Уиллис была женщиной среднего роста и комплекции. Друзья звали ее Дотти, муж – Дотс, а для всех остальных она была миссис Уиллис.

Дотти нравилась людям. Они считали ее интересной – определение, которым редко награждали ее мужа. Мистера Уиллиса за глаза называли тощим, имея в виду не столько его телосложение, сколько общее впечатление от него. Однако Дотти видела в нем гораздо больше. Она его любила. А Фрэнк Уиллис, судя по всему, ничему, кроме этого, не придавал большого значения.

Вдалеке что-то сверкнуло. Миссис Уиллис прекратила свои переступания и отошла от края тротуара. Это был автобус. Она ткнула Фрэнка локтем и показала ему пальцем на приближающуюся точку. Фрэнк, похоже, не придал этому большого значения.

Генри, который ехал в автобусе, не имел совершенно ничего общего с городом в штате Канзас. Это был самый обыкновенный мальчик двенадцати лет. В автобусе из Бостона он с черепашьей скоростью двигался навстречу своим дяде и тете, которых видел в последний раз, когда ему было четыре года. Не сказать, чтобы он находился в предвкушении предстоящей встречи с тетей Дотти и дядей Фрэнком. Но это вовсе не потому, что они ему не нравились. Просто жизнь научила его никогда ничего не загадывать наперед.

Окатив ожидавших волной металлического ворчания, автобус остановился. Генри распрощался с разговорчивой старушкой и вышел в переднюю дверь, окунувшись в удушливое облако выхлопов бензина. Автобус дернулся и откатился. Облако исчезло, и Генри обнаружил себя уже в чьих-то мягких объятиях, а запах бензина сменил аромат персиков. Вдруг тетя отпрянула от него, все еще держа за плечи, улыбка ее померкла, и она вмиг стала очень серьезной.

– Нам очень жаль твоих родителей, – произнесла она, так пристально глядя на него, что Генри не мог отвести глаз. – Но мы очень рады, что ты теперь с нами. Твои кузины будут страшно рады тебя видеть.

Кто-то по-отечески похлопал его по плечу, и Генри поднял глаза.

– Мда, – сказал дядя Фрэнк. Но смотрел он не на Генри. Его глаза следили за автобусом, который уже выезжал с другого конца города.

– Грузовик вон там, – добавил он, указав направление кивком.

Затем дядя Фрэнк взял спортивную сумку Генри, а тетя Дотти, обнимая Генри одной рукой за плечи, повела его к машине. Пикап был старым. Лет двадцать назад это, видимо, был «форд». Кто-то отдал его в городскую школу, где он какое-то время служил материалом для уроков труда. А дядя Фрэнк прикупил его на ежегодной благотворительной распродаже. Машина имела тот грязный оттенок коричневого, какой обычно встречается на дне обмелевших прудов – царстве пиявок и не слишком притязательных лягушек. Больших колес нужного размера, о которых так мечтали дети, в школе, разумеется, не нашлось. Так что кузов просто подняли на рессорах, насколько это позволил учитель. Все вместе это производило эффект потрясающей неуклюжести.

Сумка Генри полетела в кузов хромоногого железного коня.

– Залезай, – сказал дядя Фрэнк, показав на борт кузова. – Он не отвалится. Просто вставай на колесо и залезай. Я тебя подсажу.

Генри на секунду замешкался, балансируя на колесе и стараясь перебросить ногу через борт. Подоспевший в этот момент дядя Фрэнк подтолкнул племянника сзади, и Генри шлепнулся в кузов.

Никогда еще Генри не доводилось ездить в кузове грузовика. Он-то всегда считал, что это незаконно. Только однажды, во время одной из поездок с родителями – это был тур по маршруту юго-западных поселенцев, – он увидел проезжавшую мимо фуру, кузов которой был набит полевыми рабочими. Он тогда отчаянно им позавидовал, так как сам был пристегнут ремнями на заднем сиденье «вольво». Однако через пару миль он, к своему удивлению, обнаружил, что отнюдь не все девятилетние мальчики ездят пристегнутыми. Этот урок ему преподал вставший рядом на светофоре школьный автобус.

Теперь, сидя в кузове пикапа, Генри уселся на одну из колесных ниш и приготовился к грядущим духовным переживаниям. Двигатель завелся, дядя Фрэнк выжал упорно сопротивлявшееся сцепление, издавшее при этом металлический визг, и Генри, соскользнув со своего насеста, плюхнулся на дно кузова, потому что Генри, штат Канзас, вдруг закружился и взревел ветром в волосах. Проехав один квартал, грузовик взбрыкнул и резко повернул направо. Генри опрокинуло на спину, и он растянулся на дне кузова, для устойчивости упираясь руками в борта. Двумя кварталами дальше грузовик резко подпрыгнул, и в колесные арки громко застучал гравий, как будто кто-то палил из автомата. Генри лежал на спине и смотрел, как позади грузовика в воздух поднимается большущий хвост пыли. Одновременно он не забывал думать о том, как бы не ушибить голову, когда колесо машины попадало в очередную яму. Наконец дядя Фрэнк затормозил. При этом он так сильно выжал ручной тормоз, что Генри кубарем полетел в сторону кабины. Осторожно приподнявшись на четвереньки, он увидел бледно-голубой дом, который показался ему смутно знакомым. Тетя Дотти широко улыбалась мальчику в боковое зеркало и показывала пальцем в сторону дома.

Представший перед Генри дом можно было бы назвать большим, если бы не выглядывавший из-за него неуклюжий и еще больших размеров амбар. На газоне перед домом развалился, видимо, чем-то недовольный белый в пятнах кот. Ряд старых витражных окон образовывал первый этаж дома. На втором этаже окна были поменьше, и одно большое круглое окно венчало фасад, разместившись под самым карнизом крыши. На крыльце под длинной вереницей позеленевших от времени ветряных колокольчиков стояли три девочки и пристально глядели на Генри.

Генри сидел на деревянном полу, прислонившись спиной к стене. Девочки, скрестив ноги, сидели напротив. Они были на самом верху, на чердаке. Чердак представлял собой просторную комнату. Наклонные стены образовывали свод, а старые перила ограждали ведущую вниз очень крутую лестницу. Генри смотрел куда-то вдаль сквозь большое круглое окно слева, лишь бы не таращиться на своих кузин, которые как раз в это время таращились на него. Справа от Генри, на другом конце чердака, пара маленьких дверей вела в место, бывшее некогда уборной. Теперь это была его спальня. Дядя Фрэнк извинился за ее размеры и, прежде чем тетя Дотти заехала ему локтем под ребра, заметил, что если родители Генри не объявятся и ему придется остаться у них насовсем, то они сломают перегородку, чтобы хоть немного расширить помещение. Генри поблагодарил его.

– Я – Анастасия, – сказала самая маленькая из девочек.

– Я знаю, – ответил Генри. Она была младшей, довольно маленькой и хрупкой для своих девяти лет. И веснушчатой. У нее были каштановые волосы, но Генри подумал, что выглядят они так, словно им хочется быть рыжими.

– Почему тогда ты сразу не поздоровался со мной и не сказал: «Привет, Анастасия»? Ты что, невоспитанный?

– Тсс, – шикнула на нее старшая.

Анастасия поморщилась:

– Если ты знаешь, что я – Анастасия, тогда как зовут их?

Генри посмотрел на старшую девочку. Ее прямые, почти черные волосы свободно спадали на плечи. Она улыбалась ему.

– Пенни, – ответил Генри. Он повернулся к третьей девочке с густыми русыми кудрями и зелеными глазами. – И Генриетта.

Генриетта смотрела прямо на него, так что Генри отвернулся и начал смотреть в другую сторону. Он подозревал, что в свой последний приезд он сделал что-то очень нехорошее с котом Генриетты. Внезапно воспоминание живо предстало перед его глазами. Генри покраснел, а Анастасия снова заговорила.

– А Пенни – это вместо чего? – спросила она, прищурив глаза.

Пенни заулыбалась и заерзала.

– Ничего не вместо, Анастасия.

– Пенни – это вместо Пенелопы, – настояла Анастасия. – Не так ли, Генри?

Генри пожал плечами, но Анастасия смотрела не на него, а на Генриетту. Генриетта ее проигнорировала.

– Ничего подобного, – возразила Пенни, – не вместо, а сокращенно от Пенелопы. Вместо имени ставят инициалы.

Генри попытался поймать взгляд Генриетты.

– Они зовут тебя Генри? – спросил он.

– Да, – ответила Генриетта. Генри обратил внимание, что она стиснула зубы. – И мне это не нравится, – добавила она.

– Генриетта – слишком длинно, – сказала Анастасия.

Генри на минуту задумался.

– Не длиннее чем Анастасия, – он еще раз пересчитал количество слогов. – Да, точно.

– Когда-то я хотела, чтобы меня называли Жозефиной, но они все равно бы сокращали и звали меня просто Жо.

Генриетта взглянула на Генри.

– Ты будешь звать меня Беатрисой?

– Эм… да, – ответил Генри.

– Тогда мы будем называть тебя Рисой, – сказала, улыбаясь, Анастасия.

– Нет, не будете, – возразила Генриетта, – если только вам дороги ваши зубы.

– Хватит, – вмешалась Пенни, – почему бы нам просто не называть тебя Генриеттой. Теперь, когда здесь он, мы больше не сможем называть тебя Генри.

Генриетта поразмыслила над этим и взглянула на Генри, словно ожидая его одобрения.

– О’кей, – согласился Генри. Какое-то время они продолжили сидеть в молчании, и мысли Генри вернули его к тому моменту, когда его пригласили на экскурсию по дому.

Недовольный кот, которого одна из девочек назвала Блэйком, быстро исчез из виду, когда тетя Дотти повела Генри на крыльцо и очень любезно сказала: «Генри, ты, должно быть, помнишь девочек».

Затем Генри провели экспресс-тур по дому. Двигаясь в веренице людей, как в скором поезде, он смотрел, как мимо проносились бесчисленные диваны, подарки от почивших двоюродных бабушек и сломанные лампы. Видел он и сокровища, по случаю приобретенные дядей Фрэнком в Интернете. Среди них были какие-то рыбьи окаменелости, про которые тетя Дотти не без гордости заметила, что из них получился уникальный, а главное дешевый журнальный столик. Генри отвели в темный подвал, где его взору предстали многочисленные произведения искусства, созданные Фрэнком и девочками. Тетя Дотти смеялась и называла их «чрезвычайно малоизвестными художниками». Генри показали ящик с барахлом, содержащий в себе небольшой фонарик, коробочку канцелярских резинок и целый осадочный слой ручек, карандашей, зажимов для бумаг, а также пластмассовую коробочку с изображенным на крышке морем. Его привели в туалет, где рассказали о проблеме со спуском воды и показали вантуз. Его заставили стоять и прислушиваться, чтобы услышать, как холодильник издаст забавный звук. Звука холодильник издавать не стал, но Генри объяснили, что он его ни с чем не спутает. А на площадке второго этажа он увидел дверь в комнату, находящуюся в передней части дома. Генриетта называла ее дедушкиной. Но к ней по какой-то неведомой причине никто и близко не подходил. Каждая комната, каждый шкаф и каждый ящик в доме – все было открыто. Все, кроме этой комнаты.

На этом месте воспоминания уступили место реальности. Генри все еще сидел на полу чердака и не успел, кажется, утомить девочек, потому что они пока не уходили.

– Генри? – сказала Анастасия. – Как думаешь, Генри, твои родители могут умереть?

Пенни бросила на сестру укоризненный взгляд, но, очевидно, не попала в цель. Генриетта и Анастасия уставились на Генри, при этом Генриетта принялась накручивать на палец волосы. Анастасия наклонилась вперед.

– Отца Зика Джонсона убило комбайном.

– Прекрати, – попыталась заставить ее замолчать Пенелопа. – Генри, если ты не хочешь об этом говорить…

– Пенелопе нравится Зик, – заявила Анастасия. Генриетта засмеялась.

Пенелопа помрачнела.

– Всем нравится Зик, – сказала она.

Анастасия посмотрела Генри прямо в глаза.

– Он ходит на кладбище и играет там в бейсбол у могилы отца.

– Мистер Саймон сказал ему написать отцу прощальное письмо, – объяснила Пенелопа, сложив руки на груди, – но Зик не захотел. Вместо этого он ходит туда и играет с отцом в бейсбол.

– Не хочу я о нем говорить, – оборвала ее Генриетта. – Пенни постоянно говорит о Зике, а я хочу поговорить о дяде Филе и тете Урсуле.

– Думаешь, они умрут? – спросила опять Анастасия.

Пенелопа фыркнула.

– Ты не обязан говорить об этом, Генри.

Генри глубоко вздохнул.

– Все нормально. Но как бы то ни было, я сам знаю немного. Их похитили, когда они на велосипедах путешествовали по Колумбии. Человек, который разговаривал со мной в школе, сказал, что за них заплатят выкуп.

– Что они там делали? – спросила Генриетта.

– Они вели путевой дневник и собирались написать книгу о своем путешествии по Южной Америке. Они занимаются этим с тех пор, как я пошел в школу.

– Значит, ты много где побывал, – сказала Генриетта.

– Нет, – ответил Генри. – Они никогда не берут меня с собой. Я был только в Диснейлэнде, да и то с няней. И еще однажды в Калифорнии.

Анастасия снова наклонилась к нему.

– Твоих родителей и правда взяли в заложники? – спросила она.

Генри кивнул.

– И это были дядьки с пистолетами? Как думаешь, они были в масках? Наверное, твои родители прямо сейчас лежат связанные где-нибудь в пещере.

– Не знаю. Что-то вроде того, – сказал Генри. – В любом случае, их похитили.

Девочки были потрясены рассказом Генри. Они сидели молча и жевали кто волосы, кто ногти, разглядывая Генри и размышляя над его словами.

Тут снизу раздался голос дяди Фрэнка. «Пора чистить кости!» – крикнул он, и чердак откликнулся эхом.

– Что? – удивился Генри.

Девочки поднялись с пола.

– Зубы, – объяснила Генриетта. – Почисть зубы.

Глава 2

Генри никак не мог заснуть. Пока он чистил зубы, тетя Дотти постелила ему постель, а дядя Фрэнк затолкал в большое круглое окно испарительный охладитель из подвала. Генри никогда раньше не видел испарительного охладителя, однако предположил, что это примерно то же самое, что кондиционер. Вроде тех, что висят под окнами на стенах гостиниц. Разве что этот был внутри, завернутый в старый комбинезон, и угрожающе кренился в одну сторону.

Комната Генри вмещала в себя кровать, на которой он лежал, подставку, как будто предназначенную для искусственной пальмы, но сейчас увенчанную лампой, и комод с тремя ящиками. Двери были открыты. Генри хотел добиться от охладителя максимального эффекта.

Свет был выключен, потому что никакого толку от него все равно не было. Единственным, на чем в этой крохотной комнатке мог остановиться взгляд, был плакат на потолке, но на него Генри уже давно успел насмотреться. Дядя Фрэнк сказал, что этот плакат принадлежал ему в молодости. На нем была изображена баскетбольная сборная университета Канзаса. По крайней мере, одна из них, и, на взгляд Генри, отнюдь не самая лучшая. Ни один из ребят не отличался атлетическим сложением.

Из-за луны на чердаке было даже светлее с выключенным светом, чем с лампой. Луна висела очень низко, и ее свет проникал сквозь оконное стекло, мягко разливался по полу и серебрил стены. Генри смотрел на это буйство серебра, пока у него не заслезились глаза, но даже тогда он не заморгал. Ему совсем не хотелось спать, так что и моргать не получалось. Он лежал и гадал, удастся ли ему этим летом поиграть в бейсбол. Сначала надо будет научиться бросать. Главное, чтобы никто не увидел, как он будет это делать.

А еще Генри надеялся, что с его родителями все будет хорошо и они вернутся. Однако в глубине души он думал, что было бы неплохо, если бы вернулись они когда-нибудь поближе к концу лета. Ну, или когда закончится бейсбольный сезон.

Он думал о бейсболе, о дядином пикапе и о том, чем же все-таки пахла его тетя, когда он ее обнимал, как вдруг что-то глухо ударило в стену над его головой. Генри не успел даже сообразить, как от удивления подскочил на кровати и снова мягко на нее приземлился. Он, все так же не моргая, постарался заставить себя дышать ровно.

– Наверное, птица, – сказал он вслух. – Сова или летучая мышь. Или еще что-нибудь в этом роде.

Генри попытался заставить себя закрыть глаза и никак не мог понять, как они снова умудряются открыться. Что бы ни стучало в стену там снаружи, теперь оно начало скрестись. Но Генри не мог быть уверен. Или все-таки мог. Что-то снова глухо ударило за стеной, не так громко, но точно по-настоящему.

Генри сел и постарался успокоиться и дышать ровно, в то же время представляя себе огромных летучих мышей, взбирающихся на крышу, и бегающих внутри стен крыс. Эти звуки ничем не отличаются от тысяч других звуков, которые обычно слышны по ночам, твердил он себе. Повернуться на бок и игнорировать их. Но вместо этого Генри вылез из постели и направился к лестнице. Он собирался пойти в ванную, включить кран и слить воду в унитазе, чтобы нормальные звуки прочистили его голову.

Оставив позади залитый лунным светом чердак, он спускался, словно в нору, а ступеньки визжали при каждом его шаге.

Кто-то оставил свет в ванной не выключенным. Из-под двери выбивалась, освещая ковер, светлая полоска. Дойдя до двери, Генри взялся за ручку и замер. Наверное, внутри кто-то есть. Кто оставит включенным свет и затем закроет дверь?

Генри не любил стучать и ненавидел переговоры через дверь. Поэтому он отошел в сторонку, собравшись сесть на ступеньку и подождать. Но не успел он сделать и шага, как ручка двери повернулась. У Генри перехватило дыхание, он отпрянул к лестнице и затаился в тени.

На площадку вышел старик. Он был невысокого роста, на голове у него красовалась большая лысина, обрамленная по сторонам жидкими седыми волосами. Длинные твидовые штаны были подвернуты до щиколоток. Поверх грязной белой футболки был накинут пурпурный атласный халат.

Человек громко фыркнул и направился на другой конец площадки к комнате дедушки, по дороге стирая полотенцем с шеи и лица пену для бритья. Длинные полы халата волочились за ним по полу, как шлейф за свадебным платьем. Прежде чем открыть дверь, он обернулся и посмотрел через плечо. Его глубокие темные глаза остановились на Генри.

Генри с силой моргнул, а затем потянулся и зевнул. Кто-то оставил в ванной свет, но дверь была открыта. И почему это он сидит на ступеньках, подумалось ему. Он не был уверен, но, кажется, ему надо было в ванную.

Он зашел в ванную и затем поспешил обратно на чердак.

Генри скользнул в постель. Мысли бесцельно блуждали в его голове, а сознание силилось понять, что же оно упустило. Генри знал, что о чем-то забыл, но глаза его слипались, и не успел он и заметить, как заснул. Сон перенес его куда-то далеко, на бейсбольное поле, где он знал, как правильно бросить мяч. И почему-то все время на него смотрел человек в пурпурном халате.