Текст книги "Первый контакт (сборник)"

Автор книги: Мюррей Лейнстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 61 (всего у книги 67 страниц)

– Да,– подтвердил он,– Порез на том же месте, что и на отпечатке, и, боюсь, теперь этот шрам останется у меня навсегда.

Она спустилась за ним по лестнице и, пока они шли через двор, не произнесла ни слова. Ее отец пошел отпустить машину, которая привезла их сюда. Лори сказала чужим голосом:

– Они сказали, книга написана в двенадцатом веке. И на ней – твои отпечатки. И это устройство, о котором ты говоришь... оно не может перенести тебя назад, в двенадцатое столетие, Томми?

– Я туда не собираюсь,– отрезал он сухо.

– Я и не хочу, чтобы тебя занесло в двенадцатый век,– сказала она горячо. У нее даже лицо чуть-чуть побледнело.– Я знаю, это смешно! Вот уж чего поистине быть не может! Но я не хочу, чтобы ты туда попал! Не хочу думать, что ты... что ты много веков назад умер и погребен в старом заплесневелом склепе... превратился в скелет...

– Прекрати! – резко оборвал он.

Она сглотнула.

– Я серьезно!

– Мне очень хотелось бы, чтобы все было по-другому...

Она ухмыльнулась, все еще бледная, как мел.

– Я возьму тебя измором,– пообещала она.– Разве это будет не здорово?

Тут вернулся ее отец, и они сели в полицейскую машину. Она повезла их обратно на улицу Хусейна.

В комнате на втором этаже Галиль кропотливо соскабливал штукатурку. Он не тронул стену, на которой темнело влажное пятно. Она находилась в том виде, в каком ее оставил Коглен. Но на других стенах штукатурка частично осыпалась. Из-под нее виднелись тусклые цветные пятна. Теперь, после проделанной Галилем работы, становилось ясно, что когда-то эти стены украшала затейливая энкаустика – их расписали восковыми красками и обожгли. Турок уже расчистил участок того, что, надо думать, представляло собой в высшей степени живописную фреску. Судя по тому неправильному участку, который он уже освободил от штукатурки, она изображала нимф и сатиров. Дюваль возбужденно бросался разглядывать каждую новую часть картины, едва только она показывалась из-под слоя более поздней краски. Но когда Коглен и его спутники прибыли, Галиль прекратил работу. С Мэн-нердом он, разумеется, познакомился еще накануне.

– А, мистер Мэннерд,– радушно приветствовал он американца.– А мы тут устроили археологические раскопки!

– Я черт знает сколько времени пытаюсь связаться с вами, чтобы рассказать о покушении на мою жизнь сегодня утром! В полицейском управлении мне сообщили, что попытаются вас найти. Они дали понять, что моим делом занимаетесь вы!

Галиль взглянул на Коглена.

– Я не забывал о вашем деле,– признался он.– Разве мистер Коглен не говорил вам о том, какие меры я принял?

– Нет,– ответил Коглен сухо.– Я не стал. Я сейчас займусь этим пятном. А вы пока расскажите.

Он подошел к пятну. Лори последовала за ним. Коглен открыл чемоданчик и стал собирать мост для измерения индуктивности, а Галиль у него за спиной начал свой рассказ.

– Что? – вспылил вдруг Мэннерд,– Это вы выбили чашку у меня из руки?

Лори изумленно обернулась.

– Иди послушай,– велел ей Коглен.– У меня здесь работа.

Лори отошла.

Коглен занялся мостом. Вскоре он установил, что за влажным пятном на стене не было ничего металлического. И под ним, и по обеим сторонам от него – тоже. Никакие провода не подходили к излучавшему холод месту. Во всей стене не было никакого металла. Коглен слегка призадумался. Без металла никакая морозильная установка не возможна.

Он отложил индукционный мост в сторону. Потом засунул термометр в отверстие, которое проделал раньше. Осторожно поводил им взад-вперед, глядя, как скачет уровень ртути. Когда он увидел окончательные показания, кадык у него дернулся. Он подключил термопару – тонюсенькие проволочки из разных металлов, концами соединенные друг с другом. Подсоединил микровольтметр. Очень скоро он обнаружил особое место. Это было действительно нечто из ряда вон выходящее. Кончики проводков должны были находиться на определенной глубине внутри отверстия. Сдвиг на сотую долю дюйма – и стрелка микровольтметра начинала скакать как безумная. Он переключил прибор, чтобы перейти с микровольт на милливольты, и снова нашел эту глубину внутри отверстия. И побледнел.

– Томми, я вернулась,– сказала Лори.

Он обернулся и сказал безучастно:

– Сто девяносто милливольт! А температура ниже, чем у сухого льда!

– Такую температуру даже мне не повысить, да, Томми?

Коглен не услышал. Он отложил термопару, вытащил магнит и с трудом стащил с его полюсов железную пластинку для замыкания.

– Это против всякой логики,– проговорил он сосредоточенно,– но если тут силовое поле...

Он снова повернулся к отверстию, которое проделал в стене. Потом поднес к нему тяжелый мощный магнит.

Отверстие затуманилось. Под действием магнита в воздухе образовалась серебристая взвесь, похожая на металлическую. Коглен отодвинул магнит. Эффект пропал. Он вернул магнит на место, и серебристая пелена появилась вновь.

Коглен стоял и смотрел на нее, онемев от изумления, когда к нему подошел Мэннерд вместе с Галилем и Дювалем. В руках у него был старинный фолиант с пожелтевшими от времени медальонами слоновой кости на обложке – и отпечатками пальцев Коглена на форзаце.

– Томми,– смущенно начал Мэннерд,– я в это не верю! Но поставь свои отпечатки рядом с этими!

Галиль чиркнул спичкой и, чтобы образовалась копоть, поднес ее к скребку, которым счищал со стены штукатурку. Коглен, словно не замечая их, продолжал внимательно вглядываться в дыру.

– Да что с ним такое? – воскликнул Мэннерд.

– Наука подняла свою уродливую голову,– пояснила Лори.– Он думает.

Коглен обернулся, поглощенный мыслями.

– Ваш палец, пожалуйста,– мягко сказал Галиль.

Он взял Коглена за руку. Немного помедлил, потом неторопливо размотал его забинтованный большой палец и прижал к закопченному лезвию скребка. Мэннерд, сам не свой от тревоги и нетерпения, подал книгу. Галиль с силой прижал палец к пергаменту.

Коглену стало больно.

– Минутку! – вскинулся он, словно внезапно очнувшись.– В чем дело?

Галиль поднес книгу к окну и стал рассматривать. Мэннерд подошел поближе. Лейтенант молча передал ему карманную лупу. Мэннерд принялся внимательно разглядывать отпечатки.

– Это трудно объяснить,– выдавил он.– Этот шрам, и вообще...

– Смотрите! – сказал Коглен.

Он стал водить магнитом перед отверстием. Серебристая пленка то появлялась, то исчезала. Галиль переводил взгляд с нее на лицо Коглена.

– Эта серебристая пелена,– с усилием проговорил Коглен,– появляется под штукатуркой там, где она холодная. Впрочем, сомневаюсь, чтобы один этот магнит мог посеребрить все пятно – это притом, что он в двадцать раз сильнее стального. По всей видимости, для этого нужно очень мощное магнитное поле.

Серебристая пленка снова пропала: Коглен убрал магнит.

– И что же это может быть? – мягко спросил Галиль,– Это... это можно назвать устройством?

Коглен сглотнул.

– Нет,– сказал он беспомощно,– Устройство действительно есть, но оно должно находиться в двенадцатом столетии. Это... полагаю, это можно назвать дублем устройства.

VI

В комнате стало темно, и Коглен заканчивал соскребать штукатурку при свете полицейских фонарей. Когда последний слой был снят, показалась изморозь. Едва появившись, она тут же начала неохотно таять. Скоро на этом месте осталось просто мокрое пятно поверх росписи, почти уничтоженной многовековой сыростью. По краям пятна влаги не было. Коглен поскреб с краю. Только штукатурка. Но когда он счистил ее, проступили узоры. Стену покрывала замысловатая роспись, сделанная бессчетное количество лет назад.

По всей видимости, под более поздним слоем штукатурки она покрывала все стены этой комнаты. Дюваль, судя по его виду, разрывался между восторгом от ее обнаружения и отчаянием от противоречия находки всякой логике.

Мэннерд сидел на складном стуле и наблюдал. Лучи фонарей создавали фантастическую картину. Один из них плясал на осторожно работающем Коглене. Фонарь держала Лори.

– Насколько я понял,– после долгого молчания сказал Мэннерд все с тем же скептицизмом,– ты утверждаешь, что это нечто вроде дубля устройства, которое было сделано в двенадцатом ветке.

– Когда еще не было никаких устройств,– подал голос из темного угла Галиль.

– Не было науки,– поправил Коглен, не отрываясь от стены,– Они добивались некоторых результатов благодаря случайностям. После этого они воспроизводили все условия, которые предшествовали неожиданному результату, не пытаясь узнать, почему так вышло. Взять для примера хотя бы закалку мечей.

– Лучшие мечи в Византийской империи были привезенными,– вмешался Дюваль.

– Да,– согласился Коглен,– Религия не позволяла им закалять сталь наиболее действенным способом.

– Религия? – удивился Мэннерд,– Какое отношение она к этому имеет?

– Магия,– ответил Коглен,– Самая лучшая закалка получалась, если меч раскаляли докрасна и вонзали в тело раба или пленника. Наверное, этот метод открыли случайно, когда кто-то решил таким изощренным образом отомстить врагу. Но сработало.

– Вздор! – рявкнул Мэннерд.

– Некоторые мастера и по сей день используют сходный по сути своей процесс,– ответил Коглен, сосредоточенно счищая последний пласт штукатурки.– Это закалка в комбинированной азотисто-солевой среде. В человеческой крови присутствует соль. В соленой воде сталь закаляется лучше, чем в пресной. Древние обнаружили, что использование человеческой крови дает хороший результат. Но не попытались применить научный подход и попробовать заменить кровь соленой водой. А поверхностное упрочнение стали получается лучше, если закаливать ее в присутствии азотсодержащего вещества – вроде человеческой плоти. Современные мастера замачивают в соленой воде кожаный лоскут и потом опускают в нее раскаленное докрасна лезвие. Технически это то же самое, что заколоть раба, только дешевле. Но древние до такого не додумались. Они упорно держались за старую добрую «магическую» закалку.

Он отошел от стены. Стряхнул с пальцев пыль.

– Больше здесь без специальных инструментов ничего не сделаешь. А теперь...

Он взял магнит и провел им вдоль расчищенного участка. На ближней к магниту части влажного пятна образовалось продолговатое серебристое облако. Оно перемещалось вслед за магнитом и резко исчезло, когда он пересек невидимую границу.

– На мой взгляд,– пояснил Коглен задумчиво,– это, если можно так выразиться, дубль того, что древние считали магическим зеркалом – через него можно было заглядывать в будущее. Так, Дюваль?

Француз сказал натянуто:

– В средние века алхимики действительно писали о магических зеркалах и пытались создать их, как вы и говорите.

– Быть может, именно это зеркало положило начало легенде,– заметил Коглен.

– В фонаре садится батарейка,– послышался из темноты голос Галиля.

– Нам нужно освещение получше и побольше инструментов. Сомневаюсь, чтобы до утра мы еще что-то смогли сделать.

Он вел себя совершенно буднично, но внутри его сковало какое-то странное оцепенение. Большой палец немного пощипывало. Ранка слегка воспалилась от пыли и сажи, попавшей в нее, когда Галиль брал у него свежий отпечаток. В конечном счете он порезал палец, изучая дубль устройства, из– за того что в будущем он оставит в книге надпись, которую прочитают вчера и которая станет причиной находки дубля устро...

Все вокруг зашевелились, собираясь уходить. Он услышал раздраженный голос Мэннерда:

– У меня просто в голове не укладывается! Это какая-то нелепица!

– Несомненно,– отозвался Галиль,– поэтому мы должны быть крайне осторожны. У моих предков-мусульман бытовала поговорка: судьба каждого человека написана у него на лбу. Надеюсь, мистер Мэннерд, ваша судьба не написана на листе пергамента, который я только что вам показал.

– Но что вообще происходит? – спросил Мэннерд,– Кто за этим стоит? Что за всем этим кроется?

Галиль вздохнул – как будто пожал плечами.

Они спустились по лестнице. Темная, узкая, извилистая улочка казалась зловещей. Галиль открыл дверцу полицейской машины. Шутливо, как будто отказываясь от притязаний на всякую логику, он сказал Мэннерду:

– К сожалению, мистер Коглен в своей записке выразился – вернее, еще не выразился – довольно неопределенно. Он написал лишь,– турок повторил последнюю строчку надписи: – «Позаботьтесь о Мэннерде. Его хотят убить».

– Это звучит вполне определенно! – с горечью возразил Мэннерд.

Он с Лори и Когленом разместился на заднем сиденье машины. Лейтенант Галиль уселся на переднее, рядом с водителем. Мотор взревел, и машина тронулась с места.

– Ваше послание, когда вы напишете его, мистер Коглен,– сказал турок, обернувшись через плечо, пока машина катила к повороту извилистой улочки,– будет намеренно неясным. Такое впечатление, что вы сочтете, будто четкое послание не даст случиться тому, что, по вашему мнению, непременно должно произойти. То есть вы напишете это затем, чтобы осуществить ту последовательность событий, которая уже имела место и будет длиться до тех пор, пока вы не напишете его...

Он вдруг отрывисто бросил водителю что-то по-турецки. Тот ударил по тормозам. Машина с визгом остановилась.

– Секундочку,– вежливо сказал Галиль.

Он вылез из машины и принялся разглядывать что-то в свете фар. Потом осторожно прикоснулся к находке. Он сделал машине знак сдать назад и пронзительно засвистел. Из дома, от которого они только что отъехали, высыпали полицейские. Галиль коротко отдавал им приказы на турецком. Света фонариков им, похоже, оказалось недостаточно, и они принялись чиркать спичками. Через некоторое время Галиль и еще один полицейский аккуратно подняли находку и с величайшей осторожностью отнесли на обочину, где и прислонили ее к стене. Потом Галиль присел на корточки и еще раз осмотрел ее в свете спичек.

После этого он поднялся и отряхнул руки. Вернулся к машине и вновь уселся в нее. Он что-то сказал водителю по-турецки, и машина снова отправилась в путь, но уже медленнее. К следующему повороту она подъехала на черепашьей скорости.

– Что это было? – решительно спросил Мэннерд.

Лейтенант Галиль заколебался.

– Боюсь, это было очередное покушение на вашу жизнь,– извиняющимся тоном сказал он.– Бомба. Мои люди не видели, как ее закладывали, улица слишком извилистая.

Мгновение в машине было слышно лишь дыхание пассажиров. Они выехали на улицу пошире и прибавили скорости. Потом Галиль продолжил:

– Как я уже говорил, мистер Мэннерд, когда мистер Коглен будет писать послание, которое мы показали ему вчера, он захочет, чтобы все произошло в точности так, как произошло. Поэтому в его записке не будет ничего точного. Он не упомянет ни выстрелов, ни бомб, ни времени, ни места покушений. Из этого я делаю заключение, что вы благополучно доживете до конца дела. И прилагаю все усилия, чтобы так оно и случилось.

Коглен наконец обрел дар речи.

– Но вы не можете рисковать человеческими жизнями на таком безумном основании!

– Я предпринимаю все мыслимые меры предосторожности,– устало сказал Галиль.– В том числе прошу вас на ночь остаться в отеле «Петра», где вас вместе с мистером Мэннер-дом и мисс Лори будут охранять мои люди.

– Если ей что-то угрожает, я определенно остаюсь! – буркнул Коглен.

Машина выехала на еще более широкую улицу. Стало людно. Здесь, в современном районе, освещение было электрическим. Здесь были и кинотеатры, и автомобили, и люди в полностью европейском платье, а не в одеяниях, сочетающих западные и восточные традиции, какие встречаются в более бедных кварталах. Впереди показался переливающийся огнями отель «Петра».

Полицейская машина остановилась перед самым входом. Галиль вышел и небрежно огляделся по сторонам. Слонявшийся поблизости зевака подал ему неприметный знак. Галиль кивнул. Зевака нога за ногу зашагал прочь. Галиль открыл заднюю дверцу машины.

– Вам придется еще немного потерпеть мое общество,– сказал он учтиво.– Я буду на страже, пока дело не подойдет к развязке.

Они вошли в вестибюль и направились к лифту, лишь слегка приободренные многолюдностью и ярким освещением.

– А где Дюваль? – внезапно спохватился Коглен,– Он тоже замешан в этом деле.

– Он остался на улице Хусейна,– коротко пояснил Галиль.– Бедняга! Он обручен с логикой и влюблен в прошлое. Его так и тянет совершить преступление в состоянии аффекта. Но я оставил своих людей присмотреть за ним.

Они всей гурьбой втиснулись в лифт. Он поднялся наверх. В холле перед номером Мэннерда какой-то человек полировал деревянные панели. Он выглядел в точности как служащий отеля, но кивнул Галилю.

– Один из моих,– сказал турок.– Пока что все спокойно. Другие охранники тоже поблизости.

Они вошли в номер. Вид у Мэннерда был откровенно мрачный.

– Я закажу чего-нибудь поесть,– заявил он Галилю,– Уже почти десять, а ужин мы пропустили. Но надо наконец разобраться со всеми этими загадками. Я хочу поговорить начистоту. Если кто-то действительно заложил на той улице бомбу, и если у устройств бывают дубли...

Он пребывал в таком состоянии духа, когда последовательное мышление дается с трудом. Слишком все это необъяснимо, слишком многое не вяжется друг с другом. Начиная от рассказа Коглена о книге с невероятным посланием – которое Мэннерд теперь увидел воочию – до не укладывающегося в голове выстрела, выбившего у него из руки чашку с непостижимым образом отравленным кофе. Не говоря уж о физическом феномене появления льда без морозильного устройства и серебристой пелене, оказавшейся совершенно нематериальной.

Мэннерд был инженером, человеком трезвого ума. Он готов был взглянуть в лицо любому факту, а о теории задумывался уже потом. Но он не был способен разом воспринять такую уйму вещей, каждая из которых противоречила всем мыслимым теориям. Вид у него был раздраженный, упрямый и слегка испуганный одновременно.

– Когда я пытаюсь задуматься над этим, то не верю даже тому, что говорю сам! – сердито сказал он.– Одно событие следует за другим, и я верю в них, пока они происходят, но потом они перестают иметь всякий смысл!

Он вышел из комнаты. Они услышали, как Мэннерд поднял телефонную трубку и заказал в номер ужин на четверых. Потом резко сказал:

– Да, это все. Что? Да, она дома... кто ее спрашивает? Кто? Вот как. Что ж, скажите ему, чтобы поднимался.

Он вернулся.

– За каким дьяволом ты могла понадобиться Аполлонию, Лори? Когда я позвонил, он оказался внизу, искал тебя. Сейчас он будет здесь.– Потом Мэннерд вернулся к прежней теме, все так же продолжая возмущаться.– Говорю вам, мы не с той стороны подходим к этому делу! Похоже, кто-то пытается меня убить. Не знаю, зачем я им понадобился, но, раз уж им так приспичило, это не очень сложно осуществить! И вовсе незачем прибегать к таким ухищрениям. Никто не стал бы сваливать в одну кучу и попытку убить кого-то, и книгу восьмисотлетней давности, и этот фокус с отпечатками пальцев Томми, и дубль устройства, и все остальное. Не стоило затевать такое ради самого заурядного убийства – да и ради мошенничества тоже. Так что...

В дверь номера позвонили. Коглен пошел открывать.

При виде Коглена Аполлоний заметно вздрогнул.

– Я получил записку от мисс Мэннерд,– сказал он с достоинством,– Она попросила меня поддержать ее в этЪт трудный час...

Из-за спины Коглена раздался голос Мэннерда:

– Черт побери, здесь все далеко не так сложно! Цель проще! Мы все сваливаем в одну кучу! Пытаемся связать вещи, которые не имеют отношения друг к другу!

Аполлоний ахнул:

– Да ведь это же... это же мистер Мэннерд?

– Да, а что? – удивился Коглен.

Что-то лязгнуло. Судя по всему, зубы Аполлония. Он привалился к двери.

– Прошу прощения! Мне надо прийти в себя. Я не хочу лишиться чувств. Это... это невероятно!

Коглен ждал. Лицо толстяка скрывалось в тени. Он несколько раз глубоко вздохнул.

– Думаю... думаю, теперь я уже пришел в себя.

Коглен закрыл за ним дверь. Аполлоний вошел в гостиную своей обычной переваливающейся походкой, но без неизменной улыбки во весь рот. Он замысловато поклонился Мэннерду и Лори; лицо его покрывала испарина.

– Аполлоний, это лейтенант Галиль из полиции,– представил турка Мэннерд,– Он считает, что мне грозит какая-то опасность.

Аполлоний Великий судорожно сглотнул.

– Я пришел, так как полагал, что вы мертвы,– сказал он Мэннерду.

Повисло недоуменное молчание. Потом лейтенант Галиль прокашлялся, чтобы задать сами собой напрашивающиеся вопросы,– и замер с настороженным видом, не сводя глаз с пухлой правой руки Аполлония, нырнувшей в карман пиджака. Однако когда она вновь появилась, в ней был лишь конверт. Конверт отеля «Петра». Трясущимися толстыми пальцами Аполлоний вытащил из него листок и передал Мэннерду.

Тот пробежал его глазами. И вспыхнул, онемев от гнева. Он сунул листок Галилю.

Турок прочитал и медленно проговорил:

– Но письмо датировано завтрашним днем! – Он учтиво передал его Лори.– Думаю, вы этого не писали, мисс Мэннерд.

Он снова взглянул на потрясенного, почти дрожащего фокусника, который именовал себя Аполлонием Великим.

Коглен подошел и встал рядом с Лори. Они касались друг друга плечами. В письме говорилось:

«Дорогой мистер Аполлоний!

Вы единственный из моих знакомых в Стамбуле, к кому я могу обратиться при столь трагичных обстоятельствах, как гибель моего отца. Помогите мне, прошу вас.

Лори Мэннерд».

– Мне приходилось слышать о чеках с заранее проставленной датой,– заметил Галиль.– Думаю, в Америке это распространенный обычай. Но чтобы заранее написанное письмо...

Аполлоний словно съежился.

– Я... я не обратил на это внимания,– прошелестел он слабым голосом,– Но это похоже... похоже на надпись, о которой рассказывал мистер Коглен. Ну, с его отпечатками.

– Не совсем,– покачал головой Галиль.– Не совсем.

– Аполлоний, где вы его взяли? – спросил разгневанный Мэннерд.– Это, разумеется, фальшивка. Я пока что не умер.

– Я... уходил из своего отеля по делам. Когда я вернулся, письмо... оно ждало меня. Я тотчас же отправился сюда.

– Оно датировано завтрашним днем,– напомнил Галиль.– Это может быть как просто опиской, так и путаницей в самом времени. Но я так не думаю. Письмо явно намекает на то, мистер Мэннерд, что вы должны погибнуть сегодня вечером либо завтра утром. Но, с другой стороны, мистер Коглен не напишет с определенностью о вашей гибели, когда оставит послание в той книге. Значит, есть надежда, что...

– Я не собираюсь умирать сегодня ночью,– сказал Мэннерд сердито.– Отнюдь не собираюсь!

– А я,– добавил лейтенант Галиль,– не собираюсь приближать эту возможность. Но я не могу придумать никакой меры предосторожности, которая не была бы уже пущена в ход.

Аполлоний резко сел, как будто у него подломились колени. Его внезапное движение привлекло к себе все взгляды.

– Вам что-то пришло в голову? – участливо спросил Галиль.

Аполлоний поежился.

– Мне... мне пришло в голову...– он умолк и облизнул пересохшие губы,– что я должен рассказать о моем сегодняшнем разговоре с мистером Когленом. Я... я обвинил его в мошенничестве. Он признал существование заговора. И предложил... предложил мне участвовать. Я... я обвиняю мистера Коглена в том, что он готовит убийство мистера Мэннерда.

И тут погас свет. Комната погрузилась в кромешную темноту. В тот же миг послышался глухой удар. Затем стон, чье-то тяжелое дыхание, пыхтение и возня. Снова удары. Закричала Лори.

Потом раздался сдавленный голос, как будто его обладатель едва дышал:

– Вы... вы душите меня, мистер Коглен! А я... похоже, я душу его! Только бы мы удержали его, пока не включится свет. Он такой сильный!

В темноте возня на полу продолжилась.

VII

В замочной скважине лихорадочно зашуровали отмычкой. В щель проник луч фонарика. В номер ворвались люди, светя на извивающуюся кучу тел на полу. Мэннерд стоял, заслонив собой Лори, готовый в любую секунду броситься в бой.

Люди с фонариками промчались мимо него и ринулись в драку.

Когда свет вспыхнул снова, столь же бесшумно и беспричинно, как и отключился, они вздернули Аполлония на ноги, а он продолжал дергаться как одержимый.

Коглен отошел в сторонку; пиджак у него был разорван, лицо пересекала глубокая царапина. Лейтенант Галиль нагнулся и принялся шарить по полу. Мгновение спустя он нащупал то, что искал. Когда он выпрямился, в руке у него был кривой курдский нож. Он что-то сказал по-турецки полицейским в форме, из рук которых до сих пор отчаянно пытался вырваться маленький толстенький Аполлоний. Его вывели. Он все еще продолжал подпрыгивать и извиваться, как куча воздушных шариков, упакованных в костюм.

Галиль протянул нож Коглену.

– Это ваш?

Коглен тяжело переводил дух.

– Мой. Я вскрываю им письма. Как он здесь оказался?

– Подозреваю,– сказал Галиль,– Аполлоний прихватил его, когда сегодня заходил к вам.

Турок принялся оправлять мундир. Он все еще не мог отдышаться.

– Ничего не понимаю! – возмутился Мэннерд,– Аполлоний, что, пытался убить меня? Но зачем? Ради чего?

Галиль закончил приводить себя в порядок.

– Когда месье Дюваль только принес мне эту загадочную книгу, я, как это полагается в таких случаях, начал собирать сведения обо всех, кто был упомянут там. О вас, мистер Мэннерд, о мистере Коглене. И о самом месье Дювале, разумеется. Даже об Аполлонии Великом. Последние сведения о нем пришли только сегодня. Выяснилось, что в Риме, Мадриде и Париже он свел близкую дружбу с тремя богатыми людьми, один из которых впоследствии погиб в автомобильной аварии, другой умер от сердечного приступа, а третий, как полагают, покончил с собой. Каждый из них за несколько дней до смерти дал Аполлонию чек на кругленькую сумму для его мнимых соотечественников, и это, я полагаю, не простое совпадение. Думаю, это и есть ответ, мистер Мэннерд.

– Но я не давал ему никаких денег! – недоуменно возразил тот,– Он, конечно, утверждал, что уже получил деньги, но... Черт побери! Фальшивый чек уже идет через расчетную палату! Он должен быть выписан, пока я еще жив! А я должен умереть до того, как по нему выдадут наличные, иначе я заявлю, что это фальшивка! Но если бы я умер, никто не смог бы поставить под сомнение...

– Совершенно верно,– подтвердил Галиль,– К сожалению, банки еще не успели проверить документацию. Я надеюсь получить эти сведения завтра.

Лори положила руку Коглену на локоть.

– Ты действовал быстро, Томми! – вдруг сказал Мэннерд,– Ты и лейтенант Галиль. Как ты догадался броситься на него, когда погас свет?

– Сначала я ни о чем не догадывался,– признался Коглен.– Но потом увидел, как он посмотрел на часы. Сегодня у меня дома он показал один фокус, где нужно было с точностью до доли секунды знать, когда произойдет определенное событие. Я как раз подумал – если вчера вечером он был уверен, что свет должен отключиться, то вполне мог столкнуть вас с лестницы. А потом свет погас здесь... и я прыгнул на него.

– Всему виной отчаяние,– вмешался Галиль,– Он четырежды пытался убить вас, мистер Мэннерд.

– Вы вроде говорили что-то относительно...

– Вы были под охраной с того самого момента, как месье Дюваль показал мне известную вам книгу со странной надписью – признался Галиль,– Вы взяли напрокат автомобиль. Мои люди обнаружили в его глушителе подстроенную неисправность – смертоносная окись углерода должна была попадать прямо в салон. Ее починили. Потом вам отправили посылку с бомбой, которая пришла позавчера – еще до того, как я поговорил с мистером Когленом. Ее,– он сконфуженно улыбнулся,– перехватили. Сегодня утром на Мраморном море он пытался отравить вас. Этой попытке помешало происшествие, которого он не понял, и это ему не понравилось. Более того, история с книгой напугала его. Он решил, что вокруг Мэннерда затевается еще какой-то заговор, который может помешать его планам. Эта загадка и необъяснимый провал всех его попыток убить вас довели Аполлония почти до безумия. Когда даже заложенная им бомба не взорвала мою машину...

– Давайте-ка,– хмуро сказал Мэннерд,– вы попробуете объяснить фокус с книгой, который вы с Дювалем пытаетесь провернуть!

– Я не могу его объяснить,– спокойно ответил Галиль.– Я сам ничего не понимаю. Но думаю, что мистер Коглен на верном пути...

В дверь номера позвонили. Галиль впустил официанта с огромным подносом в руках. Тот сказал что-то по-турецки, водрузил поднос на стол и удалился.

– В подвале поймали человека с секундомером,– сообщил Галиль,– Он отключил свет, а потом снова включил его. Этот тип до смерти перепуган. Все расскажет, как миленький.

Лори взглянула на Коглена. Потом, все еще немного дрожа, принялась снимать крышки с блюд.

– Но что это за чертовщина с книгой, отпечатками пальцев Томми и той штуковиной на стене? Это все части одного и того же дела!

– Нет,– возразил турок.– Вы повторяете мою ошибку, мистер Мэннерд. Вы считаете, что два факта, связанные с третьим, должны быть связаны между собой. Но это не так. Иногда просто кажется, что это так – по чистой случайности.

– Томми,– вставила Лори,– мне кажется, нам стоит поесть.

– То есть вы хотите сказать,– не отступал Мэннерд,– что это не мошенничество? Вы хотите, чтобы я поверил, будто существует устройство, у которого есть дубль? Вы полагаете, что Томми Коглен оставит свои отпечатки под посланием, в котором будет сказано, что меня убьют? Что он напишет его?

– Нет,– ответил Галиль.– И все же это невероятное послание стало причиной, по которой три дня назад я приказал своим людям охранять вас. Поэтому вы до сих пор живы.– Он голодным взглядом окинул дымящиеся блюда.– Умираю с голоду! – признался он.– Можно мне поесть?

– Нет, это уже слишком! – воскликнул Мэннерд,– Это было бы настоящее чудо! Такая путаница во времени, и все ради спасения моей жизни! Чушь собачья! Законы природы нельзя отменить...

– Если задуматься, сэр,– сосредоточенно сказал Коглен,– это силовое поле – не плоскость. Оно похоже на трубу – примерно такую, какую можно сделать из растянутого пузыря.

Вот что сбило меня с толку. Если задуматься о том, что магнитное поле делает с поляризованным светом...

– Можешь считать, что я уже задумался,– буркнул Мэннерд,– И что?

– Я мог бы воспроизвести это поле,– задумчиво произнес Коглен,– Придется повозиться, и трубу я из него сделать не смогу, но зато я в состоянии создать поле, которое будет поглощать тепло и преобразовывать его в энергию. Я могу сконструировать морозильное устройство, которое будет преобразовывать тепло в энергию. Надо будет провести кое-какие исследования...

– Ты в этом уверен? – рявкнул Мэннерд.

Коглен кивнул. Он был уверен. Он видел, как действовало это поле. И отчасти даже выяснил каким образом. Теперь он мог сделать то, что первоначальным создателям этого устройства было не под силу. Мировая история, разумеется, уже знала такие случаи. Как-то раз один голландец, делавший очки, сложил вместе две линзы и получил подзорную трубу, которая увеличивала предметы, но – вот незадача! – показывала их вверх ногами. А на другом конце континента, в Италии, некий Галилео Галилей прослышал об изобретении и всю ночь ломал голову – а на следующее утро смастерил подзорную трубу, настолько превосходившую ту, о которой говорилось в слухах, что по ее образу и подобию по сей день делают все бинокли.