Текст книги "Не беспокоить"
Автор книги: Мюриэл Спарк
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
V
– Не забудьте, – говорит Листер, – что, имея дело с богачами, журналисты более всего интересуются сплетнями прислуги. Популярные глянцевые журналы заменили людскую в современном обществе. Наше положение по своей выигрышности не имеет параллелей в истории. Карьера на стезе домашних услуг есть дело будущего. Личным секретарям знаменитостей тоже, впрочем, жаловаться грех. Дай-ка мне еще чашечку кофе, будь добра, Элинор. Скоро пора идти наверх, переодеваться.
Они сидят за большим столом, и завтрак, кажется, столь же быстро близится к концу, как он внезапно начался. Гроза, притихнув в непосредственной близости от дома, по-прежнему ярится над озером и над горами. То и дело слышен стук, молящие крики у двери черного хода. Никто не обращает на них внимания.
– Есть в этом доме виноград? – спрашивает Элоиз.
– Нет, ты все умяла, – отвечает Кловис.
– А вот и ошибаетесь, – говорит Айрин, – потому что я ей огромнейшие грозди из Женевы привезла. Они в буфетной. Один любовник преподнес, который стюардом летает на первом классе TWA [12]12
«Trans World Airlines» ( англ.) – авиалинии, связывающие многие города США со странами Европы.
[Закрыть].
– Айрин, какое сокровище потеряли в тебе Клопштоки в связи со своей кончиной! – говорит Листер.
Айрин скромно опускает взор в тарелку с остатками еды. Кловис зевает, упирает локти в стол, подбородок в ладони.
– О, как я измучен, – говорит он. – Как хочется лечь, наконец, в постель.
Он встает, идет в буфетную и возвращается с подносом, на котором блюдо с крупным виноградом, миска, чтобы его обмакивать, и крошечные ножнички, чтобы его состригать с ветки. Все это он ставит перед Элоиз.
– Да здравствует баронесса! – провозглашает Кловис.
Элоиз оглаживает свой живот. Мистер Сэмюэл идет к черному ходу. Слышно, как он говорит:
– Вам придется подождать. Виктор Пассера временно недоступен.
– Но мы потеряли ключи от машины! – взывает женский голос. – Ну поищите.
– Везде так сыро. Мы вымокли до нитки. Нельзя ли нам войти, позвонить в гараж, ну, я не знаю?
– К сожалению, посторонним вход воспрещен.
– Что же нам делать? Мы не можем попасть в машину, мы не можем попасть за ворота. Швейцар их не желает отпирать.
– Прогуляйтесь по парку, – рекомендует мистер Сэмюэл.
– Сыро. Мы снова попадем под ливень. Ужасное место.
– Вам следует, – советует мистер Сэмюэл, – впредь избегать ужасных мест.
Вернувшись в столовую для прислуги, он говорит:
– Любители. Где мой аппарат? Щелкнуть их, что ли, пару раз, да вставить в образовательный фильм, над которым я сейчас работаю? Вам, молодежи, не вредно будет ознакомиться с тем, как выглядит типичный заблудший представитель общества.
Берет аппарат, подходит к окну, нацеливается.
Листер, элегантно облаченный для дневной работы, стоит у открытой парадной двери, как угрюмый лавочник глядя в темное, грохочущее небо, меж тем как Тео катит по въездной аллее на велосипеде. Тео вопросительными жестами указывает на тыл дома.
– Нет, сюда, – говорит Листер.
Тео, трясясь, прислоняет велосипед к мокрой живой изгороди и продолжает путь пешком.
– Я тебя вызвал, Тео, чтобы сообщить о некоторых обстоятельствах, – говорит Листер. – Ты входи, входи.
По лестнице спускаются остальные, с признаками недосыпа в движениях и лицах. Слуги в утренних униформах. За ними следует мистер Сэмюэл в синем купальном халате по колено; на мистере Макгире – утренний халат в черно-белую полоску.
– Что происходит? – спрашивает мистер Сэмюэл.
Тео отвечает:
– Что-то необыкновенное всю ночь происходило.
– Нравится тебе твоя работа, Тео? – осведомляется Листер.
– Да, Листер.
– Прекрасно, и ты ее сохранишь. Только запомни: ничего необыкновенного не происходило, и, кстати, это соответствует действительности. Я хочу только довести до твоего сведения, что свет в библиотеке горит, как и с вечера горел, когда мы все пошли спать, получив указание не беспокоить барона и баронессу Клопшток с их гостем, и более того, сегодня с утра дверь заперта изнутри, и там никто не отвечает.
– Что же случилось? – встревожен Тео. – Знаете, моей Кларе снились такие сны, жуть какие сны. А вы хорошо стучали?
Листер подходит к двери библиотеки, пробует ручку, дергает, трясет, кричит:
– Сэр! Мэм!
– Лучше взломать, – размышляет Тео, одного за другим оглядывая всех.
– Велено не беспокоить, – говорит Листер. – Мы вызовем полицию.
– Клара испугается, – вздыхает Тео.
– Скажи ей, пусть расскажет полиции про свои сны, пусть облегчит душу, – рекомендует Листер. – Чем больше она расскажет про свои сны, когда ее станут расспрашивать, тем лучше. Ведь, собственно, мы созданы из вещества того же, что ваши сны [13]13
В переводе Мих. Донского эта строка из «Бури» Шекспира (IV, 1) звучит так: «Мы созданы из вещества того же, что наши сны».
[Закрыть]во время этой бурной ночи.
– Тут парочка одна бродит всю ночь по парку, – говорит Тео, – приехали на машине, а мне их выпустить нельзя, вы не велели. Теперь вот ключи от машины потеряли, под деревом прячутся. На мой взгляд, подозрительная парочка.
– Забудем о них, – говорит мистер Сэмюэл, – они никто, статисты.
– Иди-ка лучше к Кларе, – говорит Листер. – Скоро восемь. Пора открыть ворота.
– Хорошо, Листер, – почти шепчет Тео, кинув взгляд в сторону библиотеки. Потом поспешно уходит в открытую дверь, садится на велосипед и пускается по въезду. Почти мгновенно он промокает, так как гроза с новой яростью обрушилась на имение Клопштоков. Тео отчаянно жмет на педали, однако, добравшись до поворота, он вынужден слезть с велосипеда и дальше ковылять пешком по темно-грозовой аллее, то и дело пробиваемой стрелами молний. Он проходит мимо купы вязов, под одним из которых, вжавшись в кору, прячется кочующая парочка. Тео, кренясь, шлепает по вихляющей аллее, у дверей сторожки швыряет оземь свой велосипед, согнувшись, одолевает путь до ворот, отпирает их, распахивает. Возвращается к сторожке, туда вваливается.
Молния, тем временем грянув в купу вязов так, что наповал, вмиг и без боли убита корчившаяся под ними парочка, дальше, зигзагами, несется по лужку, озаряет пруд с кувшинками, розовый запустелый сад и, снявши ряд мгновенных фотографий, со всего размаху, как застежка, сексуальным маньяком выдернутая из одежды, плюхается в озеро Леман, но потом возвращается, сносит с дома крышу, причем оставляет невредимым взмокший телефонный кабель, за который так опасался связавшийся с Женевой Листер.
Вызвав полицию, дрожащим голосом порекомендовав прислать «скорую помощь» с докторами и санитарами, Листер звонит затем в укромную, удобную квартиру, предусмотрительно им снятую и гостеприимно предоставленную четырем журналистам, которые всю ночь не смыкали глаз, ожидая его звонка и дуясь в покер рядом с переполненными пепельницами.
– Четверо наших друзей, – наставляет он далее домочадцев, – должны иметь исключительное право на все, что вы сможете им сообщить. Естественно, только они получат скандальный эксклюзив, изготовленный мистером Сэмюэлом и мистером Макгиром в форме звуко– и видеозаписи. Телевидение, «Ассошиэйтед пресс» и разная мелкая сволочь местного масштаба, конечно, на вас набросятся с вопросами. Что ж, отвечайте им, пожалуйста, отвечайте, мелите, что в голову взбредет, главное, чтобы они остались довольны. Правильно, Кловис?
– Да, все переговоры между нами, нашими четырьмя закадычными друзьями и Швейцарским банком, где содержатся наши многочисленные счета, должны быть доверены Листеру. Больше мы ни с кем дела не имеем. Пусть они останутся довольны, пожалуйста, – и это всё. Для телевидения – рыдайте, закрыв лицо руками, либо выражайте печальное неодобрение покойным нанимателям.
– Я спать хочу, – заявляет Элоиз.
– Я позабочусь о том, чтобы ты смогла уйти к себе, как только это станет возможно, Элоиз.
– Слушайся Листера, – говорит Элинор.
Далее Листер заказывает разговор с резиденцией графа Рудольфа Клопштока в Рио-де-Жанейро и сообщает остальным:
– На Бразилию задержка, да они и отстают на пять часов. Мы заполучим графа где-то между четырьмя и пятью дня по их времени. Но, в соответствии с природой человеческой, после телефонной связи новость распространится с достаточной быстротой.
– Брат должен знать, – заявляет Элинор.
– Про что – знать? – осведомляется Листер.
– Про брата.
– В настоящий момент, – чеканит Листер, – мы сами знаем только то, что дверь библиотеки заперта и барон, баронесса и их юный друг не отвечают ни на какие оклики и стуки. Мы с полным основанием встревожены, и это всё. Уже прибыли детективы. Группируйтесь в соответствии со своей встревоженностью.
Он открывает парадную дверь на вой сирен сквозь бурю. Две полицейские машины тормозят у подъезда, за ними «Скорая помощь». Полицейский инспектор, полицейский детектив, двое в штатском, трое в полицейской форме, полицейский фотограф входят в холл. Команда «Скорой помощи» высаживается и тоже спешит укрыться от дождя.
– Вот эта дверь, инспектор. – Листер его ведет в сторону библиотеки.
Инспектор крутит ручку, трясет, колотит в дверь, прислушивается.
– Да это точно, что там кто-то есть?
– Мы опасаемся. Свет все еще горит, как с вечера горел. Барон велел их не беспокоить, – объясняет Листер. – Я уже заказал разговор с братом барона, что-то мне подсказало, что так нужно.
– Открывайте, – приказывает инспектор.
Двое дюжих полицейских взламывают дверь. Инспектор и его люди вваливаются в библиотеку. Листер следует за ними, остальные домочадцы топчутся на пороге. Шелкает фотоаппарат мистера Сэмюэла. У мистера Макгира на запястье болтается легонький диктофон. Тело баронессы распростерто на полу, возле окна. Тело Виктора Пассера скрючено у книжной полки. Труп барона лежит на круглом столе, недалеко от пальцев – пистолет.
Визжат женщины.
– Девушек уведите, – приказывает инспектор тому, кто в штатском. – На кухне их поместите, пусть поуспокоятся.
Кловис направляется к служебному крылу, инспектор же тем временем спрашивает у Листера:
– И всю ночь вы ничего не слыхали? Выстрелов? Или там криков? Стонов?
Ветер кружит над домом Клопштоков, хлопают ставни.
– Нет, инспектор, – отвечает Листер. – Ночь бурная была.
По въезду чередой ползут машины.
Доктор осмотрел тела, полиция сделала свои предварительные выводы, библиотеку осмотрели и сфотографировали. Изъяли записку барона о том, что он застрелил жену и секретаря, сейчас сам застрелится и просит никого не винить. Инспектор разрешил Листеру прочесть записку, но отказал в этом репортерам, которые сейчас толпятся в парадном холле и галдят ужасно.
Женщины выпущены из кухни, дав краткие, сбивчивые показания, и теперь присоединяются к остальным у порога библиотеки.
– Нет, я должна бросить последний взгляд, – заявляет Элинор.
Элоиз скорбно смотрит в телевизионную камеру, которая спешит ее запечатлеть. Гул репортерских голосов еще нарастает, когда, одно за другим, на носилках выносят из библиотеки прикрытые тела.
– Вернемся, – Листер поворачивается к своей компании, – к нашим баронам.
Тела кладут в машину «скорой помощи». Полиция опечатывает парадные покои, прогнав репортеров под убывающий дождь, а слуг попросив разойтись по своим помещениям.
Доктор предлагает увести дам, помочь им, сделать, может быть, укол, но те мужественно отказываются.
– Жене швейцара, – советует инспектор, – той не мешало бы помочь немножко. Эту лучше бы увести.
– Я бы и его увел, сэр, – рекомендует Листер.
Репортеры толкутся у черного хода.
– Инспектор, – говорит Листер. – Я сам с ними разберусь и быстренько их спроважу. Мы все потрясены. Если вам понадобится еще информация, мы к вашим услугам.
– Спасибо вам, да, что ж, так будет очень даже хорошо, – говорит инспектор. – Парочку своих людей я оставляю для охраны дома. В библиотеку, наверх, никого не пускать, никого.
Элоиз говорит:
– Никто наверх и не сунется, будьте уверены. Наверху мой Матисс, мой Гойя. Не шутка, понимаете.
– Прошу прощения? – недоумевает инспектор.
– Она переутомилась, – объясняет Листер и шепчет на ухо инспектору несколько слов.
– О как. – Инспектор оглядывает Элоиз.
Листер шепчет еще несколько слов, пальцем указывая на потолок.
– Ух ты! Н-да. – Инспектор поднимает взгляд. – Нам про него известно. Родственник баронессы.
– Нет, барона.
– Да ну? Дела. Несчастная семья.
Листер, понизив голос, добавляет еще одно сообщение.
– Ну-ну, раз он отец, вы все по справедливости решили, – заключает инспектор, торопясь присоединиться к своим людям в полицейской машине, которая ждет у черного хода. Пробравшись сквозь толпу, не отвечая на вопросы, он уезжает.
Очень скоро четверо преданных Листеру журналистов идут к своим машинам с портфелями под мышкой и отбывают тоже.
– Теперь насчет мелкой сволочи, – говорит Листер присным. – Элинор и Кловис часть публики берут на себя и ведут в гостиную. Мы с Элоиз проводим пресс-конференцию в буфетной. Адриан, Айрин могут провести круглый стол на кухне вместе с Пабло, олицетворяя точку зрения молодежи. Мистер Сэмюэл, мистер Макгир – вы можете курсировать.
Все располагаются соответственно его указаниям. Вспышки камер. Микрофоны перебрасываются из уст в уста, как раздаваемые оголодавшим паломникам горячие хот-доги.
Все голоса заглушает дикий вопль: это наверху приступает к завтраку молодожен.
Элинор говорит:
– Как конь – понес и мчится, без седока, неведомо куда.
Адриан говорит:
– Бегство педераста.
На что интервьюер, не расслышав из-за шума, отзывается:
– Бегство целой расы?
– Нет, – отвечает Адриан.
Листер рассказывает:
– ...и вот, значит, одно время, в юности, я был профессиональным клакером. Аплодировал самым знаменитейшим певцам в мире. Оплачивалось это прилично, но ведь и то сказать, аплодисменты требуют умения – это искусство, тут важно чувство времени...
– Чувство локтя... – говорит Элинор.
Адриан рассуждает:
– Смерть – уж такая штука, не протрезвишься, не проспишься...
Вклинивается голос Пабло:
– ...раскладывать по полочкам. Квадраты, кубы. Это развивает...
Элинор говорит:
– Как дети, играют на свадьбах и на похоронах. Я играла вам на свирели, и вы не плясали, я пела вам печальные песни, и вы не рыдали [14]14
Довольно творческое цитирование Евангелия. См.: Евангелие от Матфея. 11, 17: «Мы играли...» и т.д.
[Закрыть].
Поворотясь на стуле к вопрошателю у себя за спиной, Листер говорит:
– Он сам себе не стряпал, не утюжил собственных штанов. Так с какой же радости он стал бы сам, извините за выражение, вступать в сношения с собственной женой?
Кловис говорит:
– ...нет, не на машинке, так весь дом перебудишь, верно? То, что я называю полночным трудом литературы, творится только от руки. Это искусство. Да, о нет, спасибо, относительно публикации у меня другие планы.
Айрин говорит:
– Нет, по-моему, это его вполне устраивало, пока она не стала из себя корчить леди Чаттерли... Викторианский такой роман [15]15
Имеется в виду отнюдь не викторианский роман Д. Г. Лоуренса «Любовник леди Чаттерли».
[Закрыть], не знаете? В общем-то, конечно, она вполне типичная была, когда дошло дело до Виктора.
Слышно, как Листер цитирует:
– «Ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня; и чего я боялся, то и пришло ко мне. Нет мне мира, нет покоя, нет отрады» [16]16
Книга Иова. 3, 25-26.
[Закрыть].
Элинор говорит:
– Нет. С ее стороны из живых родственников никого.
Пабло говорит:
– Фантазии и бред на почве подавленного секса.
Кловис говорит:
– Ведут свой род от крестоносцев.
– ...как боевой конь, – говорит Листер, – из книги Иова: «При трубном звуке он издает голос: «Гу! гу!» – и издалека чует битву, громкие голоса вождей и крик...» [17]17
Книга Иова. 39, 25.
[Закрыть]
– ...редко когда увидишь, – говорит Элинор. – Одет в комбинезон, с застежкой-молнией, вдобавок на замочке. Застежки-молнии изобрела Швейцария...
– Вот именно, – говорит Пабло. – Если дружбу закладываешь, под проценты...
Его преподобие меж тем спустился к завтраку и, потрясенный, стоит в дверях гостиной, где проводят свою многолюдную пресс-конференцию Элинор и Кловис. В руке у него вырезка.
– Ваше преподобие! – кричит, пробиваясь к нему, Элинор.
– Там, на площадке, какой-то господин возле моей комнаты. Погнал меня вниз по черному ходу. Где Сесил Клопшток? Мне надо ему это показать.
Элинор оттирают от его преподобия, вместо нее вырастают сразу пять репортеров.
– Ваше преподобие, не можете ли вы развить свои показания относительно таблеток антисекс? Случалось ли барону...?
Элинор, уже сама снова тесно окруженная, говорит:
– ...кипит, бурлит, как стиральная машина на полной мощности.
Листер, рядом, обращается к другому микрофону.
– Кровь древняя, – он говорит, – и предков трон —
– Ой, пожалуйста, вот это, последнее, не повторите ли, сэр, – слышен голос репортера.
Кловис через тесную толпу пробивается к Листеру.
– Звонили из Бразилии. – Он говорит. – Дворецкий не хочет звать графа Клопштока к телефону. Отказывается наотрез. Мол, граф заперся в кабинете кое с кем из друзей и велел ни под каким видом не беспокоить.
– Передай этому дворецкому, что у нас печальные новости и мы, несмотря ни на что, надеемся связаться с графом, когда рассвет взойдет над Рио.
Адриан говорит:
– Когда у брата был цветочный магазин на пьяцца дель Пополо, а у сестры тут же, рядышком, газетный киоск... Да, не соскучишься, веселый уголок.
Его преподобие, хоть и дрожа, ест завтрак в постели. Гроза прошла, и солнце уже сияет на сырых кустах, просторной зелени лужков, в промокшем розовом саду. Репортеры с камерами, микрофонами понемногу разошлись. Листер оглядывает разбросанные по полу окурки. Кловис распахивает кухонное окно. Знакомый вой несется с чердака.
По въезду приближается машина.
– Довольно, – говорит Листер. – Всех гнать взашей.
– Это принц Евгений, – объясняет Элинор, – пошел к парадному.
– Ничего. На черный ход отправят. – Листер ногой запихивает под буфет несколько окурков. – Спать, спать, спать.
Скрип шагов все ближе к тылу дома, и вот уже лицо принца Евгения верхней своей частью является в распахнутом окне.
– Все ушли? – спрашивает он.
– У нас мертвый час, ваше превосходительство.
– Я высочество.
– Чем можем служить, ваше высочество? – спрашивает Элинор.
– На одно слово. Впустите меня.
– Впустите его высочество, – приказывает Листер.
Принц Евгений входит робко. Он говорит:
– Соседи все утро выезжали на дорогу. Им не хватало мужества сюда приехать. Адмирал Милигер, барон де Вентадур, миссис Дике Сильвер, Эмиль де Вега и прочие. Как-никак, я первый. Могу я с вами переговорить, Листер, любезнейший?
– Пройдемте в кабинет. – Листер ведет его в буфетную. Аппарат мистера Сэмюэла незаметно щелкает. На всякий случай.
Принц Евгений садится на указанный Листером стул.
– Не хочет ли кто-нибудь из вас перейти ко мне? Вы это не обдумывали? Очень недурные условия. Могу предложить...
– В данный момент, – говорит Листер, – нам хочется спать, и лучше нас не беспокоить.
– О, да-да, конечно. – Принц встает со стула. – Просто мне важно было сюда успеть раньше других.
– Вполне понятно. – Листер тоже встает. – Но у нас, собственно, другие планы.
– А мисс Бартон? Не готова ли она подумать о некоторых необременительных домашних обязанностях? Ведь бедный юноша, конечно, не будет и далее здесь жить?
– Мисс Бартон по-прежнему нам будет нужна. Элоиз желает, чтобы она осталась. Элоиз была горничной, но сегодня рано поутру она вышла замуж за нового барона.
– Да что вы говорите? Поженились.
Листер шепчет ему на ухо.
– О! Да-да. Понимаю. Но как-то уж очень скоропалительно, нет?
– Они теперь могут жениться, не жениться, как хотят, такая эпоха, сэр. Времена меняются. Возьмите, скажем, Айрин.
– Это которая же Айрин?
– Очаровательная. Самая прелестная. И стряпает, притом, отлично.
– Могу ей предложить очень хорошее жалование.
– В нашу эпоху, сэр, – говорит Листер, – они требуют большего. – Он снова что-то шепчет на ухо принцу.
– Я не из тех, кто женится, – едва слышно признается принц.
– Это лучшее, что я могу предложить, ваше высочество. Ей-то и так хорошо, с этим выходным в аэропорту.
– Ну, я пойду, – говорит принц.
– Спасибо, что заглянули, сэр.
Листер ведет принца к черному ходу, у самого порога принц мешкает, мнется и говорит:
– Но вы уверены, что иначе с Айрин невозможно будет договориться?
– Уверен. У меня на примете и другие. Кое-кто за честь почтет сидеть с ней за одним столом. С такой молодой хозяюшкой при многих дарованиях. Маркиз де...
– Хорошо, хорошо, Листер. Уладьте, как можно скорее, все детали. Других предложений не принимайте.
Принц снова шлепает вдоль дома, садится в свою машину, и вот уже видно, как его увозят, ссутуленного на заднем сидении, в глубокой задумчивости.
Некто в штатском, в холле, спит на стуле, ожидая сменщика, как и некто, тоже в штатском, выше этажом. Домочадцы карабкаются по черной лестнице к себе, чтобы улечься спать. Скоро их накроет глубокий сон после праведного всенощного бдения, и будет, весело смеясь, играть на стенах дома полуденное солнце.
