Текст книги "Не беспокоить"
Автор книги: Мюриэл Спарк
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
IV
– В четверть восьмого, едва небо забелеет, – говорит Листер, – мы все, за исключением мистера Сэмюэла и мистера Макгира, должны разойтись по своим комнатам, переодеться там в наши элегантные будничные униформы, а в восемь, или около того, мы бросимся вниз вызывать полицию, отвечать на расспросы журналистов, которые уже явятся или начнут являться. Мистер Сэмюэл и мистер Макгир останутся в постелях, но в процессе взламывания полицией библиотечной двери сбегут вниз по лестнице, ошеломленные, в купальных халатах либо в чем-то аналогичном. Его преподобие к тому времени будет уложен спать и проспит всю суматоху, покуда – и если – не будет разбужен полицией. Тот, на чердаке, и сестра Бартон вернутся к себе. Они...
– А почему же ночью-то они не у себя будут? – перебивает Элоиз.
– Дайте попророчествовать, – говорит Листер. – Мои прогнозы, впрочем, весьма приблизительны, как и прозрения Элоиз.
– Дайте Листеру сказать, – говорит Элинор.
Гроза переместилась, и гром, теперь уже дальний, колотит в вершины гор, как в африканский барабан. Кловис говорит:
– Нам нечего скрывать. Мы ни в чем не виноваты.
– Да, мы невинны, – говорит Листер. – Итак, вернемся к нашим планам. Элоиз, ты беременна.
Звонит внутренний телефон. Элинор снимает трубку и приклоняет ухо к ее задышливой повести. Элоиз хохочет.
– Хорошо, впусти их в ворота. Но обратно потом не выпускай, – говорит Элинор, кладя трубку. Листеру она говорит: – Две подружки Виктора Пассера. Грозятся вызвать полицию, если мы Пассера им не представим.
– Вон, едут. – Адриан смотрит в окно. Машина уже шуршит по въезду. И вот снова – стук в дверь черного хода.
– Впустите их, – приказывает Листер. – Ведите их сюда.
– Правильно, – говорит Кловис, – лучше все сразу прояснить.
Мистер Сэмюэл идет к двери черного хода и возвращается в сопровождении Анны-массажистки и ее друга Алекса. Они стоят и смотрят на собравшихся в полном составе домочадцев. Переводят взгляд с Элинор на прикорнувшего священника, оглядывают хохочущую Элоиз, Пабло, длинноногую Айрин, Листера.
– Как я смог заключить, вам нужен телефон, – говорит Листер. Машет в сторону буфетной. – К вашим услугам.
– Нам нужен Виктор, – говорит Анна.
– Он в библиотеке с бароном и баронессой. Велено не беспокоить. Ни под каким видом.
– Я тревожусь за Виктора, – говорит Алекс.
– Но отчего бы не позвонить в полицию, как вы предполагали? – Снова взмах в сторону буфетной. – Телефон у нас там. Ночь у нас трудная, вот – не ложимся, ждем-пождем барона с баронессой.
– Как-то не хочется в это вмешивать полицию, – тянет Анна.
– Да уж, скажу я вам. На какое, собственно, вознаграждение вы рассчитываете – крупное или мелкое?
– Виктор наш друг. И Кэти Клопшток нам тоже не чужая, – отвечает Анна.
Элоиз говорит:
– Ну так чего же вам, например, не позвонить в полицию, не доложить, что эти все записи магнитофонные и фотки у вас в машине, чтобы Виктор с баронессой разочлись с бароном, а потом слиняли?
Элинор говорит:
– Зачем хамить, Элоиз, и умничать. Была такая изнурительная ночь. Лучше бы ты мне морковь для сока приличную купила.
– С такими типами лучше уж начистоту, – не сдается Элоиз.
– Они к делу не относятся, – замечает Пабло.
– Пошли-ка лучше отсюда, – говорит Анна Алексу, у которого глаза уже на мокром месте.
Они следуют за мистером Сэмюэлом к задней двери и выходят из дому.
– Элоиз, – говорит Листер. – Как указывалось выше, ты беременна.
Элоиз еще хохочет, когда возвращается мистер Сэмюэл. Он говорит:
– Захлопнули дверцы машины. Очевидно, покатаются по парку.
Мистер Макгир стоит у окна в темной буфетной.
– К фасаду свернули, – сообщает он.
– Пусть попатрулируют территорию, – говорит Листер. – Итак, относительно твоего положения, Элоиз. Есть возможность решить эту проблему.
– Проблему? При чем тут...
– Ты выходишь за барона и становишься баронессой.
Пабло говорит:
– Он отправился на встречу со своим Творцом. Он пристреливает жену и секретаря, когда те слишком быстро разговаривают. А потом он сам стреляется, так по сценарию. Развязывает этот узел, как умеет.
– Элинор обнаружила кой-какие новые вещественные доказательства, – говорит Листер. – Что было совершенно непредвиденно, но можно и непредвиденное предусмотреть. Он, на чердаке, – младший брат барона. Наследник титула и, по условиям завещания, большей части состояния.
– Так он же вроде как ей родственник, – говорит Адриан.
– Племянник, что-то в таком духе, нет? – говорит Кловис. – Не то сценарий исправлять придется.
– Младший брат барона.
– Ой, у меня от него молоко свернется, – говорит Элоиз.
– У меня тоже, – говорит Листер. – Но он наследник.
– Но существует же младший брат в Бразилии, – говорит мистер Сэмюэл. – Всегда считалось, что наследник – он. Такие деньги.
– В Бразилии – моложе, чем на чердаке, – говорит Элинор. – На чердаке – ближайший в роду. Он наследник. Сестра Бартон знала, что делает, когда сегодня среди ночи послала за его преподобием и предложила из жалости выйти за своего пациента.
Услышав, что о нем упоминают, его преподобие открыл глаза. И сел, отчасти освеженный сном.
– Мой бедный мальчик на чердаке, – вздыхает он. – Сестра Бартон прекраснейшая женщина. Думаю, надо пойти ей навстречу.
– У него, на чердаке, есть более насущные обязанности, – говорит Листер. – Знает кто-нибудь, как его зовут?
– В жизни не слыхала, – говорит Элоиз.
– Сестра Бартон его называет Тони, – сообщает его преподобие.
– Его имя, – чеканит Листер, – Густав Энтони Клопшток. Так он назван в свидетельстве о рождении, в медицинской справке по освобождению от военной службы и в завещании их отца.
– И в ведомостях? – справляется его преподобие.
– Еще он упомянут в ведомостях за 1949 год. Это последние, имеющиеся в нашем доме. Я посчитал, что, может быть, он умер, но я ошибся. Признаю, мы пребывали в заблуждении, – говорит Листер. – Но мы оставляли место для ошибки, мы допускали возможность заблуждения и, слава богу, мы вовремя обнаружили его. Существует большая разница между теми событиями, которые проистекают одно из другого, и теми, которые всего лишь одно за другим следуют. Те, что проистекают, – предпочтительней. И Кловис исправит свой сценарий.
– Не то чтобы я всю жизнь мечтала за него выйти, – говорит Элоиз. – Какой-то он уж очень нелицеприятный.
– С лица воду не пить, – говорит Адриан. – Твое дело – свидетельство о браке черным по белому иметь.
– Ваше преподобие, – говорит Листер. – Памятен ли вам тот вечер в прошлом июне, когда Клопштоки уехали и он, на чердаке, вырвался на волю? Помните, мы еще вас вызвали, чтобы вы помогли его поймать и утихомирить?
– Бедный мальчик, ну конечно же, я помню, – говорит его преподобие. – Он не ведал, что творит.
– Официально он так и не был признан невменяемым, – говорит Элинор. – Барон с баронессой – ни в какую, даже слышать не желали.
– Да, правда, – говорит Листер. – И мне хотелось бы привлечь внимание его преподобия к последствиям того июньского буйства. – Листер указывает на Элоиз, а та с улыбкой оглядывает свой живот.
– О боже праведный! – вскрикивает его преподобие. – Вот уж не предполагал в нем подобных ресурсов!
– Не будем же терять время. – И Листер встает со стула. – Приготовь гостиную, Элинор. Сейчас половина шестого. Пойду отдам распоряжения сестре Бартон.
– Мне потребуется несколько дней. – Тон его преподобия непреклонен. – Нельзя же так, с бухты-барахты, сочетать людей.
– Но тут особые обстоятельства, ваше преподобие. Вы не можете отказать. Собственно, вы и не должны отказывать. Посмотрите на бедную Элоиз, в каком она положении.
В погребальном венке, для поддержания свежести опрыскиваемом в душевой при кухне, недостает центрального букетика. Элоиз у себя в комнате держит этот букетик в руках. Восхищенный Пабло стоит рядом.
– А я все свои вещи снова распаковал, – говорит он.
– Дело большое, – говорит Элоиз. – И кто просил паковать? Такие сундуки и чемоданища.
Адриан появляется в дверях с белой норкой, недавно оставленной в гардеробной Виктором Пассера.
– Точь-в-точь к случаю. – Элоиз надевает норку.
– Листер велел, чтобы ее снова в гардероб снесли, немедленно после церемонии, – говорит Адриан. – Полиция заинтересуется, а в чем он был одет. Листер именно хочет, чтобы шубка на глаза полиции попалась. Она об очень многом говорит – Листера слова.
– Спереди не сходится, – говорит Элоиз.
– Очень тебе идет, – говорит Пабло.
В дверь стучат, и входит Айрин.
– Ты что? Вправду замуж за него собралась? – спрашивает она.
– Ну. А чего такого?
– Так тебе же, значит, музыка потребуется, – говорит Айрин. – Как можно – свадьба и без музыки?
– Элинор может на рояле поиграть, – решает Адриан.
– Нет, – говорит Элоиз. – Элинор мне нравится, но у нее на пианино прекрасное туше. Терпеть не могу прекрасное туше.
– Мистер Сэмюэл играет на пианино и еще на гитаре, – говорит Пабло. – Он такой заводной, мистер Сэмюэл.
– Патефон тащите, – решает Элоиз, – так лучше. Мистер Сэмюэл будет потому что фотографии снимать, а мистер Макгир звуковую дорожку сделает. И все запишется. И надо, все чтобы совпало.
– Гроза не проходит, – отмечает Пабло, когда молния на секунду встает в оконнице. Следом ударяет гром. – Небось деревьев в парке повалило!
– Я прикажу, – говорит Элоиз, – чтобы завтра их убрали. Пошли вниз. Там ждут.
Сверху слышны возня и вой.
– Разве не так принято, чтобы жених являлся первым? – говорит Айрин.
– Ничего, если он и задержится по причине плохого своего здоровья, – говорит Пабло. – Ну, пошли.
– Клара, – говорит швейцар, – твой чай, душенька. Почти полшестого, я сегодня рано. Как-то боязно мне. Приказали не отпирать ворота до восьми часов, а потом всех впускать. «Всех абсолютно». Ты можешь что-нибудь понять? Почему вдруг все абсолютно приедут после восьми утра?
– Ах, Тео, у меня такие сны. – Она садится в постели, тянется к своей кружевной кофточке. Надевает, принимает чай из протянутой руки Тео.
– Он сказал: «Всех впускать после восьми часов, не раньше». Нет, не по мне эта работа, Клара. Придется нам переехать.
– Ой, а мне до того этот домик нравится. Я всегда такой хотела. Знаешь, а у баронессы, по-моему, сантименты с одним секретарем. По-моему, она с ним убежит.
– А чудные эти, в зеленой машине, которые все спрашивали про Виктора Пассера. – Тео говорит. – Несколько минут назад вернулись. Не дали им увидеть Виктора Пассера. И они решили убраться восвояси, а у меня приказ – не выпускать. Не отпирать ворота до восьми, а уж там все, все абсолютно могут въезжать и ходить куда угодно.
– И куда же они подевались, те, в зеленой машине?
– К дому вернулись, ждать.
– Знаешь, Тео, которая сидела рядом с водительским сиденьем, совсем на даму не похожа. Такое жесткое лицо. Как у мужчины.
– Не думай ты про это, Клара, душенька.
В гостиной делаются перестановки по случаю готовящейся свадьбы. Айрин и Элинор мечутся, отдают приказы, Пабло и Адриан двигают стулья и столы. Его преподобие с озадаченным видом бродит из угла в угол, осторожно обходя всех, лавируя между крошечными столиками, диванчиками, в рассеянном недоумении озирая миниатюрные портреты, изящный мелкий хлам.
– Я в самом деле убежден, – его преподобие вынимает из кармана свою газетную вырезку, – что барону Клопштоку следует попринимать эти пилюли.
– Ему уже не поможешь. – Адриан отступает, проверяя, точно ли пришлись один к другому сдвинутые столы. – Да, не судьба.
Кловис, войдя с расшитой скатертью в руках, аккуратно покрывает два длинных, Адрианом сдвинутых стола.
– Чем не алтарь, – говорит Кловис. Щелкает пальцами. – Большой канделябр из столовой! – кричит он. Айрин выскакивает из комнаты, Листер с налегшей на его руку Элоиз возникает в дверях прихожей в дальнем конце гостиной.
Его преподобие сует вырезку в карман. Элинор говорит:
– Мы воспользуемся Книгой общих молитв, как это принято в англиканской церкви.
Его преподобие говорит:
– Я всегда сочетаю новобрачных по евангелической вальденсской форме [9]9
Вальденсы– религиозное движение, начавшееся еще в XII в., названное по имени Вальда, купца, отказавшегося от всех своих богатств и призывавшего к евангельской простоте. Католическая церковь преследовала вальденсов, однако это движение оказалось весьма живучим и широко распространилось по Европе.
[Закрыть], она весьма свободна.
– Элоиз! – Элинор раскатывает последний слог. – Ты какой веры?
– Никакой, – говорит Элоиз. Отпустив руку Листера, она входит из прихожей и плюхается в удобное кресло.
– В какой вы религии воспитывались? – спрашивает его преподобие.
– Ни в какой, – говорит Элоиз.
– Но где вы родились?
– В Лионе, – говорит Элоиз. – Но это так, случайно.
– Стало быть, в евангелической, – заключает его преподобие.
– Раз в этом доме – значит, будет Книга общих молитв, – говорит Элинор. – Вы что хотите? Чтобы она внебрачного ребенка родила? Мы не имеем возможности спорить тут всю ночь, ваше преподобие. Отец дал согласие, но он может передумать.
– Но позвольте же мне глянуть в эту английскую книгу, – говорит его преподобие. – В подобных случаях я имею право допускать некоторые исключения. Возможно, я упрощу английскую форму. Я по-английски, знаете ли, не очень хорошо читаю.
Элинор указывает на тощую книгу в кожаном переплете, в готовности лежащую среди фарфоровых безделок.
– Вот, – говорит она. – И упрощать тут ничего нельзя, это исключено.
Листер проходит в комнату, останавливается, поправляет в вазе цветы, чтобы выглядели поизысканней. Он говорит:
– Элинор, жених, я полагаю, принадлежит к англиканской церкви.
– Нет, они католики.
– Но он же ходил в английскую школу, в Винчестере.
– Нет, никогда он в школу не ходил. Не мог.
– Ходил неделю.
– Этого недостаточно.
– Элинор, – говорит Листер. – Разные мелкие отступления мы вполне сможем впоследствии уладить.
– И правильно, – говорит Элоиз. – Норка-то тяжелая.
Айрин вносит большой канделябр узорного кованого серебра со вставленными в гнезда длинными белыми свечами. Помещает его на накрытый стол.
– Свечи пока не зажигаем. – Элинор воздевает взгляд к потолку: сверху слышны возня и вой. – Бог знает, что может случиться. Пожара нам не хватало.
– Ему сделан укол, – говорит Листер.
– Не подействовал пока, – объясняет Элоиз.
– Вернемся в маленькую комнатку, – говорит ей Листер. – Невесте полагается войти потом, потом она и войдет.
Возня наверху продолжается, сопровождаясь упорным стуком.
– Это ветер? Или это он? – спрашивает Элинор. – Или это ставни?
– И то и другое может быть, – важно вслушавшись, решает Пабло.
– Пойду-ка помогу. – И дюжий Адриан бросается вон из гостиной и вверх по лестнице.
Снова Элоиз стоит с Листером в дверях между прихожей и гостиной, откуда он отдает последние указания.
– Севрские вазы отодвинуть – убрать от греха подальше. Айрин, зачем такая короткая юбка, ты на церемонии.
Элоиз говорит:
– Айрин любит ноги показывать. А чего такого?
– Ей больше нечего показывать, – замечает Кловис.
– Идет! – шепчет Айрин.
Ветер свистит над домом, гремят отставшие ставни, снова собирается гроза. По лестнице тяжко спускаются шаги, и сопровождающие их звуки по мере приближения все более напоминают рев трубящей сбор трубы.
Мистер Сэмюэл входит с фотоаппаратом. Следом входит мистер Макгир с магнитофоном, ставит его под углом к комнате, выключает лампу, высвободив розетку, включает свой аппарат. Пробует его, потом придвигает стул и, сложив руки, ждет.
Шаги и трубный рев все ниже низвергаются по лестнице, и Пабло ставит на патефон пластинку с довольным видом, хотя и без улыбки. Это новая обработка «Зеленых рукавов» [10]10
Популярная народная баллада времен королевы Елизаветы I.
[Закрыть], быстрый темп которой с первых тактов сулит нечто головокружительное, буйное.
– Не так громко, – просит его преподобие, но просьба не услышана в дверях прихожей, где Пабло поместил свой патефон рядом с Листером и Элоиз.
– Потише, – велит Листер.
Пабло приглушает звук.
– Мне это представляется не вполне уместным, но приходится мириться, – говорит его преподобие, а тем временем в гостиную входят Адриан и сестра Бартон, вместе ведя того, кто с чердака. Сразу видно, что пациент трубит и воет, выражая радость, а отнюдь не боль, ибо улыбка не сходит с его лица, большие глаза сияют от восторга.
Листер, поддерживая Элоиз, медленно выступает жениху навстречу.
– Ну и шуму от него, – говорит Элоиз.
– Понадобилось бы восемьдесят два инструмента для вашего свадебного марша, – говорит Листер, – иначе не услышать.
Мгновенная вспышка молнии в окне и грохот грома как бы скрепляют эту мысль.
Восторженный идиотский взгляд сперва падает на Айрин. Жених испускает ликующее ржание сквозь большие зубы, трясет волнистой белой гривой. Темно-красный вельветовый комбинезон от паха и до шеи застегнут на застежку-молнию. У шеи она закреплена крошечным замочком, очевидно, позаимствованным для этой цели у одного из элегантных саквояжей баронессы Клопшток. Рядом, одной рукой с силой обхватив его за шею, другой вцепившись ему в плечо, стоит юная сиделка, от юности которой, впрочем, мало проку. Адриан, вопросительно подняв брови, тоже его держит.
– Мальчик мой, – говорит его преподобие тому, кто с чердака, стряхивающему санитаров с могучих плеч.
Другие слуги пятятся, Адриан следует их примеру. Элинор озирается на открытую дверь и отодвигается к ней поближе.
– Оживленный супруг, – замечает Листер. – Сестра Бартон, постарайтесь держать его покрепче. Это в его жизни волнующий момент.
– Это безобразие, – говорит юная сестра Бартон. – Он на мне хочет жениться.
В данный момент он, кажется, предпочитает Айрин и, высвободившись, накидывается на нее. Элоиз ворчит:
– Он не сочетаемый. Он ни с кем не согласовываемый.
Жених поднят с Айрин, которая требует сигареточку, и предан, все еще резвясь, в крепкие руки Адриана и Пабло.
– Пусть это будет на что-нибудь похоже, – говорит мистер Сэмюэл, изготовя аппарат. Тотчас оба разевают рты, подражая хохоту жениха, и обступают его так тесно, что напряженные их мышцы спрятаны от взгляда, а видны только дружески подставленное плечо Адриана, поздравляющая рука Пабло у жениха в ладони. Бобины мистера Макгира бодро кружат в продолжении всей мизансцены.
– Подержите-ка его вот так, – говорит Листер, – еще минутку.
Но пленник уже заприметил невесту, высокую, розовую, пухлую, и, восторженными фанфарами выражая свое одобрение, мощно рвется к ней.
– Ваше преподобие, – говорит мисс Бартон. – Это нечестно. Ему сделан укол, а эти девушки просто нивелируют эффект. В своем нормальном состоянии он очень любит меня.
– Немножко групповой терапии, – разъясняет ей Листер, – вот что ему необходимо. Ведь бедняжка все время заперт наверху, с вами!
– Я в некотором затруднении, – говорит его преподобие, – мне необходимо знать, на ком он намеревается жениться. – Улыбаясь пленнику, он спрашивает: – Мальчик мой, которая из дам тебе больше по сердцу, если есть таковая?
Жениху удается ловко дернуться, и вот он торжествующе тянет за собой Адриана и Пабло в сторону Элоиз, которая сейчас прикуривает от сигареты Айрин. Не преминув бросить блаженный взгляд на Элинор, он, однако, продолжает уверенно продвигаться к Элоиз.
– Это Элоиз, тут нет сомнения, – заключает Листер.
Гроза колотит в стекла, по всему парку рассыпая звон. Музыка кончается, и жених, дернувшись и каркнув, любовно оглаживает замочек у себя на шее.
– Он раздеться хочет, – говорит сестра Бартон. – С ним бывает.
– Кто отец вашего ребенка? – отчаянно взывает его преподобие к Элоиз.
– Ну, – говорит Элоиз, садясь на стул. – Он ведь еще даже не родился. Четыре месяца осталось, с лишним. Пабло был занят, каждый вечер тогда помогал барону, Адриан в отпуске был. Мистер Сэмюэл и мистер Макгир тоже на барона работали, каждый по своей профессии. Значит...
– Барон? – не выдерживает его преподобие. – Вы мне только не рассказывайте, что якобы он ни разу не пытался воспользоваться своими droits de seigneur [11]11
Правами сеньора ( фр.).
[Закрыть], потому что барон Клопшток был в юности известнейший, прошу прощения, ходок.
Листер говорит:
– Порнофил, и больше ничего. А от порнофилии дети не рождаются, ваше преподобие. По крайней мере, судя по моему опыту. Вот если бы баронесса по природе вещей могла стать отцом, она бы стала, но только не барон.
– Постойте-ка. – Его преподобие оглядывает комнату. – Кто же тогда остается?
– Кто-то другой, – говорит Элоиз. – Давайте музыку поставим.
– Кто-то извне, – заключает его преподобие.
– Не думаете же вы, что кто-то из гостей на приеме, ваше преподобие?
– Ну, возможно, кто-то и в приватной обстановке.
– Элоиз все это время работала как вол, – говорит Листер, – была занята по горло. Секретари сгорали на работе, кузены не гостили. Вы же сами видели, что тогда произошло в июне месяце. Вы-то сами постоянно здесь гостили.
– То есть, остается либо Кловис, либо этот бедный мальчик Клопшток, либо вы, Листер.
Листер что-то шепчет его преподобию.
– О! – Его преподобие понял. – Ну хорошо, не Кловис. Значит, либо бедный мальчик, либо вы.
– Я по уши влюблен в Элинор, – говорит Листер. – С этим ее вечным молитвенником.
– Листер, – говорит Элинор.
– Элинор, – говорит Листер.
– Выходит, кто на чердаке, – говорит Элоиз. – Я жду.
– Это может быть только он или его преподобие, – говорит Листер.
– Тогда начнем, – решает его преподобие. – Передвиньте его – осторожно, осторожно. Он должен стоять рядом с невестой.
– Музыку, – требует Элоиз.
– Сестра Бартон, – кричит Пабло, – если вы не подойдете, не поможете, я не смогу поставить свадебную музыку для Элоиз.
– Какая жестокость, – сестра Бартон плачет, но не помогает, – отнять его у меня теперь, после всего, что я сделала.
Его преподобие бегло взглядывает на сестру Бартон и тотчас отводит глаза, кажется, не найдя ее привлекательной.
– Есть у вас протестантская Библия? – спрашивает он. – Если нет, мы обойдемся.
– Английский молитвенник, – отвечает Элинор, но ее голос заглушен воем бури и громкими восторгами жениха, которого теперь вместе с Адрианом держит Кловис. Пациент, стоя рядом с Элоиз, по-видимому, ошеломлен и смотрит на нее, осклабясь всем лицом. Снова гремят «Зеленые рукава».
– Поздновато уже, – говорит Листер.
– Книга общих молитв, – выкрикивает Элинор.
– Как пастор я обладаю правом проводить законное венчание в этой стране по собственной моей упрощенной формуле, – говорит его преподобие, глянув на часы, потом на того, кто с чердака, и указывая на Элоиз. – Густав Энтони Клопшток, согласен ли ты назвать эту женщину своей законной женой?
Жених снова вырывается и кидается на Элоиз.
– «Да», это ясно, – говорит Пабло, вместе с другими помогая выручить невесту.
– Теперь пусть только кто-то скажет, будто он не был в здравом уме во время свадьбы, – говорит Листер. – Он отлично знает, что делает.
– В моем положении, – вздыхает Элоиз.
Вот чета опять поставлена как надо, и его преподобие спрашивает у Элоиз:
– Как фамилия вашего отца?
– Клопшток, – отвечает Элоиз.
– Клопшток?
Вопль восторга вырывается у Клопштока с чердака.
– Свойство и родство! – вопит Элинор, перекрывая вой бури, музыку и ликование жениха.
– Всего лишь совпадение, – поясняет Листер, разводя руками, как дирижер, добивающийся от оркестра pianissimo. – Ее отец – простой Клопшток, лудильщик. Ничего общего с домом Клопштоков, в чьей резиденции мы пребываем и где несметные генералы, послы и блистательные их супруги вращались в обществе кардиналов и изгнанников Востока в ночь, когда отнюдь не тайно обручились барон и баронесса.
– Вы совершеннолетняя? – спрашивает его преподобие у Элоиз.
– Двадцать два годочка. – Она чуть покачивается под все ускоряющуюся рок-музыку, потряхивая белой норкой.
– Да ей все двадцать три! – всхлипывает сестра Бартон.
– Стало быть, вы в брачном возрасте, – заключает его преподобие. – Элоиз Клопшток, – спрашивает он, – согласна ли ты назвать этого человека своим законным мужем?
– Даю мое согласие, – говорит Элоиз.
– Но у них нет колец. – Его преподобие нервно озирается.
Листер немедленно предъявляет кольца.
– Он его сразу в рот потащит и проглотит, – рыдает сестра Бартон.
– Я его надену на палец жене, как доверенному лицу, – говорит Листер, тотчас надевая это кольцо на палец Элоиз.
– Объявляю вас мужем и женой. – Его преподобие кладет одну руку на плечо Элоиз, другую – на плечо новобрачного, который, вне себя от радости, снова увертывается и скачет в дальний угол комнаты. Не одна драгоценная ваза брякается об пол.
Мистер Макгир спешит защитить свои бобины. Мистер Сэмюэл говорит, щелкая фотоаппаратом:
– Дивно, дивно! Его улыбка похожа на восторг во весь рот, какой вам выдаст любая королева красоты в момент избрания.
– Совсем не стала бы сравнивать, – говорит Элоиз.
Новобрачный бодр, силен, увертлив. Он с мясом вырывает молнию из красного вельвета и вытанцовывает из своего костюма. Затем, восторженно скача, не без трубных воплей и дальнейшего ущерба для убранства комнаты, он сдирает с жены манто, увлекает ее в угол и на нее падает. Пабло бросается ей на выручку.
– Оставь его. Имеет полное право, – говорит Листер.
– На свадьбе права не имеет, – возражает его преподобие. – Что за манеры.
Сестра Бартон рыдает, ревет буря, Элоиз атлетически борется и наконец вырывается и убегает из зоны записи звука и зрительного ряда.
– Расческу дайте, – говорит она.
Кловис задувает свечи.
Мистер Сэмюэл замечает:
– Еще, конечно, серьезная понадобится обработка.
– В моем положении, – стонет Элоиз. – И я туфлю потеряла.
Новобрачного держат сестра Бартон, Адриан и Пабло. Элинор его прикрывает вышитой скатертью.
– Укусите его за палец, пусть угомонится, – велит Кловис сестре Бартон.
– Делал человек, что ему положено, – замечает Адриан.
Листер говорит:
– Короли и королевы прежних дней осуществляли брачные отношения свои прилюдно. На ложе о четырех столбах, под балдахином. Весь двор должен был стоять и наблюдать, как трясется балдахин, когда Мария, королева Скотов, вышла за французского дофина, в сравнении с которым наш друг с чердака – подлинный Эйнштейн. Итак, милая моя Элоиз, никто теперь не сможет оспаривать истинность твоего брачного союза на том основании, что отношения-де не были осуществлены прилюдно.
– Не были они осуществлены, – говорит Элоиз. – Едва не были.
– На взгляд наивного объектива, брак был осуществлен, – настаивает Листер. – Не так ли, мистер Сэмюэл?
– Да, – заверяет мистер Сэмюэл. Но никто не слушает.
Листер протягивает его преподобию перо и два листка машинописи.
– Свидетельство о браке, – говорит он. – Не подпишете ли, ваше преподобие? Я расписался уже. На копии.
Его преподобие озирается, как бы не понимая, где он оказался.
– Подписать? – Он бормочет. – Да-да, разумеется, я поставлю свою подпись. И счастливая чета должна тоже подписаться.
Всех осияв улыбкой, он вынимает очки, кладет этот листок бумаги на тонкий молитвенник Элинор и ставит свою подпись.
– Теперь молодой, – он говорит, – потом молодая.
– Укусите его за палец, – велит Кловис сестре Бартон, – или вы уволены.
Вся в слезах, она берет ликующего пациента за мизинец и кусает. Он начинает хихикать и потом еще долго никак не может перестать. Листер вкладывает в пальцы ему перо и, подняв листок вместе с твердой книжкой на удобный уровень, водит бессильной, весело-податливой рукой по отведенному месту, покуда там не вырисовывается «Густав Э. Клопшток».
– Энтони – слишком долго было бы, – объясняет Листер. – Никогда не знаешь, сколько продлится у него период просветления. Теперь ты, Элоиз.
Элоиз берет перо и расписывается над печатным адресом, на отведенном месте.
– Завтра оформим, – говорит Листер. – Уже без четверти семь. Время летит. Сестра Бартон, Пабло вам поможет. Приготовьте теплое питье – и сделайте укол.
– Мне надо домой, спать, – говорит его преподобие. – Куда я подевал свой мотоцикл? – Он озирает разоренную гостиную.
– В такую непогоду, – говорит Листер, – вам никак нельзя катить в Женеву, ваше преподобие. У нас есть для вас постель. У нас всегда будет для вас постель. Элинор, проводи его преподобие к нему в комнату.
– Как это любезно, как это мило в подобных обстоятельствах, – говорит его преподобие. – Я хочу показать одну вырезку Сесилу Клопштоку.
– Барон велел не беспокоить.
– Доложите ему, что я хочу его видеть, когда он проснется.