Текст книги "Баллада о предместье"

Автор книги: Мюриэл Спарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Я заходил к вам в прошлую субботу, – сказал мистер Друс. – Я подумал, а вдруг вы захотите проехаться.

– Так я и понял, – рассеянно сказал Дугал. – Вероятно, я в тот день исследовал персонал по линии мисс Кавердейл. – Дугал улыбнулся мистеру Друсу. – Опрашивал ее, знаете.

– А, ну да.

– Она удивительно привязана к вам, – сказал Дугал. – Ваше имя у нее с языка не сходило.

– А кстати, любопытно, что она говорила? Понимаете, Дугал, ведь не всякому можно доверять.

Дугал посмотрел на часы.

– Батюшки, – сказал он, – сколько времени. Собственно, зачем я к вам заходил, – ах да, как насчет повышения зарплаты?

– Скоро будет приказ, – сказал мистер Друс. – Я доложил в правление, что ввиду болезни Уидина на ваши плечи легла масса дополнительной нагрузки.

Дугал помассировал себе плечи, сначала высокое, потом низкое.

– Дугал, – сказал мистер Друс.

– Винсент, – сказал Дугал и удалился.

Глава 8

Джойс Уиллис сказала:

– Откровенно говоря, в тот раз, когда вы впервые обедали у нас по приглашению Ричарда, я уже поняла, что решение найдено. Ричард не сразу это понял, откровенно говоря, но я думаю, что теперь и у него открылись глаза.

Она плавно прошлась по комнате, и ее стройные бедра едва подрагивали. Она посмотрела в эркерное окно, как сгущаются августовские сумерки.

– Ричард будет с минуты на минуту, – сказала она. Она поднесла к горлу точеные пальцы. Поправила подушечку на скамье у подоконника.

Все так же стоя, она подняла бокал с вином, пригубила его и поставила на низкий столик. Потом пересекла комнату и села в кресло, обитое темно-розовой парчой.

– Чувствуется, что мы с вами теперь говорим не таясь, – сказала она. – У меня такое чувство, что мы знаем друг друга с давних пор.

Она сказала:

– Дроверы уже накрепко прибрали фирму к рукам. Откровенно говоря, они попросту низвели Ричарда до положения младшего партнера.

Марк Бьюлей, племянник, – то есть ее племянник, разумеется, – появился у нас два – как, неужели два? – нет, это было три года назад, и представьте себе, в октябре. Предполагалось, что он изучит производство как свои пять пальцев. Но, откровенно говоря, не прошло и шести месяцев, как он заседал в правлении. Затем, в прошлом году, явился прямо из Оксфорда сын Джон, и повторилась та же история. В правлении сплошные Дроверы.

– Ричард сделал большую ошибку – будем говорить откровенно, – сказала она, – когда настоял, чтобы мы жили в Пекхэме. Нет, сам по себе дом не так уж плох, но я имею в виду окружение. Здесь же попросту не с кем общаться. Наши друзья по пути к нам всегда рискуют заблудиться; они плутают часами. А на другом конце авеню живут черные, можете себе представить. Право, это все так глупо.

Вдобавок, Ричард шотландец, – сказала она, – и отчасти поэтому, я думаю, особенно понятно, в каком он положении. Он скрупулезно добросовестен и патологически честен. Это, конечно, мило в своем роде, не могу не признать. Но он попросту не замечает, что Дроверы живут в Сассексе, в ректорском доме георгианских времен, и это дает им громадное преимущество. Громадное преимущество. Тут тонкий психологический расчет.

Она сказала:

– Да, Ричард настаивает на том, чтобы жить ближе к делу, как он говорит. И откровенно говоря, Квини Дровер очень даже посматривает на меня сверху вниз, хоть она и мила, в своем роде. Ей известно, разумеется, что Ричард несколько старомоден и гордится тем, что он настоящий коммерсант; это известно и ей, и Дроверу. Даже слишком хорошо известно.

Легкими движениями изящных запястий она налила шерри в два бокала, придерживая их кончиками длинных пальцев с лакированными ногтями. На одном из пальцев сиял крупный изумруд. Прежде чем сесть, она взглянула на себя в зеркало в золоченой раме и отвела назад прядь коротких темно-золотых волос. У нее было строго овальное лицо; она повернулась в профиль и сказала:

– Разумеется, это так досадно, что у нас нет детей. Если бы у нас был сын, он стал бы опорой Ричарда в правлении... Откровенно говоря, иногда мне кажется, что фирму следует называть «Дровер, Дровер, Дровер и Уиллис», а не просто «Дровер и Уиллис».

Вы очень растрогали Ричарда, – сказала она. – Он рассказывал мне, как около месяца назад, ожидая меня возле магазина, встретил вас и увидел своими глазами, что вы без устали трудитесь в свой день отдыха, что вы готовы потерять свой субботний день с какой-то пекхэмской девицей, только чтобы глубже изучить типы. Вы знаете, Ричард считает, что у вас блестящие способности. Первоклассный мозг плюс моральная устойчивость – так он мне вас охарактеризовал, и, откровенно говоря, он считает, что ваш талант совершенно попусту растрачивается в исследованиях персонала. Но я поняла задолго до Ричарда – и не скрываю ни от вас, ни от других, – что ваша натура представляет удивительное сочетание молодости и энергии с уравновешенностью. Видимо, тут сказывается ваша шотландская национальность.

Редкий молодой человек вашего возраста, – сказала она, – и – не будем скромничать – вашей квалификации, ваших дарований был бы способен поселиться, как вы, в местечке вроде Пекхэма, где так не хватает развлечений – собственно, попросту нечего делать – и нет сверстников вашего круга. Простите меня за откровенность – так я говорила бы со своим сыном.

Я испытываю к вам, – сказала она, – материнское чувство. Я надеюсь – и буду надеяться, – что вы станете со временем членом нашей семьи, хотя пока что, как вы знаете, нас всего двое, Ричард и я. Вот вы на днях рассказывали, и я была просто потрясена, – оказывается, столько интересных событий происходит, откровенно говоря, прямо под боком. Разумеется, я слыхала о Кэмберуэльской картинной галерее, но насчет раскопок – да, я читала о них в «Известиях южного Лондона», – однако мне и пригрезиться не могло, что это имеет столь серьезное научное значение.

Она обернулась и поправила подушечку у себя за спиной.

Посмотрела на свои остроносые туфельки.

– Не худо бы вам иногда и в город выбраться вместе с нами. Мы бываем в театре минимум раз в неделю, – сказала она.

Она сказала:

– Я рада, что у Ричарда родилась прекрасная идея – ввести вас осенью в правление. Это все равно что ввести еще одного Уиллиса. И вы с Ричардом так похоже выражаете свои мысли – о, я не об акценте, то есть, откровенно говоря, я хочу сказать, что вы тратите немного слов, но любое ваше слово идет к делу. Вы нужны Ричарду, и, по-моему, я не ошибусь, если скажу, что для человека вашего склада это идеальная перспектива – серьезная ответственность и прочное положение лет через пять-шесть. У вас ведь серьезный подход к жизни, не то что у иных – сегодня здесь, а завтра там, – и это очень импонирует Ричарду. О, Ричард разбирается в людях. Может быть, недалек тот день, когда фирма будет называться «Дровер, Уиллис и Дугал». Одну минутку...

Она подошла к окну, пригладила платье в талии и посмотрела, как автомобиль разворачивается в подъездной аллейке.

– Вот и Ричард, – сказала она. – Он так рассчитывал всерьез потолковать с вами нынче вечером и утрясти все вопросы перед нашим отъездом за границу.

– Это ты, Джинни?

– Да.

– Молоко у тебя на плите?

– Нет.

– Когда к тебе лучше зайти?

– Я на будущей неделе выхожу замуж.

– Не может быть, Джинни.

– Я в него влюбилась. Он ко мне так чутко относился во время моей болезни.

– Только я встал на ноги и обзавелся двумя даровыми зарплатами, – сказал Дугал, – как ты мне...

– У нас все равно бы ничего не вышло, Дугал. Я слишком слаба здоровьем.

– Что так, то так, – сказал Дугал.

– Мисс Чизмен пока прямо без ума от своей автобиографии, – сказала Джинни. – У тебя все наладится, Дугал.

– Ты переменилась. Из тебя так и сыплются выражения вроде «так чутко» и «прямо без ума».

– Ай, перестань. Мисс Чизмен говорит, что она довольна.

– Мне она этого не говорит.

– Ну, может, она и хочет кое-что поменять в пекхэмских главах, но в целом....

– Сейчас я к тебе приеду, Джинни.

– Нет, Дугал, это ни к чему.

Дугал пошел на кухню к мисс Фрайерн, достал из кармана громадный носовой платок и принялся плакать.

– Вам нездоровится? – спросила она.

– Нездоровится. Моя любимая девушка выходит замуж за другого.

Она налила воды в чайник и поставила его на сушилку. Открыла дверь черного хода и снова затворила ее. Обмахнула тряпкой спинку и ножки кухонного стула.

– Вы и без нее прекрасно проживете, – сказала она.

– Вряд ли, – сказал Дугал, – но ничего не поделаешь, у меня есть роковой недостаток.

– Вы по ночам не пьете, Дугал?

– Не больше обычного.

Она подняла чайник и опустила его на то же место.

– Успокойтесь, – сказал Дугал.

– Я просто места себе не нахожу, глядя, как вы убиваетесь.

– Зажгите газ и поставьте чайник на конфорку, – сказал он.

Она так и сделала и растерянно уставилась на него. Она сняла передник.

– Сядьте, – сказал Дугал.

Она села.

– Встаньте, – сказал он, – и налейте мне малость вашего джина.

Она принесла два стакана и бутылку джина.

– Сейчас только четверть шестого, – сказала она. – Рано еще налегать на джин. За тебя, сынок. Чтоб тебе скорее полегчало.

Раздался звонок у парадной двери. Мисс Фрайерн мгновенно убрала бутылку и стаканы. Позвонили снова. Она пошла отворять.

– Ваша фамилия Фрайерн? – сказал мужской голос.

– Да, чем могу служить?

– Вы не могли бы уделить мне время для частной беседы?

Мисс Фрайерн вернулась на кухню с полисменом.

– Сегодня утром на Уэлуорт-роуд попал под автобус мужчина в возрасте семидесяти девяти лет. Прошу прощения, мадам, но в кармане у него был найден клочок бумаги с фамилией Фрайерн. Он скончался час назад. Он вам, случайно, не родственник, мадам?

– Нет, в первый раз о нем слышу. Какая-нибудь ошибка. Если угодно, опросите моих соседей. Из нашей семьи никого, кроме меня, в живых не осталось.

– Очень хорошо, – сказал полисмен и что-то записал.

– А при нем были еще какие-нибудь бумаги?

– Нет, никаких. Нищенствовал, бедняга.

Полисмен удалился.

– Ну что я могу поделать, раз уж он умер, правда? – сказала мисс Фрайерн Дугалу. Она заплакала. – Разве что заплатить за похороны. А тут и без того еле сводишь концы с концами.

Дугал снова достал джин и наполнил два стакана. Он посидел-посидел, потом приставил другой стул сиденьем к своему. Разлегся на двух стульях и спросил:

– Случалось вам видеть труп?

Он запрокинул голову и приоткрыл рот; его нижняя челюсть запала и окостенела.

– Вы прямо какой-то бесчувственный, – сказала мисс Фрайерн и истерически захохотала.

Хамфри сидел с Мэвис и Артуром Кру у них в гостиной, время от времени ощупывая отметины на лице.

– В общем, если у вас дело не сладится, – твое счастье, – сказала Мэвис. – Я это напрямик говорю, хоть она мне и дочь. Когда мне было семнадцать-восемнадцать, я что ни вечер крутилась с парнями, танцевала и тому подобное. Меня бы ты силком не затащил вечером на работу – чего это ради? Другой на твоем месте в жизни бы не стал сидеть тут дожидаться ее. Она еще опомнится, да поздно будет.

– Она, можно сказать, спит на своих деньгах, – сказал Артур Кру. – У Дикси ведь снега зимой не допросишься. Чем дальше, тем прижимистее.

– Ну и при чем здесь это? – сказала мать Дикси. – Тебе-то от нее ничего не надо, правда?

– Я и не говорю, что мне чего-нибудь надо. Я только сказал...

– Бывает, что Дикси не скупится, – сказала Мэвис. – Для Лесли она денег не жалеет, тут ничего не скажешь. Нет-нет да и подбросит ему пяток-другой шиллингов.

– И напрасно, – сказал Артур. – Только портит мальчишку. Он так и смотрит, где бы разжиться.

– Много ты в детях понимаешь! Лесли – мальчик как мальчик. Не хуже любого другого. Всем им подавай карманные денежки.

– Ладно, а сейчас-то Лесли где?

– Ушел.

– Куда?

– А я почем знаю? Спроси у него.

– Он сейчас с Тревором Ломасом, – сказал Хамфри. – В кафе «Коста».

– Вот тебе пожалуйста, Артур. С Тревором, не с кем-нибудь.

– Мог бы Лесли водиться и с кем помладше.

– И все-то он ворчит, ворчит, ворчит, – сказала Мэвис и включила телевизор.

Лесли пришел к одиннадцати. Он заглянул в гостиную.

– Хэлло, Лес, – сказал Хамфри.

Лесли не ответил. Он прошел на второй этаж.

В половине двенадцатого домой вернулась Дикси. Войдя в гостиную, она сбросила туфли и плюхнулась на диван.

– И давно ты здесь сидишь? – спросила она у Хамфри.

– Часа два.

– Приятно посидеть отдохнуть летним вечерком, – сказала Дикси.

– Вот и посидела бы.

– Тревор Ломас говорит, что в «Морозильщике» уйма сверхурочной для всех желающих.

– А я не желающий.

– Это заметно.

– Кому это надо – всю жизнь работать сверхурочно? – сказала Мэвис.

– Я просто повторяю, – сказала Дикси, – слова Тревора Ломаса.

– Работать сверхурочно следует лишь в случае крайней необходимости, – сказал Хамфри, – так как это постепенно снижает нормальную работоспособность и в конечном счете ведет к понижению производительности труда, вследствие чего возникает необходимость еще больше работать сверхурочно. Это порочный круг. А где ты видела Тревора Ломаса?

– А это и есть случай крайней необходимости, – сказала Дикси, – потому что нам дай бог свести концы с концами.

– Пошла-поехала, – сказала Мэвис. – Другая бы радовалась, что муж хорошо зарабатывает, а ей почему-то все мало. К октябрю свой домик готов будет.

– А я хочу образцовый домик, – сказала Дикси.

– Будет тебе твой образцовый домик, – сказал Хамфри.

– Она хочет устроить не свадьбу, а фейерверк, – сказала Мэвис. – Что ж, мы с Артуром, конечно, сделаем все, что можем, но уж не более того.

– Вот именно, – сказал Артур.

– Где ты видела Тревора Ломаса? – спросил Хамфри.

– У Косты. Забежала выпить кока-колы по дороге домой. А ты что, против?

– Нет, упаси боже, – сказал Хамфри.

– Приятно слышать. Ладно, я пошла спать, с ног падаю. У тебя еще остались шрамы.

– Со временем затянутся.

– Нет, пусть себе. У Тревора тоже есть шрам.

– Присмотрю-ка я лучше за Тревором Ломасом, – сказал Хамфри.

– Ты лучше присмотри-ка за своим дружком Дугалом Дугласом. Тревор говорит, что он шпик.

– В жизни не поверю, – сказала Мэвис.

– И я тоже не поверю, – сказал Артур.

– А уж я-то и подавно, – сказал Хамфри.

– Я знаю, он у вас идеал, – сказала Дикси. – Что ни вытворит, все хорошо. Но я вам просто передаю, что сказал Тревор. Потом не говорите, будто ничего не знали.

– Тревор тебе голову морочит, – сказал Хамфри. – Он Дугала терпеть не может.

– Мне он нравится, – сказал Артур.

– Мне он нравится, – сказала Мэвис. – А Лесли нет. И Дикси нет.

– Мне он нравится, – сказал Хамфри. – А моей сестре Элси нет.

– Мистер Дуглас дома?

– Пока что он у себя наверху печатает на машинке, – сказала мисс Фрайерн, – как вы можете слышать.

– Можно пройти наверх?

– Погодите, я узнаю. Зайдите, пожалуйста. Фамилия как будет?

– Мисс Кавердейл.

Мисс Фрайерн провела мисс Кавердейл в тот самый холл с дубовыми панелями, похожий на гроб. Стук машинки смолк. Сверху послышался голос Дугала: «Взойдите». Мисс Фрайерн поджала губы. «Верхний этаж», – сказала она Мерл.

– Ой, я такая несчастная. Мне надо было с вами повидаться, – сказала Мерл Дугалу. – Какая у вас милая комнатка!

– А почему вы не на службе? – сказал Дугал.

– Какая там служба, я так расстроена. Мистер Друс говорит, что он навсегда уезжает за границу. А мне что прикажете делать?

– А чего бы вы хотели? – спросил Дугал.

– Я бы хотела поехать с ним, но он меня не берет.

– Это почему же?

– Он знает, что я его терпеть не могу.

Дугал разлегся на своей прибранной постели.

– А не говорил ли мистер Друс, когда именно он собирается уезжать?

– Нет, пока еще ничего не решено. Может быть, он только грозится. Но, по-моему, он не на шутку перепуган.

Дугал сел и сплел ладони. Он близоруко прищурился и искательно поглядел на Мерл.

– Мерл, – сказал он, – есть одно такое местечко в Сохо, вы не согласились бы провести там вечер и поболтать о том, о сем? Наличие миссис Друс создает некоторые затруднения, она глаз не спускает...

– Ой, не надо, – сказала Мерл. – А то сразу все приходит на память. Никаких слов не хватит, чтоб сказать вам, как я его ненавижу. Меня просто трясет, когда он поблизости. Я прожила с ним столько лет, лучшие годы моей жизни, и теперь эта скотина еще грозится бросить меня.

Дугал лег и заложил руки за голову.

– А чего он перепугался? – спросил он.

– Вас, – сказала Мерл. – Ему взбрело на ум, будто вы за ним шпионите.

– Чего ради мне за ним шпионить?

– Уж и не знаю.

– Нет, знаете.

– Дугал, если вы служите в полиции, то так мне, пожалуйста, и скажите. Войдите в мое положение. Ведь я же по простоте душевной все вам рассказывала про мистера Друса, и если меня теперь привлекут...

– Я не служу в полиции, – сказал Дугал.

– Еще бы, разве вы признаетесь.

– Ишь как всех вас бьет мелкой дрожью, – сказал Дугал.

– Не надо, не доносите на мистера Друса, хорошо? А то в правлении на него давно зубы точат, и если там узнают о разных его темных делишках, то на мою же голову. Он эмигрирует, а я куда денусь?

– Кто внушил это Друсу? Тревор Ломас?

– Нет, это Дикси, паршивка такая. Она все время шныряла в кабинет к мистеру Друсу за моей спиной.

– Вон что. Постенографируйте-ка под мою диктовку, раз уж вы здесь. – Он поднялся и вручил ей блокнот и авторучку.

– Дугал, я в полном расстройстве.

– Поработаете – и сразу успокоитесь. Чего это вы, в конце концов, отлыниваете от дела в рабочее время? Приготовились? Скажите, если я затороплюсь.

Весело жилось в Пекхэме восклицательный знак но вдали уже брезжил неумолимый рассвет того дня запятая когда я поняла запятая что меня и моих милых подружек с фабрики разъединяет пропасть точка за рекой билось огромное и гулкое сердце Лондона запятая и его стук предвещал мне признание запятая успех запятая славу точка я всегда была неизлечимым романтиком восклицательный знак абзац настал тот горький миг запятая когда я простилась со своей первой любовью точка до тех пор я не могла смотреть на других мужчин запятая но вмешалась сама судьба заглавное С точка поцелуй многоточие дрожь пронизала все мое существо многоточие все фибры моей души замерли в тоске и благодарности запятая но пробудившийся во мне гений властно искал выхода точка и вот мы расстались навеки точка абзац я испытала злорадное удовлетворение запятая когда мой кэб прогремел по Воксхольскому мосту запятая унося меня и мои скудные пожитки в большой мир – заглавное Б заглавное M – запятая расстилавшийся передо мною точка Да запятая весело жилось в Пекхэме восклицательный знак теперь запятая пожалуйста запятая оставьте место и...

– О чем это? – спросила Мерл.

– Не тормошитесь, вы меня сбиваете.

– Господи, если мистер Друс только подумает, что я вам помогаю, он меня тут же убьет.

– Оставьте место, – сказал Дугал, – и обозначьте ряд точек. Пойдет новая подглавка. Продолжим.

В годы успеха я никогда не забывала об этих далеких запятая радостных запятая невинных пекхэмских днях точка только на днях я случайно прочла в газете следующее сообщение,

– дайте мне газету, – сказал Дугал, – я найду этот кусок.

Она протянула ему газету.

– Дугал, – сказала она, – я ухожу.

– Конечно, – сказал Дугал, – только сначала все это нужно перепечатать. И еще кое-что записать.

Он нашел нужный абзац и сказал:

– Поставьте все это в кавычки. Приготовились?

«Раскопки подземного хода со двора полицейского участка в Пекхэме приближаются к концу точка этот ход запятая которым в прежние времена пользовались монахини ордена Святой Бригитты запятая имеет в длину приблизительно шестьсот ярдов и ведет от полицейского участка скобка открывается бывшей обители скобка закрывается к Гордон-роуд запятая а не запятая как предполагалось вначале запятая к Нанхеду точка археологи сообщают об интересных находках и обнаруженных человеческих останках запятая которые будут удалены из подземного хода запятая прежде чем он откроется для обозрения точка кавычки закрываются».

– Это донесение в полицию? – спросила Мерл. – В таком случае, ради бога, не впутывайте меня в эти дела, Дугал. Если мистер Друс...

– Осталось всего несколько слов, – сказал Дугал. – Приготовились?

Абзац когда я прочла это запятая слезы навернулись мне на глаза точка о запятая как отчетливо помнится мне двор полицейского участка два восклицания в мое время полиция рука об руку...

– Все, дальше не могу, – сказала Мерл. – Это ставит меня в ложное положение.

– Хорошо, дорогая, – сказал Дугал. Он сел рядом и поглаживал ее длинную шею, пока она не заплакала.

– Перепечатайте запись, – сказал Дугал, – и забудьте о своем горе. Смотрите, какая миленькая машинка. Бумага вон там, на столе.

Она села к столику и принялась перепечатывать стенограмму.

Дугал снова разлегся на постели.

– Прекраснее всего в мире, – сказал он, – смотреть, как очаровательная женщина тарахтит на машинке.

– Мистер Дуглас у себя?

– Он наверху, в своей комнате, работает над докладом. Он занят.

– Можно пройти наверх?

– Не знаю, надо ли его отрывать от работы. Он очень занят. Заходите, пожалуйста. Фамилия как будет?

– Элен Кент.

– Взойдите, – подал голос Дугал с верхней площадки.

– Можете пройти к нему, – сказала мисс Фрайерн. – Верхний этаж. – Мисс Фрайерн стояла и смотрела, как Элен поднимается по лестнице.

– Чего ты льешь в цветок столько воды, – сказала Элен, пощупав землю в горшке с «бабьими сплетнями». – Его нужно поливать раз в неделю.

– Все время кто-нибудь забегает сюда поплакать, – сказал Дугал, – поэтому в комнате повышенная влажность.

Она достала из большой сумки мятый коричневый сверток. Это были выстиранные и заштопанные носки Дугала.

– Чего только про тебя не болтают, – сказала Элен. – Смеху не оберешься. Говорят, будто ты на зарплате в полиции.

– Чем же это тебе смешно?

– Конечно, дурачкам из пекхэмской полиции как раз некуда деньги девать.

– А что, из меня бы вышел великолепный осведомитель. В сыщики я, может, и не гожусь, но уж собрать сведения и без зазрения совести сообщить куда следует – это хоть весь свет обыщи, лучше меня не найдешь.

– Тебя целая банда подстерегает, – сказала Элен. – Меньше разгуливай по ночам. Я бы на твоем месте в одиночку не очень-то шлялась.

– Тихий ужас, правда? Вот, скажем, здесь тебе улица, а там притаился Тревор. А вот здесь, скажем, Колли Гулд якобы вздумал перейти на другую сторону. Малолетний Лесли подходит ко мне и спрашивает, сколько времени, а я, конечно, смотрю на часы. Тут откуда ни возьмись выскакивает Тревор с бритвой – хрясь, хрясь, хрясь. Но Колли громко свищет в три пальца. Я уже валяюсь в канаве, Лесли на прощанье пинает меня и исчезает вслед за Тревором под покровом темноты. Подходит начальник и натыкается на меня. Едва поглядев, начальничек отворачивается и блюет на мостовую. Потом дрожащими пальцами подносит свисток к губам.

– Сядь и перестань пинать ногами хорошую мебель, – сказала она.

– Что-то меня понесло, – сказал Дугал. – Аж сам испугался.

– За день до того, как мистер Уиллис уехал отдыхать, Лесли его подстерег в пять часов после работы. Я иду, смотрю – он околачивается возле машины мистера Уиллиса. Дай, думаю, погляжу, что будет. Смотрю – выходит мистер Уиллис. Смотрю – Лесли к нему. Смотрю – Лесли что-то сказал, и мистер Уиллис что-то сказал. Дай, думаю, пройду поблизости от них. Слышу, мистер Уиллис говорит: «Ты что, сбежал с занятий?», – а Лесли в ответ: «А вам какое дело?», – а мистер Уиллис и говорит: «Прежде чем тебя слушать, надо знать, кто ты есть», – ну, может, не те слова, но в таком роде, это мистер Уиллис-то ему. Смотрю – мистер Уиллис сел в машину и уехал.

– Ну и ладно, – сказал Дугал, – через месяц я вас, пожалуй, покину. Ты будешь лить слезы, когда я уеду?

– Поживем – увидим.

– Пойдем-ка в кино, – сказал Дугал. – Хоть вечер и прелестный, но меня что-то тянет в темноту.

По пути он прихватил внизу письмо с иностранным штемпелем. Он прочел его на ходу, держа Элен под руку.

«Дорогой Дуглас,

мы прибыли сюда в субботу вечером. Погода великолепная, мы живем в славном отеле с прекрасным видом на море. Люди здесь очень славные, пока, во всяком случае! Мы пару раз довольно славно прокатились вдоль берега. Откровенно говоря, Ричард нуждается в отдыхе. Вы сами знаете, как он себя не щадит и какой он добросовестный.

Ричард очень доволен нашей с вами тогдашней договоренностью. Ваша поддержка будет для него сущим облегчением – ведь в фирме теперь скопилось так много Дроверов. (Мне иной раз кажется, откровенно говоря, что фирму надо бы называть «Дровер, Дровер, Дровер и Уиллис», а не просто «Дровер и Уиллис»!) Я надеюсь, что и вы удовлетворены нашей новой договоренностью. Перед отъездом Ричард проинструктировал бухгалтеров насчет прибавки вам жалованья; она будет оформлена задним числом со дня вашего поступления на работу, как мы с вами договорились.

Я чувствую, что должна сообщить вам об одном инциденте, случившемся как раз перед нашим отъездом, хотя, откровенно говоря, Ричард решил не говорить вам об этом (чтобы вас попусту не расстраивать!). Какой-то подросток лет четырнадцати подстерег Ричарда и сказал ему, будто вы платный полицейский осведомитель, нанятый якобы с целью расследовать отдельные злоупотребления на пекхэмских предприятиях. Разумеется, Ричард не придал этому никакого значения, и как я сказала Ричарду, с какой это стати полиция вдруг заподозрит преступную деятельность в фирме «Дровер и Уиллис»! Откровенно говоря, я подумала, что стоит вам об этом сообщить, чтобы предостеречь вас, потому что я чувствую, Дуглас, что могу говорить с вами, как с сыном. В ходе своих изысканий вы, очевидно, нажили себе кое в ком врагов. Беда, да и только, люди ведь такие неблагодарные. Перед войной эти мальчики были рады всякой пище и любому крову над головой, но теперь, откровенно говоря...»

Дугал спрятал письмо в карман.

– Таких грустных молодых людей, как я, в летний день с огнем не сыщешь, – сказал он Элен, – и по этому поводу я тихо блаженствую.

Они вышли из кино в восемь часов. Нелли Маэни стояла у пивной напротив, возглашая: «Лицемерные речи обольщают слух невинностью, но яд их проникает до глубины чрева. Хвала Господу, да вознесет он дела наши над замыслами лукавых и нечестивцев».

Дугал и Элен пересекли улицу. Они прошли мимо Нелли, и та плюнула на мостовую.