Текст книги "Азиатская Европа (сборник)"

Автор книги: Мурад Аджи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Так, однажды на пиру у царя Аттилы разгорелся спор, греки сравнили своего императора Феодосия с Богом, кипчаки – эти чистые души – недоумевали: «Нельзя сравнивать человека с Богом». Земное и небесное казалось им несовместимым. Гунны «с душевной простотой и великой безропотностью чтут свою веру», отмечали греки с улыбкой превосходства.

Но тюрки знали, «говорить и верить надо без сомнений». Так учила их мудрость, на которой строилась мораль тюркского общества. Образ Бога Небесного для тюрка был превыше всего. Духовная свобода жила в их крови – и Бог хранил тюрков.

Подобные разногласия много раньше были у тюрков и с китайцами: те тоже представляли своего императора живым Богом на Земле. С них, с разногласий, начались войны. Что это – конфликт веры или конфликт культур?.. Видимо, не то и не другое. Разное миропонимание.

Священная война с Китаем продолжалась почти пять столетий. Армия кипчаков раз за разом громила миллионное войско, но победа решилась не на поле брани. Искусные в дипломатии, китайцы, которых отличала иная мораль, умело сеяли раздор в тюркском обществе и наконец раскололи его на северную и южную ветвь. Сами тюрки лгать не умели. «Не лжесвидетельствуй» было заповедью их веры еще на Алтае.

Важно подчеркнуть, разногласия царя Аттилы с Римом и Византией тоже не носили военный характер: на поле брани спора не было. Все протекало сложнее и глубже – здесь снова столкнулись две культуры, восточная и западная. Два разных миропонимания, две морали. Тюрки верили в Бога Небесного, Тенгри-хана, с Его именем связывали свои победы и радости, а европейцы оставались язычниками, хотя их правители и отказались от языческих богов: к сожалению, сознание человека меняется куда медленнее, чем слетают слова с его уст.

Вольнолюбивые тюрки предлагали Европе свои духовные ценности… Выходит, прозвище Аттилы «Бич Божий» более чем точно и оправданно. Его войны были не противверы! Они были за верув Бога Небесного!

О вероисповедании тюрков – разговор впереди, пока лишь подчеркнем, что Приск в V веке, а позже Иордан отмечали у них христианство. Однако более поздние историки «забыли» и это. (Оставим пока слово «христианство», тогда под ним подразумевалось совсем иное, нежели сегодня.)

Единственная и самая древняя версия царствования Аттилы – это «Гетика», произведение VI века, подписанное Иорданом. К сожалению, автор о своем герое имел весьма смутное представление: он писал через сто лет после смерти полководца, писал предвзято и лукаво, под диктовку римской цензуры. Едва ли не вся черная краска, которая имелась тогда в Европе, была собрана на его страницы. Но другая литература уничтожена.

Правда, сохранилась логика событий, их канва, они-то и не увязываются с предлагаемым текстом.

Иордан назвал кипчаков гетами или готами (с его руки за тюркским народом закрепилось еще одно имя). Впрочем, Иордан, видимо, псевдоним или какое-то искаженное тюркское имя. Думать так заставляет сам автор.

Фрагменты художественных произведений древних тюрков (Алтай, V–IV века до н. э.). Искусство художника ценилось в обществе не меньше, чем искусство поэта

«Читатель, знай, – уверял он, – что, следуя писаниям старших, я собрал с обширнейших их лугов лишь немногие цветы, и из них, в меру ума своего, сплел я венок для пытливого.Но пусть никто не подумает, что я, как ведущий свое происхождение от вышеназванного племени, прибавил что-либо в его пользу против того, что прочел или узнал. Если я и не охватил всего, что пишут и рассказывают об этих людях, то изобразил я это ведь не столько во славу их самих, сколько во славу того, кто их победил(выделено мною. – М. А.)».

В конце Иордан приписал: «Окончен труд о древности и деяниях гетов, которых победил Юстиниан-император через верного империи Велизария-консула…» Правда, эта приписка спорна, в древних текстах ее не было. (Видимо, редактированию подвергся и оригинал.)

С этой злополучной работы в Европе началось унижение тюркского народа, сознательное искажение его истинной истории. Глубокомысленное послание оставил Иордан. Загадочное. Не прочитывается ли в нем покаяние за содеянное – уж слишком он унизил свой народ. Да и сам автор недвусмысленно намекает, что он лишь «сплел венок для пытливого», что, мол, только пытливый поймет его. Однако читали «Гетику» далеко не пытливые.

В пользу своих соплеменников Иордан не написал ни слова, но вместо него говорят факты, которые он умело привел. И тем ценно его произведение: составленное из лживых слов, но правдивых фактов. Парадоксально, но это так.

А может быть, в сочинении Иордана светится его природная мудрость – ум дал ему власть над языком и пером? Может быть, перед нами не диктант римского послушника, а тайнопись, позволяющая пытливым его потомкам узнать правду о случившейся беде? Кто бы позволил ему в неволе иначе записать свой рассказ? Десятки глаз следили за ним. Но он умело расставлял точки в своей рукописи.

Уж слишком противоречивое сочинение. Концы всюду – будто нарочно! – не сходятся с концами. А в прославлении победителя явно утрачено чувство меры, оно читается ему же во вред.

Был ли Иордан кипчаком? Этот вопрос на протяжении веков не раз возникал у читателей «Гетики». Его иногда называли аланом, даже итальянцем, полагая, что человек, и тем более христианин, не мог так унижать своих родителей, своих предков.

Но он, конечно, был кипчаком. Именно кипчаком! И только кипчаком. Его поступок типичен для кипчаков, отошедших от адатов (законов) предков и по сути сменивших мораль. Они на протяжении всей своей «европейской» истории отличались либо безмерной преданностью, либо безмерной жестокостью. Третьего не дано – половинчатости они не терпели, легко переходя из одной крайности в другую.

Собственно, вся последующая европейская история тюрков тому убийственный пример – столько войн между собой, так долго и так свирепо не вел ни один народ мира. Никто не отказывался от своих родителей так часто, как это делали европейские кипчаки. Они изменили своей вере, своей морали. И предательство стало им не чуждо…

Тому пример – записки Прокопия Кесарийского, крупнейшего византийского историка VI–VII веков. В книге «Война с готами» он рассказывает, как к императору Византии прибыли тайные послы с Дона. Предлагая сотрудничество, они спрашивали, «насколько Римской империи будет полезно, если соседние с ними варвары будут находиться в вечных распрях друг с другом…». Предатели из Степи пришли сами, их не звали.

Многому, очень многому научила тюрков чуждая их морали Европа, но по-другому здесь не жили.

Подлость, измена, ложь удивительнейшим образом всегда уживались в крови европейских кипчаков вместе с прежними, очень обостренными чувствами гордости, с мужеством, благородством, великодушием. Воистину, непредсказуемый получился народ! Сплав достойного с ужасным.

Кипчаки стали крайне недружны между собой, завистливы, однако не трусливы, никогда не помнят долго обиду, не таят зла, открыты, умеют безудержно веселиться, удивительно гостеприимны. Такие они и сейчас! Непредсказуемые.

Могут обещать, что угодно, клясться в дружбе и верности, но не пройдет и дня, как всё забудут, чтобы в следующий раз снова страстно обещать и клясться… Готовы поверить любой сплетне и придумать новую… Нет, они не болтуны и не притворы, действительно верят в сказанное и в услышанное. Спокойно и размеренно они ничего не умеют делать, даже дружить… Европейское «сегодня» и азиатское «вчера» будто борются в них!

Казалось бы, почему украинские «черкасы» стали славянами? Почему «русские казаки» изменили своему народу? Не зная тайны характера кипчаков и их прежней истории, ответить вряд ли возможно.

В V веке после смерти царя Аттилы в Европе началась долгая бойня, кровь лилась рекой, заливая оба берега. Многочисленные наследники полководца повели войну за власть в Дешт-и-Кипчаке. От былой пятисоттысячной армии Аттилы остались жалкие осколки, которые неистово между собой враждовали.

А когда раскололись и «осколки», римские легионеры разрешили их последние споры. Заключив мир, «третий радующийся», император Юстиниан, праздновал победу, а победителя, как известно, не судят. Вот почему именно в VI веке, когда дело было завершено, римлянам и понадобился Иордан, человек, прекрасно владеющий латынью, с добрым именем, вроде бы слабый и сломленный.

В те годы часть кипчаков уже признала власть римского императора. Или, как написал Иордан, «предпочли попросить земли у Римской империи». Они остались в пределах Дакии. Римляне к перешедшим на их сторону тюркам относились с внешним почтением, брали их в армию, платили хорошее жалованье, давали землю и называли «федераты», этим мудреным словом показывая, что ихкипчаки не наймиты, не пленники, а добровольцы, которых связывает только свободный договор.

Настенная драпировка с вышивкой. Тюрки любили украшать свои жилища и две тысячи лет назад. Крест в центре орнамента был обязательным, он служил оберегом дома

Доверчивые степняки, как мыши в мышеловку, шли на службу к римскому императору… Кстати, с них, с этих федератов, начинается всемирная история казачества – тюрков, которые за деньги шли к неприятелю воевать против своего народа. Как говорили в таких случаях в Степи, слепой жеребенок искал сосцы у жеребца…

Конечно, не случайно Иордан замечает, что «следовал писаниям старших» и «собрал с обширнейших лугов лишь немногие цветы». Значит, были обширнейшие луга! Были предшественники. Это – Кассиодор и другие историки, труды которых в период инквизиции таинственно исчезли. Иордан демонстративно собирал сорняки с тех лугов; за это и сохранили его труд.

Вот чем ценна его работа, читать которую надо через зеркало. То, что раздражает врага, свидетельствует об обратном: чем ничтожнее в тексте кипчаки, тем величественнее были они. В этом состоит правило «зеркального» чтения.

Печально, конечно, что человек, назвавшийся кипчаком, не нашел доброго слова для своего народа. Но своей «зеркальной правдой» он сделал иное. Половину текста, посвященного царю Аттиле, Иордан отдал его мнимому поражению на Каталаунских полях. О блестящих победах не сказано ни слова. Почему?

У тюрков, оказывается, существовало мудрое правило – «среди лягушек сам становись лягушкой». Так поступили «украинские черкасы», так поступили и «русские казаки», вынужденные прислуживать вчерашнему противнику. До них брали на себя эту грустную роль федераты и целые улусы, которые искали покровительство на чужбине. Иордан жил по тем же правилам.

В VI веке в Европе все быстро менялось, облекалось в одежды тайны, которую оберегали, как святыню. Европа скрывала позор, который скрыть нельзя.

…Рим искусно провоцировал царя Аттилу, но идти против него боялся. Узнав адаты тюрков, римляне отправили к кипчакам на воспитание отпрыска знатного рода Аэция, что сходилось с традициями тюрков, у которых принято отдавать и брать на воспитание детей соперничающих кланов.

Аэций добился расположения царя Аттилы. Кипчаки сами взрастили паука и сами, как мухи, запутались в его паутине. Их души, открытые другу, не допускали и мысли, что человек, с которым делили хлеб-соль, способен на подлость. Это противоречило морали Великой Степи. Но… то был европеец.

Вернувшись в Рим, Аэций, молодой и многоопытный в жизни человек, стал советником императора в сношениях с Дешт-и-Кипчаком. Поздно, слишком поздно понял Аттила, кого называл другом и братом.

Переманив и подкупив некоторых воинов Аттилы, Аэций возглавил римское войско. Годы, проведенные у тюрков, не прошли даром – соотношение сил в Европе менялось не в пользу Дешт-и-Кипчака.

Разгневанный Аттила, узнав о предательстве Аэция, потребовал от римлян выдать всех изменников, он даже представил поименный список, но римляне юлили, отказывались и лгали. Наконец они отправили к Аттиле посольство, в составе которого был и посланник византийского императора Приск. Увидав, что краткого разговора не получается, а враг скапливает силы и оттягивает время, немногословный Аттила сказал: «Иду на тебя!» Эти слова послы передали своему императору.

О, мудрый Иордан! Мастерски сообщив о переманивании всадников, он будто и не заметил, что у царя Аттилы все-таки был повод произнести: «Иду на тебя!» После долгих раздумий произнес он свои слова. Царь не мог поступить иначе, это видно из текста самого Иордана!

Тяжелое предчувствие укреплялось тогда в Аттиле: измены кольцом окружили его. Рим вдохновенно проводил свою политику, он сплетал интригу за интригой, простодушные кипчаки, не искушенные в тонкостях европейской морали, выслушивали от посланников Рима одно, а видели другое. Наконец появились верные сведения о сборе на севере Италии явных и тайных противников тюрков, об их подготовке к нападению.

Аттилу охватило беспокойство – но не страх! – и Иордан мастерски передал его.

«Был он мужем, рожденным на свет для потрясения народов, ужасом всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводил на всех трепет, широко известный повсюду страшными о нем представлениями. Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесенное свое могущество. Любитель войн, сам он был умерен на руку, очень силен здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем, кому однажды доверился. По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения. Хотя он по самой природе своей всегда отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признаваемого священным». И рассказал легенду: меч этот – символ божественного избрания – был открыт случайно. Некий пастух принес его Аттиле. Марсов меч, по преданию, даровал могущество его обладателю.

Рукоятка меча из Чертомлыкского кургана

Однако тогда, в 451 году, смутное предчувствие останавливало полководца, подобного с ним не случалось. С тяжелым сердцем он обратился к гадателям. По обычаю, зарезали самого крупного барана, и, когда гадатель взглянул на лопатку животного, он отшатнулся и предрек беду. Не исключено, что и гадатель получил что-то из Рима. Рим тогда не скупился на щедрые подарки.

Так, до битвы на Каталаунских полях Аэций ходил в победителях – он отлично подготовился: удалось подкупить некоторых кипчаков, тайно собрать объединенное войско Европы, сошла с рук смута, посеянная в сердце непобедимого Аттилы. Все было на пользу Риму.

Аттила без раздумий принял условия Аэция, он приготовился к бою именно на Каталаунских полях, невыгодных всадникам: рельеф местности благоприятствовал римлянам… Бой должен быть именно там, где пожелали враги. Даже в этой своей ненужной уступке Аттила остался кипчаком, которому из гордости трудно отказаться от заведомо невыгодного, лишь бы не прослыть слабым в глазах окружающих.

Дурное предчувствие росло, невыносимо жгло сердце. И Аттила медлил с атакой, когда войска уже выстроились в боевые порядки. Будто какая-то неведомая сила сдерживала его коня, связывала руки, мутила разум. Неуверенность полководца передалась войску, армия забеспокоилась.

Объединенная армия Европы выжидала, тоже не сделав и шага.

Прошло желанное утро, а бой так и не начинался. Едва ли не до полудня тянул Аттила, терзаемый сомнениями. Он молчал, глядя на небо, молчал и Аэций. «Бегство печальнее гибели», – наконец прервал свое молчание великий кипчак и отдал приказ, когда солнце было уже высоко.

С возгласом «ура!» (что на языке кипчаков означает «бей!», «рази!») всадники устремились в атаку. Битва разыгралась, как взрыв, как внезапная буря. Аэций, воспитанник самого же Аттилы, прекрасно знал тактику боя степняков, он все рассчитал правильно. Атака захлебнулась.

Такого с Аттилой еще не бывало. Кипчаки опешили. Они впервые отступили.

И тогда их царь проявил былую мудрость: он успокоился сам. Может быть, это была его самая трудная в жизни победа – победа над собой. Потом он пошел к войску и нашел, что сказать. Его краткие фразы, звуки рубящей шашки, распаляли сердца тюрков:

«Защита – признак страха».

«Отважен тот, кто наносит удар».

«Мщение – это великий дар природы».

«Пусть воспрянет дух ваш, пусть вскипит ваша ярость».

«Идущего к победе не достигают стрелы».

«Кто пребывает в покое, когда Аттила сражается, тот уже похоронен» – эти слова завершили речь. Он выдернул из ножен шашку, взмахнул ею, изображая над войском равносторонний крест, и тихо произнес: «Алла билэ» (по-тюркски – «С Богом!» или «Бог с нами!»).

«Сарын къоччакъ!» – прогремели в ответ командиры, и их возглас [20]20
  «Сарын къоччакъ» переводится с тюркского «слава храбрецам», призыв к атаке (вот откуда «сарынь на кичку»).


[Закрыть]утонул в яростном «у-ра-а!» всего войска.

Украшение седельных покрышек коней древних алтайцев. Красота сопровождала тюрка в повседневной жизни и в бою

В одно мгновение все смешалось. Боевые кличи, блеск шашек и пыль, которая поднялась за ринувшимися всадниками, – мир перевернулся. «Алла билэ! Алла билэ!» – как гром, раздавался над осиянными Каталаунскими полями, солнце и небо теперь отражались в тюркских шашках. На этот раз битва с объединенной армией Европы закипела по-настоящему.

Десятки тысяч трупов остались там. Степняки вернулись в свой лагерь только глубокой ночью, усталые и довольные. Утром, пощадив римлян, Аттила великодушно дал уйти их недобитой армии, что европейские историки расценили по-своему. Кто же захочет даже в проигранной войне признать свое поражение? И историки засчитали Аттиле поражение, а повергнутому им Аэцию – победу. Странную победу! Не зная продолжения событий, в нее можно и поверить.

А продолжение нешуточно: «проигравший» тюрк двинул свое войско на Рим. Он, «разгромленный», прошел по городам Северной Италии, оставляя на их месте руины. На подступах к Риму Аттилу поджидала депутация императора во главе с папой римским Львом I.

На Амбулейском поле депутация императора умоляла Атиллу миром решить судьбу Рима. Они были готовы на все, чтобы не видеть нового погрома в своем городе. Папа римский в мольбе встал на колени, подняв над собой равносторонний крест, символ тюркской культуры. Такой же крест был на знаменах Аттилы. Так Рим признавал Полное превосходство тюрков.

Немногословный Аттила, желая унизить римского императора Валентиниана, потребовал, чтобы привели его сестру Гонорию с причитающейся ей долей имущества… С тех пор Рим стал «вечным городом», а Аттила с тяжелой добычей повернул домой, оставив за плечами опозоренную столицу Европы.

Запись битвы, как запись симфонии, позволяет и через тысячу лет воспроизвести аккорды этой великой музыки жизни. Война, что любовь, что смерть, что песня была и будет спутником человека. Понимая это, древние тюрки воспитывали молодежь по-своему. Например, юноше, не прошедшему армейскую закалку, запрещалось жениться. В Великой Степи особо уважали воинов и войны, по ним вели свою историю. Там умели оценить исход любого сражения.

Каталаунская битва не исключение.

Почему никого из европейских сочинителей не смущало, что «поверженный» Аттила камня на камне не оставил в Северной Италии и Галлии? Что только признание папой Львом I тюркского креста спасло тогда Рим от разорения? Что блестящий «победитель», император Валентиниан, сам привел ему свою сестру на поругание?..

И это называется ИСТОРИЕЙ?Люди из зараженных источников черпают знания, передают их детям. А те уже никогда не станут гордиться своими славными предками.

Только задумаемся: по Иордану, армия Аттилы насчитывала полмиллиона воинов, а вслед за ними пришло в Европу до трех миллионов человек (таково было обычно соотношение численности армии и населения – 1:5 или 1:7). Но в остальной Европе вряд ли проживало больше.

Выходит, каждый второй европеец имеет тюркские корни!..

До IV века, то есть до Великого переселения народов многие земли Европы практически пустовали, поселений было крайне мало. И если позже по разным причинам европейские тюрки поменяли язык, веру, то избавиться от внешности и обычаев предков смогли далеко не все. Синеглазые, светловолосые, чуть скуластые – они остались такими, какими положено быть кипчакам… Обычное зеркало напомнит им былое.

О чем это говорит? О том, что в Европе нет и не было «Этнической чистоты». Цельной ткани не найти ни в Германии, ни во Франции, ни в Италии, ни в Испании, ни в Англии – нигде! Европа сшита из «этнических лоскутов», и это естественно.

Язык кипчаков был когда-то понятен баварцам, австрийцам, саксонцам, англичанам, с колыбели они слышали его. Он был родным для сербов и хорватов, для болгар, украинцев, казаков, венгров и чехов… А можно ли принять, например, савойцев или бургундов за французов, если в их жилах течет кровь тюрков? Тюркские же ханы привели их в Галлию с Алтая.

Равносторонний крест сопровождал древних тюрков. Он встречается в наскальной живописи, на предметах культа и быта. Знак покровительства и защиты Всевышнего

Да, они забыли родной язык, но не забыли традиции предков!.. Символ тюркской культуры – равносторонний крест – там по-прежнему на знаменах, тюркская символика хорошо прочитывается в геральдике.

Вот он, перст Божий!

И святые места не забываются. В Южной Англии (в местечке Саттон-Ху) известен царский курган, он отсыпан в VII веке. В чью честь? И вообще, откуда в Англии курганы, которых никогда не было у бриттов и кельтов, коренных жителей островов… живые следы Времени?!

И не только на Британских островах. В Болгарии – и там курганы, и там кипчакская культура, которая вдруг стала называться «славянской»… А куда делись болгарские ханы – Аспарух (вернее, Исперих) и другие? Куда исчез сам каганат Великая Булгария, который был частью Дешт-и-Кипчака?.. Те же вопросы можно задать о хане Курбате и его улусе – ныне хорватах. И у них – курганы, древние храмы, в точности повторяющие тюркские, степные… Разве не ставит в тупик Венгрия, где обитали секели (секлеры), народ, говоривший на тюркском и писавший рунами до XVI века? «Секлеры» на древнетюркском означало «сохраняющие», и, действительно, они были стражниками, воинами, как и русские казаки… Словом, ранняя история Балкан не вызывает сомнений в своем происхождении.

Незаметное становится заметным. Например, увидишь изготовление сыра во французской Савойе и удивишься. Это же степной сыр! Кроме тюрков, ни один народ мира так сыр не делает. И халву (чакчак) они готовят точно по-тюркски. И бешбармак (хинкал) варят к праздничному столу, только называют его иначе, на французский манер…

Национальная кухня – самый консервативный элемент культуры народа. Люди всё могут забыть, но только не любимую еду.

Воистину, все смешалось. Но неисчезающие следы былого остались. Имя им – люди. Забывчивые, но люди. Голос тюрков не заглох, нет, он остался и пока молчит в крови иных европейцев, даже не подозревающих о своих предках… «Уважай родителей» – с этого адата начинался когда-то тюрк и тюркское общество. А все остальное потом. Сначала был человек, почитающий предков,только он имел право на уважение.

Если взглянуть на географическую карту двухтысячелетней давности, то западный мир выглядел диковато. Он ютился на задворках мировой цивилизации. Только страны, имевшие тесные связи с Востоком (Междуречьем, Индией, Китаем), могли претендовать на лидерство в рамках культурной Европы.

Почему первой стала Древняя Греция? Она была ближе к Востоку. Позже Рим, перехватив торговые пути на Средиземноморье, оттеснил греков от живительных восточных дорог… Собственно, вокруг Средиземного моря и складывалась европейская цивилизация. Морской транспорт был ее кровеносной системой.

В Греции, в Риме строили суда. Они, и только они, связывали с другими странами, усиливая мощь государства. Вот почему границы Древней Греции не уходили далеко от моря – крупные города были, как правило, у побережья. Римляне добились того, чтобы «все дороги вели в Рим», но было этих «всех дорог» от силы две-три, по ним изредка проползали колымаги, шли рабы с поклажей на плечах.

Европу символизировал парус, с колесом она не дружила. Так продолжалось до IV века, пока не появились кибитки и брички кипчаков. Стоит подчеркнуть – прибыли тюрки не по морю, как «ходили» во всей Римской империи, а посуху! Очень важная деталь. Принципиальная, многое объясняющая. Например, почему именно в степях Центральной Европы селились первые тюрки. Почему они не стремились к побережью…

А брички их были отменны. Запряженные парой или тройкой лошадей, они заполонили нехоженое пространство глубинной Европы. Дороги им не требовались. Бричка – технически совершеннейшее изобретение той эпохи. Ее конструкция легка и надежна.

Действительно, столько написано о «дикости» кипчаков и почти ничего об их технической сноровке. Упущены любопытнейшие «мелочи», которые как раз и показывают, почему тюрки совершили то, что было не под силу другим народам… Случайностей в жизни не бывает. Особенно если речь идет о Великом переселении народов.

Для вежи (крытой брички) не составляли препятствий ни погода, ни расстояния. Преград в степи ей не было. Вот откуда легкость и подвижность степного народа, вот откуда его фантастическая живучесть в суровых условиях степи – дома на колесах! Ни одному народу такое и в голову не могло прийти.

Однако в умах иных европейцев все получило совершенно иную оценку: «кочевники». Такой приговор вынесли они степнякам… Собственно, почему «кочевники»? Зачем им кочевать? И можно ли было кочевать в Великой Степи, с ее суровым климатом?

Да, кипчаки проехали тысячи километров, да, они научились готовить пищу в двигающейся веже или избушке (так называли теплую повозку), для этого они придумали сумавар (который позже стал «русским самоваром»). Но цель их долгой дороги – заселение огромного пространства Европы и Азии. Именно заселение.

Тогда почему бы ни признать кочевниками и европейцев, которые заселяли Америку? Чем не кочевники? А разве иначе заселяли Австралию?.. Кстати, это были те же кипчаки. Возможно, они помнили былое.

Неудачное слово – «кочевники». Что оно означает, не скажет никто.

Написаны монографии о «кочевых цивилизациях», казахи даже придумали свою «номадическую теорию» и очень гордятся ею. В ней, правда, кочевой образ жизни монгол распространен на тюрков и забыто, что монголы в XIII веке разрушали древние города в том же Семиречье, чтобы заставить иных тюрков сменить оседлый образ жизни на кочевой. Это была разрушительная политика завоевателей Дешт-и-Кипчака, которая продолжалась веками. И при монголах, и при русских… «Кочевые» монографии казахов – явные рецидивы монгольского ига.

В конце концов любое передвижение есть «кочевье». Любое. И передвижение семьи пастуха за стадом, и работа экипажа морского судна, и переезды геологов, строителей. И даже командировки и экспедиции. А что такое, как не кочевье, летний переезд на дачу?.. Люди всегда были рабами слов и понятий. Слово «кочевники» – дань позавчерашней моде, стоптанные башмаки господина Карамзина…

Куда интереснее другое – а что, если Великое переселение народов не закончилось в V веке? Что, если заселение Америки и Австралии переселенцами-европейцами было его продолжением?!Внешне все выглядело точно так же – крытые повозки, полевые станы, стада и отары, постоянный риск, борьба и святое чувство свободы.

И – это, может быть, самое примечательное – люди были те же! Правда, они уже не говорили на тюркском языке, но кровь в них кипела кипчакская. Значит, отваги им не занимать. Одной рукой держали узду коня, другой – ружье и шли только вперед, на запад, как при Аттиле.

Все первые американские переселенцы – выходцы из Западной Европы. Из местностей, где осел авангард армии Аттилы. Они – тюрки, других народов там просто не было. Зная это, надо ли удивляться появлению, например, американских ковбоев? Их святой преданности коню, их бесшабашной удали, которая отличала кипчаков еще на Алтае?.. Все имеет свои истоки.

Кстати, ковбои у себя в Америке ничего нового не придумали, их захватывающие состязания лишь продолжают древние традиции Великой Степи.

Вот что говорили о жизни кипчаков очевидцы. Те, кто видел их своими глазами. Например, византийский посланник Приск, побывавший у Аттилы. Его записи интересны тем, что передают «дух присутствия» автора-европейца, попавшего в V веке к уже обустроившим свой быт тюркам.

«Переехав через некоторые реки, – писал Приск, – мы прибыли в одно огромное селение, в котором был дворец Аттилы. Как уверяли нас, он был великолепнее других дворцов, которые он имел в других местах. Он был построен из бревен и досок, искусно выглаженных, и обнесен деревянной оградой, более служащею к украшению оного, нежели к защите».

Украшали царский дворец шатровые крыши, башни и башенки, которые возвышались, как стражи, над оградой… Вот она, тюркская архитектура! Подобного зодчества Европа не знала. Приск был одним из первых европейцев, увидевших его.

Около царского дворца красовался терем царицы Креки, величественный и воздушный из-за своих узоров. Правда, ныне слово «терем» считается греческим, и это вдвойне странно после чтения Приска: у кипчаков эта постройка имела многовековую историю, а греки лишь увидели ее [21]21
  Слово «терем» идет от другого тюркского слова, «терек» – «дерево», иначе говоря, «деревянный дом»… Впрочем, есть и иные, более точные его толкования, не о них речь. Археологи давно оперируют термином «срубная культура», который отражает появление первых в мире сооружений из бревен – на Алтае примерно четыре тысячи лет назад.


[Закрыть]. Европеец Приск поразился бревенчатым постройкам.

Любопытно в этой связи замечание переводчика, который работал с записками Приска. Он, русский человек, в сноске недоуменно отметил, что не понимает изумления византийца деревянной архитектурой дворца Аттилы. «Могли ли деревянные дома и колонны изумить посланника?» – вопрошает с недоверием переводчик.

Могли, конечно. Он же увидел их впервые в жизни! И законно изумился. Так Европа познакомилась с архитектурным стилем тюрков.

В столице царя Аттилы едва ли не все дома были рубленые. Бревно прилаживалось к бревну. Построенный дом назывался либо «терем», если его возводили для знати, либо «исб» – для простых людей. Слово исбпо-тюркски – «теплое помещение» (от «исси бина»). Исб мог быть четырехстенным – для небольшой семьи, обычно молодой, недавно отделившейся от родителей, или для самих стариков-родителей, которым спокойнее рядом с детьми. Поэтому у семьи было два или три дома.

Плотники рубили срубы справно: и в замок, и в охлуп с остатками. Следы их работы старательно исследовал профессор С. И. Руденко. Оказывается, и в старину плотники работали в стороне от места будущего дома, начиная за год до постройки, ждали, когда бревна высохнут, потом бревна метили, сруб разбирали, перевозили на место и собирали… Найденные археологом бревна сохранили древние метки.

Чаще же кипчаки строили курени.Это тоже бревенчатая постройка, в плане восьмигранная, наполовину углубленная в землю. По площади курень был намного больше исба. Ко входу в курень вели земляные ступеньки. Углубляли постройку сознательно: чтобы в зимнее время, когда грунт промерзает, можно было оставаться на теплом глинобитном полу и, постелив войлочные ковры, не ощущать неудобств. В исбе же настилали пол из толстых досок, поэтому постройку не углубляли.