Текст книги "Фактор «ноль» (сборник)"

Автор книги: Морис Дантек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ты выиграешь целый год, тебе будет не так скучно. База у тебя заложена. Летом еще раз все повторим. Не волнуйся. У тебя лучшие оценки абсолютно по всем предметам.

– Нет. В прошлом месяце у меня было «А» с минусом[19]19
  А – лучшая оценка. – Примеч. пер.


[Закрыть] по английскому, а в начале года у меня было два «Б» с плюсом по математике.

– Да. Это успех, у меня в руках твои последние оценки. Результаты за май на таком же высоком уровне, и я уверен, в июне они останутся точно такими же. Естественно, лучше просто не бывает. Остается только перепрыгнуть через класс.

Конечно, я убедил ее. Я начинал очень серьезно воспринимать свои обязанности человеческого отца.

Настало лето.

Лето, которое закончится первой годовщиной катастрофы.

Температура беспрерывно прыгала.

Все стало желтым. Золотым. Огненным.

В один из последних дней школьных занятий Люси я получил из школы записку от директора с приглашением посетить его до окончания уроков.

Я немедленно назначил ему встречу в тот же вечер. Я не мог пребывать в неведении относительно вопроса, касавшегося моей дочери, больше нескольких часов.

Директор пристально посмотрел на меня поверх очков в роговой оправе, придававших ему, совершенно незаслуженно, вид именитого профессора из восточноевропейского университета.

– Я случайно наткнулся на сайт ФБР, связанный с трагедией во Всемирном торговом центре. Имя Люси Скайбридж все еще значится в списке без вести пропавших.

«Случайно… – подумал я, – не надо было мне говорить этих слов, они меня выдают».

Я глубоко вздохнул, выражая смирение.

– Я заметил это еще в то время, когда вы записались в школу, устроил небольшую рутинную проверочку, но тогда я мог понять… полная неразбериха…

Сейчас я ему представлю пример настоящей неразберихи.

– Я два раза писал в нью-йоркское отделение ФБР, но ответа не получил. Я думаю, что они, наверное, еще немного перегружены… как вы считаете?

Я резко перебил его, главное, не дать ему возможности проявить инициативу в рассудочном мышлении.

– Они знают, что она не исчезла, потому что я им представил все возможные документы, подтверждающие это, просто информация еще не дошла до веб-мастера сайта. Вот такая нелепая случайность. Как я вам уже сказал, у них много других забот, помимо подобных проблем, особенно когда дело касается как раз не жертвы. Слушайте, я им напишу в третий раз и отправлю копию письма в Департамент внутренних дел.

Директору ничего не оставалось, как молча кивнуть головой. Он столкнулся с чем-то гораздо большим, чем он сам. Он столкнулся с не-человеком, который спас маленькую девочку из охваченной пламенем башни.

А главное, он столкнулся с самим собой. Он столкнулся с загадкой американской жизни.

В Афганистане уже более шести месяцев идет военная операция, все федеральные агентства по безопасности и сбору сведений подвергнуты программе глубокой реструктуризации, которая отдает их в ведение огромного Департамента внутренних дел. Американские флаги реют над страной повсюду: на каждом углу каждой улицы, над витринами магазинчиков, над общественным транспортом. На подоконниках, на дверях, на пилонах, стоящих в садах, над навесами гаражей, на спутниковых антеннах и на стеклах машин, грузовиков, экскаваторов. На значках, которые люди носят на отворотах пиджаков, курток, на рубашках, на майках, на пальто… американские флаги везде, у всех.

У всех, то есть у нас.

Мы в большей степени американцы, чем сами американцы. Мы пережили Северную башню.

Главное, мы в большей степени американцы, чем весь остальной мир, который еще ничего не пережил, ничего из того, что за этим следует в виде машин «башен-самолетов-пожаров».

Мы уже готовы к уходу, мы настроены решительнее, мы готовы отправиться дальше и выше.

Директор ничего не может поделать с этим тайным и критическим единением, с катастрофами и с тем, что их превосходит.

Люси теперь является этим единением. Она знает все об операции, о Миссии, о нашей тайной жизни. Я не утаил ни малейшей детали. Она прекрасно знает, кто я.

А главное, она знает, что скоро станет такой же, как я.

Способность сделать это автоматически реактивировалась в моей нейронной структуре во время последнего перевоплощения. Я должен просто перенаправить одну из моих систем биопрограммной безопасности. Я это сделаю, у меня получится. У меня уже получается.

Это займет время. Это займет необходимое время. И достаточное время.

Примерно такой отрезок времени, который я должен провести здесь.

Словно все объединившиеся беды Земли вызвали дождь чудес.

Год, подумал я, возвращаясь. Максимум год. Период полного учебного года, пока не прозвучит первый сигнал тревоги.

Я быстро составил план боевых действий. Скорее всего, в течение будущего года секрет удастся сохранить. Административные осложнения, межведомственная неразбериха, бюрократическая некомпетентность, война с терроризмом – мир уже сам по себе являлся аргументом в мою пользу. И никогда еще он не был аргументом настолько убедительным. Девочка побьет в школе все рекорды успеваемости, и нас, вероятно, оставят в покое до экзаменов.

Потом, с течением времени, положение, несомненно, станет несколько осложняться, но тогда уже приблизится момент, когда все утратит значение.

Момент возвращения к звездам.

Кроме того, я мог прибегнуть к помощи Фальсификаторов. Я мог подчеркнуть, что «заключительный этап наблюдательной Миссии» потребовал некой операции по фальсификации реальности, я не был обязан входить в детали, достаточно было согласия Материнского Корабля.

Я дошел до такого искажения действительности в своих отчетах, что представил спасение девочки с девяносто первого этажа последним экспериментом полного погружения в человечество. Это так и было, но не в том смысле, в каком поняли мои слова ответственные руководители Миссии.

Операция может оказаться сложной, поскольку провести ее нужно прямо в недрах самых засекреченных федеральных систем безопасности. Степень их секретности особенно возросла с тех пор, как произошли «события». Мне дали знать, что Генеральное агентство Фальсификации и Симуляции изучит соотношение «риск/польза» этого предприятия и в соответствующие срок предоставит мне результаты исследования. Я сердился на себя за то, что не подумал об этом раньше. Я сердился на себя за то, что не начал с этого.

Я сердился на себя за то, что зря потратил время на борьбу с миром.

Я действовал гораздо живее, когда у меня под ногами горела башня. И не должен был забывать этот урок.

Для нас с Люси Скайбридж весь человеческий мир являлся горящей башней.

Башней, из которой мы должны убежать совершенно тайно.

Секрет скрывает неправду. Во всяком случае, не в этом заключается его основная роль. Секрет должен спрятать ложь.

Секрет – это семантическая ловушка. Он – высказанная другими словами сентенция об иголке и куче иголок. Настоящий секрет должен казаться мнимым. Он тем лучше защищен, чем больше захвата предоставляет противнику. Цель секрета – привлечь вас, создав впечатление, что он ускользает, а потом заморочить вам голову, создав впечатление, что вы приближаетесь к сути.

Настоящий секрет накручивается вокруг оборотной оси лжи, обмана. Он укрывает тайну, являющуюся секретом еще более глубоким, чем он сам, секретом бесконечно более ярким, чем потемки лабиринта выдумок и измышлений, поскольку наступает тот невыразимый миг, когда неправда, соблюдая самый полный секрет, разоблачает иллюзию, из которой она сделана.

Так лето завершилось поминовением покушений одиннадцатого сентября.

– Хочешь, чтобы мы съездили в Нью-Йорк?

Она ограничилась тем, что отрицательно покачала головой.

– Точно? Они там почти все расчистили, будет торжественная церемония с участием «U2».

– Нет, – повторила она и погрузилась в абсолютное молчание.

Она не хотела снова видеть Нулевую Отметку – место, где ее мать безвозвратно смешалась с обломками башни, где она сделалась порошкообразными частицами башни, где она сама превратилась в башню. Башню, которая обрушилась на ее собственную дочь.

Генетический анализ останков, найденных в руинах, продолжался в различных криминалистических лабораториях ФБР. Жертвы, чьи тела были найдены нерасчлененными или почти нерасчлененными, были немногочисленны. В первую траурную годовщину еще очень небольшое количество могил смогло принять человеческие субстраты, на какой бы стадии разложения они ни находились.

Я предложил ей после посещения храма, где она может помолиться за свою мать, совершить большую прогулку по озеру. Я мог попросить взаймы одну из лодок у капитана Купера. Мне удалось установить с ним добрососедские отношения, так же как и с военным биографом. Благодаря обширному опыту службы в армиях, которые сталкивались между собой в течение тысячи лет, у меня появилось некое инстинктивное понимание вещей, касающихся войны. Я был флибустьером, «береговым братом» шотландского происхождения, разбойничавшим в Карибском море и Южной Атлантике в 1690–1700 годах, я знаю, что такое жизнь моряка. В пятидесятые годы я работал в гражданской авиации, потом в фирме программного обеспечения, являвшейся субподрядчиком компаний «Боинг» и «Майкрософт», я разбираюсь в вопросах воздушной безопасности, и я быстро нашел общий язык с бывшим пилотом.

Озеро. Озеро – это именно то, что нужно малышке сегодня. Прекрасная водная гладь с большим, поросшим лесом островом посередине. Огромное серо-голубое зеркало, серебряные блики на котором бегут рябью по всем волнам, поднимающимся под порывами ветра. Ветерок дышит теплом, солнце светит в полуденном небе, наверху все – бесконечно синего цвета, а внизу подсвечено золотом. Я спокойно и равномерно работаю веслами, мы удаляемся от острова на северо-запад, к маленькой серовато-черной бухте с каменистым берегом, чья мокрая галька блестит на солнце. Мне кажется, Берюль, великий теолог Контрреформации, говорил, что Красота созданного мира связана с Благодатью Божьей и является гармоническим откликом последней. «Я вижу тесное единение между Творцом природы и Творцом Благодати», – писал он где-то. Это был, видимо, один из самых серьезных пунктов расхождения между католической доктриной и доктриной Лютера, который считал, что лишь Божья Милость, в виде веры, способна спасти человека, существо, по сути своей дурное.

Великие истины бывают засыпаны неисчислимым количеством ошибок. Большие ошибки бывают спрятаны под горсткой истин.

Я здесь не для того, чтобы искать выход из религиозного кризиса пятисотлетней давности, я здесь, чтобы применить на практике то, чему научился за тысячу лет и что Берюль действительно сумел понять в свое время.

Красота – знак Благодати. Знак. То есть что-то, что начертано. То есть что-то, что изображено. Что-то, что заключает в себе некое сообщение.

Природа, окружающая нас со всех сторон, словно стремится показать нам, до какой степени она настоящая. Горы, лес, озеро, остров, скалы, деревья, вода, небо, свет – все напоминает знаки письма. Все выглядит так, словно должно обязательно здесь находиться. Именно в такой форме. Под аккомпанемент именно таких звуков.

– Созерцание Красоты как дара Божьей Благодати не есть грех, – сказал я Люси. – Мир, по сути, не является дурным, иначе Господь его не создал бы. Я прекрасно знаю, что излагаю римско-католическую точку зрения, я тебя предупреждаю.

Я давно понял, что она происходит из семьи с сильными религиозными традициями. Я был вынужден играть на ее поле. Которое одновременно становилось и моим.

Тысячелетие, подобное тому, что прожил я, чрезвычайно просвещает в плане философии.

– Странно, вы знаете, моя мама знала кучу народа, среди них была одна старая дама с Юга, баптистка. Однажды вечером, незадолго до взрывов, я помню, они выпили вместе с мамой немного бурбона и какое-то время спустя начали смеяться, но я понимала, что говорят они, тем не менее, всерьез.

– Что? Над чем они смеялись и что было всерьез?

– Они говорили о папе.

– О папе?

Я ожидал услышать одну из злых шуток, иногда отпускаемых в протестантских кругах по поводу святого понтифика.

– Женщина-баптистка, госпожа Уилкерсон, сказала маме: «Знаете, госпожа Скайбридж, на самом деле я думаю, что мы все католики, так же как ваша подруга из Мэриленда!»

Я ничего не ответил, хотя и был несколько поражен.

– Да, мама сказала потом, что такое часто можно услышать от некоторых баптистов и даже от методистов. Во всяком случае, хотя они и смеялись из-за бурбона, говорили они серьезно, как я вам и описала. И еще они говорили, что нужно, чтобы протестантская Церковь снова соединилась с Римской, потому что они раскололись на самом-то деле просто из-за недоразумения.

– Из-за недоразумения? Нет, вы послушайте ее… больше двух веков религиозных войн!

– Она так говорила, эта госпожа Уилкерсон: если в положениях тысяча пятьсот девятнадцатого года встречались ошибки, надо было просто объясниться и уладить проблему. Может быть, и случился бы какой-нибудь раскол, но сторонников у него оказалось бы очень немного, а последствий не больше, чем от коптов-монофизитов. И Церковь действительно реформировалась бы… вся целиком. Чего она не может сделать вот уже больше века. Именно этого Лютер и хотел, как и многие другие. Я согласна с ней. А вы нет?

Теперь вы не удивляетесь тому, что она перескакивает через целый учебный год, словно через простого гимнастического коня?

Прогулка по озеру дала ожидаемый результат. Мы описали полный круг, обогнув остров, покрытый первобытными скалами и узловатыми, почтенными деревьями, которые сквозь свою густую листву, казалось, молча наблюдали за эрратическими[20]20
  Валуны эрратические (от лат. erraticus – блуждающий) – валуны горных пород, не встречающихся в данной местности в коренном залегании, принесенные материковым ледником, некогда проникшим сюда из очень отдаленных мест.


[Закрыть] камнями, являвшимися частью Канадского щита. Когда мы пристали к берегу, я почувствовал, что Люси безмятежна, почти радостна. Берюль оказался прав даже в отношении маленькой американской гугенотки.

Я, проходя мимо, поблагодарил капитана Купера, готовящего свой «Зодиак» к погружению. Мы обменялись несколькими словами, как всегда посвященными боевым действиям, происходившим на другом конце света.

– Эта война будет очень долго идти, вот к чему надо себя готовить, господин Купер. Мы ее конца не увидим… ни вы, ни я.

«Особенно я», – подумал я, сдерживая улыбку.

Потом мы вернулись в дом, полный летних ароматов и запахов со сладким привкусом, остающимся на языке и губах. Воздух напоен этим тростниковым сахаром, смешанным с жарой и порождающим жажду. Все варианты жажды.

Я готовлю плотный полдник, политый соком всевозможных фруктов. По телевизору почти по всем каналам показывают подготовку к большой мемориальной церемонии.

Люси все-таки решила ее посмотреть. Она не хочет возвращаться на Нулевую Отметку, к этой братской могиле де-факто, но она согласилась увидеть, как U2 выкрикнут «where the streets have no name»[21]21
  Где у улиц нет названий (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть] у огромной электронной стены, на которой замелькают имена жертв.

Мы оба знаем, что среди них будет имя ее матери.

Имя ее матери и ее имя.

Но это, кажется, ее уже не волнует. Она – маленькая американская девочка. Она адаптировалась. Она поняла. Она многое поняла.

Лето заканчивается. Девочке теперь уже чуть больше восьми лет. Выросла она действительно с удивительной быстротой.

Ей дают почти на два года больше ее возраста, и дело тут не в росте или каких-нибудь других антропометрических данных. Таково ее поведение, все, даже самые незначительные жесты, ее взгляд, манера выражать свои мысли или молчать.

Я удивляюсь тому, что не успел этого заметить. Не успел или не сумел.

Как странно: разве не вчера еще я мчался вниз по лестницам пылающей, готовой обрушиться башни?

10. Год бога Марса

Я сказал капитану Куперу, что начавшаяся война будет идти очень долго. Это не то чтобы неправильно. Это немного неточно.

Потому что эта «война» будет не просто «какой-то» войной. Война изменит в корне свой характер: из мировой она станет глобальной, то есть уже не геополитической, а метанациональной, спутниковой, кибернетической, ризомической, космополитической. Без всякой точной локализации, без всякой стратегической симметрии, без всякого оперативного прогнозирования, разбросанной по десяткам, сотням, тысячам фронтов одновременно. Фронтов, которые уже будут не фронтами, а зонами временного хаоса, Нулевыми Отметками большей или меньшей интенсивности. Это будет фрактальная война. Вирусная. Ее особенностью станет бесконечность, которая действительно превратится в систему общего программирования жизни на этой планете.

Хуже того, ее металокальный характер выведет ее за пределы околоземного пространства, географического пространства, социального пространства, политического пространства, более того, эта война разлетится во все стороны времени. Как я и предупреждал начальство, она вберет в себя все прошедшие войны, станет дьявольским синтезом всего, что совершил человек страшного в течение своей истории, а главное, объединит все конфликты будущего и станет для них испытательным участком в режиме реального времени.

Каждая война вберет в себя последующую, конец одной войны спровоцирует начало другой. Каждая война послужит звеном в общей цепи войн.

Эта метавойна станет моделью в натуральную величину. Сам мир будет моделью. Каждая война в нем превратится в то, чем она, по сути, является: величайшей wargame[22]22
  Военная игра (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. И эта война всех времен и народов скоро сделается wargame всех времен и народов.

Глобальная война превратится, таким образом, в сферу познания для всего человечества. Благодаря ей человек научится быть человеком, благодаря ей он сумеет жить и умирать стоя, с оружием в руках, благодаря ей он, видимо, поймет, как не уничтожить себя окончательно.

Такова будет участь человечества, с которым мы, она и я, уже не познакомимся, поскольку скоро, через год, в крайнем случае – через два, я получу судьбоносный сигнал.

Мы оставим эту землю ее Великой Глобальной Войне и людям, которые начнут учиться выживать в ней.

Мы оставим федеральные бюро и школьные комиссии, мы оставим пылающие башни и Нулевые Отметки, мы оставим также ледниковые озера и сентябрьский лунный свет.

Но пока мир устремляется в красный туннель войны, я готовлюсь к своей личной битве, секретной, как все личное.

Я готовлюсь расставить ловушку как для людей с Матери-Земли, так и для братьев с Материнского Корабля.

Я готовлюсь превратить маленькую девочку из башни, маленькую девочку из черного ящика, маленькую американскую девочку, да, я готовлюсь превратить ее в путешественницу к звездам, в свою настоящую дочь.

Я готовлюсь к возможности жертвы.

Предупреждающие сны вернулись к концу года, как раз перед Рождеством. Я осыпал малышку разнообразными подарками, а себе подарил только лишь огнестрельное оружие. Легальное, автоматическое охотничье ружье, самозарядное, помповое, марки «ремингтон», двенадцатого калибра. Я приобретал все большее сходство с ними. Я действительно подчинялся ритму американской жизни, я становился тем, чем они были, как раз в тот момент, когда они превращались в то, чем я уже не буду. Люси пришла в восторг от рождественских яслей, которые я заказал местному ремесленнику. Она впервые поцеловала меня. Меня всего словно залило мягким светом. Эта минута напомнила мне неповторимое мгновение, пережитое мной когда-то на дороге, эта минута явилась противоположным полюсом нашего бегства из объятой пламенем башни.

Но в это же время предупреждающие сны появились вновь. И возможно, не без причины.

Да, конечно, причина была.

Естественно, ведь целые недели все только об этом и говорили: возрастающее напряжение в отношениях с Ираком, угрозы Америки, проволочки ООН. Я снова получил сообщение по каналу будущего.

В течение нескольких наполовину бессонных ночей, пребывая между сном и явью, я смог увидеть адский ритм грядущих событий. Бесплотный прозрачный экран появлялся в поле моего зрения. Я увидел на нем песок, самолеты, вертолеты, людей в форме, взрывы, смерть, кровь, рыдающих женщин, разорванных на части детей, обугленные машины, горящие танки. Я увидел на нем вооруженные банды, саботаж, я увидел, как бывший руководитель государства вылезает из ямы, в которой прятался несколько месяцев. Потом я увидел начало внутриисламистской гражданской войны, с военизированной милицией, с эскадронами смерти, с разнообразными камикадзе. Я увидел мечети, разрушенные мусульманами, и другие мечети, сметенные с лица земли другими мусульманами, уже в наказание. Я увидел то, что все больше напоминало конец света. Я смог увидеть развитие всех событий: успешное окончание начатой военной миссии, крах режима, ликующие толпы, опрокинутую статую диктатора, затем нескончаемые волны покушений. Я увидел подсчеты погибших в бою американских солдат, потом картины из будущего остановились, словно в стоп-кадре, в ночь с 2006 на 2007 год, на счетчике появилась цифра – три тысячи солдат.

Примерно три тысячи человек на тот момент считались погибшими при взрывах Всемирного торгового центра.

Совпадение цифр никак не могло быть случайным. Трагическая равноценность, озаренная жертвенным огнем. Одна жертва взрыва. Один солдат. Ни больше ни меньше. Американская жизнь продолжается.

Но продолжается она отдельно от остального мира, словно параллельно или, скорее даже, по диагонали по отношению к остальному человечеству.

Я понял, насколько Америка будет одинока. Все более и более одинока.

Я понял, насколько человеку на этой планете необходимо как можно быстрее столкнуться с этой войной. Столкнуться с самим собой. С тем, что от него осталось.

Балансируя на краю пропасти, он найдет, быть может, в себе силы, необходимые для подлинного возрождения.

Только приблизившись к месту взрыва, вникаешь в настоящую суть столкновения.

Только подойдя к грани полного уничтожения, он осознает, быть может, если только он еще на это способен, истинную цену творения.

Но мы с Люси Скайбридж будем уже далеко, чрезвычайно далеко. Мы уже покинем башню-мир, башню – пылающий мир, башню-мир, которая вот-вот обрушится.

Когда начался 2003 год, жизнь в деревне шла полным ходом.

Однажды, сухим, солнечным и довольно холодным днем, я возвращался с прогулки по берегу озера и встретил капитана Купера, который готовился к своему обычному ежедневному погружению.

Разговор сразу принял чрезвычайно знакомое нам направление.

Мне не следовало рассказывать бывшему военному летчику слишком многое. Главное, нельзя было раскрывать факт существования экрана, пришедшего из будущего и преломляющего время, я мог всего лишь попытаться поддержать горящий огонек разума соседа. Я мог дать ему почувствовать запах пожаров, запах пороха, запах трупов. Запах приближающегося мира. Мира, уже пришедшего.

– Американская армия победит Саддама Хусейна и возьмет Багдад за месяц или два, – говорил я соседу. – Три месяца – максимум. – Я совершенно сознательно лгал, все произойдет гораздо быстрее. – Вы увидите, будет почти так же смешно, как первая война в Заливе.

– Вы так действительно думаете? Говорят, что их войска состоят из фанатиков и будут биться до последнего.

– Такая же пропагандистская белиберда, что и в тысяча девятьсот девяносто первом году, господин Купер. Восемьдесят – девяносто процентов иракских призывников исчезнут в песках пустыни при первой же настоящей стычке, остальные последуют их примеру во время общего наступления. Вы увидите, они все будут сдаваться, как тогда. Останутся лишь части республиканской гвардии, федаины[23]23
  Федаины (перс.), фидаины (араб.) – жертвующие собой. Так называют участников национально-освободительных и революционных движений, партизан в странах Ближнего и Среднего Востока.


[Закрыть] Саддама, служащая ему милиция партии Баас и его личная охрана. Они не продержатся долго.

– То есть вам кажется, что победа будет быстрой и уверенной?

– На этом этапе операции – вне всякого сомнения. Состоится практически классический блицкриг. Плацдарм готов, иракская армия уже побеждена, и большинство ее генералов, очевидно, об этом знают. Это не проблема.

– Это не проблема? А что же тогда проблема?

Я позволил себе подарить ему сувенир, который мне показался милым, приятным и практически полным сочувствия.

– Проблемы как раз начнутся позже, капитан Купер. Поскольку война откроет совершенно незнакомое и непредсказуемое политическое пространство в самой гуще проблемы, внутри исламистской пороховой бочки. Крах Саддама Хусейна будет благосклонно воспринят иракским народом, это очевидно. Но возникает следующий вопрос: как управлять страной, три религиозно-этнические группы населения которой состоят в непримиримых противоречиях и каждая проявляет лояльность по отношению к соперничающим между собой мощным государствам региона? При этом я не говорю обо всяких меньшинствах. Самое главное тут не ошибиться в выборе союзника, а следовательно, и противника после низложения диктатора. В общих чертах, американское правительство должно будет суметь применить теорию Клаузевица[24]24
  Клаузевиц, Карл (Clausewitz Karl) (1.6.1780, Бург, около Магдебурга, – 16.11.1831, Бреслау, ныне Вроцлав, Польша), немецкий военный теоретик и историк, прусский генерал.


[Закрыть] на практике и оказаться способным сделать из политики продолжение войны другими способами.

– А разве Клаузевиц не утверждал обратное?

– Конечно, – ответил я. – Он жил больше ста пятидесяти лет назад. Извините меня, капитан Купер, я должен вас покинуть, но сами подумайте, Пентагону необходимо выработать чертовски эффективный план, очень продуманный план действий на постсаддамовский период, потому что именно здесь находится зона взрыва. Благодаря институционному вакууму множество партий пожелает захватить власть и, следовательно, любой ценой вытеснить нас из страны. Я готов заключить с вами пари на сто к одному, что американское правительство будет вынуждено опираться на некоторых представителей партии Баас и на ее только что разгромленную армию для того, чтобы контролировать ситуацию.

Я наговорил уже слишком много – наступление союзных войск начнется еще только через два месяца.

– А впрочем, все это лишь рассуждения, господин Купер, признаю, но что мы можем сделать еще, мы ведь ничего не решаем, не так ли?

– Что касается меня, я пойду готовить «Зодиак», господин Скайбридж. Не припомню такой теплой зимы. Уже середина января, а озеро до сих пор не замерзло.

По этому поводу я тоже мог рассказать кучу вещей.

Но я подумал, что не стоит портить ему день. Кроме того, мне уже было пора идти забирать малышку из школы.

По дороге предстояло еще кое-что купить. Надо было отправить по почте несколько официальных писем. Надо было сменить масло в «додже-караване» у дилера «Крайслера». Я обязательно хотел вернуться домой до темноты. Будет передача об истории Земли, о том периоде, когда она представляла собой ледяной шар, примерно шестьсот миллионов лет назад. Я хотел посмотреть ее вместе с Люси.

Я хотел пополнить запас дров.

Меня ждала еще не разложенная часть библиотеки.

Я хотел разобрать и почистить «ремингтон».

Я хотел продолжить написание последнего тома моей автобиографии.

Я хотел продолжить мои тренировочные занятия.

Я хотел продолжить тайно готовиться.

У меня было полно работы.

Американская жизнь брала свое.

Малышка следила за событиями так же, как и все мы. И она прекрасно понимала то, о чем я говорил нашим соседям. Весна началась вместе с наступлением союзников на вооруженные силы Саддама Хусейна. Весна началась вместе с войной, которая не закончится.

События войны разворачивались именно так, как я видел во время сеансов предсказаний. Война оказалась точно такой, какой я ее наблюдал в полусне на экране. Она показалась мне даже менее реальной.

– Они и не подозревают о том, что наделали, взорвав башни.

– Вы думаете, что это и есть Конец Света, предсказанный Писанием? Некоторые люди из Конгрегации утверждают именно так, я слышала…

Я подавил смешок, который, даже будучи лишенным всякого сарказма, прозвучал бы неуважительно.

– Мы не умеем, даже скорее вы не умеете читать Писание. И ты, конечно, понимаешь, что я имею в виду не религиозные разногласия между католическими и протестантскими группировками. Теперь ты знаешь, кто я. Ты знаешь, откуда я пришел и куда я иду. Ты знаешь то, чего не знает никто в мире.

– Да, я знаю. А что мы не можем прочесть в Писании?

– Понятие Конца Света. Вы все читаете о Конце Света сквозь очки подслеповатого старика по имени Аристотель, который считал время цепью мгновений, линией, созданной из точек… без начала и конца, естественно. К линии всегда можно добавить точку, не так ли?

– Но у мира ведь было начало, значит, будет и конец.

– Конечно, было начало и будет конец. Только он не находится на линии времени, как считал Аристотель, а служит точкой соединения с тем, что вечно, как время «ч» в Большом взрыве, неким инициальным «Да будет свет!». Конец присутствует во всем, везде и всегда, в форме, которую можно назвать потенциальной, и он активизируется в некий неведомый момент, вне времени, поскольку конец запечатает время границами бесконечного.

– Но война, которая началась в Ираке, военные операции в Афганистане, взрывы одиннадцатого сентября… как вы думаете, это некий знак для нас?

– Конечно, это некий знак для нас, Люси. Это знак того, что надо покидать этот мир, и как можно быстрее.

Люси Скайбридж опять лучшая ученица в классе. Это означает полную коллекцию самых высоких баллов, которые возможно получить. Это несложно. Ее классный руководитель очень озадачен. Уровень знаний Люси снова позволяет ей перепрыгнуть через класс. Во время последнего педагогического совета решено опять отправить мне официальное предложение от дирекции о переводе девочки на два года вперед. Подобное происшествие в школе – редкость. Надо заметить, что учебное заведение маленького городка в Аппалачах действительно не привыкло к таким явлениям третьего типа.

Ведь это девочка из «башен-самолетов-пожаров», девочка из черного ящика. Я нахожусь еще только на подготовительном этапе, на этапе базового обучения, на этапе предварительной мутации, но она действительно уже не совсем простая девочки с Земли. Она постепенно превращается в мою дочь, она постепенно становится инопланетянкой.

Процесс довольно прост. Надо было просто суметь, не привлекая внимания Материнского Корабля, отключить биопрограммную систему безопасности, которая сильно ограничивала мой доступ к собственным возможностям.

Только эта операция потребовала от меня полтора года. Квантовое сознание, как у Материнского Корабля, обмануть не так-то легко.

Мои возможности – это биопрограммная система, способная вводить нейровирусы в нервные клетки другого человека, а тщательно отобранные ретрогенные элементы – в его генетический код. Мы можем, без всякого сомнения, его менять. То есть ускорять эволюционную трансформацию, вектором которой он является.

При помощи нейровирусов и ретрогенных элементов я могу за один учебный год продвинуть Люси на многие тысячи лет вперед.

И именно это я и сделаю.

Лето пришло, война в Ираке выиграна, а покой потерян навсегда, причем абсолютно для всего мира. Если по этому поводу до сих пор остаются какие-то сомнения, то грядущие месяцы примирят всех стратегов планеты. Неожиданно, как и предсказывали мне картины из будущего, конфликт незаметно меняет цель. Речь идет не о победе в войне, а о том, чтобы заставить своего или своих противников потерять покой.