Текст книги "Фактор «ноль» (сборник)"

Автор книги: Морис Дантек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

17. Место столкновения

Я оторвался от них. Мне это удалось. В зеркале заднего вида нет ни черных, ни темно-синих внедорожников. Я знал о существовании и о точном местонахождении этой второстепенной дороги, уходящей от пятисотой автотрассы к северу и проходящей мимо колоссальной электростанции Форбей Дайк. Все предусмотрено, все спланировано, как день самолета, как день башни, как день моего последнего рождения.

Я очень быстро исчезаю из зоны видимости потока машин на трассе Транслабрадор, углубляясь в лесную чащу под густым растительным зонтом. Здесь все зеленое, от земли до верха крон. Зеленое и золотое. Нефрит и солнце.

Проехав около дюжины километров, мы меняем мир. Лес пропускает теперь лишь редкие, словно подвергшиеся беспощадному отбору, лучи. Блеск солнечного света профильтрован и еще раз профильтрован хлорофилловой химией, зеленое становится рыжим, коричневым, серым, черным. Лес – это земной авангард ночи. С покрытой гравием второстепенной дороги мы почти незаметно съехали на простую лесную тропинку, порой едва проходимую.

Я еду аккуратно. Не стоит подвергать себя риску какой-нибудь механической поломки на этой дорожке, то песчаной, то на некоторых участках, становящихся все более редкими и все более короткими по мере нашего углубления в лесную чащу, усыпанной мелким щебнем. Карта в моей голове остается совершенно четкой. Строго на север от Черчилл Фоллса, к большим западным водоемам Лабрадора, то есть к водохранилищу Смоллвуд и к реке Канерикток.

Туда, откуда Квебек черпает свой огромный гидроэлектрический потенциал.

Вода, земля, электричество, ночь. Я догадываюсь о том, что компоненты химической реакции гигантского масштаба уже собраны.

Остается лишь спокойно доехать до озер, до наступления ночи, до прихода света.

Мой мозг – это часы, это горизонт. Он совершенно точно знает, сколько времени нам остается до появления зонда перемещения на Материнский Корабль. Имеющаяся у меня информация и разнообразные подсчеты позволяют определить, что Материнский Корабль будет находиться на геостационарной орбите примерно в двенадцать часов десять минут и что примерно через четверть часа зонд перемещения появится, чтобы принять нас.

Сейчас четыре с половиной часа пополудни.

Восемь часов. Даже чуть-чуть поменьше.

Восемь часов.

Треть дня.

Но это понятие уже не имеет никакого смысла.

Числа больше не привязаны ни к каким временным физическим опытам.

Отныне даже минута длится вечность.

Разница между автострадой и лесной тропинкой заключается в следующем: на автостраде, построенной на деньги правительства, другими словами – на ваши, скорость ограничена законодательным актом, и за выполнением этого закона следят особые агенты.

На лесной тропинке тоже есть «ограничения скорости», но установлены они не законодательством, и за соблюдением их следят не полицейские. А сама тропинка. Тропинка сама создает закон, более того, она сама и приводит его в действие.

Быть может, не помешало бы немного денег, чтобы поддержать ее в более-менее сносном состоянии, но она и самостоятельно неплохо заботится о себе, весь лес адаптировался к ее присутствию и теперь помогает ей в ее необычном существовании.

В пространстве, подобном лесу, тропинка ничего не перерезает, она – корень среди других корней.

В пространстве, подобном пустыне, даже очень маленькая тропинка перерезает все, поскольку между ней и горизонтом есть лишь она сама и геологическая форма небытия.

Наша тропинка лесная, она ничего не перерезает, она является неотъемлемой частью живущего здесь экологического организма.

Она совершенно подобна лесу, так же как язык и то, что он описывает, то есть то, самую точную структуру чего он воспроизводит.

Наша скорость, таким образом, ограничена бесконечностью корешков, стеблей, ветвей, цветов, переплетающихся между собой вокруг нас. Мы продвигаемся вперед даже медленнее, чем лесные звери. Мы – механические протезы растительной природы.

Мы – совсем не растительные существа.

Мы – минералы. Скалы. Мы – гора. Лес.

Мы – тропинка.

Мы – ночь.

Лесная дорога тянется почти сто пятьдесят километров. Я сумел найти крейсерскую скорость, нечто среднее между сорока и пятьюдесятью километрами в час. Повышение скорости до семидесяти километров в час на посыпанных гравием, хорошо ухоженных и довольно длинных участках, замедленное движение в двадцать – двадцать пять километров в час на отрезках, испорченных непогодой, на крутых холмах с неровными вершинами, на усеянных камнями обочинах дороги. Я берегу своего коня. Я даю механическому протезу шанс стать продолжением растительного мира.

Пока солнце пожирает линию горизонта, мы едем вдоль водохранилища Смоллвуд. Золотые отражения дрожат в переплетениях самых нижних веток, окрашивают стволы оранжевым огнем, дают возможность заметить за поворотом дороги ручьи, мелькающие меж высоких папоротников в изменчивой полихромии, и выставку акварелей, появляющихся и немедленно исчезающих среди растительности и камней.

Нам остается еще час дневного света, чуть больше – до наступления абсолютной ночи.

Мы – не только ночь, мы ночь, предшествующая ночи.

Через десяток километров второстепенная дорога резко обрывается у реки Канерикток, у берега Сейл Лейк Дайк, слева от нас водохранилище Смоллвуд раскинуло из стороны в сторону свою ультрамариновую синеву, отражая покрытой рябью поверхностью последний свет дня.

Это будет здесь. Конец дороги.

В этом месте мы будем ждать света с небес.

Здесь ночь будет ждать ночь.

Пока все вокруг необыкновенно ярко сияет. Инфракрасный огонь заходящего солнца, преломляющийся в призме листвы деревьев и в пурпурно-фиолетовых водах водохранилища. Линия света, пунктиром освещающая горизонт за растительным занавесом. Ядерный синтез, обрамленный дикой архитектурой природы и растущий, подобно метастазам этой потенциальной цивилизации.

Красный мир затем окрашивается сине-зеленым фильтром. В конце концов все растворяется в бесконечности кардинальских вариаций: фиолетовые, пурпурные, сиреневые, гранатовые, алые, карминные цвета. Лес, воды водохранилища Смоллвуд, небо, обнаженная скала на берегу – каждая деталь помазана кровью всего человечества, каждая деталь находится именно на своем месте, каждая деталь является частью мира, каждая деталь есть мир.

В последний раз мы видим солнце на этой Земле.

В последний раз под этой необычной луной, под этим отрезком очень странного неба, мы увидим ночь этой планеты.

– Есть хочешь?

Она утвердительно кивнула головой.

– Очень?

Она кивнула еще три раза.

Я достаю из «доджа» кухонные принадлежности, походную газовую плитку, маленький пропановый обогреватель, две фосфорные лампы, два фонарика на батарейках, консервы, различные свертки, пакетики, фрукты, йогурты.

Я, конечно, не дипломированный повар, но я умею выжить в лесу с оборудованием для кемпинга.

Да и без него, кстати, тоже.

Ужин был готов к тому моменту, когда Вселенная окрасилась в серо-сине-голубоватый цвет с проблесками кобальта в небе, где появились первые звезды.

Он был закончен тогда, когда небо над нами сделалось черным. Только на западе, над водохранилищем, упорствовала волна света, волна сопротивления, покрывшая бледной лазурью несколько повисших над линией горизонта облаков.

Посуда вымыта в маленьком ручейке, текущем рядом с тропинкой. Все убрано обратно в «додж».

Все звезды Млечного Пути освещают небеса, окунувшиеся в абсолютную ночь.

Серп месяца медленно поднимается в зенит. Мы прячемся в машину.

Я знаю, что мы находимся под защитой ночи. Скоро зонд перемещения даст о себе знать. Он появится где-нибудь высоко в небе, я сразу включу сигнал биофотонного позиционирования, и он спустится к нам.

Потом мы улетим.

Как я и предусмотрел.

Как я и спланировал.

Я не беспокоюсь ни о ком: ни о людях, что преследуют нас в своих темных автомобилях, ни о тех, кто прибыл, чтобы принять нас на свой световой корабль, ни о себе, проделавшем сотни и сотни километров за эти последние дни. Ни о ком.

Кроме нее.

Кроме Люси Скайбридж.

Кроме моей дочери.

Мы уйдем, это совершенно точно.

Во всяком случае, я не позволяю себе в этом сомневаться, уйдет она.

Поскольку я это предвидел, я это спланировал, я это знаю.

Более того, я это видел.

* * *

– Я хочу, чтобы ты установила портативную систему прямо сейчас. До встречи остается меньше трех часов.

Десять часов вечера, контакт состоится примерно в половину первого, может быть, немного раньше.

Интеграция системы в организм девочки занимает некоторое время, она не рассчитана на ее телосложение. Мутации, которые я произвел в ней, и некоторая адаптация «машины» значительно облегчили процесс, но требуется еще около часа для того, чтобы киборг-симбиоз окончательно завершился.

Главное – не терять времени.

Люси накидывает на себя рюкзак, приводит в действие передачи так, как я ее учил. Через несколько минут после начала инициализации нанокомпоненты рюкзака начнут проходить сквозь эпидермис, потом проникнут во все ткани, интегрируются в особые мишени-клетки, изменят химический состав крови девочки, трансформируют нервную систему, модифицируют метаболические принципы.

Люси уже заканчивает процесс набора кодов – и вдруг поднимает на меня глаза.

Ее глаза черны, как ночь, они выражают вопрос, сияющий ярче, чем солнце.

– А вы? У нас ведь только одна система перемещения.

– Я знаю, не волнуйся насчет этого, это не важно. Я располагаю аварийным оборудованием. Все получится.

– Все получится?

Я неверно подобрал слова. Выражение «все получится» означает, что существует вероятность, пусть и ничтожная, что получится не все.

Сказать, что все получилось, можно только тогда, когда все получилось.

Люси Скайбридж знала уже очень много вещей, слишком много для девочки ее возраста.

Хотя о каком именно возрасте нужно говорить? О ее прежнем земном возрасте? О ее новом звездном?

В любом случае, она, несомненно, знала слишком много для того, чтобы оставаться дольше на этой планете.

И сама планета, несомненно, знала об этом.

Где-то через часик я проверил результаты вживления системы перемещения в организм Люси. Наноприбор быстро подтвердил опасения, только что возникшие в моем мозгу.

– Этого я и боялся. Системам перемещения для нормального функционирования необходим свет. Звезды и луна поставляют его в минимальном количестве, этого недостаточно, особенно с учетом оставшегося нам времени. Я зажгу внутренние прожекторы. Отодвинь от себя рюкзак как можно дальше, переместись в сторону, если получится.

Биокапсула сияла белым галогенным огнем. Мы уже стали светом, который пришел за нами.

– Вы не очень много написали в этом году.

Я улыбнулся соответствующей обстоятельствам улыбкой. Это была правда. За два дня я набросал больше, чем за шесть месяцев.

– Учитывая предыдущие годы, я думаю, у меня есть все необходимое. Тысяча три года – не так уж и плохо.

Но в глубине души я знал, насколько лживы мои слова. Что-то неуловимое произошло с моей способностью писать после одиннадцатого сентября, после дня башни, после дня, в который я удочерил Люси.

Создание на бумаге книг для моей «автобиографической» библиотеки постепенно сменилось живым рассказом для библиотеки из крови и плоти.

Для библиотеки, убежавшей от пожара.

Для библиотеки, которую ничто человеческое уже не коснется.

Там, где ты окажешься, Люси, тебя коснется огонь звезд, думал я. Там, где ты окажешься, тебя коснется бесконечность.

Примерно в половине двенадцатого я снова проверяю, как проходит вживление киборг-системы между лопатками Люси.

Да, уже лучше, процесс движется гораздо быстрее, мы успеем. Ждать остается еще больше часа.

Час.

Шестьдесят минут.

Три тысячи шестьсот секунд.

Вспышка света.

Десятки вспышек света.

Вращающиеся голубые, оранжевые, порой красные огни.

Но не в небе.

Нет. На Земле. Они рассыпались за нашими спинами, в массе листвы, по лесу вокруг нас.

Вот он, момент.

Свет пришел.

Я открываю дверцу, схватив с заднего сиденья ружье «ремингтон».

Я выскакиваю из машины и вытаскиваю наружу девочку. Люси смотрит на меня, она все поняла в течение нескольких секунд. Она понимает все. Она знает все.

Она, маленькая девочка с девяносто первого этажа, маленькая девочка машины «башня-самолет-пожар», маленькая девочка со всеобщей Нулевой Отметки, моя дочь.

Я смотрю на нее, и мое лицо под светом звезд невольно искажается ледяной улыбкой.

Да, это оно и есть. Это они. Они пришли. Они нас нашли.

Мой план сработал так, как я предусмотрел.

Ловушка захлопнулась так, как я спланировал.

Все, что сейчас произойдет, я уже знаю. Я это видел.

В каком-то смысле я это написал.

18. Весь свет Неба и Земли

Они пришли. Их много. Они тут. Они вооружены.

Здесь три больших внедорожника, еще машины городского патруля, чьи вращающиеся фонари освещают дорожку, и юркие джипы лесничих, способные передвигаться по извилистым тропинкам, рассекающим лесные чащи.

Они тут. Они вооружены. Они – гарантия моей жизни.

Поскольку я тоже вооружен.

То есть они смогут воспользоваться своим оружием.

Ну… когда Люси исчезнет.

А она скоро исчезнет. По-настоящему. С поверхности этой планеты.

Мы присели у решетки радиатора «доджа».

– Это члены одной земной организации, которая хочет нас выследить. Мне о них кое-что рассказывали, но я не очень-то поверил.

– Чего они хотят?

– Они хотят помешать мне уйти из-за информации, которой я обладаю. А ты – уникальное явление: маленькая человеческая девочка, которая превратилась в пришельца и отправляется к звездам.

– Что мы будем делать?

Я подавляю вздох. Все должно пройти так, как проходит получение письма по почте. Она должна довериться мне, более того, она должна довериться себе самой, она должна действовать как маленькая девочка с девяносто первого этажа.

– Нам нужно расстаться. Ты побежишь на север, сквозь лес, до реки, потом повернешь на запад, двинешься вдоль водохранилища, там пространство более свободное, зонд легко найдет тебя. К тому времени вживление системы закончится.

– А вы?

– Я тебе уже говорил, Люси… Я располагаю специальным оборудованием. Я отвлеку их внимание на себя, чтобы ты смогла убежать. Ты должна довериться мне. Встретимся в зонде перемещения.

– Но…

Она посмотрела на ружье, на фигуры мужчин, которые медленно приближались к нам, на машины, на проблесковые маячки; она заметила форменную одежду и какой-то призрачный блеск огнестрельного оружия.

– Вы… вы будете в них стрелять?

– Только чтобы их обездвижить, – солгал я. – Чтобы ты смогла убежать и они тебя не преследовали. Я не убью и не раню никого, уверяю тебя.

Лучше уверить, чем обещать. Ошибиться в суждении и нарушить данное слово – разные вещи.

– Но они тоже будут стрелять.

– Это не страшно, ты знаешь совершенство моего метаболизма.

Полный обман.

Необычайная сила – это то, что лучше всего прячет наличие силы еще большей.

– Я начну обратный отсчет с десяти. Когда я скажу «zero, go!»[35]35
  Ноль, вперед! (англ.) – Примеч. пер.


[Закрыть], ты побежишь через лес, туда, назад. Твоя сумка готова, я еще утром ее собрал, в ней лежат фонарики, батарейки, компас, вода, печенье, злаковые плитки, маленький бинокль, при помощи которого можно видеть в темноте.

Она посмотрела на меня черными глазами, полными огня убежденности:

– Вы знали? Вы все подготовили, так? Но почему?

– Не переживай, Люси. Ты улетишь к Материнскому Кораблю, я вскоре последую за тобой. Остальное не важно.

Две или три секунды тишины, ожидания, полной неподвижности. Звезды и те, наверное, разговорчивее. И подвижнее.

Мы – ночь. Ночь, предшествующая ночи.

Мы смотрим друг на друга. Она – моя дочь. Я – ее несуществующий отец. Она – уже не совсем человек. Я им никогда и не был.

Минута расставания, минута прощания, надеюсь, ненадолго, пусть мы и не знаем, насколько долго.

И тут рождается жест, совершенно не рассчитанный заранее, совершенно неожиданный, не сопровождаемый ни единым словом. Такое нельзя предвидеть, такое абсолютно невозможно запланировать. Этого, по определению, не отметишь ни в одной карте, это сметает в кучу все цифры. Это огонь, который ничего не освещает снаружи, но озаряет все у тебя внутри.

Поцелуй. Объятие. Я в последний раз держу ее в своих руках, мы покидаем пылающую башню, готовую обрушиться.

В этот вечер я прижимаю ее к сердцу в тот момент, когда мы собираемся покинуть эту Землю, все обитатели которой пытаются помешать нашему уходу. Кожа моей шеи снова чувствует соленую воду нескольких слезинок, словно вытекших из лунного озера.

Это моя дочь. Здесь мы с ней расстанемся. Мы соединимся через световые года.

– Теперь я начну считать… Готова?

Я не стал ждать ее ответа. Я спокойно, с размеренностью компьютера, отсчитал до рокового «GO». Она бросила на меня последний взгляд, полный черного огня и текучего льда. Потом бросилась бежать. Очень быстро.

Она понеслась как ракета. Я услышал крики людей, разбежавшихся по лесу вокруг «доджа». Лучи нескольких прожекторов наткнулись на Люси, потеряли ее и снова нашли. Я поднялся над решеткой радиатора и открыл огонь.

Я выстрелил шесть раз. Полный объем магазина и одна пуля в стволе. Два выстрела влево, два – в середину, два – вправо.

Это сразу умерило пыл господ из правительства.

Сразу, но только на время.

В ночи отрывисто зазвучали голоса. Какие-то оклики. Приказы. Насколько я понял, больше при помощи слуха, чем зрения, я разбил лобовое стекло одного из внедорожников, мигалку патрульного «шевроле» и одну из его передних фар. Это вышло, в общем-то, случайно. «Ремингтон» двенадцатого калибра имеет широкий радиус обстрела, я зарядил его патронами на крупную дичь, размер «ноль-ноль двойной максимум». Ими можно завалить лося, отстрелить человеку голову, разнести мотор «V-8» на куски.

Особый звук этих снарядов напоминает стрельбу гаубицы[36]36
  Гаубица (нем. Haubitze, от чеш. houfnice, первоначально – орудие для метания камней), тип артиллерийского орудия, предназначенного для навесной стрельбы по укрытым целям.


[Закрыть]. Основное его достоинство – устрашение.

Устрашение на самом деле только тех, для кого любое оружие в диковинку.

Но это не наш случай. Для этих людей как раз именно то, что в той или иной степени не похоже на какое-нибудь вооружение и является чем-то странным.

Потом, через несколько секунд тишины, молчание леса взрывает не выстрел гаубицы.

А ливень металла.

Мой мозг – калькулятор ночи. Я быстро и очень точно насчитываю шестьдесят восемь снарядов, врезающихся в обшивку моей машины и продырявливающих ее. Еще семнадцать растворяются в природе. Ливень агрессивен, звонок, стремителен. Стекла рассыпаются в пыль. Зеркала взрываются облачками инея. Пробитые шины с громким свистом сдуваются практически одновременно. Двери и крылья дрожат от ударов, я слышу, как лопаются сиденья, как разлетается на тысячи кусков оборудование для кемпинга, как разлетаются пластиковые и виниловые фрагменты приборной доски.

Нет, я их совсем не успокоил. Создается впечатление, что я их просто вывел из себя.

Мне кажется, что то, что сейчас произойдет, взбесит их еще больше.

– Если вы не прекратите огонь, мы нанесем ответный удар! – раздается голос из-за автомобилей, стоящих в зелени.

– Немедленно сдавайтесь! Бросьте оружие и подойдите к нам с поднятыми руками! – добавляет другой.

– Не делайте глупостей, о которых вы можете потом пожалеть! Прекратите огонь и сдавайтесь! – подхватывает первый голос.

«Ах, так?» – думаю я.

Малышка действительно исчезла в тени леса, я мешаю им броситься за ней в погоню. Я одинок и вооружен, следовательно, опасен.

Я – идеальная мишень.

Я именно то, чем я хочу быть.

Я вспоминаю знаменитую реплику, прозвучавшую во время битвы при Бастоне в 1944 году. Так сказать, американскую версию ответа Кабронна, прекрасно подходящую к сложившейся ситуации.

– Дудки! – завопил я и снова встал во весь рост, чтобы выпустить еще шесть снарядов двенадцатого калибра.

На этот раз ответный металлический ливень начался немедленно.

Гудение. Свист. Удар. Вибрация. Большой оркестр из боеприпасов, симфония ночи, реквием по человеку, который человеком не является.

Пуля стандартного тридцать восьмого калибра попадает мне в берцовую кость.

Чепуха. Что они себе воображают? Любая рана, даже самая глубокая, немедленно становится объектом внимания аутомедицинских систем моего метаболизма.

Берцовая кость – смешно, честное слово!

Я просто должен дать малышке достаточно времени. Ей необходимо время для того, чтобы добраться до реки и пойти по северному берегу водохранилища Смоллвуд. Я должен дать портативной системе перемещения время окончательно вживиться в организм девочки, я должен дать время моей дочери установить контакт с зондом с Материнского Корабля. Я должен дать ей время победить Землю и выиграть Небо.

Я – снова карта и калькулятор: практически десять километров до реки, длинными перебежками, в полной темноте, среди поросших лесом холмов, правда, с призматическим биноклем ночного видения, затем еще примерно четыре-пять километров до берега водохранилища Смоллвуд.

Люси – уже не совсем человек, и с каждой минутой, с постепенным киборганическим внедрением системы перемещения, в ней остается от человека все меньше и меньше. Мгновенно составленное уравнение с параметрами. Она должна пробежать десять или двенадцать решающих километров за каких-то шестьдесят минут. Она преодолевает теперь горизонтальную башню, она должна не спускаться по погруженной в темноту лестнице, а пересечь обширную территорию, сливающуюся с ночным небом. Мне нужно попытаться выдержать осаду примерно в течение сорока пяти минут – часа. Этого, наверное, хватит. К тому моменту, в любом случае, с неба спустится луч света. Они будут слишком далеко. Они упустят слишком много времени. Они абсолютно ничего не смогут поделать.

Пуля в ноге меня не остановит, и, что самое интересное, думаю я, перезаряжая помповое ружье, меня не остановит даже пуля, всаженная прямо в голову.

Ни в коем случае не остановит.

Даже напротив.

Она не только не остановит меня, но и, бедные вы мои двуногие животные, мгновенно освободит меня от воздействия земного притяжения. Она позволит мне уйти, станет окончательным сигналом к отправлению.

Это и есть ловушка.

Мой план.

Мое пророчество.

То, что я увидел.

Моя собственная смерть.

Я – карта и калькулятор. То есть я – часы. Я – горизонт, к которому моя дочь бежит в гуще мрака.

Все во мне – Числа, даже эти люди, чей натиск я сдерживаю. В общей сложности их тринадцать. Семь человек во внедорожниках, трое лесничих на джипах, трое напарников из городской полиции Черчилл Фоллз в служебных «шевроле». «Тринадцать», – думаю я и с трудом удерживаю улыбку.

Теперь моя очередь испускать вопли, яростно смешивая ликование и гнев:

– Вы абсолютно ничего не можете с нами сделать! Мы уйдем, хотите вы того или нет! То, что вы творите, находится на грани закона и совершенно ничему не служит!

И я снова встаю, чтобы открыть огонь, на этот раз с другой стороны от радиатора, сосредоточивая стрельбу на их левом фланге. Кажется, там их больше.

Стальной обжигающий ливень отвечает мне через секунду, как и предполагалось.

Это план.

На этот раз снаряд мелкого калибра – наверное, «двадцать пять» или «тридцать два» – разносит мне фаланги нескольких пальцев моей левой ноги, а пуля калибра «триста пятьдесят семь магнум» точно простреливает правое бедро.

«Они целятся низковато», – думаю я, перезаряжая «ремингтон».

А я, несомненно, слишком высоко.

Мне удалось продержаться около тридцати пяти минут. Моя дочь бежит к горизонту. Она бежит к северу неба. Люси уже, наверное, видит реку Канерикток, во всяком случае, находится поблизости. Скоро она резко повернет на запад, в направлении водохранилища, и в этот момент зонд перемещения проникнет в высокие слои атмосферы.

Я выигрываю пари.

То, что я предвидел, произойдет. То, что я спланировал, осуществится. То, что я видел, реализуется.

Эти люди, которые преследуют нас вот уже несколько лет, опоздали. Если вдруг им и удастся чудом преодолеть созданную мной огневую завесу, они все равно не смогут догнать Люси, даже на своих вездеходных джипах.

Конечно, моей телесной оболочке нанесен некоторый ущерб – впрочем, незначительный.

Но я их остановил. Я несколько раз издавал вопли, они делали то же самое.

Я опустошил все магазины с боеприпасами, в ответ на меня неизменно изливался металлический ливень. Я держался в тени, лучи их прожекторов скользили по моей машине, потом, после первых потерь, им пришлось их выключить. Потому что целиться и попадать в источник света очень легко. Теперь они довольствуются карманными фонариками, да и то не всегда.

Я держусь в тени, потому что тень мне друг, а им – нет. Я вижу в темноте без помощи каких бы то ни было технологических приспособлений. Я действительно ночь.

Они так и не смогли преодолеть заграждение в виде меня. А я преодолел точку необратимости.

Они – это закон. Если я открываю по ним огонь, то не только совершаю преступление, но и, что бы ни произошло, предоставляю им право прибегнуть к законной самообороне.

Они – это закон. Закон людей.

Все это превратится в их проблему.

Поскольку я – это тоже закон. И я – их закон.

Я – их закон, каким он станет, быть может, когда-нибудь, через тридцать или сорок тысяч лет.

* * *

Да, я – их закон, правда, неизвестно, сумеет ли этот закон их пережить. По этой причине мой мозг, пользуясь несколькими мгновениями относительного спокойствия, отстраняется от сиюминутных дел и снова становится тем, что он есть: антенной, подключенной к космосу.

Я улавливаю их радиосообщения так же, как я слышу шорохи леса. Цивилизация притаилась в гуще природы, а природа – это имитация цивилизации.

Я проникаю в салоны машин полиции, я проникаю в головы полицейских, я проникаю в сети связи ФБР. Ритм, прерываемый и перекрываемый помехами, белый шум, наполненный черной информацией. Нейроны, кабели, кора головного мозга, транзисторы, компьютеры, слово, мысль, электрическое сопротивление, клеточная ткань, синапс, декодирующая машина. Все считывается, все очевидно, все отпечатывается в моем собственном мозгу.

Патрульная машина полицейского поста. Поисковое подразделение «Альфа» отчитывается перед местным отделением Бюро. Лесничие – перед Гражданской безопасностью. Описание ситуации. Описание «проблемы». Просьба о подкреплении. Просьба об указаниях. Перечисление событий, их причин, доклад о нынешнем положении вещей, о возможных последствиях.

Об исчезновении сбежавшей девочки.

О вооруженном и опасном мужчине.

Клинический диагноз, вынесенный медицинскими светилами: шизоидность с сильными параноидальными тенденциями. Агрессивные и суицидальные стремления. Интеллект значительно выше среднего уровня.

Просто не верится. Опасный шизофреник. Они учились в КГБ в эпоху Лубянки? С кем же, по их мнению, они имеют дело?

Я хохочу.

Последняя услышанная мной фраза, хотя и свидетельствует о полнейшем их заблуждении на мой счет, кажется мне такой искренней.

Я кричу им, звуковые помехи взрываются среди волн природы, как в радиоприемнике…

– Вы сами больны! Все вы! Вы ни за что не сможете поймать ее! И вы никогда не сможете помешать мне вернуться домой!

На несколько секунд наступает тишина, черная и неспокойная лесная тишина.

Из одного из внедорожников раздается голос, который я еще не слышал.

Я отчетливо слышу слова, они составляют правильные со всех точек зрения фразы, и в то же время они ничего не значат, ничего осмысленного, во всяком случае.

Доктор Уильямсон!

Это я, ваш собрат, профессор Блумберг!

Сдайтесь полиции, доктор Уильямсон, вы еще не совершили ничего непоправимого. Я вас умоляю!

Я слежу за вами уже несколько лет. Вы ни в чем не виноваты. Суд проявит по отношению к вам снисходительность. Перестаньте стрелять в полицейских! Это плохо кончится!

Я совершенно не понимаю, что же хочет сказать этот парень. Мне лишь ясно, что это ловушка, одна из самых грубых, и я уверен в том, что в главном он ошибается.

Это закончится хорошо. В любом случае. Обязательно.

Я это предвидел. Я это спланировал. Я это видел.

Высоко в небе, практически в зените, я только что заметил косо падающий луч света, сияющий все ярче с каждой минутой.

Наконец-то.

Зонд.

Перемещение.

Уход. Возвращение.

Моя дочь скоро увидит берег реки, ей останется пробежать всего несколько километров, зонд заметит ее рядом с водохранилищем Смоллвуд, ее спасут. А я буду в пути.

Они проиграют.

И я встаю во весь рост над радиатором и открываю огонь.

Вы – всего лишь люди, едва вышедшие из доисторического периода, предупреждаю я их.

Всегда наступает момент, когда мир начинает вращаться в другую сторону.

Всегда наступает момент, когда ночь становится светлей, чем солнце.

Всегда наступает момент, когда нельзя предвидеть то, что с вами случится. Всегда существует уравнение, которое невозможно решить. Всегда существует ловушка, не предусмотренная планом. Всегда существует карта, не соответствующая местности.

Вот что такое суть ловушки.

Всегда есть пуля хорошего калибра, которая должна вас настигнуть.

Попасть прямо в голову.

Бедные идиоты!

Меня откидывает назад. Спиной и затылком я ударяюсь о землю, я наталкиваюсь на камень, на мох, на траву, на ветки, на сучки, на перегной, на листву. Я наталкиваюсь на Землю, на которой прожил больше тысячи лет. Я падаю на этот мир, который скоро покину.

Я чувствую, как машина моего организма с настойчивостью вечного двигателя в последний раз включается в процесс перемещения, через четверть часа весь комплекс данных, из которых состоит мое мутирующее тело, будет перемещен на зонд, я обрету свою изначальную плоть, я обрету Материнский Корабль, я обрету Бесконечность, я обрету свою дочь.

Мои глаза закрываются. Ночь, заполненная электрическими огнями, очень быстро исчезает с экрана внутренней стороны моих век.

Вот и все. Прощай, Земля. Goodbye, human beings[37]37
  «Прощайте, человеческие существа» (англ.). – Примеч. пер.


[Закрыть]. Я вернулся к себе домой.