Текст книги "Аттила. Бич Божий"
Автор книги: Морис Бувье-Ажан
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Их жизнь столь примитивна, что они не знают ни огня, ни приправ, питаясь кореньями диких растений и сырым мясом, которое согревают, подложив между собственными ягодицами и спиной коня. Они не умеют обращаться с плугом (…) и не чувствуют себя в безопасности, находясь под крышей. Они скитаются по горам и лесам, постоянно меняя жилища или, скорее, вовсе их не имея; они с самого детства подвержены всем напастям – холоду, голоду, жажде. Их стада следуют за ними, животные тащат кибитки, где укрываются их семьи: там их женщины прядут и шьют, принимают мужей, рожают и растят детей, пока те не возмужают. (…) Их одежда состоит из длинной льняной рубахи и куртки из шкурок диких крыс, сшитых вместе; рубахи грязные, преют на их телах; они переменяют их, только когда разлезается ткань. Колпак или шапка и козьи шкуры, обернутые вокруг их волосатых ног, довершают их одеяние. Их обувь сшита так грубо, что они ходят с трудом и не могут драться в пешем строю; они как будто припаяны к своим уродливым, но неутомимым и быстрым, как молния, конькам. Верхом на коне они проводят всю свою жизнь, держат совет, ведут обмен, пьют и едят и даже спят, склонившись на шею своего скакуна. В битвах они несутся без порядка и без плана, подчиняясь сигналам вождей, и издают ужасные крики. Если гунны сталкиваются с сопротивлением, они рассыпаются, чтобы вновь спешно собраться, и возвращаются, круша все, что встает у них на пути. Вместе с тем они неспособны взобраться на укрепление или взять укрепленный лагерь. (…) Их язык туманен, исполнен метафор. У них нет религии, по крайней мере, они не исповедуют никакого культа; их единственная страсть – это золото».
Да, все так. Но не стоит забывать, что этот римский военачальник наблюдал гуннов во время военных походов и сражений. Им не было необходимости строить прочные жилища накануне битвы, и их не заботила их одежда и наличие смены белья: надо было внушать страх, и вонь была даже кстати. В походе питались, конечно, чем придется, жили в кибитках. Большее значение имеют слова Аммиана Марцеллина о стратегии гуннов, их кавалерийском пыле при неумении справиться с некоторыми укреплениями, что впоследствии не раз будет отмечено. И еще одно интересное наблюдение: отсутствие культа, указывающее на отсутствие религии. Это правда, за исключением, наверное, только оседлых пастухов с донских равнин. Аттила, его военачальники и воины не веровали – ни в Бога, ни в черта. Они не понимали смысла ни язычества, ни христианства, ни какой-либо другой религии, с которой им приходилось сталкиваться. Однако это не мешало им верить в божественные добродетели выдающихся людей или колдунов, равно как и быть очень суеверными, гадать на огне, костях или внутренностях. Но ни Бог, ни боги, ни ангелы с Сатаной не играли для них какой-либо значимой роли. Аттила не возражал, чтобы другие народы имели своего Бога или своих богов, но считал, что их божества существуют для них и только для них, у гуннов же богов нет. Что до разглагольствований о великих моральных ценностях верующих империй, то в Равенне он увидел достаточно, чтобы не принимать их всерьез. Зато он довольно часто проявлял неожиданную обходительность с высокопоставленными особами духовного звания. Конечно, это не было правилом, случалось и обратное, ибо его любезность всегда была продиктована политическими мотивами, а иногда и простым уважением.
К концу 421 года в жизни Аттилы произошел очередной поворот, ознаменовавшийся его настоящим выходом на мировую арену.
В свои двадцать шесть Аттила оставался еще молодым человеком. В те далекие времена деятели в его возрасте были уже довольно зрелыми, солидными людьми. Он же по-прежнему был юным, очевидно, благодаря разнообразию поездок и поручений, которые позволили избежать засасывающей рутины спокойной и стабильной карьеры. Эта долгая молодость, богатая столь ценными для пытливого ума наблюдениями и размышлениями, уходила в прошлое, знаменуя приближение великих испытаний, которые принесут с собой огромную личную ответственность и напряжение воли.
III
ПЯТЬ ГЛАВНЫХ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ ДРАМЫ
Итак, Аттила по-настоящему вырвался на мировую арену. Но его дальнейшие действия невозможно понять, не зная всех прелюдий той политической драмы, в которой ему предстоит сыграть главную роль, а также личных качеств всех вдохновителей масс, выразителей народной воли или просто волевых людей, способных заставить других прислушиваться к своему мнению, которые станут его союзниками или врагами.
Вернемся на несколько десятилетий назад в то время, когда только формировалась среда, с которой столкнулся и которую до основания потряс Аттила, и рассмотрим основных персонажей, с которыми так или иначе приходилось считаться нашему герою.
В 410 году, опустошив римские и греческие земли, вестготы захватывают Рим, пока Гонорий, император Западной Римской империи, укрывается в своей роскошной резиденции в Равенне. В том же году умирает король Аларих, который, разоряя Империю, одновременно заявил о готовности вернуть Риму былое величие и предлагал Гонорию стать первым среди его приближенных. Не получив ответа, Аларих сам назначил римским императором ритора Аттала, которого время от времени отрешал от должности, но потом возвращал на место, пытаясь таким образом завязать диалог с Гонорием. Он располагал и другим средством нажима, удерживая в плену родную сестру Гонория – Галлу Плацидию, которая тоже была дочерью Феодосия Великого. Аларих относился к пленнице с большим почтением.
После его смерти власть унаследовал его брат Атаульф. Он продолжил завоевание Галлии, был разбит под Марселем, но тем не менее захватил Тулузу и Нарбонну, а также вынудил к сдаче Бордо. Став хозяином Нарбонны, Атаульф предложил Галле Плацидии компромисс: она выходит за него замуж, и тогда он становится зятем Гонория, признает его императорскую власть и выступает от его имени восстановителем и защитником Империи. В отношении Гонория это был напрасный демарш, но Галла Плацидия принимает предложение, несмотря на проклятия со стороны брата. Эта красивая и горделивая принцесса была убеждена, что приносит себя в жертву во славу Империи.
Гонорий
Этот сын Феодосия Великого родился в Константинополе в 384 году. В 395 году он в возрасте одиннадцати лет становится императором Западной Римской империи, а его старший брат Аркадий восходит на трон Восточной Римской империи.
Очень скоро Гонорий проявил себя тем, кем прожил всю оставшуюся жизнь: трусом, лицемером, убийцей, мотом и гулякой. Он терпеть не мог любых проявлений порядочности и предавался всем известным грехам. Его дипломатия, вернее, полное отсутствие дипломатического чутья, чаще всего сводилась к невмешательству, что создавало благоприятную почву для заговоров и узурпации. Несмотря на показную роскошь, или даже как раз из-за нее, его ненавидели все, за исключением прикормленных клевретов. Не помогало и то почтение, которое ему по-прежнему оказывали варвары, поскольку он был единственным законным порфироносцем, чей пурпур еще напоминал о былой славе.
Мудрый Феодосий приставил к сыну наставника и главнокомандующего – вандала Стилихона, «последнего римлянина». Хотя Стилихон и не уделял достаточно внимания положению в Галлии, он стал героическим защитником Империи, сумев при мощной поддержке гунна Ульдина оградить Италию от нашествий вестготов. Вместо заслуженной награды Гонорий убил Стилихона, приревновав к его славе. Вестготы быстро появились вновь.
Гонорий остался глух к предложениям Роаса, но по совету Аэция принял юного Аттилу в качестве почетного заложника. Аттила был достаточно умен, чтобы понять, чего стоил император. Все последующие обращения Роаса Гонорий также оставил без ответа, равно как и предложения Атаульфа, набивавшегося в союзники. И тогда Атаульф возводит на трон Аттала, «римского императора», дабы унизить «равеннского императора» Гонория, а в январе 414 года играет пышную свадьбу с сестрой последнего в Нарбонне. Свадебным подарком новобрачной стали блюда драгоценных камней и золотых украшений из доли добычи готского короля, захваченной при взятии Рима!
На новое обращение римского секретаря Атаульфа Гонорий соизволил дать ответ: никогда он не признает законным брак Галлы Плацидии. Итак, Аттал сохранил императорский пурпур, а Гонорий продолжил пировать в Равенне. Аэций выразил ему свое недоумение, которое Гонорий, как у него было заведено, проигнорировал.
Атаульф продолжил свой поход на юг Галлии, но встретил серьезное сопротивление полководца Флавия Константина, командующего армии, которую некогда сформировал Стилихон. К тому же страшный произвол наместников и военачальников Гонория в Галлии вызвал восстания рабов и нищих колонов, охватившие всю страну и создавшие немалые трудности как для римских легионов, так и для войска вестготов. Атаульф вторгается в Испанию, но от неудач последних лет его слава сильно потускнела, а требовательность к подчиненным утомила солдат и военачальников. В 415 году он был убит в Барселоне. Спустя некоторое время Гонорий вступил в переговоры с вестготом Валлией. Вестготы снова стали федератами и получили во владение «вторую Аквитанию» с городами Бордо, Ажен, Ангулем, Пуатье, Перигё, Ош, Базас (который им никогда не удавалось взять) и Лектур. Правление Гонория стало временем широкого проникновения варваров. Бургунды осели по течению Рейна, алеманны – в Швейцарии, Эльзасе и долинах Дубы и Мозеля, восточные франки-рипуарии распространились к югу от Мааса и Самбра, северные салические франки продвинулись к югу от Бельгии, Шельды и Арденн, а саксы опустошали побережье.
Гонорий жуировал в своем равеннском дворце, благо его казна была практически неистощимой, ибо кое-какие налоги пока что продолжали поступать. Он скончался в 423 году, и власть захватил Иоанн Узурпатор.
Галла Плацидия
Немногие исторические персонажи того времени удостоились столь полярных оценок. Красивая и властная Галла Плацидия, несомненно, была сильной личностью, стремившейся руководствоваться исключительно государственными интересами, но так, как она понимала их, то есть зачастую весьма спорным образом. Она могла пойти на жертвы, если того требовали «ее» государственные интересы, но при этом отличалась пугающей предвзятостью и поразительной недальновидностью в выборе своих приближенных. Она поддавалась слепой страсти, которой стала и любовь к сыну, и могла проявить почти преступное снисхождение к предателю и жестоко унизить усердного слугу. Иногда она демонстрировала решимость и настойчивость, достойные восхищения, а порой выказывала только тупое упрямство, полное непонимание ситуации и настоящее злонравие. Упрямство парадоксальным образом уживалось в ней с ветреным непостоянством.
Ее жизнь – сюжет для романа. Если верить равеннским историкам, дочь Феодосия Великого и сестра Аркадия и Гонория родилась в 386 году. Последнего Галла Плацидия не любила, считая трусом, каким он, собственно, и был. Попав в плен к вестготам, она соглашается выйти замуж за их короля Атаульфа. Единственной причиной, побудившей ее пойти на этот шаг, несомненно, были государственные интересы Империи. Она поверила, что Атаульф возродит Империю и, кто знает, может быть, воссоединит все ее земли, как того хотел Стилихон.
Хотя Гонорий и не признал этот брак, она сопровождала Атаульфа во всех походах. Однако весьма вероятно, что они никогда не были настоящими мужем и женой, ибо государственные интересы того не требовали. Этот брачный союз двух амбициозных политиков оставался исключительно политическим союзом. Атаульф неоднократно предлагал Гонорию вернуть ее, так же как и низложить в очередной раз Аттала, но Гонорий, естественно, не удостаивал его ответа.
Когда Атаульф был убит в Барселоне, а Аттал благоразумно исчез из Рима, она попыталась скрыться, но была схвачена не признавшими ее вестготами и должна была вместе с другими пленницами пройти за колесницей вождя Зигриха, который вскоре также был убит. Ее, наконец, узнали, и король Валлия вернул ее Гонорию, который этим был не слишком обрадован. Возвращение «римской королевы вестготов» римскому императору походило на возврат заложника, к тому же она была вдовой побежденного.
Готовился очередной политический брак, но на этот раз он был задуман уже самим Гонорием. Галла Плацидия должна была выйти замуж за Флавия Константина, одержавшего победу над Атаульфом в Галлии и приобщенного Гонорием к императорской власти под именем Констанция III. Опять соображения государственного интереса, и Плацидия согласилась. Возможно даже, что она любила второго мужа. У них родился сын Валентиниан, затем дочь Гонория. Но в 421 году Констанций III умирает, и Галла Плацидия вторично оказалась вдовой. По соглашению с Феодосием II, императором Восточной Римской империи, Гонорий даровал ей почетный титул «августы». Затем упомянутый Гонорий распустил императорскую гвардию из гуннов, ту самую гвардию, которую Стилихон получил от Ульдина и так высоко ценил, и после ряда бестолковых назначений полностью развалил главнокомандование, весьма эффективное при Констанции.
После смерти Гонория в 423 году повсюду вспыхивают волнения, и в первую очередь в армии. Один из высокопоставленных сановников, уже упоминавшийся Иоанн Узурпатор, провозгласил себя императором. Ссылаясь на свой титул августы, Плацидия поручила нескольким верным ей полководцам начать борьбу против узурпатора, дабы отстоять трон для Валентиниана – своего сына от знаменитого героя Констанция, для племянника почившего императора Западной Римской империи и здравствующего императора Восточной Римской империи. А сама, забрав детей, бежит в Константинополь.
Феодосий II никогда не любил ее, но отказать в приеме не мог. Он собрал сильную армию, главным образом из варваров-федератов и наемников, даже не вспомнив о Роасе и гуннах, о которых не подумали и полководцы Галлы Плацидии. Феодосий намеревался воспользоваться этой кампанией и захватить власть над Западной Римской империей, восстановив, таким образом, единство страны. Галлу Плацидию это не устраивало. Она напомнила, что ее войска в Италии полны решимости возвести на престол Валентиниана и к противостоянию римских легионов и войск Узурпатора добавится раскол в императорском лагере, чем не преминут воспользоваться враги. Феодосий, часто проявлявший слабость, внял этим доводам и направил свои войска на соединение с верными легионами, чтобы общими усилиями разгромить Иоанна. Он прибыл в Аквилею в сопровождении Галлы Плацидии и ее детей. Между его штабом и войсками, верными делу Валентиниана, было установлено сообщение. Иоанн Узурпатор был схвачен в Равенне, доставлен в Аквилею и обезглавлен там в июне 425 года.
И, прямо скажем, вовремя: Иоанн при посредничестве Аэция сумел договориться с гуннами, и патриций уже приближался к Италии во главе гуннской армии. Стороны заключили сделку. Гуннам выплатили большую компенсацию и отпустили домой. Аэций получил титул графа и назначение командующим легионами в Галлии. Валентиниан III был провозглашен императором, а Галла Плацидия добилась регентства до достижения императором совершеннолетия.
Злополучная регентша лишь приумножила совершенные ранее глупости. Она во всем следовала советам патриция Феликса, убийцы и военачальника, ненавидимого собственными командирами и солдатами. Вскоре взбунтовавшиеся легионеры растерзали этого фаворита и вырезали всю его семью. После гибели своего любимца она ничего не решала без совета графа Бонифация, фанатичного католика и друга святого Августина. Впоследствии он, влюбившись, стал таким же исступленным арианином. Этот Бонифаций, будучи наместником римской Африки, просто сдал все доверенные ему провинции королю вандалов Гейзериху, однако затем счел благодарность вандалов слишком скромной и, укрепив Карфаген, объявил им войну. Но бывшие сообщники вновь нашли общий язык, и в результате был подписан унизительный для Рима договор, а Галла Плацидия устроила Бонифацию триумфальную встречу! Немного времени спустя он был убит в драке, вспыхнувшей между его эскортом и охраной Аэция. Галла Плацидия приказала схватить «убийцу Аэция», который скрывался у Роаса, оказавшего ему радушный прием, и назначила «защитником Рима» сына Бонифация – Себастиана, оказавшегося полной бездарностью. Разбитый гуннами Себастиан был смещен, и Аэций, диктовавший теперь свои условия, стал истинным защитником Рима и «августы», которая осыпала его почестями, но продолжала ненавидеть.
Нетерпеливый Валентиниан – Валентиниан III – отстранил мать от регентства. Она умерла в Риме около 450 года, когда к ней давно уже никто не обращался за советом. Она заказала построить для себя в Равенне мавзолей, который и по сей день остается одной из жемчужин этого города, однако тело ее так и не было перевезено туда. Галла Плацидия обрела вечный покой в феодосийской усыпальнице в Риме.
Аэций
Какая неординарная и притягательная личность! Он и Аттила были самыми выдающимися военными и политическими деятелями своего времени.
Историки XIX и XX веков обычно были очень благосклонны к нему, признавая в нем добродетели, в которых отказывали, и, как правило, абсолютно справедливо, его противникам, равно как и его правителям и союзникам. Многие даже считают несправедливым наделять Стилихона титулом «последнего римлянина», считая, что он должен по праву принадлежать Аэцию. Кроме того, французские историки знают, что Стилихон мало заботился о Галлии, тогда как Аэций ее спас.
Вопрос спорный, за исключением последнего утверждения: этот «последний римлянин» не раз предавал Рим. В стремлении к личной власти он многократно поступался интересами римлян. Велики его гений и героизм, но его эгоизм, честолюбие и гордыня еще больше. Он погиб от вероломной руки недостойного императора, но вместе с тем и пал жертвой собственной неудержимой жажды власти и почестей.
Аэций родился около 390 года, то есть был лет на пять старше Аттилы и на четыре года моложе Галлы Плацидии. Он появился на свет, видимо, в Паннонии (обширный край между Дунаем и Балканами на территории современных Австрии, Венгрии и Югославии) и, вероятнее всего, в «первой Паннонии» – западной части, принадлежавшей Западной Римской империи. Однако выдвигались предположения, что он мог родиться в Мезии (Босния, Сербия и Болгария), когда там временно проживали его родители. Предполагаемым местом его рождения называют также виллу его матери в окрестностях Рима.
Отец его был уроженцем Паннонии, из Скрабантии, к югу от современной Вены. Он был римским военачальником, достаточно рано добившимся высоких постов: командовал императорским ополчением Паннонии и Мезии, получил титул «графа африканского», а затем стал главнокомандующим в Галлии. Там он и был убит в 403 году во время вспыхнувшего мятежа.
Мать происходила из знатной и очень богатой римской семьи. И сам Флавий Аэций женился около 409 г. на дочери богатого римского патриция Карпилио. У него родился сын Гауденций, которого он глубоко любил и которому прочил блестящее будущее.
Аэций провел самые счастливые годы своей юности в «римской» Паннонии, которой вскоре пришлось примириться с беспокойным соседством «варварской» Паннонии, объявленной гуннами своей землей. Аэций, римский уроженец Паннонии, с детских лет узнал, кто такие эти гунны, с которыми будет тесно переплетена вся его жизнь. Он не испытывал к ним ни малейшего презрения, напротив, понимал их в той мере, в какой можно было понять, с их благими помыслами и бесчинствами, удалью и малодушием, прямотой и двуличием. Более того, он мог свободно изъясняться на их тюркском наречии, а если учесть его происхождение по отцовской линии, то для гуннских вождей Аэций был почти своим, но считать его по примеру некоторых «романизированным гунном» было бы крайностью.
Аэций принадлежал к знатному римскому роду, и Стилихон направил его, тогда еще тринадцати или четырнадцатилетнего, почетным заложником к вестготу Атанариху. Затем, в 405 году, он в том же качестве попадает к гунну Роасу. Не исключено, что им доводилось встречаться и раньше. Он становится другом Роаса и молодого Аттилы. Именно по его совету Роас начинает переговоры с Феодосием II, в результате которых становится римским военачальником, хотя (к его великому разочарованию) Империя так и не прибегла к его услугам.
Аэций возвратился ко двору Гонория – curia imperatoria – в конце 408 или начале 409 года, когда готовился его выгодный брак с дочерью патриция. Гонорий назначил его на высокую должность управляющего императорским дворцом. Императорский двор был средоточием интриг, которые серьезно беспокоили юного сановника, хотя и нет оснований утверждать, что он сам не был замешан в некоторых из них. Всякий раз, говоря императору, что не понимает его отношения к Атаульфу и Галле Плацидии, он наталкивался на стену враждебного молчания. Сам Аэций не видел никаких препятствий для этого брака, который, как он считал, мог быть платой Атаульфу за его службу во славу Империи. Зато позднее он мог поздравить себя с обручением Плацидии и Констанция III, своего друга, способного, по его мнению, упрочить пошатнувшееся положение Империи.
Умирает Гонорий. Аэций хорошо знал высокопоставленного императорского сановника Иоанна и поддерживал с ним добрые отношения. Быть может, они вместе участвовали в одном из многочисленных заговоров, со всех сторон опутавших двор. Без малейших колебаний Аэций признает узурпатора Иоанна императором Иоанном, и это в то время, когда Плацидия, уезжая в Константинополь, обратилась с воззванием к римским военачальникам и сановникам хранить верность правопорядку, изгнать Иоанна и призвать на трон Валентиниана.
Было высказано очень много предположений о взаимоотношениях Аэция и Плацидии. Доминирующей в их отношениях всегда оставалась обоюдная враждебность. Временные перемирия заключались только в интересах государства. Родилась даже версия, что причиной этой ненависти служила неразделенная страсть, по крайней мере, со стороны Плацидии. Гордая принцесса до беспамятства влюбилась в красивого паннонийца. Ей импонировала его приверженность интересам государства – то качество, которым, полагала она, и сама обладает в полной мере. Лишь заботясь о благе государства, решила она, Аэций поддержал ее брак с Атаульфом, а сама вышла замуж из чувства долга перед отчизной, но не разделила ложа с супругом, надеясь, что придет миг, когда она упадет в объятия своего избранника. Она без радости согласилась на брак с Констанцием, так как уже предпочла другого; возненавидела жену и сына Аэция и, раздираемая противоречивыми страстями, безрассудно отказалась призвать на помощь Аэция, когда со смертью Гонория наступила смута. Затем она все время искала случая досадить тупому Аэцию, который никак не мог всего понять и броситься к ее ногам. Она проиграла и была вынуждена уйти с политической арены, но ее не покидала жажда мести, и она стала вдохновительницей убийства Аэция.
Все знают, что от любви до ненависти один шаг. Незатухающая ненависть Галлы к Аэцию действительно поражает. Столкнулись два сильных и практически во всем схожих характера. Но как бы там ни было, если в этом вечном противостоянии Галла часто играла неприглядную роль, то Аэций тоже далеко не всегда выглядел достойно.
Считается, что Аэций принял сторону узурпатора, усмотрев в нем человека, способного устранить от власти трусов и бездарностей, восстановить порядок и, может быть, даже объединить обе империи, возродив единство римского государства. Но думать так, значит признавать в Аэции исключительно самоотверженного героя, оторванного от реальных условий своего времени и готового любой ценой осуществить свой благородный план. К сожалению, перед нами человек, преследовавший собственные интересы и потому не допускавший возможности возврата к власти Галлы даже при поддержке Феодосия, предпочитавший присоединиться к Иоанну, который, несомненно, сделал бы его своей правой рукой, если не соправителем. Флавию Аэцию не давала покоя императорская порфира.
Галла Плацидия и не помышляла о том, чтобы обратиться к гуннам. Аэций же вовремя вспомнил о них и был встречен Роасом и Аттилой с распростертыми объятиями. Он с легкостью добился их поддержки, которой пренебрегли Гонорий и Феодосий, и направился на защиту узурпатора в Италию во главе шестидесяти тысяч гуннов. Они опоздали всего на три дня. Узурпатор был побежден и обезглавлен, Валентиниан III провозглашен императором. Войска римлян и гуннов застыли в ожидании напротив друг друга. Галла и Аэций примирились, поцеловались (но не от любви), и Аэций, отпустив своих гуннов, возвратился в Равенну. Желая избавиться от вечного соперника, Плацидия направляет его наместником в Галлию и дарит своим благорасположением сначала Феликса, затем Бонифация, а после Себастиана. Чаша терпения переполнилась. Хотя Аэций усмирил в Галлии вестготов, при дворе его считали второстепенным военачальником, а предателя Бонифация встретили как героя. Известно, что Бонифаций погиб в драке его эскорта с охранниками Аэция, и можно с уверенностью предположить, что смерть эта была не случайной, а хорошо спланированной Аэцием. На сей раз он был наивен, если ждал, что после гибели фаворита сможет занять его место. Узнав, что Плацидия назначила «протектором Империи» Себастиана, он не стал попусту тратить время и немедленно отправился к Роасу просить о помощи.
Надо быть слепым обожателем Аэция, чтобы утверждать, что «последний римлянин» привел гуннов, дабы обеспечить спокойствие Империи! Единственным желанием Аэция было отомстить за причиненную обиду и укрепить собственное положение. Благодаря гуннам он быстро одержал победу, и Себастиан бежал. Новый поцелуй примирения – но не любви – с Галлой Плацидией, и Аэций становится уже настоящим правителем Империи, наставником Валентиниана III.
Валентиниан заключил договор с Роасом, по которому Первая Паннония, разумеется, оставалась провинцией Западной Римской империи, тогда как на севере Второй Паннонии, хотя и остававшейся провинцией Восточной Римской империи, до берегов Дравы и Дуная, гуннам выделялась область, где они могли пользоваться «вечным гостеприимством». Предусматривалось, что договаривающиеся стороны будут совместными усилиями защищать всю Паннонию (все три ее части) от посягательств любого агрессора.
Аэций победил франков и ретов, принудив их подчиниться своей воле. Гунны пока еще оставались единственным сильным союзником Рима, хотя Аэций уже тогда понимал, что дружба эта продлится недолго.
Когда в Бельгию вторглись бургунды под предводительством короля Гундахара или Гондикера – Гюнтера из «Песни о нибелунгах», – Аэций направляет против них сводную армию варваров из аланов, франков и герулов, а также убеждает гуннов напасть на новых пришельцев, пообещав им новые области поселения. От руки гунна погиб и сам Гондикер.
К гуннам же Аэций обратился, когда потребовалось подавить сепаратистский мятеж галла Тибатона, опиравшегося на широкую поддержку багаудов.
Примерно тогда же (437 год) Аэций направляет большое войско гуннов под командованием своего помощника Литория, дабы остановить вестготов, попытавшихся захватить средиземноморское побережье. Победа над вестготами казалась уже обеспеченной, когда Литорий был ранен и попал в плен, и гунны, потеряв командира, были разбиты. Но Аэций опять сумел навязать готам мирный договор, пригрозив призвать на них новых гуннов.
Тогда как Западная Римская империя обретала в гуннах самоотверженных защитников, Восточная Римская империя, попирая заключенные соглашения, только и делала, что сеяла вражду между задунайскими гуннами и их соседями. Роасу это надоело, и он пригрозил войной. Аттила предупредил Аэция, чтобы тот остановил византийцев, пока не поздно. Аэций сделал, что мог, но Феодосий II, считавший себя тонким дипломатом и мудрым стратегом, продолжил свою тактику, лишь постаравшись действовать более скрытно. Сохранить все в тайне ему не удалось, так как Роас перехватил его гонцов с золотом для варварских вождей. Аэций снова предупредил Феодосия, что игра становится слишком опасной, вместе с тем постаравшись успокоить Роаса. Когда же дело приняло необратимо дурной оборот, Аэций нашел смелость занять твердую позицию и обвинил императора в развязывании войны.
Уместно возникает важный и интересный вопрос о том, как относились друг к другу Аэций и Аттила. Они познакомились еще в юном возрасте: Аттиле было десять лет, а Аэцию пятнадцать-шестнадцать. Старший стал помогать развиваться младшему. Они всегда встречались с радостью, обменивались дружескими подарками, старались не терять связи друг с другом, знали, что могут положиться один на другого, отважно противились воле своих господ, действия которых нарушали их дружеский договор. Аэция неоднократно, и не без основания, обвиняли в предательстве Рима, когда он приводил гуннов против легионов Галлы Плацидии, но предавал он не ради гуннов, а в собственных интересах. Аттилу, в свою очередь, винили в сочувствии Риму, вплоть до того, что Роас заговорил об излишней сдержанности племянника – Аттила и сдержанность! – в ситуациях, когда тот становился жертвой внезапной перемены императорских планов и когда следовало бы действовать более решительно.
Между Аэцием и Аттилой, несомненно, был сговор, и не дружеский, а политический. Не исключено, что в те времена последних Августов и Цезарей они думали о власти над миром и делили сферы влияния.
В 441 году, когда Аттила разорял придунайские земли Восточной империи и Феодосий II обратился за помощью к Западной империи, Аэций, с которым консультировались, посоветовал не оказывать поддержки византийцам, сославшись на трудности, впрочем, действительно страшные, с которыми римляне столкнулись на Сицилии и в Северной Африке, сдерживая натиск вандалов. Но при этом, получив послание от Аэция, Аттила вдруг останавливает свой успешный завоевательный поход на Балканах, так как возникла спешная необходимость подавить восстание белых гуннов.
Когда девять лет спустя Аттила под весьма сомнительным предлогом потребовал отдать ему часть территории Империи, Аэций заявил обоим императорам, что предпочел бы рассмотреть правовую и дипломатическую обоснованность притязаний Аттилы, прежде чем дать решительный отказ, который неизбежно приведет к войне.
Когда в конце 450 года на восточной границе Галлии скопилось такое количество войск гуннов, что в их скором вторжении уже никто не сомневался, Аэций вместо решительного наступления, на котором настаивал Валентиниан III, выжидал под предлогом, что другие границы Империи также находятся под угрозой и еще точно не известно направление главного удара. Похоже, он тайно пытался убедить Аттилу отказаться от задуманного вторжения и рассмотреть возможности мирного урегулирования. Ничего не помогло, и двое друзей стали заклятыми врагами. Однако все равно продолжали отлично понимать друг друга. Они заявляли, что война окончится только со смертью одного из них на поле брани, но при этом взаимно воздерживались от покушений и не препятствовали побежденному выйти из боя, когда поражение могло бы стать полным разгромом. Даже во вражде сохранялся негласный сговор. Оба героя считали, что от них зависит равновесие мировых сил и гибель одного из них может его нарушить.