Текст книги "Дочь Шидзуко"

Автор книги: Мори Киоко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Может быть, осенью она даст нам хризантемы с большими красными цветками? – спросила Юки. – Они мне нравятся больше всего.

Шидзуко перестала копать.

– Ты знаешь, мне всегда было интересно понять, чувствуют ли эти запахи те умершие, которым бабушка ставит цветы. И запахи чая, риса? Ты же помнишь, мой старший брат Сусу– му погиб на войне. Я стараюсь представить, как его дух возвращается домой, но не могу. Мне кажется, брат был к цветам равнодушен. Он даже не замечал, есть они в саду или нет.

Юки промолчала. Мать вытянула руку вверх, проверяя, не стих ли дождь.

– Когда мы умираем, мы становимся чем– то вроде этого дождя. Мы здесь – и как бы не совсем здесь, и вполне можем довольствоваться только запахом хризантем и зеленого чая. Нам уже ничего не будет нужно.

У Юки по спине пробежал холодок. Это бывало с ней, когда мама рассказывала страшные сказки о привидениях. Но такое случалось жаркими летними ночами, когда их обеих мучила бессонница – сказочные ужасы были вроде прохладного душа.

– Мама, ты решила попугать меня? Сейчас только апрель и на улице холодно. Я не хочу слушать истории о привидениях.

– Прости меня, я вовсе не хотела тебя пугать. – Шидзуко снова принялась выкапывать цветы. – Почему ты не идешь в дом? Я скоро закончу.

– Но я могу еще постоять и подержать зонтик. Мне осталось только прибраться в комнатах.

– Спасибо, не надо. Дождь еле накрапывает. Иди, заканчивай уборку.

Юки ушла.

Юки убирала мамину комнату, когда услышала шум усилившегося дождя. Хлопнула дверь – это мама вошла в дом, остановилась перед своей комнатой.

– Я только не пометила коробки, – сказала Юки. – Ты не будешь знать, что – в какой. Не волнуйся, я всю помню, я помечу.

Шидзуко, войдя в комнату, оперлась рукой о стену. Казалось, она очень устала или у нее закружилась голова.

– Большое тебе спасибо, Юки, ты хорошо потрудилась.

– Ерунда, – пожала плечами Юки.

Шидзуко помедлила немного, и, наконец,

проговорила:

– Я хочу спросить тебя кое о чем.

– О чем? – Юки высыпала мусор в бумажный пакет, и бросила совок.

– Давай присядем – вон там, на ступеньках черного хода.

Они уселись рядышком на узеньких ступеньках лестницы за кухней. На стене висел черный материнский плащ. Рядом стояли коробки с растениями. Из дверного окошка Юки видела, что дождь усиливается. Выкопанные цветы – аквилегии с их листьями, похожими на бутоны роз, фиалки, шалфей, тигровые лилии, пионы,, хризантемы – намокли и потемнели.

– Так о чем ты хотела поговорить? – напомнила Юки.

Мать наклонилась к ней, слегка потянула за «конский хвост», обняла за плечи:

– Хочу спросить тебя: что ты будешь делать, если со мной что-нибудь случится, если меня не станет?

– Почему ты спрашиваешь об этом?

– Не знаю. Я думала об этом, когда в прошлом году умерла твоя бабушка, а я собирала ее вещи. Твой отец на похоронах не проронил ни слезинки. А ведь это была его мать.

Тот день, когда они приехали в дом родителей отца на похороны бабушки, тоже выдался дождливым. Тогда Юки не особенно горевала. Хотя бабушка и дедушка жили от них в часе езды на поезде, Юки виделась с ними очень редко. Судя по всему, отцовская семья не была дружной.

– Отец не плакал, потому что не очень любил свою мать. Он вообще никого не любит. Зачем ему плакать?

– А ты? Когда-нибудь ты меня тоже забудешь. И вполне без меня обойдешься.

Юки невольно отпрянула, и рука матери соскользнула с ее плеч.

– Тебя я не забуду! Никогда.

– Но ты будешь жить своей жизнью, – продолжала Шидзуко. – Скажи честно. Ты всегда говорила, что любишь меня больше всего на свете, что не хочешь взрослеть потому, что со временем я постарею и когда-нибудь мы уже не будем вместе. Ты и сейчас так думаешь?

Юки молчала. За окном дождь хлестал по ирисам, шумя, как радиоприемник при переключении каналов. Юки вообразила, как она прыгала бы вокруг роскошных фиолетовых ирисов, когда распустятся их цветки. Мать ждала ответа. Юки повернулась к ней:

– Если с тобой что-то случится, я буду жить дальше, но мне будет очень грустно без тебя. Я никогда тебя не забуду, но буду продолжать жить.

Шидзуко медленно отвернулась и, закрыв глаза, прижалась виском к стене. Юки рванулась к ней, взяла за руки. Они были холодные. Пальцы крепко сжаты.

– Мама, прости меня, – сказала она. – Я не хотела тебя обидеть. Я бы ничего не сказала, если бы знала, что ты расстроишься. Прости меня.

Шидзуко долго молчала. Наконец, повернулась к дочери, высвободила руки.

– Прости меня, – повторила Юки.

Шидзуко положила ладони ей на плечи и,

немного отстранившись, внимательно посмотрела в глаза дочери.

– Послушай, Юки. Не надо извиняться. Ты сказала мне правду. Не извиняйся за это. Я не расстроена. Всегда говори правду. – Вздохнув, она кивнула. – Я рада услышать, что ты будешь продолжать жить, даже если я уйду. Ты сильная. Это хорошо.

Шидзуко подалась вперед и обвила дочь руками.

Они крепко обнялись.

– Я не хочу, чтобы ты говорила: «когда меня не станет», – шептала Юки, уткнувшись в волосы матери.

Шидзуко молчала. Юки пыталась взглянуть ей в лицо. Губы матери были плотно сжаты, словно она с трудом сдерживала слезы.

– Мама, я буду помогать тебе в новом доме. У нас будет самый лучший сад, даже лучше прежнего. Мы рассадим много ирисов. Возьмем у бабушки белые и желтые, хотя я больше всего люблю фиолетовые, – голос Юки дрожал.

– Договорились. Обустроимся в нашем новом доме, постараемся хорошо провести лето и осень. – Шидзуко погладила дочку по голове и снова улыбнулась – словно через силу.

– Мама, знай, что я во всем буду тебе помогать. Я все для тебя сделаю.

– Да, я знаю, – Шидзуко ласково гладила спину дочери – знаю, что ты все сделаешь.

За окном по-прежнему шелестел дождь, и шум его одновременно звучал и в отдалении и вблизи.

Юки больше не слышала звуков телевизора из комнаты отца. Она закончила распаковывать коробки и спустилась вниз. Комната отца была открыта, но там никого не было. Не было и машины мачехи – она обычно стояла перед домом. Юки вышла во двор.

Здесь мачеха пока ничего не изменила. Высокие ирисы, посаженные Юки вместе с мамой, росли так же, как в их старом доме. Аквилегии превратились в пышные кусты и дали новые побеги. Через месяц появятся красные, фиолетовые и розовые цветы, похожие на праздничные фонарики – и все из одного черенка. Юки подошла к клумбе с хризантемами и фиалками. Где-то высоко в ветвях кленов чирикали воробьи. Мама была права – ирисы оказались стойкими и уже на следующий год снова зацвели. Она была уверена и в том, что Юки справится без нее со всеми жизненными тяготами. Юки убеждала ее в этом тогда, два года назад, когда они смотрели на те же самые хризантемы и фиалки... «Напрасно мама мне поверила», – подумала Юки. Три воробья спорхнули с деревьев на землю, суматошно перелетели на соседний участок, вернулись и запрыгали около ирисов. Юки подошла к клумбе и села около цветов. Скоро на длинных стеблях ирисов распустятся фиолетовые и желтые цветки. Ирисы зацветают не одновременно – не так дружно, как розы и пионы, и, отцветая, жухнут, как проткнутые воздушные шарики. Ни один лепесток не падает на землю. Юки поднялась и пошла в дом. Она все время думала о матери. Да, это было неправильно – говорить ей, что я смогу жить без нее. А я так хотела бы взять свои слова обратно, но не успела.

Глава 5

СЛАДКИЕ ТРУБОЧКИ (июнь 1971)

Человек в белой униформе размечал беговые дорожки с помощью аппарата, чем-то напоминающего газонокосилку. Устроившись на траве в стороне от других девочек, Юки наблюдала, как он проводит четкие параллельные линии на подсохшем грунте. До первого забега на 1000 метров, в котором она должна участвовать, оставалось около трех часов, но зрители уже прибывали, – в основном родители юных спортсменок, стремившиеся пораньше занять места на трибунах стадиона. Это были последние до начала летних каникул легкоатлетические соревнования среди девочек – финал состязаний учащихся младших средних школ Кобе.

Заслонившись ладонью от солнца, Юки внимательно рассматривала трибуны. Зрители, в основном женщины в белых летних блузах и темных юбках со светло-розовыми, бирюзовыми и зеленоватыми зонтиками, – матери участниц соревнований. «Моя мама могла бы мной гордиться», – сказала себе Юки. За два года, прошедшие со дня смерти матери, она часто повторяла эти слова. Их, кстати, говорили ей и взрослые (за исключением отца и мачехи), когда она совершала что-ли– бо, заслуживающее похвалы, например выигрывала соревнования по бегу, или ее избирали старостой класса, или каждый год получала самые высокие оценки. В устах взрослых фраза «твоя мать могла бы тобой гордиться» была для Юки самой высшей похвалой. Отец с мачехой никогда не упоминали маму. Они вообще редко разговаривали с Юки, бывали дни, когда они едва обменивались с ней парой слов.

Вытянув перед собой ноги, Юки наклонилась и прижала лицо к коленям. Ей вспомнился снимок, который мама сделала на школьных соревнованиях в третьем классе. На фотографии Юки обгоняла девочку, бегущую впереди, – она тогда выиграла 50-метровку. Мама щелкнула затвором как раз в момент, когда Юки только что выдвинулась левым плечом и правой ногой впереди соперницы, а корпуса их были еще вровень. В углу снимка неясно белела финишная черта. У Юки в волосах лента из белого шелка, порхающая, как бабочка. Мама заставила ее завязать эту ленту, сказав, что так ей будет легче издали различить Юки среди других участниц забега. Мать любила украшать ее голову широкими лентами или вязать ей ярко-красные, фиолетовые или бирюзовые свитера – чтобы сразу же узнавать ее.

Юки еще сильнее уткнулась лицом в колени. После смерти матери она остриглась так коротко, что со спины ее принимали за мальчика. Она часто ловила удивленные взгляды прохожих, которые, услышав ее голос, узнавали в ней девочку.

Подняв голову, она увидела проходившую мимо нее группу девочек в красно-черной спортивной форме. Они были из частной женской школы, той единственной, команда которой вышла в финал соревнований. Юки огляделась вокруг и отыскала глазами высокую девятиклассницу, которая участвовала в состязаниях по бегу с барьерами. Рядом с ней шла коротко стриженая толстушка – видимо, ее подруга. У «барьеристки» были длинные волосы. «Если их распустить, – подумала Юки, – они будут доходить ей до пояса». Но они были стянуты в пышный «конский хвост», шея девочки оставалась открытой, совсем не загоревшей, хотя тренировки под солнечными лучами продолжались уже целый сезон. Проходя мимо Юки, она слегка улыбнулась. Юки улыбнулась в ответ. Ей показалось, что толстушка хихикнула. Юки покраснела. Конечно, они заметили ее пристальный изучающий взгляд. «Хорошо, если бы она со мной заговорила, – подумала Юки. – Вряд ли ее шокировало то, что я на нее уставилась, – иначе бы не улыбнулась».

Первый раз она увидела эту девочку на соревнованиях между их школами. Юки как раз финишировала в забеге на 1000 метров. Она пришла первой, на последних десяти метрах опередив соперницу из другой школы. Потом она пошла попить воды к фонтанчику и столкнулась почти лоб в лоб с той рослой девочкой. Юки не могла бы сказать, что именно ей больше всего бросилось в глаза: красивые волосы, лицо, которое даже при ярком солнце было свежим и нежным, длинная шея или высокий рост. Минут через десять Юки увидела эту девочку бегущей по гаревой дорожке с барьерами. Ноги ее, казалось, плыли в воздухе. Барье– ристка пришла с финишу первой, опередив девочку из школы Юки – к нескрываемой радости последней. Сидящие рядом с Юки одноклассницы удрученно молчали, сама же она, сочувствуя проигравшей, удивлялась: ну, можно ли было не восхититься явным превосходством этой чудесной девочки-соперницы! С тех пор состоялись три товарищеских встречи и один полуфинал, и на всех соревнованиях Юки любовалась этой высокой красивой девочкой. «Хорошо, если бы она со мной заговорила...»

Юки должна бежать после полудня. Солнце припекало. Было влажно, от земли поднимались жаркие испарения, напомнившие ей о длинных летних днях, проведенных с мамой, когда они возились в саду, подолгу бродили пешком, плавали, устраивали пикники. Эти дни были нескончаемы.

Ей выпало бежать по внешней дорожке – именно это она всегда предпочитала: бежать по внутренней, – значит девять соперниц дышат тебе в затылок, пытаясь захватить лидерство на первой же прямой. В ожидании старта Юки закрыла глаза, на секунду вспомнив ту высокую девочку, которая только что выиграла забег. Она снова пришла первой, опередив остальных на несколько шагов. Пока официальных результатов не объявляли, но присутствующие предполагали, что именно она побила рекорд сегодняшних состязаний. «Я тоже должна победить», – подумала Юки.

Когда раздался выстрел стартового пистолета, все посторонние мысли вмиг улетучились, и через долю секунды она ринулась вперед. Воздух перед глазами сгустился в синеватую дымку.

Выйдя на первую прямую, Юки была третьей: впереди бежали две девочки в красно-чер– ной форме из той же школы, что и высокая барьеристка. Юки решила пока держаться за их спинами. Некоторые бегуньи берут высокий темп на первых двух кругах, а на третьем или четвертом выдыхаются. Опасаться можно разве что тех, кто бежит позади. Юки легко чью-то руку. Кто-то говорил, что она победила с большим преимуществом, что она побила рекорд школьных соревнований. Дыхание постепенно успокаивалось, а боль расползлась по всему телу и затем стихла. Юки стояла одна на траве. Она вспоминала, что даже ни разу не оглянулась назад посмотреть, как далеко позади остались ее соперницы.

Что происходит с человеком, когда он задыхается? Что ты чувствовала, мама, в свой последний час? Тебе было больно? Наверное, больнее, чем было мне. Намного больнее. Я помню запах газа и тебя, лежащую на полу без дыхания. Позже отец сказал, что ты не мучилась, что тебе не было больно.

Соревнования закончились около половины второго. Пока подсчитывали окончательные результаты, объявили обеденный перерыв. Девочки из команды Юки стали искать своих родственников, а она поспешила к фонтанчику с питьевой водой – чтобы ее не успели пригласить присоединиться на обед к чьей-нибудь семье: ведь все знали, что мать Юки умерла и никто из ее родных на соревнования не пришел.

Юки даже не захватила с собой завтрак. Утром, когда она спустилась на кухню выпить стакан апельсинового сока, мачеха только молча посмотрела на нее. «У меня сегодня соревнования, – сообщила ей Юки. – Я вернусь после обеда, не поздно». Мачеха никак не отреагировала, и Юки поспешно добавила: «Я не буду брать с собой завтрак. На соревнованиях я не могу есть. Когда бегаешь, от еды только тошнит». Выпив сок, она выскочила из кухни. Мачеха не произнесла ни слова. Последний их диалог состоялся больше года назад. «Пожалуйста, не спрашивай меня все время, чем ты можешь мне помочь, – сказала тогда мачеха за обедом, отложив палочки. – Ты сама должна знать, когда чисто, а когда грязно. Если ты сама этого не видишь, бессмысленно тебе объяснять. Прошу тебя только об одном – не мешай мне. И не болтай так много. Раньше я терпела, потому что все только и твердят, какая ты умная. Наверное, умные дети болтают больше, чем не такие умные? Но с меня хватит. Мне это действует на нервы». С этими словами мачеха собрала свои тарелки и, поставив их в раковину, вышла. Юки осталась сидеть с отцом, который молча продолжал есть, словно ничего не произошло. С тех пор Юки и мачеха почти не разговаривали друг с другом.

Ее подруги по команде поднимались по трибунам к своим матерям, которые махали им руками радостно восклицали: «А, вот и ты! Смотри-ка, что я тебе принесла на ланч. Иди быстрее и садись сюда! А Юки бежала, считая свои шаги – раз-два, раз-два, повторяя про себя: «Все хорошо, я в порядке».

У фонтанчика она остановилась и перевела дух. И вдруг... Какая неожиданность: над фонтанчиком склонилась девочка с конским хвостом – та самая. Юки смотрела на ее затылок и белую шею, пока девочка не подняла голову. Обернувшись, она улыбнулась Юки:

– Всегда сталкиваемся здесь, верно?

Смутившись, Юки наклонила лицо над

струей. Вода была на удивление холодной, она глотала ее жадно, почти захлебываясь. Потом повернулась к девочке, которая ждала, пока она напьется.

– Меня зовут Юки, – сказала она, еще не отдышавшись. – Юки Окуда. Я только что бежала километровую дистанцию. – Она не знала, что еще добавить.

– Я знаю, – ответила девочка. – Я видела, ты пришла первой.

– Я тоже видела, как ты пришла первой. Ты намного обогнала всех остальных.

– А я Сачико Мураи. Ты знала, как меня зовут?

– Нет. Но я наблюдала за тобой, – Юки почувствовала, что краснеет.

– А вот я знала твое имя и много слышала о тебе. Я знаю нескольких ребят и девчонок из твоей школы. Они говорят, что ты чуть ли не лучшая бегунья в своей школе, хотя еще в восьмом классе и занимаешься легкой атлетикой всего год. Но не только это. Я знаю, что ты очень способная и что ты староста класса.

Еще, говорят, ты отлупила мальчишку за то, что он насмехался над тобой, мол, у тебя слишком хорошо подвешен язык. Это редкость, когда девочку избирают старостой в школе, где совместное обучение.

Сачико замолчала. Юки не знала, что ответить. Она даже не могла выговорить «да», чтобы не показаться хвастуньей.

– Кстати, – продолжала Сачико, – мои друзья сказали, что восхищаются тобой: у тебя все так здорово получается, несмотря на то... – Сачико запнулась. – Нет, я не должна тебе этого говорить.

– Несмотря на что? – спросила Юки.

– Нет, не скажу.

– А я хочу, чтобы ты сказала!

– Ладно! Несмотря на то, что твоя мама умерла, а твой отец с мачехой никогда не приходят на твои соревнования и на классные собрания и все такое...

Юки на минуту задумалась и с прямотой, неожиданной для себя самой, спросила:

– Тебе меня жалко?

– А ты хочешь, чтобы я тебя жалела? – помедлив, спросила Сачико.

– Нет, – твердо ответила Юки. – Никогда.

– Хорошо, тогда не буду.

Несколько минут они молча шли вместе мимо семей, расположившихся на траве на пикник. Вокруг бегали и смеялись маленькие братья и сестры спортсменок.

– Как ты собираешься проводить летние каникулы? – спросила Сачико.

– Не знаю.

Юки не думала об этом. Действительно, что делать долгими днями без школы, с вечно молчащей мачехой на кухне, с отцом, который, возвращаясь с работы, лишь едва кивнет в ее сторону и все. Каждый день будет похож на воскресенья того времени, когда она еще не присоединилась к сборной школы по легкой атлетике и часами сидела дома, как в клетке. Она не находила, что ответить Сачико, волновалась: если она будет молчать, Сачико решит, что ее друзья ошиблись в ней, что на самом деле она дура дурой. Но в голову ничего не приходило.

– Я живу недалеко от тебя, – сказала Сачико, – но все равно хожу в частную школу, потому что там учились обе мои сестры. Вот почему я знаю ребят из твоей школы. Я училась вместе с ними в младших классах. Может, нам бегать иногда вместе, чтобы поддерживать форму? Хочешь? Ты ведь осенью будешь выступать в кроссе, правда? Может быть, будем встречаться в парке Узуморидаи? Вы ведь живете рядом с парком? Я видела, как ты там бегала.

– Да, – сказала Юки. Она почему-то перешла на шепот и испугалась: вдруг Сачико подумает, что она не рада ее предложению. – Конечно, я с удовольствием буду бегать с тобой, – поспешно добавила она, следя за своим голосом. – Я живу недалеко от парка и осенью, действительно, побегу кросс.

– Хорошо, тогда пойдем со мной. Я договорилась пообедать с мамой, мы встретимся с ней недалеко от автостоянки, знаешь, где растут азалии. У нее в сумочке наверняка есть ручка, и мы сможем обменяться телефонами.

Женщина, сидящая у азалий, курила длинную сигарету с золотым ободком. Юки сразу бы узнала в ней мать Сачико, даже встретив ее одну. Она была высокая, как дочь, и очень красивая. В отличие от многих матерей, которые носили белые блузки и темные юбки, напоминающие «бабу» на чайнике, на матери Сачико было облегающее платье зеленого цвета, дополненное такой же зеленой матерчатой сумочкой. Она затушила сигарету о подножие каменной скамьи и бросила окурок на землю.

– Мама, это Юки Окуда. Она выиграла 1000-метровый забег и побила рекорд, как и я в беге с барьерами.

– Хэлло, – улыбнулась госпожа Мураи. – Я вас видела. Мне показалось, что вы намного меньше ростом. Кто-то из зрителей сказал мне, что вы одна из немногих восьмиклассниц, которые пробились в финал. – Она отвернулась от Юки и обратилась к дочери, проведя длинными пальцами по ее волосам. – Какая безобразная у тебя прическа.

– Разве? – рассеянно спросила Сачико, нетерпеливо уклоняясь от рук матери.

– Дай я зачешу их вверх. Будет намного красивее. Повернись.

– И так сойдет, – отмахнулась Сачико, но все-таки повернулась, как требовала мать.

Госпожа Мураи достала из сумочки расческу, сняла резинку, стягивающую волосы дочери в «хвост», и начала расчесывать ее волосы.

– Мама, ты царапаешь мне голову. Пожалуйста, поосторожнее.

– Тебе надо лучше ухаживать за своими волосами.

– Но мне надоели длинные волосы. По мне лучше постричься, как Юки. Посмотри на ее волосы, мама. Правда, просто и миленько? Я тоже хочу короткую стрижку.

Госпожа Мураи снисходительно взглянула на Юки.

– Ничего не желаю слышать о короткой стрижке!

Сачико повернулась к Юки, на миг вытаращив глаза, а потом прикрыв их, как бы говоря: «Ты же понимаешь – чего можно ждать от этих родителей».

«Нет, вот этого я как раз уже не понимаю», – горестно подумала Юки.

Наконец, госпожа Мураи спрятала расческу в сумочку.

– Вот так всегда и причесывайся. Забудь про свой «хвост», поняла? Ну, хорошо. Я оставила еду в машине. Идем, надо перекусить, – она вопросительно посмотрела на Юки.

Юки заметила, что волосы Сачико в самом деле доходят ей до пояса. С такой прической она выглядела немного старше своих лет. Какое сходство с матерью – то же овальное лицо, те же идеальные брови дугой.

– Мы хотеДи попросить у вас ручку, – сказала Юки, обращаясь к госпоже Мураи.

– Мы собираемся вместе бегать во время летних каникул, – пояснила Сачико, – и решили обменяться телефонами. У тебя в сумочке должна быть ручка, мама.

– О, я понимаю. Как это мило, – мать Сачико стала рыться в своей сумочке. – Не могу найти. – Странно, обычно ручка у меня всегда с собой. – Она продолжала поиски. – Извините, что задерживаю вас из-за таких пустяков. Ваши родители, наверное, вас заждались? Они могут гордиться вами.

– Мама, – вмешалась Сачико. В ее голосе прозвучали тревога и растерянность. Юки не поняла, в чем дело.

– Что такое? – деланно удивилась госпожа Мураи.

– Не беспокойтесь. Я, пожалуй, пойду, – поспешила Юки и, обратившись к Сачико, добавила. – Если ты мне скажешь свой телефон, я запомню.

– Ты уверена? Ах, да, ведь у тебя отличная память.

– Во всяком случае, я попытаюсь.

– Хорошо. Номер такой: 25-3794-25-3794. Запомнила?

Юки кивнула.

– Приятно было познакомиться, – сказала госпожа Мураи и сразу же отвернулась.

Пожав плечами, Сачико улыбнулась и, помахав рукой, ушла вместе с матерью.

Юки проводила их взглядом. Потом она посмотрела на каменную скамью, где сидела госпожа Мураи. Вокруг цвели кусты азалий – бледно-розовые и более яркие, почти пурпурные. Много лет назад мама показывала ей, как надо собирать цветки азалий: вынуть их из цветочной чашечки, потом извлечь все тычинки. То, что оставалось, напоминало маленькую трубочку. Мать осторожно сдувала пыльцу и кончиком языка дотрагивалась до сердцевины цветка. Там, где лепестки слипались, образуя отверстие, как у мундштука трубы, получались особенно сладкие пятнышки – от прикосновения к ним мамин язык даже слегка окрашивался. Оказывается, внутри бледных цветков иногда встречаются ярко-красные пятна, и они-то и бывают самыми сладкими.

Сев на скамью, Юки мысленно повторяла номер телефона Сачико и долго смотрела на азалии. Ей внезапно захотелось съесть цветы, эти тысячи маленьких розовых трубочек, и умереть от их удушающей сладости.