Текст книги "Невилл Чемберлен: Джентльмен с зонтиком"
Автор книги: Моргана Девлин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Сочувствие его было направлено в первую очередь на своих соотечественников. Поэтому, вернувшись вместе с остальными депутатами после каникул в палату общин осенью 1919 года, Невилл Чемберлен вошел в комитет по нездоровым районам (трущобам) и начал подготавливать для министерства здравоохранения соответствующие программы. Он посетил Лидс, Ливерпуль и Южный Уэльс с инспекцией, и увиденные там условия жизни в трущобах «справедливо заставили мои волосы встать дыбом»[112]112
Felling K. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 86.
[Закрыть]. Также Чемберлен занялся усовершенствованием закона о детях, рожденных вне брака, который до той поры был «наказанием для невинных детей за ошибки их родителей, что восстает против человечества и противоречит интересам государства»[113]113
Ibid. P. 85–86.
[Закрыть].
Этой своей деятельностью он обратил на себя внимание Эндрю Бонара Лоу, лидера Консервативной партии и члена Кабинета министров. В марте 1920-го Бонар Лоу даже говорил с Чемберленом о возможности возвращения в правительство, но тот резко возразил, что пока «козел» (а именно такое прозвище среди тори закрепилось за Ллойд Джорджем) возглавляет Кабинет, это будет невозможно.
Не забывал Чемберлен и о Бирмингеме. У него были три основные инициативы: расширение сберегательного банка, создание городского оркестра и его Гражданская лига отдыха. «Если я выживу, я это сделаю», – отмечал он в дневнике. Несмотря на то, что музыку он любил страстно, говорил, что «для меня Бетховен – фигура куда интереснее и значимее Наполеона», все же последнюю инициативу – создание здорового досуга для всех слоев населения – он считал более важным делом. В биографии своего кузена Нормана, над которой Невилл в то же время работал, он выскажется о трагедии «городской молодежи», не лучшим образом образованной, не знающей, чем себя занять, и в итоге оказывающейся в многочисленных пабах.
Также, будучи преданным сыном своего великого отца, Невилл Чемберлен продолжал заниматься тарифной реформой. Послевоенная экономика Британской империи находилась, понятно, не в лучшем состоянии, политика фритредерства не способствовала ее оздоровлению. Парламентские комитеты отнимали у Чемберлена практически все время, дети его «огорчались, что папа утром дает интервью газетчикам, а не гуляет с ними и рассказывает про испанских пиратов»[114]114
20 November 1920 to Ida Chamberlain.
[Закрыть]. Сам он иной раз даже и не помышлял об отдыхе: «Во вторник я спал четыре часа, в среду – шесть, в четверг – два»[115]115
18 December 1920 to Ida Chamberlain.
[Закрыть]. Чемберлен был феноменально работоспособен, что впоследствии позволит многим его коллегам перекладывать на него свои обязанности. Правда, однажды он таки свалился в обморок во время очередного делового обеда и наконец разрешил себе короткий отдых в Харрогейте.
Тем временем у тори и всего правительства начались проблемы, вызванные ухудшением здоровья Бонар Лоу. Наследовать лидерство партии должен был Остин Чемберлен, Невилл взирал на все это с мрачным настроением: «Это большое препятствие – быть сыном моего отца и братом моего брата, поскольку всяческие успехи будут обесценены, а за каждую неудачу спросят вдвойне. Кроме того, когда брат – лидер, ни о какой независимости не может идти речи, если каждый из нас не готов ссориться, а я недостаточно увлечен политикой для подобного…»[116]116
Felling K. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 92.
[Закрыть] Ссориться все же приходилось, так как старший Чемберлен попал под влияние «валлийского волшебника» Дэвида Ллойд Джорджа (как называли премьер-министра за его валлийское происхождение) и готов был согласиться с его планом по созданию новой партии, в какую вошли бы и юнионисты, поддерживающие до этого консерваторов. Естественно, для тори это означало бы очередной партийный кризис. Младший Чемберлен всем своим существом подобной идее противился, равно как и любой партии, во главе которой стоит Ллойд Джордж.
Однако же премьер-министр был убежден, что Британская империя у его ног и безусловно поддерживает его, поэтому уже в январе 1922-го хотел провести очередные всеобщие выборы. Чемберлен писал сестре о предполагавшихся выборах и о самом Ллойд Джордже с нескрываемым раздражением: «Этот грязный маленький адвокат из Уэльса и его подхалимы думают, что они могут продиктовать политику целой юнионистской партии. Я никак не могу понять, почему они считают, что извлекли бы пользу из выборов, разве что уповают на деньги, которые получили от продаж такого количества «почестей»»[117]117
7 January 1922 to Ida Chamberlain.
[Закрыть]. Раздражен был подобной перспективой далеко не один Невилл Чемберлен, но и многие другие.
Что в Консервативной, что в Либеральной, что в Лейбористской партии мнения на этот счет разделились и вылились в длительные противостояния. Парламент превратился в растревоженный улей. Продажа титулов, которую активно ввели Ллойд Джордж и некоторые его коллеги, теперь уже стала достоянием прессы. В июле Чемберлен с Лесли Уилсоном и Сэмом Хором обсуждали создание парламентского комитета по расследованию этого дела, чтобы «не прикрывать преступлений правительства»[118]118
15 July 1922 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Занималась расследованием и Королевская комиссия. На дебатах по этому вопросу Ллойд Джордж произнес не самую выдающуюся свою речь и видно было, что палата, бывшая некогда в восторге от «бритвы парламента», уже не находится во власти его очарования. Валлийский премьер становился непопулярен в стране, шахтеры говорили, что он принес безработицу, недовольство росло.
Невилл Чемберлен же помимо политических забот был обременен и семейными. Он уже четвертый год жил в Лондоне на заработанные ранее деньги и не мог заниматься бизнесом в той мере, какая обеспечивала бы прежний уровень дохода, а политика – дело дорогостоящее. Дети его подрастали, Френсис готовился к школе: «Увы, приближается пора, когда наш счастливый дом будет опечален отъездом Фрэнка в школу… Дороти еще не поняла, что это означает, и сам Фрэнк открыто радуется этой перспективе! Я помню, как я хотел скорее пойти учиться и как горевала Ида. Но у нее были другие сестры, чтобы с ними играть, а у бедной Дороти нет ни одной»[119]119
Ibid.
[Закрыть].
Тем временем оправившийся от болезни Бонар Лоу вернулся в ряды тори и начал уже откровенно работать на свержение коалиционного правительства во главе с Ллойд Джорджем, хотя это было значительно затруднено Остином Чемберленом, который с «козлом» расставаться не спешил. Младший Чемберлен оказался буквально меж двух огней. С одной стороны, он страстно желал отставки правительства, с другой – в таком случае он вынужден был идти против собственного брата. В тот же период начинают закладываться отношения между Невиллом Чемберленом и Стенли Болдуином (или С. Б., как его сокращенно все обычно называли), сподвижником Бонара Л оу. Раскол тори был уже слишком очевиден, Остин поддерживал существующее правительство и «козла», Невилл, связанный благородством и родственными узами, не мог открыто поддержать ни ту, ни другую сторону.
Осенью он отправился в тур по Канаде, чтобы самоустраниться из погрязшего в интригах Лондона, а заодно прозондировать почву для проведения Имперской экономической конференции с доминионами. Поэтому 22 октября 1922 года, когда наконец-то правительство Ллойд Джорджа пало, присутствовать при этом эпохальном событии Невилл не мог. Но, получив об этом известия, младший Чемберлен писал: это стало «провидением, что мы избавились от козла». Радость его омрачалась лишь судьбой Остина, который оказался в трагическом положении, и хотя заявлял прессе, что конфликта между ним и Бонаром Лоу нет, однако в новом Кабинете министров (который формировал Лоу) для Остина места не нашлось.
Зато отыскалось место для Невилла – Бонар Лоу предложил ему портфель министра почтовых связей. Эта должность младшего министра вне Кабинета являлась традиционной первой ступенью в правительственной карьере. Старший брат категорически заявил: «Если ты примешь это назначение, между нами прекращается всякое родство![120]120
Эмери Л. Моя политическая жизнь. М., 1960. С. 75.
[Закрыть]» Хотя Невилл и убеждал брата, что вхождение его в правительство не разведет их по враждующим лагерям, а, напротив, будет служить мостиком между Остином и новым Кабинетом. Все аргументы не имели эффекта. Тогда младший Чемберлен сказал, что готов отказаться от поста, так как его «заботят куда больше наши личные отношения, чем политика»[121]121
31 October 1922 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Остин ответил, что не готов взять на себя такую ответственность, и наконец-то смягчился. Назначение было принято, хотя Невилл Чемберлен и не видел блестящих и долгосрочных перспектив этого правительства, но с чего-то же нужно было начинать.
Всеобщие выборы все-таки были назначены на ноябрь 1922 года. Чемберлен не сомневался в своей победе в Ледивуде, хотя ширящаяся безработица, подорванная экономика и как следствие непрерывно растущие цены сделали свое дело с электоратом. Энни с оранжевым пером на шляпе колесила на велосипеде, призывая голосовать за ее мужа, и одна «стоила целой армии» в этой избирательной кампании. Тем не менее кандидат от Лейбористской партии набрал всего лишь на две тысячи голосов меньше, чем бывший лорд-мэр, хотя последнему и удалось одержать победу. Это сигнализировало о действительно бедственном положении в стране. Лейбористы и социалисты, спекулируя на чувствах бедняков, отнимали голоса, Уинстон Черчилль, например, в палату общин в тот год не прошел вообще. «Я сожалею о Черчилле, хотя я не представляю себе достоверной историю, что он плакал (после поражения. – М. Д.)[122]122
19 November 1922 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]– писал Невилл по прошествии выборов сестре.
До этих выборов младший Чемберлен с лейбористами зачастую сотрудничал, так как многие высказывания по социальным реформам у них роднились. Но ноябрь 1922 года заставил его по-иному взглянуть на «рабочую партию» (как называли партию лейбористов), которая рвалась к власти путем зачастую популистских обещаний. Во время предвыборной кампании он даже заявил, что как лорд-мэр сделал больше для Лейбористской партии, чем все их ораторы[123]123
Felling K. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 101.
[Закрыть]. Эта зарождавшаяся вражда с лейбористами будет иметь свои последствия и для Чемберлена, и для Британской империи.
Пока же один из немногих лейбористов, кто внушал Невиллу доверие, был будущий первый премьер-лейборист МакДональд. «В целом я должен сказать, что Рэмзи МакДональд очень хорош. Несколько раз он показывал свое неудовольствие манерами его последователей и соратников по партии к их замешательству и нашей радости»[124]124
9 December 1922 to Ida Chamberlain.
[Закрыть], – писал он сестре о ситуации в переформированном после Всеобщих выборов парламенте. Лейбористы стали в нем второй партией после тори, но пока не умели достойно себя вести. Они вскакивали, кричали, не давали спикеру говорить, в общем, больше напоминали расшалившихся детей, хотя потом опять же по-детски пытались объяснить, что не хотели выказать непочтительность. В то время Чемберлен закрывал глаза на их выходки, оправдывая это тем, что они, лейбористы, просто «должны пройти этап обучения, палата общин как католическая церковь – «наковальня, о которую сломалось очень много молотов»»[125]125
17 December 1922 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Но позже лейбористы уже начали злиться на то, что он взирает на их выходки с высоты своего опыта, считая его высокомерным и заносчивым. Им казалось, что Чемберлен «глумится над ними», его хищная внешность вызывала у них ассоциации с вороном, и они никогда не смогли ему простить снисходительных насмешек[126]126
Harold Nicolson diaries and letters, 1945–1962. L., 1968. P. 260.
[Закрыть].
Новая же должность министра почтовых связей, главного почтмейстера, была относительно спокойной и по сути имела обучающий характер. Несмотря на то, что Чемберлен в прошлом несколько месяцев был главой Национальной службы, то ведомство было абсолютно новым и четких функций ни у него, ни у его главы не было. Министерство почт было уже устоявшейся организацией, и Чемберлен выполнял требуемую от него работу министра вполне уверенно. Хотя, надо сказать, не все были согласны с таким распределением портфелей. «Нэнси Астор[127]127
Леди Нэнси Астор (Astor; 1879–1964) – консерватор, первая женщина-депутат палаты общин Великобритании.
[Закрыть] сеет смуту и уже кричит, <что> я нахожусь на неправильном месте и что я – единственный, кто должен быть министром здравоохранения»[128]128
25 November 1922 to Hilda (or Ida) Chamberlain.
[Закрыть].
Этого назначения пришлось ждать совсем недолго, уже в марте 1923-го Чемберлен в первый раз получил эту должность. Последующие два года будут отмечены чередой Всеобщих выборов и бесконечным тасованием министерских портфелей, но, так или иначе, Невилл Чемберлен с задней скамьи палаты общин пересел на переднюю и не покинет ее до 1940 года.
Глава 3
«МИНИСТР СМЕРТИ»: ОТ ЗАВЕЩАНИЯ ОТЦА
К «ВЬЮЧНОЙ ЛОШАДИ» ПРАВИТЕЛЬСТВА
(1923–1937)
«Я признаюсь, что потрясен объемом работы, который стоит передо мной. <…> Но, видимо, это моя судьба – оказываться на самом опасном и ответственном участке фронта, и, вероятно, судьба правительства будет теперь зависеть от бедного меня»[130]130
11 March 1923 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], – писал сестре «бедный» мистер Чемберлен, получив портфель министра здравоохранения. Нельзя сказать, что он слишком преувеличивал в своем письме и масштаб предстоящей работы, и ее влияние на участь нового правительства. На тот момент количество английских безработных подходило к полутора миллионам, отчаянно недоставало жилья, большинство населения гнило в «трущобах», за которые с арендаторов брали еще и очень приличные деньги. Муниципальные казначейства были опустошены войной, а Болдуин подписал в Вашингтоне обременительное соглашение для оплаты внешнего долга. Неудивительно, что на таком фоне лейбористская риторика выглядела убедительной.
Для создания приемлемых жилищных условий необходимо было построить около 800 тысяч новых зданий. 11 апреля Чемберлен внес в палату общин законопроект о правительственных субсидиях на жилищное строительство. После слушаний палата его одобрила, и Закон о жилье 1923 года стал ориентиром для правительственной политики в этой области на следующие 40 лет. Ежегодные правительственные субсидии поощряли и частный сектор строить недорогое, доступное жилье, и муниципальные власти заниматься градостроительством. 20 мая он представил Кабинету законопроект об ограничении арендной платы и процента по ипотечному кредиту, который являлся своего рода «равноправным компромиссом» между арендаторами и владельцами жилья. Законопроект был в тот же день внесен в парламент и в итоге действовал до 1933 года.
22 мая 1923 года смертельно больной Бонар Лоу снова вынужден был уйти в отставку, на этот раз окончательно. Чемберлен за эти несколько месяцев до того замечательно с ним сработался, что Бонар назвал его имя первым при обсуждении своего возможного преемника. Впрочем, с политической точки зрения младший Чемберлен был для этого еще слишком молод: в национальной политике, если даже считать вместе с перерывами, он участвовал только шестой год. Поэтому лидерство вполне справедливо и заслуженно получил Стенли Болдуин, он и сменил Бонара Лоу на посту премьер-министра. Как Невилл во время правительственного кризиса в октябре 1922-го отсутствовал в Лондоне, так в мае 1923-го в столице не было Остина Чемберлена, который тоже мог бы претендовать на лидерство.
Младший брат раздумывал о предложении кандидатуры Остина, но все же больше склонялся к Болдуину, мотивируя это тем, что «в конце концов, он такой же бизнесмен»[131]131
Felling К. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 106.
[Закрыть]. Люди подобного склада были ему куда ближе, проще и понятнее, с ними можно было делать дела. Возвратившийся же из Парижа Остин вовсе не был так оптимистичен насчет С. Б., у него была своя «группировка» с лордом Биркенхедом[132]132
Ф. E. Смит (Smith) (лорд Биркенхед; 1872–1930) – консерватор, лорд-канцлер Великобритании в 1919–1922 годах, министр по делам Индии в 1924–1928 годах.
[Закрыть] и лордом Керзоном. Вместе с ними он смотрел сквозь монокль на всех остальных как на «низших людей»[133]133
Felling К. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 107.
[Закрыть]. Между тем на партийное лидерство претендовал и сам Керзон, в то время министр иностранных дел и председатель палаты лордов. Но именно последний фактор и стал официальной причиной, почему ему не суждено было стать премьер-министром, так как премьеру в первую очередь необходим контакт с палатой общин. Этот эпизод стоит запомнить, так как он найдет свое отражение в мае 1940 года.
Действительной же причиной несостоятельности Керзона была его непопулярность в стране. На тот период слава Керзона как блистательного вице-короля Индии, убивающего зашедшего к нему на обед тигра, поблекла. Его внешнеполитические инициативы, в частности интервенционного характера, не вызывали живой поддержки народонаселения Великобритании. Империи предстоял огромный путь восстановления от ударов, нанесенных Первой мировой войной, поэтому популярность завоевывали люди, производящие впечатление не утонченных аристократов, а практиков, – Стенли Болдуин, Рэмзи МакДональд, Невилл Чемберлен. «Болдуин сказал мне, что получил огромное количество писем, в которых было сказано: «Слава Богу, не Керзон». На самом деле, у него (Керзона. – М. Д.) нет глубоких познаний или интереса к внутренним вопросам, но я думаю, что он был бы готов дать определенную свободу своим министрам. Мне говорили, что он был вне себя от досады и разочарования, но я надеюсь, что он немного утешится прессой, которая так широко расписывает его положительные стороны. Он, конечно, проявил себя очень хорошо»[134]134
26 Мау 1923 to Ida Chamberlain.
[Закрыть], – писал Невилл сестре.
Правительство Болдуина чувствовало себя уже куда увереннее, нежели правительство Бонара Лоу. Уверенность эта была достигнута не без помощи Невилла Чемберлена как министра здравоохранения, который своей деятельностью демонстрировал, что Кабинет работает, и работает на благо граждан. Болдуин не желал останавливаться на достигнутом и решил сделать младшего Чемберлена министром финансов уже в августе, когда два его основных законопроекта по жилищному вопросу прошли все поправки.
Сам Чемберлен скептически отнесся к такой затее, он не чувствовал в себе способностей стать канцлером Казначейства и предпочел бы остаться на своем месте в министерстве здравоохранения, но у С. Б. других вариантов просто не было: «У Эмери нет никаких идей, у Ллойда Грема недостаточно опыта, а отцу Вуда уже 85 лет, и в любой момент ему придется перейти в палату лордов[135]135
Речь идет об Эдварде Вуде, на тот момент министре образования в правительстве Болдуина и сыне лорда Чарлза Галифакса, который в случае возможной смерти отца наследовал бы его титул и, таким образом, покинул бы палату общин, перейдя в палату лордов, что для канцлера Казначейства, конечно, крайне неудобно.
[Закрыть]»[136]136
26 August 1923 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Поэтому Чемберлену ничего не оставалось, как впервые стать министром финансов Британской империи. Это, безусловно, было небывалым карьерным скачком человека, который всего лишь пять лет назад пришел в палату общин рядовым заднескамеечником. Пресса осуждала решение премьера, но у С. Б. между тем был свой план.
Продолжающийся, несмотря на все правительственные усилия, рост безработицы, а также ослабленная экономика, которая все еще находилась даже ниже довоенного уровня, и негодование доминионов заставляли Стенли Болдуина думать о том, чтобы заменить политику фритредерства протекционизмом. Именно поэтому он и пригласил младшего сына Джозефа Чемберлена, отца не только Невилла и Остина, но и «тарифной реформы», стать канцлером Казначейства, зная его приверженность этой политике.
Однако далеко не все члены Кабинета, а также рядовые консерваторы, не говоря уже о других партиях, разделяли приверженность протекционистской модели. Споры между сторонниками «свободной торговли» и сторонниками «тарифов» были столь же горячи, как споры по ирландскому или индийскому вопросам. Тарифную реформу поддерживали «изгнанники»-тори – лорд Биркенхед и Остин Чемберлен. Для усиления своей позиции Болдуин вознамерился ввести их в Кабинет, но если кандидатура Остина еще не вызывала такого негодования, то Биркинхеда тори просто-напросто отказывались даже видеть рядом с Даунинг-стрит. Неприятие было вызвано уже набившим оскомину поведением Биркенхеда, который кардинально отличался от политиков нового типа вроде Болдуина, оставаясь карикатурным изображением британского империалиста со всеми прилагающимися пороками – зашкаливающим высокомерием, алкоголизмом, содомией и т. п. Трое младших министров пригрозили уйти в отставку, если Биркенхед будет включен в состав Кабинета. Разгорелся очередной партийный кризис, грозивший расколом.
Тогда Болдуин решил сделать непредсказуемый ход и провести очередные Всеобщие выборы с целью не только испросить поддержку населения своим инициативам, но еще и перетасовать ряды парламентариев, да и своих непосредственных коллег. К тому же пока партия была связана обещаниями, данными Бонаром Лоу перед предыдущими выборами, что никаких решительных изменений финансовая политика претерпевать не будет.
Точно так же Ллойд Джордж год назад был абсолютно уверен в том, что все будет именно так, как ему нужно. Болдуин повторил ту же ошибку. И так же, как Ллойд Джордж, Стенли Болдуин просчитался. «Эта скотская избирательная кампания»[137]137
17 November 1923 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], как злобно охарактеризовал ее Невилл Чемберлен, принесла такие плоды, о которых никто и догадываться не мог.
Номинально консерваторы одержали победу и получили 258 мест в палате общин, но лейбористы получили беспрецедентное 191 место, а либералы (виги), к которым еще на предыдущих выборах вернулся Асквит, – 158. Таким образом, возможная коалиция вигов и лейбористов имела бы перевес голосов и значительно затрудняла бы работу правительства. Тори, имеющие до выборов 6 декабря 1923 года устойчивое большинство в 344 места, оказались буквально посреди руин. Учитывая, что необходимости как таковой в выборах однозначно не было и консерваторы могли бы уверенно держать власть еще четыре года, они обрушили свой гнев на Болдуина, а также и на младшего Чемберлена, которого наряду с Эмери и К0 назвали «злыми гениями» тарифной политики[138]138
Marchioness Curzon. Reminiscences. L., 1955. P. 191.
[Закрыть].
Чемберлен же, напротив, Болдуина от выборов только отговаривал, а также всячески жалел и поддерживал, наблюдая, как тому нелегко нести бремя премьер-министра. «У него не хватает времени, чтобы что-то обдумать. Его день – одна сплошная последовательность тревожных проблем, каждая из которых должна быть немедленно решена, и ежедневная череда выступлений, которые зачастую принимаются в штыки. <…> Действительно, это – ад»[139]139
17 November 1923 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], – писал Невилл сестре. Но пока в ад новой избирательной кампании стараниями Болдуина оказались ввергнуты все остальные. Лейбористы развернули знамена классовой войны, либералы пугали население налогами на масло, хлеб, бекон и другие продукты. Энни «работала как 40 бобров!»[140]140
2 December 1923 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], чтобы ее муж одержал победу. Чемберлен действительно выиграл, но с еще меньшим преимуществом, чем в предыдущем году – лишь на полторы тысячи голосов он опережал кандидата от Лейбористской партии.
Формирование Кабинета министров в условиях отсутствия уверенного большинства в палате для консерваторов и Болдуина было не лучшей идеей. Подогревал мысли о роспуске правительства и сам Чемберлен, справедливо предполагая, что, если Кабинет будет формировать лидер лейбористов МакДональд, ему будет еще тяжелее, ведь четких договоренностей с либералами, третьей по силе партии, у него нет. Действительно, Асквит совсем не торопился создавать коалицию с кем-либо: с одной стороны, опасаясь социалистического правительства, с другой – не желая потворствовать тори. В январе МакДональд заявил о вотуме недоверия правительству, и Кабинет Стенли Болдуина был распущен. Таким образом, наступал исторический момент – впервые формировать правительство поручено было лейбористу.
Тори же перешли в оппозицию. Первое, что решил сделать младший Чемберлен, это примирить своего брата Остина с Болдуином. И уже в начале февраля, пригласив в гости С. Б. (а он жил в доме напротив чемберленовского на Итон-сквер), ему это удалось. «Таким образом, воссоединение наконец произошло, думаю, что «спасибо» за это можно сказать мне»[141]141
9 February 1924 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], – писал Невилл сестре, явно довольный собой. Вместе с братом они оказались в одном Кабинете, но пока еще только – теневом. Правда, теперь Болдуин куда более симпатизировал старшему Чемберлену и сделал его своим партийным заместителем. Стратегически такой ход был оправдан – с точки зрения примирения враждующих группировок, но с точки зрения человеческой, безусловно, был несколько некорректным по отношению к младшему Чемберлену.
Тот, впрочем, совсем не расстраивался, он оттачивал остроумие на лейбористах в палате общин, за что они окончательно его возненавидели. Невилл Чемберлен не сомневался в том, что новое правительство МакДональда продержится очень недолго, хотя и признавал безусловные личные достоинства Рэмзи. Особенно от Чемберлена страдал нынешний министр здравоохранения – Джон Уитли, планы и схемы которого бывший министр громил в палате общин раз за разом. МакДональду еще в апреле он предлагал любую помощь, которая может понадобиться по этому вопросу, но МакДональд этим щедрым предложением воспользоваться не спешил. Более того, в ноябре, когда его правительство было уже распущено, он обвинил тори в черствости и равнодушии к его проблемам, «что заставило меня усомниться в его искренности в первый, но далеко не в последний раз»[142]142
7 April 1924; diary.
[Закрыть], – запишет в дневнике Чемберлен.
Консерваторы действительно значительно осложняли жизнь первого в истории лейбористского правительства, так что падение его было вопросом времени. Но в стране позиции партии были сильны. И в январе – феврале Невилл Чемберлен рассуждал в переписке о том, что, если бы Всеобщие выборы вновь были объявлены теперь, в Ледивуде ему пришлось бы нелегко тягаться с противниками. Менять свой избирательный округ Чемберлен все же не торопился, считая подобное «дезертирством»[143]143
23 February 1924 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть].
Но не только политинтригами едиными жив был в тот период Невилл Чемберлен. В марте он предложил Стенли Болдуину схему по созданию обязательного «комбинированного страхования», которая гарантировала бы помощь в первую очередь безработным, больным, старикам, а также вдовам и сиротам. Помогал ему в создании этого проекта Сэм Хор, «он и я – единственные социалисты в покойном правительстве»[144]144
Felling K. Life of Neville Chamberlain. L., 1970. P. 115.
[Закрыть]. Но Болдуин не спешил заниматься рассмотрением этой инициативы, после поражения на выборах он вообще стал склонен к депрессии, бесцветно выступал в палате общин и явно был удручен. Зато блистали в нижней палате братья Чемберлены.
Уход в оппозицию и вынужденная передышка в управлении Империей перегруппировали консерваторов и постепенно начали сводить их воедино. Внутренние противоречия отходили на задний план, основным противником стало новое правительство. Невилл Чемберлен немного отдалился от Болдуина, зато сблизился с Эдвардом Вудом, «с которым я всегда себя чувствую наиболее уютно, чем с почти любым другим из наших коллег»[145]145
9 March 1924 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Это было началом многообещающего сотрудничества и дружбы. Их обоих волновала перспектива возвращения в ряды Консервативной партии Уинстона Черчилля, который по-прежнему не имел места в палате и считался на тот момент либералом, но теперь активно намекал на возможное присоединение к тори, то есть к консерваторам. Все это привело бы к интригам в борьбе за лидирующие позиции, что и так весьма и весьма ослабило партию.
В апреле 1924 года для укрепления партийного духа консерваторы решили провести конференцию, на которой собирались принять программу партии, так называемую доктрину «нового консерватизма». После того как программы Эмери, Керзона, Вуда и Хора были отвергнуты, младший Чемберлен составил свою, которую с некоторыми коррективами приняли. Во внешней политике предполагалось усиливать Империю, способствовать постепенному получению Индией самоуправления, защищать ирландских лоялистов и британские интересы в Египте и Судане; во внутренней – развивать промышленность и экономику, отменить политический налог, увеличить субсидии на развитие сельского хозяйства, жилья, пенсий и т. д. В целом документ был достаточно «водянист», но обширностью формулировок устраивал все внутрипартийные группировки.
С этой программой в качестве основы консерваторы и подошли ко Всеобщим выборам в октябре 1924 года. Как ни старался младший Чемберлен доказать несостоятельность социальных инициатив лейбористского правительства, прикончила лейбористов все же внешняя политика, на которую активно нападал уже старший Чемберлен. МакДональд признал-таки существование «молодой Советской республики» (Великобритания официально признала СССР как государство 1 февраля 1924 года), но англо-советское соглашение не устроило теперь уже не только тори, но и вигов, чаша терпения которых была к октябрю переполнена. Либералы вынесли правительству вотум недоверия, который поддержали консерваторы, тем самым с лейбористским Кабинетом министров было покончено.
Но вместо того чтобы уйти в отставку и порекомендовать королю Болдуина (а это обязательный ритуал для премьер-министра – в порядке совета Его или Ее Величеству назвать кандидатуру своего возможного преемника), таким образом сохранив шаткое положение консерваторов в палате общин и возможность для перегруппировки собственных сил, Рэмзи МакДональд назначил очередные Всеобщие выборы. Ничему не научил его пример сначала либерала Ллойд Джорджа, потом консерватора Стенли Болдуина, которые уповали на лояльность избирателей и благоволение судьбы. Жесток был к ним британский избиратель, жесток он был и к лейбористам в 1924 году.
Консерваторы одержали, как говорится, сокрушительную победу, выиграв 412 мест в палате общин. Теперь им были уже не страшны ни либералы Асквита, которые потеряли почти 120 мест и остались всего лишь с сорока, ни лейбористы, получившие только 151 мандат. На время можно было забыть о Всеобщих выборах, которые наносили удары не только по Кабинетам министров, но и по собственным их карманам. Младший Чемберлен к моменту третьей за три года избирательной кампании был уже едва ли не на грани разорения и всерьез намеревался продать дом на Итон-сквер, перебравшись в квартиру[146]146
7 September 1924 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть], до того подорвали его бюджет бесконечные выборы.
Однако даже не денежные расходы стали для него главной опасностью в избирательной кампании 1924 года. Его старый и основной противник-лейборист Дунстан в этом году не стал выдвигаться в Ледивуде, побоявшись опять ему проиграть. Вместо него конкуренцию Невиллу Чемберлену должен был составить сам Освальд Мосли[147]147
Сэр Освальд Мосли (Mosley; 1896–1980) – политик, основатель Британского союза фашистов.
[Закрыть]. Материальное положение Мосли было куда лучше, чем у Чемберлена, и кампания того велась с положенной помпой. С таким серьезным конкурентом борьба Чемберлену давалась очень нелегко. Результаты выборов считали пять раз за ночь, пока не объявили, что Невилл Чемберлен все-таки одержал победу. «Первый подсчет дал мне большинство в 30 голосов, потом перевес был в 15, потом – 7, потом я проиграл 2 голоса, и наконец в 4.30 лорд-мэр объявил, что я был избран с 77 голосами в перевесе. Галереи ратуши были заполнены социалистами, которые кричали, топали ногами и вопили оскорбления… Я ненавидел саму мысль быть побежденным, особенно таким гадом»[148]148
Felling К. ‘Life of Neville Chamberlain’. L., 1970. P. 116–117.
[Закрыть], – писал он сестре.
Стенли Болдуин формировал свое второе правительство, в котором, безусловно, были уготованы места и братьям Чемберлен. Старшему достался Форин Оффис (как называют внешнеполитическое ведомство Великобритании), и Керзон плакал, когда ему сообщили, что он не станет министром иностранных дел[149]149
21 March 1925 to Hilda Chamberlain.
[Закрыть]. Впрочем, лорд Керзон в скором времени скончался. А младший Чемберлен писал сестре о своей судьбе следующее: «Я знаю, что С. Б. хотел бы меня вернуть назад в Казначейство… <…> я, конечно, отдам себя полностью в его руки, но я остаюсь убежденным, что я мог бы стать великим министром здравоохранения, но вряд ли стану больше, чем второсортным канцлером (Казначейства. – М. Д.). Я предполагаю, что мои друзья были бы разочарованы и думали бы, что я съехал по карьерной лестнице, если я возвращусь в министерство здравоохранения. Но это чувство вскоре бы прошло, и я буду очень рад оказаться там снова. <…> Еще я взял бы колонии и полагаю, что я могу быть также полезен в этом деле»[150]150
26 October 1924 to Ida Chamberlain.
[Закрыть].
