Текст книги "Цацики и Рецина"

Автор книги: Мони Нильсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Мортен-иммигрант

Бабушка была вне себя от ярости. Она влетела в квартиру и примерно четверть часа отчитывала Мамашу. Мамаша несколько раз пыталась ее перебить, но безуспешно. Бабушке необходимо было выговориться. В конце концов она швырнула на кухонный стол газету.

– Как можно быть такой глупой! Неужели ты не понимаешь, что всех подвергаешь опасности! И Цацики, и Рецину, и маленькую дочку Шиповника. Как можно быть такой безответственной?

– Всё ровным счетом наоборот, – ответила Мамаша. – Впервые в жизни я повела себя, как взрослый и ответственный человек.

В вечерней газете была напечатана большая фотография Мамаши и Шиповника и длинное интервью, в котором они рассказывали, почему решили участвовать в антирасистском гала-концерте.

– Я пытался ее отговорить, – вставил Йоран. – Но вы же знаете, какая она. Никого никогда не слушает.

– Если все действительно так опасно, как вы говорите, то придется тебе меня защищать, – сказала Мамаша. – Ты же солдат.

– Не будь такой наивной! – прошипела бабушка.

– Папа, ну поддержи меня, – сказала Мамаша и обняла дедушку.

– Да, – отозвался наконец дедушка. – В идеальном демократическом обществе все должны иметь право высказывать свое мнение: и ты, и нацисты. Именно поэтому демократия – такая хрупкая система. Но я не уверен, считать ли тебя мужественной или просто дурочкой.

– Но я не могла поступить иначе, – возразила Мамаша. – Как вы не понимаете? Ради Цацики, ради Хесуса и Хассана. Как я буду смотреть Цацики в глаза, зная, что люди ненавидят его друзей, а я сижу сложа руки? Ему никогда не придется спрашивать у меня, почему я молчала. Так, как я спрашивала у вас, почему вы и ваши родители молчали во время Второй мировой войны.

– Это разные вещи, – сказал Мортен. – Ты что, не понимаешь, что люди устали от иммигрантов, которые приезжают сюда, живут на пособие и крадут мобильные телефоны.

– Кто бы говорил! Ты сам через месяц будешь иммигрантом, – парировала Мамаша.

– Фигня, – фыркнул Мортен. – Я же швед.

– Да, конечно, швед, который эмигрирует в Испанию.

– Но там живет моя мама, – защищался Мортен.

– А родители Хесуса и Хассана разве здесь не живут? Им тоже пришлось уехать из своей страны – точно так же, как твоей маме.

– Моя мама не беженка, – обиделся Мортен.

– Нет, беженка, – настаивала Мамаша. – Она бежала от своего мужа. А другие шведы бегут от налогов и от плохой погоды.

– Да, но… Они даже не пытаются стать шведами.

– А шведы на Канарских островах, по-твоему, пытаются стать испанцами?

– С тобой невозможно разговаривать, – недовольно ответил Мортен. – По-любому, это разные вещи.

– Ты считаешь? – спросила Мамаша.

– Иммигранты – такие же расисты, – сказал Мортен. – Они ненавидят нас так же сильно, как мы ненавидим их.

– Да, но тогда, значит, самое время положить всему этому конец, – заключила Мамаша. – А что до страхов, то я не столько боюсь нацистов или расистов, сколько, состарившись, ослепнуть и не разглядеть себя в зеркале.

Подполье

Цацики никогда раньше не видел Мамашу напуганной. Но теперь она была именно такой. Напуганной, злой и грустной. На кухне у них сидели Шиповник, фокусница Элин, маленькая Венера и сэповцы. Сэповцы – это сотрудники СЭПО, тайной полиции. Цацики сильно разочаровался, увидев, что на вид они – никакие не тайные агенты, а совершенно обычные парни, вовсе не похожие на Джеймса Бонда. Цацики попробовал разглядеть, вооружены ли они, но никаких пистолетов не обнаружил.

Сегодня «Мамашиным мятежникам» прислали по почте письмо с угрозами и какашки. Мерзкие, вонючие человеческие какашки.

Цацики очень перепугался и заплакал. Мортен тоже. Теперь-то он больше не защищал расистов.

– Вот свиньи, – сказал Шиповник.

– Это очень распространенное явление, – объяснили сэповцы. – Вы даже не представляете себе, сколько людей постоянно получают угрозы только потому, что не боятся высказывать свое мнение. Полицейские, политики, журналисты и люди искусства, как вы. Кому-то приходится скрываться и жить под другим именем или даже бежать из Швеции. Но вряд ли в вашем случае дело зайдет так далеко.

Мамаша уставилась на сэповца.

– Вы серьезно хотите сказать, что я больше не смогу быть самой собой?

Парень кивнул.

– Но мне нравится быть Лоттой Юхансон, – ужаснулась Мамаша. – Я не смогу быть никем другим.

– Может, имя менять и не придется, – сказал сэповец. – Я просто говорю, что может произойти в худшем случае. Но я бы советовал на время переехать из этой квартиры. Хотя бы ради детей.

– Простите, это мы сейчас говорим о Швеции? – изумилась фокусница Элин. – О тихой, спокойной Швеции с красными домиками с белыми наличниками? Ушам своим не верю.

– На сколько? – спросила Мамаша.

– На лето, – ответил сэповец. – За это время, думаю, все утихнет.

Вот уже почти три недели Цацики жил у Пера Хаммара. Он не хотел пропустить последние занятия. И, конечно же, окончание школы. У Пера Хаммара он будет в безопасности – так сказали сэповцы. Но все же Цацики чувствовал себя не очень-то спокойно. По дороге в школу им то и дело мерещились подозрительные типы.

В каком-то смысле оно того стоило, считал Цацики, потому что вдруг ни с того ни с сего он стал героем. Никто в классе не был лично знаком с сэповцами, и никому не приходилось скрываться в подполье, как тайному агенту. Хотя подполье располагалось всего-навсего дома у Пера Хаммара на Санкт-Эриксгатан. Стоффе перестал быть лидером в классе. Теперь номером один стал Цацики.

Однажды мама Хесуса пришла в школу с большим букетом цветов.

– Передай своей маме, – попросила она. Букет почти завял к выходным, когда они с Йораном отправились на ваксхольмском пароме в шхеры, в деревню к дедушке. Сюда вместе с Рециной временно переехала Мамаша. Мортен жил дома у Стины, а Йоран кочевал по своим друзьям.

– Надеюсь, ты не ночуешь у Будиль? – обеспокоенно спросил Цацики.

– Нет, – засмеялся Йоран. – Она мне почему-то больше не рада. И ее бойфренд тоже.

– Правда же, тебе повезло, что ты на ней не женился? – спросил Цацики.

– Да, так еще никому не везло, – согласился Йоран.

– Ага, я вот тоже так думаю, – серьезно сказал Цацики. – Хотя нам с Мамашей и Рециной еще как повезло с тобой.

– Спасибо! – поблагодарил Йоран. – Спасибо!

– Вот видишь, Цацики, не зря мы всё это затеяли, – сказала Мамаша, когда Цацики отдал ей цветы. – Даже если я никогда не смогу вернуться к себе домой. Даже если меня всю оставшуюся жизнь будут звать Беатой Карлсон.

– Почему Беатой Карлсон? – удивился Цацики.

– Просто ничего скучнее и нелепее этого имени в голову не приходит, – вздохнула Мамаша.

Рецина сидела в траве и хватала Йорана за нос. Вдруг она перевалилась на живот, встала на четвереньки и поползла к соседской кошке, которая зашла к ним в гости.

– Она ползает! – закричал Йоран. – Смотрите, она ползает. Моя дочь научилась ползать!

Дедушка и бабушка прибежали посмотреть. Посмотреть на чудо-Рецину, которая ползла за кошкой.

– Ура! – восхитился Цацики. – Скоро она будет спускать пульт от телевизора в унитаз! – Он очень этого ждал. Ждал, что сестра подрастет, заговорит, пойдет в детский сад, а он сможет ее забирать, как они забирали Бэббен, младшую сестру Пера Хаммара. Цацики считал, что детский сад – это единственное место на земле, где можно чувствовать себя по-настоящему взрослым.

– Время так быстро пролетит, – вздохнул дедушка.

– Да, скоро она закончит школу, – засмеялся Цацики. – Дух захватывает, правда? – припомнил он дедушкины слова.

– О да. Но если ты будешь дразниться, я не возьму тебя на рыбалку.

– Нет, возьмешь. Ты обещал. Иначе я не возьму тебя ловить каракатиц в Агиос Аммосе.

– Пожалуй, схожу-ка я лучше за удочками, – сказал дедушка.

– Вот-вот, – подтвердил Цацики.

Прощание

Хотя бабушка, дедушка, Мамаша, Йоран, Рецина и Пер Хаммар должны были лететь на одном самолете, Цацики в этот раз предстояло со многим попрощаться. Когда он вернется назад, все будет по-другому.

К его удивлению, печальнее всего было расставаться с Мортеном Вонючей Крысой. Он уезжал в тот же день, но его вылет был раньше.

– Ты всегда будешь моим старшим братом, – захлебываясь слезами, сказал Цацики и обнял Мортена. Вернее, попытался обнять. Мортен не любил, когда его обнимал Цацики. Даже в такой день.

Зато со Стиной Мортен целовался и обнимался целую вечность, прежде чем они прошли в зал вылета. Стина плакала так, будто они никогда больше не увидятся, хотя собиралась навестить друга летом.

– Спокуха, приятель, – сказал Мортен и саданул Цацики по плечу. Было не очень больно, потому что синяк уже прошел. – Я еще приеду на Рождество.

– Ну, Мортен, будь умницей, – наставляла Мамаша. – И знай, что можешь вернуться домой, когда захочешь.

– Спокуха, – дрожащим голосом проговорил Мортен и долго простоял в ее объятиях. Цацики видел, что у него в глазах слезы.

– Мы тебя навестим, – пообещала Мамаша. – А еще будем писать друг другу – каждый день. Обещай!

– Спокуха, – снова повторил Мортен и высвободился из Мамашиных объятий. Он взял гитару, которую Мамаша подарила ему на прощание, и отдал свой билет девушке, ждавшей, пока он пройдет на борт. Мортен последним зашел в коридор, ведущий к самолету. Он улетал туда, где его ждали родная мама, сестры и новая жизнь.

– И все-таки Мортен был ничего, – сказал Цацики Перу Хаммару. Они уже поднялись в воздух, и Пер Хаммар за обе щеки уплетал обед, который им подала стюардесса. Пер Хаммар считал, что это очень вкусно. Цацики ненавидел самолетную еду. Он съел только булочку и шоколадку.

Да, когда они вернутся в Стокгольм, все будет по-другому. На Паркгатан будут жить другие, незнакомые люди, и другие дети будут играть в его домике под потолком. Йоран давно хотел поменять квартиру, чтобы она была не только Мамашина, но и его. Мамаша неожиданно с ним согласилась, и, хотя Цацики был против, они нашли новую квартиру недалеко от Ратуши.

– Приятно начать с нуля, – уговаривала Мамаша Цацики.

– Да, но ведь я прожил на Паркгатан всю свою жизнь, – вздохнул Цацики.

– Вот именно. Значит, пора сменить обстановку.

Единственное преимущество новой квартиры заключалось в том, что теперь у Цацики будет собственный проездной на автобус. У Пера Хаммара тоже, и он сможет приезжать к Цацики так же часто, как раньше. Они решили стать путешественниками и объездить все автобусные маршруты и все линии метро, до конечных станций и обратно. Только родители об этом знать не должны. Взрослые всегда запрещают все самое увлекательное.

«Мамашиных мятежников» больше не существовало, их теперь можно было услышать только в записях и на радио. Мамаша вовсю сочиняла новые песни для сольного альбома.

– А если из этого ничего не выйдет, стану, когда вырасту, кем-нибудь еще. Может, заведу еще детей.

– Как минимум пять, – сказал Йоран и поцеловал ее.

– Нет, – серьезно ответила Мамаша, – пять не получится, у меня осталось только два имени. Узо и Метакса.

– Ну уж нет! – возмутился Цацики. – Эти имена я забил для своих детей.

– Как жарко, – сказал Пер Хаммар. Они стояли на палубе парома, отчаливающего из Пирея. Дул ветер – горячий, соленый и влажный. Море отливало бирюзой.

– Вон там находится Агиос Аммос, – объяснил Цацики, указав вдаль. – Если нам повезет, увидим дельфинов.

– Здорово, – откликнулся Пер Хаммар. – Мне уже нравится Греция, даже несмотря на жару.

– Я же говорил, что тебе понравится.

– Ты готов? – спросила Мамаша Цацики и передала Рецину Йорану.

– Да, – ответил Цацики, и они завопили в два голоса, сообщая всей Греции о своем счастье.

– Что это было? – удивился Пер Хаммар.

– Это наш вопль счастья, – засмеялся Цацики.

– Я тоже так хочу, – сказал Пер Хаммар.

– И мы, – заявили дедушка и бабушка.

– И мы с Рециной тоже, – добавил Йоран.

И они закричали. Правда, Рецина испугалась и заплакала, так что пришлось вопить немного потише.

Рецина не знала, что такое вопль счастья. Со временем Цацики предстояло ее этому научить. Было еще столько всего, чему он хотел ее научить.

Агиос Аммос

На причале их ждал Янис.

– Папа! – закричал Цацики. – Папа!

Он бросился в его объятия, и, конечно, как всегда, папе Ловцу Каракатиц показалось, что его сын очень вырос. Сам Янис подстригся, а в остальном он выглядел точно так же, как раньше.

– Ведь я как-никак жених, – сказал он и смущенно провел рукой по волосам.

– Напомни, как по-гречески «спасибо»? – спросил у Цацики дедушка, когда подошла его очередь поздороваться с Янисом.

–  Эфхаристо поли, —сказал Цацики.

–  Эфхаристо поли, – повторил дедушка и крепко обнял Яниса. – Я ждал одиннадцать лет, чтобы сказать это.

– За что? – удивился Янис.

– За Цацики, – ответил дедушка.

– Это вам спасибо, – сказал Янис и поцеловал дедушку в щеку.

Тут Мамаша разревелась.

– Я так счастлива, – плакала она. – Я так бесконечно счастлива.

Цацики тоже был ужасно счастлив, когда они сидели в кузове старого грузовика Яниса. Мамаша, Рецина и бабушка ехали в кабине.

– Круто! – восхищался Пер Хаммар. – Прямо в кузове!

– Я же тебе говорил, – сказал Цацики.

Янис отвез их в гостиницу, которая была уже почти готова. Он с гордостью провел гостей по коридорам и номерам.

– Это твоя комната, Цацики, – сказал Янис, открыв дверь в номер с большой террасой и видом на море.

– Я так и подумал, – захихикал Цацики, указав на стену над кроватью, где висел портрет Мамаши в черных лосинах.

– Правда, когда тебя нет, мне приходится пускать сюда других постояльцев.

– Понятное дело, – сказал Цацики, копаясь в сумке в поисках плавок. Ему не терпелось поскорее искупаться.

– А где Элена? – спросил он.

– Они живут у Марии, – ответил Янис.

– Тогда пошли к ним, – сказал Цацики Перу Хаммару, который уже надел плавки и теперь искал свою новую маску. – Хаммарн, давай скорей.

– Вы куда? – спросила Мамаша, войдя к ним в комнату.

– Купаться!

– Одни?

– Мамаша, – сказал Цацики. – В Агиос Аммосе другие правила, к тому же я отлично справлялся здесь без тебя и раньше.

– Знаю-знаю, – ответила Мамаша. – Придется мне привыкать.

– Да уж, привыкай.

– Как я рада тебя снова видеть, – улыбнувшись, сказала Мамаша Янису.

– Я тоже, – ответил Янис и улыбнулся Мамаше. – Она похожа на тебя, – добавил он и пощекотал Рецину под подбородком.

– А Цацики становится все больше и больше похож на тебя.

– Да, я вижу, – гордо произнес Янис.

– Хаммарн, не тормози, – позвал Цацики. – Пошли уже!

– Она щипается, – пожаловался Пер Хаммар. Бабушка Мария была так счастлива снова видеть Цацики, что сразу бросилась обнимать и щипать его. Свою заслуженную порцию нежностей получил и Пер Хаммар.

– Я тебя предупреждал, – засмеялся Цацики. – Она так делает, когда ей кто-нибудь очень нравится.

– Странная манера, – сказал Пер Хаммар.

– Да, я знаю, – ответил Цацики. – Мне тоже так сначала казалось. Но теперь мне даже приятно.

– А где остальные? – спросила бабушка Мария.

– Скоро придут, – сказал Цацики. – Рецина тебе точно понравится.

– Странные у вас имена в Швеции, – заметила Элена, выходя из кухни. – Привет, кузенчик! – Она поцеловала Цацики прямо в губы. – Какой же ты стал большой и какой красавец! Придется приглядывать за тобой этим летом. – Элена хитро подмигнула.

– Кто бы говорил, – хихикнул Цацики. – Кстати, это Пер Хаммар, мой друг из Швеции.

–  Hi [3]3
  Привет (англ.).


[Закрыть], – поздоровалась Элена и поцеловала Пера Хаммара тоже. Тот жутко покраснел.

– Пошли купаться? – спросил Цацики Элену.

– Пошли. За целый день я ни разу не искупалась. Все ждала тебя. Ты не представляешь себе, сколько я настроила планов на потом, когда уедет твой друг.

С воображением у Цацики как раз было все в порядке. Он засмеялся.

– Чего ты смеешься? – спросил Пер Хаммар, не так хорошо понимавший по-английски.

– Да ничего. Просто я так счастлив! – воскликнул Цацики. – Безумно, жутко, страшно счастлив!

И это была чистая правда. Он и не помнил, чтобы когда-нибудь ему было так хорошо. Здесь собрались все, все, кого он любил. Вся его большая странная семья наконец была в сборе.