Текст книги "Лазо"

Автор книги: Моисей Губельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

А В ЭТО ВРЕМЯ В ЗАБАЙКАЛЬЕ…

Ликвидация иркутского мятежа была лишь как бы прелюдией к той поистине титанической борьбе в Сибири и на Дальнем Востоке, которую пришлось вынести на своих неокрепших плечах молодой советской власти против многочисленных врагов – внутренних и внешних.

Тревожная обстановка складывалась в Забайкалье и Прибайкалье. В отличие от Амурской и Приморской областей в Забайкальской области не было еще крепкой самостоятельной организации коммунистов.

На станции Чита 2-я, в железнодорожном районе, почти на всей Забайкальской железной дороге, на арбагарских угольных шахтах организации большевиков не порвали с оппортунистами, и это повлекло за собой много осложнений.

После Февральской революции в Забайкалье и Прибайкалье не был даже выдвинут большевистский список в учредительное собрание. Забайкальские казаки находились еще на фронте. Солдаты, как известно, «наиболее революционные элементы деревни», также были на фронте. Многие рабочие под влиянием правых эсеров, меньшевиков, анархистов и оппортунистов, сдерживавших революционное движение, сочувственно относились к Временному правительству. И когда в октябре 1917 года в Чите состоялась областная конференция РСДРП, она приняла решение стремиться к дальнейшему объединению с организациями, проповедовавшими враждебные тактике большевиков взгляды.

Февральская революция не внесла почти никаких изменений в жизнь рабочих и крестьян края. Коренные жители – буряты – попрежнему терпели притеснения. В знак протеста они организовали съезды, совещания, на которых решили добиваться национальной автономии, но к их голосу никто не прислушивался. Пользуясь тем, что большинство в читинской организации РСДРП было против большевиков, контрреволюционеры и белогвардейцы распространяли в газетах и в общественных организациях всяческую клевету на большевиков и их руководителей.

Однако лозунги большевистской партии о социалистической пролетарской революции проникали в самые широкие слои населения, в самую толщу народных масс. После Великого Октября печатники Забайкалья высказались за передачу власти Советам. Они отказались набирать в газетах статьи, направленные против советской власти, в защиту свергнутого Временного правительства. Читинская районная конференция железнодорожников приняла решение бороться против всяких попыток восстановить Временное правительство Керенского.

Революционные массы в Забайкалье большевизировались. Они организовывали Красную гвардию, выносили резолюции о поддержке советской власти, а меньшевики и правые эсеры сколачивали «единый фронт» с комитетом общественной безопасности, городскими думами и другими антипролетарскими организациями. Вскоре они создали в Чите областной орган власти, так называемый «Народный совет», состав которого (большинство из кулаков и зажиточных элементов) не оставлял сомнений в том, что он будет антисоветским. «Народный совет» пытался вбить клин между Иркутской, Приморской и Амурской областями, отрезать Дальний Восток от Советской России, чтобы помешать организации там советской власти.

Работа большевиков, особенно среди крестьян, казаков и бурятского населения, была поставлена очень слабо. Пользуясь этим, казачьи офицеры, атаманы натравливали казаков против крестьян и бурят, якобы стремившихся отнять у них землю. Это была провокация.

Все аграрные вопросы полностью разрешались декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР. Но этот декрет, как и все другие постановления Советского правительства, «Народный совет» или вовсе игнорировал, или всячески извращал и порочил в глазах трудящихся.

Когда советские организации Сибири бросили все силы на подавление иркутского мятежа, руководство «Народного совета» вместо помощи и поддержки послало делегацию с наказом «удержать Иркутский совет от захвата власти и губительной братоубийственной войны».

В опубликованном в газете «Забайкальский рабочий» 11 января 1918 года обращении-декларации ко всему населению Забайкалья «Народный совет» клеветал на Совет Народных Комиссаров и на Октябрьскую революцию, обманывал забайкальцев, обещая «приложить все усилия, чтобы избежать в области губительной, грозящей кровавыми и разрушительными последствиями гражданской войны, пагубные примеры которой… дал несчастный Иркутск». «Народный совет» обвинял руководство Центрального исполнительного комитета Советов Сибири (Центросибирь) и партию большевиков в развязывании гражданской войны и героическую борьбу в Иркутске расценивал как «пагубные примеры». Смысл декларации заключался в отказе от борьбы с контрреволюцией.

«Народный совет» сообщил, что решено «организовать» в Чите временную областную власть для проведения твердой и сильной рукой ряда решительных мер, диктуемых создавшейся обстановкой и направленных к тому, чтобы поддержать в области спокойствие и продержаться, несмотря на все затруднения, впредь до установления во всей Российской республике власти, признанной всем народом или огромным его большинством.

Не признавая власти Советов, «Народный совет» объявил, что к нему «перешли в пределах области временно все права и обязанности, принадлежавшие Временному правительству Российской республики».

Под крылышком «Народного совета» контрреволюция с каждым днем усиливала свою враждебную деятельность.

На территории Маньчжурии с помощью японской военщины и империалистов других стран формировались белогвардейские банды, во главе которых стал сын крупного скотовода-казака есаул Семенов [10]10
  По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР от 29 августа 1946 года Семенов был повешен.


[Закрыть].

В Забайкалье Семенов прибыл из Петрограда в конце лета 1917 года для формирования и отправки на фронт бурят-монгольских отрядов. Никаких отрядов ему организовать не удалось. Люди не хотели войны – не действовали ни угрозы, ни обещания. После Великой Октябрьской социалистической революции Семенов продался японской разведке.

Семенов избрал своей резиденцией иностранную территорию в пограничном поселке Маньчжурия и отсюда руководил своей агентурой. Вербовщики атамана рыскали по всему Забайкалью, устанавливали связи с кулаками, купцами, офицерами, и в короткий срок Семенов собрал внушительную силу из офицеров, юнкеров, буржуазных сынков, кулаков – бурят, монголов и китайцев-хунхузов, бежавших из России.

Поселок Маньчжурия был удобным стратегическим пунктом для нападения на Забайкалье. Взятие Читы отрезало бы весь Дальневосточный край от Советской республики. Восточно-Китайская магистраль давала возможность Семенову сноситься с иностранными империалистами и получать от них помощь деньгами и вооружением. К тому же через станцию Маньчжурия, расположенную на советской территории, из Владивостока в Советскую Россию проходило большое количество продовольственных и промышленных товаров. Антисоветская администрация Китайско-Восточной железной дороги задерживала эти грузы, чтобы дать возможность грабить их семеновцам.

Японские генералы объявили Семенова сторонниом учредительного собрания, защитником «права, порядка и цивилизации», и 1 января 1918 года (19 декабря 1917 года) эти защитники «права, порядка и цивилизации» отправились в поход.

Выступление семеновцев началось с того, что они избили на станции Маньчжурия местную военную дружину, разоружили ее, арестовали членов Совета рабочих депутатов и расстреляли их. 3 января в Читу прибыл поезд. В его составе был запломбированный вагон. При вскрытии вагона в нем обнаружили трупы замученных и убитых рабочих депутатов Маньчжурского совета. Убийствами и жестокостью Семенов хотел запугать население Забайкалья. Но его чудовищные преступления вызывали у рабочих Читы, у населения всего Дальнего Востока глубокую ненависть. Красная гвардия готовилась к боевым схваткам с атаманом и его бандой.

«Народный совет» и не собирался активно выступать против Семенова. Более того, 4 января 1918 года он вместе с бесчинствовавшими в Чите офицерами 1-го Читинского казачьего полка пытался разоружить Красную гвардию. Лишь решительный отпор рабочих, особенно железнодорожников, помешал осуществлению этого замысла. Тогда белогвардейцы начали производить обыски в квартирах рабочих. Они отбирали оружие, разыскивали большевиков, чтобы расправиться с ними. Это вызвало бурные протесты, забастовки. Рабочие требовали обуздать распоясавшихся белогвардейцев. Однако «Народный совет» не только не принял никаких мер, но через несколько дней при содействии тех же белогвардейцев разоружил Красную гвардию.

Империалисты не жалели средств для своего ставленника. Япония щедро субсидировала Семенова в надежде, что расходы оправдаются захватом Дальнего Востока со всеми его несметными богатствами. Через одного только капитана Куроки атаману было передано около трех миллионов рублей золотом.

Не скупились на помощь бандитам и империалисты других стран. До сентября 1918 года Семенов получил от французской буржуазии свыше четырех миллионов рублей. Посылали деньги английские империалисты. Американский президент Вильсон дал распоряжение государственному секретарю Лансингу оказывать атаману всяческую помощь. К тому же Семеновцы захватили огромное количество грузов на станции Маньчжурия, стоимость которых по интендантской оценке составляла почти девятнадцать миллионов рублей золотом.

Японские генералы снабжали Семенова продовольствием, оружием, а затем посылали ему на помощь солдат и офицеров.

По предложению японцев Семенов организовал у себя так называемый «железнодорожный отдел». Начальником этого учреждения был назначен известный черносотенец и японский шпион инженер Бургер, изгнанный ранее рабочими с Забайкальской железной дороги. Считая себя хозяином на участке Китайско-Восточной железной дороги и в Маньчжурии, Бургер послал телеграмму управлению Забайкальской дороги в Иркутск:

«Извещаю, что до восстановления порядка на вверенной мне дороге и до строгой фильтрации служащих ни одного паровоза декапота на станции Маньчжурия не будет»[11]11
  Речь шла о паровозах, закупленных русским правительством в Америке и захваченных белогвардейцами на Китайско-Восточной железной дороге.


[Закрыть].

«Фильтрация», которую намеревался провести Бургер, заставила особенно насторожиться рабочих. Они вспомнили «фильтрацию» 1906 года, проведенную царскими карателями – генералами Меллер-Закомельским и Ренненкампфом на станции Слюдянка (ныне станция Бабушкино), где вместе с другими товарищами без суда и следствия был расстрелян соратник В. И. Ленина И. В. Бабушкин. В памяти рабочих живы были зверства карателей, убивших на станциях Верхнеудинск, Маньчжурия и в Чите многих борцов за дело революции. Немало верных товарищей было арестовано царскими сатрапами, а затем замучено на каторжных работах, в арестантских ротах, в далекой ссылке…

Железнодорожники стали вооружаться, чтобы защитить свои права и свою жизнь. Но сил у них было еще мало, вооружения еще меньше, и они не могли противостоять хорошо технически оснащенным белогвардейским бандам.

«Народный совет» начал вести переговоры с Семеновым, сводившиеся главным образом к тому, чтобы… не допускать в Забайкалье организации советской власти. А пока шли эти «переговоры», Семеновцы перешли в районе Маньчжурии нашу границу, заняли станции Борзя и Оловянную и начали дикую расправу над трудящимися: вешали, расстреливали, пороли всех, кого считали революционерами, жгли дома, насиловали женщин.

Предательство «Народного совета» вызывало глубокое возмущение пролетариата Забайкалья. На помощь рабочим вскоре подошли с фронта империалистической войны революционные казачьи части, направлявшиеся домой. Дни «Народного совета» были сочтены. 16 февраля 1918 года революционные части 2-го Читинского казачьего полка и вновь организовавшиеся к тому времени отряды Красной гвардии свергли власть «Народного совета». Представители буржуазии в «Народном совете» были арестованы, белогвардейские части обезоружены, офицеры взяты под стражу. Власть перешла к Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Разгром «Народного совета» и установление советской власти в Чите изменяли, конечно, положение в пользу революции. Но все же разгул семеновцев продолжался. Они безнаказанно продвигались от маньчжурской границы вперед.

КОМАНДУЮЩИЙ ФРОНТОМ

Появление в Забайкалье вооруженных отрядов атамана Семенова вызвало в Центральном исполнительном комитете Советов Сибири (Центросибири) серьезное беспокойство. Надо было во что бы то ни стало ликвидировать белогвардейскую банду. И как можно скорее. Но кому доверить руководство этой сложной боевой операцией?

– Предлагаю назначить командующим Забайкальским фронтом члена нашего президиума товарища Лазо, – заявил председатель Центросибири на внеочередном заседании. – Есть ли другие кандидатуры?

Других кандидатов не было.

И в тот же день Сергей Лазо выехал из Иркутска в Читу с ответственным поручением – остановить, разгромить семеновцев, которые слезами, кровью невинных л*рдей, пылающими в огне селами отмечали свое, наступление вглубь Забайкалья.

Николай Михайлович Матвеев, один из организаторов борьбы за советскую власть в Забайкалье, рассказывает о появлении Лазо в Чите так:

«За несколько дней до отправки отрядов Красной гвардии на фронт (в конце февраля) в кабинет председателя исполкома Забайкалья вошел высокий, еще совсем молодой человек, в длинной потертой и как бы задымленной шинели. На нем не было никакого оружия, на перекинутом через плечо ремешке висел один только бинокль. Вытянувшись по-военному перед председателем, он скромно, с оттенком смущения произнес:

– Я командирован на фронт. Моя фамилия – Лазо.

Не торопясь, он вынул из кармана мандат и передал его председателю. В кабинете в это время находилось несколько членов комитета.

Председатель сказал:

– Знакомьтесь, товарищи, с нашим главкомом!

Пожали друг другу руки. Кто-то предложил кресло.

Лазо сразу же, по-деловому, сообщил нам о положении в Сибири и о том, что думает предпринять Центросибирь в отношении фронта. Мы, в свою очередь, рассказали ему о Забайкалье, о силах и замыслах контрреволюции. По его вопросам и репликам видно было, что он хорошо осведомлен о наших забайкальских делах. В конце беседы Лазо сказал, что перед выездом на фронт он считает необходимым ближе познакомиться с рабочими Читы…»

Лазо побывал у железнодорожников, встретился с членами Совета, выступил на многолюдном митинге в Читинских железнодорожных мастерских.

Молодой командующий не скрывал трудностей предстоящей борьбы за победу революции. Он старался просто и понятно разъяснить слушателям всю сложность обстановки того времени. Он рассказывал об экономической блокаде нашей страны, об угрозе открытой вооруженной интервенции.

– Капиталистические державы стремятся по кускам разорвать тело молодой Советской России, отрезать от нее Украину, Кавказ, Заполярье, Сибирь, Дальний Восток, – говорил Лазо. – Вот, товарищи, обстановка, в которой мы живем и боремся. Нам нельзя рассчитывать на то, что империалисты оставят нас в покое. Семенов – это пробный камень, разведка капиталистического мира, испытание силы и воли революционной России. От того, как скоро нам удастся разгромить агента мировой реакции и его сподвижников, во многом зависит самое существование новой власти.

– Вишь ты, какие дела, – покачал головой машинист в замасленной брезентовой куртке. – Стало быть, характер наш проверяют. Так покажем же, товарищи, международному капиталу, что есть для нашего народа советская власть! – воскликнул он под общий гул одобрений всего зала.

И когда Лазо начал собирать вооруженные силы для отпора семеновским бандам, читинские железнодорожники, печатники начали вступать в ряды Красной гвардии, чтобы вместе с регулярными частями отправиться на фронт.

В начале марта 1918 года Семеновцы заняли станции Маньчжурия, Мациевская, Шарасун и продвигались дальше с намерением захватить всю линию Забайкальской железной дороги.

Скромными боевыми силами располагал тогда Лазо: двести необстрелянных еще красногвардейцев, вооруженных винтовками, пришедшие с фронта империалистической войны казаки 1-го Аргунского полка, две батареи, читинская и иркутская, – вот, пожалуй, и все. Но ждать подкреплений не было времени, обстоятельства требовали немедленных действий, и в ночь на 7 марта советские части выступили против белогвардейцев.

Перед Аргунским полком Лазо поставил задачу отрезать врагу путь к отступлению. Читинская и иркутская батареи заняли позиции под Шарасуном. Красногвардейцы подготовились к решительной схватке на центральном направлении. Голая степь – ни леса, ни кустарника; невыгодной была позиция красногвардейцев: она простреливалась врагами. Но Лазо был уверен в успехе и сам повел пехоту в бой.

Наступление было столь стремительным, что Семеновцы растерялись и начали в беспорядке отступать. Революционные части преследовали их. Метко посылали снаряд за снарядом артиллеристы. Аргунцы на своих лошадях с криками «ура» настигали бандитов, не давая им опомниться. В этой операции, проведенной молодым командующим с большим искусством,

Семеновцы были разбиты и понесли большие потери. Остатки их отрядов вместе со своим атаманом бежали в Маньчжурию.

Поражение Семенова, не оправдавшего возложенных на него надежд, вызвало большое недовольство империалистов. Но все же они не отказались от его дальнейших услуг и всячески помогали ему организовывать новые отряды для нападения на Забайкалье. Снова дали деньги, вооружение. Японцы направили Семенову солдат и офицеров, послали тяжелую артиллерию, мощный бронепоезд. В течение месяца атаман собрал громадную по тем временам армию – почти десять тысяч человек. Среди них было много бывших царских генералов, офицеров, крупных чиновников, кулаков – казаков и бурят, тысяча двести хунхузов, восемьсот монголов-харачен, немало дезертиров из маньчжурских частей. Чтобы поднять боевой дух своих сподвижников, Семенов предоставил право бандитам «брать трофеи», или, проще говоря, безнаказанно грабить.

Создавалось очень тяжелое положение.

Основные части Забайкальского фронта – аргунские казаки – четыре года не были дома. После разгрома семеновцев они просили разрешить им повидаться с родными, обещая по первому вызову вернуться на фронт. Областной Исполнительный комитет Совета дал такое разрешение, и командующий остался почти без армии.

Чтобы предотвратить грозящую Забайкалью опасность, Лазо обратился по всей линии Забайкальской, Амурской и Уссурийской железных дорог с пламенным призывом: «Всем, всем, всем!» – собрать все силы для решительного отпора новым семеновским бандам. Он предупреждал, что предстоит упорная борьба с хорошо вооруженным врагом.

«Заканчивайте организацию и выезжайте все, кто хочет защищать революцию. Время не ждет».

«Время не ждет!»

Так взывал Лазо.

Он верил, что рабочие, крестьяне горячо откликнутся на его призыв. Он знал, что советские организации, большевики сделают все, чтобы укрепить фронт.

Но времени было очень мало. До 5 апреля Чжан Цзо-лин [12]12
  Чжан Цзо-лин – китайский генерал, правитель Маньчжурии, агент японских империалистов. В 1928 году, когда надобность в нем миновала, японцы убили его.


[Закрыть] обязался не пропускать, белогвардейцев к нашим границам. Но это число приближалось, и не было сомнений в том, что чжанцзолиновцы, купленные японской контрразведкой и тесно связанные с японской военщиной, если даже и сдержат свое слово, то после 5 апреля наверняка разрешат семеновским бандам перейти границу.

Положение командующего осложнялось. Подкрепления подходили небольшими отрядами. Формирование революционных частей в Сибири и Забайкалье шло медленно. Для задержки семеновцев, которые могли выступить в любой день и час, силы Лазо были явно недостаточны.

И вот наступило 5 апреля. Во Владивостоке высадились японские интервенционные войска. И в тот же день из Маньчжурии хлынули на советское Забайкалье белогвардейские банды Семенова.

Действия контрреволюции, стремившейся удушить советскую власть в России, несомненно были согласованы и проводились по единому плану.

7 апреля 1918 года В. И. Ленин телеграфировал Владивостокскому совету:

«Мы считаем положение весьма серьезным и самым категорическим образом предупреждаем товарищей.

Не делайте себе иллюзий: японцы наверное будут наступать. Это неизбежно. Им помогут вероятно все без изъятия союзники. Поэтому надо начинать готовиться без малейшего промедления и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и жел. – дор. материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов, готовьте минные заграждения около Иркутска или в Забайкалье. Извещайте нас два раза в неделю точно, сколько именно– локомотивов и вагонов вывезено, сколько осталось. Без этого мы не верим и не будем верить ничему… помощь нашу мы обусловим вашими практическими успехами в деле вывоза из Владивостока вагонов и паровозов, в деле подготовки взрыва мостов и прочее.

Ленин»[13]13
  В И, Ленин. Соч., т. 27, стр. 199.


[Закрыть].

Таким образом, всем советским и партийным организациям Дальнего Востока и Сибири были даны исчерпывающие указания о тактике и действиях в создавшихся условиях.

Банды Семенова угрожали расправой всему населению Забайкалья и, едва переступив границу, начали свои бесчинства. В телеграмме Центральному комитету Забайкальской железной дороги рабочие станции Маньчжурия рассказывали, каким издевательствам подвергали белогвардейцы ни в чем не повинных людей. «…Все мы чуть с ума не посходили, и мы не знаем, что нам делать». Малейшая задержка с ремонтом локомотива – Семеновцы угрожают расстрелом. Паровозники решили собраться, поговорить – врывается вооруженная банда казаков с криком: «Смирно, руки вверх!» – избивают председателя паровозного комитета, арестовывают машинистов. Семеновцы рыскают по ночам с обысками, ищут оружие, «всех нас: служащих, мастеровых и рабочих – считают большевиками и обещают разделаться с нами».

Небольшие отряды Красной гвардии и подразделения Красной Армии под командованием Лазо пытались сдержать натиск врага, упорно сопротивлялись. Однако во много раз превосходящим силам белогвардейцев удалось оттеснить советские части. Тяжело оставлять станцию за станцией, зная, сколько горя несут людям Семеновцы и японцы. Но иного выхода нет – надо сберечь бойцов от бессмысленной гибели.

Отход из Даурии был особенно трудным и сложным. Лишь благодаря военным способностям Лазо, его искусству маневрирования удалось избежать сколько-нибудь серьезных потерь. Отступая, революционные части не раз прорывали кольцо войск белых, наносили им чувствительные удары, но это не могло облегчить положения.

На железнодорожных станциях Дальнего Востока, в клубах, театрах и других общественных местах было расклеено воззвание партии большевиков и профессиональных союзов с призывом:

«Все под ружье!

…Авангарду российского пролетариата, революционным железнодорожникам, выпало на долю первым выдержать натиск контрреволюционной семеновской банды.

Все железнодорожники должны стать под ружье!

На Востоке заканчивается один из эпизодов классовой борьбы. По одну сторону баррикад рабочие, крестьяне, солдаты и казаки, а по другую – дармоеды, – офицеры и барчуки, – которые при помощи русских и иностранных капиталистов хотят залить кровью трудящихся рабоче-крестьянскую власть. Еще один дружный, решительный натиск, и последний оплот царизма, контрреволюции и капитала, создавшийся на Востоке, будет разбит.

Все под ружье!

Немедленно записывайтесь в Красную Армию; вооружайтесь, защищайте себя, свои семьи, свои интересы. Имена павших будут бессмертны. Необходимые потери спасут от рабства трудящийся класс. Если нужно, отдадим свои жизни ради счастья и свободы наших братьев и сестер. В твердости духа и революционном сознании залог нашей победы.

Все под ружье!»

Этот призыв встретил горячий отклик у рабочих Забайкальской, Амурской и Уссурийской железных дорог.

Читинские железнодорожники объявили мобилизованными всех мужчин от восемнадцати до пятидесяти лет и обязали способных носить оружие ежедневно проходить военное обучение. Такие же решения приняли на своих собраниях яблоновцы, байкальцы и другие железнодорожники, а также горняки и рабочие промышленных центров.

Но пока собирались силы для отпора врагу, банды атамана продолжали свое черное дело. Неслыханные зверства творили они в «непокорных» станицах и волостях Южного Забайкалья. Карательные экспедиции наводили ужас на трудящихся. Они жгли дома, грабили, убивали. Пленных били шомполами, вешали, закапывали живыми в землю. Местные кулаки сводили счеты с крестьянами, казаками, рабочими, передавая семеновцам списки «неблагонадежных», и бандиты после жестоких пыток расстреливали их.

Огромная опасность нависла над Забайкальем. Было объявлено осадное положение. Власть временно перешла в руки Военно-революционного штаба в составе председателя Совнаркома Забайкальской области Н. М. Матвеева, коммуниста, руководившего свержением власти контрреволюционного «Народного совета» в Нерчинске и Сретенске, бывшего офицера царской армии Д. С. Шилова и члена Забайкальского исполнительного комитета Советов, бывшего учителя, высланного за партийную работу из Петербурга в Сибирь, И. А. Бутина.

«К оружию! За советскую власть!» Этот клич быстро распространился по всей Сибири и Дальнему Востоку. В станицах и волостях начались митинги, собрания, сходы. Трудовое население, несмотря на бешеную агитацию кулаков, купцов и агентов Семенова – меньшевиков и правых эсеров, стало объединяться в красногвардейские отряды, красные сотни и полки. Зачастую люди уходили в отряды прямо с митинга, с казачьего или крестьянского схода, с полевых работ.

Взялись за оружие железнодорожники, шахтеры. Освобожденные из лагерей бывшие военнопленные венгры, немцы, чехи и другие интернационалисты также начали создавать красногвардейские отряды для защиты советской власти.

Центральный исполнительный комитет Сибири перебрасывал в Забайкалье из Омска, Красноярска, Иркутска, Читы, Верхнеудинска и других городов новые отряды Красной гвардии. Дальневосточный крайком партии и краевой Совет послали в помощь Забайкальскому фронту части Красной Армии и Красной гвардии из Владивостока, Никольск-Уссурийского, Хабаровска, Благовещенска.

Почти во всех станицах Восточного Забайкалья создавались отряды конницы. Для борьбы с Семеновым оттачивали клинки испытанные в боях кавалеристы– участники русско-японской войны и войны 1914 года.

В середине апреля партизанские отряды сформировались в селениях Копунь, Зоргол, на Газимурском заводе и в Ново-Цурухайтуе. Из этих отрядов позднее была создана бригада под названием «Копзоргаз», объединившая тысячу четыреста бойцов.

Все Забайкалье поднялось на защиту Советов от контрреволюции.

Молодежь поселков Верхне– и Нижне-Горюнино, Курунзулая, Ложниково, Онон-Борзя, Маректы, Кудрино и Олдонды организовала партизанский полк, и около семисот человек двинулось на помощь командованию Забайкальским фронтом. Бывший офицер царской армии Павел Николаевич Журавлев, один из первых партизанских вожаков в Забайкалье, сформировал на Александровском заводе отряд в четыре сотни бойцов. На фронт двигались вооруженные части из Акши, Нерчинска, Сретенска, Уды, Ломов, Ботов. Население восторженно встречало защитников революции, снабжало их всем необходимым, желая успеха и побед.

Тысячи людей вливались в создаваемую большевиками революционную армию, которая под руководством молодого полководца Сергея Георгиевича Лазо собирала силы для разгрома врага.

Был май 1918 года. В Забайкалье оживала природа, чувствовалась настоящая весна: поля и сопки, луга и пади покрылись молодой травой. Свежей листвой зеленел лес и кустарник. На обширных степных просторах и лугах паслись табуны лошадей, стада рогатого скота. Склоны сопок местами были покрыты отарами овец; их охраняли от волков пастухи-буряты, сидевшие в своей национальной одежде на верховых лошадях. Слышен был веселый гомон птиц. Щедро освещало все вокруг и согревало солнце.

Адольф Перенсон.

Б. П. Кларк.

Между сопками и горами виднелись краснолиловые пятна цветущего багульника, о котором один из поэтов писал:

 
Мой нежный душистый багульник,
Краса забайкальских лесов,
Ты грустно растешь на могилах
Погибших за волю борцов.
 

Мимо расцветающих полей, зеленеющих склонов гор и сопок один за другим проходили поезда с воинскими частями.

На всех станциях бойцов встречал народ. Люди интересовались, откуда и куда едут красногвардейцы, угощали их махоркой, смешанной с цветами донника.

Вместе с другими отрядами, направлявшимися в распоряжение командующего Забайкальским фронтом, продвигался из Приморья и дальневосточный отряд под командованием Владимира Александровича Бородавкина [14]14
  Комиссаром отряда был автор этой книги М. Губельман. (Прим. ред.)


[Закрыть]. Это был боевой командир, до революции работавший в подполье. По заданию партийного комитета он возглавлял охрану Финляндского вокзала в день приезда из-за границы В. И. Ленина в апреле 1917 года. Позже он был командирован в 4-й крепостной полк во Владивостоке, где его избрали председателем полкового комитета и членом военного комиссариата крепости.

Дальневосточный отряд прошел три области: Приморскую, Амурскую и Забайкальскую. На станции Бочкарево (ныне Куйбышево) ему пришлось задержаться на два дня, чтобы переформироваться, подобрать командный состав, обеспечить части вооружением (патронами, снарядами), запасом продовольствия. Надо было еще провести практическую стрельбу из артиллерийских орудий, все проверить, чтобы, прибыв на место назначения, быть готовыми к боям с врагом на фронте.

Командующий проявлял большую распорядительность, всячески помогал быстрому продвижению дальневосточного отряда, как и всех других отрядов, направлявшихся к нему из Сибири и Дальнего Востока. По всей линии железной дороги был разослан приказ Лазо о немедленном, без всякой задержки, пропуске поездов с революционными частями и о том, чтобы на станциях всегда были кипяток и продовольствие. Коменданты станций четко и аккуратно выполняли все его приказы. Лазо зорко следил за продвижением отрядов, не раз запрашивал их телеграммами, в чем они нуждаются, принимал меры, чтобы на ходу устранить все помехи и упущения железнодорожной администрации.

И вот, наконец, дальневосточники у цели.

Эшелон, состоявший из тысячи двухсот пятидесяти человек – пехоты, кавалерии, артиллерии, пулеметных команд, – подошел к станции Адриановка. На платформе – группа военных работников, ожидавших прибытия поезда. От нее отделился человек в военной форме и направился к вышедшему из вагона командному составу. Все знали, слышали, что Лазо молод. Но никому не верилось все же, что встретивший эшелон молодой представитель забайкальских вооруженных сил и есть Сергей Георгиевич Лазо– командующий фронтом. В ту пору ему было двадцать четыре года.

Это был высокий, стройный человек с матоворумяным, свежим и удивительно располагающим к себе красивым лицом. Темнокарие, почти черные, большие умные глаза весело смотрели из-под густых черных ресниц. Над глазами ласточкой раскинулись черные брови. Одет он был в красноармейскую гимнастерку и защитного цвета галифе. На ногах простые солдатские сапоги, на голове летняя красноармейская фуражка. Через правое плечо на ремешке висел планшет, из которого виднелась карта и тетрадь. Ни сабли, ни револьвера, ни шпор.