Текст книги "Лазо"

Автор книги: Моисей Губельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

На митинге был выборный председатель, все, что полагается, но никто не мог удержать разбушевавшейся стихии. Два-три часа шла жестокая борьба между организованным началом и анархистской вольницей. Страсти подчас разгорались с такой силой, что кое-кто угрожал даже друг другу штыками, размахивал шашками.

И вот на трибуну взошел Лазо.

Большое самообладание, умение говорить с народом простым, образным, доходящим до сознания, до сердца языком помогли Лазо овладеть вниманием слушателей. «Иногда, – вспоминает присутствовавший на этом митинге А. Фадеев, – отдельные партизанские вожаки начинали понимать, что он старается подчинить их себе, взять их в руки, й снова поднимали крик, но он стоял спокойно, ждал, пока они кончат, и не уходил с трибуны. Когда они переставали кричать, он продолжал свою речь. Я помню, иных из ораторов пытались стащить с трибуны, но против Лазо таких выпадов не было – так велико было его обаяние».

Этот митинг закончился полной победой Лазо.

Шевченко согласился с критикой его действий и был оставлен командиром цемухинского отряда.

Под энергичным воздействием нового командующего в отрядах проводились регулярные полевые занятия, был введен дисциплинарный устав, имевший большое значение для укрепления боеспособности партизан.

Устав обязывал старых партизан делиться боевым опытом с новичками, держать в исправности и чистоте свое оружие, точно и немедленно выполнять все приказы отделенных, взводных и ротных командиров. Партизан обязан быть честным, вежливым по отношению к населению. Между партизанами должно быть чувство глубокого искреннего уважения: «наша сила в спайке и товариществе». Если случайно партизан попадется колчаковцам, пусть не надеется вымолить себе пощаду разглашением военной тайны. Смерти в плену все равно не избежать, так лучше умереть честным бойцом, с высоко поднятой головой, нежели предателем.

Партизаны свято соблюдали этот устав, ставший законом для всех партизанских отрядов Приморья.

Лазо пробыл в отряде Шевченко несколько дней. Он покорил всех своей простотой, приветливостью, организованностью, трудоспособностью. Одеждой он не отличался от обычных партизан. Спал удивительно мало. Улягутся бойцы на покой, в штабе остается лишь дежурный, а вместе с ним бодрствует и командующий. Пристроившись у маленькой керосиновой лампочки, он что-то пишет или читает. Засыпал он быстро но сон у него был необычный. Если его будили, он тотчас вскакивал, сгонял как бы с лица рукою сон, словно он вовсе и не спал, а думал именно о том, о чем его сейчас спрашивали.

В селе Фроловке Ольгинского уезда коммунисты организовали митинг. Собралось несколько тысяч человек: крестьяне окрестных деревень – русские, китайцы, корейцы; пришли шахтеры-сучанцы со своими вожаками – передовыми рабочими – большевиками Локтевым, Мартыновым, шахтеры – зыбунцы, цемухинцы, майхинцы. Многие явились с семьями. Все были возмущены зверствами колчаковцев и интервентов. Настроение было боевое.

Митинг этот открыл представитель Дальневосточного краевого комитета партии. Все внимательно выслушали сообщение о решениях партии усилить борьбу Советов с врагами революции – бандами Деникина, Краснова, Юденича, Колчака и интервентами.

«Хорошо!.. Правильно!..» – неслись одобрительные возгласы.

Вдруг из центра села раздалось дружное «ура». Через минуту выяснилось, что это приветствовали идущего на митинг Лазо. Крестьяне и шахтеры окружили его, подхватили и на руках пронесли к трибуне.

Лазо рассказал собравшимся о зверствах, творимых белогвардейцами и интервентами:

В деревню Казанку приехал карательный отряд колчаковцев в четыреста человек во главе с генералом Смирновым. Офицеры согнали всех жителей на сход, а затем окружили их и стали допрашивать, кто за советскую власть, есть ли большевики. Сход угрюмо молчал. Тогда генерал приказал своим подручным публично на глазах у всех пороть мужиков раскаленными шомполами, требуя сдать оружие, выдать большевиков и сочувствующих им. Восемнадцать человек получили по восьмидесяти ударов шомполами. Крестьянин Полунов был расстрелян.

– Да разве колчаковские генералы и офицеры только в Казанке издевались над тружениками? – говорил Лазо. – Рассказывали ли вам, как колчаковцы в Ивановке избили и изувечили семьи Копая и других? Знаете ли вы, как убили товарища Кошмана? Бандиты на глазах его родителей и населения отрубили Кошману руки и ноги. Это было в деревне Хмельницкой…

В Гордеевке каратели застали девять стариков, не успевших скрыться, – все остальное население бежало от палачей и насильников в тайгу. Стариков сначала допрашивали о партизанах, затем выпороли, потом жестоко били шомполами, подвешивали к потолку, обливали кипятком; но они ничего не сказали палачам. Тогда офицеры построили стариков в ряд и собственноручно расстреляли.

И в Приморье слышали о богатом селе Ивановке в Амурской области. Многие бывали в Ивановской школе, в больнице, в библиотеке, в мастерских. Японские интервенты вместе с карателями-белогвардейцами сожгли школу и больницу. Они загнали в избы триста жителей и сожгли дома вместе с людьми. Все, кто остался жив и способен носить оружие, ушли в партизанские отряды.

– Дорогие братья, рабочие, крестьяне и партизаны! – говорил Лазо. – Белобандиты и интервенты постараются пролить еще много нашей крови. Мы должны помнить, что если мы не будем бороться с врагами, если мы не сорганизуемся, у нас победы не будет…

Сучанская долина – дальневосточный Донбасс – была опорой, душой партизанского движения в Приморье. Здесь нужно было нанести сильный удар по интервентам и белогвардейцам, а затем двинуть партизанские части к центру интервентов, во Владивосток.

Дальневосточный областной комитет партии поставил перед партизанами задачу захватить Сучанский угольный район, разрушить подъемники [32]32
  Подъемники – силовые подъемные машины, построенные на станциях Сица, Тахэ, Бархатная и других, – служили для перетаскивания поездов с углем через отроги великого Яблоневого хребта до главной магистрали по узкоколейной железной дороге. Ныне Советское правительство построило широкую железную дорогу из Сучана, и надобность в подъемниках отпала.


[Закрыть] и прекратить подачу угля Владивостокскому порту, Уссурийской и Китайско-Восточной железным дорогам. Успешное выполнение этого плана имело огромное значение. Оно задержало бы движение поездов и пароходов, подвозивших в Сибирь и на Урал Колчаку и интервентам оружие, снаряды и продовольствие.

Одновременно с этим партийный комитет приступил к организации всеобщей забастовки на Китайско-Восточной и Уссурийской железных дорогах, во Владивостоке и других городах и районах Приморья.

Забастовка началась в конце июня.

2 июля 1919 года на всех железнодорожных станциях и в городах Дальнего Востока был вывешен приказ так называемого «верховного уполномоченного российского правительства на Дальнем Востоке» генерал-лейтенанта Хорвата. В этом приказе Хорват отмечал, что многие местности Уссурийского края охвачены большевистским восстанием, и сетовал по поводу того, что большевики портят железнодорожные пути, взрывают мосты и мешают действиям белых войск в Приморье, а также доставке из Владивостока необходимого военного снаряжения Колчаку.

Хорват объявил Уссурийскую дорогу на военном положений и приказал всем забастовщикам немедленно выйти на работу. Тех же, кто не подчинится приказу, он грозил предать прифронтовому военно-полевому суду.

Угроза расстрелов, многочисленные аресты, выселение из квартир вместе с семьями не сломили, однако, боевого духа рабочих. На Сучане, во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Спасске, на Китайско-Восточной железной дороге – всюду рабочие продолжала забастовку. Они показали высокую политическую зрелость, чрезвычайную сплоченность, организованность, безграничную преданность революции и советской власти.

Партизанские отряды Лазо вызывали большую тревогу в стане врагов. Начальник владивостокского отделения управления милиции Уссурийской железной дороги Петров сообщал 6 июля 1919 года:

«Секретно

Полковнику Г. Альтману…

Большевики прислали к рабочим делегатов и просят их продержаться до 10 июля с. г., так как в настоящее время все большевистские отряды отрываются от линии железной дороги и сосредоточиваются в бухте Тавайза под командой прапорщика Лазо. Имеет намерение напасть на Владивосток и захватить патроны на Второй Речке, взорвать склады, а также взорвать Минный городок в Гнилом Углу…»

Популярно было имя «прапорщика Лазо». Действия партизан были настолько успешны, что врагам чудилось уже не только нападение их на Владивосток и захват патронных складов, но и взрыв погребов со снарядами на Второй Речке и даже взрыв Минного городка в Гнилом Углу. Если бы партизаны взорвали Минный городок, то это повлекло бы за собой разрушение не только крепости: от самого города Владивостока осталась бы груда развалин. Большевистская организация никогда не давала и не могла давать таких директив. Белогвардейцы от страха теряли голову и пытались запугать население теми «ужасами», какие якобы несут с собой партизаны.

Партизаны Сучанской долины готовились к трудным боевым операциям. Во всех отрядах проверяли запасы оружия, патронов, снаряжения. Утром, чуть свет, горнист играл сбор и в назначенном месте съезжались упражняться в верховой езде и рубке кавалеристы. Пехотные части тренировались в стрельбе, проводили тактические учения.

Крестьяне заботились о партизанах, снабжали их продовольствием и даже одеждой. Женщины стирали и шили им белье. Многие подростки были прекрасными лазутчиками, пробирались в части белогвардейцев и интервентов и передавали партизанам все, что разведывали, видели и слышали у врагов.

Вскоре партизаны Ольгинского уезда получили приказ:

«В ближайшие дни отряды должны принять меры для порчи путей и проводов. Для этой цели отправляйте небольшие команды, они незаметно будут делать это дело. Ведите непрерывную разведку, выясните, где и как охраняется железная дорога, ведет ли противник разведку в нашу сторону.

Если по линии имеются посты противников, то их нужно тревожить. Для этой цели посылайте двух-трех надежных партизан. Не предпринимайте крупных операций. Не передвигая значительных сил, мы должны все время тревожить противника, ни на один час не оставлять его в покое и разрушать мосты. Особенно на это мы должны обратить исключительное внимание ввиду того, что на узкоколейке не прекращается борьба отрядов Петрова [33]33
  Петров-Тетерин, один из героев Волочаевки, был вместе с Лазо на Забайкальском фронте и в Приморье.


[Закрыть] и других с американцами и японцами.

Всякое расстройство железной дороги и телеграфа внесет расстройство в ряды наших врагов в Сучанском районе.

Копию этого донесения спешно отправьте в петровский и майхинский отряды. Информируйте, что будет сообщаться из Петровки и Многоудобного.

Если в Петровке действительно взяты пленные, то таковых не отпускать и не обменивать до получения указаний от штаба или от меня.

С пленными обращаться хорошо.

Командующий Сергей Лазо».

Незадолго до общего наступления партизанской разведкой тетюхинско-ольгинского отряда были задержаны на реке Сучане несколько американских военнослужащих – любителей-рыболовов. Трое солдат и два офицера приехали поудить рыбу в полном вооружении,

Партизаны неслышно окружили американцев и знаками предложили им сдать оружие. Перепуганные рыболовы выполнили приказание и понуро поплелись за партизанами: они, видимо, решили, что их ведут на расстрел. Американцев доставили в штаб.

Штабисты долго раздумывали, где найти товарища, который хотя бы немного знал английский язык. Пока американцы умывались и приводили себя в порядок, партизаны пытались поговорить с ними интернациональными словами: пролетариат, капитализм, империализм, интервенция, революция, Ленин… Язык революции оказался доходчивым и понятным заокеанским солдатам, таким же, как и партизаны, пролетариям и крестьянам. Но слов этих было все же очень мало, и объясниться как следует не удавалось.

Наконец нашелся товарищ, знавший английский язык. Он объяснил американцам, что партизаны не расстреливают пленных, и перевел им выдержку из приказа Лазо об обращении с пленными. Затем подробно рассказал, за что русские рабочие и крестьяне сражаются с белогвардейцами и интервентами.

Американцы слушали внимательно, потом выразили недовольство тем, что их начальство обмануло, привезя в Россию якобы для защиты порядка. Они увидели, что помогают врагам порядка, и обещали убедить в этом своих товарищей, если их освободят.

Партизаны, по указанию своего штаба, согласились освободить американцев в обмен на казначея ольгинского отряда Ивана Петровича Самусенко, арестованного на Сучане интервентами.

По этому поводу произошел любопытный разговор между представителями партизанского штаба Ильюховым и Слинкиным и американским полковником Пендельтоном.

– Для нас солдат дороже всего, – кичливо и высокомерно заявил Пендельтон. – Все ваши партизаны не стоят одного нашего солдата.

– Господин полковник может легко убедиться в том, что каждый наш гражданин и партизан много дороже не только ваших солдат, но и ваших офицеров, – заявил Ильюхов.

Пендельтон не нашел сразу слов для ответа.

– Да, да, господин полковник, – продолжал Ильюхов. – Мы за одного нашего партизана Самусенко возвратим вам трех ваших солдат и двух офицеров.

– О! – обрадовался американский полковник. – Это очень, очень хорошо. Согласен, согласен. Самусенко будет немедленно освобожден.

Прошло немного времени, и обмен состоялся. Самусенко был спасен от верной смерти.

СУЧАНСКИЙ БОЙ

В середине лета 1919 года войска белогвардейцев и интервентов занимали Сучанский рудник и были расположены на всей линии Сучанской железнодорожной ветки. Войска всех родов оружия стояли на станциях Сица и Фанза, Бархатная и Тахэ, Сихотэ-Алинь и Кангауз, Романовка и Ново-Нежино.

По указанию Дальневосточного областного комитета партии Лазо должен был разработать план стремительного удара по противнику во всех основных пунктах одновременно.

Это была сложная стратегическая задача. Не так-то легко и просто с полутора тысячами партизан разгромить три с половиной тысячи во много раз лучше вооруженных врагов.

Получив точные данные разведки о численности войск противника и их боевых средствах на каждом пункте, Лазо со своим штабом составил подробный план наступления и представил его на рассмотрение областного комитета партии. Этот план был одобрен.

Партизанские части разделили на несколько отрядов. Первый отряд под командованием Владивостокова, расположенный в Казанке, получил задание напасть на станцию Сица. Второй отряд под командованием Петрова-Тетерина должен был ворваться на станцию Фанза и после ее захвата взорвать подъемники на станциях Сихотэ-Алинь, Тахэ и Бархатная. Третий отряд сучанцев под командованием Кравченко получил задание соединиться с отрядом владивостокских грузчиков, стоявших в Петровской долине с командиром Сосиновичем, и они совместными действиями должны были занять станции Кангауз и Моленный Мыс. Цемухинцам и майхинцам поручили захватить станции Романовка и Ново-Нежино. Командир этого отряда Шевченко был болен, и Лазо сам его заменил. В помощники ему был назначен боевой командир батальона владивостокских рабочих Аврелии.

Тетюхинско-ольгинский отряд под командованием Степана Глазкова находился в селении Новицком, между бухтой Чен-ю-вай и Сучанским рудником. Он должен был охранять побережье, не допуская возможной высадки врага с Японского моря, и в то же время отвлекать на себя силы противника, расположившиеся на Сучанском руднике.

Ответственным руководителем по выполнению задания отрядами Владивостокова и Глазкова был назначен Николай Ильюхов, один из организаторов партизанских отрядов на Сучане.

Партизаны под командованием Сергея Лазо готовились к атаке.

…В штабе то и дело раздавались телефонные звонки. Связисты принимали донесения из партизанских отрядов, передавали приказы командующего. К полудню начали съезжаться командиры на совещание. Надо было проверить готовность к наступлению, уточнить все детали боевых операций.

Верхом на лошадях, а кто и пешком, прибывали в штаб испытанные в сражениях партизанские вожаки. Они информировали командующего о положении дел в своих отрядах: о количестве живой силы, вооружении, запасах продовольствия и снаряжения, о настроениях партизан.

Лазо внимательно выслушал всех, дал много ценных советов и указаний, а в заключение сказал:

– Партия возлагает на нас большие задачи. Мы должны захватить железнодорожную ветку, взорвать подъемники, мосты, пускать под откос поезда, парализовать дорогу, чтобы белогвардейцы и интервенты не получили ни одного вагона сучанского угля. Понятно, товарищи командиры?

– Понятно, товарищ командующий.

– Враг сильнее нас и по численности и по вооружению. Но он не располагает самым верным оружием, которым мы с вами бесконечно богаты, – идеями Великой социалистической революции., А это оружие – самое сильное. Оно непобедимо. Желаю успеха, друзья!..

На землю спустилась ночь. В темносинем небе зажглись звезды. Из-за сопки поднялась луна, серебря вершины леса и гор. Тишина. Лазо, взглянув на часы, обратился к Аврелину:

– Что ж? Пора!

Связные направились в отряды. Через час они донесли Лазо., что отряды выступили и будут во-время в указанных местах.

– Командиры, по местам! – скомандовал Лазо цемухинцам и майхинцам. – Прошу вести части осторожно, не производить шума…

– Пройдем так, что листа не. шевельнем, товарищ командующий! – отозвался один из командиров.

Бойцы маршировали мимо Лазо. Он заботливо провожал взглядом каждого. Вот, поблескивая штыками, проскользнула последняя рота и скрылась в низине.

Отряд Лазо прибыл на позицию раньше остальных. Это обеспокоило командующего.

Но вскоре один за другим явились вестовые с донесениями, полученными по полевому телеграфу. Сообщалось, что отряды прибыли на места благополучно и начнут боевые действия точно в назначенное время.

Лазо повеселел, обошел части, поговорил с бойцами, давал им советы, как лучше вести себя на поле битвы.

Время тянулось медленно. Луна скрылась за сопку. Ночной мрак сгустился. Лазо подошел к Аврелину и скомандовал:

– Цепь, вперед!

Раздался выстрел, за ним второй, третий…

Началась стрельба по всей линии..

Запылали пожары. Застигнутые врасплох интервенты и белогвардейцы метались из стороны в сторону, беспорядочно отстреливаясь, натыкаясь на штыки, попадая под меткие пули партизан.

Кравченко и Сосинович ворвались с бойцами на станцию Кангауз и Моленный Мыс.

Лучшие стрелки из партизан – ольгинцы и тетюхинцы – снимали японцев у Сучанского рудника.

Цемухинский и владивостокский отряды прервали у села Романовка телеграфное сообщение, сожгли все деревянные мосты через реки и ключи, разгромили американскую воинскую часть.

Выполняя намеченный штабом план, партизаны всячески тормозили движение по железной дороге. Они взрывали мосты, устраивали крушения и столкновения поездов, спускали их под откосы.

…Несколько дней продолжались бои в Сучанской долине. Намеченный план операции партизаны выполняли блестяще.

Интервенты и белогвардейцы в панике, бросая оружие, патроны, склады продовольствия и обмундирования, бежали на Сучанский рудник и в другие пункты.

Решение Дальневосточного областного комитета партии лишить интервентов и белогвардейцев возможности пользоваться сучанским углем партизаны под руководством Лазо выполнили. На всех трех перевалах – Бархатной, Тахэ и Сихотэ-Алинь – были взорваны подъемники. Дорогостоящие части машин партизаны сняли и сохранили для советской власти.

Сучанская железнодорожная ветка была разрушена, и снабжение колчаковской армии на некоторое время прекратилось.

Генерал Хорват телеграфировал 17 сентября наместнику Колчака на Дальнем Востоке генералу Розанову о том, что после постановки охраны на подъемниках движение по Сучанской ветке Сучан – Кангауз может быть восстановлено лишь через две-три недели.

Из этой телеграммы, написанной спустя два с лишним месяца после сучанских событий, видно, какой сокрушительный удар нанесли партизаны колчаковцам и интервентам и сколько времени понадобилось врагам, чтобы привести в порядок разрушенную дорогу.

Операции партизан на Сучане имели большое значение. Они отвлекли значительные вооруженные силы белогвардейцев и интервентов, которые предназначались к отправке на Западный фронт против Красной Армии. Несмотря на то, что интервенты имели больше солдат, пулеметов, пушек, винтовок, неограниченное количество патронов, они потерпели поражение.

В победах на Сучане Лазо еще раз показал свои выдающиеся способности военачальника, свою находчивость, смелость, свою твердую волю.

«Мне много приходилось видеть смелых командиров, – вспоминает А. Фадеев, – я видел людей азартных, отчаянных, которые бросаются в бой первыми, полные страсти и боевого темперамента. Я видел просто хладнокровных, храбрых людей. Но по поведению даже этих людей всегда можно видеть, что они находятся в бою, что их спокойствие необычное, не такое, как дома, в нормальной обстановке. Это спокойствие мужественного человека, который привык к боям и знает, что он должен быть хладнокровен. Сергей Лазо в бою оставался, в сущности, таким же, как всегда: со своими приподнятыми бровями, с обычным внимательным и точно несколько удивленным выражением лица, безразличный к тому, что может лично с ним случиться. Он делал только то, что необходимо было для решения поставленной им боевой задачи».

Замысел империалистов открыть поход на Москву объединенными силами Колчака и Деникина провалился. Рабочие и крестьяне Сибири, организованные в партизанские отряды, нападали на колчаковцев и интервентов, помогая продвижению Красной Армии на восток. Население с радостью встречало советскую власть.

Подводя итоги годовой борьбы с интервентами и белогвардейцами, Ленин писал:

«Как ни тяжел этот год, но в нем та польза, что не только верхи, но и широкие массы, вплоть до крестьян самых глухих уездов и окраин, получили опыт, который заставил их придти к тем же выводам, к которым пришли мы. Это дает нам твердость и уверенность в победе. Без Колчака сибирский крестьянин не пришел бы в один год к убеждению, что ему нужна наша, рабочая власть. Только тяжелый опыт этого года убедил его в этом…

На Восточном фронте мы сейчас одерживаем крупные победы, которые позволяют нам надеяться, что на востоке в несколько недель мы ликвидируем Колчака»[34]34
  В. И. Ленин. Соч., т. 29, стр. 454.


[Закрыть].

Все шире и шире развертывалась деятельность большевистского подполья в Приморье. Активность партизан усиливалась с каждым днем. Они не давали врагам передышки ни на одном участке, ни в одном селе, ни в одном городе, ни на одной железнодорожной станции. Небывалая с 1905 года забастовка железнодорожников охватила весь Приморский район.

Белогвардейцы и интервенты решили во что бы то ни стало подавить партизанское движение в Приморье и бросили на Сучанскую и Анучинскую Долины войско численностью свыше девяти тысяч штыков. Противник боялся оставить Сучанскую долину в руках партизанских отрядов. Пользуясь лесным массивом, Уссурийским заливом и заливом Петра Великого, партизаны могли незаметно пробраться на полуостров и оказаться у фортов Владивостока. Вся Уссурийская железная дорога, расположенная в тридцати-сорока километрах от Сучанской долины, находилась под контролем партизанских отрядов.

Оберегая жизнь людей, Лазо с командирами отрядов решили не принимать боя – перевес сил противника был слишком велик – и отойти в тайгу, а затем продвинуться в Никольск-Уссурийскую, Иманскую долины и далее – на соединение с партизанами Приамурья и Амура.

Лазо в Сучанской долине. С картины художника Палашкова.

Адъютант Лазо Миша Попов.

Тактика партизан заключалась теперь в том, чтобы отвлекать силы врага и, где возможно, без ущерба для себя наносить ему удары, уничтожать его живую силу. Лазо сообщил свой план по телефону через штаб Сучанского района Военно-революционному комитету области в Анучино. Комитет одобрил это предложение.

Партизанские отряды отходили в тайгу для перестройки.

Переход на новые позиции не обошелся без жертв. Вместе с группой владивостокских рабочих погиб преданнейший делу революции боец, член Центрального бюро профсоюзов Владивостока коммунист Трифонов, прибывший в партизанский отряд летом 1919 года. Между деревнями Кролевцы и Кневичи, близ речки Баталянза, группу Трифонова настигли белогвардейцы. Первым же залпом несколько человек было убито и ранено. Несмотря на ранение, Трифонов бросился вплавь через речку, переплыл ее, но и на противоположном берегу оказались белые; они захватили его и убили вместе с другими ранеными партизанами.

Лазо предлагал дать бой интервентам при переходе их из деревни Бровничи в Хмельницкую, между которыми на расстоянии пяти километров тянулось ущелье, известное у населения под названием «щеки». Партизаны прозвали его «Дарданеллами». Если в ущелье устроить засаду, пройти через эти «Дарданеллы» невозможно. С правой стороны тропинки – отвесная скала, левая во многих местах заливалась бурной речкой Сучан, несущей огромные валуны.

Заняв ущелье, Лазо с бойцами сучанского отряда готовился к бою. Но вражеская агентура – кулаки – сообщила противнику о засаде. Изменив направление, интервенты и белогвардейцы двинулись через хребты в Хмельницкую, минуя «Дарданеллы», с намерением окружить партизанские части и уничтожить их.

Узнав от перебежавшего добровольца-разведчика из крестьян о плане неприятеля, Лазо немедленно приказал отступить в тайгу.

За отступающими двинулись японские и белогвардейские отряды.

Надо было срочно сообщить в революционный штаб и Исполком об изменении плана партизан и о движении вражеских отрядов на Хмельницкую. Лазо поручил доставить донесение в штаб своему адъютанту Мише Попову и шахтеру-партизану Байбородову.

Миша был преданный, храбрый юноша. С первых же дней революции он стал в ряды большевиков, вместе, с ними жил, работал и боролся. Родился Миша и вырос в Нерчинско-Заводском районе в Забайкалье, воспитывался политическими каторжанами. Еще мальчиком он видел, как царские жандармы жестоко мучили политических каторжан и издевались над ними, стремясь унизить их человеческое достоинство.

Комсомолец Байбородов, как и Миша, отличался мужеством и беззаветной преданностью делу революции.

Доставив приказ Лазо по назначению, юноши возвращались в свой отряд, не подозревая, что Хмельницкая уже оставлена партизанами и что в ней свирепствуют бандиты генерала Смирнова. Верховые ординарцы, посланные Лазо навстречу Попову и Байбородову, разъехались с ними.

Комсомольцы уверенно въехали в расположение белогвардейских частей. Заметив врагов, они повернули лошадей и поскакали. Вслед раздался залп, другой. Байбородов был сражен наповал, Миша, придавленный убитой под ним лошадью и раненный в ногу, не мог подняться. Бандиты набросились на него и увезли в штаб генерала Смирнова.

Белогвардейцы жестоко избили Мишу, но ничего от него не узнали. Поощряемые своими хозяевами, японскими офицерами, белогвардейцы решили пытками добиться необходимых им сведений. Два офицера приступили к «работе», остальные наблюдали, став полукольцом.

– Сколько партизан? Где они? Что решили делать? – выворачивая руки Попову, спрашивали по очереди бандиты. – В каком месте находится штаб Лазо?

Комсомолец молчал.

Мучители загоняли Мише Попову иголки под ногти, выворачивали ему ноги, кололи шилом. Испытывая невыносимые страдания, напрягая последние силы, комсомолец не отвечал на вопросы палачей.

Крестьяне, согнанные белыми на «допрос» Миши, с ужасом смотрели на дикую расправу. Еще совсем недавно, несколько дней назад, Миша Попов вместе с их дочерьми и сыновьями плясал, веселился, пел. Крестьяне бросились на колени перед офицерами, умоляли их прекратить пытки.

Разъяренные железной волей юного партизана, который так героически переносил весь ужас чудовищных истязаний, офицеры посоветовали генералу Смирнову испробовать излюбленное японскими интервентами средство – раскаленные шомпола.

Полуживой Миша твердил:

– Ничего вам, палачи, не скажу. Да здравствует Ленин! Да здравствуют большевики! Да здравствует Лазо!

Белогвардейцы, так и не получив от Попова никаких сведений, замучили его насмерть.