Текст книги "Батяня просит огня"

Автор книги: Митрофан Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 24

Лавров был от рождения мастером на все руки. Про таких обычно говорят – «и швец, и жнец, и на дуде игрец». И это качество не раз спасало ему жизнь в критических ситуациях.

Факты, как говорится, были налицо – лодка пробита, половина снаряжения потеряна, а другая половина промокла насквозь. В связи с чем Батяня с Никитенко принялись спешно искать выход из этого нелегкого положения. Если бы они продолжили свой путь по суше, то вполне можно было бы нарваться на неприятности гораздо раньше. Да и к тому же путешествие через сельву – штука сложная. Следовательно, единственно правильным решением было залатать пострадавшую в схватке с противником лодку и теперь уже более осторожно продолжить водную экскурсию. Благо резиновый клей и небольшой кусок резиновой же заплаты входили в страховочный комплект лодки, который, к счастью, не утонул с остальной кладью. Не раздумывая, Батяня принялся за работу. Лейтенант занялся тем, что сверил по карте их приблизительные координаты и провел предварительные расчеты по местности.

По прошествии каких-то сорока минут лодка была полностью готова, как, собственно, и новый план действий. Пока Батяня латал плавсредство, Никитенко в свойственной большинству думающих людей манере вышагивал по побережью. Там он наткнулся на труп одного из членов экипажа того самого катера, который они совсем недавно разнесли в клочья. Первое, что бросилось в глаза молодому офицеру – это форма нападавшего. Она хоть и была военной расцветки, но какие-либо знаки различия на ней полностью отсутствовали.

«Скорее всего, частная охрана», – заключил лейтенант.

Обыскав тело, лейтенант обнаружил какой-то плоский жесткий на ощупь предмет. Рассмотрев находку, он понял, что это пластиковый пропуск в лабораторию, расположенную на окраине Манауса. Наверняка это та самая лаборатория, которая и являлась конечной точкой их маршрута. Он тут же поспешил со своей находкой к Лаврову.

– Ни хрена себе, – удивился Батяня. – Похоже, кто-то очень не хочет пускать нас туда. Опиум они там, что ли, выращивают? Не нравится мне все это. – Батяня прищурился и сплюнул на землю. – Как бы там ни было, скоро мы все узнаем сами. Вот, лодка уже готова. Надо подождать несколько минут, пока клей окончательно схватится. – С этими словами Батяня взял внушительных размеров валун и прижал намазанную клеем запаску к борту лодки. – Нам необязательно, чтобы там все идеально гладко спаялось – дырка-то в надводной части. А пока давай соберем оставшийся реквизит и основательно подготовимся к предстоящей вылазке. Чувствуется мне, ночка будет не из легких!

Непонятно почему, но лейтенант как-то сразу поверил в прогноз Лаврова по поводу «ночки». После всего пережитого опыт и профессионализм Лаврова не вызывали у лейтенанта никаких сомнений.

Лодка скользила по воде, Батяня направлял вперед многострадальное плавсредство, а Никитенко напряженно вглядывался в предрассветную пелену тумана. Где-то неподалеку была лаборатория, и рядом с ней, скорее всего, находился пирс. Но причаливать к нему было бы самоубийством, поэтому было решено провести разведку с воды, благо густой туман предоставлял такую возможность. Самым выгодным в этой ситуации было то, что лодка останется незамеченной для стороннего наблюдателя, в то время как у Батяни и лейтенанта будет достаточно времени, чтобы сориентироваться и не выдать себя.

– Да, это здесь, – наконец-то сказал Лавров.

Он узнал тот самый катер, который увез Железняка прямо у них из-под носа. Теперь можно было явственно различить эмблему Гринписа на корме судна. Сомнений не было – это катер Ружены, следовательно, она уже прибыла в лабораторию. Времени оставалось не так уж и много.

– Дальше не пойдем, – сказал Батяня. – Причалим здесь, в сельве, а к лаборатории будем пробираться пешком.

Они вытащили лодку на берег и замаскировали ее ветками и травой. Вполне может быть, что придется спешно отступать по направлению к воде, а здесь им никто самолет напрокат не даст. Батяня осторожно пробирался к предполагаемому местонахождению ворот. Никитенко следовал за ним, держа автомат наготове. Он размышлял о том, как им придется действовать дальше. Брать лабораторию наскоком было бы глупо и непродуктивно, поэтому оставался второй вариант – выжидать. Есть, конечно, соблазн снять часовых и незаметно проникнуть внутрь, но кто знает, какие еще сюрпризы таятся на территории столь бдительно охраняемого объекта. Через кустарник были видны тяжелые бетонные стены и колючая проволока. Никитенко исключительно в целях эксперимента бросил на проволоку кусок ветки – послышался треск, и сизый туман на мгновение озарился небольшой электрической вспышкой.

– Под напряжением, – прокомментировал Батяня. – Значит, не стоит пробовать перелезть. Хорошо, рискнем все-таки подобраться к воротам.

– А может, подойти со стороны причала? – спросил Никитенко.

– А толку? – развел руками Лавров. – Там наверняка блокпост и вообще основная точка концентрации сил противника. Если мы найдем другие ворота или хотя бы какой-нибудь лаз, то можно будет попытаться. А стучаться в дверь к шайке головорезов, которые только и мечтают, что пустить тебе пулю в голову – дело неблагодарное.

Никитенко согласился с ошибочностью своих предположений и послушно последовал за майором. Выбора действительно не оставалось. Приходилось ориентироваться, как говорится, по ситуации. Их пока не обнаружили – это плюс. Они не знают, куда идти – это минус. И в принципе, если сопоставить все положительные и отрицательные моменты, становилось понятно, что в целом надежда еще есть. Видимо, сельву, окружавшую лабораторию, время от времени подрезали, так как иметь под своими стенами природой созданные наблюдательные пункты и штурмовые точки было бы неосмотрительно. Тем более массивные корни гигантов амазонских низин способны пробить даже бетон.

Батяня старался идти как можно бесшумнее. Он чувствовал, что где-то близко уже должен быть тот самый ход, который он так усердно ищет. Однако вместе с тем присутствовало и какое-то другое ощущение – скрытой опасности. И потому Лавров держал оружие в полной боевой готовности. Он был сосредоточен на любых, даже самых несущественных, шумах, доносившихся из чащи. И вдруг он услышал какой-то странный и тихий звук, похожий на плевок. Он резко обернулся и увидел, как лейтенант Никитенко тяжело оседает в траву. Батяня, подскочив к нему, заметил торчавший дротик и по его положению приблизительно определил, откуда был произведен выстрел. Он схватил автомат наизготовку и прыгнул в намеченную сторону. Совсем рядом вдруг зашелестели кусты, и с молниеносной быстротой кто-то прошмыгнул прямо перед майором, чуть ли не коснувшись ствола его оружия.

«Вот погоди, сволочь, сейчас ты у меня спляшешь польку-бабочку!» – зло подумал про себя Батяня и изготовился дать очередь в сторону резво удирающего противника. Но вдруг он снова услышал чавкающий звук, и почувствовал, что какая-то гадость впилась ему в загривок. Он быстро выдернул дротик, точно такой же, какой торчал из шеи безмятежно дремавшего Никитенко. Майор бросил дротик на землю и решительно передернул затвор, подумав: «Собак будете этой гадостью травить, а меня просто так не возьмете!», как вдруг ноги его подкосились, а тело начало безвольно заваливаться набок.

«Все-таки достали, сволочи», – успел подумать Лавров прежде, чем окончательно провалился в кромешную темноту.

Глава 25

Геннадий Железняк очнулся в тесном полуосвещенном помещении с плотно заколоченными окнами и смрадным запахом. Голова трещала, бока болели, а свет висевшей под потолком лампочки мучительно резал глаза. Запекшаяся на губах и лбу кровь неприятно стягивала кожу, а сломанная рука ныла. Облизнув пересохшие губы, Железняк попытался восстановить в памяти все, что произошло с ним.

Железняк вспомнил, как выпрыгнули Лавров с Никитенко, как пилот с ругательствами вцепился в штурвал гидроплана. Он еще помнил, как пилот что-то прокричал об экстренном приводнении. Дальнейшие события слились в единую болезненную, кровавую кутерьму.

Первым погиб гранатометчик – он не успел сгруппироваться и от удара его буквально размазало по стене самолета. Потом был еще один мощный толчок, ремень безопасности порвался, Железняк обо что-то ударился и провалился в темноту. Теперь он наконец пришел в сознание. Хуже всего было ощущать свою беспомощность. Рука была по-прежнему поддерживаема лишь одной деревянной шиной. Ее наложила Ружена, но Железняк этого не знал. Как, впрочем, и о том, кто был тот субъект, стоявший в данную минуту перед ним с какими-то знакомыми бумажками в руках. Прежде чем этот человек заговорил, Железняк успел его разглядеть. Это был невысокий молодой человек с весьма незапоминающимся лицом. Однако в темной шевелюре – белая прядь, не запомнить эту особую примету опытный военный разведчик не мог. Однако тот человек, похоже, не слишком любил, когда на него вот так вот пялились, внимательно сканируя с головы до ног.

– Ну что, очухался? – с самого начала Железняк почувствовал неприязнь к этому человеку, и это нехорошее ощущение с каждой новой секундой все усиливалось. Поэтому вместо вразумительного ответа «подследственный» только промычал что-то нечленораздельное. В общем-то, он бы мог вполне четко ответить на столь грубое обращение каким-нибудь бранным словом, но предпочел пока воздержаться от этого.

– Узнаешь вот это? – Курагин ткнул в лицо Железняку небольшую пачку документов. Несмотря на запекшуюся кровь, мешавшую смотреть, Железняк без труда различил свои собственные документы, тактическую карту задания и вырезку из журнала с фотографией Крумловой. Правда, о сути задания ему пока в точности ничего вспомнить не удавалось.

– Узнаешь, я тебя спрашиваю? – Курагин уже начинал нервничать и поэтому чувствительно ткнул Железняка в сломанную руку. Тот издал громкий болезненный стон и слабо выдавил из себя:

– Д-да...

– Отлично! – Курагин мерзко ухмыльнулся. – А теперь расскажи мне, Красная Шапочка, куда ты так торопилась, что у тебя в корзинке и кто были эти русские военные на берегу?

– На каком берегу? – если первая часть вопроса, поданная «шутником» Курагиным в иносказательной форме, с грехом пополам дошла до Железняка, то вопрос касательно берега окончательно выбил его из колеи.

– Вопросы здесь задаю Я, понял?! – Курагин еще раз надавил на поврежденную руку.

На этот раз истязаемый не застонал, а только сжал зубы и с ненавистью посмотрел на своего мучителя. «Что за гнусная все-таки рожа», – пронеслось у него в голове. Однако вслух сказал другое:

– Я не знаю ни о каком береге. Я донецкий турист, и здесь, наверное, произошла какая-то ошибка. Быть может, вы просто хотите получить за меня, как за бизнесмена, выкуп?.. – завел было старую легенду Железняк.

Но Курагин, никогда не отличавшийся особым терпением, уже и так был на взводе. А глупая и, на его взгляд, неуместная ложь взбесила его окончательно. «Следователь» размахнулся и с силой ударил Железняка как раз по месту перелома.

– Ты что, сволочь, издеваться вздумал?! Быстро отвечай, кто твои товарищи, сколько их, почему вы были вооружены и какую миссию ты тут выполняешь! А не то я буду вынужден применить еще более грубую физическую силу!

Железняк от боли не услышал половины задаваемых вопросов. Но сообразил, что, пока он пребывал в бессознательном состоянии, вокруг много чего произошло.

«Если у этого человека была карта, – размышлял он между приступами дикой боли в руке, – то он уже и так многое почерпнул».

Но без конкретных устных инструкций к карте картина задания была неполной. Пока Железняк выдумывал, чего бы такого наврать, Курагин схватил прут и наотмашь хлестнул лежащего на полу человека по лицу.

– Ты будешь говорить, скотина, или мне повторить свой вопрос? Кто ты, откуда и на кого работаешь? Отвечай, ублюдок! – Курагин еще раз ударил Железняка, на этот раз уже снова по руке. Тот завыл от чудовищной боли и поднял здоровую руку, чтобы Курагин перестал его бить и выслушал.

Изувер опустил прут и стал ждать, нервно постукивая носком своего ботинка по бетонированному полу.

– Я и правда ничего не знаю. Я не помню ничего, только катастрофу, взрыв... а больше ничего... клянусь...

Курагин вне себя от злости еще раз хлестнул Железняка по руке.

«Возможно, – думал он, этот калека действительно ничего не знает. И если он действительно ничего не помнит, то его допрос – это пустая трата времени. Однако пока этот кусок мяса мог говорить и хоть что-то мог вспомнить, его нужно было прокачать по полной программе». – А учитывая, что времени у Курагина пока еще было в достатке, он все-таки решил не торопиться.

– Последний раз повторяю: кто ты, откуда, кто с тобой прибыл и на кого вы работаете? Если ты сейчас же не начнешь говорить, я в таком случае выбью из тебя всю информацию. И поверь мне, в этом-то я знаю толк!

Железняк поник перед перспективой быть замученным насмерть, как партизан в фашистских застенках. К тому же ужасно болевшая рука и плохо соображающая голова не предоставляли возможности выдумать хоть сколько-нибудь правдоподобную ложь. Скорее всего, именно на это Курагин и рассчитывал. Он взял в руки другой инструмент для пыток – что-то похожее на щипцы для ногтей, но с плоской овальной пластиной между клешнями.

– Эта штука быстро развяжет тебе язык! – Тон Курагина не предвещал ничего хорошего.

Железняк понял, что сейчас пора непременно что-нибудь рассказать. Пусть даже и близко к правде. Конечно, раскрывать все карты он не собирался, но дать какие-то отрывочные сведения по пройденному информативному куску он мог. Тем более что всех подробностей дела он и не помнил, поэтому мог, не стесняясь, врать напропалую. Тем более, рассуждал он, сейчас уже наверняка весь план изменился, потому что основные его исполнители – Лавров и Никитенко – были черт знает где и неизвестно, живы ли вообще.

– Хорошо, я скажу все, что знаю... – слабый голос измученного человека звучал в этой камере еще более жалко. Однако Курагин как прирожденный палач только улыбнулся в ответ. Его вполне устраивал подобный ход развития событий.

– Ну давай, попробуй. Только без глупостей! – сказал Курагин, поигрывая своим ужасным инструментом. – Если опять начнешь парить мне репу – тогда не обижайся.

Железняк, подбодренный таким напутствием и собравшись с силами, начал рассказывать про журнал, статью и бразильскую тлю. Он делал это очень долго и нудно, постоянно прерывался, чтобы перевести дыхание, упускал всякие подробности и в целом просто «лил воду», пытаясь выиграть хоть сколько-нибудь времени, пока в его разбитую голову придет какая-нибудь путевая мысль. Затем он рассказал про самолет и цель его вылета, но опять же опускал все мало-мальски важные детали, вплоть до имен действующих лиц и названия города. Затем Железняк закашлялся и попросил пить. Курагин нетерпеливо бросил ему лоханку с какой-то тухлой жижей, но у допрашиваемого, по-видимому, не было выбора.

Пока он покорно пил эту вонючую гадость, в его голове происходил напряженный мыслительный процесс. Основной целью было продержаться в сознании ровно столько, чтобы Курагин удостоверился в полной бесполезности Железняка как источника информации.

Наконец, снова собравшись с силами и опершись спиной о стенку, Железняк продолжил свое повествование. Когда он дошел до момента падения самолета и начал в подробностях описывать смерть несчастного гранатометчика, Курагин понял, что его банально водят за нос, и без лишних преамбул пустил в ход свой инструмент. Он поддел ноготь на здоровой руке Железняка, резко вогнал под него пластину, прижал ее щипцом и с силой дернул. Истязаемый дико заорал и начал лепетать что-то о том, что больше ничего не помнит, что ему ужасно больно и что он сейчас потеряет сознание. Но Курагин не обращал внимания на вопли жертвы – он во второй раз проделал эту операцию, выдрав ноготь с указательного пальца. Железняк дико заорал, за что тут же получил от Курагина дубинкой по переломанному суставу. Не в силах больше сопротивляться нечеловеческой боли, бедняга снова потерял сознание, истекая кровью на холодном каменном полу.

Курагин в сердцах пнул бесчувственное тело и склонился над столом. Пленник оказался бесполезным – никакой информации, одна лишь трата времени и нервов. В этой ситуации «задержанному» светила совсем уж неблаговидная перспектива – быть пущенным на корм местным рыбешкам. Однако Курагин вдруг прищурил глаза, хитро улыбнулся и что-то забормотал себе под нос. Если бы Железняк был в сознании и слышал бы все то, о чем рассказывал сам себе Курагин, возможно, он бы сам настоял на том, чтобы его убили. Но как раз это и не входило в новый план Курагина.

Удовлетворенный своей изобретательностью, последний решил-таки проявить милосердие по отношению к своему пленнику. Он набрал еще немного мутной застоявшейся воды и от души плеснул в лицо лежавшему на полу. Насвистывая какой-то веселый мотив, Курагин вышел из хибарки, закрыв за собой дверь на ключ. Ему предстояла нелегкая работа. Однако он не сомневался в том, что если она будет сделана как надо, то результат превзойдет все ожидания, возложенные на него высшим руководством корпорации.

Глава 26

Пробуждение было не из приятных. Первое, что ощутил Батяня, была головная боль. «Голова болит, выходит, жив. Уже радует», – эта мысль возникла и сразу же растворилась. Попытавшись открыть глаза, он понял, что зря это сделал – из-за выступивших слез вокруг ничего не было видно. Видимо, реакция организма на яд. Сфокусировать взгляд на одной точке тоже не удалось. Пошевелив руками, Лавров обнаружил, что его не только крепко связали, но еще и привязали к чему-то. Причем это «что-то» тихонько сопело и постанывало во сне. «Значит, лейтенант тоже жив, слава богу», – понял Батяня.

Наконец сквозь пелену слез стало возможно разглядеть местность, где они пребывали. Вырисовывалась небольшая поляна, окруженная стеной кастаньи и гевеи. Сквозь завесу зеленой листвы Батяня увидел два черных глаза, а потом различил силуэт уставившегося на него тапира. «Ну, ты еще подойди, обгадь меня, свин-недоросток», – подумал майор, глядя на диковинное существо.

Словно услышав его мысли, тапир сделал несколько осторожных шагов в сторону пленников. Однако через секунду вдруг сорвался с места и с шумом исчез среди каучуковых деревьев. Через минуту невдалеке послышались чьи-то голоса. Покрутив малопослушной головой по сторонам, Батяня увидел неподалеку группу людей, сидящих на корточках полукругом и чем-то перекусывающих. В желудке пленника гулко заурчало, однако увидев, что один из индейцев (а это были именно они, если судить по загорелым лицам и одежде, вернее, ее частичному присутствию) выплевывает что-то похожее на крылышки гигантского жука, желудок испуганно притих. Переведя взгляд на предметы, лежащие на коленях у туземцев, Батяня удивленно присвистнул.

«Подумать только, и вот из этого нас уложили... Обычная духовая трубка, хотя стреляет практически бесшумно. Неплохое все-таки оружие». Между тем в голове крутились два вопроса: почему их не убили и что с ними хотят сделать? Раз не убили, значит, они с Никитенко скорее всего зачем-то им нужны, или, хуже того – их уже раскрыли и скоро сдадут бразильским спецслужбам. Лавров заворочался, пытаясь ослабить веревки на руках. Сзади тут же зашевелился военврач – видимо, тот окончательно пришел в себя. Неуклюже попытавшись встать, лейтенант добился только того, что оба опрокинулись на землю. Сдавленно ругаясь, Батяня вернул их в прежнее положение.

– Ну зачем так резко дергаться? Не видишь, что ли, – мы теперь не разлей вода!

– Что случилось? Кто нас связал? – заполошно шептал бедолага-сосед. – И почему у меня в глазах все как в тумане?!

Если физически Никитенко уже приходил в себя, то понимания произошедшего у него пока явно не было.

– Да тише ты, откуда я знаю, кто нас тут посадил. Индейцы какие-то, – как мог, успокаивал его майор. – А туман в глазах скоро пройдет, это из-за яда, которым нас они усыпили. Вот, кстати, один все-таки почтил нас своим вниманием. Только ты молчи, говорить буду я.

Пленники замерли, глядя на приближающегося к ним индейца.

* * *

...Оставшись в номере, Сильвио Киспе осмотрелся. Просторная комната, три кровати, дешевый ковер на полу и незатейливо сколоченный стол. Номер как номер. Его взгляд остановился на открытом окне.

– Не нравится мне этот человек... Почему он так настаивал, чтобы мы остались в этом номере?

– Может, он просто хотел, чтобы мы отдохнули? – Один из индейцев красноречиво посматривал на ящик виски, подаренный им Курагиным.

– Белые никогда бы просто так о нас не заботились, тем более деньги он нам уже заплатил. Не нравится мне все это.

Подойдя к окну и незаметно выглянув на улицу, вождь заметил Курагина, сидящего в машине и разговаривавшего по телефону. Увидев, что тот смотрит на их окно, Сильвио отошел в глубь комнаты.

– Нет, мы не останемся здесь на ночь, – решительно произнес он. – Они плохие люди. И я уже начинаю бояться за Ружену.

Машина, стоявшая на улице под окном, тем временем тронулась с места и вскоре скрылась в соседнем переулке.

– Собирайтесь, проверим, почему нас так хотели здесь оставить, – приказал Киспе своим людям. – Да, и виски тоже не забудьте.

Осмотрев улицу, вождь выбрался из окна на строительные леса. Осторожно спустившись по шатающимся доскам, он спрыгнул на землю. Следом выбрались остальные двое индейцев.

– Спрячемся в тех деревьях напротив гостиницы...

Вождь быстро зашагал вперед, не оглядываясь. Расположившись на дереве, индейцы завели разговор о том, как они потратят вырученные за работу деньги, о племени, в которое скоро им предстоит возвращаться и где с нетерпением ждут ушедших на заработки мужчин. Жена Сильвио скоро должна была родить второго ребенка, и потому он несколько волновался при мысли о ней. За разговором незаметно наступил вечер и быстро стемнело. Индейцы притихли, продолжая наблюдать за гостиницей.

Вскоре вождь убедился, что предчувствие его не обмануло. Четыре тени незаметно скользнули по строительным лесам, остановившись напротив окна их номера. В свете луны Сильвио отчетливо разглядел у них в руках длинные ножи. Бесшумно преодолев окно и скользнув в номер, тени исчезли. Вскоре послышались приглушенные недоуменные голоса. Выбравшись тем же путем, незнакомцы, переговариваясь, остановились под окном. Теперь их можно было разглядеть и увидеть получше. Один из них, мужчина в камуфляже, достал телефон и набрал какой-то номер.

– Да, совершенно точно, их там не было. Откуда я знаю? Они исчезли!

Потом сложил трубку и о чем-то принялся совещаться с остальными. Сильвио, напрягшись, вслушался в приглушенные голоса и разобрал слова «отыскать» и «убрать».

Четверка, посовещавшись, двинулась в сторону сельвы, следуя в противоположную сторону от Киспе и его индейцев.

– Я так и знал, что нам готовили западню, – покачав головой, произнес вождь. – Не надо было с ними вообще связываться! Как теперь там Ружена? Может, они и с ней что-то собираются сделать...

Индейцы были согласны с вождем. Посовещавшись, двинулись к небольшой поляне возле лаборатории, чтобы оттуда наблюдать. Они твердо решили не оставлять Ружену убийцам.

* * *

...Заметив, что пленники пришли в себя, вождь направился к ним. Этих двоих на его голову еще не хватало. Что им тут еще понадобилось с целым арсеналом оружия?

Батяня наблюдал за тем, как в их сторону направился один из индейцев. По прямой осанке и властному выражению лица майор сразу определил в нем вождя. Индеец стал напротив него и что-то сказал, кажется, на португальском. Лавров непонимающе покачал головой. Индеец повторил, на сей раз на английском:

– Who are you? What are you doing here?! (Кто вы такие? Что вы тут делаете?)

Перед тем как ответить, Батяня хорошенько подумал. Кто такие эти индейцы? Как они связаны с теми людьми, которые увезли Железняка? Раз они не привели их к тем людям, значит, они с ними не заодно. Хотя... чем черт не шутит. Решив пока не отвечать, майор сам решил сначала задать вопросы:

– Сначала скажите, где наш человек, которого вы подобрали с упавшего самолета? И почему нас связали, как баранов на убой?!

– Вашего человека увезли в одну из лабораторий в пригороде Манауса. А усыпили мы вас из предосторожности, хотя сначала думали вообще убить, уж очень вы похожи на людей, которые увезли вашего друга.

– Ни хрена себе предосторожность! – искренне возмутился офицер. – У меня до сих пор башка трещит!

– И перед глазами все плывет, – добавил Никитенко.

Сильвио довольно прищурился и горделиво взглянул на пленников.

– Это наше традиционное оружие, колючки с дерева, которое у нас называется «Игла сна». Если уколоть недоспелой колючкой человека, он мгновенно теряет сознание и засыпает на пару часов. А если использовать зрелую, то можно быстро и бесшумно убить. Хотя, в зависимости от времени года, они действуют по-разному. Иногда смерть наступает только через несколько часов.

Услышав это специфическое сообщение, Никитенко судорожно сглотнул слюну и встревоженно взглянул на вождя:

– А вы какие использовали?

– Незрелые, – ухмыльнулся индеец. – А вам самим зачем столько оружия, которое было на борту самолета и с вами?

– Да так... У нас колючки вот не растут, вот и приходится всякие тяжести с собой таскать. Вдруг кто с упавшего самолета попадется, надо же его как-то нейтрализовать, чтоб потом зажарить и съесть с приправой. – Сарказм в голосе Батяни так и бурлил.

– Вашего друга увезли злые люди. И они не будут оказывать ему помощь, хотя ему она явно необходима. Они злые люди, – вновь повторил Киспе.

Батяня решил, что этим индейцам все-таки можно сказать часть правды, особенно учитывая нынешнее незавидное положение.

– Мы знаем, что эти люди распространяют вредных насекомых по всему миру и теперь они пришли в нашу страну. За ними стоит большая сила, однако мы здесь, чтобы помешать им.

Услышав это, вождь окончательно уверился в своих предположениях и решил освободить пленников. Он кивнул одному из индейцев и что-то негромко сказал. Тот подошел к Батяне и Никитенко и развязал им руки. Сложив веревку в вышитую кожаную сумку, он уставился на недоумевающих людей.

– Вы свободны, – сказал Киспе, – однако я не думаю, что вы знаете, куда нужно направляться, чтобы освободить вашего друга. Мы можем вам помочь, тем более нам тоже нужно кое-кого оттуда освободить. Враг моего врага – мой друг.

«Хех, небось захватили какую-то молодую индеанку из их племени и забавляются, пока они тут по джунглям в людей колючками плюются», – подумал Никитенко. Тем не менее логика мыслей вождя ему понравилась. Батяня поднялся, растирая затекшие от веревок руки.

– Думаю, это хорошая мысль. Тем более мы здесь ничего не знаем, ни местности, ни самой лаборатории. Кстати, а что за лаборатория? Чем они там занимаются? Думаю, явно не самогоноварением...

– Собирают злаки, зараженные тлей, для их изучения и последующего уничтожения. По крайней мере, я так думал до последних событий, – пояснил индеец. – Мы помогали им собирать злаки, проводили по сельве. Когда с нами расплатился человек, нанявший нас и предоставивший номер в гостинице, мы заподозрили неладное. Уж очень настойчиво он просил нас остаться в номере. Вот мы и решили выбраться оттуда и посмотреть, что будет. В итоге вечером в наш номер по строительным лесам через окно пробрались четыре койота с ножами.

– Дайте я угадаю, вы перестреляли их ядовитыми колючками? – ехидно спросил Никитенко.

Батяня с укором посмотрел на него и скорчил зверскую рожу.

– Нет, мы просто отправились к лаборатории, чтобы на месте решить, что делать. И почти сразу, как только прибыли, наткнулись на подозрительных людей с оружием, идущих в сторону этой самой лаборатории, – сказал вождь, недвусмысленно взглянув на вэдэвэшников.

– Ладно, тогда давайте обсудим пока план наших действий. Вы же знаете план здания самой лаборатории? Как в нее можно незаметно проникнуть?

– Да, конечно, мы можем это обсудить. Вот, смотрите... – с этими словами Сильвио расчистил землю от листьев и принялся прутиком чертить схему территории.

Батяня подошел поближе. Один из индейцев снова достал из сумки какое-то паукообразное и стал деловито его поедать. Заметив, что один из освобожденных пленников пристально смотрит на него, индеец на ломаном английском предложил ему поесть.

– Нет, спасибо, у меня от пауков несварение, – брезгливо ответил Никитенко.

– Ну, как хотите, – равнодушно ответил индеец и, достав из сумки маисовую лепешку, стал ее жевать.

– Эй, подожди, я не сказал, что не буду! – воскликнул зверски проголодавшийся лейтенант.