Текст книги "Батяня просит огня"

Автор книги: Митрофан Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Сергей Зверев
БАТЯНЯ ПРОСИТ ОГНЯ

Глава 1

...За несколько лет до описываемых в книге событий...

Мягкий летний ветер навевал на вечернюю Рязань атмосферу полного умиротворения. Город ярко, но в то же время как-то приглушенно мерцал сонмом огней, по затихшим улицам бродили парочки, а по пустынной мостовой одиноко тарахтели редкие машины. Старинная Рязань широко славилась своими красотами – любители могли найти массу интересного как в ее древней архитектуре, так и в великолепных пейзажах, открывавшихся с любого мало-мальски возвышавшегося над городом пригорка. Местные жители не дали городу никаких звучных названий вроде «Амстердам-на-Оке» скорее всего потому, что весь город был буквально забит промышленными предприятиями. Однако историческая память этой великой и древней земли еще теплилась за стенами крепости, в величественных соборах и церквях, на старом городище и в самих величественных контурах Старой Рязани.

Однако сегодняшнее настроение города предрасполагало к какому-то празднику, который, судя по звучавшей на каждом углу музыке, обещал быть торжественным и фееричным. И действительно – сегодня на календаре значилось второе августа. Это могло означать только одно – день ВДВ! Во всех кафешках и барах Рязани, по всем клубам и ресторанам гремели зычные мужские голоса, с треском ломались столы и стулья, в связи с чем плотно закрывались окна и двери жилых домов. Десантники хоть парни, безусловно, бравые и не чуждые делу чести, однако в зените праздничной эйфории «воздушная пехота» могла сотворить все что угодно. Естественно, последующее утро сотрясалось от раскаяния (а когда и сердечной ругани) всех принимавших участие в событиях предыдущей ночи, но факт оставался фактом – если ты не десантник, то на празднике ВДВ тебе делать нечего. Для твоего же блага.

Так, собственно, получилось и на этот раз. В одном из ресторанов постепенно набирала обороты вечеринка вышеозначенного характера. После традиционной встречи выпускников Рязанского института ВДВ (раньше, еще при Советском Союзе, это военное учебное заведение было знаменито своими воспитанниками на всю страну!), бывшие однокурсники на широкую ногу справляли свой профессиональный праздник. Естественно, многие из них вышли на гражданку в лихие 90-е и теперь занимались делами, в большинстве своем далекими от армейской службы. Те из немногих, кто остался служить в войсках, ныне были в чине не менее подполковника, о чем свидетельствовали не только две звездочки на лазурных полосочках, но и довольно упитанные, да к тому же почти осязаемо пышущие здоровьем лица офицеров.

Среди собравшихся особенно выделялась фигура одного человека. Это был мужчина средних лет, среднего роста, крепко сбитый, с волевым подбородком и ясным взглядом. Однако привлекал внимание он не только внешностью – среди высшего офицерского звена он единственный имел звание... майора. И не потому что плохо служил, а потому, что служил хорошо. Этот человек не любил подхалимажа и карьеристов, он просто выполнял свою работу, он делал то, что умел делать, и никогда не сетовал на свою судьбу. Это был Андрей Лавров, по прозвищу Батяня.

Харизматичный и запоминающийся человек, он одновременно был довольно скромным, но принципиальным гражданином своей страны. Без лишнего пафоса Лавров тащил лямку суровой военной жизни, но всегда держался по законам русского офицера: уверенно и гордо. Надо сказать, что за характер и выдержку Лаврова еще в курсантские годы очень уважали, а теперь, по прошествии стольких лет, осознав всю важность подобных качеств уже на личном опыте, уважали того пуще. Тем более что многим из собравшихся подобное великодушие и самопожертвование вряд ли были вообще когда-нибудь свойственны. Батяня никогда не выставлялся напоказ и никогда не требовал наград за свои подвиги – он понимал, что люди вроде него, к сожалению или к счастью, остаются в тени своих дел. И то, что обычно только после безвременной и героической смерти, да и то лет через двадцать-двадцать пять, гражданские лица смогут узнать о том, чем он в действительности занимался все это время.

Именно такие мысли лезли в голову Батяне, когда он поднимал свой первый тост. Эту рюмку, по обычаю в полной тишине, пили за тех, кого больше нет среди живых. Десантникам присуще какое-то особое восприятие смерти – как полного и безоговорочного конца жизни, как мощнейшего стимула для живых и как чего-то такого, что происходит с кем угодно, только не с тобой, хотя именно так должно было произойти.

После первой рюмки над столом неуверенно еще пополз тихий шум зарождавшегося разговора, который на третьей рюмке перерос в рокочущий гул. Солидные и суровые мужчины, только что сидевшие с каменными от печали лицами, теперь вовсю вспоминали залихватскую молодость. Скорбь по погибшим товарищам уже уступила место колоритным байкам об армейской жизни молодых курсантов. Кому-то на память пришла история о нелепом карточном споре, когда одному из азартных игроков пришлось весь марш-бросок тащить в рюкзаке кирпичи. Какой-то толстый полковник вспоминал про казусы на строевой подготовке.

– Надрючили нас, Петька, дай бог! – смеялся он. – Уж так крепко во мне все это засело, что хоть чурбаном по башке бей – не вышибешь!

– Да ну тебя, Геныч, – шутливо отмахивался от краснощекого собеседника некий Петька, весьма представительный мужчина в дорогом костюме. – Лучше вспомни, как ты с парашютом в первый раз прыгал? Помнишь, как боялся, что в штаны наделаешь?! – с этими словами он, видимо, умиленный запомнившейся ему гримасой Геныча перед прыжком, зашелся гулким хохотом.

Его сосед, занявшийся на гражданке актерским ремеслом, с многозначительным видом повернулся к товарищам и с непроницаемым лицом сурово произнес: «Очко новичка в момент первого прыжка способно перекусить железный лом!» – и тут же мелко затрясся от разбиравшего его смеха.

– Да ну вас, басурмане! – Геныч было слегка сконфузился, но после того, как увидел, что все сидящие за столом зашлись от забавной импровизации, сам не удержался и от души захохотал. Этот эпизод словно послужил сигналом для того, чтобы застольный разговор перетек в новое русло: теперь все собеседники разделились на небольшие, но теплые компании – так называемые кружки по интересам.

Батяня, вдоволь посмеявшись над шуткой старого товарища, тоже решил примкнуть к какому-то из «сообществ». Он подходил к каждой компании, где его неизменно приветствовали и потчевали рюмочкой. От этого он, впрочем, никогда и не отказывался.

И хотя Андрей уже успел ко многим подойти, пожать руку и со всеми же выпить, он, казалось, практически не был подвержен воздействию магической силы хмеля. Взгляд его был все так же ясен, разве что язык слегка заплетался. Внезапно его внимание привлек какой-то мужчина, с которым был знаком еще в институте. Еще тогда этого человека почему-то не любили. Он был невысокого роста, с довольно красивым, но каким-то отталкивающим лицом. Одет был, как всегда, с иголочки. Он вообще с молодых лет слыл франтом и даже десантную форму умудрялся носить так, что казалось, будто это – только что скроенный фасон от знаменитого кутюрье. На этот раз на мужчине красовался костюм, стоивший если и не дороже того заведения, в котором они находились, то уж наверняка не дешевле. Лоск подкладки, безумно дорогая костюмная ткань так и бросались в глаза, а шикарные кожаные ботинки довершали элегантный облик успешного бизнесмена-финансиста. Этого мужчину звали Владимир Курагин.

Помимо кричаще дорогой одежды во внешности Курагина была еще одна особенность – русая, почти что блондинистая, прядь среди гладко зализанной и блестящей из-за жирного слоя геля смоляной шевелюры. Курагин держался со своими бывшими товарищами как бы свысока, изначально давая понять всю тщетность установления паритета между собой и всей остальной компанией – даже на этот вечер.

Батяня, который в своем озорном кураже уверенно шел от стола к столу, где веселье било ключом, был буквально обречен на встречу с Курагиным. Столкнувшись с ним почти вплотную, Лавров с доброжелательным видом и нарочито шутливым тоном возопил:

– Да неужто это ты? Ну привет, камрад! Как дела? Не жалеешь, что на гражданку ушел?

– Не жалею. – Курагин, видимо, не оценил товарищеского порыва, и встретил инициативу Батяни довольно холодно. – Надо было еще раньше уходить. Я теперь могу за один день потратить больше, чем ты за год зарабатываешь. – Андрей почувствовал, что назревает что-то определенно нехорошее. – Ну а ты? Ты чего достиг? Две медали, пять орденов, четыре ранения и клоповник в далеком гарнизоне? И для этого надо было столько пота и крови пролить? Горбатиться полжизни? Бессмысленно все это...

– Не понял... – Лавров действительно немного недопонял. – То есть ты хочешь сказать, что присяга, офицерская честь, жизнь моих бойцов – все это ничего не стоит?

– Стоят чего-то лишь деньги. И твой социальный статус. А у тебя он ниже плинтуса, солдафонская твоя душа, – в голосе Курагина звучала плохо скрытая надменность, а Батяня уже начал слегка злиться. – Все вот эти вот твои фанфаронские речевки о чести надо было оставить в институте – началась другая жизнь, сечешь? Деньги решают все твои проблемы!

– Че ты заладил – деньги, деньги! Ты думаешь, это все? – Батяня был хоть человеком и терпеливым, но когда сомнению подвергались его незыблемые идеалы, быстро вскипал. – А то, что ребята с нашего курса в Чечне погибли за Родину? За командира? За товарища? Это что – пустое слово для тебя, так, что ли, получается? Если бы они так, как ты сейчас, думали?

– И очень плохо, что не думали! Их никто погибать не заставлял. Это дело нехитрое! А ты вот попробуй, будучи нищим офицером, до самых высот подняться. Живым. – Бытовой цинизм Курагина подействовал на Батяню как красная хламида тореадора на разъяренного испанского быка.

Молниеносный удар, нанесенный Лавровым, точно впечатался крепким кулаком в недоумевающую физиономию Курагина. Тот отлетел назад, перекувыркнулся через стол и с грохотом шлепнулся на пол. По всем канонам буйной русской драки тут же неизвестно откуда послышался клич: «Наших бьют!», и недавно благодушно еще пировавшая компания разделилась на сопящих и сжимающих массивные кулаки противников. Слева были сторонники Курагина, справа – соратники Батяни. Последних, само собой, раза в полтора больше. Но это не смущало ни «левых», ни «правых» – драка началась с какого-то невразумительного ругательства, которое Курагин адресовал всем собравшимся в зале. Сокрушительные удары кулаками чередовались с треском столов, звоном бьющихся стаканов и паническими криками официантов. Лавров в пылу сражения смог-таки еще раз зацепить Курагина коротким ударом в печень и хотел было довершить честное дело пинком в живот, как вдруг кто-то сноровисто скрутил его сзади и быстро оттащил подальше от поля битвы. Словно в тумане он смог разглядеть лицо Валеры, одного из своих лучших товарищей курсантских времен. Тот был, видимо, более трезв, но вроде как чем-то напуган. Он предостерегающе зашептал:

– Андрей, ты с этим мудаком лучше не связывайся! Он сейчас в очень крутой конторе! Пойми, ему все по фигу – а тебя он и засадить может, если что. Ты его лучше не трогай, плюнь ты на него, слышишь?

– Ты че, Валер, охренел? – стремительно приходя в себя, выпалил Батяня. – Какая это такая структура может быть круче, чем наша? Что это такое есть круче ВДВ, чего-то я не понял?!

Валера наклонился к уху Батяни и что-то тихо прошептал. Тот удивленно выгнул брови, в сердцах сплюнул и озадаченно процедил:

– Продался, сука такая, Западу. Вот же сволочь какая!..

...И кто бы мог подумать, что судьбы Лаврова и Курагина пересекутся так скоро и так неожиданно. Им еще предстоит продолжить разговор. И выяснить наконец, кто же все-таки был прав...

Глава 2

В просторном кабинете, обставленном в лучших традициях офисного интерьера, сидели двое.

Один из присутствующих был постарше и пониже ростом, одет он был в дорогой костюм. Он явно занимал высокую должность во влиятельной корпорации. По его разговору можно было предположить, что сфера деятельности этого человека наверняка касается экономических вопросов. Так оно и было – Джеральд Фарелл являлся одним из финансовых руководителей большого интерконтинентального проекта – Международного фонда развития. При всей своей филантропии с показной гуманитарностью эта организация служила далеко не ради спонсирования закупки игрушек вторичного использования для сирот Камеруна. Скорее наоборот, получив кредит у фонда, некоторые страны после этого нуждались в гуманитарной помощи со стороны ООН гораздо сильнее, чем раньше.

Второй человек, присутствовавший в кабинете, – молодой с наглыми глазами, глядя на которого в голове возникали мысли о холоднокровных обитателях фауны Земли.

Сквозь редкие щели жалюзи все же можно было различить контуры величавого индустриального пейзажа за окном. Это был центр Вашингтона, столицы самого свободного в мире государства, манившего тысячи светлых умов по всему миру золотой перспективой великой американской мечты. Сэм Хопкинс (а именно так звали молодого смуглолицего человека, восседавшего напротив Джеральда Фарелла) оживленно беседовал со своим более искушенным в делах оппонентом. Судя по всему, разговор продолжался уже давно.

– Так, значит, третий мир? – вопросительно наклонил голову Хопкинс.

– Не только. Все страны, чей экономический и политический статус расценивается мировым сообществом как «переходный», – ответил Фарелл. – Видишь ли, я специалист широкого профиля.

– А-а-а, понятно. Следовательно, я в этом свете – всего лишь консультант по финансовой безопасности! – Сэм Хопкинс язвительно улыбнулся.

– Ну почему же ты так нелестно отзываешься о своей должности? – Джеральд Фарелл знал толк в людях и поэтому без раздумий определял для себя их цену. – Финансовая безопасность – вещь довольно серьезная, и любая более-менее серьезная операция требует довольно крупных мер по защите от внешнего проникновения. В мире существует масса примеров, когда абсолютно бесперспективные вложения при всей своей идеальной и безупречной спланированности были элементарно открыты для постороннего вмешательства.

– Уж поверьте, при мне такого не случится! – Сэм Хопкинс еще раз продемонстрировал свой самоуверенный оскал.

Международный фонд развития был крупной банковской организацией, которая занималась ссудой некоторых кредитов под проценты. Единственным его отличием от других транснациональных банков было лишь то, что ссуды давались не частным предприятиям, фирмам и прочей «мелкотне», а конкретно государствам, как получателям кредита и основным гарантам их возврата. Дело в том, что в мире очень часто случаются всяческие непредвиденные ситуации. Правильнее было бы даже сказать «явления». Как-то: наводнения, пожары, землетрясения, ураганы, засуха и прочее, и прочее. Короче, говоря «русским» языком, форс-мажор. И если у крупных фирм, занимающихся, к примеру, грузоперевозками, случается такой форс-мажор, то застрахованный груз целиком и полностью оплачивается страховой компанией фирмы. А если вместо фирмы подставить в эту формулу государство, а вместо грузоперевозок – весь ВВП страны? Получится именно та схема, в которую вполне себе удобно вписывается Международный фонд развития.

Естественно, кредиты выдаются и развивающимся странам для стимулирования экономического развития, для погашения внешних долгов некоторых стран и в прочих мирных целях. Осторожные планировщики политики Международного фонда развития сознательно упирают на финансирование явлений невоенного характера. Ведь любая попытка поддержать конфликт или того хуже – пусть даже косвенное участие в разжигании локальных войн повлекли бы за собой совершенно лишнее внимание со стороны мирового сообщества. Даже такие могущественные и влиятельные структуры, как фонд, тоже боятся ревизий.

По убеждению многих антиглобалистов, фонд выдает столь крупные дотации в расчете на то, что страны-кредиторы вряд ли смогут откупиться в ближайшие пятьдесят лет. И долг, нависший над ними как дамоклов меч, вынудит правительства выстраивать внешне– и внутриполитический курс в соответствии с интересами корпорации. Причем позиционируется все происходящее сугубо как жест доброй воли и государственная необходимость. Именно поэтому имидж Международного фонда развития внешне безупречен: махинации банка недоступны как спецслужбам отдельных государств, так и контролирующим организациям ООН. Тем более что такие ЧП, как извержения вулканов, наводнения, и уж конечно, государственные перевороты, происходят зачастую довольно далеко от матушки-Европы или процветающей Америки. А кому охота совать нос в дела стран третьего мира? Подобно тому как развитые государства используют отсталые страны в качестве сырьевых придатков для своих суперпотребностей, так и для фонда они потенциальные кредитные «рабы». Не более того.

Джеральд Фарелл с кислой миной просматривал экономические сводки прошедшей недели. Курсы международных валютных бирж колебались соразмерно с допустимыми сотыми, чрезвычайные происшествия если и имели место, то низводились до какого-нибудь завалящего цунами на побережье Фиджи. Особо огорчило господина Фарелла отсутствие масштабных военных конфликтов и внутригосударственных волнений. Революции всегда были на руку фонду, потому что после подобных катаклизмов любая страна обычно находилась в состоянии чуть ли не первобытной общины, и для поднятия пусть даже небольшой африканской республики на ноги требовались весьма немалые вложения. А где же их еще взять, как не у Международного фонда развития? Однако в ближайшем будущем, судя по всему, крупных заварушек не предвиделось, а значит, запросов на крупные кредиты ожидать неоткуда.

Внезапно лицо Сэма Хопкинса озарилось той улыбкой, которая обычно появляется у бывалых фронтовиков, вспомнивших военное прошлое:

– А помните, господин Фарелл, какая история случилась в Аргентине?

– Ах, ты про это, – Джеральд Фарелл тоже предался благостным воспоминаниям.

Дело в том, что еще в начале ХХ века в упомянутой стране случилась небывалая засуха. Аргентина, как один из крупных экспортеров зерна на мировой рынок, пережила грандиозный экономический коллапс, вследствие чего пошатнулись основы всей финансово-экономической системы. Положение осложнялось еще и тем, что это латиноамериканское государство являлось традиционным поставщиком мяса. Поскольку в результате засухи домашние животные практически остались без кормов, то Аргентина недопоставила по фьючерсам более сотни тысяч тонн мяса. С каждым днем ситуация все ухудшалась и ухудшалась.

Засуха обернулась не только неурожаем и финансовым крахом, но и гражданскими волнениями, которые в итоге вылились в государственный переворот и установление авторитарного режима латиноамериканского правительства в духе времени. Аргентина находилась на грани полного краха. И тут на выручку бедствующей стране пришел гуманистически настроенный Международный фонд развития... В итоге Аргентина до сих пор выплачивает проценты по кредитам, которые на данный момент превышают несколько миллиардов долларов США. Эта сделка была одним из самых удачных проектов фонда, который стал классическим примером в обучении нового поколения будущих финансистов.

Однако Фарелла больше интересовали дела насущные. Поэтому он живо поинтересовался:

– А как обстоят дела с нашим проектом в сельве?

– Все готово, – незамедлительно последовал ответ.

– Надеюсь, ты понимаешь, что главное – полная конфиденциальность?

– Естественно, все предусмотрено до мельчайших деталей. – Сэм Хопкинс действительно прекрасно знал свое дело, и вопросы безопасности проекта были в полном его ведении.

Однако господин Фарелл не преминул еще раз напомнить этому чересчур самоуверенному юноше об основных интересах корпорации:

– Мы слишком серьезная финансовая структура для того, чтобы рисковать своей репутацией. – Тон Фарелла не оставлял никаких сомнений в важности его слов. – Ни одному человеку на планете не должно и в голову прийти, что мы как-то замешаны в этом деле, надеюсь, вы отдаете себе в этом отчет?

– Ну что вы! – уверил Хопкинс подозрительного собеседника. – В реальном мире не существует ни одного документа, который мог бы нас хоть отчасти скомпрометировать. Более того: даже те люди, которые реализовывают проект на местах, абсолютно не догадываются о нашей к нему причастности!

– А как же твой человек, который лично руководит проектом? – недоверие все еще звучало в голосе Джеральда Фарелла.

– Ах, вы о нем! – покачал головой Хопкинс. – Этот русский абсолютно надежный человек, он не проронит ни слова, даже если бы его жарили на углях. Тем более, – он хохотнул, открывая белоснежные зубы, – что такое вряд ли случится!

– Ну что же, будем надеяться, что вы действуете так же уверенно, как и говорите!

– Еще раз уверяю вас – можете не сомневаться. Все сделано так, что комар носа не подточит. А если кому-то и стукнет в голову поинтересоваться, то его вниманию – абсолютно «чистый» проект с финансированием из местного бюджета. То есть ничего. Вообще ничего...