Текст книги "Батяня просит огня"

Автор книги: Митрофан Левченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 18

Легкая двухмоторная «Сесна» мерно жужжала над бурными водами Амазонки. На борту находилось шестеро человек, включая пилота, и по довольно скромной высоте полета можно было понять, что машина прилично нагружена. Могучая река с грохотом катила свои воды, а в их глубине кипела своя невероятно разнообразная таинственная жизнь.

Лейтенант Никитенко, забыв обо всем, воображал себя царем природы, которому все подвластно.

Однако через несколько минут Никитенко вдруг вспомнил, что вскоре предстоит прыжок с парашютом. Причем без всяких гарантий, что он останется целым и невредимым. Эта мысль тревожила не только молодого военврача, но и Батяню. Уж на что он был опытным десантником, однако в такой нестандартной ситуации надо быть подготовленным ко всему. Не то чтобы офицер ВДВ страшился банального боевого задания, но, как говорится, береженого бог бережет. Несмотря на то что Лавров уже успел еще раз проинструктировать лейтенанта об особенностях подобной высадки, включая специфику боевой выкладки, было гораздо важнее на личном примере продемонстрировать успешное завершение подобного нестандартного варианта десантирования.

Остальной экипаж был, впрочем, спокоен. Каждый полноправно наслаждался «подкрыльным» видом. Перед ними не маячила перспектива экстремального прыжка с парашютом. По плану они должны были выбросить двух бойцов в условленной точке, а затем взять курс на еще один замаскированный в дебрях сельвы аэродром, дабы совершить там благополучную посадку. Далее предполагалось ожидать какой-либо информации от разведавангарда.

Занятые каждый своими мыслями пассажиры «Сесны» расслабились. До цели было еще около двадцати минут лету, а скорость подержанного двухмоторного агрегата держалась стабильно и ровно, давая возможность подумать о своем. И вдруг произошло нечто непонятное. Сначала левый мотор странно затарахтел, захлебываясь, будто в него попало что-то инородное. Батяня тут же уловил этот подозрительный звук и уже собрался выяснить у пилота, что к чему, как вдруг самолет резко тряхнуло и майор чувствительно стукнулся головой о дверную обивку. Пилот горячо выругался – в подобные минуты сказанная с душой фразочка была надежнее всякого аварийного сигнала. Всем присутствующим стало ясно, что находиться в самолете они будут от силы еще минуту. После чего их ожидает отнюдь не самое комфортное приземление. А может, и приводнение...

Батяня не стал долго размышлять. Каждая секунда была сейчас на счету. Так как и он, и Никитенко были в полной боевой готовности для совершения прыжка, а высота стремительно уменьшалась, майор не смог выдумать ничего более гуманного, чем почти вытолкнуть ошарашенного военврача в дверной проем. И вот над бразильской сельвой уже парили два белоснежных купола, под которыми болтались фигурки в камуфляжной форме.

Однако экипаж оказался гораздо менее психологически подготовленным к подобного рода неожиданностям. Железняк, связист и собственно пилот оцепенели и лихорадочно соображали, что и в какой последовательности следует предпринять. А уже через пару секунд пилот крепко сжал в руках штурвал самолета, а Железняк со связистом сорвались со своих мест и начали хватать все, что попадалось под руку, считая необходимым эвакуировать с падающего борта все мало-мальски ценное в контексте стоящей перед ними задачи. Так как высота стремительно уменьшалась, необходимость прыжка с парашютом столь же стремительно отпадала.

Между тем Лавров и Никитенко продолжали свое экстремальное приземление. Густые и высокие купола деревьев не оставляли никаких шансов на благополучный исход – оба парашютиста неминуемо должны повиснуть на размашистых кронах, имея под собой весьма внушительный запас высоты. Просто перерезать стропы парашюта в таком положении вовсе не самая удачная идея – неудачное падение с такой высоты было чревато многочисленными переломами, а то и летальным исходом. Последнее было возможно в случае неудачного попадания на какой-нибудь корень или обломок дерева. Такое попадание, собственно, было очень и очень вероятно. При всем этом кое-что хорошее (если в таких ситуациях какое-либо событие вообще можно охарактеризовать по положительной шкале) все-таки произошло: Лавров и Никитенко повисли на одном и том же дереве, если можно так выразиться, на соседних ветках. Так как военврач был далеко не новичок в парашютном деле – как-никак, сто прыжков в рамках курса военно-медицинской академии, он без особых проблем «опал» на крону какого-то разлапистого дерева и завис в ней. Удостоверившись, что парашютные стропы держат его достаточно крепко, он огляделся по сторонам. Когда он увидел Батяню, зависшего в довольно нелепой позе в нескольких метрах от него, Никитенко прыснул, однако тут же вспомнил, что сам находится точно в таком же положении. Вслед за этим он вспомнил еще кое-что, гораздо менее приятное: в ветвях подобных деревьев очень любят селиться всякие насекомые, размеры которых в условиях бразильской сельвы варьируются довольно свободно. И практически все имеют ядовитые жевала, жала и клешни. К тому же все это многообразие дополнял весьма внушительный серпентарий – древесных змей в подобных дремучих лесных уголках было, скажем прямо, в избытке. И все бы ничего, но весь этот перечень особо опасных тварей бразильской фауны мог оказаться прямо за шиворотом у бравых русских десантников.

Батяня, хоть и менее подкованный в вопросах классификации биологических видов, обитающих на месте его с Никитенко вынужденного пребывания, тоже имел представление о последствиях подобного «соседства». Достав армейский нож и зажав его в зубах, он начал постепенно раскачиваться на стропах. Раскачавшись достаточно, он сделал сильный рывок и буквально прилип к стволу дерева. Обхватив его ногами, свободной рукой он достал нож и быстро перерезал свои стропы. Зычным окриком Батяня призвал своего товарища по несчастью последовать своему примеру. Лейтенант, собственно, и не думал мешкать.

Когда они вместе оказались на земле, Батяня внезапно ощутил легкую слабость в ногах. Он быстро сосредоточился на своем ухудшившемся самочувствии, а Вячеслав Никитенко в это время немного заплетающимся от избытка адреналина языком пытался высказать какие-то мысли-выкидыши:

– Как вы думаете, товарищ майор, а кто-нибудь выжил из наших? Они же там, в самолете, остались. – Тут у Никитенко перехватило дух от осознания того, как близка была фатальная развязка. – Может, стоит поискать их? Взрыва ведь не было?

Батяня прощупал себя, без труда обнаружив причину быстрой утечки сил. Во время обхвата дерева он в состоянии экстремальной концентрации организма не почувствовал, как ногой напоролся на сук, подло торчавший из ствола дерева. Рана была неглубокая, но весьма кровоточащая, и сочившаяся из нее кровь ослабляла майора. К тому же в незнакомых джунглях запах человеческой крови мог привлечь кого-нибудь посерьезней, чем жуков-трупоедов или питонов. Но не зря Никитенко пять лет учился на медика. И хотя оказывать первую помощь в подобных условиях их не учили, но зато других внештатных ситуаций было хоть отбавляй. Поэтому военврач быстро и четко сформулировал не только проблему, но и возможный путь ее решения: при помощи оставшихся строп и аптечки он наскоро соорудил что-то наподобие временного бактерицидного пластыря, предварительно продезинфицировав рану соком какого-то растения.

В академии им рассказывали про целебные свойства некоторых растений, поэтому при определенном уровне знаний помочь раненому практически не составляло труда. Никитенко логично рассудил, что при наличии натуральных лекарственных средств было бы недопустимым расточительством тратить запасы столь бесценной в сложившейся ситуации аптечки. Проще говоря, военврач приберег основной медицинский арсенал для более критических случаев, которых втайне все же надеялся избежать. Пришлось расположиться на вынужденный отдых. Немного придя в себя, Батяня попытался встать. Рана на ноге больше не болела.

– Чудесная у тебя травка, доктор! Чуть больше часа прошло – а дырки в ноге как не бывало.

– Ну что вы, это просто у вас организм так быстро регенерируется, – смутился Никитенко.

– Тогда я сниму ее к чертям, – решительно заявил Батяня.

– Вообще-то не советовал бы я это делать, потому что рана хоть и не болит уже, но при контакте с внешней средой может начать гноиться. А это чревато...

– Ну все, понял, понял. Пусть висит, хрен с ней.

Батяню не сильно интересовали подробности возможных осложнений. Тем не менее Никитенко довольно улыбнулся от осознания действенности своего научного совета.

– А нам идти пора, может, и вправду кто живой остался, – без особой надежды сказал Батяня.

Особых иллюзий у него не было, однако... Они быстро собрались и отправились в ту сторону, куда предположительно упала «Сесна».

Глава 19

Предрассветные лучи уже окрасили небо в розоватый цвет, и солнце вот-вот должно уже было подняться над верхушками огромных деревьев. В предрассветном кроваво-алом свете эти исполины казались фантастическими индейскими великанами из древних легенд араваков, выплывшими в неверной утренней дымке. Речная вода также приобрела кровавый оттенок, и казалось, что широкий и бурный поток нес куда-то вдаль кровь индейских племен, истребленных европейскими конкистадорами.

В этот рассветный час Сильвио не спал. Он сидел и думал, глядя на отблески уже затухавшего костра: о природе, о чужеземцах, о древних народах, о судьбе своего племени и еще много о чем. Вождь обладал аналитическим умом и стремился все происходящее объяснить в рамках логики и практицизма. Он очень скрупулезно и критично анализировал все те обстоятельства и факты, которые зафиксировало его цепкое сознание.

В наскоро поставленном лагере было тихо, ни одно живое существо не побеспокоило уставших и измученных людей. Казалось, только вождь не знает усталости.

Но вдруг безмятежную предрассветную тишину нарушил какой-то странный шум. Вождь насторожился и, встав на ноги, внимательно вслушался. Шум все нарастал, и Сильвио напряженно всматривался в ту сторону, откуда доносились непонятные звуки.

Наконец над верхушками дальних деревьев, с северо-востока, появился нарушитель предрассветной тишины. Невысоко в небе быстро шел одномоторный самолет. Он так сильно кренился на левый бок, что индеец понял: машина падает. Он успел заметить, что это был не просто самолет, а гидроплан. Через несколько секунд он перешел в более ровную манеру полета, но продолжал так же стремительно терять высоту.

Вскоре гидроплан, сбивая левым крылом нависающие над рекой ветки, начал заходить на экстренное приводнение. Еще несколько мгновений – и машина пропала из виду. Но взрыва не последовало. Ружена и еще двое индейцев уже были на ногах, разбуженные треском веток и громким окликом вождя. Ружена поинтересовалась, что же, собственно, произошло, и почему Киспе так внезапно разбудил своих спутников. Встревоженный индеец вкратце описал все, что произошло на его глазах за последние несколько минут, и добавил, что стоило бы подплыть к месту падения и проверить, не выжил ли кто.

– Но ведь это могут быть наши враги! – вполне резонно сказал один из сопровождавших вождя индейцев.

– Как бы там ни было, мы должны посмотреть, что там произошло. Все люди одинаковы в беде, и всем им нужна помощь. Сейчас для меня не имеет значения, кто они такие, – отрезала Ружена.

Вождь со своими помощниками быстро свернул импровизированный лагерь, собрал все необходимое снаряжение и через считаные минуты уже стоял в полной боевой готовности на корме катера. Ружена уверенно вела катер к месту, где, как предполагал Сильвио, самолет совершил аварийную посадку. Она надеялась, что хоть кто-то из пострадавших выжил.

За первой же излучиной реки стал виден темный дым, пробивавшийся через густой предрассветный туман. Ружена немедленно направила катер в ту сторону, и, миновав поворот, глазам путешественников открылась полная картина катастрофы. Среди плывущих по реке веток, щепок и лиан вниз по течению медленно двигался гидроплан. Его левое крыло было сильно повреждено, обшивка покорежена, а левый мотор дымился.

Машину, немного накренив влево, несло течением прямо к противоположному берегу реки. Ружена решила подождать, пока самолет прибьет к берегу, и попыталась на расстоянии понять, чей это самолет. Никаких опознавательных знаков на нем не было – скорее всего, его взяли в частную аренду в одной из бесчисленных контор где-нибудь в Манаусе. Низкая посадка свидетельствовала о том, что на борту самолета был довольно тяжелый груз. В боковом иллюминаторе она различила две человеческие фигуры, но возможно, в салоне были еще пассажиры.

Наконец гидроплан прибило к берегу, и Ружена аккуратно подвела катер к фюзеляжу. Сильвио ловко вскочил на фюзеляжный выступ и попробовал открыть дверь. Очевидно, ударной волной повредило дверной замок, поэтому стоило индейцу лишь слегка надавить на дверь плечом, как она открылась. Первым, что он заметил, было тело навзничь лежащего человека. Вождь осторожно подошел к нему и попытался нащупать пульс. Человек был жив, но явно без сознания. К тому же у него была сломана рука.

Все остальные пассажиры были мертвы. Вождь подошел к дверному проему и жестом подал знак, что опасности нет. Ружена еще с одним из индейцев перешла на борт самолета. Едва она оказалась внутри, как в глаза ей бросились подозрительные ящики, нагроможденные в хвосте «Сесны». Судя по всему, там должны были находиться боеприпасы. Ружена попросила у Сильвио широкий нож и вскрыла один из ящиков.

– Да тут... взрывчатка! – Вождь не смог скрыть удивление.

Они продолжили исследование находок. Выяснилось, что в остальных ящиках был целый военный арсенал: автоматы, пистолеты-пулеметы, снаряжение, противохимические комплекты, патроны и гранаты, пара базук и несколько пехотных мин. Но вот для чего или для кого именно предназначался этот смертоносный груз, было совсем непонятно.

– Обыщите раненого и перенесите его на катер, – коротко бросила Ружена.

– А что мы будем делать со всем этим? – Сильвио Киспе жестом указал на вскрытые ящики.

– Пока ничего.

При обыске у раненого пассажира обнаружилось несколько очень занятных вещиц. Первое – это карта. Причем не просто карта местности, это было четко составленное и показанное по всем правилам военной топографии тактическое расположение конкретных объектов. Миссия Гринписа, лаборатория в Манаусе, скрытые аэродромы... Все это наводило Крумлову на нехорошие мысли об истинном назначении этой экспедиции. Второе, что привлекло внимание Ружены, ксерокопия ее собственной статьи об открытии, казавшемся ей прорывом в большую науку. Некоторые фразы отксерокопированной статьи были подчеркнуты, а фотография жирно обведена маркером. Подозрение девушки возросло, и Ружена скомандовала возвращаться на катер.

Оставаться на самолете было небезопасно: во-первых, потому что он был буквально нашпигован взрывчаткой, во-вторых, левый мотор все еще дымился, вероятность того, что вся честная компания в любую минуту взлетит на воздух, очень и очень велика.

Кроме того, все найденные вещественные доказательства указывали на то, что погибший экипаж выполнял какую-то определенную миссию, явно связанную с деятельностью Ружены. Дать гарантию того, что сейчас не появится еще один самолет, тоже было никак нельзя. А встречаться в подобной обстановке с кем бы то ни было, да еще и наверняка вооруженным, Ружене как-то не хотелось.

Едва они успели погрузить на борт катера все еще лежавшего без сознания человека, как на опушке джунглей раздались приглушенные автоматные выстрелы. Сильвио с силой оттолкнул катер от берега, а Ружена спешно включила зажигание. Через несколько секунд на берегу появилось двое мужчин в полном боевом снаряжении и с автоматами в руках. Они что-то кричали и палили в воздух. Ружене показалось, что они говорят на русском языке, однако в данный момент ей вовсе не улыбалось тесное знакомство с этими товарищами. Она была уверена, что промедление грозит ей крупными неприятностями, тем более что с детства была приучена относиться к русским с некоторым подозрением. А уж если русские были к тому же вооружены и явно чем-то недовольны, то общение с ними тем более стоило отложить на неопределенный срок.

Киспе также опасался того, что предупредительный огонь резко изменит свое направление, и торопил Ружену. Вскоре берег исчез из виду, крики людей были уже не слышны, и только короткие очереди в дымке позади катера напоминали о недавних событиях.

Глава 20

Лавров с Никитенко стояли на берегу, опустив автоматы, и смотрели, как быстро катер удалялся в утренний туман. Свежий воздух оглашали мощные, как водный поток, ругательства, вырывавшиеся из уст майора.

– Твою ж мать, упустили! Ну что там за уроды такие, а? Ни знаков опознавательных, ни хрена не увидели! – Батяня был очень разочарован и устал, правда, рана на ноге удивительно быстро закрылась. Но все же его растерянность, которая обычно порождала агрессивность, брала верх над усталостью.

– У нас же и не осталось ничего. Ни связи, ни снаряжения, ни припасов, – попытался вразумить его Никитенко.

– Да чтоб тебя, точно ведь, – Лавров немного успокоился, но для порядка не прекращал ругаться. – Это же надо было так ловко улизнуть! Могу поспорить, что эти сволочи что-нибудь непременно слямзили! Электрического ската им в задницу!

Батяня отводил душу, как мог, использовав весь богатый запас соответствующей лексики. Однако надо было подумать, что делать. «Матом делу не поможешь» – перефразировал он известную народную поговорку. Особых вариантов не было – на мели сидел самолет, а в самолете было оборудование, снаряжение и оружие. И пока он не взорвался или его не снесло течением, следовало эвакуировать с борта максимально возможное количество вещей.

– Я пошел, – коротко бросил Батяня.

Лейтенант Никитенко не сразу понял, что затеял майор. И только когда тот, отцепив пояс и бросив автомат, с разбегу плюхнулся в мутные волны, его товарищ осознал всю рискованность принятого Лавровым решения.

– Вы что, там же ведь пираньи! Крокодилы! Да черт знает, что еще!

Но запоздалые причитания военврача уже не могли ничего изменить. Батяня уверенно плыл к самолету. До него доносились отчаянные крики Никитенко, не прибавлявшие хорошего настроения. После нескольких метров пути майор и сам осознал, что если начать задумываться о том, что обитает в реке, то можно далеко не уплыть уже от страха. Батяня был наслышан об обитателях местной фауны, и весь этот хищный бестиарий наверняка кружил где-то около него. Зубастые пираньи, которые обгладывают зрелую корову за считаные секунды, аллигаторы, челюсти которых могут перекусывать даже железо... И это только те твари, о которых он имел хоть какие-то сведения. А ведь скорее всего была и масса прочих рептилий и жутких рыб-людоедов, о которых он и понятия не имел. На этой минорной ноте Батяня стал чувствовать себя как-то не очень уверенно. Не сказать, чтобы он трухнул, но перспектива быть начисто обглоданным стаей кровожадных килек была ему явно не по душе. Ускорив работу руками, Батяня что есть духу греб к самолету. Благо, течение вовремя подхватило его, и через несколько секунд он уже взбирался по подкрылкам на борт гидроплана.

«Да, веселое местечко, – подумал Батяня. – А ведь могли сожрать за пару секунд. Ладно, выкрутимся».

Однако корить себя за потенциальный риск было не в его правилах. Мало того что риск был оправдан, так еще и удался. Правда, он в очередной раз зарекся не пороть больше горячку, но дело было сделано.

Бледный, как мельник после работы, Никитенко с трудом отходил от пережитого им ужаса. Он осознавал всю сложность ситуации еще яснее, чем Батяня. Ведь у майора была ранена нога! А запекшаяся кровь запросто растворялась в воде и действовала на местных речных хищников, как прикормка для окуней. Броситься с раненой ногой в воду, к пираньям, притом еще безо всякой страховки и прочего... для Никитенко это было верхом безрассудства. Откровенно говоря, он больше переживал не конкретно за Батяню, а за себя самого. Ведь если бы майора слопали рыбы или крокодилы, лейтенанту самому пришлось бы выпутываться из этого, мягко говоря, затруднительного положения. А курсов молодых робинзонов он не проходил и несколько опасался пребывать наедине с негостеприимной средой Средней Амазонии.

А пока он, одуревший от происходящего, приходил в себя, Батяня уже вовсю развернул спасательно-поисковые работы. Поскольку на борту самолета никого в живых не осталось, то с первой частью миссии он справился довольно быстро. Впрочем, одно обстоятельство его смутило – отсутствовало тело Железняка. Значит, это его увезли неизвестные на своем катере.

«Вот же суки! – в сердцах подумал Батяня. – Ведь у этого хмыря была с собой карта и все указания по операции. А теперь еще хрен знает, кому они достались!» Но внезапно ход его безрадостных мыслей прервал весьма неприятный скрежет, и самолет нехорошо покачнулся. «Так, надо активизироваться», – подумал майор. Первым делом он схватил надувную лодку и быстро нажал на автоматический клапан, который в несколько секунд надул такое нужное сейчас плавательное средство. Спустив его на воду и привязав к самолету, Батяня начал сгружать на него все, что считал жизненно важным в сложившейся ситуации. Гранаты, патроны, аптечка, несколько автоматов, взрывчатка, маскировочный костюмы, продовольствие... Андрей отдавал себе отчет, что шиковать с лишним грузом тоже особо некогда, да и негде. Лодка имела определенную грузоподъемность, и если ватерлиния исчезла бы в волнах буйной бразильской Матери-всех-рек, то подводные камни и пороги в несколько счетов сделали бы свое черное дело. Прихватив напоследок рацию и небольшой связной комплект, Батяня уже собирался выпрыгнуть из самолета, как вдруг вспомнил, что забыл на борту весла. Развернувшись для того, чтобы взять этот, как он любил говаривать, «жизненно важный по факту» предмет, Лавров был внезапно сбит с ног сильным толчком.

Дело в том, что самолет начинало потихоньку сносить с мели, и любое промедление грозило очень неприятным путешествием в разбитом самолете. Лишние проблемы, особенно сейчас, майору совершенно не были нужны. И без них хватало всего прочего. Батяня это очень хорошо понимал, и поэтому, не тратя времени на то, чтобы снова встать на ноги, стал ползком перемещаться к выходу.

Никитенко на берегу также начинал нервничать. Нет, он ни в коем случае не допускал даже мысли о том, чтобы броситься в эту адскую пучину. Но в душе он сочувствовал, ужасно хотел помочь своему боевому товарищу, правда, не знал как. Никитенко видел нагруженную лодку и понимал, что его дальнейшая судьба зависит исключительно от прыти Батяни.

Последний же, находясь на борту неустойчивой посудины, был озабочен только одним – быстро прошмыгнуть к двери, не нарушив равновесия самолета, прыгнуть в лодку, быстро обрубить страховочный трос и отчалить от злополучного гидроплана. Но времени на раздумья снова было непозволительно мало. И Лавров решил идти ва-банк: все равно хоть что-то он спасет – не боеприпасы, так хотя бы жизнь. Подкрепив свою решимость этой идеей, он резко оттолкнулся от пола и кошачьим прыжком быстро достиг дверного проема. Самолет угрожающе заскрипел и начал сильно крениться вправо. Батяня, оказавшись на лодке, недолго думая, достал десантный нож и наотмашь рубанул по канату. Тот не поддался. А самолет уже начал заваливаться в воду. Майор, еле удерживая равновесие, снова резанул трос. Тот почти разошелся, но все еще держал лодку четырьмя предательскими волокнами. Самолет уже вынесло на течение, и он стал быстро удаляться, одновременно погружаясь в пучину Амазонки. Но внезапно трос глухо лопнул, оставляя маленькую надувную лодку с человеком на произвол судьбы. Батяня, не до конца еще поняв, что произошло, схватился за запасной трос с грузилом. Раскрутив его, он с силой швырнул грузило к берегу. Никитенко, забыв про свой зарок не лезть в реку, по колено забежал в воду и схватил самый конец троса, повалившись на спину и упираясь ногами в огромный валун, лежавший как раз у берега. Фокус сработал, и лодка на несколько секунд остановилась. Этого Батяне хватило, чтобы вставить раскладные весла в «ушки» и выправить лодку к берегу. Не в силах сопротивляться течению, он только лишь рулил, стараясь пришвартоваться как можно скорее. Майор точно за полтора метра до берега буквально врыл весла в илистое дно. Течение едва не вырвало эту ненадежную опору из рук майора. Но тут подоспел Никитенко, который уже успел примотать канат к мощному корню огромного дерева, росшего прямо в песчаной гальке на берегу, и надувная лодка остановилась на месте, покачиваемая течением, как знамя на флагштоке.

– Молодец, лейтенант! Не растерялся! – Батяня первым отошел от мощного адреналинового угара и счел нужным приободрить напарника.

– Рад стараться, товарищ майор! – Никитенко с непередаваемым облегчением ответил Лаврову. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Через пятнадцать минут они оба стояли на берегу, заново раскладывая и перепаковывая отвоеванные у стихии вещи. К счастью, ничего из эвакуированного снаряжения не снесло течением и не покорежило во время внештатного причаливания, поэтому боевой дух напарников значительно поднялся. Припасов, по всей видимости, с лишком хватало на неделю. А того им было более чем достаточно, поэтому в целях облегчения лодки часть припасов было решено ликвидировать. Однако бензин, предусмотрительно прихваченный Батяней, в полном объеме они загрузили в плавсредство. Распорядившись имевшимся в наличии оружием и боеприпасами в соответствии с предстоящей задачей, Никитенко и Батяня на несколько минут присели отдохнуть на гальке. После пережитых потрясений мозг Никитенко вновь заработал логически, и лейтенант задался новым насущным вопросом, которым не замедлил поделиться с Батяней.

– Товарищ майор, а что мы дальше-то будем делать? – неуверенно спросил Никитенко.

– Что делать?

Батяня словно и не ощущал того бедственного положения, в котором они находились. И ответил как ни в чем не бывало:

– Как это что? Выполнять приказ! Для нас его еще никто не отменял, насколько я помню... Но сначала нам надо кое-кого вытащить.