Текст книги "Пшеничное зерно и океан"

Автор книги: Митко Яворски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Что скажешь на это ты? – спросил он её.

– Я согласилась быть только исполнителем, а это значит, что я не могу что-то оценивать или давать советы – одним словом, я мертва.

– Ты мертва, однако мы беседуем с тобой.

– Раз я ничего не могу делать самостоятельно, а только исполнять, значит, я мертва! – упрямо повторила безумная Частица квази-звезды.

– В таком случае, веди меня, да побыстрее, к другим планетам – приказал господин океанского острова.

Нет, нет!

Безумная Частица квази-звезды понеслась к другой населённой планете. Они ещё не успели приблизиться к ней, как её жители радостно выбежали к ним навстречу с приветствиями.

– Мы с планеты Крокус! – представились они.

– У нас тоже есть крокусы, – изрёк Арнольдо Барнольдо.

– Чудесно, чудесно!

– Мы наверняка поймём друг друга.

– Как не понять – ведь вы так ушли вперёд по сравнению с нами, – ответили все хором с планеты Крокус.

– Да, мы действительно здорово ушли вперёд: у нас в почёте такие истинные ценности, как золото, – ответил сэр Арнольдо Барнольдо и, немного поразмыслив, спросил: – А по каким признакам вы сразу определили, что мы более развиты, чем вы?

– Это и так видно, – ответили те.

– Всё-таки мне неясно, – ещё более удивился Арнольдо Барнольдо.

– До тех пор, пока большое подчиняется малому, сильное – слабому, все находятся под защитой, и значит ничто не грозит катастрофой.

– Что они сумасшедшие, что ли? Что они городят? – прошептал сэр Арнольдо Барнольдо.

Но ни времени, ни возможности спорить уже не оставалось. Островитянам необходимо было во что бы то ни стало где-нибудь остановиться.

– Примите нас к себе! – крикнул он и три раза подряд поклонился пришельцам с планеты Крокус.

Любезность сэра Арнольдо Барнольдо так пришлась им по нраву, что они закричали "браво!" и стали аплодировать, повторяя, что это просто нечто исключительное. Так прогрессивны, а кланяются им, таким несовершенным.

Сэр Арнольдо Барнольдо опять прошептал:

– Ничего не понимаю.

– Вы слишком скромны, – прервали его жители планеты Крокус и снова стали объяснять всё сначала: до тех пор, пока великое, сильное не следует за малым, за более слабым, не подчиняется ему, – совершенства быть не может.

– Ах, я так устал, что ничего не понимаю. Скажите мне лучше, каким образом я мог бы свихнуться так же, как вы, чтобы мы могли понять друг друга.

– Подчинение слову, а не оружию ведёт к совершенству, – повторили жители Крокуса.

– Всё равно ничего не понимаю.

Жители Минзухара совсем удивились: на этом океанском острове достигнуто такое совершенство, а оценить по достоинству его не могут.

– Мы все начинаем, – снова заговорили они, – с того, что представляем себе, как это будет воспринято в далёком завтра. Мы ориентируемся на то, как оценят нас те, кто придёт после нас.

– Тогда примите нас, – уже не слушал их сэр Арнольдо Барнольдо и поклонился им три раза подряд.

– Мы согласны сделать это. И с большим удовольствием, ибо вы подчинили большое малому, более сильное – слабому, и мы восхищаемся вами.

– Совсем ничего не понимаю, – всё повторял сокрушённо Арнольдо Барнольдо.

– Всё очень просто. Скажем, какой-то человек обладает самым смертоносным оружием. Но у него каменное сердце, и он не вздрогнет, услышав плач ребёнка, не приходит в восторг от песни, не щадит слабой девушки, не откликается на зов о помощи. Думает только о себе. Заботы о других его не волнуют. Часто обуревает его странное желание властвовать над другими. А однажды он вообще направит своё оружие на подвластных и прикажет: подчиняйтесь мне. Если мы не достигнем совершенства, мы не сможем защитить себя. Если же мы станем сильнее него и подчиним его себе, всё будет наоборот, и снова кто-то останется недоволен. Нечто первобытное, отсталое было в том, что сильный заставлял слабого подчиняться. Но если сильный человек или сильная страна, или сильная планета подчиняются справедливому слову или данному обещанию, почитают песню, вдохновляются музыкой, поэзией – тогда это уже настоящее, истинное совершенство.

– Это всё глупое и негодное дело. Нет, нет. Это свихнувшаяся планета, оглупевшие люди. Возможно ли, чтобы сильный подчинялся слабому! Как может слово остановить оружие или снять палец с курка? Не-ет, не-ет, мне нужна сила, а не слова, – злобно повторял сэр Арнольдо Барнольдо.

– Странно: вы отвергаете совершенство, тогда как вы уже достигли его, – удивлялись жители Крокуса. – Ваш остров – такой большущий, огромный океанский остров, а влечёт его за собой нечто совсем маленькое.

– Это произошло не по нашему желанию.

И сэр Арнольдо Барнольдо рассказал, как их оторвала от Земли эта совсем ничтожная Частица квази-звезды.

– Прекрасное, доставшееся случайно, не есть прекрасное, – с тяжёлым вздохом заключили жители Крокуса и покинули океанский остров.

Безумная Частица квази-звезды пустилась в новый полёт.

– Хочу остановиться! Хочу остановиться! – кричал, как можно громче, сэр Арнольдо Барнольдо.

– Все хотят остановиться, – услышал он вдруг новые голоса, и не успел он обернуться, как перед ним появились жители другой планеты.

– Вы кто?

– Мы с планеты Подснежник.

– Примите меня, я хочу остановиться у вас, – заявил сэр Арнольдо Барнольдо.

– Остановка необходима всем, – повторили посланники.

– Я знаю только, что мне нужна остановка. Какое мне дело до всех!

– Безостановочное движение бесцельно.

– Примите меня! Примите меня! – печально взывал к ним, едва не плача, владелец океанского острова. – Я погибаю… Ваши законы мне неизвестны, но я буду блюсти их, каковы бы они ни были.

– Мы вовсе не собираемся заставлять вас любой ценой подчиняться правилам нашего жительства.

– Примите меня! Я больше не выдержу. Ведёт меня от планеты к планете безумная Частица квазизвёзды. Только что мы миновали одну сумасшедшую планету; куда бы я ни попадал, мне всё время встречались нелепые странности. Никто нигде не побеспокоится обо мне. Я погибаю.

– Мы видим это. И всё-таки нам придётся объясниться. Для общего блага.

– Пусть так.

– Если законы и правила жизни на вашем океанском острове более прекрасны, более совершенны, мы примем их и будем благодарны вам за то, что вы создали их. Мы стремимся к прекрасному и принимаем его, не спрашивая, кто его создал. Важно, чтобы оно было. А принадлежит оно тем, кто ещё не родился. У нас на Подснежнике только яд находится в руках одного человека. Его душа благородна, она открыта желаниям людей и улавливает их ещё прежде, чем они появятся. Но если он хоть один раз подумает о себе самом во вред другим – он погибнет. На вашей земле тоже так?

– Ох, – простонал Арнольдо Барнольдо, – куда это я попал?

А жители этой новой планеты продолжали объяснять ему, словно школьнику, что прекрасное живёт в людях и не покидает их даже тогда, когда они его гонят. И чем его больше, тем прекраснее. А с ядом совсем по-другому обстоят дела – он губит даже тех, кто к нему не прикасается. И потому на планете Подснежник его стережёт самый благородный, самый честный из них. И они все добровольно подчиняются избраннику. Вот какого совершенства они достигли! Этим ядом он может всех отравить, но никому не угрожает.

– Каждый ищет повод, чтобы подчинить себе другого, а вы радуетесь, тому, что подчиняетесь сами. Какая ужасная отсталость! – воскликнул сэр Арнольдо Барнольдо.

– Того, кто потеряет способность подчиняться, мы начинаем лечить, как самого тяжелобольного. Если вы создали нечто ещё более совершенное, мы станем подчиняться вам и будем только благодарны за это.

Владелец острова желал только одного: чтобы его поскорее приняли к себе, но представители планеты Подснежник не спешили с ответом. Они всё взвешивали, раздумывали и в конце концов спросили сэра Арнольда Барнольда, чему же подчиняется он.

– Силе и богатству.

– И у нас было так же, но очень давно.

– Я не могу принять ваши законы.

Жители Подснежника объяснили ему, что богатство так же, как молодость и физическая сила – явление преходящее.

– Ничто не вечно, – прервал их господин океанского острова.

– Да, это так, но в этом преходящем существует красота, та, которая не стареет и возможности её совершенствования безграничны. За чудесными изобретениями, за мудростью, поэзией и песней стоит красота переживания, благородных поступков и отношений, самопожертвования.

– В чём же она? – спросил сэр Арнольдо Барнольдо.

– В том, чтобы заботиться о других так, как заботишься о самом себе. Для нас это самое простое и самое большое достижение. Совершенное во имя добра других людей – есть самое прекрасное.

– Нет, я не могу принять ваши законы. Я привык к тому, чтобы мне служили другие, а не я служил им.

– Мы ничего не предлагаем насильно. Всё постигается в процессе развития. А развитие, даже самое быстрое, требует времени… Мы принимаем вас, но с одним условием: вы будете соблюдать наши законы.

– Не хочу, – почти что сокрушённо произнёс владелец океанского острова. – Я признаю совсем другое: богатство и силу. Я говорю, сколько имею денег, и вы тоже говорите, сколько их у вас. И тот, у кого их оказывается больше, – тот и богаче, и сильнее. Это всё равно как когда двое борются, и тот, кто побеждает, и есть более сильный.

– Соизмерима только внешняя сторона явлений, внутренняя много сложнее. Она не видна, она лишь ощущается. Ею мы измеряем наше богатство.

– Нет, нет. Так мы не сможем договориться, – упорствовал сэр Арнольдо Барнольдо.

– Как хотите, – ответили посланники с Подснежника. – Поищите тогда другие планеты. Но мы должны предупредить вас: по мере удаления от центра живого пояса вселенной вы будете встречать миры всё более сварливые, несговорчивые.

– Как это понять?

– Они уже не верят слову.

– Мне и нужны как раз такие планеты: такие, где признают не слова, а то, что материально, – обрадовался сэр Арнольдо Барнольдо.

– О, такие есть, но они очень далеко – в другом живом поясе вселенной. В нём находится и ваша Земля, – объяснили представители Подснежника.

– Всё равно, именно такие планеты мне и нужны.

И сэр Арнольдо Барнольдо приказал безумной Частице квази-звезды вести его к тем несговорчивым мирам.

– Ну, что ж, я подчиняюсь и тогда, когда вижу, что это нехорошо, – ответила безумная Частица квази-звезды и помчалась дальше.

Вмешательство

Прошло совсем немного времени, когда безумная Частица квази-звезды достигла другой планеты. Но на самом океанском острове обстановка становилась всё более напряжённой и тяжёлой. Сэр Арнольдо Барнольдо еле держался на ногах. Он решил сделать полное переливание крови, для того чтобы обрести силы и омолодиться. Врачи ещё не извлекли последние запасы крови из стального холодильника, как над их головами прогремел приказ:

– Остановитесь! Это запрещено!

Это был патруль Хранителей вселенной.

– Не вмешивайтесь в мою жизнь, – устало, едва слышно прошептал сэр Арнольдо Барнольдо. – За кровь я заплатил своими деньгами.

– Это верно, согласны, – отозвался один из Хранителей, – но она гораздо нужнее детям. Ты разве не видишь, что многие из них недоедают? Они слабеют с каждым уходящим днём. Так что даже самое что ни на есть твоё, если оно более необходимо другим, не принадлежит тебе. Совершенное во имя добра не расценивается как вмешательство. Если где-то совершается преступление, то невмешательство в этом случае есть ещё большее преступление.

– Дикие порядки, дикие обычаи, – сокрушённый, сэр Арнольдо Барнольдо вынужден был подчиниться: Хранители вселенной не шутя направили на него своё оружие. Они раздали кровь детям и удалились.

Сэр Арнольдо Барнольдо крикнул безумной Частице квази-звезды:

– Лети быстрее!

– Я полечу, но за последствия не отвечаю, – ответила она и продолжала: – Учти, что между двумя населёнными поясами лежит зона мёртвого воздуха.

– Выполняй! – приказал ей сэр Арнольдо Барнольдо.

И вот воздух словно бы затвердел. Все ловили его открытыми ртами, но не могли насытиться. Наступил момент, когда они едва-едва дышали, жизнь их висела на волоске.

И сэр Арнольдо Барнольдо скоро пришёл к выводу: если они не остановятся в ближайшее время, то все погибнут. Измученный хозяин острова теперь готов был подчиниться любым требованиям, лишь бы какая-нибудь планета согласилась принять его.

Вскоре безумная Частица квази-звезды закружилась около последней планеты живого пояса вселенной – Травинки – самой несговорчивой планеты, как осведомила их Частица. У сэра Арнольдо Барнольдо не было выбора. Если они примут его там, пусть берут из его владений что хотят. Только бы оставили в живых! Ничего ему теперь не жалко.

Жители планеты Травинка и впрямь скоро доказали, что они несговорчивы. Они не верили никаким декларациям. Для них имело значение дело, а не слово. Результат, а не намерения. Они хотели всё проверить, всё прощупать, всё взвесить, для того чтобы соизмерить, оценить, принесёт ли им это выгоду, выиграют ли они от очередной сделки.

– Умоляю – примите нас побыстрее! – отчаянно взывал к ним сэр Арнольдо Барнольдо.

– Мы верим, что ты отдашь нам свои богатства, но мы опасаемся, что ты можешь нас заразить.

– Не заражу я вас ничем, – я совершенно здоров.

– Здоров. Издеваешься над нами, что ли? – сердито воскликнули жители несговорчивой планеты Травинка.

Они стали обвинять его в том, что за те годы, когда он был правителем…

– Да, был! – не дал им докончить сэр Арнольдо Барнольдо.

– Ну, это, скажем, если и не очень хорошо, то и не так уж плохо. Но есть кое-что другое…

– Говорите быстрее! – взмолился злополучный хозяин острова.

– Мы затем и пришли, – сердито ответили ему жители Травинки.

– На шестой день шестого месяца вашего управления вы отправились в кругосветное турне. Мы считаем, что и это не так уж плохо. Но вот за другое, при всей нашей снисходительности, мы оправдать вас не можем. Когда вы вернулись из кругосветного путешествия, вас встретили 999 999 человек, а не один миллион, как вы приказали. Вы уволили своего первого помощника, а позднее его судили. Он пробыл в тюрьме три месяца, и штраф, который вы на него наложили, оказался столь велик, что он продал дом свой, для того чтобы уплатить его. Вы были несправедливы.

– Это вы о штрафе-то?

– Если бы вы считали и его, встречающих было бы точно миллион.

– Но он не выполнил моего приказа.

– Это не всё. Ваши судьи не судили, а исполняли ваши указания. За это вы их и наградили.

– Давайте покончим с этим допросом, – взмолился Арнольдо Барнольдо.

– Нет!

– Воздух кончается, мы едва дышим… Нельзя терять время на разговоры о давно минувших событиях.

– Мы не скрываем, что любим копаться в мелочах. Мы придирчивы. А помните ли вы одного юношу?

– Я знаком со многими юношами. В последнее время моими друзьями были только юноши. Мне сказали, что таким образом я омолаживаюсь.

– Нет, мы спрашиваем вас о том юноше, который подверг себя самосожжению.

– Да, был один такой…

Такой поворот дела сэру Арнольдо Барнольдо совсем не понравился.

– Он единственный из приближённых назвал ваше правление диктатурой посредственности. Но все остальные присутствующие, ради того чтобы угодить вам, заглушили его голос хором похвал. А он не знал иного способа протеста.

– Но он сам поджёг себя.

– Вы создали условия для этого.

– Я человек, мог и ошибиться.

– Но это ещё не всё.

– Скорее, силы мои на исходе. Я согласен со всем, только примите меня. Я погибаю…

– Если вы правы, возражайте! Согласно нашим законам одобрение несправедливости есть преступление.

– Говорите.

– Однажды приятель пригласил вас на свой день рождения. Вы пошли. И это правильно. Но вместо того, чтобы говорить о нём, все беспрерывно говорили о вас. А вы в это время сидели и сравнивали, кто больше других произнесёт похвал в ваш адрес. Мы не желаем принимать вас!

Действительно, жители планеты Травинка оказались слишком придирчивыми.

– Наша цивилизация, – объяснили они, – очень молодая, хрупкая, она ещё не может устоять перед болезнями, которыми переполнен океанский остров.

И они порекомендовали сэру Арнольдо Барнольдо возвратиться к центру живого пояса вселенной. Там цивилизации старые, развитые, они более стойки ко всякого рода заразе, и примут его безо всяких условий. Сказали так представители Травинки и приготовились уходить.

Тогда по щекам одного бледного, исхудавшего ребёнка покатились чистые, как жемчуг, горькие слёзы.

– Не плачь! – рассердился на него сэр Арнольдо Барнольдо. – Слёзы – это признак слабости.

Как только посланники с Травинки увидали эти слёзы – произошло чудо.

– Слёзы – это самое сильное, что у вас есть! – заключили они и стали думать, что им делать с океанским островом. Все были единодушны в том, что сэр Арнольдо Барнольдо и его приближённые совершили много зла. Но какими бы ни были люди, населявшие океанский остров, они умеют плакать, умеют переживать, – значит с ними можно будет столковаться.

И решили они принять их.

Был отдан приказ, чтобы все населяющие океанский остров встали позади плакавшего ребёнка. Его слёзы спасли их, и он поведёт людей в новый их дом.

Долго решали посланники, что же им сделать с Арнольдо Барнольдо. Он-то для чего им нужен? Не лучше ли просто оставить его, пусть летит себе один в мёртвом межзвёздном пространстве, высыхает, как лист на зрелой кукурузе, и носится в бесконечности пространства вселенной никому ненужной, нежеланной песчинкой. Но не будут ли они потом обвинять себя в жестокости?

Да, они примут и его тоже. Но так просто, без всяких условий? Ни в коем случае. Он не заслуживает снисхождения. Тогда при каких условиях? При одном: сначала они убедятся в том, что он может сожалеть, о чём-нибудь.

– Я тоже из того же рода, – повторял беспрестанно Арнольдо Барнольдо.

Скрестив руки на груди, он кланялся и умолял не оставлять его одного среди звёзд.

– Раз так, мы примем и его тоже, – решили жители планеты Травинка.

И они приняли его.

Безумная Частица квази-звезды осталась одна. Сделав стремительный зигзаг между звёздами, она скоро исчезла из глаз.

Она не была совсем уж мёртвой и не должна была кому-то подчиняться. Она прекрасно поняла это и обрадовалась, очень обрадовалась.

Имеет ли кто-нибудь всё?

В одном ласточкином гнезде под крышей вылупились три птенца. Они высунули головки, увидали солнечный свет и сказали: «Цвир-р». Самый маленький из них, чуть побольше напёрстка, имел отличие в виде белого пёрышка, круглого и светлого, как жемчужная капля росы.

Ласточки росли быстро. Наконец настало время, когда они начали пытаться взлетать. Старая ласточка – их мать, с большим трудом удерживала их в гнезде: придёт и их время, нечего так спешить, ещё рано, сначала пусть окрепнут крылышки. Они послушались маму, но, подрастая, стали приглядываться друг к другу. И тогда произошло нечто, очень огорчившее Ласточку с белым пёрышком на головке.

– Ты не из нашего гнезда, – вдруг объявили ей сестрички.

– Как это не из вашего? – обиделась Ласточка. – Когда я выглянула из яйца, вы сидели около меня. Значит, мы все из одной семьи.

– Ты не похожа на нас: вон у тебя на голове белое пёрышко, а у нас его нет.

– Почему же тогда вы считаете меня чужой?

– Потому что мы – одинаковые, – сердито ответили сестрички и попытались выбросить её из гнезда.

– Как вы посмели? Ведь ваша сестричка ещё не умеет летать – она разобьётся, – стала ругать их Мама.

Ласточка осталась в гнезде, но в её сердечке затаилась горькая обида. В том, что у неё на головке было белое пёрышко – или к добру или ко злу – неизвестно, она была не виновата. И, вытянув шейку, она с нетерпением ожидала свою Маму. Подуют студёные ветры, обещала она птенцам, уведёт она их в тёплые страны. Может быть там самую младшую не будут укорять за то, что у неё на лбу белое пёрышко.

Пока она так думала, над двором закружила старая ласточка.

– Цвир, цвир, – радостно приветствовала ласточка свою мать.

А с предвечернего, розового от заходящего солнца неба спускался ястреб. Ласточка и не подозревала, что должно было произойти, но инстинктивно почувствовала что-то страшное и крепко зажмурилась. Когда она открыла глаза, то увидела, как по двору ветер играет перьями старой ласточки…

А утром некому было уже принести ей еду. К полудню, хоть и не совсем ещё оперившаяся, Ласточка покинула своё гнездо. То же сделали и её сестрички. Они долетели до ближайшего тутового дерева, почирикали, словно прощаясь друг с другом, и, влекомые огромным голубым небом, разлетелись в разные стороны.

Ласточка с белым пёрышком летела над своим двором. Что-то подсказывало ей, как надо ловить мошек, как ускользать от опасности. А вот времени на то, чтобы любоваться заснеженными вершинами, наслаждаться небом и всем, что было видно вокруг, не оставалось. Если бы не это, наверное она была бы счастлива. Но разве кто-нибудь имеет абсолютно всё?

– спросила она себя и крикнула:

– А кто имеет всё?

Первой услышала Ласточку кошка хозяйки. Она явно хотела ответить ей что-то, но не смогла: огромная лохматая собака зарычала на неё, и кошка мигом взлетела на тутовник. А собака вытянулась на самом солнцепёке и заснула.

Не только куры, но даже петух с высоко торчащим гребнем не посмели прикоснуться к ней.

"Вот кто имеет всё – собака" – подумала Ласточка с белым пёрышком.

В это время пришёл хозяин большого двора.

– Ишь, разлёгся тут на солнышке, – рассердился он и хлестнул собаку кнутом.

"Наверное только человек имеет всё" – подумала Ласточка.

Но вот над двором повисла тёмная туча, и хлынул ливень. Человек убежал в дом.

– Понятно, значит и человек не имеет всё, – заключила Ласточка.

Однажды утром, рано-рано, Ласточка присела у источника в небольшом лесу.

– Прозрачный ручеёк, – спросила его Ласточка, – у тебя всё есть?

– Я питаю водой травы и цветы на всём своём пути, до самого моря. Другое меня не интересует.

Ласточка не стала разговаривать с ним и полетела дальше.

Она услышала пение соловья. Его песенка поднималась к засеребрившемуся предутреннему небу. Даже звёзды остановились в своём беге, чтобы послушать его.

– Ох, ох, как всемогуща эта песня, – подумала Ласточка. – Перед ней, наверное, пасует даже ястреб.

И чтобы убедиться, так ли это, она решила обратиться к соловью со своим вопросом. Он спрятался в ветвях и прекратил свою песенку.

– Ты что, меня испугался, да? – спросила его Ласточка.

– Конечно. Откуда мне знать – друг ты или враг.

– Ты разве не знаешь, как сильна твоя песня? И зверь, и ветер – все вслушиваются в неё. Никто не сделает тебе зла.

– Ты или слишком мала, или очень глупа. Вот схватит меня ястреб, и останутся от меня только одни пёрышки, – грустно ответил ей Соловей.

– Откуда ты это знаешь?

– Видал своими глазами, как это случилось с другим соловьём. Бывало, запоёт он, над ручьём словно ещё одно солнышко всходило. Разве можно было погибать такому соловью? И на тебе! – ястреб заграбастал его прямо когда он пел, так с отворённым клювиком и схватил.

– Как это плохо, что не все подчиняются красоте песни, – прошептала Ласточка.

– Как это так? – не понял Соловей.

– Прежде чем мы стали беседовать с тобой, А была уверена, что песня – это самое сильное, что есть на свете, а вот видишь, оказалось это не так.

Ласточка покинула рощицу и ручеёк и с тяжёлым сердцем полетела дальше. Она потеряла свою мать, и ей было очень горько. Но то, что песня не может подчинить себе ястреба, повергло её в отчаяние.

Она решила перелететь через белоснежные вершины гор и посмотреть, как там, за ними, устроен мир.

Долго летела Ласточка, а горы были всё ещё далеко. Она села на дерево, одиноко высившееся в поле, и прикрыла глаза. Ей казалось, что так она быстрее отдохнёт.

– Что же ты не скажешь мне: "Добрый день"? – укоризненно заметила Примула, росшая в тени под деревом.

– Я очень устала, не заметила тебя, извини…

Примула не дослушала её оправданий. Она попросила Ласточку взлететь повыше и посмотреть, не видно ли на горизонте какого-нибудь дождевого облачка.

Ласточка, хоть и не отдохнула совсем, но исполнила её просьбу.

– Ну что, видела? – нетерпеливо спросила Примула.

– Нет, – ответила Ласточка.

– Плохо. Я погибаю. Мои корешки не достают влаги. Они высохнут ещё прежде, чем созреют семечки. И когда на будущий год ты будешь пролетать здесь, от меня здесь ничего уже не останется, – грустно произнесла Примула.

– Взгляни, видишь белое пятнышко у меня на голове, оно похоже на капельку росы. Возьми его, может быть оно поможет тебе, пока придёт дождь.

Сказала так Ласточка и спустилась к цветку.

– Это просто пёрышко, – сразу определила Примула. – Оно всегда будет с тобой, куда бы ты ни летела. Но оно никак не сможет помочь мне.

– Другого у меня ничего нет.

– Лети и, если встретишь облачко, скажи ему, чтобы оно поспешило: мол, один цветок высохнет, если не будет влаги, ещё до того, как созреют его семечки, – молила Примула.

– Непременно, – обещала Ласточка и заспешила к снежным вершинам горы.

Она летела, летела чуть ли не весь день, а вершины все были впереди. Солнце спряталось за холмами. Над лесом сгустились тени. Ласточка забыла о всех тяготах, которые мучили её. Она искала места, где можно было бы переночевать.

Уже в сумерки достигла она небольшой полянки, ограждённой высокими деревьями. В самой её середине журчат ручеёк. Он пересекал полянку, и там, где он скрывался в тёмном лесу, росло большое дерево. В нескольких шагах от него стояла покосившаяся избушка, на крыльце которой сидела сгорбленная Старушка.

– Можно мне переночевать у тебя? – спросила у неё Ласточка.

– Дай-ка я сначала на тебя погляжу, – глазами совсем слаба стала. Всё надо освещать теперь.

И Старушка сорвала с дерева плод, который за светился в темноте, как маленький огонёк.

– Ах, это ласточка! – обрадовалась она. – Оставайся хоть навсегда, если хочешь.

Ласточка уже было собиралась ответить, что согласна и с большим удовольствием принимает приглашение, но в этот момент пристальнее вгляделась в старую женщину. Её рваная одежда еле держалась на костлявых плечах. На сморщенном, тёмном, словно земля, лице торчал огромный нос, похожий на крюк. Глаза были такие большие, что маленькие веки не закрывали их. Лицо перекосилось, и Ласточка, если бы у неё было очень смелое сердце, неё равно испугалась бы.

Старушка спрятала светящийся плод. Стало совсем темно, и Ласточка спросила:

– Ты не колдунья?

– Это не важно, как тебя называют, – ответила та.

– Не согласна, – возразила Ласточка. – Птичек называют птичками, потому что они летают, цветы – цветами, потому что они красивы, а колдуний – колдуньями. Потому что они страшные и злые.

– Это не совсем верно, – ответила женщина.

– Почему?

– Даже если я объясню тебе почему, то ты хоть и запомнишь слова, всё равно не поймёшь их.

– Как так? – Ласточка была обижена.

– Потому что лучше всего мы понимаем что-то, когда переживаем это сами, а не тогда, когда видим со стороны или слышим от кого-то.

– По правде говоря, – ответила смело Ласточка, – я почти тебя не слушала, когда ты говорила, а всё смотрела на твои зубы – такие они большущие и кривые. Так корни дерева.

– Говорили мне об этом и другие. Такими они были и когда я родилась. Раньше я жила в городе, но потом поселилась здесь, чтобы не пугать детей. У меня есть эта избушка и вот это дерево со светящимися плодами в его ветвях, горящими, как огоньки. Этого мне достаточно. А то, что я страшна – это действительно так. Посмотрела я однажды на себя в воду и чуть было не утопилась после этого, но потом подумала и сказала себе: да, я уродлива, но ведь я не виновата в этом. Поэтому я осталась в лесу, чтобы никому не мешать. Тот, кто может смотреть на меня, пусть приходит. Насильно я никого не приглашаю и сама не хожу ни к кому. Так и с тобой, Ласточка, если мы будем с тобой дружить, то ты сделаешь меня счастливой. Но если я пугаю тебя – иди себе. Горько мне будет, но я не стану тебя удерживать.

– И ты стала волшебницей?

Ласточка боялась, что Старушка только притворяется доброй – для того чтобы заманить её к себе. А уж если заманет, то быстренько ощиплет пёрышки, или ещё чего доброго в крота превратит.

– Нет, этим я не занимаюсь. Живу только этим деревом. Оно имеет чудесный дар: его плоды один раз в семь лет созревают. Откусишь кусочек и скривишься весь от того, что уж очень они кислые. Но сила их совсем в другом: глотнёшь каплю их сока, – усталость пройдёт, и боль заглохнет.

– Очень уж я устала. Иначе и не остановилась бы тут, – стала объяснять Ласточка.

– Подожди-ка, – прервала её Старушка.

Она выжала сок из плода чудесного дерева на маленький листик и протянула его Ласточке.

Та проглотила капельку и почувствовала, как сразу прошла усталость. И она решила лететь дальше.

– Подожди, останься, – начала уговаривать её Старушка. – Наверху сейчас очень холодно. Ночью стоит остановиться тебе на секунду, как ты замёрзнешь. Даже если запасёшься соком чудесных плодов моего дерева, всё равно не сможешь устоять перед холодом и ветром.

– Ты некрасивая, но добрая! – заключила Ласточка.

Ласточка затрепетала крылышками, коснулась клювиком сморщенного лба Старушки с нависшими над ним прядями волос и поцеловала её.

– А теперь я должна закончить свою работу, – сказала Старушка Ласточке. – У нас ещё будет время побеседовать. Отдохни – ведь утром тебе лететь. А если ночью станет холодно, забирайся прямо ко мне за пазуху. Не бойся, я хоть и страшна, но ничего плохого тебе не сделаю. Сложи крылышки и, если хочешь, я прямо сейчас согрею тебя.

– Хорошо, хорошо, спасибо, – согласилась Ласточка, но не стала спать. Она с любопытством наблюдала за работой Старушки. Та протыкала дырочку в каждом из плодов и вкладывала в них что-то блестящее.

– Что ты кладёшь туда?

– Золото, – объяснила Старушка. – Очень жадны до него люди, отдают всё самое дорогое. А мне ручей приносит каждый день по одному кусочку.

Старушка уложила плоды в корзину недовольная, улыбнулась.

Лес зашумел. Подул холодный ветер. Она расстегнула ворот и позвала Ласточку.

– Лети сюда, я согрею тебя.

– Как только я почувствовала, что ты добрая, ты не казалась мне уже такой страшной.

Она ласково погладила крылышком щеку старушки и уютно устроилась у неё за пазухой, повторяя:

– Добрые никогда не бывают страшными.

Рассвело. Старушка с полной корзиной зрелых плодов, вместе с Ласточкой, отправились в город, чтобы раздать их всем, кто в этом нуждается.

Тропинка вилась между деревьями, и Ласточка летела то с одной стороны, то с другой. Она просто не знала, как и показать, что она счастлива. Так они вышли из леса. Внизу, на равнине, высились большие здания города.

– Настало время расстаться нам с тобой: горы далеко. Если припозднишься, не сможешь перелететь через них, – посоветовала Старушка.

Ласточка вытащила белое пёрышко и воткнула его в волосы Старушки, потом она с бьющимся сердцем попросила Старушку оставить её у себя.