Текст книги "По сценарию любви"

Автор книги: Мишель Селмер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На следующее утро они вылетели в Монако, где должны были провести медовый месяц, путешествуя на своей яхте. В какой-то степени Филипп этого даже опасался: все-таки две недели с одной и той же женщиной, постоянно вместе… Слишком однообразно и скучно.

Большую часть полета он сидел в кресле, выдумывая всяческие причины и отговорки, чтобы вернуться во дворец пораньше, и пытаясь вычислить, как скоро он может это предложить, не расстраивая Ханну слишком сильно. Придется подождать минимум педелю, заключил он в конце концов. Да к этому времени он уже из кожи вон вылезет…

Все, что они, невыспавшиеся, были в состоянии делать в первый день, – это лишь валяться на солнце и загорать. И каждый раз, когда Филипп ловил на себе ее заинтересованный взгляд, он знал, что скоро они окажутся в постели.

Второй день прошел практически так же, и, так как Филипп редко позволял себе расслабиться и ничего не делать, он просто решил воспользоваться выпавшим шансом.

В понедельник они с Ханной высадились на берег и провели день за осмотром достопримечательностей и шопингом. Филипп был уверен, что ему то и дело придется пользоваться своей кредитной карточкой, но Ханна удивила его еще раз, не выказав никакого интереса к его деньгам. Она лишь приобрела несколько скромных сувениров для друзей и родственников, и то за свои наличные.

Когда Филипп заметил, что она любуется сапфировым ожерельем в витрине ювелирного магазина, и увидел, как горят ее глаза, он предложил зайти и купить его.

Девушка покачала головой;

– Оно слишком дорогое.

– Но тебе нравится?

Ханна пожала плечами, но лгунья из нее была никакая.

– Так тебе оно нравится? – настаивал венценосный супруг.

Закусив губу, Ханна кивнула.

– Тогда пойдем и купим.

Он взял ее под руку, но девушка пыталась настоять на своем:

– Мне это не нужно, Филипп.

– Считай, что это свадебный подарок.

– Но…

– Пойдем хотя бы глянем на него.

После нескольких минут уговоров они все-таки вошли в магазин, и, когда продавец достал ожерелье с витрины и вручил его Ханне, Филипп знал, что она попалась. Немного повозражав, девушка позволила купить себе ожерелье, и Филипп сам удивился, когда понял, насколько ему приятно видеть ее радость.

Вместо того чтобы дать охране уложить украшение вместе с остальными покупками, Ханна сказала, что хочет надеть его сразу же, и на протяжении всей прогулки постоянно прикасалась к его подарку, думая о чем-то и улыбаясь. И поблагодарила его не меньше десяти раз.

– Ты ведешь себя так, будто бы никто раньше не покупал тебе подарков, – сказал Филипп. – Я думал, твой отец был весьма богатым человеком.

– Это так. Но он считал себя обязанным научить меня ценить деньги. Я, конечно же, как и все, получала подарки на праздники, но ничего слишком дорогого. Если я чего-то хотела, то должна была заработать на это сама.

– Например?

– Например, на мою первую машину. Папа сказал, что иметь машину – это привилегия, которую надо еще заслужить. Я работала в его офисе около года, прежде чем получила права: по выходным, пока училась в школе, и с понедельника по пятницу летом. Когда я в конце концов купила машину, весь этот мой труд заставил меня ценить ее еще больше. Я так хорошо о ней заботилась, что она прослужила мне вплоть до окончания колледжа.

– Хотя ты могла купить себе новую?

Она удивленно вздернула бровь.

– Но и с моей старой все было в порядке.

Ханна не переставала его удивлять. Стоило ему подумать, что он ее уже полностью просчитал, как девушка сразу же делала или говорила что-то такое, что полностью меняло его мнение о ней.

– А тебя не раздражает, что за тобой постоянно следят? – спросила она, указывая взглядом на телохранителей, которые не отступали от них ни на шаг.

Филипп лишь пожал плечами.

– Так было всегда.

– Но разве тебе это не надоедает?

– Иногда надоедает, но я же должен выполнить долг перед своей страной и остаться в живых, – шутил он, и Ханна смеялась.

Девушка была им искренне заинтересована, а притворство Филипп всегда умел распознавать. Ему нравилось, что он может так легко доставить ей радость… В прошлом он встречался с женщинами, чье самолюбие постоянно требовало повышенного внимания и постоянных подношений, а вот Ханна, как ему начинало казаться, была самой скромной и непритязательной женщиной из всех.

И что Филиппу правилось больше всего, так это то, что у нее на все была своя точка зрения. Он-то давно привык, что все делают в точности так, как он попросит, особенно женщины. Ханна же не боялась спрашивать, зачем и почему. И часто ей даже не нужно было ничего говорить, достаточно было одного ее взгляда. Пожалуй, можно было бы подозревать Ханну в скрытном желании манипулировать им, но Филипп честно считал ее на это неспособной – слишком уж она была мила и искренна, умудряясь при этом каким-то образом иметь смелость и силу характера, сопутствующую обычно мужчине, а не особе женского пола.

Ханна ему нравилась. Может быть, даже сильнее, чем это было нужно для них обоих.

Во вторник утром они гостили у давних друзей Филиппа, которых он знал еще с детства, но все равно он целый день только и думал о том, когда же окажется с Ханной наедине.

Он еще никогда не был в постели с женщиной настолько искренней, всегда готовой попробовать что-то новое, такой отзывчивой к его прикосновениям… и такой способной ученицей.

Филипп ждал, когда же проснется его фамильная неугомонность. По крайней мере, это послужило бы сигналом к тому, что пора заканчивать их путешествие и возвращаться обратно. Но на второй неделе отпуска он вдруг начал осознавать, что ничуть не скучает – наоборот, проводить время с Ханной пришлось ему по вкусу. Она сама ему нравилась… Остроумная, сообразительная, временами забавная. С ней было о чем поговорить. К тому же он не раз ловил себя на том, что рассказывает ей о чем-то сугубо личном – то, чего не делал ни с кем и никогда. Больше того, ему казалось, что он может ей доверять, хотя это и шло вразрез со всем, чему он научился в жизни.

Когда же настал последний день медового месяца, Филипп даже пожалел о том, что все уже закончилось. Хотя это ничего не значит, уверял он себя. Она просто занимала его больше, чем остальные. Они вернутся во дворец, назад к нормальной жизни. И он пойдет своим путем, а она – своим, и время от времени их дороги будут пересекаться. Настолько часто по крайней мере, насколько это будет нужно, чтобы она не потеряла душевный покой. Он будет рядом и успокоит ее.

Да, вначале такому повороту дел Ханна вряд ли обрадуется, но потом сумеет приспособиться к здешнему образу жизни. Может быть, она и не будет счастливой, но привыкнуть – привыкнет. Ханна отыщет себе дело или цель, которые займут ее время. А потом все ее внимание будет поглощено появившимися детьми…

Филипп был уверен, что мать из нее получится замечательная. Их дети будут знать, что такое родительская любовь. И даже если он на нее не способен, то Ханна будет любить за них обоих…

Хотя он не мог отделаться от мысли, что его жена заслуживала гораздо большего.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Они вернулись в субботу вечером. Комнаты Ханны уже были отремонтированы, но она чувствовала себя настолько уставшей, что не имела никакого желания их осматривать.

Стоя посередине гостиной, она наблюдала, как горничные распаковывают ее чемоданы, доставая одежду и сувениры, но вся эта праздничная суета ничуть не поднимала ей настроения. Ханна надеялась, что, после того как они с Филиппом настолько сблизились за время медового месяца, он изменит свое решение и переедет жить к ней. Когда же этого не случилось, когда вчера ночью он пошел спать к себе – один, – она ощутила глубокое разочарование. Значит, все будет так же, как и раньше. Но чего же она ждала? Что за две недели вот так все изменится? Что он станет другим человеком?

Хорошо, может быть, она этого и ждала или, по крайней мере, хотя бы надеялась. Но на это уйдет много времени. Две недели не перекроют годы одиночества и отчужденности, которые пришлось пережить ее мужу, хотя он так тщательно это скрывал. Поведение его родителей было недопустимым. А внутренний голос в это время нашептывал: а что, если каков отец, таков и сын? А вдруг он будет обращаться так же со своими детьми? Но Ханна никогда этого не допустит. Их с Филиппом дети будут знать, что такое любовь.

– Добро пожаловать домой.

Вздохнув, Ханна повернулась к Элизабет, стоявшей в дверном проеме. Та улыбнулась.

– Вы просили меня напомнить о подарках, находящихся в кабинете.

Подарки со всего света начали прибывать уже перед свадьбой. И хотя официально Ханна могла позволить себе еще один день отдыха, она решила разобраться с подарками заранее.

– Что ж, пойдемте посмотрим.

Когда Ханна заглянула в комнату, то ахнула. Поморгав несколько раз, чтобы удостовериться, что ей ничего не привиделось, она воззрилась на груды подарков самых разнообразных форм и размеров, возвышавшиеся в углу кабинета.

– О боже!

– Большинство из них привезли, пока вас не было.

– От кого они?

– От руководителей других стран, чиновников, друзей и родственников, бизнесменов…

Да ей ни за что не открыть их все за один день. И возможно, даже за несколько. Чтобы рассортировать это все, понадобятся недели, а ведь нужно будет еще позаботиться об ответных открытках с благодарностями…

– В этом что-то есть, да?

Обернувшись, Ханна увидела Софию, стоявшую позади.

– Я не верю своим глазам. Как ты думаешь, это нормально?

Принцесса пожала плечами.

– Последними, кто женился здесь до вас, были мои родители, так что я ничего на этот счет сказать не могу.

– Чтобы открыть все это, понадобится вечность.

– Я могу помочь, – вызвалась Софи, – у меня есть время.

– И я тоже, – поддержала Элизабет. – Да и горничные, я уверена, будут рады оказать вам услугу. Можно будет поручить еще кому-то…

– А как насчёт Филиппа? – спросила Софи.

Ханна могла бы попросить его о помощи, или даже настоять на этом, ведь подарки принадлежали и ему тоже, но что-то подсказывало ей, что сейчас короля лучше оставить одного. И хотя за эти две недели он ни разу не показался ей печальным или скучающим, но, когда они вернулись домой, Филипп немедленно ретировался в свои комнаты, не забыв упомянуть о кузене, с которым запланировал на сегодня поиграть в гольф, несмотря на то что официально их медовый месяц еще не закончился.

– Он сейчас с Чарлзом, – неохотно пояснила она, готовая поклясться, что заметила неудовольствие в глазах Софии. Но кем та недовольна? Филиппом, который ушел, или ею, которая позволила ему это?

Ханна не была уверена, что хочет это узнать. Ей не хотелось разочаровывать в себе Софию, хотя она и не могла точно сказать, почему. Возможно, потому, что та была такой сильной, ведь она всегда знала, чего хочет, и не боялась бороться за это.

Ханна от всей души надеялась, что когда-нибудь и она сама станет такой же.

Когда девушки начали распаковывать подарки, а Элизабет направилась на поиски помощников, принцесса придвинулась к Ханне поближе.

– Как прошел ваш медовый месяц?

– Все было чудесно. Просто замечательно.

– А теперь он решил улизнуть?

– Это не так, – проговорила Ханна, хотя и подозревала, что принцесса права. – Кому же не захочется побыть одному после двухнедельного отпуска вместе?

– Тебе, как мне кажется.

В эту секунду она едва не возненавидела Софи за то, что та могла так легко прочитать ее мысли.

– Вчера вы даже не спали с ним вместе, – добавила принцесса.

Как же она могла об этом узнать?

– А что, у тебя есть шпионы, которые за нами следят?

– Кому нужны шпионы? Ваши комнаты находятся прямо напротив моего имения, а каждое окошко я знаю назубок. Вчера ночью свет горел и у него, и у тебя.

Ханна не знала, как убедить ее в том, что все в порядке. Поэтому даже не стала и пытаться.

– Это просто займет время.

– Ты на самом деле в это веришь?

– Да. Я действительно собираюсь приложить все усилия, чтобы у нас с Филиппом все было хорошо.

Софи улыбнулась:

– Тогда, полагаю, у тебя все получится.

Должно быть, Ханна смутилась, потому что сестра Филиппа по-доброму рассмеялась и взяла ее за руку.

– Ты мне нравишься, Ханна. Думаю, ты очень подходишь моему брату. Ему требуется кто-нибудь, кто будет постоянно давать ему пинка под зад, подталкивая в нужном направлении. Почаще напоминай ему, что он всего достоин.

– Чего всего?

– Счастья. Любви.

– Но почему он должен в этом сомневаться? Я знаю, что ваши родители были достаточно холодны, но вашей с Филиппом вины в этом нет.

– А ты попробуй объяснить это маленькому ребенку. Когда твои родители тебя не любят, то начинает казаться, что что-то не так именно с тобой. Ты думаешь, что по какой-либо причине ты этой самой любви недостоин.

Ханне трудно даже было представить себя в подобной ситуации. Мысль о том, что ее родители могли ее не любить, была слишком от нее далека.

– Прибавь к тому же всех женщин, расточавших ему комплименты и поцелуи. Из-за денег, короны и всей этой внешней мишуры. Ты ведь просто не будешь знать, кому верить. И верить ли вообще.

– Но ведь ты, кажется, все это осознаешь.

– Осознавать еще ничего не значит, Ханна, мои отношения с мужчинами еще ни разу не длились больше четырех месяцев. Что ты об этом думаешь? – принцесса пожала плечами. – Это то же самое, что убеждать алкоголика перестать пить и ожидать, что он немедленно забудет о своем пагубном пристрастии.

Все это было так… грустно.

Должно быть, Софи вновь прочитала чувства Ханны по выражению ее лица.

– Я говорю это не для того, чтобы ты меня пожалела. Я просто хочу показать, против чего ты сражаешься. Ты действительно ему дорога, в этом я абсолютно уверена. Пусть даже он и не может это нормально продемонстрировать. Это действительно займет время…

– А я и не тороплюсь. Все равно я добьюсь того, чтобы все у нас наладилось. И не важно, сколько времени на это уйдет.

София улыбнулась:

– Я рада. А теперь хватит, будем разбираться с подарками. Пойду позвоню домой, может быть, найду еще кого-нибудь.

– А я начну распаковывать подарки.

– Буду через минуту, – пообещала сестра Филиппа, исчезая за дверью.

До этого времени Ханна не осознавала, насколько же ей повезло с родителями. И она ощутила себя виноватой перед матерью.

Мама была права, когда говорила, что Ханна ведет себя нечестно. Может быть, подсознательно девушке было обидно, что она больше не является центром вселенной для своей матери, ведь теперь она уже не жила с ней, хотя еще и не успела до конца обосноваться в новой жизни.

И Ханна не знала, что ей теперь делать, как себя вести. Раньше она могла бы обратиться за советом к отцу, ведь он знал ее лучше, чем все остальные. Он понимал ее.

А теперь его нет, и первый раз в жизни ее судьба полностью зависела от нее самой.

Когда Филипп вернулся во дворец, было уже около одиннадцати. Заметив свет, горевший в кабинете Ханны, он зашел внутрь и обнаружил ее сидящей среди громадной кучи свадебных подарков.

И понял, что рад видеть свою жену, очень рад. Целый день он не думал практически ни о чем, кроме ее улыбки… Поэтому и решил, так сказать, отойти назад. Филипп не хотел вводить Ханну в заблуждение – в их жизни ничего не изменилось.

Гора упаковок, на которую он наткнулся вчера, зайдя, чтобы взять книжку, уменьшилась как минимум вдвое, а то, что осталось, было аккуратно рассортировано по размерам.

– Ты сделала все это сама?

Ханна подняла голову, но ее улыбка была не такой яркой, как обычно.

– Мне помогли. Надеюсь, ты не возражаешь, что мы начали без тебя.

– Нет.

– Я так и подумала.

Как он успел заметить, она еще ни разу не снимала ожерелье, которое он ей подарил.

– Что же мы получили?

– Много хрусталя, серебра, постельного белья… Я даже не представляю, куда все это можно деть.

– На склад? – предложил Филипп.

– И пусть все эти вещи пропадают впустую? Мне, конечно же, приятна такая всеобщая щедрость, но, по-моему, это уж чересчур.

Ханна выглядела искренне расстроенной, и тут он понял, что ее прохладное приветствие не имело ничего общего с его поведением. Ханна расстроилась из-за подарков. Ей портила настроение ее совесть, а не его всегдашняя боязнь серьезных отношений. И, несмотря на то что Филипп пытался убедить себя в обратном, он почувствовал облегчение. Видеть Ханну несчастной ему совершенно не хотелось, а осознавать, что в этом его вина, тем более.

А ведь он король, лидер страны, и все же этой девчушке каким-то образом удавалось заставить его почувствовать себя зависимым. И все это без малейшей на то попытки, ведь она даже понятия не имела, что значит быть мстительной. Такого слова просто не было в ее словаре.

Филипп уселся рядом с ней на пол, и Ханна устало склонила голову ему на плечо.

– Не очень-то правильно получать все эти щедрые и, если честно, совершенно излишние подарки, когда столько людей на земле не имеют даже базовых средств к существованию.

– И что ты предлагаешь сделать?

– У меня появилась одна идея… Может быть, стоит продать их с аукциона, а полученную сумму отдадим на благотворительность.

– Продать с аукциона наши свадебные подарки? А тебе не кажется, что люди могут обидеться?

– Мы можем объявить, что очень благодарны, но хотим поделиться подаренным с остальным миром. Уверена, твои люди сумеют сделать правильный акцент на этой проблеме.

Если так, то Филипп выставит королевскую семью в выгодном свете, хотя он и не думал, что Ханна делает это для себя. Она просто была щедрой, цельной натурой.

Он посмотрел ей в глаза и улыбнулся.

– Думаю, это замечательная идея.

Ее лицо просияло.

– Правда?

– Да. Займусь этим завтра же.

– Спасибо! – девушка обвила его шею руками и прижалась к нему покрепче.

Это было все, что ему нужно, чего он страстно желал еще прошлой ночью, но пересилил себя и пошел спать один. И выспался плохо. За две недели сон в одиночестве успел утратить свою прежнюю привлекательность, но, скорее всего, еще сумеет приобрести ее снова. Когда-нибудь надоедает все, даже самое приятное.

– Почему бы нам не пойти в спальню? – предложил он.

– То есть вдвоем, вместе? В одну кровать?

– Если ты не против.

Ханна еще раз счастливо улыбнулась.

– К тебе или ко мне?

– К тебе.

– Только сначала мне нужно принять душ.

Он поднялся на ноги и притянул ее к себе.

– Думаю, мне стоит к тебе присоединиться.

Ханна состроила лукавую рожицу.

– Ты же знаешь, как мне нравится видеть тебя всего влажного…

И это, подумал Филипп, было у них взаимным…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

После медового месяца время для Ханны стало лететь очень быстро: организовывая благотворительный аукцион, планируя празднество по поводу пятисотлетия их страны и к тому же беря уроки кулинарии у Софи, девушка едва могла позволить себе хотя бы минуту отдыха.

Филипп был не менее загружен, и пусть им не часто удавалось вместе поужинать, ночи они почти всегда проводили вдвоем – по крайней мере, когда он не уезжал по делам. Они занимались любовью, хотя иногда могли найти в себе силы лишь улечься рядом и смотреть вечерние новости – так уставали за день.

Каким-то образом после того, как Ханна переехала на остров Морган, их с Филиппом стали считать парой. И, несмотря на то что они жили не в точности так, как она мечтала и планировала, ее это все равно устраивало. Это делало жизнь более интересной. Конечно, над их отношениями еще нужно было много работать, но Ханна была счастлива, и Филипп, кажется, тоже.

По крайней мере, она на это надеялась.

В день проведения аукциона Ханна жутко разнервничалась: а вдруг никто не объявится? Вдруг они действительно обидели людей своим решением продать их подарки?

– Тебе не из-за чего волноваться, – заверил ее Филипп. – Все пройдет хорошо.

И как обычно в таких ситуациях, он оказался прав. Еще до начала аукциона помещение заполнилось людьми. Они с Филиппом ходили по залу, приветствуя знакомых и улыбаясь прибывающим, как вдруг Ханна вновь почувствовала, что за ней наблюдают. Та женщина! Опять встретившись с ней взглядом, Ханна толкнула мужа под локоть.

– Что такое?

– Та женщина, что смотрела на нас в день моего приезда. Я видела ее и на нашей свадьбе.

– И где она? – спросил Филипп.

Ханна указала на незнакомку взглядом.

– Вон. Длинные темные волосы, очень привлекательная.

По тому, как Филипп поглядел на нее, Ханна могла сразу сказать, что он знал ее, и знал хорошо. И вместо того, чтобы отвести взгляд, незнакомка улыбнулась и помахала ему рукой, а потом и вовсе пошла к ним навстречу, и сердце Ханны упало.

Вот теперь наконец-то она встретится лицом к лицу с женщиной, которая столь явно ее презирала. И хотя Ханна чувствовала в какой-то мере облегчение из-за того, что сейчас все разъяснится, руки ее все равно дрожали. Незнакомка была необыкновенно красивой и чувственной, а Ханна, напротив, выглядела совершенно обыкновенно и непримечательно.

– Филипп, – проговорила женщина низким бархатным голосом, – как приятно видеть тебя снова!

Филипп, похоже, не разделял ее радости, но был вежлив:

– Здравствуй, Маделин.

Она пожала его протянутую руку, затем зашла еще дальше, поцеловав его в щеку. Никто бы не посмел позволить себе подобное с королем, если бы не имел с ним до этого каких-либо интимных отношений. И было совершенно очевидно, что эти двое их имели. Но вести себя так в присутствии Ханны! Наверняка у этой женщины что-то было на уме неприятное для Ханны.

– Ханна, это Маделин Грено, – представил незнакомку Филипп. – Маделин, это моя жена.

– Ваше высочество, – произнесла та с неприкрытой неприязнью, а затем присела в самом жалком подобии реверанса, который Ханна только видела на своем веку. Атмосфера между ними раскалилась настолько, что стало трудно дышать.

– Что ж, уже скоро начнется аукцион, – начал Филипп, и было видно, что ему хочется уйти.

– Да, пожалуй, мне пора пойти и решить, что же я хочу приобрести. Рада была наконец с вами познакомиться, Ханна.

Не обращаться к ней по титулу было прямым оскорблением, к тому же Маделин даже не потрудилась сделать на прощание реверанс. Филипп же либо ничего не заметил, либо ему было все равно.

– Скоро увидимся, – пообещала Маделин Филиппу, одарив его напоследок загадочной улыбкой. Впрочем, загадочной эта улыбка могла показаться лишь самой Ханне, а вот Филипп наверняка был в курсе, что же она значила. Проходя мимо, женщина на секунду наклонилась к Ханне. – Ты можешь быть его женой, но любить он всегда будет только меня, – прошипела она ей на ухо.

Ханна была настолько ошарашена, что даже не нашлась с ответом. Она просто стояла на одном месте, словно впала в ступор.

– Что она тебе сказала? – спросил Филипп.

Ханна лишь покачала головой. Сначала ей показалось, что Филипп хочет продолжить разговор, но тут появился кто-то еще, и он, похоже, совершенно об этом позабыл.

А вот у нее не получилось забыть.

Она была не настолько глупа, чтобы поверить, будто бы у Филиппа до нее женщин не было, но одно дело – понимать это в теории, а совсем другое – встретиться лицом к лицу с его бывшей любовницей… Особенно когда та выглядела вот так. А если Маделин сказала ей правду? Если Филипп правда любит эту женщину?

Да нет же, глупости.

Он любит Ханну. Может быть. Муж никогда не произносил этих слов вслух, зато много раз выражал свои чувства иначе. Да она запросто может прожить всю свою жизнь, не слыша от него любовных признаний, до тех пор, пока его поступки будут говорить сами за себя.

Разве нет?

К тому времени, когда все закончилось, Ханне показалось, будто бы в этот день она сражалась со всеми своими страхами и комплексами, вместе взятыми. И, похоже, проигрывала.

Она проводила Филиппа до его апартаментов, вошла и присела на краешек кровати, пока тот раздевался.

– Трудный выдался день, – сказал король.

– Да, верно.

Он ослабил галстук, бросил его на кресло.

– Я так устал.

– Я тоже.

Филипп повернулся к ней лицом:

– Итак, ты мне скажешь?

– Что?

Он положил на столик запонки.

– Что случилось.

В какой-то момент Ханна уже решила все отрицать или свалить свое печальное состояние лишь на усталость, но передумала. Неопределенность, мучающая ее после разговора с Маделин, не давала девушке покоя, и терпеть она больше не могла.

– Маделин Грено, кто она?

– Друг семьи.

– Мне показалось, она больше чем просто друг.

Филипп вздохнул, словно смирившись с неизбежным.

– Что она тебе сказала?

– Она намекала, что вы раньше встречались.

– Да, мы виделись время от времени.

– И это было серьезно?

– Кажется, Маделин считала именно так. Она убедила себя, будто мы должны пожениться, хотя я никогда не давал ей никаких оснований для подобного заключения. Когда объявили о нашей с тобой помолвке, она… расстроилась.

– Ты с ней спал? – Ханна задала вопрос быстрее, чем успела его осознать.

– Не надо, Ханна.

– Я хочу знать.

Она прекрасно понимала, каков будет ответ, и глупо было даже спрашивать подобное. Но ей требовалось услышать это от него, услышать, как он говорит эти слова.

– Ты с ней спал, Филипп?

Он молча посмотрел ей в глаза. Что ж, по крайней мере, у него хватило духу это сделать.

– Да, спал, – ответил он наконец. – Это было давно, и я отказываюсь извиняться за то, что делал до того, как мы с тобой поженились.

А он и не должен.

– Ты ее любишь?

Филипп едва слышно выругался.

– Нет, Ханна. Я не люблю и никогда не любил ее. Или кого-нибудь еще, если уж на то пошло.

– Включая меня. Ты это имеешь в виду?

Он промолчал.

С минуту в комнате висела напряженная тишина. А потом Ханна не смогла больше сдерживаться:

– Филипп, я люблю тебя.

Выражение его лица не изменилось, не смягчилось от этих слов. Он не выглядел ни грустным, ни сожалеющим. Просто холодным.

– Ты зря тратишь на меня свою любовь.

Это причинило ей страшную боль, даже большую, чем она могла вообразить. Предложить свою любовь и видеть, как ее вот так швыряют тебе в лицо…

– Ну как ты можешь так говорить?

– Потому что я не могу любить тебя в ответ. Я на это не способен.

– У тебя же есть чувства ко мне, Филипп. Я знаю, что есть. Это видно в тысяче мелочей, самых разнообразных твоих поступках… Почему ты не веришь сам себе?

Он покачал головой.

– Я знал, что это плохая идея.

– Что?

– Это, – Филипп указал на кровать, обвел рукой комнату, – то, что мы довольно продолжительное время были слишком близко друг от друга. Я просто создал у тебя неправильное впечатление, дал тебе возможность думать, будто в этом есть что-то, чего на самом деле нет.

– Чего нет?

– Брака. Это не то, чего ты ожидала. Я уже говорил.

Но он же есть, этот брак. Есть! Почему он этого не замечает?

– Тогда зачем это все?

Сначала Филипп заколебался, но потом, видимо, нашел ответ:

– Важно, чтобы мы производили впечатление, будто у нас все хорошо.

– Здесь, я думаю, гораздо более важно, чтобы у нас действительнобыло все хорошо, не говоря уже о том, что наша личная жизнь не имеет ничего общего с публичным имиджем.

– И это моя вина. Извини. Но я предупреждал тебя, как все будет.

– Ты извиняешься? – Ей хотелось встряхнуть его хорошенько, докричаться до его здравого смысла, убедить, что чувствовать – это нормально. И любить – тоже.

– Я всегда буду верным тебе, Ханна.

– О, спасибо! – Кажется, ее сарказм удивил Филиппа. И она не смогла удержаться и не подсыпать на рану немного соли: – Честно говоря, я не вижу смысла хранить друг другу верность в браке, который не является настоящим.

Его лицо потемнело.

– Что это значит?

Было ясно, что Филипп понял ее слова как то, что это она не собирается быть ему верной. Но если он к ней ничего не чувствует, то не все ли ему равно?

– Ничего, Филипп. Это ничего не значит, – девушка схватила свою сумочку. – Я иду к себе. Ты знаешь, у меня свои комнаты, у тебя – свои.

Филипп поджал губы, лицо стало упрямым.

– Отлично, – кивнул он.

Все, что он мог сейчас сделать, это попросить ее остаться, и она, возможно, согласилась бы, но Филипп был не способен даже на это. И ей оставалось лишь сделать один-единственный вывод: ему было абсолютно все равно. Ханна чувствовала себя слишком усталой, чтобы попытаться влить в него хоть каплю здравого смысла, ведь она так или иначе скажет что-нибудь, о чем потом пожалеет.

Остановившись возле двери, Ханна обернулась.

– Из чистого любопытства: а что насчет детей?

– То есть?

– Ты сказал, что любить не способен. Это относится и к детям тоже?

Ханна могла поклясться, что Филипп слегка побледнел. В первый раз за все время ему, казалось, действительно стало нелегко.

– Ты будешь любить их за нас обоих, – наконец произнес он.

– Знаешь, мне жаль тебя, Филипп. Ты будешь несчастен всю свою жизнь.

Девушка отвернулась и ушла, уставшая и измотанная. И где-то в глубине души она понимала, что это начало конца.

– А как насчет жареной утки? – спросила Софи.

Они сидели в комнате Ханны, обсуждая меню для предстоящего праздника. Девушка лишь пожала плечами. Ей, если честно, было все равно. И ничто не занимало ее на протяжении вот уже многих дней. Они с Филиппом едва перемолвились хотя бы словечком за все время после аукциона, и Ханна еще никогда не ощущала себя такой одинокой. К тому же теперь она постоянно чувствовала себя плохо, и если бы не Софи и ее помощь, то она вообще бы не знала, как все это вынести.

Ханна часто сидела с ней вместе вечерами, хотя раньше проводила это время со своим мужем. Софи даже снова стала учить ее готовить, как и обещала, но после нескольких попыток Ханна все забросила. Каждый раз, когда она только смотрела на еду, ей становилось плохо. Хотя на самом деле ей было плохо почти всегда. Ханна знала, что должна сделать, просто никак не могла набраться храбрости.

Каждый день она убеждала себя, что Филипп, может быть, еще изменит свои убеждения, но, когда этого не происходило, все больше и больше теряла надежду. Она-то думала, что сумеет наладить их брак, но, вероятно, оказалась для этого недостаточно сильной.

– Ханна? Я хочу приготовить утку и пригласить вас обоих в пятницу на ужин.

– Не думаю… – тут ее голос дрогнул, и она умолкла.

– Я знаю, что вы, ребята, пошли по кривой дорожке. – Софи коснулась ее руки, в добрых глазах было столько сочувствия, что молодая женщина едва не разрыдалась.

Прикусив губу, Ханна изо всех сил пыталась сдержать слезы, но ничего не вышло, и на ее щеках все-таки заблестели мокрые дорожки. Устыдившись своей слабости, она тут же вытерла их краешком рукава.

– Да что же такое со мной творится!

– Ты расстроена, это понятно.

– Но обычно я так себя не веду. А сейчас плачу и плачу…

– Критические дни, – предположила Софи.

– Да нет вроде, – замялась Ханна. – Даже… наоборот.

Принцесса протянула ей бумажный платочек.

– Как давно у тебя все должно было начаться?

– А что?

– Просто проверь. На всякий случай.

Это было пустой тратой времени, но ради Софи она поднялась и пролистала свой ежедневник. Последняя красная галочка, обозначающая первый день ее цикла, была поставлена уже около пяти недель назад.