Текст книги "Золото муравьев"

Автор книги: Мишель Пессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Сидя на полу в келье венгерского исследователя, я спрашивал себя, приходило ли Кёрёши когда-либо в голову, что здесь, в Зангла, ему было рукой подать до сердца прародины индоевропейцев? Ведь в считанных днях пути лежала страна охотников на горных козлов, язык и внешний облик которых куда больше походили на современных европейцев, чем у большинства народностей, что встретил Сикандер Бек к востоку от Александрии.

Кёрёши посвятил двадцать лет жизни изучению тибетской литературы. Когда ему исполнилось пятьдесят восемь лет, ученого вновь охватила тяга к поискам истоков своего народа. В феврале 1842 года он сообщил членам Азиатского научного общества, в котором также состоял, что отправляется из Калькутты через Тибет в Среднюю Азию. Целью путешествия был поиск племени югуров, или унгаров, по предположению Кёрёши – прямых потомков правенгров. 24 марта того же года ученый прибывает в город Дарджилинг, где ожидает разрешения властей отправиться в Сикким, а затем в Лхасу. И когда все было готово для продолжения маршрута, Сикандер Бек, он же Чомо Кёрёши, тяжело заболевает. Приступ лихорадки укладывает его в постель. Ученый отказывается принимать какие бы то ни было лекарства, кроме местных снадобий, рецепт которых в свое время передал ему Муркрофт. К сожалению, состояние больного тем не менее ухудшается. В эти дни ученый вспоминает о своей давней экспедиции в Заскар. Он вспоминает о встреченных тогда и преодоленных трудностях, он вспоминает о мучительном холоде в узкой келье замка королевы Занг-ла, когда лишь усилием воли заставлял себя вынимать руку из складок одежды, чтобы окоченевшими пальцами перевернуть страницу лежавшей перед ним книги. Эти подробности известны благодаря запискам представителя британских властей в Дарджилинге. 11 апреля 1842 года, накануне дня, назначенного для отъезда, Чомо Кёрёши умирает. И по сей день корни венгерского народа, поиску которых бесстрашный путешественник отдал столько сил, со всей точностью так и не установлены.

Я спрашивал себя, не удалось ли мне чуть ближе, чем Кёрёши, подойти к точке, связывающей Восток и Запад, к тому недостающему звену в цепочке, связывающей народы Европы и Азии? Я был уверен, что этим недостающим звеном является народ минаро.

Погрузив свои вещи на пони, мы распрощались со старым царем Зангла – несомненно, самым бедным феодальным монархом из всех, которые когда-либо существовали. Путь лежал на север. Мы шли к монастырю Тхонде, находившемуся у лежащего на высоте 5140 метров перевала Тхонде-ла.

На следующий день, приобретя еще одного пони – для Мисси, мы покинули Заскар и двинулись по направлению к перевалу. Идя по дороге, я спрашивал себя, чем стало для меня изучение Гималаев? Не превратилось ли оно уже в своего рода одержимость? Как знать, не предстоит ли и мне, как Чомо Кёрёши, отдать всего себя без остатка поиску следов седого прошлого и не лучше ли было заняться постройкой своего собственного будущего… Но почему так неодолимо влекла меня к себе земля минаро?..

С перевала открывался не сравнимый ни с чем, ошеломляющий и величественный вид на долину – и это зрелище заставило меня позабыть об усталости. Мне вспомнилось, как еще в детстве я был зачарован настенной росписью в пещерах, а позднее – каменными орудиями, обработанными руками наших далеких предков. Вот и сегодня я был очарован удивительной коллективной памятью жителей Гималаев, памятью, сохранившей до наших дней события тысячелетней давности. Меня зачаровывали самые невероятные на первый взгляд истории Геродота – от Царства женщин до страны муравьев-золотоискателей. Мой неизменный интерес к прошлому я могу объяснить лишь самой человеческой природой. «Человек без традиции – не человек» – так сказала мне когда-то молодая индейская женщина в Мексике. А раз так, то, быть может, «человек разумный» смог сохраниться как вид главным образом благодаря способности изучать свое прошлое и извлекать из него уроки? В таком случае мою любознательность по отношению к древней истории следовало бы рассматривать как проявление инстинкта самосохранения, присущего всему живому, в том числе и роду человеческому.

Итак, теперь мне было доподлинно известно, что на Востоке существуют люди, наделенные орлиным профилем и светлыми глазами; у этих людей белокурые дети. Здесь сохранились островки нашего собственного прошлого. Интересно, стоило ли это открытие затраченных на него усилий? Такой вопрос невольно возникал при взгляде на Мисси, которая и сидя на лошади выглядела усталой, хотя и старалась храбриться, или на Нордрупа, дышавшего с не меньшим трудом, чем мы, здесь, на высоте 5000 метров. Весь мир теперь расстилался внизу, а вокруг нас, куда ни посмотри, высились неприступные горные пики. Мы подходили к «ла» – перевалу, отмеченному простейшим чхортеном в виде груды камней, символизирующей связь богов и людей. Я услышал ритуальный возглас: «Ки-ки со-со! Ла гиало!» (Боги всемогущие!) – Нордруп первым достиг перевала.

Оглянувшись, я увидел у своих ног нагромождение хребтов, пересеченных тысячью гигантских шрамов, долины, в которых блестели безмолвные речушки, оживляющие своими золотыми нитями этот лунный пейзаж.

Напрасно искал я глазами хоть малейший признак присутствия человека в этих местах. Тщетно было искать в окружавшей нас грандиозной панораме заснеженных вершин свидетельства того, что люди живут здесь на протяжении тысячелетий. Величественная Природа не добра и не зла, но совершенно безразлична к помыслам нашего человеческого рода. Ей не было никакого дела до этих честолюбивых двуногих существ, которые царапали скалы, покрывая их рисунками, ставили обелиски из обломков породы в надежде оставить после себя свидетельства своей духовной деятельности. Эти скромные попытки связать себя с вечностью и были здесь единственными признаками бытия наших предков и единственным наследием, которое оставили они нам.

При подъеме на плато Рупшу мы увидели труп мула, лежавший в стороне от нашей тропы. Что это – дурное предзнаменование? С немалым трудом мы начали спускаться к высокогорным долинам по обледеневшему ущелью, которое одновременно пронизывалось ледяным ветром и выжигалось легко проходящим через разреженный горный воздух ультрафиолетовым излучением Солнца.

По мере продвижения я мысленно пытался привести в систему полученные сведения. Итак, нам было теперь ясно, что Ладакх и Заскар некогда населялись племенами охотников, принадлежавшими к индоевропейцам. Есть все основания полагать, что главным орудием их охоты были луки из рога горного козла, того же типа, что у нынешних минаро. Не исключено, что им были известны и яды, применяемые сегодня минаро на охоте.

Наши исследования, а также работы специалистов по древнейшей истории дают возможность утверждать, что каждый поселок обитателей этих мест был как бы привязан к определенным стадам диких горных козлов и охотники следовали за этими животными из долин до вершин гор во время сезонных миграций стад. Общины разграничивали свои охотничьи владения, ставя на границе территории поселка алтари с высеченными изображениями все тех же горных козлов.

Вопреки общепринятому мнению люди каменного века жили в условиях относительного изобилия. Во всяком случае к предкам минаро это относится без всяких оговорок: район их обитания действительно изобилует дичью. Предки нынешних минаро в летнее время, по всей видимости, вели полукочевой образ жизни, живя на временных стоянках. Думается, что и спали они не в шатрах или палатках, а как и все наши друзья в Заскаре – под открытым небом.

Летом в горах можно найти не только смертоносный аконит и всевозможные лекарственные растения, но также и немало съедобных кореньев, ягод, плодов. Помнится, мы с Нордрупом подкреплялись диким горохом, найденным на высоте 4600 метров. Это растение с густо-опушенными стручками, очевидно, было близким родичем культурной разновидности гороха, выращиваемого в Заскаре. Что касается ягод, то самым распространенным видом здесь была красная смородина, растущая по берегам горных речушек. Всякий раз, когда дорога пролегала вдоль потока, мы накидывались на ягодники с проворством, лишний раз доказывающим, что передние конечности «человека разумного» служат совершеннейшими орудиями для собирательства.

В здешних ручьях и речушках водится много рыбы. Наши предки могли полакомиться, в частности, местным видом форели, которую здесь называют «аса», или же рыбой «массия», также из семейства лососевых.

В высокогорных районах форель встречается в совсем мелких ручьях, и при известной сноровке ее можно ловить руками. Оговоримся, впрочем, что в наши дни никто не нарушает вольную жизнь форели в здешних горных ручьях, ибо для буддиста – наитягчайший грех лишить жизни существо, не имеющее даже голоса, чтобы позвать на помощь.

Надо полагать, что для предков минаро подобные соображения морали вовсе не были препятствием. Несомненно, они вполне могли решиться посягнуть и на жизнь обладающих весьма крикливыми голосами местных птиц, оглушительная болтовня которых сопутствовала нам на протяжении значительной части маршрута. На горных склонах здесь развелось превеликое множество кекликов, сородичей фазана, испускавших пронзительные крики, слышимые издалека. Здешние места – земной рай для этих аппетитных пташек.

При приближении зимы предки минаро постепенно стягивались в долины, принося с собой с гор запас можжевелового хвороста, которому предстояло обогревать хижины и пещеры в долгие зимние холода. С первым снегом охотники добывали как можно больше диких животных, туши которых подвешивали, чтобы стекла кровь. Таким образом, на зиму племя было обеспечено долго сохраняющимся свежезамороженным мясом. С наступлением бронзового века жизнь минаро относительно облегчилась благодаря появлению более совершенных наконечников для стрел, применяемых на охоте.

Новейшие исследования не исключают, что в эпоху мезолита могли существовать и некоторые формы земледелия. Если так, то в это время жилища минаро, возможно, были окружены садами или даже небольшими полями, где росли зерновые или, скажем, горох.

Нам не удалось найти способа точно определить время появления в Гималаях первых минаро. Тем не менее, согласно нашим расчетам, они здесь жили уже во времена, соответствующие европейской ранней античности. В VI веке до нашей эры территория минаро была захвачена персами, пришедшими с севера через территорию Бактрийского царства. Надо думать, в это время индоевропейская языковая система и вытеснила из обихода минаро их исконное наречие.

Если принять как данное, что минаро жили в этих местах с ранней античности или даже со времени, предшествовавшего появлению лука и стрел, то многое становится на свои места. Это логично объяснит обнаружение при раскопках древних захоронений в Тибете и Ладакхе скелетов с удлиненным черепом, а также позволит предположить, что минаро селились когда-то значительно восточнее, а затем были оттеснены к западу древними кочевыми племенами монголоидной расы. Нет ничего удивительного в том, что местный фольклор и тибетская литература уделяют столько внимания символическому противоборству лошади и яка! [16]16
  См. Предисловие. – Примеч. ред.


[Закрыть]Вероятно, это служит отражением противоборства (увы, отнюдь не символического) между двумя народами – минаро и дрок-па.

Что происходило, спрашивал я себя, когда кочевники начали появляться на землях охотников на коз? Надо думать, минаро испытывали мало симпатии к этим пришельцам, гнавшим с собой стада. О чувствах предков минаро напоминает характерное для нынешних их представителей отвращение к яку и корове. А могли ли минаро оказать существенное сопротивление пришельцам? Еще и сегодня общины минаро живут весьма разобщенно, видимо, и в те далекие времена было так же. Смешанные браки потихоньку размыли очертания племени, и до сегодняшнего дня сохранилось лишь около трехсот семейств «стопроцентных» минаро.

Вечер настиг нас, когда мы переходили по ледяной воде вброд горную речушку. Мисси и я занялись установкой палаток, погонщик мулов и Нордруп отправились собирать хворост и ячьи кизяки для костра. Вскоре на огне уже булькал котелок с соленым чаем для наших провожатых. Мы же подкрепились галетами и поспешили скрыться в палатки от холода, который царит по ночам здесь, на высоте 4800 метров. Нордруп и погонщик, подтрунивая над нашей изнеженностью, предпочли расположиться под открытым небом.

Наутро мы начали спуск вдоль реки, которая время от времени пряталась меж фантастических башен, высеченных ветром. Красноватая горная порода в сочетании с зеленью карликовых деревьев и синевой воды создавала незабываемую картину. Река причудливо извивалась между скалами, и мы то и дело вынуждены были разуваться и переходить вброд бурлящий поток, который по мере впадения в него новых ручейков становился все глубже и глубже. Если сначала Мисси удавалось переправляться верхом, держась за гриву своей лошадки, то затем ее верный пони уже не доставал ногами дна и был вынужден пускаться вплавь. Я подсчитал, сколько раз в тот день нам пришлось принимать холодную ванну: восемнадцать.

Проводник экспедиции – неутомимый Нордруп.

Когда я готовился в очередной раз зайти в ледяной поток, Нордруп молча тронул меня за плечо и указал пальцем на скалу, высившуюся прямо над нами.

– Скин, – прошептал он.

Я по привычке скользнул взглядом по скале, думая увидеть очередную серию изображений горных козлов, – ничего похожего.

– Ты о чем? – переспросил я с некоторым нетерпением.

– Ди ла (На перевале), – ответил Нордруп, повторно указывая на вершину горы, которая была слишком высоко, чтобы я мог что-нибудь на ней разглядеть.

– Там горные козлы. Целое стадо.

Я понял наконец, что Нордруп имел в виду живых козлов.

Напрягая зрение, я действительно разглядел как будто небольшое стадо. Неожиданно для меня самого сердце вдруг часто забилось: похоже, эти животные начали играть в моей жизни более значительную роль, чем я мог предположить. Как и для наших минаро, они стали для меня чем-то вроде божественного символа.

По мере продвижения вперед у меня начало складываться впечатление, что мы никогда не выйдем из этого бесконечного ущелья. С обеих сторон высились отвесные стены, в разломах которых виднелись окружавшие ущелье горные пики. Мы шли по наименее изученным местам самой высокой и недоступной горной системы планеты.

Когда силы, казалось, были уже на исходе, нам вновь пришлось переправляться через реку. Ледяная вода доходила до пояса, и в голову поневоле закралась мысль о том, что уже очень много незадачливых путешественников так и не смогли добраться до противоположного берега таких вот бурных гималайских потоков. Прогнав эту мрачную мысль, я поспешил на помощь Мисси. Вместе с Нордрупом я помог ей достичь берега, а затем взобраться по склону. Наша мужественная спутница сама не смогла бы подняться – мешали наколенники. Было чистым безумием с моей стороны вовлекать ее в эту авантюру, и, собственно, ради чего? Показать ей горных козлов, настоящих и нарисованных…

Я так углубился в свои мысли, что чуть не вскрикнул от неожиданности, когда перед нами вдруг возник выкрашенный в ярко-красный цвет чхортен. Молитвенные флажки на древках из неоструганных ветвей колыхались на ветру вокруг рогов горного козла, укрепленных на верхушке святилища. Что это могло означать?..

Солнце клонилось к закату, и окружавшие нас горы мало-помалу погружались в золотистую дымку. В скале за высившимся перед нами чхортеном темнела широкая щель. Значит, это – гигантский «рассеченный камень»? С удивлением мы увидели, как Нордруп взял лошадь под уздцы и уверенно направился к расщелине. Я направился следом – и мы вошли внутрь скалы. Несколько километров мы шли по дну погруженной в полумрак глубокой теснины. Расщелина, однако, становилась постепенно все шире. По ее дну бежал ручеек, берега которого были покрыты густой травой. Впервые за несколько недель мы увидели хоть какую-то более или менее существенную растительность. Затем трава уступила место густым зарослям болотных травянистых растений. Стены ущелья расступались все шире и шире, и вскоре вместо привычных уже глазу каменистых вершин нас окружали округлые холмы, покрытые нежной зеленью. Этот тайный ход вывел нас в широкую долину. Как мы узнали позже, посредине долины стоял поселок. Название его было Шади. А вот и кое-кто из его жителей стал встречаться на дороге, провожая удивленным взглядом наш маленький отряд. Лица этих людей были темными, частично от загара, частично от втираемой в кожу золы от жженного козьего рога. Цель этого местного удивительного на первый взгляд макияжа проста – защищать кожу от опасных на такой высоте солнечных лучей. Монголоидные черты лиц встречных не оставляли сомнений – перед нами тибетцы.

Впервые за последние двадцать лет я ощущал себя среди этих людей чужаком. Мне теперь хорошо было понятно, что я в глубине души был не таким, как они, погонщиком стад – я всегда оставался человеком из племени минаро, охотником за горными козлами. Вот здесь, в долине Шади, мое племя проиграло решающую битву в войне, начавшейся через неполных сто лет после походов Александра Македонского. Это было в 221 году до нашей эры, когда на престол Поднебесной империи взошел император Шихуанди. Этот человек не только начал строительство Великой китайской стены, но и отправил также в Монголию трехсоттысячную армию, приказав ей разгромить войска кочевников сюнну.

Последствием этих двух событий – постройки стены и отправки армии – стало величайшее в истории переселение народов. Потерпевшие поражение сюнну откатились на запад и вторглись в земли белокожих юэчжи, которые в свою очередь двинулись на запад и заняли территории, населенные саками (скифами). И этот народ устремился на запад; так, подобно опрокидывающимся косточкам домино, древние народы стали подталкивать друг друга в западном направлении. Последними всплесками этого своеобразного явления стали миграции, известные Европе как «вторжения варваров». Эти миграции довели сначала готов до Португалии, а много позже – к монголов до ворот Вены.

Менее известным последствием того же процесса стало переселение тибетских кочевников к юго-западу. Лишь несколько крошечных островков остались нетронутыми могучей рекой их миграции – община минаро, сохранившаяся в Заскаре, а также некоторые поселки вдоль верхнего течения Инда. Поселок Шади, до которого мы дошли, был аванпостом на фронте этого переселения. Мы достигли финиша в своем путешествии, пришла пора возвращаться и думать о новых задачах.

Глава девятая. Операция «горный козел»

По возвращении в Европу и подведении итогов экспедиции мы пришли к однозначному выводу: исследования должны быть продолжены. Мы подобрали даже название для следующей экспедиции: «Операция „Горный козел“». Учитывая тот факт, что различные поселения минаро оказались сегодня по разные стороны индо-пакистанской демаркационной линии, было решено на сей раз начать «Операцию „Горный козел“» с территории, контролируемой Пакистаном. И вот настал срок – это было 20 августа – снова отправляться в дорогу.

В Пакистане нам пришлось пройти целый ряд инстанций для получения допуска в приграничную зону. Пока улаживались формальности, мы с Мисси отправились по местам, связанным с прохождением здесь армии Александра Македонского.

У меня не выходили из головы некоторые разрозненные сведения о том, что минаро являются якобы потомками солдат армии Македонского.

Километрах в шестидесяти от Равалпинди и Исламабада находятся развалины древней столицы северной провинции нынешнего Пакистана – города Таксилы, лежавшего на пути Александра. Об индийском походе легендарного завоевателя написано немало работ, но до сих пор нет точных данных, какие же народы населяли в то время этот район. Кое-что мы можем собрать по крупице из работ древних историков, таких, как Арриан, Диодор Сицилийский и Плутарх. Из их трудов следует, что, дойдя до реки Кабул (на территории нынешнего Афганистана), войска Александра пошли вдоль ее русла и после непродолжительной остановки в долине реки Сват достигли Инда.

Любой, даже современный, путешественник ожидал бы на месте Александра, что в этих местах он встретит людей исключительно со смуглой кожей. Каково же было изумление македонского воинства, Да и самого Александра, когда на берегах Свата, в городе Ниса, их встретили абсолютно белокожие люди! Все без исключения историки свидетельствуют, что жители Нисы внешним обликом скорее напоминали греков, чем, скажем, персов или индийцев.

Кто же были эти люди? Арриан, к примеру, выдвигает гипотезу, что жители Нисы были потомками греческих солдат, принесших в свое время в Индию из Фив культ Диониса. Это предположение, кстати, было официально принято на вооружение и Александром. Он воспользовался гипотезой о солдатах Диониса, чтобы доказать своим воинам, что ему, Александру, суждено было пойти дальше, чем самому Дионису. Полководец сохранил жителям Нисы их независимость и самоуправление. Этот город, по мнению современных археологов, находился на краю холмов Кох-и-Нура, в долине Свата. Забавная деталь: если Александр Македонский поспешно зачислил жителей Нисы в потомки греческих солдат, то британцы сразу после завоевания долины столь же поспешно объявили светлокожих калашей Гиндукуша потомками солдат Македонского.

Лично я убежден, что ни светлокожие калаши, ни минаро с их европейским обликом, ни поразившие воображение македонцев жители Нисы не имеют к грекам никакого отношения. Несомненно, речь идет об исконных народах Центральной Азии, которые, подобно современным минаро, смогли сохраниться благодаря труднодоступности здешних горных долин. Между прочим, продвигаясь вверх по долине Свата, войско Александра проходило через места, населенные другими светлокожими племенами. Их называют то ассаценами, то аспасийцами, то гурейцами. Первое столкновение греков с этим народом (или народами) произошло у стен крепости Массага, которая так и осталась непокоренной. От Свата греческое войско направилось к долине Инда, начинающейся к северу от города Таксилы. Здесь полководец решил дать еще одну битву непокорным белокожим людям, чтобы расквитаться за битву у Массаги. Он осадил одно из укреплений, называемое греками «Аорносская скала», и продвинулся вперед, преодолевая сопротивление.

В окрестностях поселков минаро часто встречаются изображения горных козлов.

Кто же в действительности были эти загадочные ассацены, аспасийцы, гурейцы? Думаю, что речь идет об одном и том же народе.

Это я и намеревался узнать, направляясь в приграничный район в верхнем течении Инда, где и поныне язык шина – родной для более чем ста тысяч человек. Чрезвычайно важным был и такой вопрос: в какой степени полностью перешедшие сегодня в ислам шина родственны живущим в Ладакхе и Заскаре минаро?

В маленьком самолете мы с Мисси летели вдоль долины Инда, к его верховьям в направлении Скарду. Крылья самолета почти касались вершин горных пиков, теснящих великую реку. Да, похоже, что лежащая под нами местность весьма мало подходила для решающих битв – у Александра были все основания повернуть назад. Через две тысячи лет британские войска встретили именно здесь наиболее ожесточенное сопротивление за весь период покорения Индии. Вплоть до 1939 года британцам пришлось иметь дело с упорным сопротивлением шина в районе Чилас, который так и не удалось полностью подчинить британскому господству. Как нас предупредили, еще и сегодня некоторые народы здесь весьма настороженно относятся к непрошеным гостям-иностранцам, и без приглашения в их поселки заглядывать небезопасно.

Продвинувшись еще чуть дальше на север, мы облетели эти непокорные поселки и достигли того места, где Инд делает резкую излучину, огибая гору Нангапарбат (8128 метров). Самолет стал снижаться у города Скарду, стиснутого горными цепями Каракорума и Гималаев. Из аэропорта до города мы добрались по дороге, идущей среди наступающих на нее песчаных дюн. Опасность скрыться в будущем под песками угрожала и базару, раскинувшемуся перед построенной в традиционном стиле резиденцией раджей Скарду. Мы были теперь на территории Кашмира, контролируемой Пакистаном. От Каргила Скарду находится километрах в ста двадцати. Местное население (в основном – мусульмане) говорит на одном из диалектов тибетского языка.

В Скарду мы попытались получить разрешение подняться вверх по течению Инда до демаркационной линии, чтобы исследовать район с точки зрения присутствия культуры минаро. Несмотря на все рекомендательные письма, в таком разрешении нам было отказано, и мы довольствовались опросами местных жителей. Из этих опросов удалось выяснить, что на интересующей нас территории действительно есть три поселения минаро. Жители их исповедуют ислам в отличие от минаро-буддистов в Заскаре.

Интересная деталь: жители Скарду четко различали поселки минаро и селения народа шина, несмотря на то что шина и минаро чрезвычайно похожи друг на друга внешне, а также говорят на схожих языках.

Далее мы с Мисси направились в долину Шигар, лежащую в предгорьях Каракорума. Эта горная цепь включает в себя вторую по высоте вершину мира [17]17
  Чогори, 8611 метров над ур. моря. – Примеч. пер.


[Закрыть].

Мы обратили внимание, что у людей народа балти, живущих в долине, цвет кожи значительно светлее, чем у ладакхов, говорящих на том же языке, что и балти. Можно предположить, что среди населения долины Шигар тибетский язык распространился в результате постепенного смешивания местных жителей с пришедшими в эти края тибетцами. В долине нами были обнаружены многочисленные изображения горного козла, идентичные тем, что мы видели в Ладакхе. Интересно, что среди минаро бытует мнение, будто бы долина Шигар, как и ее окрестности, принадлежала когда-то им.

По возвращении в Скарду нам удалось получить пропуск для проезда через горы Деосай в долину Астор. Принадлежащий местным властям «джип» вез нас через ущелье, на стенах которого можно было видеть уже знакомые изображения все того же горного козла, ставшего символом нашей экспедиции. Дорога круто поднималась вверх, выводя нас на высоту около 4300 метров над уровнем моря. Последний вираж – и перед нами открылась картина, от которой захватывало дух.

Под нами лежала огромная долина, покрытая цветами и кустарником, изборожденная серебристыми ручьями, – и ни одного, даже самого крошечного поселка. А вокруг – лишь заснеженные горные пики, закрывающие собой линию горизонта. Казалось, какой-то исполин перенес на ладони в этот лунный ландшафт немного зелени, предназначенной радовать взор одних лишь местных божеств.

Впрочем, нет, не так: кроме божеств красотами этих мест пользовались тысячи сурков и сотни медведей. Проезжая через долину, мы видели великое множество сурков, надо думать, редких представителей животного мира, которым оказалась по силам здешняя суровая зима. При нашем приближении они вытягивались в струнку перед своими норами и свистом предупреждали сородичей об опасности.

Вместе с нами ехали несколько местных чиновников. По дороге они рассказали мне одну легенду, связанную с сурками. Однажды у некоего человека потерялась лошадь на плато Дансар. Было это в самом начале зимы. Несчастный был в отчаянии – ведь лошадь неминуемо погибнет зимой на этой голой равнине. Каково же было его изумление, когда весной он отыскал свою пропажу. Лошадь даже нисколько не похудела. Оказывается, она кормилась запасами, собранными в норе одного добросердечного сурка. Неблагодарный владелец лошади немедленно разорил нору, чтобы узнать все сурочьи секреты. И с тех пор всегда сурки, издали завидев человека, приподнимаются на задних лапах и встревоженно свистят, чего никогда не делают при приближении какого-либо зверя.

Я поинтересовался на всякий случай, нет ли в здешних местах золотоносных жил. Мне ответили, что когда-то намывали немного золотого песка в двух речушках, текущих в долину Астор.

Золото!.. Я лихорадочно начал расспрашивать всех, кто мне встречался в Асторе, не слышали ли они каких-нибудь историй о муравьях-золотоискателях. Увы, никто не слышал ничего подобного. Мне пришло в голову, что единственный способ установить местонахождение страны «золота муравьев» – это соотнести рассказ Геродота со сходной местной легендой. Но в том-то и дело, что таких легенд не было и в помине.

Спускаясь по долине в направлении Инда, мы продолжали осматривать окрестности в поисках наскальных рисунков. И тут уж нам повезло куда больше. Мы нашли изображения горного козла и вдоль течения Инда, вблизи Гилгита, и в Хунзе. Местные жители, однако, не имели ни малейшего представления о происхождении рисунков. А ведь шина – народ, родственный минаро, да и сами минаро уверяли, что пришли на берега Инда из Гилгита, их привел вождь по имени Гил Сангие – Гилгитский Лев.

Исследования профессора Йеттмара и других ученых подтверждают, что шина до принятия ислама действительно исповедовали религию, сходную с верой минаро. В этой религии также особое значение придавалось каменным обелискам, горным козлам и можжевельнику.

В нескольких километрах к северу от Гилгита находится небольшое княжество Хунза, жители которого славятся своим долголетием. Население княжества составляют мусульмане секты исмаилитов. Говорят они на языке, называемом бурушаски. Этот язык не имеет ничего общего ни с тибетскими наречиями, ни с местными индоевропейскими диалектами, такими, как шина. По этой причине некоторые исследователи выдвигают гипотезу, что именно жители Хунзы – хунзакуты – коренное население этого района. То есть предполагается, что хунзакуты жили здесь еще до прихода шина и минаро, не говоря уже о более поздних пришельцах. Я придерживаюсь другого мнения. По-моему, хунзакуты относительно недавно переселились в эти края. Свое предположение я могу подкрепить, в частности, тем, что в верховьях Инда ни в одном из поселков не употребляют слов из языка бурушаски. Кроме того, мне стало известно, что шаманы в Хунзе, впадая в транс, по непонятной причине переходят на чистейший шина. Думается, составившие население княжества племена в прошлом прибыли сюда по караванному пути, вдоль которого и сегодня располагаются здешние поселки. Но, как бы то ни было, в сегодняшней Хунзе мы не обнаружили и намека на существование верований эпохи каменного века.

Увлекательное путешествие подходило к концу – мы должны были вернуться в Сринагар.