Текст книги "Тигр на завтрак"

Автор книги: Мишель Пессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

«И все это доставлено на спинах носильщиков», – сообразил я.

Борис устроился в кресле, и я получил возможность внимательно разглядеть его. Он был явно хорош собой, в его глазах светилась хитринка, а добродушное, но подвижное лицо отражало определенную элегантность и аристократизм. Волосы с пробором в центре придавали ему особый вид, а крепкое телосложение не мешало его бойким движениям, как и пристало бывшему танцовщику балета. Я заметил, что он не просто ходит, а, скорее, с неожиданной грацией пританцовывает. Однако дела захлестывают его: Бориса, как лорда, постоянно осаждают слуги и гости, когда он перемещается по широким галереям отеля и заговаривает то с одним, то с другим.

В хрустальных люстрах и зеркалах венецианского стекла (также доставленных на спинах носильщиков) отражаются импозантные портреты, которыми увешаны стены бального зала и галерей великолепного здания. На портретах изображены блистающие драгоценностями ныне свергнутые непальские магараджи династии Рана.

Борису пятьдесят пять лет, но выглядит он на десяток лет моложе, а динамизм и энергия делают его еще моложе. С чуть тронутыми сединой волосами с прямым пробором он напомнил мне клиентов ресторана «Максим» в «Веселые двадцатые годы», изображенных на иллюстрациях старомодных журналов.

Когда я впервые встретил его, мне показалось, что его имиджу не соответствует походная рубаха в пеструю полоску и с короткими рукавами, которая была на нем. Хотя она необходима для мягкого климата Непала, я рискнул предположить, что он как раз возвратился из какого-то похода, возможно, с охоты на тигра. Но, к моему удивлению, в тот самый вечер он не сменил стиля одежды и к ужину; на нем была рубаха того же покроя, и даже еще более цветастая. Позднее я узнал, что даже на королевские приемы Борис всегда ходит в своих повседневных легендарно знаменитых походных рубахах в пеструю полоску. Просто одетый, он странно контрастирует с обычно элегантно одетыми гостями, находящимися под большим впечатлением от великолепной атмосферы, которую отелю придают бесчисленные шкуры тигров и рога, чучела и шкуры других животных, украшающие коридоры и номера отеля. Одной из достопримечательностей в этом ряду являлось чучело пятиметрового крокодила, чья вечно открытая зубастая пасть как бы ожидала подвыпивших туристов, выходящих из бара.

Бар расположен на верхнем этаже в просторной прямоугольной комнате, с двух сторон выходящей окнами на зеленый парк. Названный «Як и Йети» (як – длинношерстный тибетский бык, а йети – местное название «снежного человека»), он является не только сердцевиной отеля, но и нервным центром Катманду. Стойка бара украшена тончайшей резьбой с изображением непальских божеств, которые грациозно машут своими бесчисленными конечностями перед большим центральным камином, дым из которого выходит через медную колонну, свисающую с кровли и представляющую собой шедевр мастерства швейцарского архитектора и непальского кузнеца, использовавшего местную архаичную технику.

Одной из специфических черт этого бара, как я вскоре обнаружил, было то, что в нем часто не было выпивки. Такая специфика, кстати, не единственная в Катманду, была одним из последствий того факта, что после первой же попытки Бориса основать в Непале ликероводочный завод, инициатор был арестован. С той поры алкогольные напитки попадают в столицу только по случайной прихоти таможен Индии и Непала, а большинство клиентов бара, начиная от сэра Эдмунда Хиллари и заканчивая принцем Басундара, братом короля Непала, привыкли сидеть там, попивая лимонад и мечтая о прибытии очередного авиарейса из Индии, с которым может быть доставлен груз виски. До настоящего времени клиенты бара редко испытывали великую радость в связи с одновременным поступлением содовой и виски. Чаще бывает, что получают либо содовую, либо виски, словно в Непале никогда не пробовали их смесь.

В первые два дня после моего прибытия я тщетно пытался найти минуту, когда смогу в спокойной обстановке потолковать с Борисом о своих экспедиционных планах. Это оказалось невозможным вплоть до третьего дня, когда, бродя по саду отеля, я столкнулся с Борисом, который рассматривал какие-то молодые саженцы.

– Это моя клубничная плантация, – объяснил он. – Прежде в Непале никогда не выращивали клубнику. Кажется, растет нормально. Как вы считаете?

Я согласился и попытался направить беседу в нужное мне русло, но поначалу без видимого успеха.

– Эту клубнику мои друзья провезли контрабандой из Швейцарии через Индию, – продолжал он. – А вы любите клубнику? – увлеченно осведомился он. – Вам надо будет приехать еще раз, а я попробую договориться, чтобы мне прислали сливки из Гонконга, или, еще лучше вишневую водку.

Борис явно не обращал внимания на мои вопросы. Он занялся прополкой грядки. Я снова попытался сменить тему, затронув деликатную проблему получения разрешения на проведение изысканий в районе Эвереста. Завершив прополку, Борис встал, несколько возбужденный поглощавшей его работой. Теперь он был готов выслушать меня.

Через десять минут вопрос был решен. У меня были имена ключевых правительственных чиновников, заверение Бориса в поддержке и необходимые рекомендательные письма и я знал, какие инстанции мне нужно пройти для получения разрешения. Короче говоря, я был осведомлен обо всех секретах работы правительства, и мне была обещана помощь, необходимая для моих изысканий. Я понял, что когда Борис сталкивался с какой-либо проблемой, он не тратил время на разговоры. Серьезно выслушав меня, он дал мне исчерпывающую информацию и полезные советы, а затем вновь занялся клубникой.

В противовес всем предсказаниям, менее чем месяц спустя я вел к Большому Гималайскому хребту караван носильщиков с оборудованием, одолженным мне Борисом и его друзьями. Там я смог успешно провести свои изыскания и изучение шерпов, населяющих самые высокие горы нашей планеты. Там же я впервые познакомился с труднодоступным регионом Непала, с его долинами, населенными многочисленными племенами, почти неизвестными внешнему миру.

Этот первый контакт с Непалом и его незабываемыми жителями, с Борисом и отелем Ройэл убедил меня вернуться туда вновь, чтобы узнать их поближе. Через четыре года, в ноябре 1963 г. я опять отправился в Катманду. Перед этим я как раз женился и запросил Бориса, сможет ли он принять нас на полгода и ознакомить с Индией и вообще с Азией, которые он так хорошо знал, с Востоком, о котором я грезил с детства, с охотой на тигров и базарами, на которых затеваются политические интриги магараджей и принцев, с миром, который быстро исчезает и вестернизируется. Я знал, что Борис – один из тех последних экспертов, которые подобрали ключи к этому миру Востока.

«Если у вас есть время, то у меня найдется выпивка», – ответил Борис на мой запрос. – «Приезжайте, когда хотите…».

Две недели спустя мы с женой, Мари-Клер, приземлились в Катманду и направились в отель Ройэл.

II. Застольная беседа о гробе

«Понимаете ли, проблема заключалась в том, чтобы найти алюминиевый гроб. А как бы еще мы смогли бы доставить обратно его тело? Я объяснил его родителям, что когда прилетел вертолет, он был уже мертв, и что спустить вниз его тело не было никакой возможности. Может быть, вы объясните мне, что я должен был сделать?»

Мы только что прибыли и, пока Мари-Клер распаковывала вещи, мы с тремя пассажирами, с которыми летели вместе, прошлись в «Як и Йети». Как я выяснил, они были банкирами и их разговоры об Уолл-стрит и лондонском Сити резко контрастировали со свежим весенним ветерком и атмосферой лености, царившей в баре.

При слове «гроб» корреспондент «Тайм» просунулся поближе к небольшой группе лиц, сидевших кружком за пустыми стаканами. Массивный, темноволосый мужчина с сильным итальянским акцентом продолжал разглагольствовать о трупе. По одну сторону от него сидел худосочный священник, а по другую – коренастый мужчина в полосатой походной рубахе.

Человек в рубахе рассеянно поднял голову и с широкой улыбкой взял меня за руку.

– Что будете заказывать? – были его первые слова, когда он молча дал понять, что мне следует присесть и послушать, о чем идет речь.

– Скотч и содовую, – рискнул заказать я. Кто знает: может, теперь в Непале есть и то, и другое.

Мой заказ принял худощавый молодой непалец в белых галифе и черной шляпе. Всем присутствующим раздали напитки.

У отца Морана было шерри; мужчина из итальянской экспедиции выскользнул из бара. С его уходом шум голосов несколько усилился. Все соболезновали ему. Что еще ему оставалось телеграфировать семье, проживавшей в Турине? Отец Моран заверил его, что пойдет в горы, чтобы дать последнее благословение погибшему альпинисту. Борис убедил его, что действительно нет никакой возможности отправить тело в Италию. «Поймите же, в Непале даже не имеют представления о том, что такое гроб! А что касается гроба из алюминия, то в этой стране вообще нет алюминия!».

В том году это была уже седьмая жертва в горах и, вероятно, сотая с тех пор, как в 1950 г. Непал был открыт для альпинистских восхождений. Было трудно симпатизировать этим странным молодым людям, которые прилетали в Непал, размещались в отеле Ройэл с грудой снаряжения, а затем с уверенным видом направлялись в горы в сопровождении сотен одетых в лохмотья носильщиков и исчезали из виду за долиной, поднимаясь по тропам к подножию ледников в королевстве лам. Месяцы спустя возвращались усталые, почерневшие от загара, бородатые молодые люди, подавленные и грустные, и объясняли, как погибли Пауло или Питер, упавшие с северного гребня или захваченные лавиной. Какая бесполезная смерть, в то время как эта страна так нуждается в людях, которые помогли бы ей выбраться из средневековой отсталости!

После ухода альпиниста обстановка в баре разрядилась. Началась приятная оживленная беседа. Борис весело рассказывал о проблемах, с которыми столкнулся накануне. Прилетел премьер-министр Индии Джавахарлал Неру и, как обычно, его самолет приземлился до прилета сопровождавшего самолета с провизией для высокого гостя. В результате, блюда, подававшиеся на банкете, представляли собой наспех приготовленные эрзацы того, что планировалось загодя. Тем не менее, обслуживали гостей прелестные молодые непальцы и непалки, старавшиеся изо всех сил, и потому все прошло благополучно к удовольствию короля Махендры. На банкете у короля подавали артишоки а-ля Борис, а на очередном банкете у премьер-министра – булочки а-ля Борис и палтус а-ля Борис. Таким образом, Борис оказался палочкой-выручалочкой как для руководства Непала, так и Индии.

А тем временем из коридора возле бара доносился отчаянный крик отставного дантиста д-ра Энтони, прилетевшего тем же самолетом. Доктор посылал проклятия весело улыбающемуся непальскому клерку за то, что ему не забронировали номер.

Дело в том, что как раз в тот момент прибыла группа туристов. За своим гидом шла шеренга американцев, британцев, немцев и скандинавов в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти лет, совершавших путешествие вокруг света.

– Это просто чудо, что они могут идти в ногу со временем, – заметила датская теща Бориса г-жа Эстер Скотт. – Обычно кто-нибудь из них успевает умереть еще до прибытия в Катманду. Грустно смотреть на них, мне их очень жаль.

У делегации Международного банка, которая также остановилась в отеле Ройэл, был в загашнике серьезный проект, и они очень нуждались в помощи Бориса. И альпинисты нуждались в его содействии, и журналисты, и вообще все.

Помощь Бориса обычно заключалась, главным образом, в том, чтобы разъяснять европейцам образ мышления и темп жизни непальцев или, напротив, объяснять непальцам, что и как делается на Западе. В результате достигался компромисс, и я чувствовал, что банкиры, альпинисты, корреспонденты и туристы вскоре расслабятся и жизнь в Катманду снова войдет в более спокойное русло.

Сидя в баре и ощущая всеми фибрами, что, наконец, вновь оказался в Непале, я с удовольствием отметил, что Борис совсем не изменился. Как и прежде, от него веяло энергией. Он в совершенстве владел искусством общения. При нем совершенно незнакомые люди чувствовали себя значительными и понимали, что им рады. И, как обычно, круг интересов Бориса был так же огромен, как и его воображение. О чем бы ни заходила речь, будь то пчеловодство, охота на слонов, искусство Тибета или Пикассо, по каждому поводу у него было не только свое мнение, но и жизненный опыт, и при такой широте интересов он всегда находит что-то общее с каждым из тысяч людей, с которыми постоянно встречается.

В последующие дни я заметил, что и в городе практически ничто не изменилось, если не считать наплыва большего числа иностранцев, которые, найдя прибежище в своих представительствах, миссиях, или же в отеле Ройэл, делились вечными жалобами на своих земляков и затевали мелкие интрижки, характерные для людей, общающихся в собственном узком кругу. По большей части их не интересуют Непал и непальцы, они заняты лишь тем, что интригуют и сплетничают друг о друге на вечеринках, на которые их приглашают или которые они устраивают сами, чтобы не отстать от жизни своих землячеств. На эти приемы, как их торжественно именуют, с готовностью приходят многие окультуренные непальцы, милостью фортуны получившие дипломы какого-нибудь «британского университета», без которых им было бы трудно подражать западному стилю жизни.

В Непале этот слой представлен лишь небольшим числом принцев, по большей части из династии Рана. До 1950 г. потомки этого семейства управляли здесь как феодальные суверены и в определенной степени тираны.

Какая странная земля Непал! Своим существованием она обязана скорее исследованиям изыскателей, чем какому-то определенному административному единству. Общим знаменателем здесь являются только горы. Горы и горцы с востока до запада, с севера до юга, от влажных, пагубных для человека джунглей тераи через рисовые поля террас у подножия гор до мощных снежных пиков Эвереста, Аннапурны и Дхаулагири, отделяющих Непал от невидимой глазу, но постоянно напоминающей о себе захваченной китайцами территории Тибета.

Через окна бара мне были видны покрытые снегом вершины, за которыми маячили призраки коммунизма и одновременно мистики, апологеты которых временами спускаются в солнечную долину Катманду, где тибетские монахи любезно беседуют с молчаливыми сотрудниками посольства КНР.

Как и всегда, подобно пчелиному рою, в отеле сновали миллионеры и принцы, носившиеся с проектами и замышлявшие интриги. Борис только что возвратился из Гонконга, как раз во время, чтобы успеть подготовить банкеты, устраиваемые в последующие два вечера королем Махендрой в честь Неру и самим Неру в честь короля. На следующий день ожидался приезд сэра Эдмунда Хиллари, покорителя Эвереста, ныне занимающегося устройством школ для шерпов. А, кроме того, Борис с удовольствием сообщил мне, что через день ожидается прибытие на медовый месяц космической пары – Валентины Терешковой и Андрияна Николаева вместе с еще одной парой – космонавтом с супругой.

По коридорам отеля все еще сновали унылые небритые члены неудачной итальянской экспедиции, одетые в голубые джинсы и пахнувшие тибетским маслом, и американские туристы, жаловавшиеся на то, что бытовые условия в Непале далеки от современного уровня. Они совсем забыли о том, что эта страна, по выражению Бориса, «все еще живет в семнадцатом веке, за десять лет вырвавшись из средневековья».

Вряд ли кто-нибудь мог ответить на вопрос, как мне поговорить с Борисом по душам в такой суете. Быть рядом с ним было все равно, что облетать землю в космическом аппарате. Казалось, что когда разносили виски, появлялись все новые необычные люди, начиная с российских космонавтов, проводивших свой медовый месяц, и заканчивая недавно прибывшим германским послом, чей номер соседствовал с номером пакистанского посла. Оба они ждали, когда завершится строительство их миссий.

– Разве с ним можно поговорить наедине? – заметила Ингер, прелестная молодая датчанка, жена Бориса. – За пятнадцать лет нашего брака я провела с ним всего два вечера.

После этого Ингер поспешила приготовить чай для членов комитета тибетских беженцев, которые должны будут встретиться в своей частной квартире до того, как приедет принц Басундара со своей американской невестой.

Как же мне разузнать подробности жизни Бориса в России, его карьеры в балете, о его занятиях в период Второй мировой войны, о Борисе и магарадже Куч Бихара, Борисе и Голливуде, Калькутте, Сайгоне, тиграх, слонах и Непале?

На следующий день после нашего приезда, на заре меня разбудил легкий шум. Служитель принес мне «утреннюю чашку чая», презренную колониальную традицию Британской Индии, требовавшую, чтобы белый «сахиб» ежедневно имел чашку чая у постели в пять часов утра. Нужно ли говорить, что единственное преимущество этой традиции заключалось в том, что когда три часа спустя «сахиб» вставал, чай остывал, и ему приходилось подавать новый.

В то утро я больше не мог заснуть и потому встал и пошел прогуляться по парку. Там я с удивлением увидел массу девушек брачного возраста, входивших в калитку. На них были тяжелые золотые и серебряные украшения, позванивавшие на узких черных блузках, заправленных под широкие пояса, поддерживавшие длинные плиссированные юбки. Они смеялись и шутили, и, согнувшись в три погибели, тащили тяжелые связки розового дерева с вырубок в рододендроновых лесах, покрывавших вершины зеленых холмов, со всех сторон окаймлявших долину.

В Катманду нет горючих полезных ископаемых. Самым распространенным топливом является коровий навоз, а поскольку Борис не мог использовать его в отеле, ему пришлось прибегнуть к услугам племени таманг, таинственного народа, известного своими ювелирными изделиями и тем, что они предоставляют своих молодых женщин для различных услуг.

Привилегией этого племени стала доставка в отель каждое утро дров, необходимых для согревания воды, чтобы клиенты могли регулярно принимать горячую ванну. Изолированное географическое положение Катманду и примитивность бытового обслуживания в Непале приводили к тому, что элементарные удобства обеспечивались с помощью сложных ритуалов. Хорошим примером служит приготовление горячей ванны.

Дрова, которые приносили каждое утро, складывают в аккуратные штабеля, и, пока девушки племени таманг ожидают заработанных денег (их выдают им монетами, т. к. крестьяне до сей поры с подозрением относятся к бумажным банкнотам), полуголые, босоногие носильщики из низкой касты, размахивающие примитивными топорами, выходят на порубку красного дерева.

Как только эта операция завершается, появляется обслуживающая номера отеля прислуга, именуемая «посыльными». Они собирают дрова и разносят их по номерам. Поскольку в стране, где даже не слышали о свинцовых трубах, немыслимо центральное отопление, в каждом номере имеется небольшая архаичная печурка, бойлер и собственное водоснабжение.

При такой сложной системе, благодаря синхронизации действий обслуги иногда часов в десять утра клиенты отеля могут принять тепленькую ванну. Именно в это время Борис встает и с часок нежится в ванне с книгой в руках. Таков его утренний ритуал, который он пропускает, лишь находясь в джунглях.

Как только уходят девушки из племени таманг, территорию отеля наводняют продавцы ювелирных изделий и прочих вещей, занимающие свои прилавки, которыми пестрит галерея на первом этаже. С той поры, когда Борис первым доказал, что изделия непальских ремесленников заслуживают особого внимания туристов, мастера долины Катманду энергично взялись за работу. Большинство из них говорят по-тибетски, т. к. до наплыва американских туристов их лучшими клиентами были монахи и богатые вельможи из Лхасы, где до захвата Тибета коммунистическим Китаем работали тысячи непальских ремесленников.

Особенно успешно непальцы ограняют тысячи полудрагоценных камней, помещая их в филигранные медные оправы. Диапазон их мастерства простирается от украшенных драгоценными камнями птах до тончайшей отделки пагод в Катманду, служащей блестящим образцом их искусства.

В столице нет современных промышленных предприятий, но зато это целый улей золотых дел мастеров, резчиков по дереву и граверов. Кроме того, это крупнейший торговый центр на всей территории Гималаев.

Выйдя из двора отеля, я вышел на дорогу. В нескольких сотнях метров от отеля к дороге примыкает узенькая тропа. Из провинции в город ведут приблизительно двадцать таких троп. Несмотря на примитивный вид, эти тропы, тем не менее, протягиваются на многие сотни километров по горам и долинам Непала, составляя дорожную сеть страны.

Я видел, как по тропе рысцой бегут носильщики, балансируя связками бамбуковых палок на плечах. С рассвета до заката по таким тропинкам идет пестрый поток людей из всех районов страны. Здесь можно увидеть любые одежды, любые виды грузов и самые разнообразные типы людей из всех племен. Одетые в красную одежду, потные и часто пахучие тибетцы несут большие кипы шерсти. Из Тозе, где уже тысячи лет добывают железную руду, идут «ками» (сталеплавильщики), несущие небольшие чугунные заготовки. Богатые купцы несут кожаные мешки с золотом и драгоценными камнями: бирюзой с высокого Гималайского плато, кораллами и другими полудрагоценными камнями с гор. По этим тропам также переносят рис, главную сельскохозяйственную культуру страны, чтобы накормить тысячи городских жителей. Несут также большие корзины с курами, гонят стада из тысяч коз, которых либо приносят в жертву богам, либо стригут на главных площадях столицы.

Продовольствие – серьезная проблема для жителей столицы, т. к. регулярно ощущается нехватка риса. Борис также испытывает проблемы с продовольственным снабжением, т. к. в Катманду можно достать только мясо буйвола, все же остальное приходится ввозить извне. В результате, Борис вынужден тратить много времени на споры с таможенными чиновниками, причем не столько с непальскими, сколько с индийскими. Немалые сложности Борису доставляет рудиментарная почтовая связь.

До недавнего времени вся почта направлялась через посольство Индии, т. к. Непал не был членом Всемирного почтового союза. Борису удалось, наконец, помочь учредить непальскую таможню и объяснить клеркам, не видевшим иной пищи, кроме риса, откуда берутся, как производятся и из чего состоят икра и салями. Если бы продукты могли говорить, то каждое блюдо, подаваемое в отеле Ройэл, рассказало о немыслимом путешествии, которое оно проделало, прежде чем попало в Непал. А сколько ценных грузов, доставлявшихся из Копенгагена через Калькутту, пропало. Обычно это бывало в Калькутте, где товары часто складируют не там, где надо, и очень часто находят лишь тогда, когда запах гниения привлекает внимание нерадивых таможенников.

Завернувшись в полотенце после приема часовой ванны, Борис начинает рутинную борьбу за обеспечение отеля всем необходимым, бесконечно направляя послания в таможни Индии и пограничные городки Непала.

Когда в 1954 г. Борис основал отель Ройэл, у него не было никакого опыта в отельном бизнесе. Даже когда он работал исполнительным секретарем знаменитого «Клуба-300», учрежденного им в Калькутте, он занимался, главным образом, социальными вопросами. Поэтому для него было шоком обнаружить, что в Непале почти все вплоть до горячей воды для ванн нужно было организовывать с нуля.

Лишь по прошествии нескольких лет удалось наладить поставку в долину самых необходимых товаров. Огромным достижением стала постройка дороги от индийской границы до Катманду. Хотя поначалу казалось, что этот шедевр инженерной мысли сразу же революционизирует всю ситуацию, потребовалось много времени и энергии, прежде чем этого удалось достигнуть, т. к. индийское правительство долго медлило со строительством своей части дороги, которая связала бы с непальской границей какой-нибудь город Индии. Ближайший из них отстоял от границы на расстоянии 320 км.

Все эти трудности заставили Бориса выращивать овощи на земельном участке возле отеля. Ныне благодаря исключительно благоприятному климату там в изобилии растут самые разнообразные овощи, которые прежде были незнакомы непальцам.

Меня всегда интересовало, что может увлечь жителей процветающих стран Европы и Америки в земли, далекие от цивилизации. В этом плане Борис был для меня загадкой. С какой стати такой человек как он выбрал для себя Непал с его вопиющими проблемами, в то время как ему были открыты все пути в любую страну Европы и Запада в целом?

Хотя поначалу я считал Бориса эффективным специалистом, вскоре я открыл и другие грани его таланта, когда, забравшись по скрипучей винтовой лестнице, впервые попал в его частные апартаменты. Расположенная на антресолях в «голубятне» типа студии, квартира Бориса, внутренняя святыня отеля, освещается большими до потолка окнами, из которых открывается вид на крыши зданий Катманду. Отсюда, из этого убежища, Борис управлял своей маленькой вотчиной.

Чтобы узнать, что собой представляет Борис, следует познакомиться с его женой Ингер. Будучи на двадцать лет моложе, она уже пятнадцать лет живет с ним. Поскольку у него характер крайнего экстраверта, именно она охраняет их частную жизнь. В этой квартире она прилагает все силы для воспитания их трех сыновей – Михаила («Мишки»), Александра и Николая подальше от не очень-то нормального стиля жизни в долине Катманду.

Квартира Бориса характеризует некоторые стороны его личности. Рядом с огромным камином, так необходимым в прохладные вечера, стоит рояль, на котором можно видеть фотографии знаменитых звезд балета, с которыми Борис танцевал на сценах театров Европы и Южной Америки. Возле золоченых статуэток Будд из Тибета располагаются портреты английской королевы Елизаветы II и короля Махендры с их собственноручными автографами, напоминающие о важной роли, которую Борис играл в Непале.

В огромном комоде, занимающем целую стену, хранится изумительная коллекция патефонных пластинок с записями различных произведений от музыки Стравинского, которую Борис так хорошо знает, до народных танцев Украины. Здесь Борис – артист и музыкант – упивается атмосферой своей молодости. Здесь собраны сувениры, напоминающие о такой разнообразной и насыщенной жизни, что сначала я даже не мог представить себе ее масштабов.

Жизнь в Катманду настолько необычна, что дела, которыми Борис занимается целыми днями, представляют собой нелепое сочетание современности и средневековья. Туристы, ежедневно прибывающие из аэропорта и все еще находящиеся под впечатлением от роскоши огромных отелей Гонконга и Калькутты, естественно ожидают чего-то подобного и в Непале. Однако их ждет разочарование, и им приходится привыкать к таким необычным требованиям, как заказ горячей воды для ванны за два часа до купания. С другой стороны, Борис предусмотрел для туристов такие маршруты, от которых не только самые пресыщенные поездками, но даже самые опытные и состоятельные путешественники приходят в экстаз.

Одним из чудес Непала является Патан, очень напоминающий столицу. До самого последнего времени этому городу удавалось избежать даже малейшего влияния западного образа жизни. Это город-мечта, в котором, как и в Венеции, нет ни единого сооружения, которое стояло бы не на месте. Его узкие, мощенные кирпичом улицы отделяют кварталы домов из розового кирпича, оконные рамы которых украшены тончайшей резьбой с изображением драконов, богинь и других фигур. Даже помпезный Пекин не может похвастаться большей красотой. Но Патан совсем не отличается помпезностью и, в отличие от многих других городов, представляющих огромный интерес как памятники истории, это вовсе не мертвый город.

Туристу совсем не надо, закрыв глаза, представлять себе, каким Патан был четыре столетия назад, ибо с тех пор ничегошеньки не изменилось. В каждой маленькой мастерской ремесленники продолжают свой вековой труд, и здесь можно увидеть золотых дел мастеров с миниатюрными наковальнями и молоточками, литейщиков колоколов с допотопными плавильными печами и любое кустарное дело, которое только можно себе представить. А в мансардах работают мастера, посвящающие жизнь оправке драгоценных камней в тонкие изделия кузнецов, работающих по меди.

В каждом квартале имеется просторный, вымощенный камнем двор, где возвышаются святыни местных богов и богинь. И один единственный раз в году тысячи медных скульптур божеств извлекаются из соседних пагод и выставляются в этих дворах.

Ньюары являются буддистами примитивной секты, приверженцев которой не сохранилось ни в Индии, ни в остальной части Азии. Отличающийся как от тибетского, так и от юго-восточно-азиатского, буддизм непальской долины унаследован от той религии, которая бытовала в Индии две тысячи лет тому назад, вскоре после смерти Будды. В настоящее время в Непале пустил прочные корни индуизм. Исповедание обеих религий привело к тому, что в стране чуть ли не ежедневно отмечают религиозные праздники.

Эти праздники, приводящие в восторг туристов, доставляют Борису головную боль. В стране нет письменного календаря, и потому часто лишь с наступлением какого-либо из этих праздничных дней Борис обнаруживает, что в его отеле исчезли повара и обслуга.

Все эти проблемы приводят к тому, что старшие посыльные то и дело бегают вверх по винтовой лестнице к Борису, по десять раз прерывая его блаженный отдых в утренней ванне. Затем наступает момент сверки бухгалтерских счетов, которые в большом журнале ведет клерк средневекового типа, большую часть дня проводящий, сидя на корточках возле кухни и не сводя глаз с того, что там происходит. Весь день продолжается выплата денег поварам, посыльным, горничным и носильщикам.

Несмотря на то, что в Непале нет профсоюзов или профсоюзных синдикатов, Борису приходится сталкиваться с такими проблемами, как несовместимость различных каст или религиозных групп. Уборщики отказываются заниматься застилкой постелей, а обслуга, которая стелит постели, не желает заниматься уборкой комнат; повара не общаются с обслугой, занимающейся «менее важной» работой.

Как только Борис приводит себя в порядок, он немедленно направляется на кухню, которая представляется случайному посетителю кромешным адом, описанным Данте… Она состоит из десятка просторных, дымных, темных помещений с дочерна закопченными стенами. Борис крейсирует по кухне, как корабль, застигнутый туманом. Много лет тому назад, живя в Индии, он познал ту истину, что все надо контролировать, и ничего здесь не делается без его совета или указания.

За стенами кухни открывается совершенно иная картина, и туристы даже не подозревают, что происходит «за сценой». А там босиком или в сандалиях снуют одетые во все белое служащие отеля, с лиц которых никогда не сходит улыбка. Практически ни один из них не говорит по-английски, т. к. Непал никогда не был английской колонией. Незнание ими языка страшно расстраивает клиентов, которых редко понимают.