Текст книги "Тигр на завтрак"

Автор книги: Мишель Пессель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

На следующий день к Борису пришел лукавый правительственный чиновник.

– Послушайте, – сказал он Борису, – почему бы вам не подписать документ о признании задолженности и обязательстве ее выплаты в течение трех лет, а также о продолжении работы предприятия?

Когда Борис отклонил это предложение, чиновник заявил: – Вам придется пойти со мной.

Он вывел Бориса из отеля и без обиняков сообщил, что они направляются в тюрьму.

Непальская тюрьма – не шутка. Даже сегодня самое малое преступление влечет за собой длительное тюремное заключение. По слухам, избиение заключенных было обычной практикой полиции.

Сначала Бориса доставили в офис департамента по налогам, находившийся в городке Дилли Базар. Там его временно поместили в конторку по соседству с большим помещением, где работали налоговые чиновники.

До этого в истории Непала еще не было случая, чтобы европеец оказался в тюрьме. С ним обращались в точности так же, как с местными заключенными. Его уже собирались поместить в тесную камеру, в которой находилось пятнадцать человек, и выдавать по полрупии в день на продукты и дрова, чтобы он сам готовил себе еду. Узнав об этом, британский посол немедленно выразил протест против заключения Бориса в общую камеру. В результате, вместо того, чтобы поместить его вместе с другими заключенными, обвинявшимися в таких «менее серьезных» преступлениях, как убийство или кража слона, Бориса заключили в большое помещение налоговой конторы.

Так начались первые дни его пребывания в тюрьме, что было, – на тот момент, – самым забавным инцидентом за всю его карьеру в Непале. Он до чертиков запугивал своих надзирателей и вскоре устроил кавардак в налоговой конторе, когда потребовал себе ночной горшок и регулярно выдворял из конторы всех писарей и служащих под тем предлогом, что ему требуется облегчиться либо принять ванну, пользуясь бадьей, которую ему ставили прямо посреди циновок и письменных столов, заставленных документами налоговой конторы, и в которой он привольно плескался, разбрызгивая воду на конторские принадлежности.

С небольшой галереи, открытой для публики, непальцы целые шесть дней имели возможность лицезреть такое шоу, которого еще не бывало в истории этой страны. Известие о заключении Бориса в каталажку быстро стало сенсацией, и все жители долины считали своим долгом посетить налоговую контору и поглазеть на первого за всю историю их страны белого сахиба, посаженного в тюрьму.

– Именно тогда я осознал, – рассказывал Борис, – каково быть обезьяной в зоологическом саду. За маленьким зарешеченным оконцем я видел уставившиеся на меня лица. В глазах этих людей я читал неподдельный интерес. Одно лицо под натиском возбужденной толпы быстро сменялось другим. Таким образом, я получил возможность заглянуть в глаза представителей всех до одной народностей, населявших Непал. Я видел женщин с кольцами в носу, мужчин с отметинами шафранного цвета на лбу, людей в черных или цветных головных уборах, которые поднимали своих детей на руки повыше, чтобы они могли лучше видеть «обезьяну в клетке». Будь я антропологом, мне бы можно было написать приличный трактат, сидя в той налоговой конторе.

Уже скоро работа в конторе была нарушена. По прихоти Бориса каждые полчаса клерки были вынуждены покидать свои рабочие места, чтобы дать ему возможность вдоволь поплескаться в бадье и забрызгать их документы мыльной водой.

По прошествии шести дней Бориса перевели в сумрачную, сырую комнатушку на первом этаже департамента полиции, разместившегося во дворце его друга генерала Модана. С началом муссонных дождей новая тюрьма Бориса пропахла затхлой сыростью. Каждое утро он свободно мог выжимать воду из простыней. Он ужасно страдал от приступа радикулита.

Надзиратель был так напуган этим, что перевел его в приличную солнечную комнату на втором этаже дворца. Друзьям было разрешено свободно навещать его. Лишь английскому послу, другим работникам посольства, а также врачам и адвокатам требовалось особое разрешение.

Его ежедневно навещала Ингер. Время от времени по тому или иному случаю в его комнате устраивались пирушки, на которые слетались все его друзья непальцы и иностранцы. Но, несмотря на то, что в числе навещавших его друзей были братья короля, казалось, что из-за отсутствия должной правовой системы освободить Бориса не представляется возможным.

За каждым его шагом и за каждым гостем следили надзиратели, круглосуточно дежурившие в коридоре. В один прекрасный день Ингер получила официальное уведомление о том, что ей разрешается посещать мужа, но ни под каким предлогом она не имеет права присаживаться на его постель!

Поначалу Борис старался поддерживать тонус, уверяя себя, что его наверняка скоро освободят, но шли дни, и заключение становилось все более серьезным и возмутительным. Сколько сил и средств было потрачено на открытие отеля, а теперь, когда от первых дней и недель зависела вся будущая работа этого заведения, его основателя изолировали. Ведь Ингер была молода и не имела того опыта, который Борис приобрел в Клубе-300.

Мысли о том, что в его отсутствие все может пойти наперекосяк, и опасение, что вся гигантская проделанная работа может оказаться напрасной, становились попросту невыносимыми.

Но даже это померкло перед новым известием. Как-то Ингер пришла в полном расстройстве и сообщила Борису, что его мать Мария Александровна серьезно больна.

Борис категорически потребовал, чтобы ему дали возможность побыть с больной матерью. Определенного ответа на свое требование он не получил. Друзья из английского посольства помогли Ингер вызвать видных медиков в Катманду и заверили Бориса, что все будет хорошо.

Однако когда неожиданно Ингер пришла со слезами, не в состоянии вымолвить ни слова, он инстинктивно понял все: мать скончалась. Она умерла в чужой стране, вдали от всего того, что знала и любила в девичестве, в годы, когда стала молодой женой и матерью, того, что осталось там, в далекой России. То были годы войны, смертей, забот и жертв. А теперь была мертва она сама, причем вновь изолированная от сына, заключенного в тюрьму.

Ингер ушла, чтобы заняться неотложными делами и передать категорическое требование мужа хотя бы временно выпустить его из тюрьмы. Борис часами сидел на койке, уставившись на ладони, или мерил шагами свою узницу, пытаясь осознать все происшедшее.

В его голове проходила череда прошлых лет. Вспомнился тот день, когда на заре они с матерью и братьями готовились оставить свой старый дом в Одессе, но неожиданно на их улице появились большевистские солдаты, и побег стал невозможен. Какую храбрость проявляла их мать, когда она повела семью обратно в дом, ничем не выказав страха и разочарования, переполнявших ее. А потом настал тот день, когда мать помогла ему поспешно собраться, когда он в последний раз покидал Одессу и Советский Союз, направляясь в Берлин.

Как мало времени он провел с ней в последующие годы, а теперь, перед ее кончиной, он даже не смог посидеть рядом с ней, чтобы выказать свою любовь и благодарность.

А нудные, тоскливые дни тянулись так долго. К его заботам прибавилось и состояние здоровья. Ему было необходимо подлечиться. Приходил врач, который осмотрел Бориса, сделал ему укол и ушел. На следующий день появился другой врач, который также провел осмотр, сделал укол и исчез. Когда эта процедура повторилась в третий раз, Борис, страдавший к тому времени от сильных болей, написал гневное письмо, указав, что скорее умрет в тюрьме, чем будет служить подушечкой для игл.

И так страдания его продолжались. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным и не имел представления, сколько времени все это может продолжаться. Единственным развлечением для него была ежедневная прогулка в парке у полицейской штаб-квартиры, который был разбит за пятьдесят лет до этого по проекту какого-то европейского проектировщика, – несомненно, приглашенного из-за рубежа.

Каждый раз, когда Борис проходил мимо стражника, стоявшего на часах у главных дворцовых ворот, тот по привычке вставал по стойке «смирно». Не имея других развлечений, Борис ходил взад-вперед мимо ворот, давая возможность караульному попрактиковаться в этой операции десять, двадцать, тридцать раз подряд.

На следующий день после того, как Борис отправил гневное письмо, к нему с извинениями явился озабоченный шеф полиции. Он проникся сочувствием к бедам Бориса и заявил, что его необходимо немедленно перевести в больницу, расположенную в центре города, недалеко от отеля Ройэл.

Борис с радостью воспринял эту перемену, и его на джипе доставили в Катманду, что немало позабавило заключенного, т. к. бензин в этих краях стоил около пяти рупий за литр, поскольку горючее, как и автомашины и все иные современные новшества завозили туда самолетами или на горбу носильщиков.

В больнице было всего четыре общих палаты, поэтому в распоряжение Бориса отдали небольшую открытую террасу на первом этаже. Теперь он мог проводить время гораздо приятнее, т. к. друзьям было проще приходить сюда.

Единственным недостатком новой «кутузки» было то, что по ночам здесь стоял невыносимый шум. Дело в том, что улицы Катманду кишели и до сих пор кишат бродячими собаками, и по неведомой причине песий мир избрал участок, окружавший террасу, на которой расположился Борис, в качестве любимого места для собачьих свадеб, завываний и склок в борьбе за больничные отбросы.

Борис был вынужден попросить у своего стражника рогатку, с помощью которой ему удалось очистить двор от докучливых дворняг. Никто не мог понять, почему Бориса держат в заключении. По существу, он стал жертвой в той ситуации, когда в стране не было юридических оснований для того, чтобы судить его, и в то же время не было официального канала для его вызволения.

Наконец, к нему явился секретарь короля и любезно объяснил, что поскольку в Непале судебно-правовая система еще не реформирована, а, как Борису известно, он пользуется в стране всеобщей популярностью, то для освобождения ему следует всего лишь написать королю письмо с извинениями и просьбой о помиловании. К этому времени Борис провел в заточении уже два с половиной месяца. Мысль о том, что он должен писать унизительное письмо, бесила его. Больше всего он был возмущен тем фактом, что, несмотря на беззаконие, связанное с его заключением под стражу, ему не дали возможности попрощаться с матерью, лежавшей на смертном одре.

В конце концов, этому должен был быть положен конец, и потому Борис согласился подписать письмо, если секретарь короля соизволит написать его. Как только это было сделано, беднягу тут же отпустили на свободу. Вскоре король дал ему аудиенцию и выразил надежду, что у Бориса не осталось «неприятного осадка» от происшедшего эпизода.

XI. Корона из перьев

Тяжелое испытание, перенесенное Борисом, послужило еще большему росту его популярности в Катманду. Через месяц после освобождения его пригласили в форин офис и попросили взяться за организацию торжеств по случаю предстоявшей коронации нового правителя Непала короля Махендры. Вкусив тюремной похлебки от правительства Его Величества, теперь Борис должен был разбиться в лепешку, чтобы послужить королю. Он принял решение сделать все от него зависящее, чтобы коронация стала запоминающимся торжеством.

А тем временем в стране происходили ощутимые перемены. Вскоре ожидалось окончание строительства новой дороги, связавшей столицу с Индией. После тяжелых дней, проведенных в заключении, Борис снова стал посещать многочисленные вечеринки и приемы. Теперь они с Ингер получали больше приглашений, чем когда-либо раньше.

Борис говорит, что никогда не забудет утонченных приемов, устраивавшихся членами семейства Рана, в особенности по случаю свадеб. На банкетах можно было наблюдать все вековое великолепие Востока, которое давно кануло в Лету в других странах Азии. Генералы клана Рана являлись в своих шлемах, украшенных жемчугом, изумрудами и бриллиантами, мерцавшими и сверкавшими при свете свечей. Генералы и офицеры приходили на эти вечера, облаченные в превосходную парадную форму, не уступавшую по блеску и элегантности впечатляющей церемониальной форме британского посла.

В особенности сказочными были приемы у фельдмаршала Кайсера. В огромной бальной зале его дворца имелись шикарные буфеты и бары, в которых можно было сделать выбор из двадцати сортов вин бордо разной выдержки и из такого же числа бургундского всех сортов, которые выпускались за последние двадцать лет. Многие из них нельзя было разыскать даже в Европе. Имелось также десять видов крепких алкогольных напитков, которые были призваны содействовать перевариванию пятидесяти различных блюд. Гостям подавали такой роскошный ужин, каким не погнушался бы и сам Гаргантюа.

Несмотря на довольно безвкусный архитектурный стиль дворцов семейства Рана, который Борис называл «барокко Катманду», приемы, устраивавшиеся в них, отличались великолепием, напоминавшим европейские дворы давних времен.

Появление короля, его сестры и братьев всегда сопровождалось шушуканьем и воцарением тишины. Челядь отвешивала земные поклоны, а собравшиеся гости отдавали дань уважения соответственно своему положению.

В зимние вечера, когда, идя на один из многочисленных приемов, Ингер облачалась в длинное вечернее платье, она не забывала надевать длинную шерстяную поддевку, т. к. отопление просторных резиденций семейства Рана оставляло желать лучшего.

Казалось, события, происходившие во внешнем мире, не имеют никакого значения в Катманду. Сюда попадали извне лишь немногие газеты. Мирную жизнь на улицах не нарушали звуки радиоприемников. Было слышно лишь веселое позвякивание медных колокольчиков храмов, бой барабанов и свистки, сопровождавшие бесчисленные процессии, без которых не обходился ни один религиозный праздник.

Борис едва оправился от тяжелого пребывания в тюрьме, когда ему пришлось взяться за подготовку коронации нового короля. Из королевского дворца ему поступило послание, в котором говорилось приблизительно следующее: Его Величество отдал распоряжение о том, чтобы вся подготовка к приему гостей по случаю коронации была возложена на Бориса.

В Непале никто не помнит его фамилии и поэтому буквально все, начиная от короля Махендры, называют его просто «Борис».

Коронации короля предстояло стать таким событием, которое должно было потрясти Непал и привлечь внимание всего мира к едва известному гималайскому королевству. Для того чтобы празднество стало действительно величайшим событием и в то же время первым крупным шагом Непала на пути перехода от изоляции к современности, не жалели никаких денег.

Все надо было начинать с нуля. Всю массу гостей могли принять лишь два отеля: Ройэл и Сноу Вью, рассчитанные всего на пятьдесят человек. А Борису было предложено с максимальными удобствами разместить и шикарно накормить 112 высокопоставленных иностранных гостей и более 100 журналистов.

Лихорадочные приготовления сотрясали всю долину. Штаб-квартирой всей этой суматохи стал отель Ройэл. Начался ремонт всех храмов Катманду. Дороги расширялись. С помощью добровольцев асфальтовое покрытие дорог было увеличено на два километра и составило около пяти километров. Для великого события надо было реконструировать аэропорт «коровье пастбище». Сарай с соломенной крышей, служивший таможней и авиатерминалом, заменили на каменное сооружение.

В ведение Бориса передали правительственный рестхаус (гостевой дом) и еще пять дворцов для размещения высокопоставленных гостей.

Вскоре по Гималаям распространился слух, что Борис собирается закупить пятьдесят тысяч кур, сотни тонн риса и миллионы яиц для щедрого угощения. Дело могло кончиться серьезной инфляцией и волнениями, поэтому Борису пришлось официально объявить, что все продукты будут закуплены в Индии.

Всего через два месяца после тюремного заключения Борис внезапно стал одной из ключевых фигур Непала. Небольшому гималайскому королевству предстояло многому научиться у Запада, и Бориса то и дело вызывали проконсультировать людей по вопросам о том, что надо делать и чего нельзя делать, если исходить из западных стандартов.

Катманду невелик: в долине – не более 500 тысяч сельских жителей, а в самом городе – около 108 тысяч. Тем не менее, в соответствии с традициями гостеприимства власти собирались оказать гостям такие знаки внимания, которые были бы приемлемы для западного мира. И, несмотря на многовековую изолированность от мировой цивилизации, непальцам удалось не только достойно принять элитных гостей, но и предложить потрясающе красочные зрелища.

В самом центре этой суматохи находился Борис. Ко дню коронации он, можно сказать, с нуля успел реконструировать все, что требовалось для надлежащего устройства иностранных гостей. Из Индии в долину был организован воздушный мост для переброски тридцати комплектов оборудования для ванных комнат, включая ванны и водоотопители. Однако это не шло ни в какое сравнение с переброской продовольствия.

В течение трех дней заказанные Борисом чартерные ДС-3 денно и нощно летали из индийской Патны в Катманду и обратно. Это был довольно необычный воздушный мост, т. к. объектом перевозки были шесть тысяч живых кур, тысяча цесарок, две тысячи уток, пятьсот индеек и сто гусей. Наряду с ними прибыли полторы тонны снулой рыбы, – по правде говоря, чересчур снулой, – две тонны овощей и, что самое странное, пара тонн льда! Беда в том, что если не считать вечных снегов Гималаев, в Непале не было фабрики по изготовлению льда.

Перевозка такого огромного количества птицы не обошлась без происшествий. В Патну их доставили по железной дороге, а поскольку самолеты из Патны в Катманду прибыли двумя днями позже, половина живности погибла от жары еще в аэропорту. Для их возмещения уже не оставалось времени, и потому Борис был вынужден скорректировать свои наметки.

Что касается рыбы, то ее, конечно, пришлось выбросить, в особенности это касалось очень вкусных крупных рыб «becti» из Бенгальского залива, которые должны были стать фирменным блюдом коронационного банкета.

Из сотни ящиков фруктов удалось сохранить в съедобном виде только тридцать пять. Единственной утратой, которая никого не удивила, была потеря льда, большая часть которого растаяла.

Эти печальные сообщения Борис получил в своем кабинете в Ройэл, где две телефонные линии военного образца соединяли его с другими важнейшими пунктами города (в то время в Катманду число работающих телефонов было наперечет). Борис провел девять дней почти без сна, т. к. одна за другой перед ним вставали все новые проблемы, связанные с предстоящей коронацией.

Как только пришло известие о гибели трех тысяч кур, в горы были отправлены местные крестьяне, которые должны были восполнить потерю. Из Индии были выписаны пятьдесят семь поваров и сто пятьдесят человек вышколенной обслуги. Совершившие первый в своей жизни авиаперелет и оказавшиеся на непривычной для них высоте, на которой расположен Катманду, они чувствовали себя как в дурмане.

Несмотря на тот факт, что весь этот обслуживающий персонал прошел доскональную проверку в калькуттском департаменте уголовных дел, лица, отвечавшие в Непале за протокольные мероприятия, решили, что королю и другим высоким сановникам должен прислуживать только местный персонал. Поэтому пришлось немедленно организовать курсы по обучению самых способных представителей из непальского персонала искусству обслуживания знати.

А число проблем все множилось. Недостаточно машин?. Немедленно пришлось заказать в Индии транспорт, который должны были доставить в Катманду по еще не до конца проложенной дороге.

Самый странный груз прибыл из США. Еще с 1924 г. для сохранения райских птиц была запрещена торговля их перьями. А вычурная корона, которую в кульминационный момент коронации должны были водрузить на голову короля Махендры, нуждалась в большом количестве таких перьев. В США решили, что вполне подходящим презентом будет отправка в Непал ста редких перьев райских птиц, которые откопали в запасниках Американского музея естественной истории в Нью-Йорке. Это был необычный, но весьма удачный подарок.

Пришлось везти из-за рубежа далеко не только такси, слуг, ванны, еду, перья и лед. Были построены новые гостевые дома и 13 километров новых дорог. Из Лондона авиагрузом доставили закупленный там за огромные деньги сервиз из фарфоровой посуды, серебра и хрусталя.

С приближением дня прибытия гостей приготовления носили все более суетный характер. На верхушке каждой пагоды можно было видеть мастеров с кисточками, обновлявших окрас деревянной резьбы, эротических изваяний на кровле или позолоту медных дверц и окон. Каждая святыня во всех городках и деревнях долины, каких бы размеров она ни была, приобретала новый вид. Некоторые из них реставрировали, другие подкрашивали. Провинция меняла свое обличье.

А тем временем Катманду оказался в фокусе внимания мировой прессы. Возможность попасть в запретную страну и воочию наблюдать пышность ее невиданного великолепия и непосредственно ощутить ее шарм привлекла из-за рубежа не менее 160 журналистов. Приехал даже репортер радио Исландии! Этот неожиданный бум еще более обострил проблему устройства гостей и снабжения их едой.

Борис соорудил для журналистов целый палаточный городок в саду отеля Ройэл. Большие палатки типа швейцарских шале стали временными пристанищами для журналистской братии. Корреспонденты рыскали по долине в поисках сенсационных материалов, соперничали между собой, фотографируя озадаченных тибетцев, стеснительных ньюарских девушек и прелестных женщин народности таманг, которые мгновенно стали центром внимания скучающих журналистов в ожидании главного события.

Единственная телеграфная линия, связывавшая долину с Индией, стала самой загруженной. Озабоченные тем, чтобы отправить свои корреспонденции раньше своих конкурентов, журналисты буквально устраивали стычки между собой, посылая отчеты в самые отдаленные районы мира на французском, английском, испанском, бирманском, китайском и массе других языков.

Несчастного телеграфиста просто засыпали требованиями, в особенности, если учесть, что ни один журналист, естественно, не знал непальского языка. Десятки корреспондентов осаждали отель Ройэл, а его бар полнился слухами и опровергающими их противоположными слухами, в то время как каждый журналист, посасывая пиво или виски, шпионил за передвижением своих соперников.

В их числе была молодая хрупкая евроазиатка. Непритязательная и скромная, она участвовала в суетной жизни Непала в течение нескольких недель, предшествовавших коронации. Будучи весьма наблюдательной, она схватывала все подробности происходивших вокруг событий. Изящная, немногословная Хан Сюин нашла в этой стране свою любовь.

На первый взгляд, ее внешность казалась довольно рядовой, но при более близком знакомстве оказывалось, что она поразительно элегантна. Направленная в Катманду, чтобы передавать отчеты о коронации в свою газету, она влюбилась в симпатичного индийского инженера, а впоследствии опубликовала прекрасный роман о Непале под названием «Гора не стареет», в котором блестяще отражен дух этой страны.

После коронации Хан Сюин неоднократно возвращалась в долину, останавливалась в отеле Ройэл и подружилась с Борисом, которого описала в своей книге под именем Василий.

Хотя ее роман является художественным произведением, можно легко узнать всех его героев. Фельдмаршал, которого она называет философом, предстает как подлинный ученый и глубокий мыслитель. Не менее жизненными предстают в ее книге генералы, ученые, журналисты, художники, миссионеры, священники, буддийские монахи и другие персонажи общества Катманду, захваченные суетной жизнью коронационного периода.

Прототипами героев романа стали отец Моран, Вернер Шультесс и Тони Хаген, а также все другие выдающиеся люди долины.

Теперь у Бориса оставалось мало времени для бесед со все новыми прибывающими журналистами, целыми днями осаждавшими его квартиру в поисках информации, требуя помощи переводчиков и проч. Пресса была предоставлена самой себе, ибо началось прибытие почетных гостей.

Центром внимания теперь стал маленький аэропорт Катманду с его новеньким зданием, еще пахнувшим свежей краской. В небе над долиной еще никогда не видели такое множество стальных крылатых чудовищ. Как в крупных аэропортах, винтокрылым машинам приходилось кружить высоко над полем в ожидании своей очереди перед посадкой.

Первыми прибывшими гостями были делегации из Бутана и Сиккима. Бутанцев представлял Джигме Дорджи, опытный премьер-министр и шурин короля. Он прибыл вместе с изящной женой Теслой. Остальные три члена делегации были облачены в национальные костюмы: просторные двубортные пальто, один рукав которых был порожним. У них было обнажено одно плечо, открывавшее элегантную сорочку из тибетского шелка с круглым воротничком. Из-под подола пальто виднелись обнаженные ноги бутанцев.

Сиккимскую делегацию возглавлял магараджкумар (наследный принц) Палден Тондуп Намгиал, ныне ставший магараджей. Его брак с американкой Хоуп Кук в 1963 г. произвел мировую сенсацию.

Бутанской делегации пришлось идти пешком и ехать целых восемь дней, чтобы добраться из своей столицы до Индии перед тем, как сесть на самолет, доставивший их в Непал.

Таким образом, коронация дала возможность собраться вместе правителям трех изолированных и таинственных гималайских государств.

По-своему производили впечатление и другие гости. Индия была представлена вице-президентом Радхакришнаном. Вице-премьер Китая был облачен в обязательный для китайских коммунистов монотонный костюм, резко контрастировавший с вычурной одеждой других гостей. Англию представлял граф Скарборо, Францию – ее посол в Индии граф Остророг. Затем прибыли посланцы Японии, Бирмы, Таиланда и все остальные делегации. Из США на коронацию приехали специальные представители президента Эйзенхауэра д-р Майо и его супруга. Лоуэлла Томаса сопровождала целая команда с киноаппаратурой Синерама. Им было поручено зафиксировать на пленку все подробности церемонии.

Когда подбили все бабки, Борис к своему отчаянию обнаружил, что вместо ожидавшихся 112 официальных гостей приехали 190.

В отеле Ройэл началась паника. Мало того, что погибали куры и протухла рыба, тут еще нагрянула и целая орда гостей, на которых не рассчитывали. Это было тяжелое испытание даже для такого талантливого организатора, как Борис.

В самом роскошном из пяти гостевых домов Ситал Нивасе в суете при устройстве ванных комнат забыли об установке на крыше баков с водой. И Борису пришлось послать нарочного закупить красивые традиционные непальские котелки и поставить цепочку людей с котелками с водой, которые должны были заменить накопитель и, поливая, создать иллюзию водопроводной воды.

Когда Борис мимоходом зашел в этот гостевой дом, он наткнулся на разгневанного члена французской делегации, шагавшего взад-вперед по коридору. Судя по выражению его лица, можно было подумать, что его одолевают колики. Оказалось, что все туалеты заперты.

– В чем дело? – спросил Борис обслугу.

– Потому что туалеты новые, – ответили ему.

Что же касается ключей, то старший служитель ушел обедать и забрал их с собой. Подавив ярость, Борис выдавил запертую дверь и таким образом спас французского дипломата.

На следующий день после прибытия первых гостей Борису сообщили по телефону, что их превосходительств – членов бутанской и сиккимской делегаций не накормили завтраком. Выяснилось, что комиссия по приему гостей начисто забыла уведомить его о местонахождении их резиденций. Борису приходилось обеспечивать едой все гостевые дома. Для того чтобы скрыть от гостей тот факт, что ни в одной из этих новых резиденций не успели устроить столовые, их кормили в номерах.

Как и можно было ожидать, по приезде каждый представитель той или иной страны счел своим долгом устраивать у себя приемы, и для всех подобных приемов, обедов и вечеринок Борис, как правило, получавший уведомление о них в последнюю минуту, должен был обеспечить еду.

Естественно, что некоторые гости, недостаточно осведомленные об условиях жизни в Непале, были разочарованы. Но мало кто жаловался, и жалоб было бы еще меньше, если бы, заказывая виски с содовой, они знали, что не только виски, содовую и рюмки перебросили сюда самолетами за несколько дней до этого, но даже лед был привозным, и что за переброску одного маленького кубика льда заплачено пять фунтов стерлингов, а ведь сколько потерь принесло таяние этого льда!

Недалеко от отеля Ройэл тридцать слонов, которых только что начали обучать искусству хождения по горам, поглощали запасы листьев, привезенных вместе с ними из тераев. Непальские художники, едва успевшие подкрасить эротические фигуры в Катманду, изображавшие занятия групповым сексом, теперь поспешно занялись покраской живых слонов. Им раскрасили уши, покрыли красочными пятнами хоботы и нанесли золотистый педикюр на пальцы ног.

Разнообразные политические, религиозные и общественные пристрастия гостей требовали максимального такта. К примеру, американцев нельзя было расселять рядом с китайской делегацией. Вегетарианцев нельзя было кормить мясом, другие не могли есть яйца. Индусы не ели говядины, а мусульмане ветчины. При организации крупных банкетов это означало, что можно либо угощать всех одними бутербродами, либо обслуживать каждого гостя индивидуально. Борис предпочел второе.

Взамен протухших рыб «becti», не выдержавших пятидесятиградусной жары в аэропорту Патны, не привезли никакой другой рыбы. Скороходы принесли из горных районов беспородных кур, которые были хорошими скалолазами, но негодной заменой подохшей индийской птице. Из тераев привезли десятки диких кабанов, которых должны были подавать целиком вместе с олениной и мясом другой дичи на пиршествах, достойных самого Гаргантюа.

Борису с его талантом шоумена, охотника и экс-секретаря Клуба-300 пришлось превзойти самого себя, чтобы выполнить то, что поначалу казалось вообще невыполнимым. Шли дни, и все как по мановению волшебной палочки становилось на свое место.

Борис ни днем ни ночью не имел ни единой свободной минуты. Помимо ответственности за приемы и другие мероприятия, он еще должен был лично развлекать друзей, журналистов и те или иные делегации.

За день до коронации, 1 мая, во дворе Хануман Дхока, старинном ньюарском дворце в центре города, проходила церемония очищения. Название резиденции связано с обезьяноликим богом Хануманом, чья статуя украшает золоченые бронзовые двери дворца.

Во дворе, окруженном тремя пагодами, была построена хижина из бамбука и соломы. В ней, облаченный в простенькие белоснежные непальские галифе и длинную рубаху, скрестив по-турецки ноги, сидел человек, которого должны были короновать. Рядом с ним сидела его жена в красно-золотистом сари.