Текст книги "По зову сердца"
Автор книги: Мишель Янг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
Сердце у Люсинды упало. Нет-нет, прошло слишком много времени, чтобы кто-то мог выследить ее в этом уголке Кента.
– А кто-нибудь расспрашивал? – стараясь не выдать своей тревоги, поинтересовалась Люсинда.
Альберт кивнул:
– Сегодня вечером в “Красном льве” побывал сыщик с Боу-стрит. Он спрашивал у старого Педдла, не видел ли тот женщину плотного телосложения, проезжавшую здесь или живущую поблизости.
Кровь отхлынула от головы Люсинды, она ощутила слабость и головокружение. Ее охватил страх.
– И что сказал мистер Педдл?
– Я ему говорю, вдова миссис Грэм с маленькой дочкой приехала в Блендон месяца три назад.
– Вот что я хотела бы знать, миссис Грэм, зачем мистер Педдл вообще чего-то говорил? – Энни сердито глянула на отца. – Приезжают сюда, задают вопросы. Какое они имеют право?
– Женщины, – пробормотал он себе под нос. – Ясное дело, да? Не расскажи я про миссис Грэм, рассказал бы Педдл. А он мог забыть, что она приехала не одна, верно? Он мог забыть сказать про мисс Софию. Ведь сыщик искал одинокую женщину, а не миссис Грэм, верно? Даже если она… – Его лицо вспыхнуло, когда он посмотрел на Люсинду. – Но ведь это действительно кажется странным, поскольку вы говорили, что вас могут искать?
Несмотря на преклонный возраст, Альберт не утратил сообразительности. Выражение лица у Люсинды оставалось спокойным.
– И что сказал на это сыщик?
– Ничего он не сказал. Вид у него был разочарованный. Он допил свое хлебово, велел подать лошадь и убрался восвояси.
Стараясь держаться прямо, Люсинда кивнула, как будто все это не имело никакого значения. Но если этого человека действительно послал Денби, остановится ли он на этом?
– А больше он ничего не сказал?
– Нет, – хмуро ответил Альберт. – Этот дурень Педдл и впрямь заметил, что вы женщина крупная. Сыщику стало неинтересно, когда я сказал про вашу дочку.
Люсинда обхватила пальцами чашку. Будь, проклят Денби – если это он.
– Вы уверены, что он уехал? – спросила она у Альберта.
– Уверен, миссис Грэм. А что, у вас нелады с законом? – помолчав, спросил он.
Люсинда судорожно сглотнула.
– Я не сделала ничего дурного. Как я сказала Энни, когда приехала сюда, мой муж задолжал. Каким-то очень плохим людям. – Она ничего не могла поделать – голос ее звучал совсем тихо. При одной мысли о том, что кто-то посланный Денби вторгнется в ее новую жизнь, ее начала бить дрожь. – Я отдала им все, что принадлежало ему. То, что я взяла, было мое. – Хотя бы это было правдой.
– Вам нужно обратиться к властям, – сказала Энни.
– А как я смогу доказать, что мое, а что – его? Это невозможно.
– Она права, дочка. – Альберт допил свою чашку. – Сдается мне, я сказал все как надо. Я буду следить, не появится ли этот сыщик снова. Только вряд ли он вернется.
Если Денби вычеркнет Блендон из списка мест, где ее нужно искать, Блендон будет теперь самым безопасным местом для нее. Ей остается только надеяться, что Альберт прав. Ведь если она не может чувствовать себя в безопасности, забравшись в самую глушь, невозможно себе представить, где еще она могла бы спрятаться.
Глава 5
Дневной свет сочился сквозь окно кабинета и падал на гроссбух, исписанный какими-то иероглифическими письменами. Цифры смешивались со списками товаров, написанных неуверенным почерком. Хьюго поднял глаза на залитое слезами лицо кухарки, и от ужаса сердце у него упало. Это ощущение чем-то походило на то, что он испытал, когда столкнулся с французским батальоном. По правде, говоря, в данный момент он предпочел бы французов.
Хьюго указал на статью, которая особенно испугала его.
– Что это такое? Три горшка яда?
Миссис Хобб склонилась над страницей. На лице ее отразилось напряжение.
– Думаю, сэр, это ягоды. Джем из ягод, вот это что. Его сиятельство, ваш отец, любил джем.
– Ну, это еще ничего. Она слабо улыбнулась.
– Тут все в беспорядке, милорд. Уж вы меня извините. Я делала что могла. Этим всегда занималась миссус. – Имелась в виду мать Хьюго. – Потом – миссис Хакстейбл. А у меня ничего не получалось. Когда она ушла, старый граф не очень этим интересовался, вот я и… – Она беспомощно махнула рукой на гроссбух. – Скажи я молодому мистеру Брауну, что у меня ничего не получается, он выгнал бы меня.
Пропади он пропадом, этот молодой мистер Браун с его упорядоченным умом, подумал Хьюго и мысленно вздохнул. Нет. Это несправедливо. Мистер Браун сделал что мог. Как и миссис Хобб, которая старалась делать все, что в ее силах. Его отец виноват в том, что не нанял более опытную экономку.
Он похлопал ее по плечу.
– Ничего страшного, миссис Хобб.
– Вы, конечно, захотите найти кого-нибудь на мое место, – сказала старая женщина.
Именно это он и собирался сделать. Но он посмотрел на ее встревоженное лицо, которое после многих лет работы у горячего очага приобрело красный оттенок, и сказал:
– Вовсе нет. Я разберусь, а потом, мы начнем все с нуля.
Слезы ее мгновенно высохли.
– Вы хороший человек, ваше сиятельство. Как и ваша покойная матушка.
И что хорошего получила его мать? – подумал Хьюго. Преждевременную могилу.
Проклятие. Если он не возьмет в свои руки счета по хозяйству, сквозь его пальцы утечет еще больше денег. Им уже привезли угля больше, чем потребуется, а ведь это им не по карману. Уголь свалили за конюшнями, пока освободится место в угольном погребе.
– Ступайте, миссис Хобб, я сам об этом позабочусь.
Старуха вышла, прихрамывая, прижав руку к морщинистому лбу. Ей действительно пора на покой, а это означает, что Хьюго должен обеспечить ее. Но сейчас у него нет средств рассчитаться с ней, нанять и кухарку, и экономку.
Хьюго положил гроссбух перед собой, перевернул его вверх ногами и обнаружил, что некоторые записи тоже сделаны вверх ногами.
Черт побери. В имении миллион дел, требующих его внимания. Необходимо решить, что и когда сажать, нужно найти деньги, чтобы купить семена и скот. Если молодой мистер Браун поймает его на том, что он занимается счетами миссис Хобб, ему, Хьюго, это дорого обойдется.
Боль в бедре скользнула вверх, добралась до зубов. Он помассировал ногу, пытаясь не думать о графине с бренди, который стоял рядом. Хьюго устремил взгляд на клочок синего неба, видневшегося в маленьком кусочке окна, не затянутом плющом. Нужно выйти из четырех стен, они давят на него. Чтобы иметь ясную голову, он должен двигаться, ощущать ветер на лице. Он поедет верхом посмотреть, каков травостой на верхних лугах, выяснит, можно ли уже косить, а потом снова примется за эти дурацкие счета.
Когда Хьюго галопом возвращался домой через лес Брекли, теплые лесные запахи напомнили ему о лучших днях – днях, которые он провел в Испании.
Деревья внезапно кончились, и открылась луговина. Ему показалось, что его привело сюда некое шестое чувство. Вздор. Но он придержал Грифа и поехал шагом.
На дальнем конце луговины, уютно расположившись среди орешин, лицом к аллее, стоял вдовий дом, недавно переименованный в Брайарз. Живописное великолепное разноцветье наполняло цветочные клумбы за низкой изгородью из бирючины. Увидев статную женщину в соломенной шляпе и сером платье с высоким вырезом, идущую по дорожке к задним воротам, он втянул в себя воздух. Миссис Грэм.
Она остановилась и посмотрела на него из-за изгороди. Взгляд у нее был холодный и оценивающий.
Почему бы ей и не смотреть на него? Верхом на Грифе он был заметен не меньше, чем движущийся монумент. Он прикоснулся хлыстом к шляпе и направил жеребца ближе к изгороди.
– Добрый день, миссис Грэм.
Маленькое личико выглянуло из-за ее юбок – ее дочка, которую он напугал до полусмерти в день их первой встречи. Хьюго нахмурился, и личико исчезло.
– Добрый день, милорд. – Миссис Грэм слегка присела в реверансе. И снова его поразила царственная грация ее движений.
– Прекрасный день, – проговорил он. Косноязычный болван. Не мог сказать ничего пооригинальнее.
– Замечательный, – отозвалась она с беглой улыбкой, которую Хьюго и не заметил бы, не вглядывайся он в ее лицо. – В это время года лучше всего находиться на воздухе.
На сем тема погоды была исчерпана. Что дальше?
Они смотрели друг на друга, стоя над пропастью, через которую перекинут мост из щебета птиц и шелеста ветерка в соседнем лесу. Кожа миссис Грэм была до того прозрачна, что к ней хотелось прикоснуться. Он видел ее шею, мягкую линию покатых плеч, спускающуюся к пышным грудям; кровь его бурлила. Простая шляпа с черными лентами и платье вдовьего цвета не могли скрыть ее роскошного тела, и это тело словно было создано для того, чтобы всех держать на расстоянии. Хьюго это казалось очаровательным, возбуждающим, почти что… непорочным. Он ощутил возбуждение в причинном месте. Проклятие.
Гриф заржал.
Что это с ним? У Хьюго уже давно не было женщины, много месяцев, но он не юнец и должен сдерживать свои порывы. С тех пор как умерла его бедная, застигнутая тьмой жена, Хьюго считал, что на свете нет женщины, которая способна его увлечь. Две смерти на его совести – больше чем достаточно.
Девочка выскочила вперед и протянула руки, сказав:
– Оп!
Гриф выкатил глаза.
– Тихо, – сказал Хьюго лошади.
Миссис Грэм схватила ребенка и прижала к себе.
– Прошу прощения, милорд. Нет, София, нельзя.
– Оп! – повторила девочка, помахав ручками.
– Чего она хочет? – спросил Хьюго, натягивая удила. Миссис Грэм широко улыбнулась:
– Альберт Фарроу сажает ее на Старину Боба всякий раз, когда она приходит на конюшню. – Улыбка сбежала с лица миссис Грэм. – Нет-нет, она не часто туда ходит.
Хьюго сжал кулаки. Жеребец отскочил в сторону. Хьюго спешился, прежде чем лошадь успела набедокурить.
– Вы куда-то идете? – Очередной дурацкий вопрос.
– К викарию пить чай. Уже опаздываю. – Она взяла ребенка на руки.
– Позвольте мне проводить вас. Даже днем женщине опасно идти одной через лес.
– Мистер Браун уверял меня, что этот короткий путь к деревне совершенно безопасен.
Чего еще ждать от Брауна.
– Никогда не знаешь, что может случиться. – Хьюго пошел рядом с ней.
– Возможно, вы правы. Неожиданно появится всадник, который скачет сломя голову.
Он улыбнулся, заметив, что миссис Грэм слегка покраснела.
– Это уж точно. Поэтому счел своим долгом проводить вас.
Они пошли по тенистой дорожке, вьющейся между деревьями. Где-то под бледно-зеленым пологом тихо ворковал голубь. Пел дрозд. С жужжанием пролетела пчела. С некоторым удивлением Хьюго обнаружил, что пребывает в умиротворенном настроении. Или он, наконец, признал Грейндж своим домом, несмотря на юношеские заявления о том, что здесь ему все ненавистно? Или то было спокойствие, вызванное присутствием этой женщины? Ни одно из этих объяснений не казалось ему правдоподобным.
– А какова цель вашего визита к викарию? – поинтересовался Хьюго.
– Собрание в связи с устройством деревенского праздника.
Ее низкий глубокий голос проник ему глубоко в душу.
– Что ж, цель благородная, – сказал Хьюго.
На обращенной к нему щеке цвета словной кости расцвели розы. Миссис Грэм опустила голову, и поля ее шляпы скрыли от него ее профиль.
В воздухе пахло зеленью, новой жизнью, все это смешивалось с исходившим от нее; запахом лаванды и женщины – запах, который ни с чем не спутаешь. Он уже забыл, как пьянит и радует, когда ты заставляешь женщину покраснеть, какое волнение вызывает ухаживание за женщиной. Никогда ничего подобного не возникало среди тех коммерческих занятий, к которым он уже успел привыкнуть.
– Мне приятно думать, что я могу оказаться полезной, – говорила она. – К несчастью, миссис Доусон категорически против этой идеи. – Она с надеждой посмотрела на Хьюго.
Глаза у нее темно-синие, а не черные, с серой каемкой. Хьюго никогда не видел глаз такого оттенка, хотя боль, скрытая в их глубине, была хорошо ему знакома. Внутри у него все сжалось при мысли о том, сколько страданий, он бы причинил, и о собственной трусости.
Проклятие. Когда же он поймет, что нельзя верхом на строевой лошади улаживать человеческие проблемы? Можно только усложнить их.
София подняла ручки.
– Оп!
– Упорная малышка, да? – сказал Хьюго, стараясь отвлечься от своих безрадостных мыслей. – Ну, давайте, маленькая барышня. – Он взял у миссис Грэм ребенка и усадил на седло.
– Это не опасно? – Страх звучал в ее голосе, и она протянула руки к ребенку.
Неподдельный страх. Вполне обоснованный. Тот страх, который испытала бы любая женщина рядом с ним, знай она правду.
– Это не опасно, пока я держу Грифа за уздечку.
Он хотел ее успокоить, но вместо этого в голосе его прозвучали досада и воинственность. Но это, похоже, возымело действие, потому что она опустила руки.
– Ну, как? – обратился Хьюго к малышке.
Она отважно ударила ножками по бокам Грифа, словно кавалерист королевской конной гвардии.
– Вперед!
Хьюго не удержался и фыркнул. Звук царапнул ему горло, но это было приятно.
– Господи, ведь Альберт учит ее приемам верховой езды.
– Прощу прощения, милорд.
– Не стоит извиняться, миссис Грэм. Вы можете гордиться своей малышкой. Такая самостоятельная.
– Гриф действительно прекрасное животное. – Миссис Грэм провела рукой по морде коня.
К удивлению Хьюго, Гриф отнесся к ее прикосновению точно так же, как отнесся бы сам Хьюго к тому, что ее пальцы погладили бы его по лицу. Он согласился бы, чтобы она трогала его везде, где ей угодно. Руки у нее, должно быть, прохладные и ласковые, легкие, как бабочки. И они будут сильными и крепкими, когда…
Он разозлился. Неужели он так долго прожил без женщины, что способен устремить свои вожделеющие взоры на вдову, которая заслуживает только уважения?
Люсинда, видимо, решила, что его гнев направлен на нее, – едва они дошли до развилки, как она протянула руки к девочке.
– Нам, право же, не следует больше навязывать вам свое общество.
Здорово он отпугнул ее. Ничего не скажешь, достойное поведение.
– Здесь вам уже ничто не грозит, – проговорил он, спокойно радуясь, что справился с собой. Хьюго снял ребенка с лошади и отдал матери.
Та поставила девочку на землю.
– София, скажи “благодарю вас”.
– Нет, – крикнула девчушка. – Лошадка.
И топнула ногой. Миссис Грэм покраснела.
– Как видите, ее легко избаловать. – Она наклонилась к девочке, и Хьюго увидел ее изящную шею, которую ласкали тонкие прядки светло-каштановых волос. На мгновение он снова потерял над собой контроль.
– София, – сказала миссис Грэм, – никаких слез. Если будешь плохо себя вести, его сиятельство больше не позволит тебе кататься на его лошадке.
Девочка подняла глаза на мать, потом на Хьюго и сунула пальчик в рот. Хьюго кивнул.
– Скажи “до свидания” и “спасибо”, – велела мать.
– Пасибо, – сказала девочка. – До сидання. И она помахала Хьюго ручкой.
– Благодарю вас за вашу снисходительность. Мне действительно нужно спешить; жители Блендона заждались меня.
– Это я должен вас благодарить за доставленное удовольствие. – На самом деле удовольствия он испытал меньше, чем ему хотелось бы.
Улыбка заиграла в уголках ее губ; он никогда не видел, чтобы миссис Грэм так улыбалась – словно она проследила за ходом его мыслей и они не вызвали у нее возражения.
– Кланяйтесь от меня преподобному Постлтуэю, – сказал Хьюго. – Я питаю к нему глубокую симпатию. Не то, что к другим обитателям этих мест.
Она рассмеялась:
– Непременно передам ваши соболезнования. Хьюго гордился тем, что заставил смеяться эту сдержанную женщину.
– Напомните ему о моем приглашении заглянуть ко мне.
Она кивнула с серьезным видом:
– Непременно. Надеюсь, вы не передумали устроить праздник на лугу в Грейндже?
Попался. Блестящий маневр, ничего не скажешь.
– Я всесторонне обдумаю этот вариант. Но взамен попрошу вас об одной услуге.
Она отступила от него на шаг.
Значит, она не осталась нечувствительной к притяжению, которое возникло между ними. Он постарался ничем не выдать своего восторга. Лицо его оставалось непроницаемым.
– Счета по хозяйству, которые подает мне кухарка, находятся в ужасном состоянии, в полном хаосе. Постлтуэй похвастался, что вы сильны в таких делах. Не могли бы вы помочь миссис Хобб разобраться со всем этим?
Она заморгала и отвернулась, устремив взгляд в пространство, словно… словно невинность его просьбы разочаровала ее. Хьюго мысленно посмеялся над собой – он принял желаемое за действительное.
– Вы хотите сказать, милорд, что в обмен за помощь с разборкой ваших счетов вы согласитесь устроить праздник на вашей земле?
Она настойчива и не очень доверчива.
– Да. Глупая идея. Простите, что заговорил об этом.
– Слишком поздно брать назад свое слово, милорд. Когда я могу встретиться с вашей экономкой?
Действительно, когда? От взволнованного блеска в ее глазах ему захотелось рассмеяться, как глупому мальчишке. Но вместо этого он отвел глаза, вспомнил о плачевном состоянии своих дел и пожалел, что завел об этом разговор.
– Мне потребуются положительные результаты, прежде чем я возьму на себя окончательные обязательства. Вы согласны?
Можно ли быть более необоснованным, более обескураживающим?
Она кивнула, едва заметно улыбнулась, нежные щеки вспыхнули розовым румянцем. Казалось, вуаль спала с чувственной восточной красавицы, и виной всему была лишь мимолетная улыбка.
– Среда не очень поздно? – спросила она озабоченно.
– Как и любой другой день, миссис Грэм. – Он отвесил ей резкий поклон, как старый огрубевший солдат.
– В таком случае всего хорошего, милорд.
Ему разрешили идти, словно младшему офицеру. Хьюго был восхищен. Эта женщина способна устыдить самого Веллингтона. Хьюго взлетел в седло, стараясь не показать, как ему больно смотреть ей вслед. Каждое движение ее бедер сопровождалось шелестом платья.
Зуд в его чреслах соединился с тупой болью в бедре. О чем только он думает? Неужели он ничему не научился? От женщин благородного происхождения нужно держаться подальше. После того, что он сделал со своей женой, ему нельзя прикасаться к порядочной женщине.
Но что влечет его в этой женщине? Что вызывает желание нарушить все свои клятвы – ее великолепное тело? Или серьезный вид? Или проблески глубоко запрятанной страстности? Или он понимает, что она тоже пережила глубокую утрату, о которой не может говорить, и это делает ее близкой ему по духу? Или атмосфера тайны, окружающая ее? Если он сорвет с нее плащ таинственности, утратит ли она свою опасную притягательность?
Ему хотелось сорвать с нее все.
Он представил себе это, и его жезл стал твердым как камень.
Да пропади оно всем пропадом!
Глава 6
В меньшей из двух спален на втором этаже в Брайарзе Люсинда склонилась над спящей Софией и прижалась губами к ее виску с голубоватыми жилками. На щечках девочки лежали длинные ресницы, и слюнка, пузырясь, увлажняла губы, похожие на бутон розы. Такая нежная, такая бесценная и такая беспомощная.
Всю жизнь она молила Господа, чтобы послал ей ребенка, и свершилось чудо – ангелочек перед ней. Но ее могут разоблачить. Визит сыщика тому свидетельство.
Подоткнув одеяло вокруг малышки, Люсинда взяла свечу и спустилась на кухню. Краснощекая Энни раскатывала тесто, стоя под полкой с начищенными котелками. Она вопросительно посмотрела на Люсинду.
– Уснула, – сказана та. Мармелад полез, цепляясь когтями, вверх по ее юбке, – оранжевого цвета пуховый шарик, который в одно прекрасное утро появился у их дверей. Тогда это были кожа да кости. Она вытащила его когти из юбки и потерлась щекой о мягкую пушистую мордочку.
– Она не проснется раньше чем через час-другой. К тому времени я непременно вернусь. – Люсинда положила котенка обратно в корзинку, стоявшую у очага. – Право, не стоит вас так нагружать. У вас и без того много дел.
– Да ничего, миссис Грэм. От вашей малышки никакого беспокойства. Я испеку пирог, а она, когда проснется, будет мне помогать готовить из остатков теста пирожки с джемом. Я так рада, что нашла это место, пока мой Сэм не начнет получать жалованье.
– Значит, он нашел работу?
– Нет, не нашел. Викарий сказал, что теперь, раз его сиятельство снова начал обрабатывать землю, в Грейндже будет работа, но пока ничего нет.
От тревожного выражения на лице собеседницы сердце у Люсинды заныло. Если бы она могла обнадежить ее, но пока на конюшне у графа не появится больше лошадей и больше орудий земледельческого труда, которые понадобится постоянно чинить, у здешнего кузнеца не будет достаточно работы, чтобы нанять еще одного работника, да еще с растущей семьей в придачу. Энни права: в Грейндже не видно никаких признаков улучшения положения. Единственное, чем занимается лорд Уонстед, – либо ездит верхом на своем жеребце, либо прячется у себя в кабинете. Он ничем не лучше Денби, который все свое время тратит на игру в карты.
– Сэм – славный человек. Он наверняка найдет что-нибудь еще до того, как у вас родится малыш, – сказала Люсинда.
Энни прижала руку к животу.
– Надеюсь, что так и будет.
При виде этого жеста Люсинде показалось, будто у нее между ребрами повернули острое лезвие. Ей никогда не узнать радости носить под сердцем ребенка. Она использовала все средства, известные женщинам. Красный олений рог, предложенный ее матерью, не помог, не помогло и вдыхание кошачьей мяты, которое посоветовал врач. Она хотела попробовать электрическую кровать, разрекламированную каким-то медиком, но когда она предложила это Денби, тот воспринял это как оскорбление его мужских достоинств.
Зачем тосковать о том, чего никогда не будет, если у нее есть София и свобода, а ведь всего несколько месяцев назад она не могла даже мечтать ни о том, ни о другом.
– Я всю жизнь прожила в Блендоне, – сказала Энни. – Даже подумать тошно, что придется отсюда уезжать. А уйду от вас – буду скучать по малышке.
– Ах, Энни, мы тоже будем по вас скучать.
Энни шмыгнула носом и вытерла глаза уголком передника.
– А не пора ли вам идти? Его сиятельство удивится, куда вы подевались.
По правде, говоря, Люсинда с нетерпением ждала этого вечера. Возможность получить подробные сведения о полке ее брата, который находится в Испании, была весьма соблазнительна. “И возможность провести время с ним”, – шепнул ей внутренний голос. Она терпеть не могла этот голосок.
Люсинда сняла плащ и шляпу с вешалки и остановилась, услышав звук подъехавшего экипажа.
– Кто бы это мог быть? – спросила Энни. Люсинда выбежала в гостиную и раздвинула занавески.
– О, да это Альберт со своей двуколкой.
– Вот что я называю деликатностью, – сообщила Энни, которая вошла, тяжело ступая, в гостиную. – Его сиятельство, должно быть, ждет, не дождется вас по этому делу.
– Ждет меня, – проговорила Люсинда, и у нее задрожали колени. Может, Уонстед забеспокоился, что она не сдержит обещания?
Люсинда посмотрела в зеркало и увидела правду – мнимую вдовушку, пышнотелую, с заурядной внешностью, радующуюся крупинке внимания со стороны красивого солдата. Настроение у нее упало. Какова бы ни была причина его приветливого взгляда, причина эта не имела никакого отношения к ней, зато имела отношение к плачевному состоянию его счетов. Можно было бы как-то иначе уговорить его разрешить провести праздник на своем лугу. И если она не придет, он будет рад, что можно снова затвориться в своем логове.
Уонстед бесконечно одинок. Однако пытается скрыть это за приступами гнева и грубыми вопросами, но ее не одурачишь. Ей слишком хорошо известно, что такое отчаяние.
Праздник будет полезен не только местным жителям, но и Уонстеду. И чувства, которые она к нему питает, ровным счетом ничего не значат.
– Вы не волнуйтесь насчет малышки, – сказала Энни ей вслед.
О Софии Люсинда не волновалась. Ее встревожил визит сыщика. Что будет, если ее разоблачат?
Престарелый Джевенс встретил ее в холле, снял с нее накидку.
– Добрый вечер, миссис Грэм. Его сиятельство в библиотеке.
Лорд Уонстед просунул голову в дверной проем:
– А, вот и вы, наконец.
Сердце у нее екнуло. Люсинда старалась справиться с волнением, которого не испытывала с тех пор, как покинула классную комнату и появилась в первый раз на балу.
– Джевенс, попросите, пожалуйста, миссис Хобб подняться к нам, – сказал лорд Уонстед. – И принесите чай для миссис Грэм.
– Сию минуту, милорд.
Лорд Уонстед жестом предложил ей войти.
Проходя мимо него в библиотеку, Люсинда ощутила волнующий запах лавра и горячего мужского тела. Она огляделась. Две стены от пола до потолка занимали ряды книг в кожаных переплетах. Единственным чтением в ее лондонском доме был “Джентлменз мэгэзин” и “Ла белль ассамбле”.
– Прошу вас, садитесь.
Он указал на мягкое кресло у незажженного камина. Кресла были большие – чтобы выдержать его крупное тело. И, как оказалось, удобные. Люсинда представила себе, как он сидит здесь вечерами с сигарой в руке, читает книгу или газету. Или играет в шахматы. Шахматная доска стоит на красивом столике красного дерева у камина. Черные, кажется, проигрывают. Люсинда тряхнула головой и села в предложенное кресло.
– Мне бы хотелось поскорее приступить к делу, милорд. Я должна быть дома, когда София проснется.
Он сжал жесткие губы, то ли потому, что ее слова вызвали у него раздражение, то ли потому что огорчили его, – она не поняла, поскольку в следующее мгновение лицо его снова стало непроницаемым. Да, этот человек бесконечно одинок.
Люсинду бросило в дрожь, она взяла себя в руки и указала на стол у окна, где лежали письменные принадлежности и гроссбух.
– Я буду работать там?
– Да, пожалуй. Прошу вас, садитесь, миссис Грэм. Миссис Хобб с минуты на минуту придет.
Люсинда села за стол.
Вошел Джевенс с серебряным подносом. За ним семенила старая женщина.
– Поставьте поднос на стол, – велел лорд Уонстед. – Садитесь, миссис Хобб. Слушайте, что скажет миссис Грэм. Она пришла нам помочь.
Неудивительно, что бедная женщина насмерть перепугалась, потому что вид у Уонстеда был, как у рассерженного медведя, и приказания он отдавал так, словно командовал парадом.
Люсинда приветливо улыбнулась миссис Хобб:
– Садитесь, миссис Хобб. Насколько я понимаю, расписки лежат в этой коробочке? Пусть она стоит здесь, между нами.
Джевенс поставил поднос у ее локтя. На нем Люсинда увидела три чашки с блюдцами и прекрасный серебряный чайный прибор. Она посмотрела на его сиятельство:
– Хотите чаю, лорд Уонстед?
– Нет, благодарю. – Он сел за шахматную доску с той стороны, где играли белые. – Уверен, что могу оставить все в ваших умелых руках.
Много времени прошло с тех пор, когда о ней отзывались с похвалой, – это было еще тогда, когда она помогала отцу в делах. Люсинда залилась румянцем. Это не ускользнуло от Уонстеда, и он едва заметно улыбнулся.
Люсинда принялась разливать чай. Рука у миссис Хобб дрожала так, что она даже не попыталась взять чашку.
Открыв гроссбух в том месте, где красной ленточкой были отмечены последние записи, Люсинда расстроилась.
Миссис Хобб тихонько вздохнула.
– Ужасный беспорядок, мэм.
– Как полагаете, миссис Грэм, вы сможете в этом разобраться и навести порядок? – спросил Уонстед и залпом осушил бокал с бренди.
– Будем делать это постепенно. – Люсинда листала страницы до тех пор, пока не обнаружила колонки аккуратных цифр и вразумительные записи. – Вот видите? Нужно начать с этого места.
– Ах, – воскликнула миссис Хобб, – этим записям уже год! Потребуется много времени, чтобы в них разобраться.
– Занимайтесь столько времени, сколько понадобится, миссис Грэм, – сказал Уонстед. – Я буду вашим должником до конца жизни.
– Вряд ли нам удастся проделать эту работу за один вечер.
Люсинда в два счета заполнила страницу собственными записями расходов и приходов, согласованными с расписками. Часы в холле пробили три. Неужели уже прошел час? Люсинда выпрямилась, ощущая напряжение между лопатками. Миссис Хобб буквально валилась с ног от усталости.
– На сегодня достаточно, – сказала Люсинда.
– Да, миссис Грэм. Благодарю вас. – Миссис Хобб вскочила с кресла, схватила поднос и исчезла за дверью.
– Надо же, – пробормотала Люсинда, – никогда бы не подумала, что она такая проворная.
Люсинда сложила в стопку квитанции, которые они согласовали с записями в гроссбухе.
Тихий глубокий смех у нее за спиной заставил ее вздрогнуть. Сердце учащенно забилось. Она не заметила, как Уонстед подошел к ней и наклонился над ее плечом.
– Что, очень плохо?
Люсинда взяла себя в руки и перевернула страницу, с которой начала все просматривать.
– Очень, – призналась она. – Видите ли, по одним счетам уплачено дважды, по другим – вообще не уплачено или уплачено совсем недавно.
Он придвинулся к ней совсем близко.
Люсинда пододвинула книгу к нему. Он не прореагировал на этот намек. Он касался плечом ее плеча, обдавая горячим дыханием.
– Здесь столько ошибок, что я, говоря по правде, удивляюсь, как вообще все не перепуталось так, что концов не найдешь.
– Полагаю, мистеру Брауну удавалось держать кредиторов на расстоянии.
Она закрыла гроссбух и нахмурилась.
– Вы не думаете, что он…
– Обманывал меня? Нет. Мой отец поступал нечестно. Он держал управляющего в неведении относительно состояния своих дел, поручая миссис Хобб платить по самым неотложным счетам, и при этом высасывал из имения все до последнего пенни.
Она резко повернулась на стуле и посмотрела на него.
– Не спрашивайте меня почему. Дела не в таком плохом положении, чтобы их нельзя было поправить. Но я должен знать, кому сколько должен. Я был бы весьма признателен, если бы вы сохранили в тайне то, что я вам сказал.
– Да, разумеется.
Уонстед вернулся к шахматной доске и уставился на нее невидящим, взглядом.
Люсинда аккуратно уложила счета в металлическую коробочку, закрыла гроссбух и поднялась.
– Когда бы вы хотели, чтобы я продолжила эту работу? Он стоял посреди комнаты, будто не слышал ее, – так стоит одинокий человек, потерпевший кораблекрушение, на охваченном бурей острове, – и смотрел на шахматную доску.
Черные фигуры блестели, как эбеновое дерево, а белые были как будто из слоновой кости.
– Великолепная работа, – сказала она, подойдя к нему.
– Это шахматы моего деда. В кабинете у меня другие, я привез их из Испании.
Люсинда машинально передвинула черную ладью на три клетки, отрезав отступление его ферзю.
– Хороший ход, – пробормотал Уонстед и пошел пешкой, заставив Люсинду отступить или потерять ферзя. Она похлопала пальцами по подбородку.
– Теперь вы действительно поставили меня в сложное положение. Если только… – И, сделав ход королем, она села в кресло, чтобы обдумать следующий ход.
Он сделал ход конем и тоже сел, рассматривая ее из-под полуопущенных век. Она внезапно ощутила себя кроликом, на которого уставился остроглазый волк, не понимающий, голоден он или просто хочет позабавиться.
– Ваш ход. – Казалось, его глубокий голос чувственно ласкает ее кожу. Дрожь пробежала по ее плечам. Руки и ноги ослабели. Она с трудом дышала, ей казалось, что в комнате совсем нет воздуха. В ее женской сердцевине что-то начало пульсировать.
