Текст книги "Непреодолимое влечение"

Автор книги: Мирра Хьюстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

9

В первый раз – невообразимо! – Вероника не хотела заниматься любовью… И Деймон знал, что не сможет ее переубедить.

Она вырывалась из его сомкнутых рук, но тела их не желали разъединяться, как будто знали больше, чем мозг.

– Нет! – повторяла она, молотя кулаками по груди Деймона. – Нет! Нет! Нет!

– Тсс! – Он схватил ее запястья, удерживая. – Не говори так больше никогда.

Вероника повернула голову и искоса взглянула на него из-под растрепанных волос.

– Не надо! – ровно сказала она, голос ее звучал удивленно и в то же время с укоризной.

Вероника высвободила руки и отбросила волосы с лица. Она смотрела жестко, с вызовом. Слепое неповиновение.

Это все. Что-то в Деймоне напряглось, как струна.

– Ладно, как хочешь, – сказал он, ощутив изнеможение и боль.

Положив руки ей на талию, Деймон неожиданно оттолкнул Веронику на противоположное сиденье. В шоке она открыла и закрыла рот. Деймон посмотрел на свои руки, поворачивая их, как будто не узнавал, чьи они, удивляясь тому, что они мелко дрожат. Он сжал кулаки.

– Забудь, что я сказал. Представь, что этого не было.

Вероника покачала головой.

– Слишком поздно.

– Возможно.

Как… значит, это все?

– Но у нас был договор! – напомнила Вероника.

– Нет, договор был у тебя. А у меня любовница. – Несмотря ни на что, Деймон надеялся, что еще рано говорить о ней в прошедшем времени. – И, Вероника… – он подождал, пока она поднимет глаза, – я подразумевал ассоциации со словом любовь.

Она старалась держаться прямо и спокойно, как будто иначе могла разбиться вдребезги.

– Тем не менее у нас был договор. Я тебя не понимаю. Ведь именно мужчины вроде бы хотят таких отношений – чисто сексуальных…

Веки ее опустились, и Вероника задумчиво прикоснулась пальцем к губам. Этот жест сказал Деймону больше, чем все ее слова.

– Не спорю.

– Секс без обязательств, – продолжила Вероника с циничной жесткостью. – Невероятный секс. Неистовый секс.

– Можешь мне не верить, но еще живы двое-трое мужчин, которые уверены, что в жизни есть и что-то помимо секса.

– Конечно. Машины, выпивка, стриптиз и футбол. Не обязательно в этом порядке.

Ей не удалось заставить Деймона улыбнуться – его гордость все еще страдала, израненная пулеметным огнем ее «нет».

– Я хочу большего, – сказал он, – и это большее у меня всегда есть.

Да, честно говоря, было, но в неопределенном состоянии – вечно он довольствовался сексом, а «все прочее» откладывал на потом. Только с тех пор, как встретил Веронику, это неопределенное «все» казалось ему неминуемым.

Она, разумеется, разбила это на мелкие кусочки.

– Я предупреждала, что не надо спрашивать. – Вероника отвернулась, невидящим взглядом уставилась на покачивающиеся кувшинки и заросли камышей на берегу. – Извини меня, Деймон, – глухо проронила она и добавила мягче, как бы про себя: – Я должна была это учесть. Я не думала, что так будет.

– Это ты прости, что испортил твой сценарий неуместной искренностью, – сухо ответил он.

– Не надо делать из меня бессердечную стерву. – Резким движением Вероника откинула волосы на спину. – Не воображай, что я вообще ничего к тебе не чувствую.

– И что, интересно, ты чувствуешь?

Она помедлила.

– Ну… сильные чувства.

– Но мне запрещено лелеять надежду, что эти сильные чувства имеют что-то общее с любовью.

Вероника закрыла глаза. Опять оно, это слово. Это надоедливое, беспокойное, пугающее слово. Она просто не могла заставить себя воспринимать его так же оптимистично, как все остальные. Любовь для нее значила слепую преданность неестественным принципам, не свойственным природе человека. Жертвенность, пиетет, потерю свободы.

Она могла принять другие разновидности любви. Даже такие непростые, как запутанная, неоднозначная любовь-ненависть, которую она испытывала к отцу, или как инстинктивная, но окрашенная раздражением любовь к матери и к сестре. Любить Аннет и племянников, работу, дом и родину Веронике было сравнительно проще.

Сердце ее абсолютно отвергало только романтическую любовь.

Однако Деймон разбудил в ней такие эмоции, которые, даже не будучи названными, заставляли Веронику сомневаться в своих убеждениях. И где-то глубоко внутри она всегда знала, что он не тот человек, который удовольствуется «просто сексом» – необязательным, нетребовательным и не затрагивающим сердце.

Только не могла представить, что это случится так скоро.

Одно коротенькое слово. Такое простое, такое сложное. Слово, которое требовало слишком многого. Слишком. Вероника стиснула зубы. Она была слишком упрямо-независимой – и просто слишком боялась, – чтобы сдаться.

И слишком боялась потерять Деймона.

Она открыла глаза. Деймон все еще сердито смотрел на нее.

– Вероника Филдинг, ты самая сложная женщина на свете!

– Даже для себя самой, – тихо ответила она.

– Объясни почему.

– Если бы я знала… – Она коротко рассмеялась.

– Ну же, – уговаривал он, – расскажи мне.

Вероника покачала головой.

– Ты просишь слишком многого.

Он фыркнул.

– До сегодняшнего дня я ничего у тебя не просил.

– Еще как просил! – У нее перехватило дыхание. Каждый раз, когда прикасался ко мне, ты просил меня отдать тебе мое сердце. Каждой лаской, каждым поцелуем. В ней нарастал странный голод, более сильный, чем безумное вожделение, которое всю ночь не давало ей заснуть. – Ты о многом просил меня… молча… в постели…

– Опять о сексе? – спросил Деймон жестко.

– Нет!

– Я понял, о чем ты, я просто удивился. – Голос его прозвучал мягче.

– Я ведь не каменная.

– Все это напоминает любительский спектакль. – Он трескуче рассмеялся. – И мне не очень-то по душе моя роль.

– Вот как? – Вероника вскинула подбородок и, прищурившись, оглядела Деймона. – Тогда, похоже, ты начинаешь понимать мою позицию.

– Не вполне. Есть возможность организовать равное партнерство.

– Разве что в раю, – насмешливо сказала она, думая о совместной жизни своих родителей, у которых один все отдавал, а другой все брал.

– Цинично.

– Докажи, что я неправа, – приняла Вероника вызов.

Вожделение показало ей, что хотя бы какая-то часть ее хочет, чтобы она ошибалась. Она хотела, чтобы ей дали повод уступить Деймону, отпустить себя… влюбиться.

Но двусмысленность слов «уступить ему» охладила Веронику.

– Мои родители вместе уже почти сорок лет. И, кажется, гм… довольны друг другом. – Деймон поморщился, очевидно, задумавшись. – И я уверен, что есть еще пары…

– В которых мужья думают, что отношения у них пятьдесят на пятьдесят, – подхватила она. – Спроси у жен, тогда поговорим.

– Знаешь, как люди говорят? Когда пятьдесят на пятьдесят, а когда и двадцать на восемьдесят. В конце концов все должно прийти в равновесие.

– Когда-нибудь в следующей жизни.

Деймон насмешливо посмотрел на нее.

– Может быть, хочешь грести полдороги домой? Раз уж ты сторонница равенства полов?

Вероника вспыхнула.

– Отлично, – быстро пробормотала она и пододвинулась к нему. – Почему бы и нет? Мне нетрудно. Но только пусть вид моих напряженных мускулов не ранит твое хрупкое мужское эго.

– О, не забивай пустяками свою хорошенькую головку.

– Очень смешно!

Вероника знала, что Деймон намеренно подстрекает ее, мстя за нанесенную ею обиду. Все же он не доказал, что она не права. И, хотя ему не удалось это сделать, Деймон наверняка предполагал, что в итоге она согласится. Ее судьбу решит ее женская природа.

Она опустила в воду весла и разом ударила ими, обрызгав Деймона. Он улыбнулся.

– Освежает!

Вероника ответила натянутой улыбкой.

Все было бы нормально, если бы она могла держать себя в руках. Если я доберусь до причала и не раскисну, подумала Вероника, я смогу вынести что угодно. Даже надвигающееся прощание с Деймоном.

Но Деймон помешал ей выполнить обет: он положил руки поверх рук Вероники и стал грести вместе с ней. Жест был чересчур символичен.

И в этот раз она улыбнулась искренне, внезапно, бессмысленно, так мечтательно и открыто, как будто у ее сердца выросли крылья и оно улетело на небо. Деймон любит ее. Она не просила об этом, она этого не хотела, но все-таки – он ее любит.

Вероника повернула голову – вот оно, его лицо, так близко, что проще простого прижаться лбом к его лбу.

– Прости. То, что ты сказал… меня просто оглушило. Я не знаю, что делать. – Она вздохнула. – Можно сказать, у меня с любовью проблемы.

На этот раз у Деймона хватило ума не требовать от нее объяснений. Он просто придвинулся ближе и прикоснулся губами к губам Вероники, запечатлев на них прощальный поцелуй, легкий, как пух плывшей вниз по течению утки.

10

На рабочем столе Вероники были разложены сложным узором разноцветные кусочки стекла. Узор был навеян картинами весенней природы. Прелестное розово-золотистое стекло, пурпурное, много молочно-белого – волнистые линии на фоне неполированных прозрачно-голубого и зеленого и фигурных кусочков великолепного аквамарина. Высокие вертикальные панно, представляющие остальные сезоны, уже были готовы и вставлены в рамы из глянцевитого дерева. Когда будет закончено последнее панно, все четыре соединятся в большой стоячий экран.

Вероника прищурилась. Рассыпанные кусочки стекла слились в калейдоскопе цветов. Панно «Лето» представляло собой этюд в потрясающих розовых и золотых тонах – импрессионистское изображение солнечных бликов, танцующих на воде. «Весна» будет мягче – цветущие пастельные тона обновления и обещания.

Сегодня все это казалось Веронике недостаточно эффектным. Она изнеможенно оттолкнулась от стола, развернулась на стуле и стала смотреть в другую сторону, стараясь обвинить во всем свою обычную проблему. Она никогда не знала, удалось ли ей выполнить задуманное, до самого момента, когда все произведение было спаяно и выставлено на свет. Впереди еще сотни часов кропотливой работы. Обычно она наслаждалась этой длительной подготовительной стадией.

Но не в последнее время. Сорок восемь часов назад, на мучительно неразрешенной ноте, уехал Деймон, и она все еще не сдвинулась ни на волосок. Вероника попробовала резать. Каждый скрип лезвия по стеклу действовал ей на нервы, каждый отрезанный кусочек казался испорченным. В конце концов, расколотив кусок дорогого цветного стекла, она сдалась.

Оборачивать края каждого кусочка медной лентой – работа, не требующая напряжения мыслей. Слишком бездумная. Ее мысли свободно могли бродить среди мельчайших оттенков того, что сказал Деймон, и ее пренебрежительных ответов. Вероника говорила себе, что должна была предвидеть, что будет, и должна была быть с Деймоном холоднее, чтобы не произошло то, что произошло!

Она резко встала и прошла через студию к стене, сплошь состоявшей из окон. Далеко внизу Найджел и Джерри готовили лодку, чтобы снова плыть через покрытое рябью озеро в хибарку тети Аннет. Джулия растянулась в стоящем на галерее шезлонге, с мобильником на коленях и стаканом сока в руке. Она звонила и отвечала на звонки двенадцать раз на дню, связываясь с мужем под тысячей разных предлогов, и время от времени принимала сообщения для Вероники – Вероника не отвечала ни на одно из них, так как они были не от Деймона. В перерыве между звонками Джулия щебетала с сыновьями, расспрашивала сестру о личной жизни и жаловалась на то, что по вине своего безответственного мужа оказалась так далеко от цивилизации.

А Веронике не терпелось вернуться в Лондон. Она собиралась отвезти Джулию с ее сыновьями куда угодно – лучше всего к ее мужу, но и отец годился – и пойти на поклон к Деймону. Она предложит ему компромисс.

Мучительные раздумья привели ее к выводу, что боится она вовсе не любви. На самом деле она всегда любила Деймона – просто не осознавала этого – и ей удавалось сохранить независимость. Следовательно, она против замужества.

Да, точно. Любовь – еще туда-сюда, замужество – ни за что!

До тех пор, пока Деймон не выкинет какую-нибудь глупость – например, не отправится за обручальным кольцом – они смогут оставаться вместе.

Да, влюбиться – пожалуйста. Но только не замуж.

Ни в коем случае.

Был ли в этом смысл или она хваталась за последнюю соломинку, находя благопристойное оправдание своей слабости из-за того, что уже сдалась?

На следующий день всю студию заполнили звуки музыки. Найдя компромисс с самой собой, Вероника обрела мир в душе, и это позволило ей сконцентрироваться на работе. Она порхала вокруг длинного стола, как мотылек, проворно поправляя то тут, то там кусочки мелко нарезанного стекла, проверяя, подходят ли они друг к другу, и все больше наслаждалась творческим процессом.

Она отступила назад, разглядывая незаконченную панель, потом позволила себе тихонько вздохнуть. Если бы «любовь» было так же просто собрать по кусочкам!

В дверь осторожно постучали.

– Привет! – послышался голос Джулии. – Вероника, у меня для тебя нежданный гость. Можно войти?

Вероника бросилась к двери и распахнула ее. Ее надежды развеялись как дым.

– Черт возьми! Брайнер? Что ты здесь делаешь?

Брайнер Уординг надменно поднял бровь. Джулия с видом защитницы взяла его за локоть.

– Нет, правда, сестренка, что это за приветствие?

– Виновата, – ответила Вероника, хотя виноватой себя не чувствовала. – Привет, Брайнер. Чему я обязана неожиданным удовольствием видеть тебя?

– А чего еще может ожидать человек, который упорно не отвечает на сообщения другого? – И Джулия улыбнулась Брайнеру, явно сраженная наповал его серебристыми сединами и костюмом «от кутюр».

Брайнер кивнул.

– Незачем беспокоиться, девочка. Я научился сносить такое обращение от своих постоянных художников. По счастью, для моей галереи выгодно, когда творческие побуждения доминируют над всякими любезностями. – Он вежливо засмеялся.

– Вы слишком добры, – проговорила Джулия, бросая на сестру убийственный взгляд. – Я уверена, что Вероника пригласит вас в студию, раз уж вы здесь.

– Как я могу отказать?

Вероника нехотя посторонилась. Она очень дорожила своим личным пространством и не хотела, чтобы кто-либо притрагивался к ее незаконченным произведениям и даже смотрел на них. Стараясь не выказать неудовольствия по поводу нежданного вторжения, она выключила музыку.

Брайнер изучал панно, одобрительно бормоча что-то себе под нос.

– Ну что тут можно сказать? – заговорил он наконец. – Великолепно!

Вероника не торопилась благодарить. Она прекрасно понимала, что комплименты Брайнера вызваны не любовью к искусству, а любовью к причитающемуся ему проценту от продажной цены. Тем не менее, его деловая смекалка и умение преподнести товар обеспечивали ее хорошим доходом, и она, по крайней мере, должна быть благодарна ему за это.

– Панно «Весна» будет закончено через пару недель, – сказала она. – Хватит времени, чтобы оно попало на вернисаж.

В ноябре у нее должна была состояться персональная выставка в галерее Уординга. Брайнер, с его безошибочным инстинктом популярности, перенес вернисаж, первоначально назначенный на январь, чтобы он совпал с выставкой Фергюса Филдинга.

Брайнер подошел к рабочему столу, разглядывая разложенные на нарисованном на бумаге узоре цветные кусочки. Дотронулся кончиком пальца до темно-зеленой стекляшки.

– Гм… я вижу этот квартет гвоздем выставки. Мы поставим эти панно на подсвеченном возвышении перед входом в галерею… гм, да, это будет великолепно. – Он пошевелил губами, что-то подсчитывая. – Я думаю, ты заинтересуешь важных коллекционеров. Цены взлетят до небес. Напрасно ты, дорогая, не отвечала на мои звонки. Однако я не сожалею о том, что имею возможность увидеть твою работу. – Его проницательный взгляд скользнул по покатому потолку, по всем его балкам и световым люкам. – Тебе удалось оборудовать в этой глуши прелестный уголок. И это озеро – оно великолепно. Место по-настоящему вдохновляет.

Вероника вежливо кивнула в знак согласия. Несмотря на красивые слова Брайнера, она не была уверена, что он способен постичь красоту, служащую ей источником вдохновения. Брайнер не из тех, кто будет восторгаться какой-нибудь полянкой или «туром» по озеру в лодке.

– Но это так далеко… – светским тоном посетовала Джулия.

– Да-да, – поддакнул Брайнер.

– Вероника вот-вот превратится в отшельницу. Я так думала, пока не застала здесь ее… э-э-э… гостя.

Джулия поджала губы, помедлив всего мгновение. Вероника обожгла ее взглядом – бесполезно.

– Деймона Джефферсона, – раздельно промолвила Джулия.

– Деймона Джефферсона?

Вероника напряглась всем телом. Этим двоим показалось мало того, что они влезли к ней в студию, – теперь они начнут копаться в ее личной жизни!

– Маленький секрет Вероники, – жеманно промурлыкала Джулия. – Загадочный любовник.

– А я и не знал, – проронил Брайнер.

Вероника молчала, но Джулии не терпелось выложить все, что она знала:

– Он финансовый аналитик у Дейла и Гамильтона. В Сити.

– Это все замечательно, но все же нужно поговорить о деле. – Брайнер выжидательно взглянул на Веронику. – Тут несколько деталей относительно твоей выставки…

– Да. Могу уделить тебе пару минут. – Раз уж вдохновение все равно пошло псу под хвост, мысленно добавила Вероника. – Останешься ужинать? Я обещала племянникам тако, – предупредила она и улыбнулась, представив, как Брайнер пачкает острым соусом свои девственно белые манжеты.

– Какое щедрое приглашение, я сто лет не пробовал мексиканской кухни. – Брайнер подарил Джулии игривый взгляд. – Это будет забавно.

Джулия заулыбалась.

– О, я уверена в этом, мистер Уординг.

Он раздвинул губы в чувственном оскале.

– Зовите меня Брайнером, дорогая.

Вероника отобрала из присланных тетей Аннет помидоров дюжину самых спелых. Джулия поджаривала говядину, а Найджел натирал на крупноячеистой терке три сорта сыра. Джерри в гостиной развлекал гостя. Пока Брайнер, кажется, не скучал.

– Он такой симпатичный, хоть и седой, – заметила Джулия. – Сколько ему лет? И он когда-нибудь приударял за тобой?

– Сорок с чем-то, – ответила Вероника, обходя второй вопрос. – И я тебя предупреждаю, у него есть устрашающая бывшая жена. Служащие галереи Брайнера прозвали ее Валерия-Валькирия.

– Какая разница, если они развелись?

– Но ты-то нет.

– Пока нет. – Джулия положила деревянную ложку, которой помешивала скворчащее мясо, и ахнула: – Батюшки, я вся в жире! А я хочу хорошо выглядеть для… э-э-э… за ужином.

– Осторожнее, сестренка, – прошептала Вероника, – не делай того, о чем можешь потом пожалеть.

– Я только хочу чуть-чуть пофлиртовать. Что в этом такого? – возразила Джулия, теребя пояс своего платья.

Вероника пожала плечами и добавила к мясу содержимое пакетика со специями.

Джулия была специалисткой по флирту. Мужчины ценили ее улыбочки, хлопанье ресницами и женственный стиль одежды, хотя, будучи замужней женщиной, кокетничала она больше из любви к искусству. В то время как Вероника не кидалась на шею каждому встречному, но не была и ханжой или недотрогой. В отношении мужчин она доверяла своим инстинктам.

Даже с Деймоном. Все еще доверяла, хотя он и разрушил ее оборону без всяких усилий.

Почему бы еще и по этой причине не допустить, что она его любит?

11

Когда гости наконец улеглись, была почти полночь. Вероника закрыла дверь своей спальни, радуясь, что хотя бы эта территория принадлежит только ей. Вероника наскоро приняла душ, раздумывая о том, как же нравилось ей одиночество – присутствие в доме четырех незваных гостей напоминало нашествие. Ей стало вдруг легче понять отца, требовавшего, чтобы все было тихо и мирно, – но это не значило, что она начнет бросаться кистями в Найджела и Джерри, когда они слишком шумят!

Она надела шелковую ночную сорочку и вышла на маленький, как у Джульетты, балкончик. Порыв ветра поднял ее сорочку, но красоваться было не перед кем. Вокруг царила беспросветная тьма. Крупные капли, оставляя на серо-коричневом шелке сорочки расплывчатые пятна, струйками стекали по голым ногам Вероники. Она подняла лицо к небу, чтобы дождь намочил ее лицо, – тогда не придется признавать, что она плачет.

Что это на нее нашло? Эмоции эти можно было понять. И слезы тоже. Конечно, она скучала по Деймону, но пора уже было привыкнуть к разлукам. Хотя для стоического, бронированного «я» Вероники было очень болезненно признать, что она влюбилась в Деймона, это не стоило мелодрамы и слез.

Она слишком сильная для того, чтобы плакать. Особенно из-за мужчины. Мать Вероники пускала слезу всякий раз, когда Фергюс на всю ночь оставался в студии с новой натурщицей. Сестра Джулия в первые дни разлуки с мужем израсходовала три коробки бумажных платков.

Но, она, Вероника сделана из более прочного материала. Она независима и уверена в себе. Дождь намочил ее лицо. Она не плачет. Это просто дождь.

Через минуту она ушла с балкона, приказав себе забыть про слезы. Она отказывается быть одним из этих жалких созданий, которые кончают тем, что пялятся на молчащий телефон и ждут звонка от мужчины. Или стоят под дождем, настолько пропитанные желанием, что от него пульсируют кончики пальцев.

– Я женщина, слышите, вы? – пробормотала Вероника уныло, стаскивая с себя намокшую сорочку и ища полотенце. – Я сама все решаю!

Вспомнив, что она вытащила рубашку Деймона из корзины с грязным бельем и припрятала ее подальше в своем шкафу, Вероника набросила ее на голое тело и глубоко вздохнула от удовольствия. Конечно, хуже, чем быть в объятиях Деймона, но лучше, чем холодные объятия дождя и жалости к себе.

Она взяла с тумбочки телефон и набрала номер.

– Алло? – Сонный голос Деймона.

Вероника вдруг онемела. Она не знала, что говорить.

– Вероника? Вероника? Пожалуйста, скажи, что это ты.

Она прочистила горло.

– Это я. Мне жаль, что разбудила тебя…

– А мне не жаль.

– О. Так, значит, я могла позвонить тебе три дня назад и не подвергать себя этой пытке?

– Я ждал. Не скажу, что терпеливо, но ждал. – Деймон натужно засмеялся. – Видишь, какой я внимательный парень – даю тебе время, даю возможность самой решать, а не давлю на тебя своим мужским авторитетом.

– Ладно, ладно, я поняла. Спасибо. И моя измученная душа тоже благодарит тебя.

– Мне нравится, как это звучит. Не то чтобы я хотел, чтобы ты мучилась, но…

Свобода. Он не ненавидит ее за то, что она так… так… отдалилась. Вероника растянулась на кровати, подложив одну руку под голову, в другой она держала трубку.

– Ты был бы прав, если бы вышвырнул меня из лодки после того, что я сказала.

– А ты бы утонула? Или всплыла бы?

– А как ты думаешь? Утонула бы – значит, невинна, а если бы всплыла…

– Ох, ты точно ведьма, Вероника. Сексуальная, очаровательная ведьмочка. Ты колдуешь со стеклом и, похоже, околдовала меня.

Она помедлила, не готовая сразу нырнуть с головой в полную интимность. К этому лучше идти постепенно.

– Гм, кстати о стекле. Угадай, кто спит сейчас в комнате с двухъярусными койками?

– Слава Богу, не я.

– Джулия.

– Тогда кто же спит в гостевой? – спросил Деймон. Вероника слышала, как он ворочается в кровати. Она представила, как ворочается вместе с ним. Под ним. – Кто бы он ни был, его обслуживают по первому классу, так?

– Удобства по первому классу, но не обслуживание. Это все для тебя. – Отныне и навсегда, добавила она мысленно.

– Могу я проверить это прямо сейчас?

Вероника прикусила язык: она едва не предложила Деймону делать это всю жизнь.

– Мы говорим о госте. Это Брайнер Уординг. Помнишь такого?

– Тот парень с галереей? Прилизанный манипулятор?

Вероника хмыкнула. Да, Деймон умеет подметить в человеке главное.

– Да, ты его помнишь.

– Ага. И как же он прибыл? На вертолете?

– На машине. Он сам за рулем, поэтому и ночует. Джулия отказалась отсылать его домой.

Слово «круто» в исполнении Деймона прозвучало как саркастическое рычание.

– Он наверняка очень хотел тебя увидеть, если решился забраться в такую глушь!

– О, это было не так уж и плохо. Я накормила его тако. Джулия с ним кокетничала, он выпил почти весь мой запас виски и отправился спать относительно счастливым.

С минуту Деймон молчал, Вероника даже забеспокоилась, что на линии помехи.

– Ну, если ты позвонила мне за полночь только чтобы сказать, что Брайнер Уординг надел мой халат… – наконец заговорил Деймон.

– Я никому не отдам твой халат!

Вероника уткнулась лицом в подушку и засмеялась. Просто ей стало очень легко, когда она поняла, что все у них с Деймоном в порядке. Но она еще чувствовала необходимость смягчить свою резкую реакцию на признание Деймона в любви.

– Так зачем же приехал Брайнер? – спросил он сердито.

– Точно не знаю. Были кое-какие вопросы по делу, но ничего такого, о чем нельзя договориться по телефону. Может, он захотел посмотреть на панно, над которыми я сейчас работаю, проверить, как продвигается дело. И, может быть…

– И, может?

– Я думаю, он понял, что я не единственная, кто может представить его Фергюсу Филдингу – голубая мечта всех галерейщиков.

– О… – Сначала Деймон облегченно вздохнул, но снова заговорил озабоченно: – Хочешь сказать, он ухлестывает за Джулией, несмотря на то что она замужем?

– Она считает себя свободной. – Вероника перевернулась на живот. – И я не могу во всем обвинять только Брайнера. Моя сестра кокетничает с ним напропалую – она думает, что это игра.

– Хм, может быть, но я повторяю, что этот парень – манипулятор. Объясни мне еще раз, зачем ты связалась с его галереей.

– Она одна из лучших. Он невероятно продвинул мою карьеру. – И она рассказала о том, какие неоднозначные чувства испытывает к Брайнеру и продолжает работать с ним, несмотря на то что он ни разу не упустил возможности выдоить из фамилии Филдинг все, что мог. – Но у нас налажен контакт. Плюс – ну я об этом говорила, – мне нравится успех. То, что я Филдинг, открывает передо мной какие-то двери, но у меня достаточно оснований верить, что мою работу узнают, даже если она не будет подписана фамилией, которую я ношу. Когда-нибудь.

– Уверен, ты права. Мне понравилось то, что ты выставила тогда в ресторане, еще до того, как я узнал, кто ты. Хотя я не заправский критик.

– Помню, – протянула она. – Я помню выражение твоего лица. Оно для меня значило больше, чем красивые слова.

– Но ты тогда сказала мне, что тебя зовут Камилла, и все испортила.

Вероника закрыла глаза и улыбнулась.

– Я тебя не знала. Это была игра.

– Девочки Филдинг любят поиграть?

В животе у Вероники что-то сжалось.

– Да, точно.

– Но то, что началось, как игра…

– Да.

– …закончилось…

– Да?

Не закончилось, подумала Вероника. И не закончится.

Молчание затянулось. Наконец Деймон прервал его.

– Закончилось всерьез.

– О да, – прошептала Вероника.

Когда она поняла, с чем согласилась, то широко открыла глаза и едва не прикусила язык. Но очень быстро смягчилась и сказала в трубку с мягким упреком:

– Хитрюга.

– Как ты могла не догадаться, что я влюбился в тебя? – Голос Деймона был исполнен чувства, но не звучал от этого слабо. Ни на йоту.

Какой-то импульс придал Веронике смелости. Но до сих пор их отношения на импульсах и держались. Она захотела, чтобы самый важный шаг свершился как можно медленнее.

– А как давно ты понял?

– Я знал это всегда.

– Не с самого начала.

– С самого-самого. По крайней мере, я так думаю. Между нами мгновенно возникла связь. Ты тоже почувствовала это, детка, я знаю.

Вероника резко втянула воздух – Деймон попал в яблочко.

– Откуда ты знаешь?

Он хмыкнул.

– Очевидно. Я знал, что ты не дашь свои трусики кому угодно.

– Может, и дала бы. Видишь ли, я готова была наброситься на кого угодно.

– А теперь ты моя.

– Торжествуешь?

– Наслаждаюсь.

– Не слишком расслабляйся.

– С тобой не получится, это уж точно. Ты любишь подбросить поленьев в огонь, не так ли? Взять да и сказать, что не веришь в любовь. Как я должен был на это ответить? Затеять спор – чтобы ты снова исчезла? И я решил подождать и убедить тебя по-другому.

– Какое двуличие!

– Угу.

– Ох, Деймон, ты меня надул. – Вероника коротко рассмеялась.

– Надеюсь, это означает именно то, что я думаю.

– Это означает, что ты влюбил меня в себя, ты, крыса. – Вот, она это сказала. Но голос был сиплый, какой-то ранимый. Ошеломленная, Вероника прочистила горло и продолжила дерзко: – Ты змея, ты проныра, ты крот.

– Давай-давай, моя птичка.

– Уф, я хочу прикоснуться к тебе обеими руками…

Деймон театрально застонал:

– О, детка, о да…

– Да не так! – расхохоталась она.

– А ты уверена? – поддразнил Деймон, и Вероника почти увидела, как озорно он подмигивает. – Итак, любовь моя, что на тебе сейчас?

– Ладно, Деймон, я выдаю большой секрет, но, кажется, он уже не первый за эту ночь. Сказать по правде, Деймон, на мне сейчас твоя рубашка. Нестиранная.

– Моя рубашка.

– Та самая, с прошлой субботы, когда мы… ну, там пятна от травы на локтях и одна кнопка отлетела.

– Ах, та рубашка. Спасибо, что напомнила. Я столько бегал по лесу за разными девчонками, что мог бы перепутать эту рубашку с какой-нибудь другой. – Деймон помолчал и тихо сказал в самую трубку, голос его звучал так, будто Деймон прикасался к уху Вероники губами: – Могу я спросить, почему ты, отправляясь в постель, надела именно эту рубашку?

Вероника закрыла глаза, прислушиваясь к шуму дождя, окутывая себя запахами и воспоминаниями.

– Она пахнет.

– Да-а, насколько я помню, мы уже выяснили, что она нестиранная.

– Ты знаешь, что я имею в виду, Деймон. Она пахнет тобой. Она пахнет лесом, солнцем… И сексом.

– И любовью.

– Да, и любовью.

Они надолго замолчали – глубоким, исполненным смысла молчанием. Потом Деймон глубоко вздохнул и сказал:

– Это лучший секс по телефону за всю мою жизнь.

– О-о, мальчик мой, – пропела она, – если это ты называешь сексом по телефону…!

– А ты можешь лучше?

Вероника знала, что он провоцирует ее. Бросает ей вызов.

– Спокойной ночи, Деймон, – торопливо сказала она. – Я люблю тебя, и мы скоро увидимся.

Если на этом свете есть справедливость.

Трубка упала. Со свистом вздохнув, Вероника уронила голову на подушку. Она чувствовала себя абсолютно вымотанной. Но счастливой. Боже, она была счастлива как никогда в жизни!

Благодаря мужчине. Одному-единственному мужчине на свете.