Текст книги "Сорок лет назад (СИ)"

Автор книги: Мирон Володин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Аша была в растерянности. После паузы Максим снова схватил ее за руку.

– Аша, я должен бежать! Сейчас же, немедленно! Боюсь, этот Чан что-то подозревает. Я пришел за тобой. Давай убежим вместе!

– Нет, нет, – она испуганно вырвала руку. – Я… я не могу.

– Ты боишься?… Напрасно. Мак-Раст наверху, у дядюшки. Его катер ждет у пирса. Как раз сейчас самый удобный момент, другого такого может не быть.

– Но ведь ты же сам сказал, что меня он не тронет!

Максим засопел.

– Что ж, я не вправе тебя уговаривать. Ты должна решить это сама. Как знать, может, тебе и в самом деле лучше не подвергать себя риску?… Ладно, оставайся. Скоро здесь будет полиция, она и заберет тебя отсюдова.

Он еще хотел добавить что-то по поводу того, как ему невесело с ней расставаться, но замялся, потому что не хотел напоследок быть неискренним: пока приходилось притворяться перед дядюшкой, она была ему нужна, чтобы отводить душу. Но не существовало такой цены, которую он не мог бы заплатить за решение покинуть остров.

– Извини! Мне пора идти.

– Конечно, иди, – кивнула она. – И не беспокойся обо мне.

– Надеюсь, что все будет в порядке.

– Я тоже, – в ее глазах промелькнула грусть и исчезла. – Поднимусь-ка лучше наверх, попробую их ненадолго отвлечь.

Вдруг он догадался, что по отношению к ней нельзя вот так просто взять, повернуться и уйти.

– Аша!

Она остановилась. Еще секунда – и они разошлись бы в разные стороны. Он подошел, обнял ее за плечи и осторожно привлек к себе. Она не сопротивлялась. Но Максим не поцеловал ее, из боязни, что прощание может слишком затянуться. Ее волосы, лаская, лишь бегло скользнули по его щеке.

Думая о том, что больше он ее никогда, вероятно, не увидит, он спрашивал себя и не мог найти ответ, хочет ли унести это воспоминание с собой.

4.4

Катер слегка покачивался на волнах, со скрежетом вытирая борт о деревянные сваи пирса. Охранять его было некому, все находились наверху, у дядюшкиной постели.

Максим быстро спустился от беседки к морю и бегом пересек длинный пирс, хотя его и так уже никто бы не догнал. На ходу освободив конец каната, спрыгнул в катер. Тот качнулся, между ним и причалом образовалась широкая брешь.

Сегодня ему пришлось провозиться с зажиганием дольше, чем тогда, когда он собирался бежать на джипе. Тем временем корму развернуло волной, и катер начало относить к берегу. У него внутри все оборвалось: если сию минуту мотор не заведется… Он вообразил змеиную улыбку Чана. Едва удалось, подавив страх, снова сосредоточиться над зажиганием.

Запустился! Максим вытер рукавом вспотевшее лицо и направил катер в открытое море. Теперь лишь бы не напороться на рифы, коварно прятавшиеся под водой. После всего, через что он прошел, это было бы слишком. Хорошо, что он запомнил, хотя бы в общих чертах, путь, которым они возвращались от миссис Хептон. Он внимательно следил за ориентирами и за гладкой поверхностью воды, под которой могли в любую секунду появиться смутные очертания коралловых рифов. Даже назад не оглянулся ни разу, хотя ему не терпелось узнать, заметили ли его бегство. Скорее всего, да, но теперь им оставалось только бессильно кусать локти.

Скоро берег превратился в сплошную зеленую полосу. Максим повернул руль и пустил катер параллельно ей. Ветер яростно свистел в ушах, забивался в ноздри и рот. Солнце слепило глаза. Он ничего этого не замечал. И не было вялости после бессонной ночи, проведенной за чтением дядюшкиных дневников.

Ему не хотелось задумываться над тем, что же будет дальше. Однако в двух вещах был все же уверен: никогда больше не вернется он на эту землю и ни за что не войдет ни в один террариум.

Киринда обнаружила себя белеющей набережной в расплывшейся тени высоких пальм. Сначала берег показался ему незнакомым. Но потом он разглядел яхту, на которой они танцевали под старую мелодию боссановы, и все остальное тут же приобрело узнаваемый вид.

Неожиданно из-за мыса выскочил катер береговой охраны и кинулся ему наперерез. Над водой угрожающе взвыла пронзительная сирена. Катер явно нацелился в его сторону. Расстояние сокращалось на глазах. Впрочем, Максим не собирался убегать. Голос, прозвучавший через рупор, потребовал остановиться. Вблизи от берега Максим и без того шел на малых оборотах. Тем не менее на требование полиции он заглушил двигатель.

По переброшенному мостику на его катер сошло несколько полицейских. Ему объявили, что он арестован, и на него надели наручники.

Оба катера, береговой охраны – впереди, за ним – катер Мак-Раста, на котором оставался Максим, уже без моторов, по иннерции подходили к берегу. У пирса их дожидался полицейский джип.

Борт ударился о сваи пирса, катер резко качнуло. Максим в наручниках потерял равновесие и упал бы, если бы не полицейские. Те же руки подтолкнули его сзади. Очутившись на берегу, он обратился к сержанту, который ими всеми командовал, и потребовал связаться с инспектором Вирасурия. На что тот, небрежно пожав плечами, пообещал, что очень скоро такая возможность ему представится.

Присутствие полиции собрало на набережной толпу, которая с ленивым любопытством наблюдала за тем, как Максима провели по пирсу и втолкнули в джип, а по краям сели полицейские. До него доносились восклицания, но он ничего в них не понимал. Как и того, почему он в джипе и в наручниках. Он успокаивал себя, что это ненадолго.

Полицейское управление, оказывается, находилось совсем недалеко от рыночной площади. Он узнал фонтан, украшенный лотосами. Они совершили вокруг него полуоборот, обдав клубами серого дыма. Затем свернули в одну из тесных улочек, примыкавших к площади. Он успел заметить флаги, полицейского, стоящего у входа, прежде чем автомобиль влетел в раскрывшиеся перед ним ворота.

С четырех сторон их окружали высокие угрюмые стены. Максим вышел из джипа, и в этот момент с него сняли наручники. Полицейские под руки ввели его в здание. Тут сопровождающий передал его встретившему их еще одному полицейскому со словами:

– Этого – к Вирасурии.

Максима повели полутемным коридором. Вдруг тяжелая рука легла ему на плечо. Другая в это время открыла дверь.

Шагнув вперед под действием легкого толчка, он оказался на пороге тесноватого кабинета, всю мебель которого составляли письменный стол и еще ряд стульев у стены, доходивший до самого порога. Впрочем, от края до края всего-то и помещалось не больше пяти стульев. Окно было забрано решеткой и, повидимому, никогда не открывалось: в этой тесноте стоял едкий, задымленный воздух, кажется, пропитавший тут все подряд. Тучный человек в гражданской одежде (видна была только светлая рубашка с коротким рукавом, обнажавшая волосатую грудь), пуская дым к потолку, смерил его взглядом и снова уткнулся носом в стол. Затем что-то произнес на сингальском языке, не поднимая головы. Пепельница стояла у него под рукой, закрывая часть текста, который он так увлеченно читал.

– Простите, сэр, вы, как я понимаю, инспектор Вирасурия? – радостно поинтересовался Максим.

Тот снова, нахмурившись, посмотрел на него снизу вверх.

– С каких это пор арестованные начинают сами задавать вопросы? – на этот раз он заговорил по-английски, хотя и с заметным акцентом.

Максим поторопился внести ясность.

– Если я арестован, то, очевидно, в результате какого-то недоразумения. Я Петр Шемейко, племянник мистера Пула.

– Вижу, – бросил Вирасурия, доставая из груды скоросшивателей, находящихся у него под рукой, новую папку.

– Ну, и… – протянул Максим, удивленный тем, что ему не удалось произвести на полицейского никакого впечатления.

Вирасурия пожал плечами.

– А разве из этого что-нибудь следует? Лично я не знаю ни одной причины, по которой племянник мистера Пула не может быть арестован в том случае, если он нарушил закон.

– О чем это вы? – Максим был совершенно сбит с толку. – Повторяю, я Петр Шемейко…

– Это я уже слышал, – не слишком вежливо перебил его инспектор. – И тут нет никакой ошибки. Вы угнали катер доктора Мак-Раста. Не знаю, как там у вас на вашей родине, а здесь посягательство на частную собственность считается преступлением. И вы ответите за это перед законом.

– Что?! Послушайте, моя жизнь подвергалась опасности, меня собирались вот-вот убить, а вы мне – про катер?

На этот раз удивился почему-то Вирасурия.

– Так вашей жизни кто-то угрожал? Интересно знать, кто же?

Максим едва не задохнулся от возмущения.

– Вы что, ничего до сих пор не поняли? Слышите, это я вам звонил сегодня утром, это со мной вы говорили по телефону всего лишь несколько часов назад! Не ожидали меня увидеть? Ну да, я сказал вам, что не смогу выбраться без вашей помощи, но мне случайно повезло, и, как видите, я здесь. Так чего же вам еще надо? Пошлите кого-нибудь на виллу, арестуйте ее хозяина, и дело с концом.

Откинувшись на спинку стула всем своим грузом, Вирасурия самозабвенно покуривал сигарету, тогда как его глаза с нескрываемым интересом изучали одежду сидящего напротив наглого арестанта.

– Значит, вы звонили мне сегодня утром? – переспросил он в перерыве между двумя затяжками.

Максим в подтверждение кивнул головой, хотя тон собеседника насторожил бы кого угодно.

– И вы утверждаете, что разговаривали именно со мной?

Максим оторопел.

– Что за вопрос, вы же мне сами представились! – однако у него по спине пробежал неприятный холодок.

Вирасурия состроил гримасу, из которой следовало, что он сомневается в способности Максима отвечать за свои слова.

– Что ж, допустим, – внезапно он изменил тактику и обвел рукой стол, заваленный папками и просто кипами бумаг. – Сами видите, сколько у меня работы, я вполне мог проявить рассеянность. Так может, вы мне напомните в двух словах, о чем мы с вами говорили по телефону.

Максим постарался овладеть собой. Вирасурия вел себя так, словно утром не было никакого телефонного разговора. Все это выглядело крайне подозрительно. Но он не должен был дать ни малейшего повода этому толстому полицейскому сомневаться в нем самом.

Стараясь сдерживать эмоции, он изложил суть дела. Вирасурия в это время пускал кольца дыма к потолку и бросал на него загадочные взгляды.

– Так, так, – закивал он головой, когда Максим остановился. – Ну и где же трупы тех, кого ваш дядюшка успел отправить на тот свет? Остались хоть какие-нибудь следы? (Максим развел руками). Видите ли, насколько мне память не изменяет, в наших досье не зарегистрировано ни одно, по крайней мере, нераскрытое убийство, не было и пропавших в этот период.

– Вы уже говорили об этом по телефону, – со вздохом напомнил Максим.

– Неужели? Вот видите.

Максим не стал спрашивать, почему у него такая цепкая память на преступления, совершенные год тому назад, и такая никудышняя – на телефонный разговор, состоявшийся не далее как сегодня утром.

– А еще вы сказали, – продолжал он, снова начиная терять самообладание, – что у вас на него заведено дело, и что вам только не хватает улик. Кстати, вы пообещали вытащить меня оттуда, хоть об этом вы, надеюсь, не забыли? Вы посоветовали мне сидеть и ждать вашего появления, а быть может, все-таки забыли?

– Знаете, похоже, я был прав, советуя вам оставаться на месте. Зря вы меня не послушались, тогда и не натворили бы глупостей.

– На что вы намекаете? Послушайте, мой так называемый дядюшка – маньяк-убийца, или вы до сих пор этого не поняли?!

– Он – маньяк, – невозмутимо сказал Вирасурия. – А вы?

– Что – я?

– Вы разве не маньяк?

Максиму вдруг нестерпимо захотелось его задушить.

– Значит, вы мне не верите?! Тогда объясните, с какой целью вы стали водить меня за нос, когда я вам позвонил? – он и впрямь вскочил и грозно навис над Вирасурией, подмяв руками его документы.

Тот быстро сунул руку под стол. В кабинет влетел полицейский и силой усадил Максима на место.

Поправив смятые бумаги, Вирасурия уже успокоенно заметил:

– Должно быть, вы забыли, где находитесь. Здесь пока еще полицейское управление, а не сумасшедший дом!

– Если бы вы захотели, то смогли бы сами убедиться в том, что я сказал правду!

– Э, – Вирасурия небрежно отмахнулся. – А впрочем… Ответьте хотя бы еще на один вопрос. Если вы не племянник мистера Пула, как вы утверждаете, то, в таком случае, кто же вы на самом деле? Назовите ваше настоящее имя.

Кровь хлынула Максиму в лицо. Такого оборота он не ожидал. Секунду они молча сидели друг против друга. Вирасурия наслаждался его глубокой растерянностью. Вдруг почувствовав себя окончательно загнанным в угол, Максим поник головой. Вирасурия многозначительно переглянулся с полицейским и торжествующе ухмыльнулся.

Его рука потянулась к телефонному аппарату.

– Соедините меня с виллой мистера Пула. Номер…

У Максима потемнело в глазах. Вирасурия продиктовал тот самый номер, по которому он звонил в полицию несколько часов назад!

– Кто у телефона? Это вы, Чан? – словно сквозь туман видел он одутловатое лицо Вирасурии, развернувшееся к нему в профиль. – Вирасурия. Можете ни о чем не беспокоиться. Передайте вашему хозяину, что его племянник у нас. Впрочем, насчет остального вы оказались правы. Этот молодой человек целиком во власти каких-то несвязных представлений… Да, к сожалению. Типичная паранойя. Знаете, лучше бы им занялись врачи. Я бы все же отправил его в клинику для… такого рода больных, ну, вы меня понимаете, – он спохватился, вспомнив, что Максим все еще рядом и сделал знак полицейскому вывести его за дверь. Прикрыв трубку ладонью, добавил. – Присмотрите за ним хорошенько.

Максима вывели в коридор и усадили на скамью. Он перестал возмущаться и присмирел. Спорить бессмысленно! Он сам постарался убедить полицию в том, что он душевно больной. Его маскарад плюс этот трюк с телефонным номером, а тут еще и висящее над ним обвинение в Польше. Полиция, это была западня. Не пошевелив и пальцем, дядюшка снова уложил его на обе лопатки.

Вирасурия, распахнув дверь, остановился на пороге своего кабинета.

– Должен сказать, вам еще повезло, мистер Шемейко. Ваш дядюшка против того, чтобы вас поместили в лечебницу. Он обещал мне присматривать за вами. И хотя это против правил, однако учитывая, с кем имеешь дело, я согласился вернуть вас на его виллу, при условии, что вы и носа оттуда не высунете. Вам ясно? – увидев, что Максим не собирается протестовать, он удовлетворенно кивнул головой. – Вижу, вы начали приходить в себя. Ну что ж, это обнадеживает. Постарайтесь поскорее выбросить из головы всю эту чертовщину и больше не огорчайте вашего дядюшку, – затем он что-то бросил на своем языке полицейскому, и тот подтолкнул Максима к выходу.

* * *

Тем не менее, обратно его снова везли в наручниках, очевидно, по указанию Вирасурии. С угрюмым спокойствием смотрел он на приближающийся берег, черепичную крышу дядюшкиного коттеджа и деревянный пирс, на краю которого стоял Чан, готовясь закрепить канат.

Полицейские поддержали его снизу, а Чан подстраховал сверху, пока он взбирался по трапу. Спустя какое-то время Максим хладнокровно воспринимал поражение, надеясь лишь на то, что по пути ему не придется столкнуться с Ашей. Ему не хотелось, чтобы она его увидела в сопровождении полицейских.

Они отвели его в комнату Чана на первом этаже, и только здесь освободили от наручников. Чан потребовал, чтобы их оставили наедине. Полицейские вышли, он плотно прикрыл за ними дверь.

– Итак, вы меня не послушались.

– Мне вам нечего сказать, – испытывая к нему глубокую неприязнь, ответил Максим.

– Зато у меня к вам есть претензии.

– А мне на них наплевать. Сейчас ваша взяла, но не надейтесь в следующий раз схватить меня голыми руками.

– Посмотрим, – многообещающе заметил Чан.

Максим отвернулся, его рот вызывал у него такое же отвращение, как и его змеи.

– Я был прав, что не доверял вам. К счастью, мне удалось убедить мистера Пула принять дополнительные меры предосторожности. Он вписал в свой блокнот второй принадлежащий ему телефонный номер, как номер полиции, и держал его на видном месте, чтобы вы без труда смогли им воспользоваться. Вы думали, что перехитрили нас. Какая самоуверенность! Вам и не пришло в голову, что на вилле может быть две линии. Обе одновременно включаются наверху. Если ни я, ни ваш дядюшка этого не делали, то, следовательно, это могли сделать только вы. Едва зазвонил телефон, как я уже знал, кто звонит и с какой целью. Вы же в это время были убеждены, что разговариваете с полицией. Как вам мой сингальский акцент? Совершенно меняет голос, не правда ли?

– Когда я это понял, было уже слишком поздно.

– Вы поступили очень неразумно. Теперь я буду вынужден прибегнуть к крайнему средству, – сказал Чан, открывая аптечку и доставая оттуда посудину для кипячения шприцов.

На глазах у Максима он насадил иглу, резким движением надломил горлышко ампулы и всадил в нее шприц. Максим с возрастающей тревогой следил за его действиями.

– Будьте добры закатать рукав.

– Что?!

– Прошу вас, закатайте рукав, – повторил Чан терпеливо.

– А вы считаете, можно вот так взять и ввести человеку Бог знает что, не спросив даже, что он об этом думает?

– Вы правы, – Чан оставался невозмутим. – Я действительно об этом не спрашиваю, так как все равно уверен, что вы согласитесь.

– Наглости у вас хоть отбавляй!

– На вашем месте я бы не торопился с выводами.

– Вот как! Интересно, что же в этом шприце?

– Во всяком случае, не то, о чем вы подумали. (Он позволил себе утверждать, будто читает его мысли!). Это лишь успокоит вас на некоторое время… Вы готовы? – Чан сжимал двумя пальцами обращенный кверху шприц.

– Вы это серьезно?

– А разве похоже, чтобы я шутил? Послушайте, там, за дверью, остались полицейские. Для них вы не более чем сумасшедший. Если они заметят в вашем поведении малейший намек на агрессивность, вас немедленно упекут в «психушку», из которой вы едва ли когда-нибудь выйдете. Предпочитаете, чтобы я их позвал? Достаточно одного моего слова… Так что вы решили выбрать?

Максим ненавидел Чана тем сильнее, чем бессильнее был против его аргументов. Это чувство не покидало его до последней минуты, когда он услышал, как игла проколола его кожу. Он, полный жизни, отнюдь не слабый молодой человек целиком зависел от беспомощного дядюшки и старого Чана.

4.5

Очнувшись, он тут же догадался, что лежит на земле. Под ним был мягкий мох, от земли исходил теплый пар. Протерев глаза, Максим приподнялся на локтях и осмотрелся вокруг, но ничего не увидел, кроме темноты. Темень, хоть глаза выколи. Над головой, правда, нависали черные кроны деревьев, а в их просветы заглядывали случайные звезды. Луна пряталась за тучами. Когда она выйдет, он сможет рассмотреть больше. Возможно, это наведет его на какую-то мысль и позволит хотя бы частично восполнить пробел в своей памяти. Пока же он и понятия не имел о том, как тут оказался. Помнил только, как позволил сделать себе укол, и как после него куда-то провалился. Долго же он спал. Сейчас была уже ночь, значит, прошло не меньше пяти… или даже шести часов. За это время Чан мог отвезти его куда угодно. Только вот почему он бросил его одного в джунглях? Максим напрасно старался припомнить хоть что-нибудь. В памяти попрежнему чернела невосполнимая дыра.

Необычную атмосферу создавало полное отсутствие ветра, ни малейшего дуновения. Хотя откуда в джунглях взяться ветру? И еще вокруг стояла невероятно глубокая тишина, как если бы он находился в звукоизоляционной камере. Ощущение этого вселяло в него необъяснимый страх. Но ведь это джунгли, попробовал он себя успокоить, тут всегда так.

Луна окружила сияющим ореолом край облака. Вот-вот она выплывет на чистое небо, и по крайней мере тогда уже не будет этой пугающей темноты. Максим попробовал встать на ноги, желая встретить ее стоя. Однако пружинистый мох зашатался под ногами, он потерял равновесие и чуть было не упал. Не упал по одной единственной причине: его протянутые руки неожиданно натолкнулись на какую-то гладкую и твердую поверхность, неизвестно откуда взявшуюся на его пути. Он попробовал обойти препятствие, но тщетно. Впереди была стена! На ощупь она показалась ему очень знакомой. Его мозг еще отказывался что-либо понимать, а он уже знал, что упирался в стекло. Стекло в джунглях?! Как бы не так!

В это мгновение лунный свет просочился сквозь листву. Максима будто ударило током. Это были не джунгли. Он находился в террариуме, в свободном вольере между отсеками Немезиды и Фараона. Дверь в сетчатом заграждении была заперта на замок.

* * *

Хорошо, что он уже был на ногах. Одно лишь воспоминание о мшистом настиле, на котором он только что лежал, могло вызвать очередной приступ тошноты.

Кобра была совсем рядом. При луне ее кожа отливала матово-серебристым блеском. Видимо, ее беспокоило присутствие человека и то, что он начал двигаться. Их разделяла перегородка из стекла, такая же, как и с другой стороны. Она состояла из двух частей, нижняя половина была подвижной, она могла приподниматься и управлялась тем же способом, что и крохотные шторки, имевшиеся в каждом отсеке – разница только и заключалась, что в размерах. В этом случае оба вольера сливались в один. Сейчас она была опущена. Хотя радости это ему доставляло, в общем-то, немного. Максим надолго в страхе прилип спиной к двери, словно боялся упустить момент, когда кто-нибудь придет его вызволять. Холодный пот выступал у него на лбу.

Зато теперь он отчетливо представлял, что на самом деле произошло с теми двумя. Обманным путем Чан завлекал ничего не подозревающую жертву в вольер.Черт, снова этот ревматизм! Всегда он невовремя! Прошу вас, сэр, будьте так любезны, подлейте водички вон в тот сосуд, а то мне самому никак не согнуться». Жертва не успевала опомниться, как дверь запиралась на замок, и она оказывалась в западне. Если же этот метод почему-то не срабатывал, ее усыпляли, например, подмешав снотворное в сок. Максим смутно припомнил, как, сделав укол, Чан усадил его в кресло-каталку. Пробуждение происходило уже в террариуме, за запертой дверью. В следующем акте убиралась перегородка между вольерами. Возможно, пока человек вел себя спокойно, змея и мирилась с его присутствием. Он мог передвигаться по обширному вольеру, который становился еще просторнее после снятия перегородки, но не имел права на сон. Поэтому рано или поздно разыгрывалась драма не для слабонервных – тем более что она могла продолжаться бесконечно долго. Все зависело от самой жертвы. Доведенный до отчаяния человек должен был по собственной воле ускорить развязку. Можно и так сказать, что дядюшка их не убивал. Они сами сделали это за него – сами сделали свой выбор.

Да и Максиму было что вспомнить. Дядюшка определенно не любил физического насилия: он предпочитал, чтобы жертва сама ложилась на алтарь, увлекаемая одной лишь силой его ума. Своеобразный способ удовлетворить свое непомерное тщеславие! Именно это обещал ему «баритон» еще в Варшаве, и Максим действительно не мог пожаловаться на отсутствие свободы выбора.

Еще не остывшее тело погружалось на джип, и на несколько часов Чан уезжал с виллы, как было в то утро, когда исчез Президент. По дороге он сбрасывал его на обочину. И никаких следов преступления. Ни у кого не вызовет подозрение человек, умерший в таком месте, как джунгли, от укуса змеи.

Издали хлопнула входная дверь. Над головой вспыхнул ослепивший его электрический свет. Максим воспрянул духом. Хотя, если судить по уверенным шагам, это мог быть только Чан. А впрочем, не все ли равно? Пусть будет кто угодно, что может быть хуже одиночества в подобном окружении! Только на секунду ему стало страшно: а не для того ли тот, собственно, явился, чтобы поднять ту самую перегородку? Но он сразу же себя успокоил. Всех своих актеров дядюшка убивал только после спектакля. Вплоть до этого момента ему ничего не грозит, они будут его запугивать, но не более. В его распоряжении оставались сутки и еще целая ночь. За это время он обязательно успеет что-нибудь придумать.

Чан появился в проходе, хозяйским оком поглядывая по сторонам. У соседнего отсека он ненадолго задержался. Потом подошел к Максиму.

– Ну как, отдохнули, сэр? Надеюсь, вы не испытывали никаких неудобств? Я оставил вас в том месте, которое облюбовала для себя Немезида. Надо сказать, она ужасно привередлива, ищет, где помягче, зато, свернувшись в клубок, будет лежать там часами.

– Эй, вы хотите, чтобы меня стошнило? Какого черта вы меня тут заперли?

– Вам не понравилось?

– Не морочьте мне голову! Почему вы это сделали?

– Чтобы вы наконец поняли: с вами не склонны шутить. Эта ночь послужит вам хорошим уроком.

– Что до шуток, по-моему, это вполне очевидно, – Максим с отвращением покосился вправо от себя, где ползала любимица Чана. – А что до остального… – он еще думал: сказать или промолчать? Но решил идти до конца. – Вы ведь все равно этого не сделаете. Я знаю, что бывает после спектакля. Но до тех пор я вам нужен живой. Или я ошибаюсь?

Чан не повел и бровью.

– Ну что ж. Ваша правда.

– Тогда, может быть, для начала все-таки откроете дверь?

– Не раньше, чем я буду уверен в вашей лояльности.

– Послушайте, вы пришли, чтобы выпустить меня отсюда, или чтобы поиздеваться? Не собираетесь же вы меня, в самом деле, держать тут до завтра?

– До завтра? Ни в коем случае. Гости уже собрались. Ждут только вас.

– Гости?… Какие еще гости? – Максим сделал судорожный глоток.

– Миссис Хептон, доктор Мак-Раст и несколько других, с которыми вам пока еще не приходилось встречаться, – ответил тот бесцветным голосом.

Ему совсем стало нехорошо.

– Разве спектакль перенесен?… – он оторопело посмотрел сквозь сетку, но в спокойных глазах Чана был готовый ответ. – О, неужели я столько проспал?! Больше суток – на этой постели?… Чем вы меня напичкали?

– Вы меня сами к этому вынудили. Сколько раз я пытался воззвать к вашему благоразумию, и все напрасно. Оставь я вас на свободе, вы опять что-нибудь выкинули бы, – Чан достал из кармана ключ, показывая его Максиму. – Пообещайте больше не делать глупостей, и я выпущу вас сию же минуту.

У Максима заблестели глаза.

– А если я дам вам такое обещание, этого будет достаточно?

– Я поверю не вашим словам, а тому здравому смыслу, который, как я надеюсь, одержит над вами победу.

Проклятый вьетнамец! Но все равно, лишь бы быть подальше отсюда!

Чан вставил ключ в замочную скважину. Дверь ловушки открылась бесшумно, ни разу не заскрипев. Максим выбрался из вольера, с трудом передвигая ногами.

Они вышли в парк. Максим на полную грудь вдохнул живой ароматный воздух, не пропущенный через кондиционеры. Ноздри приятно щекотнул запах сандаловых деревьев.

К нему возвращалась уверенность. Теперь можно было без риска задать следующий вопрос.

– Так что же, по-вашему, должен мне подсказать этот здравый смысл?

– У вас нет другого выхода, кроме как делать то, что вам предлагают.

– То есть продолжать играть свою роль… роль молодого Джонатана Пула?

Чан посмотрел на него прищурившись.

– Петра Шемейко, – поправил он.

– Но ведь мы оба знаем, что наступит потом.

– Постарайтесь не допустить ошибки. Сделайте все правильно. Если дядюшка будет вами доволен… Ведь он вас очень любит – пока верит, что вы, это – он. Во всяком случае, это ваша единственная возможность. Бежать вам все равно некуда. Джунгли, это вам не «Диснейленд». А на всех дорогах и во всех населенных пунктах вас будет ожидать полиция. При этом у вас ни документов, кроме, конечно, «засвеченных», ни денег, чтобы купить себе новые. Поверьте, стоит вам лишь немного отъехать от виллы, как на вас тут же наденут наручники. Надеюсь, вы не забыли обещание, которое дал вам инспектор Вирасурия?

Максим призадумался.

– А вы не боитесь, что я открою правду вашим гостям? – спросил он вдруг.

– Какую правду? – Чан пренебрежительно пожал плечами. – Скажете им, что дядюшка убил ваших предшественников? Смешно. Вы же не сможете ничего доказать. Дневники? Вы их больше не найдете. А на слово вам никто не поверит. Они прекрасно знают, что Петр Шемейко не может убить собственное воспоминание. Вы добъетесь только того, что вам станут сочувствовать. С местной полицией вы уже познакомились. Теперь настал черед познакомиться с гостями.

– Как знать, а если мне удасться все же поколебать их уверенность?

– Не преувеличивайте свои возможности.

– Но они поверят, если я смогу объяснить им причину.

– А вам она известна?

– А вам? – тут же спросил Максим. – Черт возьми! Почему же все-таки он их убивал?

В ответ Чан задумчиво покрутил головой.

– Боюсь, этого не знает никто.