Текст книги "Застава"

Автор книги: Мирланда Ойтен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

11

Я рыдала, каталась по кровати и страдала. Так тянулись часы. Мир то начинал плясать, то покрывался цветными пятнами, то становился отвратительно живым и обыденным.

Почему он не рухнул?!

Потом зашел Лир и принёс обед. Я спросила, а где завтрак, он сказал, что уже прошел, и что пение петухов в птичнике мне не послышалось. Я кое-как поела, почитала книгу и снова принялась страдать.

Боль наваливалась на меня, как морской прибой, волнами. Вот я лежу, понимаю, что зря пережевываю события более чем десятилетней давности, что надо бы спуститься в храм, проверить, как идёт ремонт отопления, поговорить с Тиарой. Сходить стащить кусок праздничного пирога. У меня ученица, в конце концов!

А потом мне становилось страшно и больно. Я сворачивалась калачиком под одеялом, обнимала подушки, плакала, и некому было меня обнять и утешить, повторив для меня, что я сильная и никто более никогда не посмеет даже тронуть меня и пальцем.

Я вспоминала свои собственный страхи и боль, а потом снова страх и отчаяние, что жизнь рухнула в один момент из-за каких-то сволочей. Я мечтала, что их жизнь окажется сломанной так же, как моя, а нет, вон он, здоровый, откормленный, милый, стеснительный и всеми уважаемый.

Почему его не повесили?

Почему он стал таким хорошим человеком, что его даже не повесить?!

Почему он вообще оказался тут?

Я орала от боли и каталась по кровати, грызя одеяло. К чёрту всё. Пусть всё катится. Как только сюда прибудет первый же поезд, сяду на него и уеду домой.

Когда я не нашла в себе сил спуститься в храм перед ужином, похоже, забеспокоились. Ко мне пришел Рахаил. Комендант крепости прикрыл дверь и сел на край кровати.

– Ты жива ещё?

– Вроде того, – я краем одеяла вытерла лицо. Я была во вчерашней одежде, неумытая, непричёсанная, и наверное, отвратительная на вид. Ну и пусть. – Скоро приду в себя, – зачем-то соврала я.

– Храм я закрыл на три дня.

– Спасибо, – отлично, ещё три дня можно заниматься рыданиями и презрением самой себя.

– Теперь по поводу случившегося. Извини, что так получилось. Мне надо было быть аккуратней. Или сразу рассказать тебе обо всём пораньше, до того, как ты начала с ним так дружить.

"И чуть было не утащила его в койку," – мысленно перевела я. Хороший человек Рахаил. А вот я не очень. Ещё и импульсивная дура. Даже хуже, похотливая импульсивная дура. Тупая дура. Зачем я вообще такая нужна?

…Интересно, у меня ещё есть шансы исправиться или лучше самой свалить из сестринства и не позорить его?

– В совместные дежурства вы больше не пойдёте. Если хочешь, постараюсь вас развести по разным работам.

– Забудьте. Я дня через два приду в порядок.

– Не забуду. В конце концов, мне не безразлично, что происходит в крепости. И я немного виноват в случившемся.

– Да ладно вам, – я наконец-то сумела сесть. Голова закружилась, и пришлось подпереть её рукой. – Как там моя заноза?

– Пыталась принять исповеди за тебя, но я ей запретил и велел закрыть храм.

Я подскочила на месте. Всю хандру как рукой сняло. Ещё бы! Я совсем забыла, что теперь я тут не одна.

– Она заходила в святилище?

– Не знаю.

Вот теперь мой мир на самом деле вздрогнул и осыпался в бездну Аримма миллиардами осколков.

– Чёрт-чёрт-чёрт, – я кое-как натянула носки, влезла в кафтан и, не застегнув, как была, в незашнурованных ботинках, бросилась к храму.

Дверь в святилище была открыта. Мои печати пропали. Статуя стояла на своём месте на каменном столбе, свежеомытая, окуренная ладаном и совершенно безжизненная. Я гладила старое дерево, прикладывалась к нему лбом и пыталась почувствовать хоть немного того тепла, что давала Солнечная Танцовщица.

Ни-че-го.

Статуя была лишена жизни. Просто старая уродливая деревяшка, возможно, представляющая интерес для историков и коллекционеров. Но не более. Тиара ушла из этого дома.

Я расплакалась и уткнулась носом в колени богине.

За моей спиной раздались шаги.

– Скажи хоть, что случилось, – это был голос Рахаил. Но он был не один. Я кое-как развернулась, отпустила статую и тяжело подошла к Рахаилу. Кроме него у дверей святилища, не смея войти внутрь, стояли Кама и Лир. Камалин стояла за спиной Рахаила и явно не понимала, что происходит. Ну что ж, я ей объясню. Я отодвинула старика с дороги и подошла к девчонке. Та попятилась от меня и упёрлась спиной в стену.

– Я тебе разрешала сюда входить?

– Вы не выполнили дневные обряды! – голос звучал без наглости, только испуганно. Верно, пусть боится.

– Майка, успокойся, – на плечо легла ладонь Рахаила. Тяжелая, горячая и крепкая. Я спихнула её и продолжила:

– Я запрещала тебе сюда входить! Какого хера ты вошла? – я не хотела, но моя глотка сама начала орать. – Ты хоть знаешь, тупая ты башка, что натворила? Что ты лапала своим кривыми грязными руками и рядом с чем думала своей грязной башкой?!

У меня перед глазами всё поплыло. Я что-то ещё орала и брызгала слюной. Наверное, это было жалкое зрелище, но мне было всё равно. Вся моя работа, вся моя жизнь, всё, что я сумела здесь сделать за пять лет, эта самодовольная безмозглая сопля уничтожила в один миг. Всё, последняя моя надежда была уничтожена.

Кама что-то кричала, а Рахаил рычал мне на ухо. Я орала в ответ, что она глухая, тупая и противна Тиаре. Кажется, кто-то назвал меня дурой. Я без малейших раздумий влепила Камалин пощёчину. Нас кинулись разнимать.

Дальше всё смешалось.

Я пришла в себя на холодной кровати в комнате жрицы. Сначала я увидела смутно знакомый потолок с подвешенными на центральной балке вениками для бани. Поёжилась. Заметила, что рядом на табуретке сидит Лир и с явным интересом читает брошюру для младших сестёр. Это была дешевая поделка с дурным текстом, дурной рисовкой и дурной полиграфией, от которой пачкались пальцы, и я не знала, для чего она была напечатана: то ли чтобы потешить чьё-то самолюбие, то ли чтобы украсть из казны сестринства денег.

– Там написана полная чушь, не читай, – попросила я и села. Было тепло. Неужели уже отопление усилили?

– Старик велел затопить печи.

А, понятно.

– Я никого не покалечила?

– Вы мастеру Раиму нос разбили, – охотно сообщил Лир. – А так никого. Мастер Рахиил сказал, ты и не особо сопротивлялась.

– Это хорошо, – я спустила ноги с кровати и обулась, потом застегнула кафтан, достала из шкафа какой-то старый шарфик и замотала шею. Слабая она у меня, ничего не поделать.

– Ты куда собралась? – Лир отбросил брошюрку и тоже поднялся на ноги.

– Не переживай, я успокоилась. Убивать никого не буду. Правда, не буду. Мне надо к алтарю.

Я вышла в храм. Тут было уже прохладней. Я сделала пометку в памяти ещё раз проверить, как законопачены окна и закрыть всё ставнями.

Дверь в алтарь была опечатана орденской печатью. Я сорвала её под возражения Лира и вошла внутрь.

Статуя Тиары стояла на своём месте. Я дотронулась до древнего чёрного дерева и вздохнула. Никакого отклика.

Вот и всё.

– Вот мы и осиротели, – вслух сказала я.

Я многие годы представляла, что этот день случится. День, когда я подведу Тиару и потеряю мою богиню. Стану ей ненужной. Сама оттолкну её. Подведу. Утрачу её доверие. Мне казалось, что это невозможно, и что без её огня в моей душе я умру тот же миг. Почувствую, как взгляд Её ускользает и упаду замертво.

Я стояла перед деревянной статуей на грубом каменном пьедестале, стоял ясный солнечный день, и через узкие окна-бойницы падал свет Извечного огня. Мир стоял на своём месте, жизнь шла своим чередом, а я стояла тут живая и тёплая.

– И что, Тиара теперь не смотрит на нас? – тихо спросил Лир. Я оглянулась на него. Хотя на первый взгляд парень выглядел, как обычно, я заметила сжатые губы и сведённые брови.

– В этом храме – нет, – честно сказала я. – А так… не знаю. Я вообще не могу ничего про неё сказать. Она уходит куда-то, а сестринство разваливается, – я посмотрела на него и решила, что плевать на все секреты. Из-за них все проблемы. – Огни Тиары в обители погасли. Новая мать не смогла их разжечь.

Лир, по-моему, мне не поверил.

Я улыбнулась.

– Мне не зачем врать, Лир. Они погасли.

– Значит, надо выбрать другую верховную, ну, как там они называются? Верховные матери зажигают эти огни, верно? Каждая новая заново.

– Верно. Надо. А куда денется нынешняя? – мне стало очень смешно. – Они скрыли, что огни погасли, чтобы не пришлось отдавать титул другой сестре. Ну, вроде меня. Хотя теперь я не подхожу.

– Они с ума сошли? Чего они ждут?

– Не знаю, – я хихикнула. Внутри меня, не смотря на внешнее веселье, разлился холод. – Может быть, ждут, что все про огни забудут. Или сделают подделку, – я вспомнила свечи. Эх, и ведь наверняка так и сделают. Хотя какая мне разница?

– А в Альдари? – Лир занёс ногу, но так и не решился переступить порог святилища. – Там Тиара есть?

– Не знаю, в орденском храме бывать не приходилось. Разве что в детстве, это давно уже было, – я со вздохом погасила лампы вокруг статуи. Чего зря жечь масло. Будут силы, попытаюсь до весны всё исправить и передать сменщице Храм в должном состоянии. Надежд на это мало, но вдруг Тиара не обиделась, что её святилища касалась… я задумалась, как обозначить Каму после этого поступка. Безмозглое чудовище, дрянь, мерзавка, свинья, мерзость, это всё было очень эмоционально, но не на это обиделась Тиара. Ограниченная. Даже не тупая, а сознательно отказавшаяся думать головой и воспринимать этот мир, предпочтя этому простые и тупые правила на каждый случай. И при этом самомнения там, как у матери-настоятельницы. То есть, пару локомотивов загрузить хватит, и на дрезину ещё останется.

Как я только могла проникнуться к ней какими-то симпатиями?

Какая же сестра Анатеш дура.

Я сглотнула подступивший к горлу комок. Камалин осквернила святилище, а не глупую-преглупую сестру Анатеш. И даже не женщину по имени Майя. Она осквернила кусок дерева.

Так почему же я больше не чувствую мягкий взгляд моей богини?

Ответ был слишком очевиден, и звучал в моей голове звоном пощёчине ребёнку. Нет, это не было причиной. Причина случилась на несколько минут раньше, когда Тиара увидела гордыню, ярость и гнев.

Я убрала свечи, протёрла скопившееся у основания статуи масло и достала свою печать. С помощью Лира я опечатала дверь и пошла ужинать.

12

Может ли хватить одного человеческого сердца для двоих?

Я знала, что хватит. И для большего количества тоже хватит. Ведь кроме моих мальчиков я любила брата, тётушку, Рахаила и даже немного Играс. Хотя вру. Её я тоже люблю. Она на самом деле хорошая, пусть и не верит в Тиару.

Как же мне их всех не хватало.

Крепость жила своей возмутительно обыденной жизнью. Работала котельная. Работала миностанция за старым донжоном. Работал телеграф и обменивался сообщениями с радиоточкой на том берегу озера.

Только Тиара ушла и не смотрела на меня.

Я валялась на кровати в комнате для жриц и листала грошевые журналы. На более сложное чтение меня уже не хватало. Лир притащил мне два ящика этой гадости. Дешевые журнальчики с яркой обложкой и двадцатью-тридцатью мягкими страницами с пачкающимися чернилами. Приключения для мальчиков: невиданные земли, тёмные тайны, крутые рыцари. Приключения для мальчиков: крутые рыцари, тёмные тайны, невиданные земли. Чувства всех сортов. Чудовищные волшебники. Чудовищная нелюдь. Ужасные забытые аспекты богов.

На одном номере приключений мастера-рыцаря Кесаны была изображена она сама в объятьях какого-то ужасного белобрысого угробища в чёрных доспехах. Морда угробища была круглой, отуловатой и заросшей чёрной щетиной. Кесана, задрав стройную ножку в разорванных штанах, томно прикрывала лицо руой, чтобы не смотреть на угробище.

Изучение аннотации и текста показало, что угробище на самом деле являлось Первым и я не знала, что больше оскорбляет мои орденские чувства, эта картинка или факт. что она продавалась за пять птичек тиражом в десять тысяч экземпляров.

Мне было плохо.

Даже если орденцы поняли, что именно случилось, вида не подавали. На Станции-то вообще и не подозревали о нашей драме.

Рахаил, старый мудрый Рахаил договорился со станционными учительницами и отправил Камалин им в помощь, когда пришло время возвращать детей по домам. Моя девчонка, когда я видела ей в последний раз садящейся в снегоход, выглядела подавленной. Мне было её немного жаль, но лишь самую малую капельку. Я предупреждала её, что входить в святилище категорически запрещено. Я, дочь Тиары, запретила ей туда входить. Она нарушила мой запрет. Это, безусловно, страшный проступок. Девчонка поставила крест на своей карьере. Я с первым же поездом отправлю послание в совет обители. Те будут только рады поводу.

Объяснять ещё раз на пальцах, в чём она накосячила, было лень.

Признаваться себе, что никуда и никому я не напишу, разве что матушке Играс, было страшно. Какое же я бесхребетное говно, а…

И ведь только-только всё начало исправляться. Мы вроде даже подружились. Так почему всё пошло не так? Почему нет силы взять время и отмотать его назад и всё исправить?

На меня накатила страшная апатия. Хотя Тиара учила стоять до конца и ценила в людях веру и стойкость в своих убеждениях, время от времени я думала… нет, даже не думала. Я просто осознавала, что я, наверное последняя, кто слышал её голос на всём белом свете. Это не было чем-то, чем я могла гордиться. Наоборот, это осознание приводило меня в отчаяние. С миром что-то очень не так, если Солнечная Танцовщица не желает его слышать. Из-за этого снова и снова приходится задумываться, действительно ли люди так нужны богам, или это лишь самообман.

А я не хотела задумываться, что есть боги, что есть люди, зачем между ними вообще есть какие-то отношения. Это грозило погрузить меня в пучину отчаяния, безысходности и осознания, что все эти тупые ритуалы, договоры – всё это выдумка, и что, возможно, мы не нужны даже Великому Мудрому.

Возможно, его вовсе нет.

Мне было просто плохо. Я вспоминала мать-настоятельницу, и видела её руку в случившемся. Это она виновата. Это она настроила Камалин против меня. Я лгунья. Я не сестра. Тиара говорит лишь с избранными, и эти избранные – в совете старших сестёр. А все остальные – шарлатаны и лжецы.

Ну а что, отличная система. Всем хороша, кроме того, что Тиаре наплевать на эти выкладки и ранги.

Осознание, что в глазах сестринства я – мошенница, и теперь, когда всё рухнуло, никогда не докажу обратного, добавляло сладостную каплю обиды в мою пучину безысходности.

Я начала пить. Осознав, что я потребляю вина больше, чем надо было бы, я оттащила храмовое вино на склад, опечатала, и начала предаваться горю на трезвую голову.

На трезвую горевать не получалось. Во-первых, я страшно обиделась на богию. Нежная какая! Одна глупая девчонка полапала старую деревяшку, и всё, мы обиделись! Плевать на меня, плевать на всех этих людей, Первая Дочь обиделась!

Тьфу.

Нельзя так о богине. Без Тиары Извечный Огонь давно бы потух, а мы все замёрзли в объятиях тех, что скрываются во тьме.

И Камалин винить тоже не получалось. Я злилась на чёртову дурёху, но понимала, что я не должна её винить. То, что она сделала, ужасно. Но голос в моей голове… мне было страшно и я отказывалась говорить это себе. Камалин осквернила святилище, а не меня. Меня осквернила я сама гневом и злобой.

И от этого мне никуда не деться.

Ферах был в крепости, но на глаза мне не попадался, хотя я уже забыла о нём. Подумаешь, призрак прошлого. Какое он имеет значение, когда случилось такое? Рыцарь держался от меня на расстоянии, какое только возможно в небольшой крепости. В столовой он садился в противоположном конце зала а на возобновившиеся службы он вообще не приходил.

Не могу сказать, что меня это беспокоило. В письме брату я два раза написала, что хотела бы его убить и скинуть труп в Океан. Потом я спрятала эти письма под матрацем и не стала класть их в ящик для писем около кабинета Рахаила. Нет, я не простила и не могла простить ту старую историю, сколько бы раз он не раскаивался. Но и злиться не могла. Рахаил уверял меня, что ничего не говорил Фераху обо мне, и тот узнал о том, с кем именно служит, лишь в ту ночь.

Что ж, для нас обоих то был час чудных открытий.

Я лежала на лавке и разглядывала потолок. После ухода Тиары алтарь словно пожух, постарел, покрылся налётом времени. В общем, стал тем, чем являлся на самом деле – старой клетушкой со старой деревяшкой, часть старого храма в старой обшарпанной крепости. Потолок клетушки срочно требовал побелки. Я решила заняться этим завтра с утра, а пока можно и полежать.

… Ненавидеть Фераха я тоже не могла. Его раскаяние в содеянном было искренним, и он на самом деле считал себя плохим человеком. А после того, как правда раскрылась, как сказал Лир, он начал пить и пару раз жаловался, что он злоупотреблял дружбой моего брата и что его следовало всё-таки повесить. Фераха, не брата. Мой брат, мой милый Кадм был святым человеком. Как и мои мальчики. Хорошо, что никто из них не знает, что сейчас происходит. Они бы волновались и жалели меня, а я не хотела жалости.

… Лир рассказывал, что намедни, ответ на нытьё Фера, кто-то из присутствующих в столовой назвал его нытиком, от чего случилась поножовщина. Очень, очень злой Рахаил набил обоим морды и запер на двое суток в карцере. А на винный погреб повесил замок и объявил наступление эпохи трезвости. Мол, крутитесь как знаете, а весной он нас всех посадит на поезд и поедем мы все нахрен.

… Хорошо, что Рахаил никому не рассказал, что именно случилось между нами с Фером. Это моя тайна.

Пару бутылок хериша я заныкала под кроватью. Хорошо, что одну догадалась утащить в храмовый чулан. Плохо, что вторую отдала Лиру, которому было очень надо. Через пять минут после передачи бутылки ко мне явился Рахаил и лично обыскал всю комнату, включая все мои тайники и бельевой ящик.

– Если я увижу тебя пьяной, Ма, я прикую тебя к своему столу и будешь сидеть там до лета, – предупредил он.

Вторую бутылку я пустила на чистку бронзовых светильников. Они как-то враз потускнели. Хотя после чистки на мой взгляд лучше не стало. Разруха, поселившаяся в святилище, словно пожирала всё новое, что я пыталась в него поместить.

Скрипнула дверь.

Я подняла голову, увидела знакомое тупое лицо под прямой чёлкой и запустила в лицо бутылку. Кама, к её чести, почти увернулась. Бутылка легонько задела её чугунный лоб и улетела в храм.

– Пошла вон, – велела я, поняв, что убийство не удалось.

– Я отправила телеграмму о вашем поведении в совет! – мда, я ей повредила мозг, по-ходу.

– Поезд пришел, что ли? – моя реакция несколько озадачила дуру.

– Да.

– Отлично, – я приняла вертикальное положение и посмотрела на статую. – Мне тоже надо отписаться. Может быть, со следующим поездом тебя заберут.

– Это лучше, чем гнить заживо здесь, – неожиданно зло прорычала Камалин. Её голос стал низким и очень, очень неприятным. – В мерзкой дыре с самовлюблённой похотливой дурой в наставницах.

Я вскочила на ноги и увидела перед собой Магду. Ведьма стояла в летнем платье, шерстяной пелерине и с корзинкой гниющих птиц в руках. Длинные волосы шевелились, а гнилозубая пасть растянулась в улыбке до ушей.

– Вали нафиг, я не пила, – ну правда, я же не могла просто надышаться, пока чистила бронзу?

– Твоя богиня тебя теперь не защитит, – Магда хихикнула.

– И призвать я тебя не могла, у меня всё волшебство отрезало.

– Именно. Что ты теперь будешь делать? Это святилище осквернено, твоя богиня…

До того, как она договорила, я взяла табуретку, на которой чистила светильники, и размозжила ведьме голову.

– Интересно, что это было, – я обнаружила себя стоящей перед открытой дверью с табуреткой, которой я только что ударила по дверному косяку. Магда не могла пройти через защиту крепости, значит, это мои собственные видения и страхи. Или всё же могла?

– Что случилось? – из двери в пристройку высунулся Лир, ковырявшийся в очередной раз сбоившем отоплении.

– Да ничего. Промахнулась.

– А чего бухлом пахнет?

– Очень смешная шутка! – я поставила табуретку, закрыла дверь на замок и пошла в гараж.

В гараже никого не было, только Ферах. Он перебирал гусеницу нашего лёгкого снегохода. Заметив, кто именно вошел, он замер с таким выражением лица, словно к нему разом явился призрак матери, Первого и сама госпожа Калибан.

– Прекрати так пялиться, – буркнула я. – Машина на ходу?

– Будет через пару часов.

– Свозишь меня на станцию? Надо проверить, как там Камалин.

– Свожу. Но нужен путевой лист.

– Сейчас схожу к Рахаилу за ним, – кивнула я и пошла искать старика. В кабинете его не было, и никто не смог сказать, куда он ушел. Я расстроилась. Вот же невезение. Задумавшись и немного потерявшись, я влезла на чердак башни. Столик после всего случившегося со мной тоже потерял свой привычный вид. Теперь это был просто старый стол-карта. Я высунулась из люка и прищурилась. Мне показалось, что одна ножка дрогнула. Я на всякий случай показала вещице кулак и закрыла люк на замок.

Рахаил нашелся в библиотеке, где мирно дремал в кресле. Услышав мою просьбу и узнав подробности (к кому, с кем) поездки, он назвал меня дурой.

– Мне надо проверить, как там девчонка. Она всё ещё моя ученица, и я имею на это права.

– Ага, – согласился Рахаил. – А потом ты вернёшься одна и скажешь, что их съели медведи.

– Что? – не поняла я, но с некоторым опозданием всё же дошло. – Да не хочу я их убивать! Мне правда надо к Камалин, узнать, что с ней. Она только начала исправляться, вдруг…

– Вдруг не выйдет?

– Ну, типа того. Я должна ну… что-нибудь сделать. Поговорить там… Нельзя же опускать руки!

– После того, как пыталась её убить.

– Убить?

– Да, сломать шею. Я тебя еле оттащил, ты была совершенно безумна и царапалась, как весенняя кошка. Камалин, разумеется, будет счастлива увидеть тебя в гордом одиночестве, идущую к ней. Она сказала, что ты поклялась Тиарой, что убьёшь её, если она сунется в святилище. Не поднимая вопроса, зачем она туда сунулась, если так верит в твои клятвы… ты не склонна разбрасываться клятвами с именем богини.

– Да я тогда погорячилась… Тиара поймёт, что мне, правда её убивать из-за этого? Она ребёнок. И вообще, я же Фераха с собой возьму, – попыталась оправдаться я.

– Угу. И она сделает резонный вывод, что ты решила убить их разом.

– Тебе самому-то не смешно нести эту чушь? – я почувствовала себя страшно уставшей. – Как я их убью обоих так, чтобы ты меня к стенке не поставил?

– Ты сама говорила, что умрёшь, если Тиара тебя оставит.

– Да. Я сейчас наполовину мертва. Но у меня есть мой долг и есть мой брат, есть мои друзья. Я не могу умереть, чтобы всем этим людям не стало плохо. Кадм не переживёт этого, а он слишком хороший человек, чтобы умирать. Слушай, я люблю брата, я люблю Бегейра и Андара. Тиарой клянусь, я не хочу умирать.

Рахаил скептически посмотрел на меня.

– Вы меня пять лет знаете. Ну кого я могу убить?

Старик приподнял брови. Да, даже без благословения Тиары – многих.

– Клянусь, не буду. Тиара не вернётся ко мне после этого. Мастер, я же не дура. Ну правда. Я тупа, безмозгла, неосмотрительна и безумна, но не дура. Не хочу я никого убивать.

– Хорошо. После обеда ещё подумаю и выдам тебе путевой лист.

Ферах, как и обещал, через два часа вернул гусеницы на место и спросил, где лист. Пришлось ждать окончания обеда.

– Лист я тебе выпишу, но мне надо, чтобы ты сначала смоталась на раскоп, – объявил Рахаил, когда я подсела к нему за обедом.

– А что с ним не так? – удивилась я.

– Туда нагрянули наши геологи. Пока не трогали печати, но мне не нравится, что они там пасутся.

– А мне показалось, мозги у них есть.

– Угу, ты ещё скажи, что ты поверила, что они геологи? Мозги у них есть, печати на месте. Так что сходи, пугани их, чтобы не совались, куда не надо.

– Как сильно пугануть?

– Скажи, что они своими бумажками о "геологоразведке" могут подтереться. Если мне что не понравится, то они полетят со станции прямо в озеро. Прорубь найдётся.

Ой-ой, похоже не одна я тут не в духе!

– Без меня тут что-то произошло? – за своими бедами я совсем забыла о том, что у меня есть ещё и обязанности в крепости.

– Ничего особенного. Просто наши друзья обнаглели и ездили на перевалы к камням богов. Лир катался за ними. До Берлоги не добрались, но камушки объехали все. Так что хуевы они геологи.

– У вас вроде не было в этом сомнений. Сколько раз они уже бывали на раскопе?

– Впервые. Но до этого они разок съездили на ту сторону реки в брошенный город. Не хватало ещё, чтобы они сунулись за перевалы к старым шахтам.

– Ну, так сунутся и сунутся. На той стороне поедят и не полезут к нам.

Рахаил закатил глаза.

– Когда полезут, тогда и разберёмся, кого ими кормить. А пока скатайся, шугани их. В конце концов, они притащились из-за твоей благотворительности.

– Ой, вот не факт, что мне тогда спьяну не почудилось, что они с тем мужиком из Берлоги встречались!

– Всё равно, сходи, поговори. Может и пронесёт.

Договаривать он не стал. Это я застала всего две экспедиции. По слухам, одна такая группа особо умных из Мейнда сунулась весной за перевалы, да так и осталась в Берлоге. Я подтвердить не могла, но полдюжины мужиков во владениях Магды действительно большеносыми лицами напоминали уроженцев той земли.

– Только водителя верни мне целым, – напоследок тихо сказал Рахаил. – Ты вообще уверена в том, что делаешь?

– А? Нет, совершенно не уверена. Но… а что мне ещё делать?

– Только не изображать, что как будто ничего не случилось. Я тебе всё равно не верю.

Я виновато развела руками.

– А если считать, что что-то случилось, мне придётся повеситься, – я не врала.

– Ну… как знаешь. Я тебе доверяю. Надеюсь, ты это ценишь.

Я укоризненно посмотрела на него и пошла собираться в дорогу.

Ферах молча забрал у меня путевой лист, расписался рядом с печатью Рахаила и убрал бумагу под тулуп.

– Садись, поедем, – он вывел из гаража малый снегоход.

– Сначала едем на раскоп, – я посмотрела на высунувшегося из окна храма Лира. Он размахивал здоровенным разводным ключом и орал, чтобы Ферах не смел ничего ломать. При этом требовал, чтобы за целостность машины отвечала "эта сумасшедшая". И чтобы я тоже не трогала машину. Я помахала ему рукой и покрутила пальцем у виска. Лир погрозил мне ключом и скрылся в храме.

– Чего это он?

– Переживает за машину, – Ферах подождал, пока я сяду, и направил машину в ворота.

– Ты так плохо водишь?

– По-любому хуже Лира. По его мнению, разумеется, – рыцарь искоса посмотрел на меня, потом уставился на дорогу. Ладно, хрен с ним. Отложу серьёзный разговор на потом. Ну, или сам поймёт, что я не хочу его убивать.

… интересно, а когда поедем к Каме, он подумает то же, что и Рахаил? И будет ли сопротивляться, если я правда решу его убить?

Я посмотрела на шею мужчины. Сломать сумею. Эта мысль меня полностью удовлетворила и я расслабилась. Потом вспомнила наши спарринги, и приуныла. Возможно, и не сломаю. Надо стрелять из пистолета. А, чёрт, пули подучётные. Рахаил с меня шкуру снимет за нецелевое использование.

Я представила Фераха мёртвым, и содрогнула.

Ужасно. Нельзя о таком думать.

И делать такого нельзя.

Я отвернулась от него.

Ночью выпал снежок, прикрыв следы на снегу, и мы ехали почти по первозданной прекрасной белизне. Укатанная дорога к станции едва выделялась. Если бы не вкопанные на обочине столбы, я бы её даже не заметила. Красиво. Очень, очень красиво. Свет Извечного Огня отражался от снега, и кругом всё было такое светлое, белое, даже лес на склоне хребта. А уж озерная гладь! Мне было жалко портить такую красоту даже небольшим следом нашей машины. Но что поделать.

Когда мы спустились с холма и съехали с дороги, из-под наших полозьев выскочил ошарашенный заяц и метнулся куда-то в сторону перевалов. Мелькнул круглый человеческий глаз. Я чуть не подавилась собственным языком и вывернула шею, разглядывая зверушку, но беляк уже умчался прочь.

– Ты чего?

– Да так, померещилось, – я повернула голову в сторону раскопа. Следы наших, так сказать, коллег, отчетливо читались на снегу. Ферах направил машину по уже пробитой колее.

Наши друзья были едва заметны на фоне снега. Руины припорошило, и они едва читались издали. Лишь когда мы подъехали к снегоходу "геологов", я увидела три фигуры. Мужчины протоптали дорожку к главной аллее Шеркела и увязли там по пояс. Нас они заметили не сразу. Низенький – я скорее почувствовала, что этот укутанный в бушлат человек Берг, чем узнала его, – заметил нас.

– Привет! – я приподнялась над сидением и помахала им рукой. "Геолог" оглянулся на своих друзей и проковылял к нам. Один. Я тоже приготовилась спрыгивать в снег.

– Уверена, что тебе к ним точно надо? – окликнул меня Ферах.

– Ага. Не бойся, они нам не рискнуть напасть на меня на виду у всей крепости, – я спрыгнула в снег и проковыляла к рыхлой тропкой, сотавленной пришлыми.

– Камни ищете, господин геолог? – бодро спросила я, когда Берг подошел ко мне вплотную. Его товарищи остановились в паре десятков шагов позади него. Эх, вежливые.

– Да.

– Тут ценные камушки валяются, – согласилась я. – Все гибернийские руины этой земли находятся под охраной Ордена.

– А ты из Ордена, сестрёнка?

– Ага. На шесть поколений, – гордо заявила я. – По матери на шесть, по отцу на пять. Брат тоже рыцарь.

По-моему, он не ожидал такого ответа.

– Так вот, – благодушно продолжила я. – Езжайте-ка вы на станцию, пока мастер Рахаил не узнал, что вы тут бродите.

– А тут нельзя находиться?

– Не-а. Искать камушки тут тоже нельзя. Пробы там всякие, бурить. Земля ах какая твёрдая, надорвётесь, – я кивнула в сторону станции. – Давайте, по машинам и домой.

– Мы не хотим ссориться, сестра, и у нас есть все бумаги от княгини для рабт по изучению…

– Тшш, – я сделала круглые глаза и приложила палец к губам. – Если сейчас Рахаил прикажет утопить тебя в озере, ты сумеешь пожаловаться на него княгине?

Бегр, похоже, понял, что не сумеет.

– Вы не первые, кто приезжает сюда зимой камушки изучать по её просьбе, – благодушно пояснила я. – И каждый раз так получается, что их интересуют камушки под охраной Ордена. Около озера там, на откосе или на сыпучем незамерзающем берегу. Княгиня не рассказала, куда делись предыдущие три экспедиции?

Берг вздохнул, выдохнул и кивнул.

– Сестрёнка, я не хочу ссориться ни с тобой, ни с мастером Рахиилом.

– Рахаилом. Не путай.

– С мастером Рахаилом. Майя…

– Анатеш.

– Сестра Анатеш, я не ищу ссоры ни с вами, ни с гарнизоном вашей крепости. И мы не собираемся разорять раскоп, красть какие-то статуи или вещи. Я признаю, что поступил не очень хорошо, соврав вам. Мы не геологи.

– Это я уже давно знаю. Попробуйте удивить меня другим признанием. Вас прислала княгиня?

– Мы её тоже обманули. Видишь ли, я историк.