Текст книги "Мифы, Сновидения, Мистерии"

Автор книги: Мирча Элиаде

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Такая полная перемена поведения – от скромности до эксгибиционизма – играет ритуальную роль и поэтому служит интересам всей общины. Разгульный характер этого женского таинства объясняется необходимостью периодического отбрасывания тех норм, что регулируют мирское существование – другими словами, необходимостью временно уйти от действия закона, который мертвым грузом давит в повседневности, и снова войти в состояние абсолютной непосредственности.

В некоторых регионах женская инициация состоит из нескольких ступеней. Например, у Яо инициация начинается с первым менструальным циклом, возобновляется и усугубляется во время первой беременности и завершается после рождения первого ребенка.[276]

Таинство родов – то есть открытие женщиной того, чтоона обладает созидающей силой– равнозначно таким религиозным переживаниям, которые невозможно передать словами мужского восприятия. Поэтому можно понять, почему деторождение легло в основу тайных женских ритуалов, развившихся в некоторых случаях в настоящие таинства, следы которых сохранились даже в Европе. На севере Шлезвига все деревенские женщины будто сходили с ума: все они шли к дому матери, танцуя и крича; если им по дороге встречались мужчины, они срывали с них шляпы и наполняли их навозом; если им попадалась телега, то они разламывали ее на куски и отпускали лошадь (здесь можно видеть женскую реакцию, направленную против работы мужчин). Когда они все собирались у дома, где только что прошли роды, начиналась безумная гонка через деревню. Женщины бежали все вместе, подобно менадам, горланят выкрикивая «ура!». Они заходили в дома, забирали всю пищу и выпивку, какую только хотели, и если там находились мужчины, то заставляли их плясать.[277]

Вероятно, в древние времена некоторые тайные ритуалы, проводились в доме, где происходили роды. Согласно материалам, датируемым тринадцатым’ веком, в Дании существовал следующий обычай: женщины встречались вместе в доме и с песнями и криками делали из соломы манекен, который называли Бык. Две женщины помещали его между собой итанцевали с ним, делая распутные жесты и, в конце концов, выкрикивали: «Спойте за Быка». После чего другая женщина начинала петь низким, грубым голосом, используя ужасные слова.[278]

В этой информации, переданной монахом, больше ничего не сообщается; однако, скорее всего, этот ритуал был более сложным, и диалог с Быком имел значение «таинства».

Женские тайные общества

Тайные конклавы женщин всегда связаны с таинством родов и плодородия. Когда женщины Тробриановых островов сажают огороды, они имеют право нападать и опрокидыватьназемь любого мужчину, который приблизиться к ним во время работы. Несколько типов тайных женских ассоциаций осталось существовать и по сей день. Их обряды всегда включают символы плодородия. Вот, например, некоторые детали, касающиеся тайного общества женщин у мордвинов. Мужчины, незамужние девушки и дети туда строго не допускаются. Талисманом общества является палка с головой коня, а женщины, сопровождающие ее, называются «лошадьми» они вешают себе на шею мешок с просом, украшенный лентами, который представляет брюхо лошади, к не^лу прикрепляются небольшие шарики, представляющие семенники. Каждый год в доме одной из пожилых женщин общество проводит ритуальный пир; каждая входящая молодая женщина получает три раза плетью от старой женщины, которая выкрикивает: «Клади яйцо!», – после чего каждая молодая женщина достает из-за своего корсажа сваренное яйцо. Банкет, для которого каждый член общества должен сделать взнос в виде съестного, выпивки и денег, очень скоро становится разгульным. С наступлением ночи одна половина членов наносит визит другой, так как каждая деревня разделена на две части. И все это в виде карнавальной процессии, в которой захмелевшая старая женщина идет, оседлав планку с головой коня и распевая эротические песни. Когда обе половины общества встречаются, поднимается неописуемый шум. Мужчины не отваживаются выходить на улицу. Если же они делают это, то на них нападают женщины, раздевают, запугивают и заставляют платить выкуп, прежде чем отпустить.[279]

Для того, чтобы узнать подробнее об инициациях в женских тайных обществах, давайте более внимательно рассмотрим некоторые африканские примеры.

Специалисты осторожно предупреждают нас, что об этих тайных обрядах очень мало известно. Тем не менее, не трудно определить их общий характер. Вот что нам известно об обществе Лисимбу у северных кута (Okondja). Значительная часть церемонии проводится у реки или даже в реке. Здесь важно отметить присутствие водного символизма почти во всех тайных обществах этой части Африки. В реке из веток и листьев женщины строят хижину: «У нее лишь один вход и верхушка возвышается над поверхностью воды не более, чем на ярд».[280]

Кандидатки, возраст которых варьирует от двенадцати до тридцати двух лет приводятся на берег – каждая под присмотром посвященной, называемой «матерью». Все вместе они идут по воде, пригнувшись, так что из воды выглядывает только голова и плечи. Их лица раскрашеныpembe,у каждой во рту листок (…). Эта процессия движется вниз по реке. Приблизившись к хижине, они внезапно останавливаются и ныряют в отверстие. Внутри хижины они полностью раздеваются и выныривают. Пригнувшись, они образуют полукруг у входа в хижину и начинают исполнять танец «ловли рыбы». После этого, одна из «матерей» выходит из реки, срывает свою набедренную повязку и обнаженная танцует в высшей степени похотливый танец.[281]

После него кандидатки должны войти в хижину – именно там происходит их первая инициация. «Матери» забирают их одежду, держат их головы под водой чуть ли не до наступления удушья и натирают их тела шершавыми листьями. Инициация продолжается в деревне. «Мать» бьет свою «дочь», держит ее голову близко к огню, в который брошена горсть перца и, наконец, взяв ее за руку, заставляет танцевать, а затем пролезть между ее ног. Церемония также включает ряд танцев, один из которых символизирует половой акт. Спустя два месяца проводится следующая инициация, также на берегу реки. В этом случае неофитка подвергается тем же испытаниям: ей на берегу подстригают волосы в характерной для этого общества манере. Перед возвращением в деревню глава церемонии разбивает над крышей хижины яйцо: «Чтобы обеспечить охотникам много дичи». По возвращении в деревню, каждая «мать» натирает тело своей «дочери»kula,делит банан надвое, одну половинку отдает новообращенной, а другую оставляет себе, и они вместе его съедают. После этого «дочь» наклоняется и проходит между ногами«матери». После нескольких танцев, некоторые из которых символизируют половой акт, считается, что кандидатки прошли посвящение. «Они верят, что церемонии Лисумбу оказывают благоприятное влияние на жизнь всей деревни: растения дадут хороший урожай, охота и рыбная ловля будут успешными, а эпидемии и ссоры будут отведены от жителей деревни».

Мы не будем останавливаться на символизме таинства Лисубму. Давайте только отметим, что церемонии инициации проводятся в реке, и что в то время, как вода символизирует хаос, хижина представляет космическое творение. Войти в воду означает снова оказаться в до-космическом состоянии небытия. После этого девушка возрождается, пройдя между ног «матери», что означает ее рождение для нового духовного существования. Элементы космогонии, сексуальности, нового рождения, плодовитости и судьбы гармонируют друг с другом. В других тайных женских обществах той же части Африки некоторые черты инициации в ритуалах еще более очевидны. Так в Габоне существуют общества, которые называютсяNyembeилиNdyembe,которые также отмечают свои тайные церемонии у реки или ручья. Среди их инициирующих испытаний следует отметить следующие: необходимо постоянно поддерживать костер, и для этого начинающим приходится отваживаться в одиночку идти в лес за дровами, часто ночью или в бурю. Другое испытание заключается в том, чтобы, распевая песнь, пристально смотреть на солнце. И, наконец, каждая начинающая должна сунуть руку в змеиную нору и поймать змею. Затем этих змей, кольцами обвивших руки, приносят в деревню. Во время периода инициации, женщины, уже являющиеся членами сестринской общины, исполняют нагишом танцы и поют непристойные песни. Но здесь есть также ритуал смерти и инициирующего воскрешения, который проводится в последнем действии таинства. Он исполняется ведущими церемонию попарно. Одна представляет леопарда, а ее партнерша – «мать». Около последней собирается дюжина девушек, которых леопард «убивает», Когда наступает очередь матери, она нападает на леопарда и убивает его. Предполагается, что смерть дикого животного позволяет девушкам освободиться из его чрева.[282]

Из того, что только что было сказано, вытекает несколько особых моментов. Мы встречаемся с инициирующим характером этихWeiberbundeи тайных женских ассоциаций. Для того, чтобы стать их членом, необходимо успешно пройти испытание – и не физиологического порядка (как первый менструальный цикл или роды), а инициирующее, в том смысле, что оно приводит в действие все существо девушки или молодой жены. И такая инициация осуществляется в космическом контексте. Только что мы видели ритуальное значение леса, воды, темноты и ночи. Женщина получает такое реальное откровение, которое трансцендентирует ее, хотя она и является частью этой реальности. Таинство заключается не в естественном феномене родов. Оно состоит в откровении женской священности, то есть мистического единства жизни, женщины, природы и божественного. Это откровение надличностного порядка, поэтому оно выражается в символах и воссоздается в обрядах. Девушка или посвященная женщина начинает осознавать святость, которая исходит из самых глубин ее существа. И это сознание, каким бы смутным оно ни было, выражается в символах. Именно в «реализации» и «претворении в жизнь» этой святости женщина находит духовный смысл своего собственного существования. Она чувствует, что жизнь в одно и то же время являетсяреальнойисвященной,то есть не просто бесконечным рядом слепых, психофизиологических автоматизмов, бесполезных и, в конечном счете, абсурдных. Для женщин инициация эквивалентна также переходу из одной формы существования в другую. Молодая женщина грубо разлучается с мирским миром. Она подвергается превращению духовного характера, которое, каки все превращения, подразумевает переживание смерти. Мы только что видели, как испытания молодых женщин напоминают испытания, символизирующие инициирующую смерть. Но речь здесь всегда идет осмерти по отношению к чему-то, через что нужно переступить,а не о смерти в современном, лишенном смысла священности, понятии. Человек умирает, чтобы трансформироваться и достичь более высокого уровня существования. В случае девушек, это – смерть по отношению к неясному и аморфному состоянию детства для того, чтобы возродиться в личность и плодородие.

Как в случае мужских, так и женских ассоциаций, нам приходится иметь дело с рядом различных форм постепенно усиливающейся секретности и таинственности. В самом начале стоят те общие инициации, через которые должны пройти все девушки и молодые жены, и которые ведут к учреждению женских тайных обществWeiberbunde.Затем идут ассоциации женщин по введению в таинства, которые мы встречаем в Африке или в античности – закрытые группы менад. Мы знаем, что некоторые сестринские общины такого типа просуществовали длительное время – как, например, ведьмы средневековья в Европе со своими ритуальными встречами и «оргиями». Хотя средневековые процессы по обвинению в колдовстве, в большинстве случаев, были вызваны богословским предубеждением, и хотя иногда трудно отличить подлинные деревенские магико-религиозные традиции, глубоко укоренившиеся в предистории, от коллективных психозов очень сложного характера, тем не менее, вероятно, «оргии» ведьм действительно имели место. Но они имели не то значение, что приписывало им духовенство. В своем первоначальном, подлинном смысле они были тайными воссоединениями, включающими оргиастические обряды, то есть церемонии, относящиеся к таинству плодородия.

Ведьмы, подобно шаманам и мистикам других примитивных обществ, лишь концентрировали, интенсифицировали или углубляли религиозные переживания, открывшиеся им во время их инициации. Подобно шаманам, ведьмы следовали своему мистическому призванию, вынуждавшему их жить откровениями таинств более глубоко, чем другие женщины.

Заглатывание чудовищем

Таким образом, как у мужчин, так и у женщин мы находим неразрывность между первичным откровением священного – которое дается во время инициации при наступлении половой зрелости – и дальнейшими откровениями, переданными с ограниченным доступом(MannerbundeиWeiberbunde),и даже личными откровениями, которые для некоторых избранных индивидуумов составляют синдром их мистического призвания. Мы видели, что один и тот же сценарий инициации, включающий пытки, умерщвление и воскрешение, повторялся всегда, когда дело касалось таинства, то есть процесса духовного возрождения. Чтобы получить лучшее представление о постоянстве таких сценариев инициации и в то же время о возможности их реализации во множестве различных ситуаций, мы сейчас подробно рассмотрим одну из этих архетипных тем. То есть, вместо того, чтобы представлять ритуальные системы, классифицированные соответственно их целям – племенная инициация, обряды вступления вMannerbundeиWeiberbundeи тому подобное – мы теперь сосредоточимся на одной символической теме и попытаемся увидеть каким образом она включается во все эти ритуальные системы и до какой степени может обогатить их значение. Во время нашего изложения мы несколько раз встретились с испытанием инициации, которое заключается в заглатывании чудовищем. Существуют бесчисленные вариации этого обряда, который аналогичен приключению Ионы с китом, а как мы знаем, символизм, подразумеваемый в истории Ионы, серьезно заинтересовал психоаналитиков, в особенности профессора Юнга и доктора Нойманна. Эта инициирующая тема породила не только большое количество обрядов, но мифы и легенды, которые не всегда легко интерпретировать. Рассматриваемое таинство – таинство символической смерти и возрождения, но давайте рассмотрим его более подробно. В некоторых регионах обряды инициации при наступлении половой зрелости включают вхождение в фигуру, напоминающую водное животное (крокодила, кита или большую рыбу). Но такая церемония уже не проводилась, когда ее начали изучать этнологи. Так, например, у папуасов Новой Гвинеи[283]из рафии изготавливается чудовищное создание, называемоеKaiemunu,которое хранится в доме мужчин. Во время инициации ребенка помещают в живот чудовища. Но инициирующее значение такого действия утеряно; начинающий заходит внутрьKaiemunu,пока его отец занят завершением конструкции. Так как значение этого обряда забыто, то никакой ужас инициации не охватывает новичка. Однако инициируемых продолжают помещать вKaiemunu,потому что эту традицию соблюдали предки их племени.

В других регионах знают лишь, что неофитов заглатывает чудовище[284],но ритуальное вхождение в его чрево больше не практикуется. Так, среди туземцев Сьера Леоне и Либерии считается, что будущие члены тайного общества Рого[285]заглатываются чудовищем Наму, ко. орое остается беременным в течение четырех лет, а потом производит на свет новообращенных подобно женщине. У племени Кута в тайном обществе Mungala практикуется следующий обряд: из волокнистых, окрашенных в белое тканей сооружается конструкция длиной в четыре и высотой в два метра, которая «отдаленно напоминает животное». В конструкцию входит мужчина и во время церемонии ходит с ней по лесу, запугивая кандидатов. Здесь также утеряно первоначальное значение. Но мы видели, как сохранилась мифологическая память о чудовище, которое заглатывает и изрыгает кандидатов у Манджья и Банда (в тайном обществе Нгакола).[286]

Мифы красноречивее обрядов. Они раскрывают перед нами первоначальное значение этого временного пребывания внутри чудовища. Давайте начнем со знаменитого полинезийского мифа о Мауи. Этот великий герой маори возвращается в конце своей богатой приключениями жизни в родную страну, в дом своей бабушки Хайн-нуи-те-по, Великой Госпожи (Ночи). Он находит ее спящей и, быстро сбросив с себя одежду, собирается войти в ее гигантское тело. Но героя сопровождают птицы: он принимает меры предосторожности, запрещая им смеяться до тех пор, пока они не увидят, что он победно завершил свое приключение. В конечном счете, птицы соблюдают молчание, лишь пока Мауи проходит через тело своей бабушки. А когда они видят его наполовину появившимся снаружи, то есть когда половина тела героя все еще находится во рту великанши, птицы заливаются смехом, и Великая Госпожа (Ночи) смыкает свои зубы, перекусывая героя пополам, и он умирает. И именно поэтому, говорят маори, человек смертен. Если бы Мауи удалось выбраться из тела своей бабушки невредимым, люди стали бы бессмертными.[287]

В этом мифе мы можем видеть еще одно значение, придаваемое вхождению в тело чудовища. Это уже не общая для всех инициации тема смерти с последующим воскрешением, а поиски бессмертия через героический спуск в лоно гигантской прародительницы. Другими словами, на этот раз это вопрос испытания смерти без самого умирания, спуска вЦарство Ночи и Мертвых и, все же, возвращения живым, что в наши дни делают шаманы во время своих трансов. Но если шаманы входят в царство Мертвых лишь в видедуха,Мауи отваживается на спуск в телесном обличьи. Это хорошо известное различие между шаманским экстазом и приключениями героя во плоти и крови. Мы встречаемся с таким же отличием в северных и арктических регионах, где на религиозную жизнь имеет влияние шаманизм. Согласно некоторым вариантамКалевалы,мудрец Вайнямейнен отправляется в путешествие в страну мертвых Туонела. Дочь Туони, Повелителя потустороннего, заглатывает его. Но оказавшись в желудке великаншиВайнямейнен строит лодку и, как рассказывает текст, энергично гребет «от одного конца кишки в другому». В конце концов, великанша вынуждена отрыгнуть его в море.[288]

Считается, что шаманы Лапландии во время своих трансов входят в кишечник большой рыбы или кита. Легенда повествует нам, что сын шамана разбудил свое отца, который спал три года словами: «Отец! Проснись и выйди из внутренностей рыбы; выйди из третьей петли ее кишечника!»[289]

В этом случае имеет место экстатическое путешествие в виде духа в брюхе морского чудовища. Скоро мы попытается объяснить, почему шаману пришлось три года оставаться в «третьей петле кишечника». На данный момент давайте вспомним некоторые другие приключения такого же типа. Согласно все еще сохранившемуся преданию, в Финляндии кузнец по имени Ильмаринен ухаживал за молодой женщиной, та поставила ему условие, что выйдет за него замуж, если он пройдет среди зубов страшной ведьмы Хийси. Ильмаринен отправляется выполнять условие, и когда он приближается к колдунье, та проглатывает его. Затем она велит ему выйти обратно через рот, но Ильмаринен отказывается: «Я сам проделаю дверь», – отвечает он и с помощью кузнечных инструментов, которые он магически выковал, проделывает в желудке старухи отверстие и выходит наружу. Согласно другому варианту, молодая женщина поставила условие – поймать большую рыбу. Эта рыба проглатывает Ильмаринена. Но попав в ее брюхо он начинает метаться и вертеться, пока рыба не просит его выйти через заднее отверстие. «Я этим путем не пойду», – отвечает кузнец: «Подумай о том, как меня станут называть люди!». Тогда рыба предлагает ему выйти через рот, но Ильмаринен отвечает: «Я не сделаю этого, потому что люди будут называть меня блевотиной». И он продолжает неистовствовать, пока рыба, наконец, не разрывается.[290]

История повторяется со многими вариациями. Лукиан из Самосаты повествует в своихПравдивых историяхо том, как морское чудовище проглотило целый корабль со всей командой. Мужчины разожгли огромный костер, который убил чудовище. Чтобы выбраться наружу, они разжалиего челюсти шестами. Аналогичный рассказ распространен в Полинезии: какой-то кит проглатывает лодку героя Нганаоа, но герой берет мачту и сует ее в рот киту, чтобы открыть его. Затем он спускается чудовищу в желудок, где находит своих родителей, которые все еще живы. Герой Нганаоа зажигает костер, убивает чудовище и выходит через его рот. Эта тема широко распространена в фольклоре Океании.[291]

Давайте отметим противоречивую роль, которую играет морское чудовище. Не может быть никакого сомнения, что рыба, которая проглатывает Иону и других мифических героев, символизирует смерть; ее брюхо представляет Преисподнюю. В средневековых представлениях Преисподняя часто рисовалась как огромное морское чудовище, которое, вероятно, имело своим прототипом библейского Левиафана. Поэтому быть проглоченным им равнозначно смерти, спуску в Преисподнюю – переживанию, которое явно подразумевается всеми примитивными обрядами инициации, теми, что мы обсуждали. Но с другой стороны, спуск в брюхо чудовища означает также возвращение в доформенное, зародышевое состояние существования. Как мы уже говорили, темнота, царящая внутри чудовища, соответствует космической ночи, Хаосу, предшествующему сотворению. Другими словами, здесь мы имеем дело с двойным символизмом: символизмом смерти, а именно: завершением мирского существования, а следовательно, и концом времени; и символизмом возврата к зародышевой форме существования, которая предшествует всем остальным формам и любому мирскому существованию. На космологическом уровне этот двойной символизм относится кUrzeitиEndzeit

Символизм смерти в инициации

Теперь мы можем понять, почему заглатывание чудовищем играло такую значительную роль в ритуалах инициации[292]а также в героических мифах и мифологиях Смерти. Это таинство является таинством, включающим самые ужасные испытания инициации – испытания смерти. Но оно также представляет собой единственно возможный путь отречения от временного течения – другими словами, аннулирование исторического существования и возвращение в изначальное состояние. Очевидно, это возвращение в зародышевое состояние «начала» само по себе равносильно смерти: в сущности, человек «убивает» свое собственное пришедшее в негодность мирское историческое существование, чтобы вернуться в безупречное, открытое существование, неиспорченное Временем.

Из этого следует, что во всех контекстах инициации смерть имеет совсем не то значение, что мы обычно склонны придавать ей. Прежде всего, она означает, что человек ликвидирует прошлое и ставит точку на одном существовании, которое, как и все мирское существование, является провалом, чтобы начать снова, возродившись в другом. Таким образом, смерть в инициации никогда не является концом, а является еще одним началом. Ни в одном обряде или мифе мы не встречаем инициирующую смерть как что-токонечное.Она всегда выступает как условиеsine quaпопперехода к новой форме существования, как испытание, неотделимое от возрождения, то есть от начала новой жизни. Давайте подчеркнем также тот факт, что символизм возвращения в лоно всегда имеет космологическое значение. Весь мир символически возвращается вместе с неофитом в космическую ночь для того, чтобы быть сотворенным заново, то есть стать способным к возрождению. И, как мы говорили ранее[293]большое количество архаических методов лечения заключается в ритуальных пересказываниях космогонического мифа. Другими словами, чтобы пациент излечилсяему необходимо родиться снова,а архетипной моделью такого рождения является космогония. Необходимо отбросить работу Времени и вернуться в рассветный миг, предшествовавший сотворению. На уровне человека это равнозначно тому, что он должен вернуться к «чистой странице» существования, к абсолютному началу, когда еще ничто не было осквернено и испорчено.

Войти в чрево чудовища эквивалентно регрессии до изначальной неопределенности, до космической Ночи, а выйти из чудовища равнозначно космогонии, переходу из Хаосак Сотворению. Смерть в инициации повторяет этот типичный возврат к Хаосу для того, чтобы сделать возможным обновление космогонии, то есть для того, чтобы подготовить к новому рождению. Регрессия к Хаосу иногда происходит в буквальном смысле этого слова, как например, в случае инициирующих заболеваний будущих шаманов. Во многих случаях эти заболевания считались подлинным сумасшествием. Фактически, перед нами предстает абсолютный кризис, иногда ведущий к распаду личности.[294]

С определенной точки зрения, это инициирующее «сумасшествие» шаманов можно сравнить с растворением прежней личности, которое следует за спуском в Преисподнюю или вхождение в чрево чудовища. Любое инициирующее приключение такого плана завершаетсясозданиемчего-нибудь, основанием нового мира или новой формы существования. Мы помним, как герой Мауи, вступая в тело своей бабушки, искал бессмертие. Это равнозначно тому, что он полагал, что своим инициирующим подвигом сможет основать новое состояние человека, сходное с таковым богов. Мы также помним легенду о шамане саамов, дух которого провел три года в кишечнике огромной рыбы. Зачем он предпринял такое рискованное предприятие? Ответ, возможно, заключается в древнем финском мифе о Вяйнямеинене, в котором говорится, что Вяйнямёйнен магически (то есть пением) построил лодку, но не смог завершить работу, так как было три слова, которых он не знал. Чтобы узнатьих, он отправился на поиски известного колдуна Випунена, гиганта, который многие годы оставался неподвижным, подобно впавшему в транс шаману, пока из его плеча не выросло дерево, а в бороде не свили гнезда птицы. Вяйнямёйнен попадает в рот гиганта, и тот быстро проглатывает его. Но попав в желудок Випунена Вяйнямёйнен выковывает себе шест и предупреждает колдуна, что останется у него внутри, пока не узнает три магических слова, необходимых для завершения лодки.[295]

Здесь мы имеем инициирующее рискованное предприятие, задуманное с целью добыть тайные знания. Человек спускается вниз, в чрево гиганта или чудовища для того, чтобы обрестизнанияилимудрость.Вот почему шаман саамов три года остается во внутренностях рыбы – чтобы узнать секреты природы, чтобы разрешить загадку жизни и увидеть будущее. Но если вхождениев чрево чудовища эквивалентно спуску в Преисподнюю, в темноту к мертвым – то есть символизирует регрессию до космической Ночи, я также до тьмы «сумасшествия», в которой растворены все личности – и если принять во внимание все эти аналогии и соответствия между Смертью, космической Ночью, Хаосом, сумасшествием как регрессии дозародышевого состояния и тому подобное, тогда мы сможем увидеть, почему Смерть также символизирует и Мудрость, почему мертвые всеведущи и знают будущее и почему провидцы и поэты ищут вдохновения среди могильных надгробий. Мы можем также понять, почему будущий шаман перед тем, как стать мудрым человеком, должен познать «сумасшествие» и спуститься вниз, во тьму и почему созидательность всегда оказывается в связи с каким-то «сумасшествием» или «оргией», затрагивающими символизм смерти и темноты. К. Г. Юнг объясняет все это как контакт с коллективным бессознательным и его реактивацией. Но, не выходя из нашей собственной сферы, мы можем видеть прежде всего, почему инициация у примитивных всегда происходит в связи с откровением священных знаний и мудрости. Именно в период уединения – то есть когда предполагается,что неофиты заглочены в чрево чудовища или оказываются в Преисподней – неофиты обучаются тайным традициям племени. Истинные знания, которые передаются мифами и символами, доступны только в ходе или после процесса духовного возрождения, осуществляемого инициирующей смертью и воскрешением.

Теперь мы в состоянии понять, почему одна и та же схема инициации, включающая страдания, смерть и воскрешение, появляется во всех таинствах, – как в обрядах достижения половозрелости, так и в обрядах вступления в тайное общество и почему тот же самый сценарий можно проследить в раскалывающих личность переживаниях, предшествующих мистическому призванию. Прежде всего мы понимаем следующее: человек архаических обществ стремился победить смерть, придавая ей такое значение, что, в конечном итоге, она перестала бытьпрекращением,а сталаобрядом перехода.Другими словами, для примитивных народов человек умирает по отношению к чему-то, что не является существенным, человек умирает для мирской жизни. Короче говоря, к смерти начинают относиться как к высшей инициации, а именно – как к началу духовного существования. Более того, рождение, смерть и возрождение понимались как три момента этого одного таинства, и вся духовная энергия архаического человека была направлена на то, чтобы показать, что между этими моментами не должно быть никакого барьера. Человек не можетостановитьсяни в каком из этих моментов, человек не можетостаться,например, в смерти или в рождении. Движение – возрождение – всегда продолжается: космогония неустанно повторяется для того, чтобы то, что человек делает, было сделано хорошо – будь то рождение ребенка или строительство дома, или вхождение в духовное призвание. Вот почему мы всегда обнаруживали, что обряды инициации имеют космогоническую связь.

Сама мудрость, а значит, и все священные и созидательные знания постигаются как плод инициации, то есть как результат и космогонии, и духовного рождения. Сократ не ошибался, сравнивая себя с акушеркой, так как он помогал людям родиться в самосознании. Еще более ясно выражается св. Павел в своемПослании к Титу,говоря о своих «духовных сыновьях» – сыновьях, которых он породил своей верой. Тот же символизм снова встречается в буддистской традиции: монах отказывается от своего родового имени и становится «сыном Будды»(Шакья-путра),потому что он рождается среди святых (орья).Как сказал о себе Кассапа «Родной сын Благословенного, появившийся на свет из его рта, рожденный отдхамма,сформированныйдхаммаи тому подобное»(Samyutta Nykaya, II, 221).Но это инициирующее рождение подразумевает смерть по отношению к мирскому миру. Схема сохранилась как в индуизме, так и в буддизме. Йогумирает по отношению к этой жизни,чтобы возродиться в иной форме существования – той, которая характеризуется «освобождением». Будда учит путям и способам умирания по отношению к мирскому человеческому состоянию – то есть по отношению к зависимости и незнанию и возрождению в свободе, блаженстве и необусловленном состояниинирваны.Индусская терминология инициирующего возрождения иногда напоминает архаический символизм «нового тела», приобретенного неофитом. Сам Будда провозглашает: «Я показал своим ученикам способ, при помощи которого они могут сотворить, покинув свое тело (созданное четырьмя элементами), другое тело из мыслящей субстанции(рупаманомая),со всеми его членами и наделенное трансцендентальными способностями(абхининдрьям)».[296]