Текст книги "Религии Австралии"
Автор книги: Мирча Элиаде
Жанр:
Религиоведение
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Унамбал и унгариньин
Как и в мифологических традициях любого другого австралийского племени, в традициях племени унамбал можно усмотреть некоторые основополагающие элементы, которые следует считать панавстралийскими и которые уживаются бок о бок с более специфическими представлениями и верованиями. Нам достаточно обратиться к мифологической традиции соседнего племени унгариньин, чтобы увидеть, как религиозные представления варьируют от одного племени к другому. И унамбал, и унгариньин придерживаются общей в своей основе религиозной модели. Но оказывается, что некоторые верования или были утрачены, или радикально модифицированы племенем унгариньин; или такая вариативность в верованиях может быть связана с инновациями, введенными у племени унамбал в более раннюю модель, общую для обоих племен.
Как унамбал и другие австралийские группы, унгариньин верят в мифическую первобытную жизнь (лалан), эпоху творения,[134]134
Helmut Petri, Sterbende Welt in Nordwest-Australien (Braunschweig, 1954), p. 98 ff.
[Закрыть] унгариньин также знают Унгуда (Змею-Радугу) и антропоморфного небесного Валангалу; но структуры и функции этих фигур различны. Валангала не создатель. Унгариньин верят, что «создание» – это работа Унгуда и Вондьина. Унгуд послал сладкие воды с небес и сотворил первую пару предков в воде. Валангалу можно рассматривать как небесного бога и культурного героя. Он основал все социальные и культурные институты – и главное, ритуалы инициации. Неофиту рассказывают мифы о Валангала во время самой сакраментальной фазы церемонии. Валангала теперь на небесах; он посылает духов-детей и следит за тем, уважают ли те правила, которые он предписал выполнять во время лалан. Если нет, Валангала нашлет потоп.
Коротко говоря, Унгуд – создатель жизни и всей природы, а Валангала – автор духовной части человека. Но нельзя сказать, что Валангала – это антропоморфный небесный бог, а Унгуд – получеловеческое первобытное божество. Унгуд тоже вознесся на небо в конце первобытного времени. Некоторые мифы утверждают, что Валангала был человекоподобным, пока жил на земле, но стал Змеей-Радугой на небе. Как отметил Гельмут Петри,[135]135
Ibid., p. 116.
[Закрыть] «это не воспринимается аборигенами как противоречие. Многие Вондьина приобретают облик змей в конце творения, не теряя при этом своих антропоморфных свойств».[136]136
Здесь мы имеем дело с наиболее древними образами змеи как виртуального символа.
[Закрыть]
Многое остается неясным в представлениях о Валангала. Его, безусловно, можно сравнить с небесными сверхъестественными существами («Отцами Всех») юго-восточных племен; но к нему не обращаются с молитвами (как к Мунган-нгауа и Байаме), и ничего не говорится о его всезнании или благодетельности. Возможно, как предполагает Петри,[137]137
Petri, Sterbende Welt, p. 116.
[Закрыть] первоначальное созидательное божество разделилось на два божественных персонажа, но у нас нет необходимых данных, чтобы решить эту проблему.
Непосредственное отношение к Валангале имеет другой небесный герой, Нгуниари, который играет важную роль в церемониях инициации. Считается, что Нгуниари сделал гуделки «из своей крови и костей» и «вложил» в них свой голос. Он также разрисовал гуделки изображениями молний – а это один из способов указать на то, что звук вращаемой гуделки – это удары грома. Нгуниари определил все предписания, касающиеся обращения с гуделками (они должны быть спрятаны в пещерах, далеко от женщин и детей и т. д.).[138]138
Ibid., p. 119 ff.
[Закрыть] После серии странствий, во время которых он открыл аборигенам тайны гуделок, он поднялся на небо с помощью лестницы. Теперь его тень можно видеть возле Валангалы, или Млечного Пути.[139]139
Ibid., p. 118. Кэпелл также обнаружил миф о Нгуниари у унамбал и гуиини, но без эпизода о путешествии на запад; ср.: Mythology in Northern Kimberley, North-West Australia. – Oceania, IX (1939), p. 382–402; см. с. 396.
[Закрыть]
Нгуниари все еще помнят старики племени, но его гуделка и ее культ уже принадлежат прошлому. Они были заменены другим типом гуделки, по форме похожей на чурингу центральной Австралии. Эти гуделки «принадлежат» к новому культу, о котором подробнее будет сказано ниже.[140]140
Петри считает, что у унгариньин представления о Нгуниари и гуделки появились недавно. Они были принесены с востока. Но мы не в состоянии определить, какие типы культовых предметов использовались прежде и были вытеснены Нгуниари и его гуделками. Аборигены, естественно, утверждают, что Нгуниари и гуделки были у них «с самого начала» [Petri, Sterbende Welt, p. 128].
[Закрыть]
Есть и другие культурные герои: Банар и Курангули, также известные унамбал; Водои и Дьюнгун, две маленькие ночные птицы, которые, после «работы» в первобытное время, поднялись на небо и стали двумя звездами – Альфа и Бета созвездия Близнецов;[141]141
Подобно Банару и Курангули, эти два героя различны по своим характерным проявлениям и являются антагонистами: один делает все правильно, другой – глупый и неумелый. Они боролись друг с другом, и Водои убил Дьюнгуна; из крови последнего получилась охра.
[Закрыть] много мифических предков и, наконец, Калура, который ассоциируется с дождем и духами детей и может рассматриваться как последняя важная фигура мифологии племени.[142]142
Petri, Sterbende Welt, p. 132 ff., 139 ff.
[Закрыть]
Мы видим теперь, как могут варьировать мифологические традиции двух соседних племен. Мы видим также, как культ может исчезнуть почти у нас на глазах и смениться более драматическим и «воинственным» (Курангара); об этом следует помнить при анализе различных слоев (или уровней) австралийских религий. Но в данный момент другое религиозное явление владеет нашим вниманием – явление, которое, хотя и является характерным для унамбал и унгариньин, не ограничивает свое распространение только этими племенами. Мы отмечали, что структура и функция Валангалы повторяется в Нгуниари и других культурных героях. Считается, что все они создали культуру племени и, главное, установили обряды инициации. Складывается впечатление, что специфическая парадигматическая модель повторяется снова и снова, как будто определенный тип мифологической фигуры и определенная религиозная функция должны постоянно реактуализироваться, делаться настоящими, активными, эффективными. Тот же феномен наблюдается и в других примитивных культурах.
С этим процессом репродукции типа и функций сверхъестественных существ в серии последовательно предстающих мифических персонажей связан, по-видимому, противоположный процесс реинтеграции множества мифологических персонажей в единую божественную фигуру. Унгариньин верят, что в конце Времени Сновидений Вондьина ушли в землю и стали Унгудом. Таким образом, Унгуд, змей, воспринимается и как единство, и как множественность неопределенного числа Вондьина.[143]143
Ibid., p. 147. Ср. также: Т.Hernandez, Myths and Symbols of the Drysdale River Aborigines. – Oceania, XXXII (1961–1962), p. 113–127, где описаны сходные представления об Унгуре и Вондьина (Галору) у населения северного Кимберли.
[Закрыть] В известном смысле можно было бы говорить о целой «процессии» последовательно возникающих божественных фигур или эманации божественного принципа, за которым следует воссоединение множества наделенных самостоятельным бытием существ. Даже если бы это сочетание противоречивых явлений религиозной мысли было результатом смешения двух или более первоначально не связанных культов, фактом остается то, что эти парадоксальные представления успешно «укладывались» в сознании аборигенов. Образ Унгуда, который одновременно являет собой единство и множественность бесконечного количества отдельных индивидов, не представляет исключения у австралийцев. Мы уже отмечали, что аранда верят в сохранение тела их мифического предка во всех местах, где он путешествовал. Они верят «в одновременное присутствие предка в каждом из многих мест, которые когда-то были свидетелями полноты его сверхъестественной власти».[144]144
Strehlow, Aranda Traditions, p. 29.
[Закрыть]
Вондьина и Змея-Радуга
Большую часть верований унамбал и унгариньин можно найти также, с неизбежными вариациями, среди других племен севера Кимберли и Арнемленда. Рисунки в пещерах и гротах северного Кимберли[145]145
26 и 27 марта 1838 г. лейтенант Джордж Грей обнаружил две пещеры с петроглифами (ср. описание и цветные рисунки в Journals of Two Expeditions of Discoveries – (London, 1841) I, p. 201–204, 213–215). Многие другие пещеры с похожими наскальными изображениями были исследованы, описаны и сфотографированы Ф.С.Брокманом (1901), X.Базедовом (1916) и У.Р.Истоном (1921). В 1928 г. Элькин обследовал три группы наскальных изображений в пещерах и гротах унгариньин и впервые представил в логической последовательности их связь с религиозной, экономической и социальной жизнью племени; ср.: А.Р.Elkin, Rock Paintings of North-West Australia. – Oceania, I (December, 1930), p. 257–279; idem, Studies in Australian Totemism. – Oceania Monographs, № 2 (Sydney, 1933), p. 67–73. Пещеры Грея вновь были найдены в июне 1947 г. X.Котом; ср.: А.Р.Elkin, Grey's Northern Kimberley Cave-Paintings Re-found. – Oceania, XIX (September, 1948), p. 1–15. Кот смог собрать некоторую информацию об этих двух пещерах у местных жителей. Первая, по-видимому, связана с представлениями о сексуальных отношениях и Вондьина [Elkin, Grey's Northern Kimberley Cave-Paintings Re-found, p. 9]; вторая, открытая Греем 27 марта, принадлежит другой мифологической традиции, а именно – связана с представлениями о Галару, Змее-Радуге (ibid., p. 10–11). Для сравнительного исследования см.: Е.A.Worms, Contemporary and Prehistoric Rock Paintings in Central and Northern Kimberley. – Anthropos, L (1955), p. 546–566; A.P.Elkin, The Origin and Interpretation of Petroglyphs in South-East Australia. – Oceania, XX (1949–1950), p. 119–157; A.P.Elkin and C.H. and R.M.Berndt, Art in Arnhem Land (Melbourne, 1956), p. 7–57; Charles P.Mountford, Art, Myth and Symbolism. In: idem, Records of the American-Australian Scientific Expedition to Arnhem Land (далее – Records), Vol. I (Melbourne, 1956), cf. R.M.Berndt, The Mountford Volume on Aboriginal Art. – Mankind, V, October, 1958, p. 249–261; A.P.Elkin, Art and Meaning: A Review Article. – Oceania, XXXIII (September, 1961), p. 54–58; F.D.McCarthy, The Cave Paintings of Groote Eylandt and Chasm Island. In: Mountford, Records, II (Melbourne, 1960), p. 297–414. Cp. также: W.Arndt, The Interpretation of the Delemere Lightning Paintings and Rock Engravings. – Oceania, XXXII (March, 1962), p. 163–177.
[Закрыть] отражают мифологию аборигенов и в то же время служат средством оживления связи с Временами Сновидений. Каждая серия петроглифов включает изображения разных видов животных и по крайней мере одно человекоподобное существо, Вондьина. Вондьина ассоциируются с небом, дождем, Змеей-Радугой, духами детей и плодородием. Кэпелл описывает их как «сверхчеловеческие существа (мужчин или женщин), которые живут в пещерах» и которые связаны со Змеей-Радугой, чей образ Кэпелл считает результатом более позднего религиозного творчества.[146]146
A.Capell, Mythology in the Northern Kimberley, p. 389 ff., 403.
[Закрыть] Но структурная непрерывность (преемственность) всех этих мифологических фигур демонстрируется и в этимологии их имен. Е.А.Уормс доказал, что термины Вондьина, Унгур и Унгуд все связаны с широко распространенным австралийским и тасманийским корнем ван-, вун-, вин– (вода). Вондьина буквально означает «возле воды»; Унгур и Унгуд – «принадлежащий воде».[147]147
Worms, Contemporary and Prehistoric Rock Paintings, p. 549–550.
[Закрыть]
А.П. Элькин свидетельствует, что у унгариньин имя Унгур относится к мифическому времени и Змее-Радуге; но это также эквивалент Вондьина.[148]148
Elkin, Rock Paintings of North-West Australia, p. 263; 269, n. 8.
[Закрыть] «Рисунки Вондьина, следовательно, обладают магической силой, так как они – Унгуд, были созданы Унгудом или во времена Унгуда».[149]149
Ibid, p. 276.
[Закрыть] Согласно Петри,[150]150
Petri, Sterbende Welt, p. 102–103.
[Закрыть] у унгариньин есть три названия или понятия для персонажей первобытных времен: Унгур, Унгуд и Вондьина. Аборигены считают Унгура и Унгуда похожими на Вондьина; но они «больше боссы», чем Вондьина. Вероятно, Унгур относится к первобытному времени, когда Унгуд, Змея-Радуга, осуществлял созидание. Вондьина– герои и законодатели,[151]151
Было отмечено, что Вондьина создают впечатление, что изображен череп без челюстей (ср. Adam, Anthropomorphe and Darstellungen, p. 22, n. 44). Изображение также может напоминать труп, то есть тело героя, который трансформировался в графический образ в момент смерти, когда его дух опускался в близлежащий водоем Унгуд, готовый действовать, когда его образ будет обновлен (ср. Elkin, Grey's Northern Kimberley Cave-Paintings Re-found, p. 12). В этих пещерах часто хоронили кости тех умерших, кто считался духовно связанным с близлежащим водоемом [Elkin, Rock-Paintings of North-West Australia, p. 278].
[Закрыть] которые произошли от Унгуда и продолжали созидание в местах Унгуда.
Унгуд невидим для всех людей за исключением знахарей. Бан-ман («Доктор Унгуд») не только может видеть Унгуда; он говорит с ним. Унгуд дает знахарю магические силы, которые символизируются кимба, или кварцевыми кристаллами. Есть верование, что кварцевые кристаллы имеют небесное происхождение. В самом деле, Унгуд, хозяин и страж вод, будучи Змеей-Радугой, тоже связан с небом. С определенной точки зрения можно сказать, что Унгуд представляет собой мифологическое отражение попыток объединить противоположности и выразить полярности в одном парадоксальном единстве.
Давайте добавим, что Змея-Радуга[152]152
A.R.Radcliff-Brown, The Rainbow-Serpent Myth of Australia. – Journal of the Royal Anthropological Institute, LVI (1926), p. 19–26; idem, The Rainbow-Serpent Myth in South-East Australia. – Oceania, I (1930), p. 342–347; Ursula McConnel, The Rainbow-Serpent in North Queensland. – Oceania, I, 1930, p. 347–349; Elkin, The Rainbow-Serpent Myth in North-West Australia. – Oceania, I, (1930), p. 349–352; Ralph Piddington, The Water-Serpent in Karadjeri Mythology. – Oceania, I (1930), p. 352–354. Ср. также: John Loewenstein, Rainbow and Serpent. – Anthropos, LVI (1961), p. 31–40.
[Закрыть] – важная мифологическая фигура во многих частях Австралии, и почти везде считается, что он дает шаманам их магические силы в виде кристаллов. Таким образом оказывается, что творение, дождь, плодородие и сверхъестественные силы шаманов восходят к одному и тому же источнику: первобытному сверхъестественному существу космической структуры; ведь Унгуд принадлежит одновременно подземным водам, земле и небу. Змея-Радуга появляется ab initio (в самом начале мира). Вондьина завершили созидание; но их силы исходят от Змеи-Радуги, точно так же, как силы знахарей. Перед нами исключительная первобытная фигура. Змею-Радугу можно сравнить с Тиамат Месопотамии и другими змееподобными существами космогонии Востока. Однако такое сравнение верно только отчасти, так как Унгуд, Змея-Радуга, никогда не был побежден и заменен более молодым божеством, как Тиамат, побежденная Мардуком. В сознании унгариньин существует абсолютная преемственность между Унгудом, Вондьина и индивидами, которые в наши дни сохраняют мир живым. Более того, знахари продолжают поддерживать прямые личные отношения со Змеей-Радугой.
Повторяя созидание Времени Сновидений
Религиозная значимость Унгуда и Вондьина демонстрируется, в особенности, их способностью посылать дождь и обеспечивать плодородие. В северном Кимберли аборигены верят, что если человек из определенного тотемического клана прикоснется к ассоциирующемуся с его тотемом наскальному изображению, то пойдет дождь и появятся духи-дети для последующего воплощения в женщин. Подобным образом, считается, что подновление изображений животных и растений увеличивает число соответствующих видов. «В одной из областей северного Кимберли считается, что человек, который „находит“[153]153
Т.е. узнает, что его жена беременна (прим. научн. ред.).
[Закрыть] духа-ребенка, должен пойти в то место, где сосредоточены петроглифы, и притронуться к изображению Змеи-Радуги, или даже нарисовать изображение духа-ребенка, так чтобы у Змеи-Радуги их оставалось достаточно».[154]154
Elkin, The Australian Aborigines, p. 201; cp. Oceania, I, p. 262.
[Закрыть]
Эти духи-дети предсущи; пока они не родились, они живут в хорошо известных местах. «Предсущие духи большей частью появились в период давно прошедшего Времени Сновидений в результате действий какого-то героя; согласно некоторым верованиям, однако, их создают время от времени или приносят в мир созидающие герои, чья деятельность не ограничена прошлым, а все еще продолжается».[155]155
Elkin, The Australian Aborigines, p. 198.
[Закрыть] У унгариньин Петри обнаружил лишь представление, что духа-ребенка отец находит во сне;[156]156
Таким образом осмысляется зачатие (прим. научн. ред.).
[Закрыть] совокупление считается просто удовольствием.[157]157
Petri, Sterbende Welt, p. 163.
[Закрыть] Сходные понятия имеются во многих племенах, соседствующих с унгариньин.[158]158
Ibid., p. 170.
[Закрыть] И, как хорошо известно, во всей центральной Австралии в представлениях аборигенов зачатие не связано напрямую с половым сношением.[159]159
Ср.: М.F.Ashley-Montagu, Coming into Being among the Australian Aborigines (New York, 1938). Однако см. также: Т.G.H.Strehlow, La Gemelite de l’ame humaine, La Tour Saint-Jacques, № 11–12 (Paris, 1957), p. 14–23; idem, Personal Monototemism, p. 730 ff.
[Закрыть]
«Размножение» животных и растительных видов с помощью подновления наскальных изображений – не магический, а религиозный акт.[160]160
H Petri, Sterbende Welt, p. 197 ff., 215–216; Elkin, The Australian Aborigines, p. 199 ff.
[Закрыть] Человек возобновляет свою связь с источником жизни. Таким образом, созидательность Времени Сновидений вновь повторяется на земле. Тот же принцип вдохновляет «церемонии размножения» (интичиума или, если использовать более общий термин аранда, мбанбиума) жителей центральной Австралии, которые так полно описаны Спенсером и Гилленом. Церемонии проводятся на площадках, связанных с мифологической историей племени: то есть в тех местах, где тотемические герои впервые исполнили эти ритуалы. Каждое действующее лицо представляет мифического предка – кстати говоря, в то же время как бы воплощая этого предка. Каждая церемония продолжается всего несколько минут, при этом зрители поют песню, в которой рассказывается об инсценируемом эпизоде мифа. В заключение каждого ритуала старики объясняют значение украшений и символов вновь посвященным юношам.[161]161
Spencer and Gillen, Native Tribes of the Northern Territory of Australia, p. 318 ff.
[Закрыть] Как говорит об этом Штрелов, хор стариков «исполняет различные версии традиционных песен, в которых говорится о событиях из жизни предка, разыгрываемых в ритуале».[162]162
Strehlow, Aranda Traditions, p. 56–57.
[Закрыть]
У карадьери, сообщает Пиддингтон, церемонии размножения проводятся в специальных «центрах», созданных во времена Бугари («Сновидений»), где в изобилии были оставлены духи животных. Иногда актеры поют песню, связанную с мифологическим происхождением сообщества.[163]163
Ralph Piddington, Totemic System of the Karadjeri Tribe. – Oceania, II, № 4 (1932), p. 377–378.
[Закрыть]
Итак, размножение природных видов обеспечивается возобновлением контакта с героями Времени Сновидения, и такого возобновления можно достичь обновлением наскальных рисунков (Вондьина), повторным проигрыванием акта творения или пением мифа, в котором рассказывается данный эпизод.
Глава 3. ОБРЯДЫ ИНИЦИАЦИИ И ТАЙНЫЕ КУЛЬТЫ
Пубертатные обряды[164]164
Обряды, отмечающие наступление половой зрелости индивида (прим. научн. ред.).
[Закрыть]
В конечном счете вся религиозная практика аборигенов Австралии может рассматриваться как множество разнообразных, но гомологичных способов вхождения в контакты со сверхъестественными существами и погружения в священное Время Сновидений. Каждый религиозный акт – ритуал, исполнение мифа в песенной форме, тайные культовые песнопения, изготовление священных культовых предметов и т. п. – только повторение события, которое произошло в начале времен, короче говоря, имитация моделей, данных племени сверхъестественными существами. С другой стороны, каждый индивид в основе своей – «духовное» существо. Его самая сокровенная суть – это часть того священного мира, с которым он периодически пытается вновь связаться. Но он не знает собственной действительной сути: она должна быть ему раскрыта через обряды инициации. Таким образом, можно сказать, что инициация восстанавливает австралийского юношу в его первоначальном «духовном естестве». Как говорит У.Ллойд Уорнер относительно каждого мужчины племени мурнгин,[165]165
Мурнгин – не племя, а какая-то иная, более аморфная этнолингвистическая общность, которая раньше именовалась также юленгор, а в настоящее время чаще всего называется йолнгу (прим. научн. ред.).
[Закрыть] «личность до рождения абсолютно духовна; она является совершенно „мирской“ („профанной“) и бездуховной в ранний период своей жизни, когда социально принадлежит к категории женщин, постепенно, по мере того как индивид становится старше и приближается к смерти, она все более и более приобщается к ритуалу и священному миру и с наступлением смерти вновь делается абсолютно духовной и священной».[166]166
W.Lloyd Warner, A Black Civilization: A Study of an Australian Tribe (впервые опубликовано в 1937 г.; переработанное издание 1958 г.; репринт New York: Harper Torchbooks, 1964), p. 5–6.
[Закрыть]
Австралийские церемонии инициации постепенно вводят новичка в священный мир.[167]167
О возрастных посвятительных церемониях и других типах инициации см.: Eliade, Birth and Rebirth. Более поздние библиографии см.: С.Bleeker (ed.), Initiation (Leiden, 1965). Другие интерпретации обрядов половой зрелости ср. М.Whiting, R.Kluckhohn, and A.Anthony, The Functions of Male Initiation Ceremonies at Puberty. In: E.E.Maccoby, Theodore Newcomb, and C.Hartley (eds.), Readings in Social Psychology (Mew York, 1958), p. 359–370; Edward Norbeck, D.Walker and M.Cohen, The Interpretation of Data: Puberty Rites. – American Anthropologist, LXIV (1962), p. 463–485.
[Закрыть] Это значит, во-первых, что посвящаемый отделяется от «профанного» мира детства, где он находился под опекой и руководством матери, и во-вторых, ему открывают священную историю, которая в конце концов приводит его к пониманию собственной духовной сущности.
Незадолго до этого мужчины подготавливают «священную землю»,[168]168
Обычно это достаточно удаленное от основной стоянки, скрытое от посторонних глаз место, которое также именуется «обрядовой площадкой» (прим. научн. ред.).
[Закрыть] где проводятся тайные ритуалы. «Священные земли» (обрядовые площадки) устроены по-разному, в соответствии с традициями каждого племени, но это всегда места, ассоциирующиеся с определенными мифологическими событиями, которые во время обрядов воспроизводятся в танцах, пении и пантомимах. В некоторых случаях «священные земли» как бы представляют «образ» мира, каким он был в начале, освященный присутствием сверхъестественных существ. Так, согласно Р.Х.Мэтьюзу, камиларои обычно готовили два огороженных круга. Больший был примерно семидесяти футов[169]169
Примерно двадцать один метр (прим. перев.).
[Закрыть] в диаметре, в центре ставился шест высотой в три ярда[170]170
Несколько менее трех метров (прим. перев.).
[Закрыть] «с пучком перьев эму, привязанных к верхушке». В меньшем круге устанавливались два специально выкорчеванных молодых деревца – так, чтобы корни были на воздухе. Круги были соединены дорожкой. «По обеим сторонам дорожки на земле были расположены нарисованные или вылепленные из глины фигуры. Самая большая, высотой в пятнадцать футов[171]171
Примерно 4,5 метра. Возможно, фигура выкладывалась из песка или вылеплялась из глины на земле, и данная цифра должна обозначать ее длину, «рост» (прим. научн. ред.).
[Закрыть] – изображение верховного божества Байаме. Пара других представляла мифических предков, а группа из двенадцати антропоморфных фигур – молодых людей, которые были с Байаме на его первой стоянке. Другие фигуры представляли животных и гнезда птиц».[172]172
Eliade, Birth and Rebirth, p. 5; обобщение: R.H.Mathews, The Bora or initiation Ceremonies of the Kamilaroi Tribe. – Journal of the Royal Anthropological Institute, XXIV (1895), p. 411–427 ff. Пластические изображения верховных существ довольно редки; они изготовлялись только в племенах юин и вирадьюри-камиларои. Об этой проблеме см.: W.Koppers, Zur Frage der bildnerischen Darstellung des Hochgottes. – Ethnologica, N.F., II (Cologne, 1960), p. 2 ff.
[Закрыть] Новичкам не разрешалось смотреть на эти изображения, которые в конце церемонии уничтожались.
Согласно Мэтьюзу, «земля бора представляет первую стоянку Байаме, людей, которые были с ним тогда, и дары, которые он им дал».[173]173
Mathews, The Bora or Initiation Ceremonies, p. 418. Cp. описание площадки в «стране мужчин», на которой проводятся церемонии обрезания в племени валбири, в работе: M.G.Meggitt, Desert People: A Study of the Walbiri Aborigines of Central Australia (Sydney: Agnus and Robertson, 1962), p. 385 ff. (переиздано в Чикаго и Торонто, 1965).
[Закрыть] Это значит, что участники церемонии как бы заново «проживают» мифическую эпоху, когда инициация (бора) была проведена впервые. Они вновь проживают священное время, когда Байаме присутствовал на земле и положил начало совершаемым теперь мистериям. Короче говоря, происходит реактуализация присутствия Байаме и его созидательных дел и, следовательно, обновление мира – мир обновляется путем воспроизводства его первоначальной модели, первой стоянки Байаме.[174]174
Eliade, Birth and Rebirth, p. 6.
[Закрыть] Как мы увидим, это относится ко всем австралийским церемониям инициации. Бесчисленные ритуальные пантомимы, иногда сопровождаемые пением, представляются на этих священных землях, вдалеке от основной стоянки. Мало что в них понятно неофитам. Но такое ритуальное воспроизведение наиболее важных эпизодов священной истории племени возобновляет связь со священным миром. Церемонии инициации так же важны для духовной жизни общины, как и для мистической метаморфозы, происходящей с посвящаемыми.
Отделение посвящаемых от матерей происходит более или менее драматично. Наименее драматический ритуал – у курнаи; между прочим, у них и вся церемония инициации довольно проста. «Матери сидят позади неофитов; мужчины проходят цепочкой между ними и мальчиками и таким образом символически разделяют их. Наставники[175]175
Обычно каждому посвящаемому назначается индивидуальный наставник, который отвечает за правильность и полноценность посвящения, часто он является братом матери неофита (прим. научн. ред.).
[Закрыть] берут новичков на руки и высоко поднимают их несколько раз, а те стараются как можно выше протянуть руки к небу… Затем их ведут к тайному огороженному месту, где они ложатся на спину, скрестив руки на груди, их накрывают циновками. С этого момента они ничего не видят и не слышат. Под монотонную песню они засыпают; затем женщины удаляются».[176]176
Ibid, p. 7, суммирует Хауит [Howitt, The Native Tribes of South-East Australia, p. 625 ff.]. Ср. также: Eliade, Birth and Rebirth, p. 7–9, там есть другие примеры инициации в юго-восточных австралийских племенах.
[Закрыть]
Но в других племенах, в особенности в центральной и северной частях континента, женщины не только плачут и скорбят, но также пытаются не отдавать своих сыновей мужчинам и сражаться за них, по крайней мере символически; в некоторых местах они даже используют копья против мужчин, которые подходят, чтобы увести мальчиков.[177]177
Elkin, The Australian Aborigines, p. 179. «Все родственницы-женщины хватают копья и копьеметалки и делают вид, что борются с мужчинами, чтобы не дать им увести мальчиков» [Warner, A Black Civilization, p. 251].
[Закрыть]
Возраст, в котором начинают инициацию, варьирует от шести или восьми до двенадцати или даже четырнадцати лет. Продолжительность церемоний тоже различна – от нескольких месяцев до двух или трех лет. Но самые существенные различия обнаруживаются в типах телесных операций, которым подвергаются посвящаемые. Несмотря на все эти вариации, в австралийских возрастных посвятительных церемониях прослеживается единая модель. В общих чертах, каждый цикл возрастных инициации включает следующие элементы: а) отделение новичков и помещение их на специальную изолированную стоянку или удаление их в особое, находящееся далеко от основной стоянки, место в лесу (в «буше»); б) инструктирование посвящаемых наставниками; в) определенные хирургические операции или процедуры; г) раскрытие инициируемым тайного смысла ритуальных принадлежностей и значения некоторых священных церемоний; д) наконец, «обмывание», то есть ритуальное избавление от всех следов священного мира и церемониальное возвращение к обычной жизни.[178]178
Ср. Eliade, Birth and Rebirth, p. 4; Elkin, The Australian Aborigines, p. 179–184; R.M. and С.Н.Berndt, The World of the First Australians, p. 136–147. Основная библиография по инициации в Австралии приведена у Элиаде [Op. cit., р. 138–144]. См. особенно: F.Speiser, Uber Initiationen in Australien und Newguinea. – Verhandlungen der Naturforschenden Gesellschaft in Basel (1929), p. 256–258; R.Piddington, Karadjeri Initiation. – Oceania, III (1932–1933), p. 46–87; Norman B.Tindale, Initiation among the Pitjandjara Natives of the Mann and Tomkinson Ranges in South Australia– Oceania, VI (1935), p. 199–224; E.A.Worms, Initiationsfeiern einiger Kusten– und Binnenlandstamme in Nord-Westaustralien. – Annali Lateranensi, II (1938), p. 147–174; Warner, A Black Civilization, p. 114 ff.; Meggitt, Desert People, p. 281–316.
[Закрыть]
Как мы сейчас увидим, большая часть обрядов инициации и моделей соответствующего ритуального поведения наполнены символизмом смерти и воскресения (или смерти и повторного рождения). Между прочим, посвящаемый действительно как бы умирает для мира несведущего детства и свободной от ответственности невинности, для мира «профанности», и готовится к «возрождению» в качестве нового духовного существа.[179]179
«Матери и сестры отца вкупе представляют „профанный“ мир, который покидают неофиты, тогда как их отцы и братья их матерей являют собой мир сакральный, в который посвящаемые входят» (Meggitt, Desert People, p. 293).
[Закрыть] Матери инициируемых и другие женщины племени, так же как и сами посвящаемые, буквально понимают эту ритуальную смерть. Матери убеждены, что их мальчики будут убиты или проглочены таинственными и враждебными сверхъестественными существами. Но они знают также, что мальчики вновь возвратятся к жизни, хотя не теми, кем они были до инициации: их детьми. Но этой причине они скорбят над новичками так, как скорбят над убитыми.[180]180
Ср. Eliade, Birth and Rebirth, p. 8–9.
[Закрыть] Переживания же самих посвящаемых определяются тем, что испытания и предписываемые им формы поведения в период изоляции – и в особенности при совершении различных хирургических операций над ними – беспрестанно подчеркивают ритуальную символику смерти. Например, их могут накрывать ветками или циновками и им не разрешается говорить, а предписывается объясняться только с помощью нечленораздельных звуков и жестов. Новичка даже носят иногда на руках, словно он беспомощен. В некоторых племенах даже имеется ритуал, когда посвящаемого кладут на носилки, образованные из скрещенных копий, которые держат стоящие в два ряда мужчины, как если бы он был заколот копьями, при этом оба ряда мужчин медленно движутся, а женщины плачут.[181]181
Elkin, The Australian Aborigines, p. 180–181.
[Закрыть]
Даже простейшая ритуальная операция – выбивание одного из передних зубов – символизирует смерть новичка от руки сверхъестественного существа. Во время операции вращается гуделка, звук ее должен указывать на присутствие сверхъестественного существа. У вирадьюри посвящаемым говорят, что Дарамулун идет, чтобы сжечь их. Но после выбивания зуба наставник показывает гуделку и говорит: «Это Дарамулун!» Инициируемым разрешают потрогать и повращать гуделку и рассказывают им миф о происхождении инициации (Дарамулун утверждает, что во время инициации он убивает мальчиков, режет их на куски, сжигает, а затем возвращает к жизни – «это новые существа, и у каждого нет одного зуба»).[182]182
Мэтьюз, суммировано в: Eliade, Birth and Rebirth, p. 13. Относительно выбивания зубов ср. также: R.M. and C.Н.Berndt, the World of the First Australians, p. 140–141.
[Закрыть]