Текст книги "Не для любви (СИ)"
Автор книги: Мира Айрон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
– Лёха, скажи, – нерешительно заговорила Ольга, когда они обсудили все новости. – Ты давно видел Глеба Никифорова?
– А что, этот утырок всё-таки достаёт тебя? – по голосу было слышно, как напрягся Лёха.
– Нет, – быстро ответила Ольга. – Просто вспомнила, и подумала, может, ты знаешь, как у него дела.
– Точно он не появлялся? – с сомнением спросил Бахтеев.
Ольга опять вспомнила, как Фёдор обнимал ноги Глеба, и поняла, что правду она не сможет сказать. Даже Лёхе.
– Точно. А что, должен был?
– Понимаешь, – замялся Лёха. – Я не стал тебе рассказывать, чтобы не бередить всё это, не ворошить, не напоминать. Но раз уж ты сама спросила… Он приходил ко мне ещё в конце зимы, засранец этот. Тебя искал. Плакал, как ребёнок, слёзы крокодиловы лил.
– А ты? – через спазм в горле спросила Ольга.
– А я его послал куда подальше. И сказал, что если он к тебе только вздумает сунуться, я его закопаю, и на его семейку мне пох. Так что, Оль, если будет беспокоить тебя, ты сразу…
– Конечно, Лёша! Сразу скажу. Да он и не будет, зачем ему?
– Угу. А что же он приполз-то тогда ко мне?
– Ладно, Лёха, проехали. Это давно было. С тех пор наверняка всё изменилось.
Договорив с Бахтеевым, Ольга несколько минут сидела, глядя в одну точку, а потом снова взяла в руки телефон. Помедлив, набрала номер, который оставил ей сегодня Глеб.
На том конце ответили сразу, даже гудков практически не было.
– Да, Оля. Всё хорошо?
– Я уже подумала и приняла решение, Глеб. Я согласна.
Глава 15
Декабрь 2003 года.
Глеб уехал очень рано, почти ночью, чтобы успеть на траурное мероприятие, организованное семьёй Маши и приуроченное к годовщине гибели дочери. Отцу Марии, бывшему тестю Глеба, удалось почти полностью оправиться от последствий аварии физически, однако глубокая душевная рана ещё не затянулась, и вряд ли затянется когда-либо до конца.
Мужчина винил себя в гибели единственной дочери. Конечно, у Долматовых остались двое сыновей, – старшие братья Маши, – и они уже успели подарить родителям пятерых внуков, однако Маша всегда была любимицей отца.
Находиться на поминках было ожидаемо очень тягостно, однако долг есть долг. Глеб предпочёл бы подольше побыть на кладбище, посидеть, несмотря на наставшие холода, снова, в миллионный раз, попросить прощения у Маши. Он знал – он не виновен в том, что с ней случилось, однако сполна чувствовал вину за всё остальное.
Он никогда не любил свою покойную жену. Горе, безысходность и непреходящее чувство вины – вот всё, с чем ассоциировались у Глеба отношения с Машей и недолгая семейная жизнь с ней.
На кладбище Глеб приехал уже в сумерках. Снег был убран, дорожки почищены, – родители и братья Маши были здесь накануне. Положив цветы на надгробие из чёрного мрамора, Глеб смахнул с гладкой поверхности памятника тонкий, почти прозрачный слой успевшего налететь снега. Памятник установили в конце августа, и Глеб, который сам разработал проект и сделал заказ, приезжал на несколько дней. С портрета на Глеба смотрела Маша, которая по непонятным причинам всё ему простила.
Ехать к родным и оставаться в городе хотя бы до завтра Глеб не собирался; он планировал уехать прямо с кладбища и вернуться домой, в свой единственный нынешний дом, прямо ночью. Казалось, даже неполные сутки вдали от Ольги и Фёдора – это нечто невыносимое.
Как он смог прожить без Ольги больше года? И жизнь ли это была? Как он смог сделать то, что сделал? Он ли это был?
Тогда, прошлым летом, Глеб был в бешенстве после того, как Ольга выдвинула ультиматум, и душа требовала лишь одного: уязвить, отомстить, причинить боль, причём, чем сильнее будет боль, тем лучше. Какое право имела эта выскочка ставить ему условия? К тому же, Глеб хотел во что бы то ни стало доказать самому себе и Ольге, что он в ней ни капли не нуждается.
Доказал…
Однако тогда Глеб ещё не знал, что причинённая им боль "отрекошетит" в него же, и чем сильнее будет боль Ольги, тем больнее будет ему самому.
Игорь будто чувствовал, позвонил ему в тот злополучный вечер и предложил отправиться на приём к Долматовым. И Глеб, который никогда раньше не соглашался посещать подобные мероприятия, вдруг принял приглашение.
На приёме все так старались свести его с Машей, а сама она так старательно обольщала его, что Глеб позволил себя обольстить. Маша оказалась девственницей, и этот факт не только приятно удивил Глеба и потешил его мужское самолюбие, но и внушил нечто вроде ответственности. Особенно после того, как через несколько недель Маша сообщила о беременности.
А дальше всё пошло будто само собой – помолвка, свадьба… Ольга, которая пыталась остановить его, и сам Глеб, который испугался выйти к ней, спрятавшись за стеной высокомерия и холодности. В глубине души он знал, что если хотя бы ненадолго выйдет из старательно слепленной им самим "новой жизни", обратно уже не зайдёт.
Глеб окончательно понял, что натворил лишь тогда, когда встретил Ольгу в клубе в обществе Яна Кислицына. Он всегда бешено ревновал Ольгу ко всем её бывшим мужчинам и ко всем ныне окружающим её представителям сильного пола, и это чувство разрушало его изнутри.
Когда Глеб увидел Ольгу с Яном, он понял, что прежняя ревность, порой казавшаяся невыносимой, – это всего лишь цветочки. Та первоначальная, предыдущая ревность была "теоретической". А когда увидел своими собственными глазами, как Ян целует руки Ольги, Глеб готов был сдохнуть на месте.
Тут-то он и понял окончательно, что не сможет жить не свою жизнь, "новую". Жизнь, в которой нет Ольги. Жизнь, в которой его Ольга принадлежит другому.
Тогда же он твёрдо решил: как только Маша родит, он подаст на развод, и пусть о нём думают всё, что угодно. Ребёнка своего бросать он не собирался, намеревался всегда поддерживать, а к Маше даже прикоснуться не мог уже тогда, отговаривался тем, что боится навредить, хотя доктор, ведущий беременность, никаких ограничений и запретов на близость не ставил.
Правда, Глеб не очень хорошо представлял себе, как именно будет возвращать Ольгу, но был уверен в том, что вернёт.
Судьба распорядилась по-своему, и Маша ушла в твёрдой уверенности, что у неё любящий, заботливый муж, а не малодушная скотина и мудак, коим он являлся и является в самом деле. Глеб тогда даже не знал, сына они с Машей ждали или дочь, – они не успели узнать об этом… Глебу потом уже сказали… в прошедшем времени.
* * * * * * * * * * * *
За ворота кладбища Глеб вышел уже глубоким вечером. Он не чувствовал ни холода, ни жажды, ни голода. Единственное, чего ему хотелось, – прямо сейчас оказаться дома, с Ольгой и Фёдором.
Конечно, их "семья", по сути, семьёй не является, и держится всё исключительно на Фёдоре. И тем не менее, Глеб был счастлив при мысли о том, что послезавтра они с Ольгой официально станут мужем и женой, и Ольга тоже будет Никифоровой, как Глеб и Фёдор.
Даже если она никогда не оттает и не подпустит Глеба, не позволит прикоснуться к себе, всё равно в ближайшие пятнадцать лет у него есть шанс вернуть её: от Фёдора Оля не сможет отказаться ни при каких обстоятельствах. А он, Глеб, будет надеяться и ждать.
А ведь когда-то она мечтала выйти за него замуж, умоляла его, и это было не так уж давно. Совсем недавно. Чем была наполнена тогда его слабая чёрная душа? Как можно было по своей воле отказаться от единственной женщины, которую он любил, любит и будет любить?
А теперь ему достаточно того, что она не любит никого другого, пусть и его, Глеба, тоже не любит.
Глеб почти дошёл до машины, как вдруг заметил припаркованный неподалёку большой чёрный внедорожник, от которого отделилась мрачная тёмная фигура. Внезапно Глебу подумалось, что сейчас его порешат прямо тут, но вскоре он узнал приближающегося к нему мужчину.
– Ты? – хмуро спросил Глеб. – Что тебе нужно? Ты же меня послал. Или решил всё же закопать? Попробуй!
Кулаки Глеба сжались так, что костяшки пальцев заныли. Однако белобрысый, этот знакомый Ольги, выглядел вполне миролюбиво.
– Я ещё подумаю, посмотрю на твоё поведение, – усмехнулся он. – Меня Лёха звать, если что.
– Я знаю. Только на. уя мне эта информация?
– Хорош бычить, я с миром пришёл. Пока с миром. Предлагаю посидеть, поговорить спокойно, выпить и закусить. Заодно Машу помянем.
– Мне некогда, я спешу, – попытался отказаться Глеб, но почему-то понял вдруг, что отказаться не получится. – И с чужими людьми я Машу не поминаю.
– Завтра уедешь, а сегодня посидим у меня на даче, поговорим. Не бойся, если бы я хотел сейчас тебя урыть, уже урыл бы. Мне нужно узнать, что ты затеял, и почему Ольга скрывает это от меня.
– Кто тебя боится-то? И вообще, ты что, Ольгин папа? С какого перепугу она должна тебе сообщать обо всём? – зло спросил Глеб. – Нет, не папа? Тогда без тебя разберёмся и без твоего благословения.
– Я одноклассник Оли, друг детства и юности, можно сказать. Не бузи, поехали. Ты устал, тебе сегодня далеко лучше не ехать.
– Спасибо за заботу, – вздохнул Глеб, и вправду чувствуя непомерную усталость. – Поехали. Что у тебя там, на даче, из выпивки есть?
– Всё, – лаконично ответил Лёха. – Держись за моей машиной, тут недалеко ехать.
* * * * * * * * * *
– Шмурдяк, – поморщился Лёха и, отодвинув стакан с ви́ски, налил в другой стакан водки.
– Сам ты шмурдяк, – даже будто обиделся Глеб, хотя все напитки они достали из бара на даче Лёхи. – Ни фига не смыслишь.
– У моего деда в деревне самогон лучше, – покачал головой Лёха. – Пожалуй, поеду завтра, навещу своих стариков.
– А родители твои где? В том городе, в котором вы с Олей выросли?
– Да, мама с батей там. Мы все, Бахтеевы, упрямые. Бабка с дедом ни в какую из деревни уезжать не хотят. Мать с отцом – из этой дыреньки, города нашего. Один я в большом городе тусуюсь. Хотя нет, не один. Два сына у меня, и они тоже Бахтеевы, а значит, упрямые.
– А у нас с Олей тоже сын есть, Фёдор, – с гордостью ответил Глеб. – Три года ему. Весной четыре будет.
– В курсе, – кивнул Лёха. – Потому ты и живой до сих пор. Но учти, что я постоянно за тобой слежу, Никифоров. И не дай Боже́, как говорил наш трудовик… Не дай Боже́ ты Ольгу обидишь как… Я сам тебя на оливье покрошу, лично, с удовольствием.
– Слышь ты, белобрысый! – выпрямился Глеб. – Это ты от Оли держись подальше. Она моя, ты понял? Моя. Я не отдам её никому. Загрызу тебя нахрен, только сунься к ней.
– Дурак ты, не понимаешь ни черта. Во-первых, я не белобрысый, а рыжий. А во-вторых, Ольга – она другая. Я с ней не могу так, как ты себе нафантазировал тут. Скажи мне лучше, за что такая женщина, как Ольга, могла полюбить такого слизняка, как ты? Нашла, с кем связаться! Одни беды от тебя. И всё никак не отвалишься, притащился за ней и туда!
– Я всё сделаю для Оли. Она будет счастлива со мной, а ты живи своей жизнью, белобрысый, не мешай!
– Ты уже наделал делов выше крыши. Ладно хоть я рядом оказался, когда всё случилось, и то не успел.
– Что "всё"? Что случилось? – непонимающе спросил Глеб. – Куда ты не успел?
– Большая беда с Ольгой случилась. По твоей, сволочь, вине. Я бы тебе и не рассказал, но ты должен знать, что врачи Ольге рожать практически запретили. Слушай сюда…
… – Вот видишь, Ольга даже ничего не рассказала тебе, – усмехнулся Бахтеев, глядя в бледное почти до синевы лицо Глеба. – И правильно сделала. Какой смысл обнажать душу перед эгоистом, который дальше носа своего не видит?
– Я не знал, – тихо сказал Глеб, как только смог заговорить. – Почему Кислый так легко отделался?! Просто сдох!
– Нет, не просто. Но это не твои трудности. Кислицыны своё получили по полной, не переживай. Только вот здоровья это Ольге не прибавит. Потому твоя задача – заботиться об Ольге, и чтобы даже волос с её головы не упал.
– Я клянусь, – Глеб проглотил комок в горле.
…Через два часа, когда Глеб, который в своём стремлении хоть как-то, хоть на время забыться, напился до бессознательного состояния и начал засыпать, Лёха уложил его на диван, ликвидировал последствия пьянки и позвонил Ольге.
Он и сам был изрядно пьян, но держался лучше, чем Глеб.
– Привет, Оль.
– Привет, Лёха, – приглушённым голосом ответила Ольга. – Ты что, пьяный?
– А ты почему шепчешь? Боишься сына разбудить?
– Лёша! – испуганно пробормотала Ольга. – Откуда ты… Подожди, я в кухню выйду.
– Да ладно, не переживай. Я давно всё знаю и не обижаюсь, что ты скрывала. С благоверным твоим мы сегодня поговорили душевно.
– Глеб мне ещё не муж, да и вообще, это будет фиктивный брак.
– Угу. Тут вы сами разберётесь. А вот если он обидит тебя… Я его, короче, предупредил.
– Лёш, я надеюсь, ты ничего лишнего Глебу не рассказал?
– Нет, конечно! Лишнего – нет. За кого ты меня принимаешь?
– Не обижайся, Лёха. Я просто спросила. А где сейчас Глеб?
– Мы на моей даче, он спит пьяный. Так что завтра рано его не жди. Пока проспится… В лучшем случае, ночью приедет. Но на регистрацию успеет.
– Лёш…
– Не бойся, я ему подушку не положу на морду. И процедуру кастрации не произведу. Пока.
– Лёш…
– Ну, что?
– Ты самый лучший человек на свете. Спасибо тебе!
– Я знаю, ты об этом уже говорила. Но так и быть, можешь почаще повторять.
Глава 16
Глеб приехал под утро и сразу лёг спать. Проснулся от того, что на груди у него сидел Фёдор и считал до пяти. Оказывается, пока Глеб отсутствовал, Федя с Ольгой времени даром не теряли, а начали учить устный счёт.
С тех пор, как сын стал заниматься у лучшего в городе логопеда-дефектолога, болтал почти без умолку, будто плотину прорвало, и хлынуло всё, что накопилось. Конечно, говорить получалось пока далеко не всегда складно, правильно и внятно, и всё равно это был гигантский прогресс.
– Давай ещё, Федя, – не открывая глаз, улыбнулся Глеб.
Фёдор с радостью и энтузиазмом выполнил просьбу отца и начал считать сначала.
Думать об узнанном позавчера вечером было по-прежнему невыносимо, но когда Глеб открыл глаза и увидел светлое лицо Ольги, её взгляд, направленный на Фёдора, от сердца чуть-чуть отлегло.
Им предстоит очень тяжёлый разговор, но это будет позже, уже тогда, когда Ольга станет его законной женой. Да, трусоватые и малодушные мысли, но что-то изменить уже всё равно не получилось бы, даже если бы Глеб захотел, – процесс зашёл слишком далеко.
Тем более, Глеб и не захочет никогда ничего менять. Он слишком любит Фёдора. А ещё он любит Ольгу; любит невеликодушно и эгоистично, но он не может без неё жить и никогда больше не откажется от неё по своей воле. Уже пробовал, и что из этого вышло?!
– Татьяна Вячеславовна рассказывала, – заговорила вдруг Ольга и села в кресло около кровати. – Про одного из её подопечных.
Татьяна Вячеславовна – это та самая логопед-дефектолог. Глеб снова закрыл глаза и обнял Фёдора, который прилёг рядом с ним. Глеб лежал и думал о том, что Ольга впервые за время их "совместной" жизни вот так спокойно и буднично заговорила с ним сама, начала о чём-то рассказывать. До сих пор они общались исключительно по делу.
– Так вот, тот мальчик не говорил до трёх лет. Просто не говорил, и всё, хотя во всём остальном развитие было нормальным, по срокам, по возрасту. Однажды, когда парню было чуть больше полутора лет, он и его родители гостили у бабушки с дедом. Бабушка и дед куда-то ушли, а родители – совсем ещё молодые – начали придуриваться. В общем, бесились, в догонялки играли и разбили любимую вазу хозяйки дома. А потом сказали всем, что это сделал ребёнок. Якобы случайно.
– Совсем совести нет! – возмутился Глеб, даже глаза открыл, но в них была улыбка.
– Да уж, – кивнула Ольга. – Только вот мальчик, может, и не говорил, но всё понимал, и затаил на родителей обиду за несправедливое обвинение. А когда начал разговаривать, первым делом рассказал бабушке правду, прикинь?
– Супер! – захохотал Глеб, и Фёдор радостно запрыгал. – Так и должно быть!
– Если выспался, то пойдём завтракать, – Ольга поднялась с кресла, и Глеб сразу почувствовал себя так, будто у него что-то отняли.
Ему хотелось, чтобы Ольга ещё о чём-нибудь рассказала, поговорила с ним так, как говорила раньше.
– Федя, пойдём завтракать, – позвала Ольга, и сын начал, пыхтя, сползать с кровати.
Пришлось вставать и Глебу – ему не хотелось оставаться в одиночестве. После завтрака все вместе отправились в ЗАГС, где Ольга и Глеб, наконец, поставили подписи и получили свидетельство о браке.
Теперь им предстояло очень много "бюрократических" дел, связанных со сменой Ольгой фамилии. В связи с этим, процесс усыновления ею Фёдора должен был затянуться, но Ольга сама хотела, чтобы у неё и у сына была одна и та же фамилия.
Что ж, терпения ей было не занимать. Она уже столько всего сделала на пути к цели, и потерпеть ещё несколько месяцев – слишком маленькая цена за то, что Фёдор теперь всегда рядом.
* * * * * * * * * * * *
Глеб знал о том, что вечером, когда Фёдор засыпает, Ольга подолгу сидит в кухне и пьёт поздний чай. Свою компанию он ей, по понятным причинам, не навязывал: боялся спугнуть Ольгу или вызвать её раздражение своей назойливостью.
Даже если заходил в это время зачем-то в кухню, то потом сразу уходил, пожелав Ольге спокойной ночи. Вполне возможно, что она и не стала бы возражать против его присутствия, но проверять Глеб не решался и не рисковал.
Пока Глеб жил один, он сам занимался домом, не нанимая никаких помощников, – он ведь с юности привык к самостоятельности. Для него никогда не было проблемой что-то приготовить, например, хотя за сложные блюда Глеб не брался.
Уборку и мытьё посуды он доверял бытовой технике; как раз недавно приобрёл хорошую посудомоечную машину. Когда Ольга переехала к Глебу, он сразу предложил ей нанять помощницу по хозяйству, однако Ольга наотрез отказалась от "прислуги", ответив, что она и сама не барыня. Она, как и Глеб, привыкла к самостоятельности. А ещё Ольга оказалась очень хорошей хозяйкой: всё у неё находилось под контролем, ни один из процессов не пускался на самотёк. Хотя… Глеб и раньше знал, что из Ольги получится прекрасная хозяйка дома, жена и мать, просто не хотел признавать это.
Конечно, Ольге очень хотелось уволиться и проводить как можно больше времени с Фёдором, но она не решалась пока уйти из дома ребёнка: суеверно ждала, когда процедура усыновления будет пройдена полностью. Вот тогда точно придётся уволиться, потому что Фёдору предстоят несколько курсов серьёзного лечения. Особенно беспокоило Ольгу и Глеба зрение сына, которое необходимо было стабилизировать как можно скорее.
Поскольку Глеб работал из дома, днём Фёдором занимался он, правда, теперь не успевал ни кулинарить, ни делать уборку. Эти функции почти полностью взяла на себя Ольга. Когда она возвращалась с работы, Глеб как раз к своей работе только приступал. У Ольги как-то получалась совмещать заботу о сыне и домашние дела. Когда Глеб был не слишком занят, старался помочь по мере сил.
В общем и целом, с функциями родителей Глеб и Ольга справлялись прекрасно. Остальное Ольгу не заботило, а Глеб довольствовался тем, что есть, загнав свои притязания и мечты куда подальше.
Однако сегодня, когда Ольга пила чай, Глеб появился в кухне, налил себе чай и сел за стол напротив новоиспечённой жены. Безусловно, Глеб дал Ольге слово, что их брак будет фиктивным, и не собирался это слово нарушать, однако в мыслях он называл Ольгу только женой, и никак иначе.
Несколько минут они провели в абсолютном молчании, будто в вакууме, а потом Ольга первая разбила невидимый барьер и задала вопрос:
– Как прошла твоя поездка, Глеб?
– Сделал всё, что хотел, даже немного больше.
– Как родные… твоей покойной супруги?
Глеб прекрасно понял уловку Ольги: она нарочно свернула на другую тяжёлую тему, чтобы увести его от разговора о встрече с Бахтеевым.
– Держатся, – пристально глядя на Ольгу, сказал он. – Сыновья, невестки и внуки рядом, они спасают. В подобных ситуациях всегда очень важно, чтобы кто-то близкий оказался рядом. Правда, Оля?
– Наверно, – пожала плечами Ольга и посмотрела на окно, закрытое глухими шторами.
– Оля, – Глеб по-прежнему не сводил глаз с бледного и растерянного лица жены. – Этот Лёха – он кто? Кто он для тебя?
– А как вы встретились? И почему решили пить вместе?
– Он как-то наблюдает за твоей жизнью, я так понял, и узнал обо всём: о Фёдоре, об усыновлении… Обо мне. Решил провести со мной профилактическую воспитательную беседу. Встретил прямо у кладбища и препроводил на свою дачу. Ты же была там?
Ольга вздрогнула, и чай выплеснулся из чашки на стол. Вскочив, схватила с раковины губку, а потом ещё прошлась салфеткой.
– Оля, кто для тебя этот Бахтеев?
– Одноклассник, – тяжело вздохнув, Ольга вернулась за стол. – Потом в одном училище оказались, только на разных специальностях. Случайно встретились снова не так давно… Чуть больше года назад.
– Я помню, – кивнул Глеб. – Даже слишком хорошо.
– Глеб…
– А у вас… – перебив Ольгу, Глеб начал было формулировать вопрос, но забуксовал на начальной стадии и не смог продолжить.
– Лёха, – взяв себя а руки, твёрдо заговорила Ольга, без смущения встретив взгляд Глеба. – Он мой лучший друг. Он самый лучший человек на свете. Он единственный мужчина в этом мире, – кроме Фёдора, разумеется, Федя вне конкуренции, – котрого я люблю и уважаю.
Ольга видела, как лицо Глеба потемнело, но уверенно продолжала:
– Он единственный мужчина, для которого я, прежде всего, – человек, а уже после – всё остальное.
– И он единственный, кто оказался рядом тогда, правда, Оля?
– Да. Оказался рядом и вытащил меня, не требуя ничего взамен. Знаешь, если такой человек в жизни есть, то твоя жизнь априори удалась, безусловно. Не всем так везёт, как мне, Глеб. У меня такой человек есть.
– Прости, Оля…
Глеб сказал это тихо и почти без эмоций, но Ольге внезапно передалось всё отчаяние, которое он испытывал сейчас.
– Я не смог стать таким, более того, даже не пытался. Мне всегда чего-то было мало, чего-то не хватало, и я только требовал. Не хватало тебя, не хватало твоей любви, в тебе чего-то хватало. Так всегда бывает с эгоистами: сами они ничего дать не могут, зато требуют и требуют, и всё им… то есть, нам, мало.
– Глеб, скажи честно, историю с усыновлением Фёдора ты подстроил специально? Теперь-то можно рассказать, ведь я уже выполнила твоё условие и никуда не денусь. Теперь я опять в положении ожидающего и зависимого от обстоятельств.
– Сначала – да, – кивнул Глеб. – Я нашёл тебя и переехал сюда. Пока думал, как мне перед тобой появиться, обнаружить себя, ты устроилась на работу. Как только узнал, куда именно, понял, чем это закончится, и начал заниматься документами. Потом узнал, что ты сблизилась с Фёдором, а значит, ты сделала свой выбор. Мне нужно было привязать тебя к себе наверняка, а другого способа не было, ведь ты бы даже разговаривать со мной не стала, не говоря уж о возобновлении отношений. Но с тех пор, как я познакомился с Фёдором, у меня будто что-то перевернулось внутри. Я понял, что он нужен мне так же, как я нужен ему. Я не лгал тебе, когда говорил про родную душу. И с тех пор, как я познакомился с Федей, мне будто кто-то сказал: "Ты всё делаешь правильно, продолжай".
– Ну привязал, – устало сказала Ольга. – Это всего лишь формальность, Глеб. Неужели ты вправду веришь в то, что наши отношения изменятся?
– Верю, – кивнул Глеб. – Человек не может жить без веры и без мечты.
Ольга удивлённо посмотрела на него:
– Это Лёха тебе сказал?
– При чём тут Лёха? – нахмурился Глеб. – Это я сказал.
– Ты можешь думать всё, что угодно, Глеб, но ты не заставишь меня чувствовать по-другому. По-моему, это элементарно. Лежит на поверхности, даже приглядываться не надо.
– Но попытаться я должен.
– Ты всё такой же твердолобый и упрямый, Глеб!
– И ты. Я верну тебе всё, что у тебя отняли по моей вине, Оля.
– Бахтеев, гад такой, всё же обманул меня и растрепал всё! Мужская солидарность в действии!
– Правильно сделал. А ты так и собиралась вечно скрывать всё от меня?
– Никакой твоей вины тут нет. Ты слишком много берёшь на себя, Глеб! И ты точно не тот, кто сможет мне что-либо вернуть. Тем более, вернуть это невозможно. Это я, понимаешь? Меня нет. Ты не можешь вернуть мне меня.
– Моя вина здесь есть. Во-первых, это я настоял на знакомстве с Яном. А во-вторых, это опять я подтолкнул тебя к нему.
– Было ещё в-третьих, потому что мы с Яном встретились у ворот вашей резиденции в день твоей свадьбы, когда мне дали пинка, в том числе, ты. А уже после этого у нас с Яном завязались отношения.
Глеб закрыл глаза и проглотил комок в горле.
– Но сейчас всё это не имеет ровным счётом никакого значения, Глеб! Я хочу забыть об этом и никогда не вспоминать, понятно? Мы в первый и в последний раз обсуждаем данную тему.
– Пока обсуждаем, я хочу, чтобы ты знала: я надеялся, что ты сразу откажешься, когда впервые предложил тебе обольстить Яна.
– А я сначала надеялась, что это шутка. А потом надеялась, что ты передумаешь. Я же верила тебе тогда, доверяла до конца, до душевной изнанки. Сложно представить нечто более глупое – настолько верить человеку. И кстати, я отказалась.
– Да. А ещё ты была абсолютно права: не было никого, кроме нас, ничто и никто не имели значения. Были только ты и я. Но я предпочёл в это не поверить.
– Каждый делает свой выбор, Глеб. Ты свой выбор сделал полтора года назад…
– Нет!
– Дослушай, Глеб, – Ольга встала и оперлась руками о столешницу.
Когда-то она так же разговаривала со своим ненавистным папашей, а теперь – с Глебом.
– Мне вот эта твоя жалость, твоё это чувство вины абсолютно никуда не встряло. Распоряжайся ими сам, на своё усмотрение, подсказывать не буду. Мне они не нужны. И твоё запоздалое покаяние – тоже. Мне нужен только Фёдор, и я здесь – исключительно из-за него. Это ясно?
– Ясно, – кивнул Глеб, спокойно и пристально глядя на Ольгу.
– Тогда слушай дальше. Ты взрослый, здоровый мужчина, и я прекрасно понимаю твои потребности. Советую тебе найти женщину на стороне и утолять там все свои потребности.
– Разберусь, не переживай так, – усмехнулся Глеб.
– Разберись уж, – кивнула Ольга. – Фёдору нужен здоровый, спокойный и адекватный отец без психологических проблем. Но! Ты должен сделать всё так, чтобы Фёдор никогда об этом не узнал. О твоих связях на стороне. Для Феди мы – семья, образцовая, самая лучшая. Ты сам этого хотел, так что расстарайся уж.
– Безусловно, – согласился Глеб. – Не беспокойся.
– Я надеюсь. Негативные эмоции могут плохо отразиться на здоровье Феди. Если это случится, я найду способ испортить тебе жизнь так, что мало не покажется, будь уверен.
– Я уверен.
– Отлично. А если ты когда-нибудь обидишь Фёдора или попытаешься отнять его у меня, я тебя просто уничтожу физически. Надеюсь, ты веришь в серьёзность моих слов?
– Твоих угроз, ты хотела сказать? Конечно, верю, у меня нет другого выхода.
– Вот и договорились, господин Никифоров. Я соблюдаю свою часть договора, а ты – свою. С этого дня никаких больше сантиментов, общих воспоминаний и душещипательных признаний. Во всяком случае, не со мной, Глеб Иванович. Если нет вопросов, то я отправляюсь спать.
– Нет вопросов, – покачал головой Глеб.
– Тогда спокойной ночи!
Не дожидаясь ответа, Ольга быстро вышла из кухни и закрыла за собой двери.
