Текст книги "Операция «Ходики»"

Автор книги: Минель Левин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Минель Иосифович Левин
Операция «Ходики»

Об этой книге и ее авторе

Я хорошо знаю и люблю творчество Минеля Левина. Его книги воспитывают молодых читателей в духе благородных идеалов, растят их людьми идейно убежденными, честными. И мужественными!

Это закономерно: биография автора стала как бы биографией и многих его героев. Много лет М. Левин был пограничником в горах Памира. Тогда и появились его первые рассказы, сюжеты которых подсказала сама жизнь.

А потом М. Левин стал автором широко известных повестей, тоже посвященных трудной, но столь нужной для Родины, глубоко романтичной службе защитников советских границ.

Произведения М. Левина выдержали много изданий, они переведены на языки наших братских республик и в социалистических странах.

Новый сборник рассказов и повестей тоже одухотворен идеалами высокими и благородными: он учит юных читателей добру, верности, храбрости, готовности к подвигам во имя родного Отечества.

Произведения эти вдохновлены и любовью к родной природе. Не оставляют равнодушными рассказы о верных друзьях пограничников – служебных собаках.

И еще юмор всегда присутствует на страницах книг М. Левина. Некоторые наивно ставят знак равенства между словами «весело» и «несерьезно». А, между тем, юмор и занимательность – это порой кратчайшее расстояние между самой серьезной проблемой и сознанием юного читателя.

Я верю, что новая книга М. Левина полюбится нашим ребятам. Пожелаем ей счастливого пути!..

Анатолий Алексин,

лауреат Государственных премий СССР и РСФСР, премии Ленинского комсомола.

г. Москва

Повести

Динга идет по следу

Каримчик протянул мне «Пионерскую правду». Я сразу понял, что он чем-то очень взволнован. Еще не зная причины, я тоже заволновался, потому что изучил своего друга.

– Читал? – спросил он.

– С продолжением? – догадался я.

– С каким продолжением?

– Ну, повесть…

– А, – махнул он рукой. – Вот что читать надо.

Я на эту заметку и внимания не обратил. Один мальчик, сын путевого обходчика, увидел незнакомого человека и сообщил о нем пограничникам. Задержанный оказался агентом иностранной разведки. Сыну путевого обходчика вручили медаль «За отличие в охране государственной границы СССР».

– Понял? – спросил Каримчик.

Я кивнул.

– Скажи, здорово! – приставал он.

– Ну, здорово.

– Вот бы нам такую медаль!

Я подумал, что медаль действительно не помешает. Только ведь кто нам ее даст?

Он словно угадал мои мысли:

– Дадут нам эту медаль!

– Когда дадут? – спросил я, чувствуя, что очень хочу иметь медаль.

Представляете: заходим мы в школу, снимаем пальто. Медленно так снимаем. И вдруг – ах! – все видят медаль.

– Когда дадут, – передразнил Каримчик. – Сначала ее заслужить надо.

– А как?

Он уже все решил. Отец у Каримчика – майор. Работает он в нашем городе, но часто бывает на границе и однажды брал Каримчика с собой.

– Теперь мы поедем вместе, – сказал Каримчик. – Вот будут каникулы и махнем…

Меня вначале не хотели пускать. Мама сказала, что это глупости.

– И совсем не глупости, – пытался я возразить ей.

– Ну, что тебе делать на границе? – строго спросила она.

Я чуть было не сказал, что мы едем за медалями. Но это было нашей тайной, и я не мог просто так взять и выложить ее всем. Тут вмешался папа. Он сказал, что меня надо приучать к самостоятельности и, если я не буду в тягость…

Одним словом, он позвонил майору. Но Каримчик своего отца уже обработал, и тот подтвердил, что берет нас обоих.

Мама стала готовить меня в дорогу. У меня была синяя спортивная куртка.

– Вот в ней и поедешь, – сказала мама.

Я настаивал на новом костюме, потому что мне должны были прикрепить медаль.

Но мама и слушать не захотела. Я решил не спорить. В конце концов потом можно будет медаль перевесить.

На следующее утро к нашему дому подкатил газик. Каримчик вышел с отцом из своего подъезда, я – из своего. Интересно, что Каримчик жил в четвертом подъезде и учился в четвертом классе. У меня так не получалось. Я учился в третьем классе, а наш подъезд был вторым.

Шофер поздоровался с майором и открыл переднюю дверцу кабины.

Каримчик потянул на себя заднюю дверцу и присвистнул от удивления. Я взглянул через его плечо и увидел огромную овчарку. Спина и хвост у нее были черные. На груди шерсть белая, густая. А медалей у нее было столько, что их, наверно, хватило бы на весь наш класс. Ну, если не на класс, так уж на звено точно.

– Залезайте смелее, ребята, – сказал шофер. – Она вас не тронет.

– А мы и не боимся, – ответил Каримчик. Он даже сказал овчарке, чтобы она подвинулась.

– Молодцы, – заметил водитель, когда мы уселись. – Кстати, можете познакомиться. Ее зовут Динга.

– Поехали, – сказал майор.

Шофер включил скорость. Я различил на его погонах золотую нашивку.

Каримчик шепнул мне, что это ефрейтор Алиев.

Газик вырвался на шоссе и стал обгонять машины. Нам это очень понравилось.

Динга с трудом разместилась между сидениями. Она положила морду на колени Каримчика и дышала мне в руку, словно хотела, чтобы я уступил ей свое место.

Но мне было хорошо сидеть. Это Каримчика Динга здорово стеснила. А я мог даже болтать ногами. Кроме того, мне была видна стрелка спидометра. Ему за спиной ефрейтора стрелку не было видно, и я время от времени спрашивал:

– Знаешь, какая скорость?

– Какая?

– Семьдесят.

– Ничего.

– А сейчас?

– Ну, какая?

– Сто, честное слово!

– Медаль выдать за это! – развеселился Каримчик.

Майор усмехнулся.

– Зато тебе не видать медали.

– Почему? – спросил Каримчик.

– А тройку в своем дневнике забыл?

– Какую тройку?

– По арифметике.

– Так я ее исправил.

– Но ведь была тройка.

– Исправил! – упрямо повторил Каримчик.

У меня тоже была тройка в дневнике, и я стал допытываться:

– Правда, если у школьника есть тройка, ему не дадут медаль?

– Какую медаль? – не понял майор.

– Ну, медаль…

– За учебу, что ли?

– При чем тут учеба, – сказал Каримчик отцу.

– Пионеры совершают подвиг. Так может быть?

– Какой же подвиг можно совершить с тройкой? – усмехнулся майор.

Ефрейтор Алиев переключил скорость и с пониманием подмигнул мне.

– Ничего, ребята, совершайте подвиг. У меня в штабе писарь знакомый.

Я сразу успокоился.

С обеих сторон к дороге подступали хлопковые поля. Земля была черная и дымилась. Это трактора оставляли за собой след.

Я закрыл глаза. Теперь это были уже не трактора, а танки.

Машину подбросило. Я открыл глаза. Замелькали переплеты железного моста. Под ним была речка, из которой всю воду словно выпили.

И опять – ноля. Осенью они будут белые. Это я хорошо знал. Мы сюда приезжали собирать хлопок.

Потом зарябил ветвями яблоневый сад. И сразу за ним – вишневый. Зелень уже просматривалась.

А вот еще мост. Бежал по донышку тоненький ручеек. С гор, наверно. Они маячили вдали. Такие высокие и могучие…

Я знал, что скоро все реки разбухнут, потому что в горах тают снега.

Вот интересно, если снежные барсы тоже растают!

Почему есть снежные барсы, а снежных слонов нет?..

Я размечтался, а газик тем временем взобрался на перевал.

Здесь было холодно. Хорошо, что я надел куртку. И кожаную кепку с черным козырьком. У Каримчика такой кепки не было. Зато у него была пыжиковая шапка. Не знаю, что лучше. Наверно, все-таки кепка: в ней не так жарко.

Газик побежал под уклон.

Динга перевалилась в мою сторону, и теперь я мог болтать только одной ногой.

Я погладил Дингу и спросил:

– Чья она?

Ефрейтор Алиев сказал, что это овчарка его друга Пулата Шакирова. Он был с ней на окружных соревнованиях. Динга заработала еще одну золотую медаль, и Пулата, в порядке поощрения, отправили в Москву.

– Того самого Пулата? – заинтересовался майор.

– Так точно.

– А я хотел наших ребят с ним познакомить.

– Ну, мы это сделаем, – ответил Алиев.

Газик спустился в долину. Здесь было гораздо теплее, чем по ту сторону перевала. Нас встретили совсем зеленые чинары.

Уж какие другие деревья, а чинары я всегда различу. В нашем дворе стоит чинара. Ей, говорят, пятьсот лет. Мы беремся вшестером за руки, но не можем ее обхватить.

Потом чинары отступили, и вдоль дороги выстроились тополя.

Я вдруг захотел есть. Утром торопился и почти совсем не завтракал.

Незаметно мы въехали в пограничную зону. Газик остановился у шлагбаума.

Пограничник с тремя золотыми нашивками на погонах заглянул в кабину.

– Товарищ майор, на участке без происшествий. Докладывает старший наряда сержант Баратов.

– Продолжайте службу! – сказал майор.

– Здравствуй, Хамид! – поприветствовал ефрейтор Алиев.

Сержант поправил кобуру с пистолетом и улыбнулся в ответ. Я тоже очень старательно улыбнулся сержанту, потому что вдруг это и есть писарь.

Сержант заметил в машине Дингу, и улыбка его стала еще шире.

– А где же Пулат Шакиров? – спросил он.

– Вчера я проводил его в Москву, – сказал Алиев. – Вот и везу Дингу домой.

Мы с Каримчиком переглянулись. Если этот Пулат Шакиров такой знаменитый, то нам, конечно, познакомиться с ним не мешает.

Вдруг сержант спросил:

– Ты, наверное, запарился в кабине, Изат?

– Что правда, то правда, – ответил ефрейтор Алиев. – Очень мне, понимаешь ли, жарко.

Только он сказал «жарко!», как Динга положила передние лапы ему на плечи и осторожно сняла с головы фуражку.

– Спасибо, умница! – сказал ефрейтор. А мы с Каримчиком даже рты разинули от удивления.

– Так ж запишем, – продолжал улыбаться сержант Баратов. Ну, теперь-то я уже точно знал, что он – писарь.

Потом я все-таки не выдержал и, когда мы поехали дальше, спросил у ефрейтора Алиева:

– Это был писарь?

– Кто?

– Ну, тот сержант у шлагбаума.

– Какой писарь?

Я напомнил.

– Что медали дает.

– А, так ты вот о ком! – засмеялся Алиев. – Тот писарь в штабе сидит. И потом разве он медали дает? Он только удостоверения выписывает.

Прошло еще некоторое время. Пейзаж постепенно изменился. Теперь газик, сердито пофыркивая, взбирался на холмы. За одним из них должна была показаться граница.

Наконец мы перевалили через самый высокий холм, и дорога резко пошла вниз.

– Реку видишь? – спросил меня Каримчик.

– Ну, вижу.

– Интересно?

– Река как река.

– А вот и не как река! – с превосходством ответил он. – Это и есть граница.

Я, конечно, удивился, потому что не знал – какая она. Я даже думал, что там есть стена, и сказал об этом Каримчику. Он захохотал.

– А ты знаешь, на сколько километров протянулась наша граница? – спросил ефрейтор Алиев.

Я пожал плечами.

– На шестьдесят тысяч!

Для такой стены, наверно, кирпича не хватит.

Ефрейтор Алиев сказал:

– Но кое-что у нас тут, разумеется, есть. Всякие инженерные сооружения. Может, кое-что и увидишь…

Прежде всего я увидел дувалы. Дувалы – это глинобитные ограды. Ну, стены такие. За самым высоким дувалом находился пограничный отряд.

Отец Каримчика сошел у железных ворот. На воротах были пятиконечные звезды. Я сразу догадался, что это отряд.

– До вечера, ребята! – сказал майор и назвал шоферу какой-то адрес.

Мы опять поехали.

– Сейчас увидишь! – шепнул мне Каримчик.

Вначале я увидел худенькую старушку в очках. Она стояла у раскрытой калитки и, когда газик остановился, сказала:

– Приехали!

Из калитки высунулась девочка лет восьми, тоже худенькая, с косичками. И показала нам язык.

Ефрейтор Алиев вежливо поздоровался.

– Клавдия Васильевна, – сказал он старушке. – Можно я у вас пока Дингу оставлю?

– Это не Пулата ли собачка? – спросила старушка.

– Шакирова, – подтвердил ефрейтор.

– А сам-то он где?

Алиев стал рассказывать про своего друга, но мы все это уже знали и потому особенно не прислушивались. Наконец он сказал:

– Детишек она любит, сами знаете. Собака дисциплинированная. С мальчиками познакомилась…

– Да заходите, заходите, пожалуйста, – перебила его Клавдия Васильевна.

Ефрейтор скомандовал Динге вперед и отдал поводок Каримчику. Мой друг смело вошел в калитку. Мне ничего другого не оставалось, как последовать за ним.

Уже потом я вспомнил, что забыл попрощаться с ефрейтором Алиевым.

Динга вела себя прилично и никого не укусила. Она просто ни на кого не обращала внимания.

Мы вошли в какую-то комнату. На стене висел портрет офицера. Девочка, показавшая нам язык, наверно, была его дочь. Так оно и оказалось. Только ее отец уехал в отпуск с женой. А Танька осталась с Клавдией Васильевной.

– Она учительница? – спросил я у Таньки. Не знаю, почему я так решил. Наверно потому, что Клавдия Васильевна была в очках и строгая.

– Она – моя бабушка! – сказала Танька и стала прыгать на одной ноге.

Нам с Каримчиком отвели отдельную комнату. Мы хотели и Дингу пристроить туда, но Клавдия Васильевна сказала:

– Еще чего выдумали?

Вскоре нас позвали к столу. Мы здорово проголодались, но когда Клавдия Васильевна отворачивалась или выходила на кухню, мы с Каримчиком кидали куски мяса и колбасу Динге, которая лежала у дверей.

Танька молчала, поджав губы.

Я спросил:

– А ты чего не кидаешь?

Но она лишь смерила меня презрительным взглядом.

Когда мы вставали из-за стола, Каримчик назвал Таньку жадиной.

– Ну вас с вашей собакой! – сказала она.

– Да ты знаешь, чья это овчарка? – спросил Каримчик.

– Ну, чья?

– Товарища Шакирова!

– Ха-ха-ха! – тоненьким голоском залилась Танька.

– Вот тебе и ха-ха-ха!

– Подумаешь, то-ва-ри-ща Ша-ки-ро-ва! – сквозь смех передразнила она.

– Заткнись! – сказал Каримчик.

– Бабушка! – обиженно запищала Танька.

– Что там у вас происходит? – спросила Клавдия Васильевна, появляясь в комнате.

Мы с Каримчиком стали благодарить ее за вкусный обед. Таньке ничего другого не оставалось, как тоже сказать спасибо.

Потом мы забыли про ссору. Танька позвала нас играть в классики. Еще чего выдумала. У нас было свое дело. Очень важное. И мы постарались от нее отвязаться.

Каримчик сказал, что Динга должна отработать колбасу.

– Как? – спросил я.

– А мы возьмем ее с собой, и пусть она ищет след.

– Чей след? – спросил я.

– Ну, шпиона, – сказал Каримчик.

– А кто шпион?

– Этого я еще не знаю.

Мы взяли Дингу на поводок и вышли на улицу.

Было тепло, но Каримчик напялил шапку. Наверно, он хотел, чтобы Танька заметила, какая у него красивая пыжиковая шапка. Моя-то кепка с черным козырьком была в самый раз для такой погоды. Он, наверно, потому и взял с собой шапку, чтобы всех удивить.

Я все-таки у него спросил:

– Ты зачем шапку напялил?

– А тебе завидно? – спросил он.

– Вот еще выдумал!..

Мы свернули в переулок и пошли вдоль длинного забора. Потом мы вышли на главную улицу. Она была неширокая и летом, вероятно, пыльная. Городок был маленький. Районный.

Вначале нам не везло. Только мы заподозрим кого-нибудь, как он пройдет немного и встретит знакомых. Ну, понятно, значит он здесь свой человек. Не шпион.

Где-то уже в седьмом часу, когда народу на улицах стало еще больше, мы вдруг заметили подозрительного типа. Он был в кожаной куртке. Черная борода. Синие очки.

Мы сразу пошли за ним. Каримчик с Дингой впереди, я чуть сзади.

Так мы шли довольно долго. Потом «Борода» заметил нас и нырнул в магазин.

Ну, этот номер не пройдет. Мы спрятались за аптечным киоском. «Борода» вышел из магазина и свернул за угол.

Мы тоже свернули. Теперь «Борода» шел быстро и, чтобы не отстать, мы почти бежали.

«Борода» еще куда-то свернул. И мы свернули. Потом он еще раз свернул и исчез.

Перед нами стояли одинаковые двухэтажные дома, и в какой из них он нырнул – мы не знали. Зато теперь мы точно знали, что раз он исчез, значит – шпион.

Выручить нас могла только Динга.

– След! – сказал ей Каримчик.

Она сразу потянула нас в крайний слева дом. Замерла у дверей на втором этаже.

– Будем звонить? – шепотом спросил я.

– Нет, – рассудил Каримчик. – Мы знаем, где он скрылся, а теперь бежим к пограничникам.

Мы выскочили из подъезда и побежали в отряд. Но отряд, оказывается, был далеко. Зато нам почти сразу встретился милиционер. Он выслушал нас и сказал, что мы молодцы. Особенно, когда узнал, что отец у Каримчика – майор и что мы приехали с ним.

– В этом доме? – спросил милиционер.

– В этом, – подтвердили мы.

– Ну, ведите дальше.

Мы повели милиционера к дверям, на которые указала Динга.

Милиционер нажал на звонок. Дверь открыла женщина. Милиционер извинился за беспокойство и спросил, не заходил ли сюда посторонний?

– Нет, – ответила она.

– Вы уверены? – спросил милиционер.

– Конечно.

– Она врет! – не выдержал Каримчик.

– Что значит врет? – возмутилась женщина.

– Ну, вы говорите неправду! – поправился Каримчик.

– Я говорю неправду? – удивилась она.

– Мы сами видели, как к вам заходил посторонний.

– Ну, знаете ли! – всплеснула она руками. – Султан, ты слышишь?

Вопрос относился к кому-то в комнате.

– Слышу! – ответил кто-то сердито. – Сейчас выясним.

На пороге показался наш «Борода». Теперь он был в пижаме и тапочках.

– Так вы говорите, ребята, что сюда заходил посторонний? – Он покосился на женщину.

– Извините, – сказал Каримчик. – Мы перепутали дома.

– Ничего мы не перепутали, – возразил я.

– Перепутали! – упрямо повторил Каримчик.

Выходя из подъезда, мы услышали, как «Борода» недоверчиво спросил у женщины:

– А может быть, к тебе кто-нибудь приходил?

На улице Каримчик сознался:

– Мы эту «Бороду» выследили.

Милиционер хотел рассердиться, но тут Каримчик сказал:

– Жарко!

Динга сразу сняла с него шапку. Милиционер очень удивился и не стал нас ругать.

– Вот это собака! – сказал он.

– А мы шпионов ищем! – признался Каримчик.

– Ладно, – усмехнулся милиционер. – Ищите дальше.

Каримчик стал рассказывать про сына путевого обходчика, о котором даже писали в «Пионерской правде».

– Я знаю другой случай, – сказал милиционер. – Здесь у нас ребята тоже незнакомого человека выследили. И хоть его не сразу поймали, начальник пограничного отряда наградил их именными часами.

– Как не сразу? – стал допытываться Каримчик.

– Сперва он ушел, но след оставил. А потом, когда снова появился на границе, его и опознали.

– Это был шпион? – спросил я.

– Нет, – сказал милиционер. – Он от закона убегал.

– Как от закона?

– Совершил тяжкое преступление перед Родиной. В годы войны полицаем служил у немцев. Партизан вешал. Потом жил где-то в Сибири по чужим документам. Нашли гада. Вот он и решил от возмездия за границу убежать. По закону-то ему расстрел полагался.

– А почему вы у «Бороды» документы не проверили? – вдруг спросил Каримчик.

– Потому что это наш районный прокурор, – ответил милиционер.

Он пошел налево, мы – направо.

Динга несла в зубах шапку.

– Теперь понял, зачем я надел шапку? – спросил Каримчик.

Я сказал, что Динга с таким же успехом могла снять мою кепку.

– Ха! – сказал он. – Так ведь это же твоя кепка. А это – моя шапка.

Я хотел с ним поспорить, но тут он стал рассуждать:

– Чего мы к бороде привязались? Шпион не будет привлекать к себе внимания. Он будет самым обыкновенным.

Я согласился и забыл, о чем хотел спорить.

Было уже поздно, и мы пошли домой.

Потом мы опять подкармливали Дингу, а Танька жадничала. Она даже нарочно съела всю колбасу, нарезанную тоненькими ломтиками. Мы же видели, как она давилась, но ела.

А потом она съела все котлеты. Бабушка сказала, что у Таньки еще никогда не был такой хороший аппетит.

Мы свои котлеты скормили Динге и, хотя не наелись, были довольны.

После ужина Клавдия Васильевна вдруг наложила Динге целую миску мяса и еще чего-то. Мы пожалели о своих котлетах. А Танька сказала, чтобы мы их взяли у Динги обратно.

Тут приехал ефрейтор Алиев. Он рассердился, узнав, что мы брали Дингу с собой в город. Это ему, конечно, Танька наябедничала.

Ефрейтор сказал, что Динга могла сорваться с поводка и кого-нибудь покусать. Мы стали оправдываться, но он и слушать не захотел. Взял Дингу и уехал.

Отца Каримчика в тот день мы так больше и не видели. Он пришел, когда мы уже спали. А ушел опять, когда мы еще не проснулись.

Но мы тоже встали довольно рано и позавтракали без Таньки. На этот раз мы все съели сами, потому что бросать котлеты было некому.

Мы сказали Таниной бабушке, что не знаем, когда вернемся, и пусть нас особенно не ждут к обеду. Клавдия Васильевна предупредила, что на обед будет что-то исключительно вкусное, но что именно – мы не расслышали.

Полдня мы прослонялись зря. Ничего не было выдающегося. А потом вдруг мимо прошел самый обыкновенный мужчина лет двадцати пяти или тридцати.

– Он! – сказал Каримчик. – Ты как думаешь?

– Я не знаю.

– Не знаю! – передразнил он. – А у меня нюх. Понял?.. Пошли.

И мы пошли.

Мужчина шел не спеша. Я был ему за это благодарен. Оказывается, я натер ноги. Особенно давил правый ботинок, и я бы его с удовольствием скинул.

Я так и сказал Каримчику.

Он захихикал:

– А ты правда скинь. И топай в одном ботинке.

Пока мы так говорили, мужчина исчез. Вначале мы растерялись. Потом стали соображать, куда он мог деться. Была бы с нами Динга – другое дело.

Оказывается, мы стояли перед городским парком. Ну, положим, это был не парк, а так – небольшой сад или, лучше сказать, сквер.

Мы, не сговариваясь, двинулись в сквер. В нем было не так много аллеек. Каримчик пошел в одну сторону, я – в другую.

Не прошел я и сорока шагов, как Каримчик свистнул. Я бросился к нему.

Так и есть: мужчина сидел на скамейке, закинув ногу на ногу, и не то читал газету, не то обмахивался ею.

Каримчик показал на соседнюю скамейку. Мы сели и стали ждать.

Неподалеку от скамейки, на которой уселся мужчина, был киоск «Союзпечати». Там он, наверное, и купил газету. Конечно, он ее читал.

Только неужели он решил прочесть ее всю от первой до последней строки? Мы уже полчаса сидели, а он все читал, только менял ноги: то левую закинет на правую, то правую – на левую.

Я тоже закинул правую ногу, и ботинок вроде стал меньше жать. А потом нога у меня затекла. Она даже вся онемела просто. Я сказал об этом Каримчику.

Ему, конечно, тоже надоело сидеть зря.

– А ты пойди и купи газету, – посоветовал он.

– «Пионерскую правду»?

– Какая есть.

Я встал и постарался незаметно проскользнуть мимо мужчины, которого мы выследили.

Он отложил газету и поманил меня к себе. Стараясь не дышать, я подошел и остановился в двух шагах от него.

– Уж не к газетному ли ты идешь киоску, парень? – спросил он.

Я удивился: откуда он это знает?

Я кивнул.

– Тогда, братец, сделай одолжение, – оживился он. – Скажи той девочке, то есть тетеньке, которая продает газеты, что пора закрывать лавочку.

– Какую лавочку? – спросил я.

– Ну, киоск, – усмехнулся он. – Экий ты, право, непонятливый.

Я побрел дальше.

Киоскерша была молодой и красивой. У нее были большие черные глаза и длинные ресницы.

– Чего уставился? – спросила она.

Я смутился и сказал, что ей пора закрывать киоск.

– Это еще почему? – удивилась она.

Я сказал, что так велел тот мужчина, который сидит на скамейке.

– Еще чего?! – фыркнула она. – Жена я ему, что ли?

– А-а, – протянул я.

– Не «а», – сказала она. – А пойди да так и передай.

Ну, я пошел. Мне все равно надо было возвращаться к Каримчику. Не торчать же, как примороженному, у киоска.

– Она говорит, что вам не жена, – передал я мужчине.

– Ну и черт с ней! – вдруг рассердился он. Свернул газету и зашагал из сквера.

Мы с Каримчиком за ним. По дороге он меня обо всем расспросил. Я рассказал.

– Так, – сказал Каримчик. – Очень странный тип. Кажется, мы правильно его выследили.

Теперь мужчина шел быстро, по-прежнему не обращая на нас никакого внимания. Он кружил по городу, и я уже еле передвигал ноги, особенно правую.

Потом он зашел в ресторан. Мы остановились у дверей, и я вдруг почувствовал, что очень хочу есть. Даже боль в ноге куда-то исчезла.

Было уже поздно. Мы и не заметили, как наступил вечер. Пора было возвращаться домой. Отец Каримчика, вероятно, уже ищет нас.

Я сказал об этом другу.

– Ничего, – ответил он. – Подождет. У него свои дела. У нас свои. И тоже не какие-нибудь.

Я согласился.

Целую вечность мужчина сидел в ресторане, а у женя все сосало под ложечкой. Прямо всего высосало, как насосом.

– Терпи, – сказал Каримчик. – Медаль ведь не даром дают.

Теперь я тоже знал, что не даром.

Интересно, а что такое исключительное приготовила Клавдия Васильевна на обед? Наверно, пельмени, потому что я их очень люблю. Только откуда она знает, что я люблю пельмени?

– И ничего не пельмени, – сказал Каримчик, когда я поделился с ним своими мыслями. – Она приготовила люля-кебаб. Ты не знаешь, как она это здорово делает.

Люля-кебаб – это такие маленькие, длинные котлетки. Ну, не совсем котлетки, а что-то вроде молотого шашлыка, скатанного в котлетки. С жареным луком и подливкой. Вкусно, конечно.

Когда я уже больше не мог терпеть и думал, что сейчас умру от голода, мужчина вышел из ресторана и, слегка пошатываясь, куда-то быстро пошел.

Сами того не ожидая, мы вновь оказались у сквера. Мужчина вел себя странно. Неожиданно он остановился, и Каримчик толкнул меня за дерево. Он сделал это вовремя, потому что мужчина стал беспокойно озираться по сторонам. Никого не заметив, он стал, крадучись, удаляться по аллейке, ведущей к газетному киоску.

– Ну! – ликующе зашептал Каримчик и вытянул шею. – Ты гляди, гляди!..

А мужчина тем временем оторвал полоску чистой бумаги от газеты и, достав авторучку, что-то написал.

– Сейчас положит в тайник! – захлебнулся от волнения Каримчик.

Нам все было видно из своей засады.

Мужчина подошел к киоску и поколдовал у дверей. Он долго не задержался, а сразу ушел.

– Я пойду за ним, – шепнул Каримчик. – А ты найди тайник и достань записку.

Я сразу нашел записку. Так быстро я ее нашел, что даже было неинтересно. Она просто торчала в замочной скважине.

Читать я записку не стал. Каримчик сказал, что прочтем вместе. И хоть я сгорал от любопытства, но все-таки выдержал и был страшно доволен собой.

Каримчик вернулся минут через двадцать. Видно, он бежал, потому что был весь мокрый от пота.

– Ну? – нетерпеливо спросил я.

– Давай вначале прочтем записку, – сказал он. – Или ты уже прочитал?

– Вот еще! – обиделся я.

Он взял у меня записку и стал читать вслух.

– «Ты будешь моей женой».

– Чего? – спросил я.

– «Ты будешь моей женой», – растерянно повторил он.

– Кто – я?!

– Вот чучело. Это же в записке.

– Пароль, что ли? – Я еще не терял надежды, что мы выследили шпиона.

– Какой там пароль, – признался он уныло и потащил меня на площадь к памятнику Ленина.

На площади была установлена Доска Почета. На одном из снимков в самом верхнем ряду я узнал нашего «шпиона».

Как он нашел эту Доску, Каримчик не стал рассказывать. И мы, не глядя друг на друга, поплелись домой.

Взбучка нам была, конечно. Оказывается, отец Каримчика приезжал проведать нас и уехал на заставы. Дня на три-четыре. Так он сказал Клавдии Васильевне. Это она выдавала нам взбучку. Ну, подумаешь. Кто она нам? Пусть себе ворчит, сколько влезет.

А Танька, так та прямо сияла от радости, что нам попало.

Мы съели все, что подали на стол. Я теперь уже даже не помню что. Может, и люля-кебаб. Помню только, что все было очень вкусно. Я даже сказал Таньке, что теперь знаю, кем раньше была ее бабушка.

– Ну кем? – спросила она.

– Поваром.

– И совсем не поваром.

– Ну кем? – спросил я.

– Директором школы.

Этого уж я никак не ожидал.

– Но ведь ты сама говорила, что она не учительница.

– Ничего я не говорила.

– Нет говорила!

– Что я говорила?

– Что она твоя бабушка.

– Ну и что? А раньше была учительницей.

– Так ведь я тебе и сказал, что она учительница.

– А я что сказала?

– Что она твоя бабушка.

– Ну, правильно, – сказала Танька.

– Что ты с ней связался? – спросил Каримчик. – Не видишь разве, что у нее весь ум в косичках?

– А у тебя… А у тебя, – запинаясь, сказала Танька, и у нее сами собой потекли слезы.

Мы скорей убежали в свою комнату. Тут Каримчик вспомнил, что чужая записка осталась у него в кармане. Это было нечестно. Записку надо было положить на место.

Каримчик вылез через окно и побежал в парк.

Я, наконец, снял свои проклятые ботинки и забрался под одеяло. Когда он вернулся, я сказал, что мы так ничего не добьемся.

– Правильно, – согласился он. – Что ты предлагаешь?

Я не знал, что предложить.

– О чем же ты тут без меня думал? – недовольно спросил он.

– Ну просто, что надо действовать не так.

– А как? – приставал он.

– Не знаю.

– У тебя что, головы нет?

– Есть, – сказал я.

– Ну, тогда думай.

Я долго ворочался, не мог уснуть.

«Ладно, – решил я наконец. – Утром что-нибудь придумаю».

Сразу мне стало легче, и я заснул.

Но утром я ничего не придумал.

После завтрака Каримчик сказал:

– Давай пойдем на границу.

– А нас пустят?

– Мы пойдем, куда пустят.

Я сразу согласился.

На улице было прохладно. Собирался дождь. Несколько капель упало мне на лицо.

Я люблю разглядывать тучи. Они бывают смешные. Один раз я даже думал, что это заяц из мультфильма «Ну, погоди!».

Сейчас я тоже задрал голову. Капля угодила мне в глаз. Я чихнул.

– Ты чего чихаешь? – спросил Каримчик.

– Да капля попала в глаз.

– А ты что, глазом чихаешь? – удивился он. Я тоже удивился.

– Вообще-то дождь нам сейчас ни к чему, – заметил Каримчик.

– Может, он пройдет стороной? – высказал я предположение.

– А ты еще раз чихни, – сказал он. – Тучи и унесет.

Я чихнул.

– Еще! – сказал он.

Я снова чихнул.

– Хватит, – сказал он.

– Ладно, – ответил я и снова чихнул.

Он рассердился и сказал, что пойдет один. Я испугался и перестал чихать. А может, я потому перестал чихать, что выглянуло солнце.

Нигде не останавливаясь, мы вышли из районного центра на шоссе. Только это было не то шоссе, по которому мы приехали сюда. Мы не знали, куда оно нас выведет. Да и зачем нам это было знать. Все равно мы до конца не дойдем.

Я так думал, а Каримчик все шел и шел. Я испугался, что мы будем идти до вечера.

То и дело нас обгоняли машины. Они пронзительно гудели, и мы жались к обочине дороги.

– Отгадай, – вдруг спросил Каримчик. – Что нас сейчас обгонит: грузовик или легковушка?

Я сказал, что легковушка. Но тут нас обогнал ишак. Самый обыкновенный. На четырех ногах. С хвостом.

– Это легковушка? – спросил Каримчик, показывая на ишака.

– Конечно.

– Нет, грузовик.

На ишаке действительно были мешки. На мешках: сидел старик и подгонял свой «грузовик» палкой.

– Давай еще загадаем, – предложил я.

– Давай.

– Теперь ты.

– Грузовик, – сказал он.

Нас и вправду обогнал грузовик.

Шоссе потянулось к холмам. Они горбатились, как коты, и мне стало смешно.

Тут Каримчик заметил тропинку, сворачивающую к реке. Мы пошли по ней в сторону границы. Теперь река была совсем рядом. Мы даже слышали, как она шумит. Но подойти к ней мы не могли, потому что нас отделяла от нее колючая проволока.

На железной вышке стоял часовой, смотрел на чужой берег.

Мы тоже стали смотреть. Ничего особенного: берег как берег. Пески. Холмы. Сады тоже есть.

А вот и селение. Облезлое какое-то. Жалкое. Будто в нем все вымерли.

Мы даже остановились, чтобы лучше его разглядеть. Дувалы повалены, как после землетрясения. И ни одной машины.