Текст книги "В горы к индейцам Кубы"

Автор книги: Милослав Стингл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Барабаны говорят

И вот так я через несколько дней после возвращения на Кубу встретился в доме сантеро не только с первыми настоящими оришу, но и с подлинной, нефальсифицированной драматической музыкой афрокубницев. А барабаны-владыки этих священных обрядов – меня потом на Кубе сопровождали, собственно, весь тот год. Лишенные своего божественного послания светские барабаны афрокубинцев доминируют ныне и в музыке карнавальных шествий, царят в танцевальных залах; даже и тридцать часов езды в поезде из Гаваны на самый восток Кубы, которые я провел в самом дешевом, малокомфортабельном вагоне, моему черному соседу удалось пробарабанить.

Барабаны здесь владычествуют. Об этом спору быть не может. И Куба поет, танцует под них. И эта светская, народная музыка сегодняшней Кубы не отрекается, конечно, от своих африканских родичей. Со своими богами четыре столетия назад черные рабы впервые принести сюда на Кубу с собой и свои музыкальные инструменты, свои мелодии и ритмы, рожденные некогда в родной Африке.

Этот натиск музыки черных рабов был так силен, что почти перекрыл все то, что европейская, испанская музыка дала до этого кубинским поселенцам, и в значительной степени «обафриканил» народную испанскую музыку Кубы.

Настоящих, подлинных песен афрокубницев мы, конечно, ни по радио, ни на улице не услышим. Они звучат только там, на тайных церемониях конго, арара и главным образом наиболее крупной афрокубинской группы – йорубских лукуми. Лукуми, а также и остальные афрокубинские группы используют во время своих религиозных обрядов целый ряд самых различных музыкальных инструментов. Но на наисокровеннейшие религиозные обряды лукуми имеют, однако, доступ только барабаны. Только три священных барабана бата – настоящая «святая троица» афрокубинской обрядовой музыки. Олобата (барабанщики) барабанят исключительно руками.

Любой другой способ игры считается грехом, осквернением бата. При тайных обрядах я никогда не слышал, чтобы барабанщики начинали играть одновременно. Каждый барабанщик ударяет в барабан всегда сначала одной, а потом другой рукой, а после него то же делает следующий олобата. Барабаны, как прочно убеждены верующие, говорят, выговаривают слог за слогом. Речь барабанов – я несколько раз это проверял – негры действительно понимают, естественно, это не испанский язык, но собственный, исконный язык этих бывших кубинских рабов – язык лукуми.

Эти говорящие барабаны бата используются, конечно, исключительно при закрытых религиозных обрядах. Бата, вообще говоря, в представлениях афрокубинцев не являются только музыкальными инструментами. Они сами являются составными частями этой мистерии, они, как лукуми, действительно верят, сами наполнены некоей особой божественной тайной. Эту священную тайну, которая живет в барабанах и овладевает ими, афрокубинцы называют анья.

Барабаны бата считаются, следовательно, священными, живыми существами. И только когда я понял, что в представлениях лукуми священные барабаны живут, я понял смысл всего того, что мне о бата рассказывали мои лукумийские информаторы. Именно поэтому бата не могут быть изготовлены как прочие музыкальные инструменты. Сначала «боги» должны определить, какое дерево пойдет на тело инструмента. А для этого понадобится ворожба, гадание на раковине. Изготовитель барабанов не смеет использовать огонь или тепло для сгибания дерева. Огонь осквернил бы бата. А мастера, который нарушил бы этот закон барабанов, оришу Ойа может, пожалуй, наказать и смертью.

И вот все три барабана закончены. Однако великую тайну анья не могут передать новым барабанам ни изготовители, ни верующие. Она может перейти в бата только из других барабанов, которые уже наполнены этой священной силой. Во время особого обряда, который лукуми поэтически называют «передача голоса», анья переходит при освящении барабанов в мертвые до этого времени тела новых инструментов.

На живых, священных барабанах могут, естественно, играть только глубоко верующие олобата, которые свою веру доказали рядом испытаний. На бата имеют право барабанить исключительно мужчины (женщины, как верят лукуми, являются нечистыми и могли бы, следовательно, силу барабанов ослабить), Но и на мужчин, которые заботятся о священных, живых барабанах, вера налагает многие ограничения. Если они, например, хотят ремонтировать свой барабан, то должны предварительно подвергнуться обряду очищения и должны, естественно, в такое время уклоняться от всякого общения с женщинами. Итак, мы уже знаем, что в барабанах бата живет, обитает великая могучая анья. А афрокубинцы мне о ней позже довольно много рассказывали, главным образом о том, как эта тайна великая проявляется и как действует. Так, существуют, например, барабаны, которые сами говорят. И существуют, напротив, барабаны, которые якобы, наоборот, не слушаются ударов барабанщика. Анья – священная тайна барабанов, часто вселяется, как утверждают, в душевно не вполне нормальных людей, и они потом, хотя в жизни никогда и не барабанили, играют лучше, чем наилучшие барабанщики. Анья делает барабаны почти богами. Богами во всем и всюду подобным настоящим оришу. Поэтому верующие обрызгивают стенки барабанов кровью жертвенных животных.

Вернемся теперь к собственно музыке, которую черные рабы принесли на Кубу из Африки. Невзирая на свое священное происхождение, она вскоре полностью овладела всей Кубой. Правда, кое в чем первоначальная музыка негров в новой обстановке изменилась: появились наряду с барабанами и испанские инструменты, песни стали исполняться на испанском языке. Но не утратила музыка своего взрывчатого заряда ритмов, сохранила его и дала его десяткам вчерашних и нынешних кубинских народных танцев – сону, конге, а более всего, румбе…

Танец змей

Танцы, которые принесли с собой на Кубу черные рабы, были нескольких типов. Но первоначально все они более или менее непосредственно были связаны с религией. Танцы были средством для выражения религиозных представлений афрокубинцев.

Первую большую группу ритуальных танцев представляли очень древние обрядовые танцы, инсценировавшие охоту на каймана или убийство змеи. Они устраивались, как правило, один раз в год, в точно установленный день – 6 января, в «период великого очищения», когда «изгоняются злые духи». Доныне это имитированное ритуальное убиение змей танцуют члены одной из конголезских (бантуских) групп на Кубе – известные майомбе. Величайший из афрокубинских поэтов Николас Гильен услышал и записал танцевальную песню, которую майомбе произносят, когда в танце убивают змею…

Майомбе – бомбе – майомбе!

Майомбе – бомбе – майомбе!

Майомбе – бомбе – майомбе!

Сенсемайа, змея ползет,

Сенсемайа.

Сенсемайа, у змеи глаза,

Сенсемайа.

Сенсемайа, у змеи язык,

Сенсемайа.

Когда змея пойдет, уже шипеть не может.

Когда змея пойдет, уже не может лезть,

Змея уже не может бегать,

Змея уже не может есть!

Когда змея пойдет, уже не может видеть,

Когда змея пойдет, уже не может пить,

Змея уже кусать, не может,

Уже не носит смерть!

Майомбе – бомбе – майомбе!

Сенсемайа, змея ползла…

Майомбе – бомбе – майомбе!

Сенсемайа, змея уже лежит…

Майомбе – бомбе – майомбе!

Сенсемайа, не движется она…

Майомбе – бомбе – майомбе!

Сенсемайа, змеи уж нет!

Более известными, нежели «змеиным танец» майомбе, а также более красивыми, зажигательными, но и более сложными являются танцы, которые во время своих обрядов танцуют представители самой многочисленной афрокубинской группы – лукумийцы. С того дня, когда я впервые увидел в доме сантеро обряд в честь бога – короля Чанго, я посетил целый ряд лукумийских обрядов. В гаванском квартале Монте я увидел только танцы в честь Чанго и оришу Эллегуа. В Регле танцевали женщины в честь владычицы моря Йемайа. Однажды, однако, в здании другого из бывших гаванских кабильдо недалеко от пристани я заметил какую-то торжественную службу афрокубинцев. Это были обрядовые танцы лукуми – эйа аранла. От своих друзей я знаю, что эта ныне уже весьма редко танцуемая эйа аранла имеет точный, строго соблюдаемый танцевальный порядок. Она состоит из восемнадцати танцев. Первый призывает бога Эллегуа, который охраняет дом и дороги; второй танец посвящается богу – Огун, владыке гор, железа и металлических инструментов; третий – Огоси, афрокубинской Диане, богине охоты; четвертый-Око, хранителю полей, владыке сельскохозяйственных работ; пятый – Инле – богине рыбной ловли; шестой – Бабалу Айе – господину проказы и черной оспы; седьмой– Обатала – создателю мира; восьмой Дада; девятый – Огге; десятая принадлежит Аргайю, богу-гиганту рек и саванн; одиннадцатый – богам детей, близнецам Ибейис; двенадцатый – снова Чанго; тринадцатый – оришу Оба; четырнадцатый – посвящена покинутой Йеггуа; пятнадцатый – семицветной Ойа, справедливой и карающей, вспыльчивой и зажигательной; шестнадцатый – снова для Йемайа; семнадцатый посвящен Афродите афрокубинцев– Огун, сладкой и полной любви, и, наконец, восемнадцатый – для богини тех, которые богам служат и с богами беседуют, могущественной Орунлу.

Красивейший и наиболее обширный цикл танцев негров Нового Света – эйа аранла – символически кончается танцем – разговором между богами и их земными слугами, предсказателями, гадальщиками, священниками и жрецами лукумийцев. В этом завершающем танце как бы вдруг кончается прочное единство всех, и негр возвращается в мир, в котором есть уже границы, границы между божественным и земным, между благородным и простым, между богатым и бедным.

Есть еще другие афрокубинские танцевальные торжества. На них я, правда, никогда не видел танца столь драматического, столь захватывающего, во время которого афрокубинец становится на мгновение сам божеством, как тогда у пристани при священном цикле эйа аранла. При эйа аранла играет, танцует и, наконец, в трансе живет в нем его афрокубинский бог. Но разве для негра танец не есть в первую очередь образ собственной души, зеркало собственной радости?

Времена рабовладельчества прошли, проходит и вера кубинских негров в богов, уходит в прошлое их удивительная афро-кубинская религия, которую некогда черный раб создал из старых африканских основ и поставил между собой и враждебным миром как своего рода китайскую стену, чтобы она его защитила.

В этом меняющемся мире, в котором чем дальше, тем меньше господ и богов, кубинец творит танцы не для богов, а для людей. Уже с начала нашего столетия, особенно в последние годы, эти танцы становятся все более распространенными, становятся все более известными по всему свету. За границами острова из афрокубинских танцев наиболее известна румба. Как получила румба свое имя, мы не знаем. Ее бабушкой, возможно, была календа, светский танец, который привезли с собой в Америку в XVII веке черные рабы из западноафриканской Гвинеи.

Из календы, которую всюду танцевали на Антилах, на Кубе возникла юка, танцуемая в такте две четверти или шесть восьмых. Парным танец – юка имела две части. В первой танцор как бы «добывал» прельстительными словами и обдуманными движениями свою партнершу. Вторая часть юки гораздо более быстрая, была, собственно, игрой в салки. Девушка танцевальными шагами как бы убегает, юноша ее преследует. И внезапно, внезапно звучит решающий удар в барабан и все – музыка и танцоры останавливаются. В эту минуту кокетливая игра в «добывание» милой должна кончиться. Танцор должен, и в этом трудность его танцевальной игры, в момент, когда зазвучит удар в барабан, стоять лицом к своей девушке. В заключение юки, лбы и тела танцоров буквально сталкиваются. Эту кульминацию юки на Кубе местные негры называют нкумба. И этим сталкиванием, нкумбой, которое соединяет обоих танцоров, их лица, плечи и бедра, юка кончается.

Из юки, которую доныне помнят на Кубе, уже непосредственно выросла, собственно, румба. И опять это был чисто пантомимический танец-игра в отвержение, поддразнивание и «добывание» подруги, сопровождаемая остроумными простыми словами песенки. Танцующие румбу танцем и песенкой рассказывают, например, о Лоле, ленивой Лоле, которая ничего не умеет делать. И так танцор играет, представляя нескладную Лолу, как она не умеет ни стирать, ни гладить, ни варить и т. д.

На танцевальных торжествах афрокубинцев раньше преобладала главным образом ямбу – медленная румба, в которой эти столь гибкие черные танцоры с превеликим удовольствием изображали старичков и старушек, которым ноги совершенно, ну совершенно отказываются служить.

Позже, уже в нашем столетии, пришла иная румба, она называется румба гаганко. Здесь важнее певец, нежели танцор. Певец в гаганко долго, часто даже скучно рассказывает какую-нибудь историю, хор затем повторяет повествование, и только после этого перед певцами становится пара танцующих и слово предоставляется настоящей румбе.

За последние годы всемирная слава румбы понемножку убывает. Вдобавок некоторые исполнители румбы изменили сами себе и за зелененькие доллары (которых было немало в дореволюционной Кубе) демонстрировали посетителям гаванских баров (которых было тогда еще больше) разные пантомимические румбы, например румбу «запрягание мула». Танец несложен: женщина изображает мула, танцор-погонщик стремится надеть на него упряжь. Женщина-мул препятствует ему. Танцор-погонщик сбивает ее на землю. Женщина, то есть мул, тяжело падает на все четыре конечности, погонщик, наконец, побеждает.

В последние десятилетия румбу, столько раз преданную ее собственными творцами, сменила у афрокубинцев в первую очередь конга. Тянец, вообще говоря, очень старинный, о чем свидетельствует как его название, напоминающее о создателях конги, афрокубинцах, – черных рабах, говорящих на разных языках банту, которые пришли на Кубу из Конго, и его шаг, напоминающий неуклюжую походку скованных рабов, ноги которых отягощали большие железные шары.

«Сон» из ориенте, господа…

Я запомнил конги, под которые маршируют компарсас – танцевальные ансамбли во время гаванского и главным образом сантьягского карнавала. За ними в ритме конги идет шесть километров чуть ли не все население Сантьяго. Здесь веселый карнавал является кульминацией года. Конга и доныне правит сантьягским карнавалом; именно здесь, вокруг Сантьяго, в провинции Ориенте, где доныне музыкальный фольклор кубинцев является наиболее живым, царит другой танец – излюбленный «сон». Да, «сон»! Ибо…

«Coн» из Ориенте, господа,

Слыхали, что такое «сон»?

Когда мулатка пляшет,

Ay madre mla!

Это уж не сон!

Циклов ее вздымает тело,

И гром грохочет!

Когда мулатка пляшет «сон»…

Действительно, никакому другому из подлинно африканских танцев, и конго тоже, кубинцы не отдаются и не отдавались за последние полвека так полно и безоговорочно, как «сону». «Сон» – это, собственно, танец мулатской Кубы. Смешанная культура этого острова – мулатская. Основа, корни ее лежат в Африке. Но каждый новый инструмент, новый импульс, пришел ли он из Испании или соседнего, ранее французского Гаити, мог вступить и вступил в эту новую мулатскую культуру. Эту особенность мы наблюдаем в ритме «сона» и в построении мелодии. В начале «сонам» аккомпанировала только традиционная испанская гитара, потом афрокубинцы прибавили двойной барабанчик-знаменитый бонго, бонго дополнили еще своей маримбулой, потом вдобавок так называемыми бетеас, этакими простыми тимпанами, которые восточнокубинские негры изготавливают из нижних частей металлических бочек. В конце концов, вместо одного теперь стало уже семь инструментов, которые вместе составляют ныне обычный «соновый» оркестр.

«Сон» – это дитя белой и черной Кубы, этот мулат, как и многие другие гибриды, был, конечно, сперва осуждаем и даже проклинаем. Белым господам он казался слишком вульгарный, слишком негритянским, правоверным же неграм, наоборот, казалось, что «сон» изменяет добрым традициям их исконной культуры.

Вначале, в XVII и XVIII веках, «сон» был только несложной танцевальной песенкой, в которой негр рассказывал об обычнейших вещах своей повседневной жизни. К несложной песенке он потом присоединил и вторую, а потом и третью часть, пока не сложил, не скомпоновал «сон», который доныне танцуют в кубинских горах. Горы по-испански montes, поэтому этот «сон» зовется «сон монтуно».

А потом танец афрокубинцев с плантаций сахарного тростника завоевал и города и снова обогатил себя. «Сон» даже перестал быть танцем и cтaл каким-то акробатическим упражнением, доказательством ловкости танцора и хороших физических данных. На улицах городов стали появляться некие акробаты «сона», их называли байладорес де вентана – танцоры перед окном. Они проходили главными улицами Гаваны и Сантьяго, обращали на себя внимание и потом, когда в окнах или на балконах собиралось достаточное число зрителей, начинали танцевать свой акробатический, драматический «сон», собирали несколько монет и опять шли дальше. Некоторые из этих «танцоров перед окном», например Бамба и Гарабатео, которых уже давно нет в живых, навсегда вошли в память кубинцев.

А те последние, анонимные кубинские танцоры «сона», а также румбы, меренге и конги, несут, однако, традицию, живую традицию своих танцев дальше. Живую, зажигательную, искрометную, как они сами, эти гибкие танцоры и танцовщицы «сона», как та мулатка из Ориенте, о которой рассказывает песня…

«Сон» из Ориенте, господа,

Слыхали, что такое «сон»

Koгдa мулатка пляшет.

Ay madre mia!

Это уж не сон!

Циклон ее вздымает тело,

И гром грохочет!

Когда мулатка пляшет «сон»…

Сыновья леопардов

Итак, я постепенно познавал на Кубе историю и сегодняшний день ее негров, их танцы, их музыку, знакомился с удивительными музыкальными инструментами афрокубинцев, посещал более или менее тайные религиозные обряды лукуми, конго и другиx групп. Меньшие и большие афрокубинские загадки открывались передо мной одна за другой, только единственная, самая большая, оставалась. Называлась она Абакуа. Самое тайное из тайных мужских обществ, которое афроамериканцы создали в Новом Свете. Тайное общество Абакуа в отличие от других афроамериканских религиозных и других объединений хранило свою великую тайну экуэ с такой безупречной молчаливостью, что прочее кубинское общество не знало об этом тайном обществе, о его отдельных группах или спектаклях почти, собственно, ничего. Хотя в последние десятилетия XIX века несколько раз выходили улицы Карденаса. Матансаса и Гаваны иреме-ньяньиго, или, как называли их кубинцы по-испански, диаблитос (дьяволы). Эти удивительные иреме-диаблитос являются в абакуанских обрядах представителями мира мертвых, мира давно почивших предков. Они – мост между этим миром мертвых и землей живых. Диаблитос существует несколько. Например, анаманги, всегда одетый в черное одеяние, действует при погребальных обрядах абакуа. Акуара мина выступает только при самых тайных частях главного обряда абакуа. Эрибангандо носит в правой руке итон – знак закона, а в левой – пальмовую ветвь – знак послушания. И таким образом точно установленную функцию имеет каждый из двенадцати других абакуанских иреме.

Иреме являются весьма важными участниками абакуанских обрядовых пантомим. Они своего рода артисты, поскольку абакуанские обряды являются в сущности религиозным театром великой драмой, спектаклем о жизни и смерти. Спектаклем-сказкой о нашем мире, стране живых и ее антиподе – стране мертвых. В этой драме, которая играется для поучения всех абанекуa – участников отдельных абакуанских спектаклей, действуют, конечно, не только иреме. Однако на улицы кубинских городов выходят как раз только иреме-дьяволы. Непосвященные сам танец-спектакль, разумеется, не понимают. Дьяволы, которые приближались на улице к людям, чтобы своими выразительными движениями сыграть свою роль, в колониальной Кубе обвинялись в приставании к пешеходам, нападении на женщин и детей и так далее. В 1896–1897 годы колониальная полиция начала депортировать многих абакуа на остров Фернандо По в испанской Африке. Эта депортация продолжалась до конца испанского владычества на Кубе. Вот так некоторые афрокубинцы вернулись обpaтно в Африку. Но какое это было возвращение! Когда-то работорговцы везли их из Африки насильно, скованными, как животных, а теперь снова в цепях и опять несвободными они в свою Африку возвращались.

Абакуа, которые остались на Кубе, тайно собирались и впредь, передавая секреты своим сыновьям и внукам. Сегодня негры Кубы, как и другие ее граждане, считают эту страну своим домом. Но стена между абакуа и остальным миром, строгая охрана священной тайны, осталась как и прежде. Та же молчаливость, та же замкнутость…

Десять месяцев пытался я проникнуть на какое-нибудь из абакуанских действ. Наконец, познакомился с негром, который, как я после узнал, был мосонго – руководителем одной из групп абакуа в городе Гуанабакоа. И от него потом получил приглашение на абакуанский обряд, который можно назвать действом об экуэ.

Большинство из компонентов современной афроамериканской культуры доныне имеет явственно видимых африканских предшественников. Название центрального абакуанского таинства – экуэ – мы находим в Африке, в южной Нигерии, где точно так же называется тайное общество племен экои и ибибио недалеко от бывшего Калабара. На языке эфик абакуанское экуэ означает леопард. А эфикское леопардовое братство является, бесспорно, прямым африканским предшественником представлении и обрядов наиболее тайных из тайных обществ афроамериканцев– существующих еще кубинских абакуа.

Значит, предшественники нынешних абакуа пришли оттуда. Об этом говорит и факт, что долгое время членами абакуа могли стать исключительно представители афрокубинской группы карабали, название которой указывает на происхождение этих негров – на Калабар, прибрежную область, лежащую приблизительно там, где ныне сходятся границы Камеруна и Нигерии.

Несколько десятков этих карабали-людей из Калабара – потом в 1834 году в городе Регла объединилось в первое абакуанское действо на Кубе, называемое «Эфике бутон». А за ними последовали следующие.

Участником любого из абакуанскнх действ может стать принципиально только мужчина. Женщинам и изнеженным мужчинам в обществе абакуа нет места. Это хорошо показывает одна известная африканская поговорка: «Чтобы ты был мужчиной, ты не должен быть в абакуа. Чтобы ты, однако, был в абакуа, ты должен быть мужчиной».

Чтобы мужчина стал экоби – членом какого-либо абакуанского действа, он должен пройти через ряд испытании. Только после их завершения кандидат становятся полноправным участником действа. Для экоби – посвященного брата – из членства в абакуанском действе вытекают различные обязанности. Главная из них – взаимная помощь. Экоби-братья – обязаны всегда и во всем помогать друг другу. А если какой-нибудь брат умрет, все экоби должны предоставить соответствующую помощь его вдове и детям. А самой основной обязанностью всех братьев является, конечно, скрытность. Абакуа – это замкнутый мир таинств. А непосвященные не имеют в принципе доступа даже к вратам этого мира. Приглашение от мосонго мне после почти годичного поиска все же дало возможность проникнуть к сыновьям леопардов и участвовать потом и в их главном обряде – спектакле о жизни и смерти, о мире нашем и его антиподе – далекой стране мертвых, в которой царит это центральное таинство абакуа – великое экуэ.

Прежде чем начнется драма, в фамба – святилище – играется своего рода интермедия, в которой, как правило, участвуют только самые высокие представители соответствующей абакуанской общины. Рядовых братьев нет, они не могут присутствовать. Однако и тут экуэ не присутствует. Только голос его, подобный призыву леопарда, иногда как бы зазвучит издали.

Участники обряда внимают призыву голоса леопарда и перед рассветом начинают подготовку к собственно обряду. Сначала приносят в жертву петуха, а потом магически и все окружающие предметы.

Потом, когда петушиная кровь стынет на полу фамба, леопардовы сыновья – абанекуа, освященные присягнувшими братьями, могут начать свое действо…