Текст книги "В горы к индейцам Кубы"

Автор книги: Милослав Стингл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Прекраснейшая из земель Христофора Колумба

Кубинским индейцам и индейцам всех Антильских островов пришлось заплатить за встречу с Колумбом и его последователями гораздо большую дань, чем только те четырнадцать священных скамеечек.

Началось это уже в первое плавание Колумба. Мы не будем рассказывать обо всем пути, о приготовлениях к нему. Нас в этой книге интересует только Куба. И больше история ее исконных жителей, чем ее завоевателей. Колумб, конечно, никакой Кубы, никакой Америки и тем более индейцев не искал. Его путь имел ясную и недвузначную цель – найти Китай, Страну Великого хана, о которой столь соблазнительно рассказывал Марко Поло. Хотел найти также Колумб Сипанго, или Японию, которая расположена у берегов Китая, а более всего искал Индию, страну несметных богатств, страну золота, ароматических деревьев, страну пряностей.

Колумб искал свою собственную мечту. Нашел ли ее? Не нашел, однако открыл Америку. И этого было достаточно, чтобы заслуженно войти в историю. Колумб, однако, до самой своей смерти остался верен своей мечте. Он не сомневался, что нашел Индию или по крайней мере острова, которые лежат у ее ворот. А поэтому и доныне мы называем Антильские острова и среди них самый большой – Кубу – Вест-Индией. А кто иной мог бы жить в этой Колумбом открытой «Индии», как не индейцы, по-испански «индиос». И так это данное Колумбом название мы и доныне сохраняем для наименования американских аборигенов [1]1
  В отличие от жителей «настоящей» Индии – индийцев, коренных обитателей Америки мы называем «индейцами».


[Закрыть]. Когда корабль Колумба подошел к первому островку Багамского архипелага, было 12 октября 1492 года. А уже девять дней спустя, 21 октября, Христофор Колумб (собственно, его корабельный летописец) впервые записал в дневник экспедиции, что хочет «отправиться к другому огромному острову, который они (то есть местные индейцы) называют Колба и который, как я полагаю, должен бы быть Сипанго (то есть Японией)…»

Когда адмирал впервые увидел Кубу, он записал в дневнике об этом острове: «Это прекраснейшая из земель, которую когда-либо видели глаза человека…» 28 октября 1492 года Христофор Колумб впервые ступил на землю Кубы.

Я, конечно, хотел посетить место, где некогда европейцы впервые встретились с кубинскими индейцами. Оно лежит на 1200 километров к востоку от Гаваны у широкого залива. Позже испанцы основали здесь свой первый город на Кубе, которому оставили индейское название таинской деревеньки, когда-то находившейся поблизости, – Баракоа. В Баракоа мои кубинские друзья показали мне деревянный крест, который здесь 470 лет назад якобы водрузил великий адмирал в память о своей первой встрече с Кубой и ее индейцами. По внешнему виду этих 470 лет кресту в Баракоа дать нельзя. Трудно поверить, что этот крест поставил сам открыватель Америки, но ясно одно – Колумб открыл Кубу для Европы.

Новооткрытую землю он и окрестил. Хотя Куба имела свое индейское название, адмирал Кубу переименовал на Хуана, по имени одного из наиболее влиятельных кастильских принцев, который мог, возможно, стать будущим испанским королем. «Такого человека, – говорил Колумб, – неплохо кое к чему обязать…»

На берегу Хуаны у залива, где пристала экспедиция, Колумб впервые увидел кубинских индейцев. И увидел тут и их боиа, хижины, крытые пальмовыми листьями. Кубинские обиталища выглядели более чем скромно, но Колумб все же не сомневался, что находится а одной из описанных Марко Поло золотых земель Азии. И вот маленькая флотилия из трех кораблей – «Пинта», «Нина» и «Санта Мария» – плывет вдоль берегов самой восточной части Кубы, чтобы увидеть эти сказочные земли и города.

Не прошли еще корабли вдоль кубинских берегов и ста миль, а нетерпеливому Колумбу, упоенному своей мечтой, казалось, что чудесные города должны быть именно здесь, где-то за чертой прибрежных лесов. Второго сентября он записывает в дневнике, что города Зайтун и Кинсай, якобы великолепнейшие города мира, уж, вероятно, где-то рядом. Поэтому он приказал бросить якоря.

И в этот момент начинается одно из самых странных и притом юмористических приключении в истории открытия и завоевания Нового Света. Поскольку корабли не могут проникнуть в глубь страны, Христофор Колумб составляет посольство, члены которого должны разыскать сказочные города, нанести визит их правителям и передать им письмо и подарки от испанского короля. «Посольство в Китай» составляют господа Родриго де Херес, Луис де Торрес, крещеный испанский еврей, о котором хроникер пишет, что кроме испанского он говорит также на еврейском, халдейском и арабском языках, и два индейца – один с первого посещенного Колумбом острова и другой – кубинский таино. Через шесть дней, согласно приказу Колумба, посольство должно было после выполнения всех возложенных на него задач возвратиться. Через несколько дней посланцы Колумба возвращаются. Не нашли они ни короля королей – императора китайского, ни удивительных городов Кинсай и Зайтун. И не нашли никаких доказательств, что Куба тождественна Сипанго, как полагал великий адмирал.

И все же из этого путешествия Луис де Торрес и Родриго де Херес принесли кое-что ценное. Послы принесли сведения о том, что кубинские «индейцы» выращивают в глубине страны растение, которое «кажется ценнее золота». Речь шла о табаке. Но Колумб и его моряки еще не знали блаженства, скрытого в невзрачных листьях кубинского растения. И корабли отправились дальше… Через несколько дней они покинули Кубу, поскольку, по словам кубинских индейцев, уяснили себе, что к югу от Кубы лежит другая большая земля (это Ямайка), где, они предполагали, наконец, обрящут «злато несчитанное».

Во время своего второго плавания в 1494 году Колумб снова ненадолго останавливался на Кубе, а затем посетил этот остров во время своей последней, четвертой экспедиции. Он открыл близ Кубы остров Пинос, которому присвоил имя святого – Иоанна Евангелиста, архипелаг крохотных островков к югу от Кубы назвал очень нежно – Садами королевы.

Центром испанской колонизации еще при жизни Колумба становился Гаити. И этот остров Колумб, конечно, переименовал, он стад называться Эспаньола – Малая Испания. Куба колонизуется уже после смерти Колумба (1500 г.).

Первый толчок к колонизации Кубы дал сам испанский король Фердинанд, который «хотел знать», как пишет он в своем письме, «есть ли на острове золото и где находится». Тогдашний правитель испанской Америки-Диего Колон, сын Христофора Колумба, доверил задачу завоевания Кубы одному из своих офицеров, Диего де Веласкесу.

Диего де Веласкес, только что назначенный правителем на остров Кубу, пока еще принадлежавшую индейцам, объявил по всей Эспаньоле, что готовится большая экспедиция и что участие каждого, кто хочет легко разбогатеть и не боится обнажить меч, когда это нужно, будет приветствоваться. И желающие повалили толпой. Людей, жаждущих приключении, алчущих злата и при этом невероятно смелых было тогда среди первых испанских поселенцев большинство. Вскоре Диего де Всласкес завербовал триста человек. Среди них и те, которых беспокойная кровь позже приведет в Мексику, где с кучкой других белокожих они опрокинут Ацтекскую империю и разрушат ее столицу, чудесный город Теночтитлан. И вот в списке людей Веласкеса мы читаем имена, которые теперь знает каждый, кто читал, например, «Историю завоевания Мексики» Прескотта, – Берналь Диас де Кастильо, Диего де Ордас, Панфило де Нарваес и Фэрнандо Кортес.

По сравнению с захватом Мексики Кортесом овладение Веласкесом Кубы явилось детской забавой. Через два года Куба завоевана. Собственно, скорее оккупирована. И испанский король, следовательно, мог в списки своей «империи, над которой не заходит солнце», включить эту жемчужину, звезду среди островов. Она была столь прекрасна, что король даже отобрал у нее имя принца Хуана и дал ей свое собственное, королевское. Итак, Куба с тех пор должна была называться Фернандиной.

Однако времена меняются, что было, того уж нет… Нет в живых уже Фердинанда Католического, испанского короля времен конкисты, и остров, пережив свои недолговечные имена, носит старое индейское название – Куба.

Костер Атуэя

Итак, в старинной Баракоа я видел крест, поставленный Колумбом. Перед главным храмом города я увидел еще один памятник, напоминающий о временах первой встречи и первых стычек открывателей и завоевателей Америки с кубинскими индейцами.

Здесь стоит статуя кубинского индейца, а па постаменте высечено единственное слово: Атуэй. Обитателям острова бородачей, народ которого прославился столькими отважными битвами за свою независимость, и в самом деле не нужно ничего больше добавлять к имени этого «первого борца за свободу Кубы», как по праву назвал индейского вождя гаванский историк Сезар Родригес Эспозито.

Индеец, который первым на Кубе встал на «тропу войны», не был, строго говоря, кубинцем. Он происходил с соседнего Гаити, из области Гуааба, которая лежит прямо против Баракоа на другой стороне неширокого Наветренного пролива, разделяющего оба острова. Атуэй был сначала вождем одного из немногочисленных таинcких племен, обитающих в Гуаабе.

Однако гаитянская Гуааба не долго оставалась в безопасности от конкистадорских налетов. Правитель Эспаньолы приказал одному из своих офицеров, чтобы тот захватил Гуаабу и привел местных индейцев под власть испанского короля. Офицер приказ выполнил: выжигал одну индейскую деревню за другой и убивал, убивал. Не щадил даже детей.

И так здешним индейцам (и не только здесь, в Гуаабе, но и на всем Гаити) ничего не оставалось, как в своей первой оборонительной войне подняться против жестокостей испанских колонизаторов. Миролюбивые гаитянские таины не привычны были вести войну и попросили у испанцев соглашения о перемирии. Конкистадоры для вида согласились. Пригласили даже несколько десятков наиболее влиятельных индейских вождей, и среди них высшую правительницу гаитянских таинов – королеву Анакоану, ту самую, которая когда-то преподнесла Колумбу свое самое большое сокровище, свои четырнадцать деревянных скамеечек, – для «честных переговоров». Индейцы пришли. И даже принесли испанцам подарки. А конкистадоры? Те пригласили индейцев в дом, в котором должно было состояться «дружеское совещание». Сами же остались снаружи и, зарядив аркебузы, чтобы какому-нибудь «гостю» случайно не удалось сбежать, подожгли здание! Сгорели все вожди. Анакоану же сначала оставили в живых, чтобы она могла увидеть своими глазами мучительную смерть своих соплеменников. Только когда все были мертвы, испанские изверги повесили индейскую «королеву Гаити» на высоком дереве.

Атуэн и его гаитянское племя еще некоторое время боролись с вероломными испанцами. Но потом поняли, что отстоять себя не смогут, и переплыли на каноэ через Наветренный пролив, ширина которого составляет всего 50 километров.

В месте, где стояла деревня кубинских индейцев Баракоа и где теперь стоит город с тем же названием, они вышли на берег. Кубинские индейцы, будучи, как и они, таинами, приняли Атуэя, его семью и его племя чрезвычайно дружелюбно. Сами они еще почти не общались с испанцами. Колумб очень короткое время находился на острове. И кубинские индейцы жили, как и прежде. Атуэй и его племя впоследствии осели недалеко от Баракоа, построили себе новую деревню, обрабатывали землю и понемногу о конкистадорах забывали.

Но те не забыли об острове. И вот однажды в столь памятный для кубинских индейцев день 1511 года они увидели белые паруса каравелл. Это прибывал завоевывать Кубу Диего Веласкес. Индейцы Баракоа и близлежащих деревень сердечно приветствовали его.

Но Атуэй понимал, чего хотят эти люди, знал, что с врагами примирения быть не может. Понимали это и его соотечественники, переселенцы с Гаити, которым судьба даровала еще несколько лет свободной жизни в кубинском изгнании. Поэтому они ушли в горы и начали там борьбу против испанских поработителей. Епископ Бартоломе де лас Касас, этот справедливый очевидец конца свободы кубинских индейцев, сохранил для истории слова, сказанные Атуэем об испанских завоевателях, об истинной цели их стремлений:

«Они наделены характером жестоким и преступным, почитают и боготворят божество скаредное, малым не удовлетворяющееся, а чтобы для служения ему и почитания могли достаточно совершить, многое от нас требуют и все усилия прилагают, чтобы нас могли под ярмо его приводить и убивать».

Атуэй, который уже на Гаити видел, как конкистадоры безмерно жаждут золота и что они на все готовы для того, чтобы завладеть им, истинным богом испанских колонизаторов считал сундук, наполненный золотом и драгоценностями.

Индейцы, чтобы склонить на свою сторону этого бога испанцев и отвратить от себя жестокость конкистадоров, танцевали вокруг сундучка, в который положили все свои сокровища. И Атуэй принял решение…

«Если убьем, если избавимся от бога испанцев, то избавимся и от всех мук, которые принесли нам испанцы».

А защитник индейцев епископ Касас дословно приводит нам и слова Атуэя: «Если мы оставим у себя этого бога так надолго, чтобы у нас его отобрали, то мы будем лишены жизни, поэтому мне кажется, что следует бросить его в реку». И когда это предложение было всеми одобрено, сундук с индейскими сокровищами был сброшен в реку Тоа.

Избавлением от «бога» испанцев Атуэй и его индейцы не избавились от конкистадоров. Испанцы с Кубы не ушли, Атуэй же и дальше вел против них в горах восточной Кубы партизанскую войну. Но оружие антильских индейцев – луки, стрелы и тростниковые копья– было слишком несерьезным, слишком недейственным в сравнении с огнестрельным оружием и металлическими мечами испанцев. И вот после полутора лет борьбы вождь Атуэй был схвачен…

Диего Веласкес, правитель Кубы, решил, что Атуэй, вождь «индейских партизан», не должен быть умерщвлен обычным способом, как прочие индейцы, а в назидание всем повстанцам сожжен заживо. Нo поскольку конкистадоры были христианами, они давали возможность индейцам перед муками принять святой крест, дабы они, если уж вкусят ад здесь, на земле, по крайней мере после смерти попали прямо в рай. Атуэю таким же образом должны были открыть небесные врата. Эту драматическую минуту последних мгновений жизни Атуэя брат Вартоломе нам также описал…

«И когда он был привязан к колу, некий монах ордена святого Франциска, муж добродетельный и благочестивый, говорил ему о боге и статьях веры нашей слова, которые он никогда прежде не слышал; и пока было время, палачом предоставленное, обещал ему вечную славу и покой, если уверует, а иначе – вечная мука. После того Атуэй оставался некоторое время в задумчивости, и монаха вопросил, открыты ли и испанцам врата небесные. Монаху, который ответствовал, что добрым испанцам открыты, касик без долгих размышлений ответил, что тогда он хочет для себя не неба, а ада, чтобы в небе не иметь общего обиталища с людьми столь жестокими. Вот такую-то прекрасную славу для бога и святой религии приобрели испанцы в Индиях».

И так великий вождь кубинских индейцев, первый революционный герой Кубы, предпочел ад, нежели рай в обществе завоевателей…

Но кто в поле вспашет борозду…

Хотя наиславнейший таинский вождь сгорел в огне большого костра, в нем, однако, не сгорели все свободолюбивые сердца кубинских индейцев. Один из соратников Атуэя, чудом избежавший плена, снова собрал отряд и продолжал партизанскую войну против испанцев. И было за что мстить. За повешенных, за сожженных, за ломанных на колесе, за сотнями способов замученных индейцев. В индейской деревне Као Нао испанские солдаты убили для развлечения больше ста индейцев. Письма и сообщения того времени, посылаемые в Испанию с Кубы, приводят имена Каракамиса, Манатнуаурауана и нескольких других индейских вождей, которые организовали дружины мстителей, что бы отплатить за Атуэя, за Као Нао… Высшей точкой этой народно-освободительной борьбы кубинских индейцев а XVI столетии было продолжавшееся одиннадцать лет восстание вождя Уамы Индейцы Уамы сражались не только в горах, но нападали даже на большие тогдашние испанские города на Кубе, как, например, на Байамо. Только эпидемия черной оспы, занесенной на Кубу белыми, ослабила мятежных индейцев. А окончательный конец восстания настал только тогда, когда Уама был коварно убит во сне собственным братом.

Однако индейцы сопротивлялись жестокому террору конкистадоров в принудительной работе вшахтах не только путем вооруженной борьбы. Индейцы знали еще один способ. Они массами бежали в почти неприступные горы и здесь, в укрытии, жили свободно, как прежде. Только земля здесь не родила, и они кормились лишь тем, что им давали лес и река. Этих беглецов, которые уклонялись от жизни с колонизаторами, сами индейцы называли жимарронами.

Третьи, которые не хотели жить с захватчиками, убивали себя. Насколько же страшна должна была быть жизнь, которую конкистадоры принесли Кубе, если многие из ее коренных жителей не видели иного выхода, нежели смерть от своей руки! Кажется, однако, что эти некогда столь распространенные самоубийства, которые в то время происходили, имели какую-то связь с религиозными представлениями кубинских индейцев.

Многие события первых лет колониализма на Кубе пока, к сожалению, известны очень слабо. Зато достаточно точно мы знаем следствие этого «цивилизующего» натиска: на Кубе в год первого плавания Колумба жило около четверти миллиона индейцев. А уже в 1569 году хроникер Луис Гертран де Сан Лукар пишет, что жертвой завоевателей Кубы стало «200000 индейцев»… В дальнейшем погибли и остальные…

Один из известных конкистадоров, живший на Кубе, впоследствии завоеватель Мексики, Эрнандо Кортес, писал: «Я не пришел, чтобы копать поле как какой-нибудь селянин…» Но кто же тогда ископает Кортесово поле? Кто на нем будет работать, когда кубинские индейцы растаяли под конкистадорским нашествием, как снег на мартовском солнце? Где найдутся новые рабочие руки для поместий Кортеса? Нашлись. И очень далеко. За морим. В Африке. У них была черная кожа!

Действительно, истребив индейцев на Кубе, испанцы подрубали сук, на котором сидели. Каждое общество живет тем, что само для себя добудет, произведет. Основой каждого общества являются те, кто вспахивает поля, кто добывает в горах серебро, кто в садах ухаживает за деревьями. В континентальной Америке – в Мексике, Перу – завоеватели потом не повторяли той ошибки, какую они совершили на Кубе. Там и доныне живут миллионы индейцев. Но всюду, где индейцы были истреблены, – на Гаити, кое-где на Антилах, в Гвианах, Бразилии, а также здесь, на Кубе, – живут с тех времен те, которые были привезены, чтобы заменить индейские руки – негры.

Первые негры, первые черные рабы прибыли на остров уже три года спустя после овладения Кубы Веласкесом. Но это было только начало. Чтобы Куба стала единым полем и горькой каторгой негров, она должна была сначала открыть сахарный тростник. Да, сахарный тростник там неразрывно сочетался с горьким вкусом рабства. Первый сахарный тростник привез в Америку, как считают, уже сам Колумб. А через несколько десятков лет возникли не только на Эспапьоле, но и на Кубе десятки плантаций сахарного тростника. А среди бесконечных Тростниковых полей – первые полукустарные сахарные заводы. Тростник качается под Карибским ветерком, негр качается в ритме печальной песни, Николас Гильен, величайший поэт Кубы и негритянской Америки вообще, много лет спустя написал такие строки:

…Кораблей-то сколько, боже.

Сколько негров, этих негров!

Ах, какой тростник соленый!

А укоры и удары!

Кровь застывшая и слезы.

И во тьму открыты жилы.

Утра пусты и печальны.

В cyмepках тростник затонет.

И лишь голос, страшный голос

Тишину кроящий;

Кораблей– то сколько, боже!

Сколько негров!..

Негры составляли, по подсчетам ученых, в конце XVI века уже две трети населения Кубы. И постоянно приходили новые корабли в порты Гаваны и Сантьяго.

Ввоз рабов в Америку становится грандиозной торговлей. Испанский король Карлос V выдает своему другу первую лицензию, согласно которой только этот авантюрист мог вывозить черных рабов в Вестиндию. Разрешения-лицензии и целые соглашения о ввозе рабов, или асьенто де негрос, выдает затем испанская корона постепенно десяткам, даже сотням испанских, а потом фламандских и итальянских отдельных лиц и компаний.

Такой имеющий полномочия для торговли рабами человек или компания, как и любой другой торговец, должен был сначала сам добыть товар, которым хотел в Америке торговать. У него были две возможности: или приобрести черных рабов покупкой у местных африканских вождей, или сам для себя наловить черных рабов. Первая возможность для работорговцев была, бесспорно, более удобной. Короли и вожди отдельных западноафриканских территорий продавали своих подданных, своих собственных черных братьев европейским торговцам вначале за гроши, за разные, часто ничего не стоящие предметы или за водку, а иногда и за оружие. Итак, короли продавали… Например, кроль Дагомеи продал работорговцам всех до одного обитателей одной из провинций своего королевства… Как только негры попадали в руки рабовладельцев, для них начинался подлинный ад. Большая часть рабов добывалась в глубине Африки. Они, следовательно, должны были быть сначала отправлены к пристани, чтобы их могли погрузить на шхуны. Для этого их соединяли друг с другом цепями или обручами, оковами, которые закреплялись вокруг шеи. На ночь, на стоянках, когда угрожала особенно большая опасность, что рабы попытаются освободиться, они запирались в особые деревянные ярма, с четырьмя отверстиями каждое. Одно ярмо, следовательно, было предназначено для четырех рабов. К телам спящих негров прикреплялись каменные глыбы или другие тяжелые предметы, которые препятствовали им делать любые движения. И так, закованные в цепи, путешествовали негры, караван за караваном, из Западного Судана, с Верхней Вольты, отовсюду Из внутренних частей западной Африки к пристаням работорговцев. Многие караваны проходили по пути к пристани до двух тысяч километров. Не удивительно поэтому, что часто две трети всех невольников погибало, прежде чем они могли увидеть морские волны.

Здесь, у морской пристани, негров затем заталкивали в деревянные лачуги, где они ждали, когда за ними придет корабль. Иногда, однако, случалось, что корабль мог погрузить гораздо меньше рабов, чем их находилось на пристани. Тех, которые на корабль не вмещались, ждала вроде бы свобода. Казалось бы, так. Но все же для невольников единственной надеждой было попасть на корабль, быть отобранными для рабства! Те остальные, которые оставались на берегу, прежде чем придет следующий корабль, все равно перемрут. А домой, куда было сотни и тысячи миль, работорговцы обратно не отпускали. Однажды один из африканских вождей – Лоанги сообщил капитану корабля «Приморозе», что «собрал на берегу столько жителей своей страны, что может несколько недель нагружать на восемь кораблей по 400–500 рабов». Но «Приморозе» не мог вместить столько людей, и поэтому вождь приказал убить тех, которых не удалось отправить. Это случалось часто. Так, в Лагосе, ныне столице Нигерии, за одни день было убито более 900 рабов, которые уже три месяца молились, чтобы прибыл какой-нибудь работорговый корабль и увез их. Корабль не прибыл, и они, как дармоеды, все были перебиты.

Страдания несчастных на работорговых кораблях описаны десятками писателей. Часто корабли работорговцев приплывали в американские гавани полупустыми. Раб не получал почти никакой пищи и питьевой воды. В набитом трюме нечем было дышать. Многие погибали от различных заразных болезней. Заглянем в журнал гаванского порта за 1828–1829 годы. Читаем здесь: работорговый корабль «Рапидо» погрузил в Африке 343 раба, по пути умерло 208 рабов. Корабль «Фама», порт Приписки Кадис, вез 980 рабов, 680 из них умерло по пути от черной оспы. А несколькими днями позже корабль «Ла Констансиа» погрузил в Африке 438 негров, а выгрузил в Гаване 70 рабов!

Для завершения этой невеселой главы приведу заключительный отчет о плавании одного работоргового корабля. Он именовался «Венера» и выгрузил в Гаване 850 негров.

За одну голову (негры считались не людьми, а товаром, как скот) платили на Кубе 50 фунтов. «Венера» выгрузила 850 рабов, значит, всего… 850X50 = 42 500 фунтов стерлингов.

Путевые расходы составили 2500 фунтов.

На другой стороне океана, в Африке, капитан купил рабов по 4 фунта – итого за 3400 фунтов.

Результат легко подсчитает каждый первоклассник:

расходы – 5900 фунтов,

прибыли – 42500 фунтов.

Значит, мы имеем чистой прибыли 36600 фунтов, или почти 1000 процентов для капитана и для работорговой компании. Почему же, следовательно, негр стал рабом? Из-за сахарного тростинка и этой тысячи процентов барыша.