Текст книги "Талискер"

Автор книги: Миллер Лау

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

– Нет, отец. Это Кира. Она…

Тан не слушает ее. Обнажив меч, он издает боевой клич и бросается вперед, будто перед ним целая армия врагов, а не испуганная девушка. Понимая, что сейчас произойдет, Эон и Чаплин пытаются удержать Фергуса, сбить его с ног… Тщетно.

Она вошла в конюшню. Из последних сил приподнявшись на локте, Талискер задумался, что же случилось с Малки.

– Талискер? – Она смеется над ним. – Я знаю, что ты здесь. Давай покончим с этим.

Фирр появилась у входа в стойло, где он лежал, простертый на сене. Малая часть сознания, не занятая мыслями о смерти, невольно восхищалась богиней зла. Только легкий румянец на щеках показывал, что большую часть последнего часа она сражалась не переставая. Черная прядь упала на лицо, синие глаза напоминали сапфиры в обрамлении обсидиана. Не мешкая, Фирр улыбнулась по-звериному, и меч вонзился в его шею. Потом опустилась тьма.

В туннеле царило тягостное молчание. Убитый горем Фергус опустился на колени возле тел своих дочерей и заплакал. Потом отодвинул в сторону Уллу и потянулся к Кире.

Чаплин нахмурился. Совершенно очевидно, что Улла убила свою сестру за несколько мгновений до их прихода и никак не могла раскрыть ворота врагам.

Эону, знавшему об отношениях двух сестер с отцом, тоже было не по себе. Улла всегда отличалась кротостью и добрым нравом; трудно представить, что могло довести ее до такой ярости. Она не заслуживала подобного обращения.

Словно по команде мужчины подошли к телу Уллы, чтобы уложить его как следует. Коснувшись руки девушки, Чаплин с трудом подавил изумленный возглас и знаком показал Эону, чтобы тот молчал – вдруг отцу придет в голову прикончить ее? Молодой воин обернулся к тану, склонившемуся над старшей дочерью, махнул Алессандро и проговорил:

– На Киру снизошел мир. Только взгляните на ее лицо.

И верно. Девушка вновь стала прекрасна. Именно ее Эон любил всем сердцем, с ней танцевал в ночь Самайна. Ему никогда не забыть той нежной улыбки…

Пока все смотрели на безжизненное, окровавленное тело, Чаплин поднял на руки Уллу и тихонько направился наверх, ожидая сердитого окрика тана. Но Фергус ничего не замечал, не сводя глаз с любимой дочери. Младшей всю жизнь приходилось мириться с равнодушием отца – а ведь равнодушие, пожалуй, даже хуже гнева.

Смотревший глазами Слуага Корвус был в восторге, когда Фирр прикончила Талискера. Тело бога зла, неподвижное, как смерть, покоилось на узкой постели в ледяной башне. Глаза были закрыты, но он видел все.

– Ты нашла его, Фирр? Ты нашла камень?

– Нет. – Сестра обернулась к ворону, на ее бледном лице была написана усталость. – Должно быть, он его где-то спрятал. Какая разница? Теперь предсказание не сбудется. Ты обретешь свободу.

Корвус нахмурился. Его удивило такое отношение Фирр к победе. Пожалуй, стоит предложить ей маленькое удовольствие…

– Можешь делать с телом, что хочешь.

Корвус знал о ее противоестественном пристрастии и находил его забавным.

– Нет, – странным голосом промолвила она. – Пусть покоится с миром. Он умер хорошей смертью, хотя самому концу недоставало героизма. Забери меня отсюда. С меня достаточно.

– Хорошо, сестра.

Битва за Руаннох Вер окончилась. Все коранниды неожиданно исчезли, оставив после себя отвратительный запах. Город горел, из трех тысяч воинов выжили только двести, а из девяти орлов-сидов – четверо. В конюшне лежало тело человека, мало кому известного, невиновного человека, который никого не убивал до этого дня. В сумерках темный дым стелился над озером, слышались только треск пламени и стоны умирающих.

ГЛАВА 11

Во тьме пустоты детский голос тихонько напевает песенку.

– Ты видел? Видел его в бою? И что же, теперь он не проснется?

– Дункан. Я знаю, ты меня слышишь…

Голоса звучали и наяву, и во сне, но Талискер не в силах был ответить. Ускользающее сознание чувствовало, как умирает тело, как сотни нервных окончаний погружаются в вечный сон… Дункану казалось, что он смотрит на свою смерть со стороны; в то же время он понимал, что это обман, что в какой-то момент за последним проблеском света последуют вечная тьма и тишина.

Пение. Странная песня. Дрожащий голос, бессмысленный набор звуков – и все же ничего подобного Талискер никогда не слышал. Другая душа тянулась к нему. Песня пришла в темноту и коснулась его.

– Вот почему я тебя ненавижу… вот и все…

– Мирранон?

– Пожалуйста, проснись, Дункан. Чувствуешь мою руку? Ты такой холодный…

Перед глазами проплыли белые парашютики одуванчиков. Ему хотелось…

Мориас устало покачал головой и обернулся к людям, обступившим кровать Талискера.

– Думаю, это невозможно, – вздохнул он. – Тело настолько изранено, что душа стремится покинуть его.

– Нет, – твердо выговорил Малки. – Дункан не может умереть так. Он никогда не сдается.

– Нет сдается, – возразил Чаплин. – Ты мало его знаешь, Малки. Талискер сидел пятнадцать лет в тюрьме. Смерть для него не поражение, а скорее свершившийся факт.

– Тебя-то это нисколько не огорчит, – огрызнулся горец. – Ты ненавидел Дункана.

Малколм, крайне измотанный битвой, больше чем когда-либо напоминал ходячий труп. Его ужасала мысль об утрате Талискера – тот был единственной ниточкой, протянувшейся к нему от мира живых, и горец понимал, что последует за своим отдаленным потомком во тьму небытия. Со страхом и печалью он чувствовал, что уже как-то отделился от мира, хоть и уверял себя, что это просто усталость.

– Ты прав, Малки, – донесся голос Чаплина. – Я не люблю его. Но думаю, что на сегодня смертей более чем достаточно.

– Да, более чем достаточно, – повторил горец.

– Малколм, по-моему, тебе надо отдохнуть, – вмешался принц сидов Макпьялута.

– Нет-нет, – запротестовал Малки.

– Пожалуйста, – настойчиво проговорил принц. – Мы, – он указал на Мориаса и себя, – понимаем твои чувства. Твоя душа тянется, как песнь сказителя, в пустоту. Однако тебе нужны силы, Малколм. Ты не можешь даровать то, чего не имеешь.

Горцу эти слова показались убедительными.

– Вы меня разбудите, если наступит улучшение, правда?

– Конечно.

Принц проводил Малки к одной из кроватей, установленных во дворе, и тот немедленно уснул.

Оставшиеся у постели Талискера молчали. Только Мориас и Макпьялута знали, что принц сказал правду. Уна, Чаплин и тан задумчиво смотрели на умирающего человека, погруженные в скорбные думы.

Наконец Мориас нарушил тишину:

– Мы должны этому помешать, или пророчество не сбудется. Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, Макпьялута. Я должен просить тебя забыть на время о своих чувствах. Освобождение Корвуса не в интересах сидов или феинов.

– То, что ты называешь чувствами, Мориас, – это вера, сохраняемая многими поколениями моего народа. Будь я менее осмотрителен, скажем, как мой дедушка Наррагансетт, я бы зарубил Талискера задолго до битвы. Но пойми: хотя сиды в мире с твоим народом, голоса предков громко звучат в их душах. Ты знаешь, кто я – представитель совета Темы – и что это означает.

– И что это означает? Разрешение на убийство? Разве сидам станет лучше, если Корвус придет к власти? Он высосет из них все соки подобно тому, как жимолость медленно убивает дерево, а камнеломка крошит скалы. Неужели ты желаешь падения феинов, о, Макпьялута?

– Довольно! – Принц явно находился в замешательстве. – Я не знаю.

– Тогда знай. Твои страхи обоснованны, Талискер принес камень Мирранон, Белой Орлицы. Что ты скажешь на это?

– Бразнаир здесь? – изумился Макпьялута. – Но где же?

– Честно говоря, – рассмеялся сказитель, – я не ведаю, где он спрятан. Хотя две ночи назад я видел его своими глазами.

– Что происходит? – подозрительно спросила Уна. – Зачем вам камень Талискера?

– А ты знаешь, где он, госпожа моя? – медоточивым голосом спросил принц, чем только усилил недоверие девушки.

– Может, и знаю, – коротко ответила она. – Вы мне сначала расскажите, зачем он вам. Я хочу знать, в силах ли он помочь Дункану.

– Неслыханно! – возмущенно воскликнул принц. – Кто ты такая, чтобы требовать отчета от сидов? Просто отдай его мне… нам.

Фергус резко поднялся, положив ладонь на рукоять меча.

– Она принадлежит к моему клану, Макпьялута, из которого, увы, выжили немногие. Я не позволю разговаривать с ней таким тоном. Проклятые птицы! – Тан явно не понимал, что происходит, но все равно заступался за своих.

– Я не хотел никого оскорбить, – извинился Макпьялута, слегка поклонившись.

Мориас встал между таном и принцем.

– Госпожа Уна, сиды действительно могут действовать не в интересах Талискера. Его приход был предсказан очень давно… беда в том, что сиды и феины по-разному понимают смысл пророчества. Однако даю вам слово, да и Макпьялута тоже – ведь так, принц? – что Талискеру не причинят вреда, если ты дашь нам камень.

– Как ты думаешь, Алессандро? – спросила она.

– Я не очень понимаю, о чем идет речь, – пожал плечами Чаплин, – но Мориасу верить можно.

Он со значением посмотрел на Макпьялуту, потом сунул руку в карман и достал камень.

Принц сидов изумленно вздохнул, когда солнечный свет вспыхнул на гранях изумруда.

– Почему вы уверены, что он настоящий? Можно мне его подержать?

– Нет, нельзя. А что касается первого вопроса, мы знаем немногим более тебя. Талискер нашёл его в… – Чаплин вопросительно посмотрел на Мориаса. Тот кивнул. – …в парке, в нашем мире, на следующий день после того, как ему явилась во сне Мирранон.

– В вашем мире?

– Да, принц. Талискер и Чаплин происходят из того же мира, что и легендарный Безымянный Клан. Их призвала сюда Белая Орлица.

Уну эта весть ошарашила.

– Из другого мира?.. – прошептала девушка, глядя на простертую на ложе фигуру умирающего.

– А как же Малколм? Откуда явился он? – спросил тан. – Он сражается как воины нашего мира, одет так же, да и ругается не меньше прочих!

Все улыбнулись последним словам тана, но Мориас вздохнул и покачал головой.

– Очень трудно объяснить. Я не знаю, почему его послали к нам. Знаю лишь, что он происходит из иного времени, чем Талискер и Чаплин.

– Пророчество указывало только одного… – Макпьялута нахмурился и замолчал.

– Пророчества часто оказываются искаженными или неточными, – заметил сказитель. – И придется поработать, чтобы сбылось это. – Он взял камень из рук Чаплина. – Нам с принцем надо остаться вдвоем. Остальные могут перекусить и отдохнуть. Кроме того, у всех есть немало дел.

– Да, надо отстраивать заново город и оплакивать павших, – согласился тан. С этими словами он, Чаплин и Уна вышли из комнаты.

Макпьялута проводил их взглядом.

– Я слышал, Фергус потерял в битве обеих дочерей. Говорят, что леди Уллу он убил своей рукой. Что случилось, сеаннах?

– Говорят? – Мориас приподнял брови. – Как не похоже на сида обсуждать людские дела, мой благородный принц!

– Ты издеваешься?

– Всего лишь отмечаю, как изменились времена. Нам понадобятся союзники, Макпьялута. Скоро сидам придется решить, стоят ли они только за себя или и за людей тоже. – Мориас протянул ему руку, в которой сжимал камень. Принц стоял в сомнении. – Ты хочешь дать ему умереть, чтобы потом осознать, что был не прав? – тихонько проговорил сказитель.

– А ты позволишь мне убить его потом, если я пойму, что ошибся? – нервно рассмеялся сид.

– Думаю, нет, – улыбнулся Мориас. – Ну давай же, мы ведь друзья, займемся магией стихий, а?

– Хорошо, сеаннах, но только из почтения к тебе.

Сказитель кивнул, и Макпьялута положил руку на камень, лежащий на ладони.

Талискер плачет: душа оплакивает умирающее тело, навсегда прощается с теплом и надеждой. В пустоте голоса умолкли, пение оборвалось. Он хочет снова услышать его.

Помогите.

Голос здесь, в пустоте, совсем другой, чем в жизни. Голос юноши, попавшего в тюрьму и не верящего, что такое могло случиться с ним; голос девятнадцатилетнего парня, которого избили почти до смерти сокамерники, закоренелые преступники, которого пинали ногами и насиловали. Он не в первый раз в этой пустоте, но сейчас пути назад не будет. Талискер плачет, свернувшись калачиком в своей камере, раскачиваясь взад-вперед.

Помогите.

Нелепая детская песенка.

Светящиеся серебряные пушинки одуванчиков летят во тьме. Юный Дункан пытается схватить их, удержать в слабеющей руке.

Вот и конец…

Он понимает, что это только игры угасающего разума, что на самом деле он не видит белых парашютиков и койки, на которой свернулся юный Дункан. Он пребывает в пустоте за гранью реальности. Последний акт трагедии под названием «жизнь». Скоро свет угаснет, и зрители разойдутся по домам.

В ногах кровати появляется огромный коричневый заяц. Юный Дункан встает и идет к нему. Зверек сидит неподвижно, поглядывая на юношу золотыми глазами. Потом вдруг бросается наутек. Талискер бежит за ним. Мелькают босые ноги и полосатая пижама.

– Дункан! Эй, Дункан! Это я!

– Малки? Я… я тебя не вижу.

– Сюда!

Дункан бредет туда, где исчез заяц. Там стоит Малки. Он выглядит моложе и, главное, как живой. На нем зеленый клетчатый плед, и рыжие волосы горят огнем. Дункан смеется.

– Смотри-ка, дружок. Здесь ты совсем настоящий.

– Здесь совсем другая реальность, парень. Взгляни на себя.

– Думаю, что перед тобой настоящий я, Малки. Таким я был тогда – передо мной открывалось столько возможностей…

– Да, правда, все это грустно, но ты не должен сдаваться. Тебе нужно вернуться, Дункан. Я имею в виду, ты не можешь умирать. Ты нужен им.

– Им?

– Людям Сутры.

– Нет уж. Иди сам, Малки. Ты разбираешься в сражениях и убийствах лучше меня. Не хочу тебя обидеть, но…

Снова появляется заяц, и Талискер следует за ним мимо своего друга во тьму.

– Не уходи, Дункан! – Голос Малки доносится издалека, хотя их разделяет всего несколько шагов. – Подожди. Мы будем скучать по тебе. Я не могу без тебя…

– Все тщетно, сеаннах. Нам нужно передохнуть. – Макпьялута беспокоился за старого сказочника – тот побледнел и выглядел измученным.

– Мы почти дотянулись до него, – ответил Мориас. – Я понимаю, что мы оба устали, но если мы остановимся, то никогда не найдем его душу.

Принц сидов неохотно кивнул.

– Хорошо. Хотя совесть не позволит мне долгие поиски.

– А мне не позволит прекратить их.

– Кто ты?

В темноте стоит женщина – там, где лишь мгновение назад был заяц. Она прекрасна, и точеные черты лица освещает бледное сияние. Но почему же на ней коричневое платье и серый шерстяной плащ? Не такие одежды пристали ее красоте.

– Не узнаешь меня? Я леди Улла.

Юный Дункан удивленно заглядывает ей в лицо.

– Как ты оказалась в моей смерти? – спрашивает он. – Или это сон, и я проснусь?

– Надеюсь, ты вернешься в мир живых – ты слишком юн.

– Ну, на самом деле я куда старше. Настоящий я. Если ты меня понимаешь…

– Понимаю, – кивает она. – Это на самом деле не сон, а как бы время-вне-времени, мир-вне-мира. Мы ожидаем.

– Мне пришлось немало ждать на своем веку.

Улла внимательно смотрит на молодое лицо.

– Мы можем пройти через эти земли вместе. Я должна встретить здесь одну душу, но мне хотелось бы, чтобы ты вернулся.

– Что ж, возьми меня за руку, – улыбается юный Дункан.

Они идут рядом в приятном молчании. Рука Уллы теплая, и юношу охватывает умиротворение. Он понимает, что должен бы засыпать ее вопросами, расспросить, где они и почему… Талискер молчит, наслаждаясь заботливым прикосновением спутницы.

– Дункан, постой… – Издалека доносится голос с сильным шотландским акцентом.

– Это твой друг? – спрашивает леди Улла с улыбкой и останавливается. – Если да, то лучше подождать. В этой тьме нам нужны друзья.

Юный Талискер послушно кивает и отзывается на зов Малки. В тот же миг его охватывает холод, пронизывающий до самых костей. Разум подсказывает, что наступила наконец смерть тела, но неужели так сразу?.. Он лежит на полу, и леди Улла смотрит на него.

– Дункан, если ты промедлишь здесь, пути назад не будет. Понимаешь?

Он пытается ответить, однако холодная плоть лица не слушается. Это сон, всего лишь сон, говорит Талискер себе. Разве я могу умереть на самом деле?

К ним подходит Малки.

– Боюсь, слишком поздно, – говорит Улла. – Кажется, он ушел прежде нас.

– Нет, – мрачно отвечает горец. – Пока нет. Дункан не ушел бы без меня. – Он касается лица друга. Оно и в самом деле холодное и белое.

– Я должна идти, – шепчет дочь тана. – Я скорблю вместе с тобой, но меня ждет не менее горестное прощание.

Малки поднимает голову и берет Уллу за руку; по щекам его струятся слезы.

– Обещай мне, что вернешься.

– Я подумаю об этом, воин, хотя в сердце моем пустыня. Все, кого я любила, здесь. Прощай.

Улла уходит прочь, и ее поглощает тьма.

– Попутного тебе ветра, – шепчет Малки.

С безграничной скорбью он смотрит на юного Дункана.

– Ты не можешь умереть – я же говорю, ты нужен людям. Если ты погибнешь здесь, то погибнешь и в Эдинбурге, и везде. Поэтому… – Он умолк. – Ох, ну и дурак же я. Не могу поверить, что забыл.

Сунув руку в мешочек, горец вытащил камень, данный ему Деме. Как та и обещала, камень сияет белым огнем и бросает отсветы на лицо Малки.

– Надеюсь, я не опоздал, – бормочет он. – Дункан. Дункан, ты слышишь меня?

– Ты слышишь меня?

– А? – пробурчал Талискер, поворачиваясь на другой бок и поплотнее закутываясь в одеяло. – Отстань, Малки… Малки?

Сознание вернулось к нему.

Было темно, но не так, как в… том месте. В комнате пахло цветами. Талискер медленно просыпался, хотя и не стремился к этому: не хотелось думать о битвах, Фирр… ни о чем. Его смутно удивило отсутствие острой боли – все тело было в синяках, особенно ныла левая рука, однако куда меньше, чем должно бы.

Дункан снова открыл глаза и огляделся. Что-то не давало покоя его измученному мозгу. Кажется, запах. Было в нем нечто странное, хотя не слишком неприятное… Но эту мысль прогнало увиденное или, точнее говоря, не увиденное. Глаза привыкли к темноте, и Талискер понял, что укрыт покрывалом, на котором виднелись темные пятна неправильной формы. Розы. Он поднес покрывало к лицу, стараясь понять, что же все-таки его беспокоит. Сердце колотилось от смутного волнения.

Наконец Дункан устремил взгляд в дальний конец комнаты и разглядел мебель. На тумбочке в ногах кровати стоял странный квадратный предмет…

Он застонал, осознав, что перед ним. У запаха был легкий химический оттенок – освежитель воздуха, а странный ящик – обычный телевизор.

– Дункан? Что случилось?

Талискер замер. Что-то зашуршало, и вспыхнул свет – желтоватый свет бра. Он лежал в постели в красивой комнате. А рядом с ним было прекрасное лицо Шулы Морган, светящееся заботой.

– Доброе утро, приятель. Не хочешь кофе?

Чаплин с трудом разлепил глаза и увидел молодую женщину в рабочей одежде без украшений. На ее лице не было и следа косметики, темные волосы ерошил осенний утренний ветерок. В руке незнакомка держала пластиковый стаканчик, из которого валил пар. Из-за ее спины доносился знакомый шум. Транспорт. Чаплин вырос в городе, поэтому привык к этим звукам с детских лет. Он выглянул из-за девушки, заслонившей ему обзор, прищурился и тут же разглядел автобус номер два. Алессандро немедленно понял, где находится, сориентировавшись по положению Эдинбургского замка, который высился на базальтовой скале справа. И все же что-то было не так… Потянувшись, он взял стаканчик дрожащей рукой. Горьковатый запах кофе помог привести мысли в порядок. Давненько ему не случалось пить кофе!

Девушка смотрела на него внимательно и с сочувствием.

– Прости, если я лезу не в свое дело, но ты слишком молод, чтобы… ну, оказаться здесь. Моложе наших обычных посетителей.

– Значит, я снова в Эдинбурге?

– Снова?.. Ну да, – рассмеялась девушка. – И заснул прямо у нашего порога. Опоздал вернуться в ночлежку, да?

Чаплин застонал.

– Нет, вы не поняли. Смотрите. – Он порылся в кармане, от души надеясь найти то, что искал, – служебное удостоверение. – Вот. Видите, я полицейский. Вчера… был на операции. Наверное, нечаянно заснул.

– А. – Девушка явно огорчилась.

– Хотите забрать свой кофе? – пошутил Чаплин.

– Что вы, – улыбнулась она в ответ. – Теперь немного поздно… я хочу сказать, вчера стаканчик кофе вам бы не помешал. – Видя непонимание на лице Алессандро, она пояснила. – Ну, тогда вы бы не заснули.

– Понятно.

– Надеюсь, вам не влетит на службе. – Девушка собралась уходить, подняв воротник, чтобы не задувал ветер.

– Извините, – окликнул ее Чаплин. – Хотя вопрос покажется странным… не скажете, какой сегодня день?

Она обернулась.

– Вы шутите? Пятница – знаете, такой день после четверга. – Девушка еще раз внимательно посмотрела на Чаплина. – Вы уверены, что не из ночлежки?

– Да-да. Я только что вернулся из Австралии, тут уж несложно потерять счет времени… – Чаплин не понимал, зачем лжет. Он знал, что вернулся, но не помнил откуда. Странно. – Спасибо за кофе. Пойду-ка я домой и приму душ.

– Счастливо.

Ключи и деньги были на месте. А в самом дальнем углу кармана Чаплин отыскал гладкий круглый камень. Он удивленно посмотрел на него и собирался уже выбросить, как что-то остановило его. Сунув странную вещь в карман, Алессандро постарался вспомнить, где живет.

В час дня Чаплин вошел в полицейский участок Ледифилд. На нем был новый синий костюм, белая рубашка и красный галстук. Волосы он стянул в аккуратный хвост, и пахло от него не хуже, чем от шефа, – еще бы, чуть не пол склянки одеколона на себя вылил. Короче говоря, он всем видом выражал готовность немедленно приступить к работе и не собирался слушать ни малейших возражений.

На самом деле внутри бушевала самая настоящая буря. Чаплин казался себе паровым котлом, который может в любой момент взорваться.

Повинуясь инстинкту, Чаплин сел в автобус номер шесть и без труда отыскал свою квартиру. Проходя мимо домов, заборов и садов, он узнавал их, все больше возвращаясь в реальность. Наконец, уже повернув ключ в замке, Алессандро вдруг ощутил, как одиноко его унылое жилище. Никто не встретит его на пороге, не спросит, где пропадал… Все осталось таким же: разбросанная одежда, яркое постельное белье незаправленной кровати… Полный бардак, признак разложения разума.

Впрочем, что-то изменилось, вот только никак не понять, что именно. Не снимая пальто, Чаплин лег на кровать и начал оглядываться. Ему припомнилось, как он плакал вчера о Диане… Презрительно засмеявшись, Алессандро взял бутылку виски возле кровати, налил себе и выпил залпом. Тепло расплылось по телу, и он прислонился затылком к стене, сжав в кулаке круглый камешек и пытаясь успокоиться. Эффект получился ровно обратный.

Не то чтобы на него нахлынули воспоминания. Память редко дарит звуки и ощущения. Чаплин прекрасно понимал, что по-прежнему находится в своей комнате, растянувшись на кровати, сжимая в одной руке пустой стакан, а в другой камень, и притом видел и чувствовал с удивительной ясностью.

Он увидел, как бежит по Хай-стрит, потом спускается в темноту. За его спиной кто-то кричит, он оборачивается и стреляет из пистолета. Потом его охватывает вода… удушье, все меркнет… Другая сцена – битва. Люди вокруг него падают мертвыми, в общем безумии слышны крики, стоны… Высокая девушка с ярко-рыжими волосами, алыми там, где их коснулась кровь павших… За спиной крики и стоны становятся все громче, он оборачивается…

– Нет, – прошептал Чаплин, – нет, не ходи туда. Нет…

Он карабкается по ступеням на башню, чтобы взглянуть на укрепления. Оттуда видно все – отвратительные твари, похожие на тучи насекомых, бросались на людей, принимая их форму. И, Господи Боже, среди всей неразберихи рубил, кромсал, колол своим мечом…

Чаплин распахнул глаза. Талискер.

Теперь, оказавшись в участке, Чаплин пылал гневом. Он осмыслил ситуацию, как смог, и пришел к самым плачевным выводам. Как обычно, во всем замешан Дункан Талискер. Прошлой ночью Алессандро последовал за старым приятелем в паб в Каугейте, и тот купил ему выпивку – ясное дело, подсыпав туда наркотиков. Именно такая извращенная, мерзкая глупость вполне в стиле этого выродка: усыпить следящего за ним и отправиться развлекаться в закоулки Старого города. А пока Чаплин лежал на пороге, погруженный в галлюцинации, Талискер совершил очередное убийство.

Сначала это была просто мысль, ничем не доказанная, но, приняв душ и переодевшись, Алессандро включил телевизор и увидел в утренних новостях сообщение о новом зверском убийстве. С одной разницей. На сей раз жертвой стал восемнадцатилетний юноша.

Чаплин так резко распахнул двери в свой отдел, что все офицеры подняли головы. Наступило мгновение тишины, а потом встал Стирлинг.

– Сандро, как ты себя сегодня чувствуешь? – Старший инспектор потирал руки, что было верным признаком беспокойства.

– Со мной все прекрасно, честное слово, – нахмурился Чаплин.

– Сандро, тебе бы лучше…

– У меня есть кое-какие сведения, – перебил его Алессандро. – Я знаю, что Талискер был вчера на Хай-стрит и до полуночи пил в Каугейте. – Пройдя мимо шефа, он подошел к столу, на котором были разложены черно-белые фотографии очередной жертвы. – Пит, мы уже определили время смерти несчастного? – обратился инспектор к одному из молодых офицеров, однако не стал дожидаться его ответа. – Ну, давай же, мне нужны все сведения, черт побери! Нет времени валять дурака.

– Приблизительно в час пятнадцать, сэр, – ответил Питер.

– Отлично, – ухмыльнулся Чаплин. – Где там у нас сидит Талискер? Я хочу перекинуться с этим ублюдком парой слов.

Наступило тяжелое молчание, нарушаемое только звонками телефонов. Потом заговорил Стирлинг – тихо, но твердо:

– Сандро, надо срочно побеседовать. В моем кабинете. – Он обернулся к собравшимся. – Брайан, введи инспектора Чаплина в курс дела. Полную подборку материалов ему на стол, как можно быстрее. Спасибо.

В кабинете Стирлинг задвинул шторы и обернулся к Чаплину.

– Сандро, что ты делаешь, черт возьми? Поправь меня, если я ошибаюсь, но разве мы не отправили тебя вчера домой, как негодного к исполнению служебных обязанностей?

– Да, сэр, и этого больше не повторится. Смотрите, со мной все в порядке. Разве я похож на больного?

Стирлинга было непросто сбить с толку. Он видел, как повреждаются рассудком люди и посильнее Чаплина. Кроме того, несмотря на внешнюю собранность и рассудительность, что-то ему не нравилось в поведении инспектора.

– У тебя, похоже, был удар, Сандро, – произнес он. – Пойми, мы беспокоимся.

– Ничего страшного, – возразил Чаплин, стараясь держать себя в руках. – Просто переволновался.

Стирлинг недоверчиво покосился на него.

– Послушайте, – начал Алессандро, чувствуя, как теряет уверенность в себе, – я признаю, что немного… нервничал с тех пор, как выпустили Талискера. Но ведь это легко понять, верно? Особенно когда убийства начались снова. Пожалуйста, не отстраняйте меня от расследования. Я согласен на все, совершенно на все. Вам нужен мой опыт.

Это был его козырь, Стирлинг не мог не согласиться. Все, кто тогда занимался делом Талискера, давно ушли в отставку.

– Ну ладно, Сандро. Но возглавляю расследование я. – Старший инспектор покачался на стуле. – И если я в какой-то момент решу отстранить тебя, то никаких разговоров, никаких возражений. Согласен?

– Конечно, – улыбнулся Чаплин. – Так где он? Хочу присутствовать при допросе. Я знаю, как надо вести разговор.

– Если ты имеешь в виду Дункана Талискера, то его еще не арестовали, – спокойно заметил Стирлинг, внимательно наблюдая за реакцией Чаплина, пытаясь понять, все ли с ним в порядке.

– Почему, сэр? Разве он не главный подозреваемый?

– Подозрения с него не сняты, и, может быть, мы еще привезем его сегодня в участок. Но сначала взгляни на кое-что другое. Мы нашли волоски, явно не Талискера. – Чаплин нахмурился. – Иссиня-черные, а не рыжие, – объяснил Стирлинг. – А убитый был блондином. Сейчас их изучают в лаборатории. Теперь можешь идти, читай материалы по новому делу. Часа в четыре зайди ко мне. Я хочу познакомить тебя с одним человеком.

Дом Шулы многие назвали бы «шик-блеск». Она унаследовала от своих родителей четырехэтажное здание на Принсес-стрит. Спальня, в которой лежал Талискер, была настолько заставлена старинной мебелью лучших производителей, что становилось не по себе – казалось, будто лежишь в витрине антикварного магазина. Из-за плотных штор пробивались первые лучики утреннего света.

– Дункан, с тобой все в порядке? Скажи что-нибудь! – потребовала Шула.

Одну руку она все еще держала на выключателе лампы, а другой подтягивала покрывало к груди. Талискер обратил внимание на свободную белую ночную рубашку и что женщина лежит под одеялом, а он только под покрывалом. Дункан почувствовал смутное разочарование от того, что, похоже, любовниками они с Шулой не были. Это случилось между ними только однажды, очень давно.

– Да, со мной… со мной все в порядке. Просто не сразу понял, где я… Нам надо поговорить.

– Знаю, Дункан. Но сначала я сварю кофе. А ты лежи, я принесу все в постель. В доме страшно холодно по меньшей мере до полудня.

Он посмотрел ей вслед, зачарованный тем, как красиво ночная рубашка обрисовывает фигуру. Шула двигалась уверенно, не искала путь, выставив вперед руки, как должен бы слепой человек в комнате, забитой мебелью, а прошла уверенно, в нужный момент протянув руку к двери. Талискер понял, что она так давно живет здесь, что отлично знает, где что находится.

Когда молодая женщина вышла, он приподнялся в постели, ощущая ужасную усталость. Закрыв глаза, Дункан почти провалился в сон, и тут его настигли видения битвы в Руаннох Вере. Он увидел себя в пылу боя, как он рубил, колол, весь покрытый кровью… Да, ничего не скажешь, хорошенькое дельце – совсем потерял контроль над собой. Некоторые назвали то, как он сражал кораннидов, геройством, ему же стало противно. Не только потому, что твари были на редкость отвратительны, но и потому, что сам в некотором роде уподобился им, стал столь же бездумен, столь же жесток.

Дункан снова открыл глаза и потер их, отгоняя видение.

– Это не в счет, – сказал Чаплин, когда Талискер напомнил ему, что они все станут убийцами.

Воистину самое ужасное в кораннидах то, что они низводят противника до своего уровня перед тем, как убить его. Он в самом деле на какое-то мгновение перестал быть человеком.

Здесь, в Эдинбурге, люди считают, что он и есть такое чудовище…

Талискер окинул комнату взглядом, радуясь ее мягким, нежным тонам. Красиво, уютно. Он не помнил, как очутился здесь, в постели Шулы, но находиться здесь было очень приятно.

– Прошу. Кофе и печенье. – Хозяйка появилась в дверях с большим подносом в руках.

– Тебе помочь? – Талискер начал вставать.

– Справлюсь. Столик у кровати на месте или улетел посреди ночи со звонким пением? Ну вот, я так и знала, на месте.

Шула поставила поднос, забралась в кровать и поставила тарелку с печеньем между ними. Дункан взял одно и засунул его в рот. Вкус был немного странный, искусственный. Пахло ванилью, эмульгатором, заменителем сахара.