Текст книги "Комната наверху"

Автор книги: Милдред Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Свендсен кивнул.

– В кино. – Он взглянул на лестницу, зевнул и сел. Дворецкий положил газету.

– Ждете кого-нибудь?

Еще один кивок.

– Патрисию.

Уэймюллер вскинул брови.

– Забавно.

Свендсен перестал барабанить пальцами по столу и посмотрел на дворецкого.

– Что забавно?

– Что вы идете с ней.

– А что тут такого?

– Она глупа. А вы – нет. – Дворецкий говорил безразличным тоном, но пристально вглядывался в лицо Свендсена. Затем он спросил: – Почему вы стали шофером?

Свендсен отбивал дробь, словно и не слышал вопроса. Он опять взглянул на часы. Затем лениво спросил:

– А почему вы стали дворецким?

На губах Уэймюллера мелькнуло подобие улыбки.

– Вы не поверите, если я вам скажу.

– А вы попробуйте.

Уэймюллер задумчиво смотрел на шофера, улыбка исчезла без следа. Наконец он поднялся и подошел к раковине, чтобы выпить воды. Лицо его ничего не выражало.

– Вы когда-нибудь видели Киттен Корвит? – спросил Уэймюллер.

Свендсен оглядел на его узкое грубоватое лицо, волосы с проседью, хлипкую фигуру. Но дольше всего он смотрел в умные карие глаза. Свендсен медленно покачал головой.

– Нет.

На лестнице послышались шаги, и Уэймюллер вдруг затараторил:

– В «Виктории» идет хороший фильм, – сказал он непринужденно. – Про шахтеров. Критики…

– Опять вы о том же! – Это была Патрисия. На ней было черное платье с низким вырезом, все в блестках, на голове лихо сидела красная шляпка, тоже с блестками. В руках она держала черное пальто. – Сегодня не хочу смотреть на всяких там голодающих шахтеров. – Она скорчила рожицу, словно рассчитывая на сочувствие Свендсена. – Честное слово, когда он не требует, чтобы мы читали «Нью-Йорк-таймс», то норовит заставить нас смотреть на голодающих шахтеров. Он говорит, что только дураки читают…

Свендсен решительно взял ее под руку и повел к двери, на прощание кивнув Уэймюллеру.

Несмотря на ненастную погоду и слякоть на улицах, нью-йоркцы не сидели дома, а искали удовольствий. Тысячи машин, устремившихся в город, на подъезде к центру еле ползли. Толпы мужчин, женщин и даже детей фланировали по ярко освещенным улицам, брюки и спортивные куртки чередовались с норковыми шубками и дорогими платьями. Все бары и рестораны были полны. Громкая музыка лилась на улицы, смешиваясь с гомоном толпы.

Машина Свендсена и его спутницы проползла мимо «Капитолия», «Риволи», «Критериона». Наконец внимание Патрисии привлек фильм «Мельницы Господа». Вообще-то она собиралась пойти на мюзикл, но согласилась и на мелодраму.

Герой фильма был изувечен негодяем, и Патрисия сжала руку Свендсена. Возлюбленная героя проявила исключительное благородство, и Свендсен обнял Патрисию за плечи. Когда же негодяя должно было постигнуть возмездие, голова Патрисии уже лежала на плече спутника.

После фильма Свендсен помог ей надеть пальто и довольно долго ждал у дамской комнаты. Выйдя на холод, они протиснулись сквозь шумную толкающуюся толпу к Западной сорок пятой улице, где оставили машину.

Шофер усаживал Патрисию в машину, когда случайно поднял глаза и встретился взглядом с Хильдой, выходившей из театра «Империал» в компании знакомых. На мгновение она заколебалась, затем, ничего не говоря своим спутникам, направилась прямо к Свендсену.

– Мы увидели машину, когда приехали, – сказала она. – Вы ведь не были в театре, правда?

За ее спиной он увидел Дору, Фрэнсиса и Криса. Дора казалась недовольной.

– Нет, мы ходили в кино. – Он последовал ее примеру и не стал употреблять никаких имен и обращений.

При слове «мы» Хильда невольно заглянула мимо него в машину.

– Добрый вечер, мисс Хильда! – с неловкой улыбкой сказала Патрисия. Хильда смущенно взглянула на Свендсена и поспешно ответила:

– Добрый вечер, Патрисия.

– Хильда, я умираю с голоду! – нетерпеливо крикнула ей Дора.

– Иду! Э-э… доброй ночи. – Быстро повернувшись, она вернулась к Крису.

Патрисия улыбнулась Свендсену, когда он сел за руль.

– Она к вам неравнодушна.

Машина отъехала от тротуара.

– Где вы хотели бы поужинать? – Он смотрел только на дорогу, чтобы не наехать на пешеходов.

– Вы что, не слышали, что я сказала? Мне кажется, вы нравитесь Хильде Корвит. Большое везение для шофера. – Она лукаво взглянула на него.

Свендсен обнажил зубы в улыбке.

– Жаль, что ее сестра, Дора, не разделяет чувств Хильды.

– Да она всегда такая. Ужасно высокомерная!

– Вы так мне и не сказали, куда хотите поехать.

– Я выбирала фильм, – благодушно проговорила Патрисия. – Так что теперь выбор за вами.

Свендсен молча свернул на Бродвей, глядя вперед.

– Не правда ли, было здорово?

– Что? – рассеянно спросил он, быстро поворачивая руль, чтобы избежать столкновения с идущей впереди машиной.

– Кино. Правда, он выглядел ужасно, после того как этот – как его? – порезал ему лицо? Не знаю, как та девица решилась выйти за него замуж. Я бы близко не подошла к парню с таким лицом!

– А если бы вы были влюблены в него?

– Ну как бы я могла любить человека с такой внешностью? Можно было бы найти кого-нибудь другого. А вы когда-нибудь влюблялись?

Свендсен свернул на Пятьдесят первую улицу.

– Я когда-то получил два отказа от одной девушки со Стейтен-Айленда.

– А потом она согласилась?

– В конце концов, да.

– Так почему же вы не женаты?

Он остановился на Пятьдесят первой у ресторана «Майен».

– Речь шла не об этом.

Взяв ключ, он вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверцу для Патрисии. Они выбрали столик в дальнем углу. После десятиминутных размышлений и обсуждения меню, Патрисия решилась на «бренди-александер» и бифштекс. Свендсен заказал виски с содовой и отбивную.

– У вас красивое платье, – сказал он, когда официант отошел. – Корвиты, должно быть, неплохо платят.

– О, платят они хорошо. Это единственная причина, по которой я не ухожу. Вы знаете, жилье, еда, все бесплатно. Но все равно, я не жалею, что они уезжают.

– Почему?

– О, мне предлагали несколько отличных мест, где не надо было заниматься хозяйством. Я… – Подошел официант с напитками, и она умолкла. Потом сказала: – Я уже устала быть горничной. – Патрисия понизила голос и заозиралась. – Наверное, пойду в официантки. Только надо посмотреть, сколько платят. А вы так и останетесь шофером?

– Ага. Мне казалось, вы не жалеете об их отъезде, потому что возникли сложности.

– Господи, нет. По-моему, Корвиты не хуже других. Потом, это даже престижно, вы ведь понимаете. Он такая большая шишка, его имя вечно в газетах, и все такое. Ну, и деньги, конечно. Вы бы видели их дом в Поулинге! – Она манерно отпила глоточек белой жидкости из своего стакана, держа его двумя руками и поставив локти на стол.

– Должно быть, в такой семье работать непросто. Мальчик-подросток и больная.

– Ну, мальчик приезжает из школы только на выходные. А… ведь вы имеете в виду Киттен, правда? Она теперь вообще не требует забот. Раньше с ней было куда сложнее. Она вела себя так, как будто я ее персональная горничная. Патрисия, сделай то, Патрисия, пришей это, Патрисия, помоги мне надеть платье! Она любила покомандовать, как, впрочем, и все они. А Уэймюллер заставлял нас быть в десять раз аккуратнее, если мы обслуживали ее. Он считал ее богиней или чем-то вроде того. Вы знаете, в это трудно поверить, но иногда мне кажется, что он в нее влюблен. Ну не смешно ли?

Свендсен махнул рукой, подзывая официанта, и заказал бутылку бургундского к мясу.

– Подумать только, как все с ней носятся, – продолжала Патрисия, даже не заметив, что ее перебили. – Я бы не дала ей запираться в комнате и не стала бы носить ей туда еду и прочее. Это все мистер Корвит. Он всегда баловал ее и позволял делать что угодно. Ха! Как будто она младенец! Да она выше, чем он! Это отец дал ей такое дурацкое имя. Я никогда не слышала…

Патрисия умолкла, наблюдая, как официант наливает им вина. Отвлекшись от своего рассказа, она спросила:

– Это вы заказали?

Свендсен кивнул.

– Боже, мне, кажется, лучше не пить. – Она хихикнула. – Я слишком быстро пьянею.

– Только не от этого молочного коктейля! Так что с ней случилось?

– С кем? Ах, с Киттен. – Патрисия вернулась к предмету беседы. – Так что я говорила? Ах, ну да, я никогда не слышала, чтобы ее звали…

– А что с ней случилось?

– Она попала в аварию. Это всем известно.

– Но почему после аварии она начала прятаться от всех в запертой комнате?

– Что-то случилось с ее лицом. Она разбила его о ветровое стекло. – Хотя девушка старалась говорить бесстрастно, все-таки уголки ее рта дрогнули при этих словах. Шофер видел, как она опустила глаза, и ноздри ее чуть раздулись. – Говорят, что на него просто страшно смотреть.

Официант принес бифштексы и вино, но Патрисия уже не обращала на него внимания. Кое-как нарезая мясо, она продолжала свою речь.

– И не то чтобы она была такой уж красавицей. Не знаю, из-за чего все так с ума сходили. Она была не по-женски мускулистой. Прямо как… Ну, мне кажется, что девушка не должна быть такой… Мне кажется, нужно быть более женственной. А вам? – Свендсен кивнул, так как она ждала ответа, замерев с вилкой в руке. – А как она держала голову! Будто у нее позвоночник окаменел. Вы ведь знаете, как некоторые девицы ходят – будто аршин проглотили. – Патрисия помолчала и ее возбуждение улеглось. Она взглянула на свою тарелку, словно увидела ее впервые, потом сказала: – И все равно, у нее была куча поклонников. До аварии дом кишел ими.

– Может быть, кто-то приходил и к другим девушкам?

Патрисия опять оживилась. С удовольствием отпив большой глоток вина, она рассмеялась.

– Другие девушки! Просто смех! Вы видели сегодня этого Криса Гледхилла с Хильдой? Такого долговязого красавчика? Он один из приятелей Киттен. Теперь, когда он не может с ней видеться, начал всюду бывать с Хильдой.

Свендсен наполнил бокал Патрисии.

– Он тоже не встречается с Киттен?

Патрисия ничего не ответила. Потом она игриво сказала:

– Вы так сорите деньгами! Можно подумать, вы собираетесь меня напоить, чтобы воспользоваться этим. – Она отпила глоток и глупо рассмеялась.

– Так она видится с Крисом?

– Кто?

– Киттен.

– О! Конечно, нет. Неужели она позволит молодому человеку лицезреть себя в таком виде?

– А вы тоже ее никогда не видели?

Патрисия покачала головой, жадно глотая вино.

– Нет. Хотя, честно говоря, умираю от любопытства. – Слова выскочили сами собой, и она тут же спохватилась. – Я хотела сказать… Ну, тут любому было бы интересно.

– Подумать только, сидеть весь день взаперти и никогда никого не видеть! Я бы с ума сошел.

– Я не говорю, что она вообще никого не видит. Она разрешает людям постарше заходить к ней. На них-то ей наплевать. Вот сегодня приезжали родственники, и еще эта миссис Шонеман. Ну, мать этого Дориного красавчика, Фрэнсиса. Фрэнсис – единственный молодой человек, которого она принимает. Он ее врач. Тоже мне врач!

– А что, вы о нем не очень высокого мнения?

– Ну, на вид-то он ничего. Но у меня другое представление о врачах. Боже, если бы он начал меня осматривать… – Она захихикала. – Ну, вы понимаете. Я бы просто не позволила ему, вот и все. Я не думаю, что он… – Она замешкалась, подыскивая слово.

– Достаточно профессионален?

– Ну да. Профессионален. Я бы не подпустила его к себе, уж во всяком случае, не в качестве врача. Ни за что!

– Как ужасно, когда такое случается с молодой, хорошенькой девушкой, – задумчиво произнес Свендсен, внимательно наблюдая за реакцией Патрисии.

– Что вы… A-а, вы имеете в виду Киттен? – Девушка замялась, глядя в тарелку, потом пожала плечами. – Даже не знаю. Ведь она всегда имела все. Я считаю, что никто не может иметь все, что хочет, всю жизнь, правда?

Свендсен промолчал.

– У нее были и деньги, и сколько угодно нарядов. И ей никогда не приходилось работать. – Отодвинув тарелку, Патрисия грустно размышляла вслух: – И о ней всегда писали газеты. Все считали ее чем-то из ряда вон выходящим. А она была достаточно обыкновенная. – Горечь, накопившаяся за долгие месяцы созерцания чужого благоденствия, переполняла ее. – Знаете что? – Она посмотрела на него с каким-то детским вызовом. – Один из ее приятелей… не помню его имени. То есть, он мне не представлялся. Так вот, он всегда приходил в кухню и заигрывал со мной. Я ему действительно нравилась. Он был отличный парень. Очень высокий, черноволосый. Чем-то похожий на вас, только более… ну…

– Другой, – подсказал шофер.

– Да… да. Другой. – Патрисия посмотрела на него с подозрением, но лицо Свендсена было совершенно серьезным. – Он всегда говорил, что я выгляжу в точности как Люсиль Болл, только черноволосая. Он, кстати, не первый это заметил. Если вы посмотрите на меня под определенным углом, то, может быть, сами заметите. – Она чуть повернула головку и улыбнулась.

Свендсен подтвердил, что видит сходство.

– Ну, вот, он всегда приходил на кухню и делал вид, будто помогает. Большой был шутник. Каждый раз, когда Киттен приходила искать его, он обнимал другую служанку и прикидывался, что говорит с ней. Но при этом всегда подмигивал мне. Киттен тоже это видела. Но притворялась, что ей все равно. И твердила одно и то же. Мол, кухня – не место для… для игр. Чудовище! Она всегда несла чепуху. – Патрисия умолкла. Глаза ее потускнели. – Но он никуда меня не приглашал. – Она пустым взглядом посмотрела на Свендсена и взяла свой бокал. – Слишком строгих правил, наверное.

Появился официант и спросил, не желают ли они десерт. Свендсен отказался, но девушка ответила, что хочет пирога с черникой и шоколадного мороженого. Официант бросил на шофера смущенный взгляд, но тот лишь пожал плечами.

Когда официант, еще раз взглянув на Свендсена, поставил заказ на столик, Патрисия внезапно сказала:

– Я чувствую себя как-то странно. – Ее взор блуждал, а лицо раскраснелось.

– Вам будет лучше на свежем воздухе, – сказал Свендсен. – Но может быть, не стоит есть пирог?

– Нет-нет. Это мне не повредит, – заверила она его, кладя мороженое поверх пирога и отправляя ложку этой смеси себе в рот. Одна ягода упала в тарелку. – Обожаю сладкое. Моя подруга Лоретта ужасно мне завидует, потому что я могу есть сколько угодно сладостей, и мне никогда не бывает плохо. Она всегда говорит мне: «Патрисия, твой прекрасный цвет лица…»

– Мне кажется, что у Киттен должны быть подруги, которые навещают ее.

– Что? – Она заморгала, стараясь сосредоточиться. Несколько ягод упало на платье, но Патрисия даже не заметила этого.

– Почти у всех девушек есть подруги. У вас – Лоретта. А у Киттен была лучшая подруга?

– Лучшая подруга? – неуверенно произнесла Патрисия, тупо глядя по сторонам мутными глазами. Вдруг она заметила пятно на платье. – Ой! Посмотрите, что я наделала!

Бормоча что-то успокаивающее, шофер смочил салфетку и начал старательно оттирать пятно. Наконец оно почти исчезло.

Патрисия хихикнула.

– А вы делаетесь нахальным.

Свендсен положил салфетку на стол и сел. Девушка виновато оглянулась, боясь, что на нее смотрят, но никто не обращал внимания, и она снова занялась пирогом.

– А были ли у Киттен близкие подруги, которые и сейчас навещают ее? – опять спросил Свендсен.

– Что?

– Подруги должны были приходить. Это естественно.

– А! – Патрисия попыталась сосредоточиться. – Господи, конечно, нет. Ее все ненавидели. Они только радовались ее уродству, и она это прекрасно знает. – На лице Патрисии появилось философское выражение. Подумав, она добавила: – Они тянулись к ней просто потому, что она была в центре внимания. Вы замечали, как девушки тянутся к тем, кто пользуется успехом? Когда я училась в школе, было так же. Парни ухаживали за мной, и остальные девочки…

– Так, значит, они радовались ее несчастью, – повторил шофер. – А кто, по-вашему, радовался больше всех?

– Что? – Патрисия заморгала.

Глубоко вздохнув, Свендсен наклонился и отпил кофе.

– Просто подумал, кто мог бы радоваться беде Киттен?

– Господи, да почти все, – сказала Патрисия, беззаботно пожав плечами. – Могу поспорить, что миссис Льюисон не очень-то расстроилась. Конечно, она замужем, и все такое, но мне кажется, что она завидует Киттен. Не знаю почему. Они редко бывали в одной компании. Но я заметила, что она ненавидит Киттен. Впрочем, не она одна. Ее все ненавидят. Я имею в виду девушек.

Неожиданно взгляд Патрисии сделался более осмысленным. Она поколебалась, облизывая губы, потом подалась к Свендсену и уставилась на него.

– Хотите, скажу кое-что?

Шофер не выказал любопытства. Разве что глаза стали более сосредоточенными.

– Что?

– Не знаю, стоит ли вам об этом рассказывать. – Ее лицо раскраснелось и вспотело, а платье стало мокрым под мышками. – Вы не проболтаетесь? Я имею в виду Корвитов или Уэймюллера.

Он покачал головой.

– Вы знаете, что в газетах писали, будто бы Киттен была одна в машине, когда случилась авария?

– Да, и что?

– На самом деле, я думаю, все было не так.

– Правда? – мягко спросил шофер.

– Да. Иногда мне кажется, что кто-то нарочно разбил ее лицо о ветровое стекло.

Свендсен оставил в покое чайную ложку. Положив руки на столик, он внимательно изучал их.

– Это было бы нелегко. Стекло небьющееся. Почему вы так думаете?

– Но ведь столько людей были бы только рады…

Он вздохнул.

– Так это только догадки?

– А как она добралась бы до дома с такими порезами?

– А что ей было делать, если вокруг никого? Кроме того, неужели она стала бы молчать?

– Вы не знаете эту семью! Они сделают все, чтобы только о них не судачили, – в ее голосе зазвучали упрямые нотки. – Но это еще не все. Вообще-то я не должна вам этого говорить… Я обещала кухарке, что буду молчать. Она взбеленится, если узнает, что я болтала. Вы точно никому не скажете?

Свендсен опять кивнул.

– Так вот. В день аварии кухарка вышла на улицу, чтобы бросить старые газеты в мусорный бак. Мне казалось, что перед этим я слышала звонок в дверь. В общем, она сказала, что видела, как уехала Киттен. И кто-то еще был с ней в машине. – Патрисия прищурилась. – Что вы об этом думаете?

– А не могла она высадить своего пассажира до аварии?

– Да, но… Они-то говорят, что она вообще поехала одна.

Свендсен не отрывал глаз от своих рук.

– А кухарка не видела, кто это был?

– Нет, она не знает. Она же видела их только мельком. Даже не знает, мужчина это был или женщина.

– Понимаю. – Рука, сжимавшая ручку чашки, расслабилась. Он встал. – Ну, пойдемте?

* * *

Дверь тихо закрылась, чиркнув по ковру. Тусклый сумеречный свет, проникший из коридора, упал на овальный предмет на стене.

В комнате наверху пациентка разглядывала маленького медного пловца, прикрепленного к деревянному овалу. Он присел, готовясь броситься в воду. Перевернув доску, она посмотрела на надпись, выгравированную на обороте: «Первое место по прыжкам с вышки. Киттен Корвит». Пациентка снова повесила доску на место и, подойдя к туалетному столику, взяла красную тетрадь с золотым обрезом. Склонив голову, она молча и неподвижно вглядывалась в страницы.

«Сегодня мы ходили на соревнования по плаванию. Я участвовала в заплывах на спине и кролем, но ничего не выиграла. Киттен выиграла два первых приза, один за кроль, второй – за прыжки в воду. Все восторгались ею. Потом к ней подошел тренер и спросил, не хочет ли она заняться плаванием профессионально. Она сказала, что никогда об этом не думала, и он ответил, что подумать следовало бы. Но она заявила, что плавает только для собственного удовольствия…»

7
Понедельник, 14 февраля, вечер

Разглядывая карточки и отбрасывая их в сторону, Хильда ставила «да» или «нет» против соответствующего имени в лежащем перед ней списке.

– Получив приглашения полтора месяца назад, они могли бы и не тянуть с ответом до последней недели, – сердито пробормотала она. Лампа на письменном столе в кабинете тускло освещала ее темноволосую голову, склоняющуюся то к карточкам, то к списку.

– Большинство из них собирается прийти, так, Хильда? – спросила Дора, изучая листок бумаги, лежавший у нее на коленях.

Хильда кивнула. Ее взгляд почему-то все время устремлялся на портьеры, закрывающие стеклянные двери на террасу, как будто она кого-то ждала.

– Да, вряд ли нам будет легко. – Бросив лист бумаги на диван, Дора закинула ногу на ногу и вытянула руку. Сполохи огня заиграли на квадратном бриллианте. – Лучше пусть он остается один, Фрэнсис. В окружении других камней он будет выглядеть тяжеловато.

Фрэнсис развалился рядом с ней на диване, вытянув ноги и сонно глядя в камин.

– А выпивки будет достаточно?

– Целый ящик шампанского специально для тебя.

– Еще бы, ты же знаешь, что трезвым меня к алтарю не притащишь. Ручаюсь, ты всем говоришь, что это я сделал тебе предложение. А я просто невинная жертва. Это ты все обстряпала. Ты виляла попкой, ты натиралась благовониями и шуршала шелковым бельем. А я только и сделал, что выдавил пару слов.

Дора достала сигареты и закурила. Выдув струю дыма в сторону камина, она сказала:

– Я хочу, чтобы свадьба была в ратуше.

Миссис Корвит, которая сидела на диване у стены, слушая новости по радио, посмотрела на дочь. Хильда тоже подняла голову.

– Хотелось бы обойтись без всей этой суматохи и шума, – добавила Дора, раздраженно повышая голос и переводя взгляд с сестры на мать. – Стоит ли сейчас беспокоиться о…

– Дора, мы же все это обсуждали, – устало сказала миссис Корвит и выключила радио. – Приглашения уже были разосланы.

– Знаю. Но если бы я могла, то отменила бы все.

– Что? Свадьбу? – Фрэнсис ухмыльнулся.

– Причем именно здесь, в доме, – продолжала Дора, не обращая на него внимания. – Это все равно что самим навлекать на себя…

– Но ведь ничего грандиозного не будет, Дора, – тихо сказала Хильда. – Люди примут во внимание, что мы… уезжаем.

– Отец со мной согласен. – Дора сделала две затяжки и сердито раздавила сигарету в пепельнице.

– Кстати, где он сегодня? – спросил Фрэнсис. – Опять где-нибудь напивается?

– Нет, – грубовато ответила Дора. – Сегодня вечером он заигрывает с горничными.

– Блестящая мысль! Я и сам не прочь приударить за Патрисией.

Рассеянно слушавшая этот разговор Хильда мгновенно отвернулась к своим бумагам.

– Он наверху, Фрэнсис. Читает, – сказала миссис Корвит.

– Да еще это белое платье! – продолжала Дора. – Только лишние неудобства!

– Хильда терпит точно такие же неудобства, – ответила миссис Корвит. – Подружка невесты тоже надевает специальное платье.

Дора вздохнула.

– Хильда – просто ангел! – сухо заметила она.

– Послушай, Дора, – тихо, но с нажимом проговорила ее мать, – все должно быть как у людей. Мы не можем допустить, чтобы начались разговоры.

– Если бы только это было не дома, мама!

Сложив руки на коленях, миссис Корвит решительно сказала:

– В приглашениях…

Зазвонил дверной звонок. На миг все в комнате замерли, потом вошел Уэймюллер и доложил о приходе мистера и миссис Льюисон. Последовало короткое напряженное молчание.

Смиренно вздохнув, миссис Корвит сказала:

– Проводите их сюда, Уэймюллер.

Когда дворецкий вышел, Дора откинула со лба волосы и пробормотала:

– Она, должно быть, спятила – привести сюда Спенса!

– В приглашениях говорится «у нас дома», – закончила миссис Корвит, как если бы ее не прерывали. – И мы не будем ничего менять.

– Лучше проверить, все ли ножи на месте, – с ухмылкой сказал Фрэнсис.

Миссис Корвит озадаченно посмотрела на него.

– Ножи?

– Ш-ш! – сказала Дора.

Хелен беспечно впорхнула в комнату. За ней шел маленький, тощий и бледный белобрысый человечек.

– Какая идиллия! – заметила она, останавливаясь посредине комнаты. – Единственное, чего не хватает, так это качалки. – Фрэнсис встал, сделал Хелен комплимент и проводил ее к дивану. – А тебе, Фрэнсис… – продолжала она, – тебе надо бы держать моток шерсти. Ты прекрасно смотрелся бы с ним. А ты что делаешь, Хильда? О, простите меня, миссис Корвит, здравствуйте.

– Читаю ответы на приглашения на свадьбу, – ответила Хильда. – Ваш пришел последним.

– А, свадьба! – воскликнула Хелен, садясь между Фрэнсисом и Дорой; ее муж устроился на диване напротив. – Я могла бы и вовсе не отвечать. Вы же знаете, свадьбу я ни за что не пропущу.

Тихо вошедший Уэймюллер поставил на стол сифон, бутылку, оплетенную цветной соломкой, лед и стаканы и так же тихо вышел.

– Я, наверное, поеду завтра в город и куплю наряд, – продолжала Хелен. – Налей мне чего-нибудь, Фрэнсис, милый. Я решила затмить невесту. Я видела такое платье…

– Помнишь то черное, с разрезами? – подал голос ее муж. – Оно тебе пойдет. Броское и смелое. – У него был выговор английского актера. Костлявое лицо с высокими скулами источало аромат дорогого лосьона, в одежде преобладали голубой и серый цвета.

– И почему зимой женщины облачаются в траур? – поспешно вставил Фрэнсис. – Ты, Хелен, рождена для ярких нарядов.

Но Хелен не обратила на него внимания. Напрягшись, как змея перед броском, она медленно повернулась к мужу. Снова вошел Уэймюллер и объявил о приходе мистера Гледхилла.

Не обращая внимания на дворецкого, Хелен прошипела сквозь зубы:

– А тебе пошло бы голубое. Очень мило и женственно.

Быстро поднявшись, Дора сказала:

– Проводите его сюда, Уэймюллер.

На долю секунды дворецкий замешкался, обводя глазами комнату. Затем склонил голову и вышел.

В комнате было тихо. Спенсер не ответил Хелен, только сдавленно хихикнул. Он даже не покраснел. Хильда перебирала бумаги, а Дора начала смешивать напитки, звеня бокалами.

– Всем привет! – сказал Крис Гледхилл. Его лицо разрумянилось на холоде, волосы были взъерошены. Он сел подле миссис Корвит и потер руки, явно не замечая напряженной тишины в комнате.

– Привет, Крис, – сказала Дора, подавая ему стакан. Он слегка удивился и машинально принял угощение. – Что, я как-то не так выгляжу? – спросил он, улыбаясь. – Похоже, что мне не терпится промочить горло?

– Это гостеприимство Корвитов, – пояснил Фрэнсис. – Они всех приходящих встречают у дверей со стаканом в руке. Если гость в состоянии удержать бокал, его пускают в дом.

Вздохнув, Хильда закрыла конторку и встала.

– Придут все, кроме семнадцати человек.

– Не выходи замуж слишком часто, Дора, – сказал Фрэнсис. – Это вконец изнурит Хильду.

– А ты не захочешь всю жизнь жить с одной женщиной, правда, Фрэнсис? – спросила Хелен, глядя на него и благополучно забыв о муже.

– Я говорил об одной жене, а не об одной женщине.

Все прислушивались к их беседе. Вскоре Спенсер поднялся и подошел к миссис Корвит и Крису. Потом к ним присоединилась и Дора. Только Хильда в одиночестве смотрела на огонь и слушала обрывки разговора Хелен и Фрэнсиса. Элла Уинтерс играет в пьесе «За холмом» с накладными ресницами. На сцене и дурнушка может стать неотразимой красавицей. Неужели? Конечно, посмотри на Хелен Хэйз!

Хильда сонно прикрыла глаза и откинулась на подушки, разбросав ноги и слегка согнув их в коленях. Она не заметила, как Хелен и Фрэнсис поднялись, чтобы перейти в музыкальный салон. Чуть приоткрыв глаза, она следила за оранжевыми язычками пламени, пляшущими в камине.

Взрыв смеха заставил ее вздрогнуть и поднять голову. Крис с улыбкой смотрел на нее, облокотившись о камин.

– Ты похожа на одну из тех кукол… Как их называют? Лоскутики?

Хильда с легким смущением протерла глаза.

– Но почему? Ведь у меня не рваное платье.

– Я имею в виду твою позу.

– Ой! – Хильда выпрямилась и сдвинула колени, не зная, куда девать руки. – Садись сюда, – пригласила она, похлопав по дивану.

Но Крис уже не смотрел на нее. Хильда замерла, увидев, как он взял в руки игрушечного котенка. Он принялся тянуть за бечевки, заставляя зверька ползать вверх и вниз, в свете камина его лицо вдруг сделалось одухотворенным и выразительным.

Почувствовав на себе взгляд Хильды, он смущенно поставил котенка на каминную полку, сел и сказал:

– Она столько времени хранит его!

– Да. – Хильда водила пальцем по колену, потупив взор.

– Никогда не видел, чтобы человек был так привязан к какой-то вещи. Она хранит его уже четырнадцать лет.

Хильда не ответила. Крис наклонился к столу, наполнил два бокала и протянул один ей.

– Как она поживает? – спросил он, глядя в огонь.

– Все так же.

– А шум ей не мешает? – Он кивком указал на музыкальный салон, где Хелен и Фрэнсис распевали «Дорогую Нелли Грей».

Хильда покачала головой.

Наступило молчание. В дальнем конце комнаты Спенсер сказал что-то о леопарде и его пятнах. Дора рассмеялась. Затем их голоса опять зазвучали приглушенно.

– Ярмарка графства Датчесс, – задумчиво сказал Крис, отпив глоток, и принялся перекатывать стакан в своих больших загорелых руках. Он не слышал ответа Хильды и больше не пел.

Хильда смахнула пылинку с рукава платья и промолчала.

– Моя мать взяла меня туда, чтобы посмотреть на зверюшек, которых раздавали в качестве призов, – продолжал он, как бы говоря сам с собой. – Помню, я увидел, что все дети толпятся у киоска с игрушками, и пошел посмотреть, что же там такое. Это была игрушечная обезьянка. Продавец заставлял ее лазать по веревочке. Это казалось волшебством, и я выклянчил у матери денег на такую игрушку.

Крис рассеянно отпил глоток, а потом поставил стакан на левую ладонь.

– А потом я заметил котенка из синего стекла. Уже тогда он напомнил мне о глазах Киттен. И я решил купить игрушку ей, а не себе. – Вертя в руках стакан, он издал странный гортанный звук, не то кашель, не то смешок. – Боже, как он ей понравился!

Хильда молчала. Огненные блики играли на ее напряженном бледном лице, оттеняя морщинку меж сведенных бровей. Наконец она глубоко вздохнула и посмотрела на руки Криса, теребящие стакан.

– Как ты думаешь, почему она до сих пор хранит котенка?

Крис не поднял глаз, но его руки неподвижно застыли.

Последовало короткое молчание. Потом девушка заговорила. Ее голос звучал хрипло.

– Это был первый подарок, который Киттен получила от мужчины. Она всем это рассказывает. Шутливо, конечно. – Хильда увидела, как поникли его плечи и застыло лицо.

– Крис, почему ты приглашаешь меня, куда бы ни шел?

Вопрос застал его врасплох. Вздрогнув, он посмотрел на Хильду и зарделся. Румянец залил его лицо и шею. Поставив стакан, Крис достал трубку и кисет. Набивая трубку, он сказал:

– Почему ты спрашиваешь?

– Вообще-то это даже не вопрос. – Она с силой сжала руки. – Я и так знаю. Ты не обращал на меня внимания, пока мог общаться с Киттен. Ты был ее поклонником с тех пор, как она начала ходить. Ты приглашал ее в свидетели всех знаменательных событий своей жизни, если она не отказывалась. Теперь ты приглашаешь меня. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты ведь просто тянешь время, правда? Ты всюду ходишь со мной, а сам ждешь, когда она согласится снова принять тебя. Разве не так, Крис?

Он держал в руке трубку, забыв раскурить ее. Не слыша ответа, Хильда подалась к Крису и заглянула ему в глаза.

– Мы никогда не видели друг в друге объект страсти, Крис. Это меня устраивает. Но я не желаю, чтобы меня считали слепой.