Текст книги "Комната наверху"

Автор книги: Милдред Дэвис

– А мне вообще хочется собрать вещи и уехать немедленно, – быстро сказала Хильда. – Сегодня или завтра.

Дора взглянула на мать, та покачала головой.

– Она хочет сбежать, никому не говоря, даже слугам.

– Не говорить слугам? – медленно переспросила Дора. – Но как же…

– Конечно, это невозможно. Это я ей и пыталась объяснить.

– Но… у нас было так много неприятностей… – Хильда запнулась. – Люди решат, что это естественно…

– Мы уедем в воскресенье, – сказала миссис Корвит, вставая. – Я сегодня поговорю с Ледом.

Дора тоже поднялась и направилась к лестнице. Положив руку на перила, она вполголоса проговорила:

– Если топор прежде не упадет.

* * *

На кровати громоздились кучи белья, костюмов, платьев, жакетов. Около большого кресла были составлены шляпные коробки и обувь. Два объемистых пустых чемодана стояли у двери.

В комнате наверху пациентка прервала сборы и стала разглядывать желтое платье из органзы с широкой юбкой. Вдруг она решительно натянула его на себя. Платье повисло мешком, талия оказалась слишком низко, подол касался пола. Вскоре пациентка сняла платье и подошла к туалетному столику. Сборы были забыты, стоило ей начать переворачивать странички маленькой красной тетрадки с золотым обрезом.

«Я начала замечать это недели две назад. Думаю, это началось на дне рождения Грейс, куда она надела желтое платье. Я даже не знала, что у нее есть это платье. Должно быть, она слышала, как мы говорили о нем, а потом тайком купила. И это – после того, как у меня не хватило на него денег! В нем она казалась очень взрослой, и он начал смотреть на нее как-то по-новому. Я видела, как в его глазах появляется это выражение, и знала, что это опять произойдет. Я видела, как это начинается. Так же, как и в прошлом. Потом он достал билеты на пьесу, которую я видела, поэтому он пошел с ней. Вчера он пригласил ее поиграть в гольф, потому что я не умею. Все начинается снова. Все идет точно так же…»

17
Среда, 23 февраля, утро

Свендсен удивленно остановился на пороге кухни и огляделся. Тут царил беспорядок. Газеты, мебель и вещи были разбросаны по всей кухне, а стулья, не загроможденные разными горшками и сковородками, использовались вместо стремянок.

Стоя на стуле, Патрисия вынимала из шкафа тарелки и передавала другой горничной, которая перекладывала их газетами и ставила в деревянную кадку. Дворецкий заворачивал серебро, а кухарка бегала из кухни в буфетную, опустошая полки.

Патрисия, ворчавшая себе под нос что-то про «всю эту проклятую работу», остановилась, увидев Свендсена. Поджав губы, она угрюмо отвернулась.

– Что тут происходит? – спросил шофер.

Поскольку все промолчали, ответила кухарка:

– Они решили уехать в воскресенье.

Собиравшийся бросить пальто на стул прямо поверх сковородок, Свендсен замер и уставился на нее.

– В воскресенье? В это воскресенье?

– Да. Мистер Корвит закончил дела быстрее, чем рассчитывал. Поэтому они уезжают раньше.

Шофер бросил пальто и отставил несколько сковородок, чтобы было, куда сесть. Потом он сказал:

– Забавно. Старик ничего не говорил мне по дороге на работу.

Тарелка выскользнула из рук Патрисии и разбилась. Сердито ругаясь, она слезла со стула, чтобы собрать осколки.

– Лично я буду искать место продавщицы, – пробормотала она.

– Чтобы быть продавщицей, надо хоть немного соображать, – бросила другая горничная.

– Ой, занимайся своими делами! – окрысилась Патрисия. Затем, повернувшись к Свендсену, она сказала: – Они же не обязаны спрашивать своих, работников, когда им лучше уезжать!

– Не надо срывать на мне зло за разбитую тарелку, – мягко сказал шофер. – Мне просто казалось, что, когда твой наниматель делает ноги, он обычно предупреждает об этом. – Он закурил и продолжал, не вынимая сигарету изо рта. – И когда они это решили?

– Что значит «делает ноги»? – спросил Уэймюллер, не поднимая глаз от серебра.

Свендсен с удивлением посмотрел на него.

– «Делает ноги»? – повторил он. – Но это же просто выражение. А что?

Его собеседник пожал плечами.

– Ничего. Странное выражение.

– Так или иначе, – вмешалась Патрисия, – можешь не волноваться. Они платят за месяц вперед.

Свендсен выдул струю дыма в ее сторону.

– Отлично, – мрачно произнес он. – Это меняет дело. – Он наблюдал, как вытянулось ее тело, когда она полезла за очередной тарелкой. Дверца стенного шкафа случайно захлопнулась, и Патрисия резко отдернула руку. Посасывая палец, она опять стала чертыхаться.

Поднявшись, шофер подошел к раковине, погасил окурок о край урны и бросил его туда.

– Ну, что ж, если мы собираемся, Уэймюллер, мне хотелось бы получить ту книгу по механике, которую я вам одолжил. Хочу кое-что перечитать.

Дворецкий на миг поднял на него глаза, и снова занялся сборами. Отставив полную коробку серебра, он потянулся за пустым ящиком.

– Я отдам ее вам сегодня же вечером.

Свендсен хотел было что-то сказать, но раздался звонок. Уронив ложку, Уэймюллер выпрямился. Он надел пиджак, даже не поправив засученные рукава, и поспешил к двери.

– Уэймюллер! – позвал Свендсен. Дворецкий остановился.

– Вы не спросите миссис Корвит, могу ли я как-то помочь со сборами? Может быть, надо снести чемоданы вниз?

Его голос звучал непринужденно, но Патрисия бросила на него мрачный взгляд. Передавая вниз очередную стопку тарелок, она язвительно сказала:

– Ты зря теряешь время. Мисс Корвит – мисс Хильды Корвит! – сейчас нет дома.

– Я передам ей, – сказал Уэймюллер и вышел через крутящиеся двери.

Свендсен посмотрел на ногу Патрисии, когда она наклонилась, чтобы закрыть дверцы.

– Ну что ж, – сказал он, – может быть, мисс Корвит – Мисс Дора Корвит! – сейчас дома. – Он принялся рассеянно чистить ногти.

– У нее полно других дел, ей некогда думать о шоферах.

– Жаль, что у тебя их нет, – раздраженно заметила другая горничная, когда Патрисия едва не разбила еще одну тарелку.

– Что, только миссис Корвит дома? – спросил Свендсен, предупреждая ответ красной от злости Патрисии. Он продолжал чистить ногти, не поднимая глаз.

Вернулся Уэймюллер. Свендсен вопросительно посмотрел на него.

– Миссис Корвит хочет, чтобы ты собрала свои вещи немедленно, Патрисия, – сказал он.

Ворча, Патрисия поставила обратно тарелки, которые держала в руках, и слезла на пол. Не обращая внимания на возмущенный взгляд другой горничной, она расправила плечи и разгладила перед своего форменного платья.

– Я точно стану продавщицей.

– Так миссис Корвит хочет, чтобы я помог? – спросил Свендсен.

– Даже не рассчитывай на что-то лучшее, чем маленькая лавчонка, – сказала Патрисии другая горничная.

Патрисия прищурилась.

– А ты не рассчитывай на нечто лучшее, чем общественный туалет! – выпалила она и исчезла в небольшой туалетной комнате.

– Нет, она не хочет, – ответил дворецкий Свендсену. Он снял пиджак и опять занялся серебром. – Честно говоря, она довольно странно посмотрела на меня, когда я это предложил.

Явно утратив интерес к этому вопросу, шофер придвинул стул к стене и сел, раскачиваясь на задних ножках. Он заложил руки за голову и принялся насвистывать. Затем закурил еще одну сигарету. В кухне царило молчание, поскольку все остальные занимались делом. Свежеумытая и причесанная, из туалета вышла Патрисия и прошагала мимо него, не сказав ни слова. Лишь звяканье тарелок и кастрюль нарушало тишину. Свендсен курил.

Через некоторое время он громко зевнул и со стуком опустил передние ножки стула на пол. Затушив окурок каблуком, он потянулся и встал.

– Пожалуй, поднимусь наверх и заберу эту книгу по механике, если вы не возражаете, – сказал он Уэймюллеру. Тот бросил на шофера удивленный взгляд. – Мне все равно нечего делать, так хоть почитаю.

Дворецкий заколебался.

– Если уж вам приспичило, – медленно сказал он, – я сам поднимусь и принесу ее.

– А, ладно, – поспешно ответил Свендсен. – Не беспокойтесь. Я почитаю газету.

Уэймюллер мрачно посмотрел на него и вернулся к работе. Время от времени он бросал на шофера задумчивые взгляды.

Подчеркнуто безразличный к происходящему, Свендсен, казалось, увлекся «Дейли-ньюс». Он был совершенно невозмутим. Время шло, кухарка и горничная молча работали, а Уэймюллер начал накрывать стол в столовой. Вскоре появилась Патрисия и с недовольным видом принялась готовить обед для слуг.

Минуты шли. Пальцы Свендсена начали потихоньку отрывать маленькие клочки от края газеты. Он посмотрел на часы. Почти час. В соседней комнате послышалось звяканье посуды и чьи-то голоса. Уэймюллер сновал с ношей между кухней и столовой. Патрисия пробубнила что-то о людях, которые ничего не делают, когда другие работают, но Свендсен ее не слышал. Через неравные промежутки времени он переворачивал страницы газеты и смотрел на них невидящим взором. Люди, которые читают чужие газеты, стали следующей мишенью для гнева Патрисии. Наконец кухарка пригласила всех за стол, и они принялись за суп и салат из цыпленка. Обед прошел быстро и в молчании, все были слишком заняты, чтобы тратить время на разговоры.

Первой встав из-за стола, Патрисия убежала наверх. Свендсен поднялся вторым и вернулся к своему стулу и газете, снова углубившись в чтение. Уэймюллер принялся носить посуду и серебро, а кухарка и горничная убирали со стола. Время шло, Свендсен покусывал нижнюю губу, так что она стала ярко-красной. Час сорок пять. Наконец горничная оторвалась от работы и поднялась по черной лестнице.

Уэймюллер и кухарка продолжали возиться в кухне. Свендсен сказал, что неплохо бы пойти прилечь, но потом передумал и опять уткнулся в газету. Его пальцы продолжали отщипывать тонкие полоски бумаги с краев. Два десять. У Свендсена вспотел лоб. Он оттянул пальцем воротник.

Согласившись, что прилечь и впрямь неплохо, кухарка поправила передник и пошла наверх. Дворецкий продолжал суетиться. Пальцы Свендсена скатывали бумажные шарики. Он опять зевнул, но не пошевелился. Дворецкий бесшумно протирал серебряные подносы, сахарницы, соусники. Свендсен крепче сжал края газеты и глубоко вздохнул. Его воротник уже промок насквозь.

Зазвенел звонок у входной двери. Прежде чем Уэймюллер успел пошевелиться, шофер встал и взял свое пальто.

– Ну, я, наверное, пойду к себе, – сказал он, зевая.

Дворецкий положил тряпку, оправил пиджак и пошел к вращающейся двери. Едва он скрылся за ней, Свендсен забыл о своей сонливости. Его взгляд мгновенно сделался цепким и внимательным. Накинув пальто, он быстро направился к черной лестнице. На миг он замер в темном коридоре и прислушался. Наверху было тихо. Поставив ногу на ступеньку, он вдруг стал как вкопанный.

– Свендсен! – прозвучал холодный властный голос за спиной шофера.

Он обернулся не сразу. Голос явно принадлежал человеку, который привык командовать. Шофер почувствовал, как вспотели ладони, и вытер их о брюки. Затем, медленно сняв ногу со ступеньки, он вернулся в кухню.

В дверях столовой стояла миссис Корвит. Ее бледное лицо раскраснелось, глаза, обычно спокойные, метали молнии.

– Куда вы идете? – резко спросила она.

Шофер посмотрел ей в глаза и растерянно, с легкой обидой, произнес:

– Мэм?

Миссис Корвит, казалось, напряглась еще больше. Ее руки сжались, она явно прилагала усилия, чтобы держать их неподвижно. Очень медленно она повторила:

– Я спрашиваю, куда вы идете?

– А! – Свендсен наконец-то понял ее. – Наверх, мэм, – сказал он, словно это само собой разумелось, и отвернулся, как будто считал разговор оконченным.

– Свендсен! – Ее возглас, еще более громкий и резкий, остановил его. – Пожалуйста, скажите мне, куда вы идете и зачем. – Она едва сдерживала гнев.

– Я хочу подняться к Уэймюллеру, мэм, – поспешно объяснил он. – Я одолжил ему книгу и хочу забрать ее. – Он умолк с обиженным видом. Ни дать ни взять оскорбленная добродетель.

Миссис Корвит с каменным лицом смотрела на него. Ее твердый взгляд сделался усталым, румянец стал чуть бледнее. Наконец ее плечи поникли.

– Я велю Уэймюллеру принести ее, когда он освободится, – сказала она, продолжая неподвижно стоять на месте.

– Разве я не могу взять ее сейчас, мэм?

– Уэймюллер отдаст ее вам сегодня вечером, – твердо сказала она.

Свендсен решил не спорить.

– Да, мэм. – Ощущая на себе ее взгляд, он пересек кухню и вышел из дома, ни разу не обернувшись.

Зайдя за угол, Свендсен зашагал быстрее, покусывая нижнюю губу и поддавая ногой ледышки. Холод вынудил его поднять воротник и засунуть руки в карманы. Он задумчиво сморщил лоб.

Войдя к себе, шофер поднял трубку телефона и набрал номер. В ожидании ответа он продолжал нервно покусывать губу.

– Францер?.. Март?.. Послушай, они… Джин, конечно. А ты думал кто? Они уезжают в воскресенье… Да, наверное, смогу… Я пробовал сегодня, но хозяйка остановила меня. Я поднимался наверх… Нет, я заговорил ей зубы… Я не уверен, но завтра у слуг будет выходной, и мадам обычно отвозит их на станцию… Да, может быть… Что?.. Ну, я попробую. Иначе придется послать людей дежурить на вокзале… Да, я выясню… Хорошо.

18
Четверг, 24 февраля, позднее утро

Он терпеливо ждал. Его пальто лежало на кровати, а связка ключей – на комоде. Свендсен пододвинул стул к окну и, взгромоздив ноги на подоконник, стал покачиваться взад-вперед, наблюдая за домом.

Вскоре на улицу вышла Хильда, закутанная в бобровую шубку, и поспешила к гаражу. Он услышал внизу шаги, а затем – урчание мотора. Оранжевая машина выехала на дорожку и остановилась у парадной двери.

Из дома вышла миссис Корвит в сопровождении служанок и Уэймюллера, она села рядом с дочерью. Слуги устроились сзади. Машина вырулила на дорогу и покатила к железнодорожной станции. Было 11.08.

Шофер продолжал наблюдение. Облака плыли по небу, и временами темные мерцающие окна отражали бледное солнце, а крыша из грязно-желтой превращалась в серую. В 11.20 из-за угла дома появилась кухарка и направилась к соседнему дому.

Примерно через четверть часа с парадного крыльца спустилась Дора. Вместо того чтобы войти в гараж, она пешком отправилась на станцию.

Свендсен поднялся. Взглянув на часы, он накинул пальто, бросил в карман ключи и спустился в гараж. Поколебавшись секунду, сунул в карман банку машинного масла и пошел к дому.

Через окно он увидел, что кухня пуста. Бесшумно открыв дверь, шофер на миг остановился на пороге, прислушиваясь. Ни звука. Он прошел через кухню и толкнул вращающиеся двери. В столовой также никого не было. Дав глазам привыкнуть к полумраку комнаты с ее стульями с жесткими спинками и длинным полированным столом, Свендсен прошел через холодную гостиную. Камин не горел, высокие окна были закрыты шторами.

У подножия лестницы он заколебался. Казалось, чем выше, тем она темнее, верхние ступеньки и вовсе терялись во мраке. Дом выглядел не просто пустым, но покинутым, нежилым. Казалось, воздух вокруг звенит, как нередко бывает в тихих помещениях.

Его внимание привлекло белое пятно на столе в прихожей, он остановился и обернулся. Затем, бросив взгляд на часы, подошел и посмотрел на белый конверт, надписанный крупным детским почерком. Письмо было адресовано мисс Киттен Корвит, а в верхнем левом углу стояли имя Льюиса и адрес его школы. Свендсен взял конверт в руки и повертел. Конверт казался тяжелым. После минутного колебания он взглянул на темную лестницу. Шум проехавшей мимо дома машины заставил его поторопиться. Он поспешно положил конверт на место.

Легкими шагами Свендсен поднялся по широким ступеням.

Он никогда прежде не бывал на втором этаже этого дома. Парадная лестница здесь заканчивалась, но в углу виднелась еще одна, узкая, без ковра; она вела на третий этаж. Свет не горел, и в коридоре, идущем от площадки, было почти совсем темно.

Шофер нерешительно посмотрел на черную лестницу и открыл дверь рядом с ней. Тут было хранилище белья. Закрыв дверь, он осторожно пошел к первой двери справа. С минуту он неподвижно прислушивался, затем опустился на одно колено и попытался заглянуть в замочную скважину, но ничего не увидел. Поднявшись, он повернул ручку. Дверь легко открылась.

Темная комната была пуста. Войдя, Свендсен закрыл за собой дверь. Как и везде в доме, стены покрывали темные деревянные панели. Справа был камин с кучкой золы. Слева и справа от него стояли комод и платяной шкаф. Напротив – кровать, застеленная бордовым покрывалом, окна с такими же занавесками, кресло и стол. Слева располагались туалетный столик и две двери. Осторожно пройдя по серому ковру, он немного раздвинул занавески, чтобы впустить хоть немного света.

Свендсен начал с туалетного столика; он действовал быстро и четко. Время от времени он замирал, чтобы прислушаться, но никакие звуки не нарушали тишину. В верхнем ящике лежали разнообразные помады, сетки для волос, шпильки, губки, кремы, пудреницы, маникюрные принадлежности, духи, и десятки других предметов косметики. Следующий ящик был набит украшениями, но ни одно из них не стоило тысячи долларов. В нижнем ящике валялись всевозможные перчатки и сумки. В противоположном углу комнаты шофер, наконец, обнаружил коробку с письмами и фотографиями.

Взглянув на часы, он принялся быстро перебирать бумаги. Их было четыре стопки, перехваченные резинками, некоторые письма лежали отдельно. Шофер вытащил пачку писем на плотной бумаге с грубыми краями. Первое письмо начиналось словами «Дорогая Хильда!» и было подписано каким-то Тедом. В нем говорилось об университете Брауна, женщинах, пиве, но больше всего – о самом Теде. Свендсен быстро просмотрел остальные. Все они были на одно лицо. Сложив письма в прежнем порядке, он бросил их в коробку.

Остальные три пачки были от Гордона, Уэса и Криса. Ни в одном из них не говорилось о пылкой любви. Гордон спрашивал о Киттен в нескольких письмах, Крис – в каждом. Уэс не упоминал Киттен никогда, только в последнем письме, которое Свендсен прочитал более внимательно. Там говорилось: «Твое письмо было для меня большим сюрпризом, как ты можешь себе представить. Но, конечно, если ты так на это смотришь, то мы можем больше не писать друг другу. Я пригласил Киттен в тот раз только потому, что ты сама отказалась кататься на лыжах. Но она ничего для меня не значит. Просто я встретил ее один раз в твоем доме, когда тебя не было. Мне очень жаль, что ты так это воспринимаешь, но едва ли я могу что-то изменить. Уэс». Это было последним письмом от Уэса. Свендсен несколько секунд подержал письмо в руках, затем опустил в коробку.

Несколько писем было от девушек. Почти все написаны несколькими годами раньше и полны школьных сплетен.

Шофер быстро просмотрел фотографии. Сначала ему показалось, что здесь нет ничего интересного. На них была запечатлена Хильда – или одна, или с молодыми людьми. Несколько других женщин, весьма невзрачных, четыре снимка Доры, два – мистера и миссис Корвит, пять или шесть – Льюиса. Больше никого.

С тревогой взглянув на дверь, он уже хотел отложить фотографии, когда одна из них привлекла его внимание. Часть снимка была отрезана. Приглядевшись, Свендсен различил край шубки. Значит, отрезали какую-то даму.

Свендсен положил снимки на место и бегло обыскал комод, платяной и стенной шкафы. Ничего, кроме одежды Хильды.

Другая дверь вела в ванную. Обыскав шкафчик, он нашел снотворное. Трудно было сказать, сколько Хильда уже выпила. Из ванной вела еще одна дверь. Шофер снова остановился и прислушался, но услышал лишь биение пульса у себя в висках.

Свендсен осторожно тронул дверь, и она беззвучно открылась. Он оказался в пустой спальне, точно такой же, как и первая. Только в камине была не зола, а красиво сложенные дрова, и занавески были зелеными, а не бордовыми.

Одна из картин на стене заинтересовала его. Это была обычная черно-белая шуточная картинка, изображавшая красивую женщину, сидящую перед зеркалом, причем зеркало казалось черепом, косметические принадлежности образовывали ряд зубов, а свисающая тряпка была похожа на челюсть.

Шофер начал с платяного шкафа. В нем было вдвое больше одежды, чем в соседней комнате, и он узнал вещи Доры. Напрасно он обшаривал полки, выдвигал ящики, даже заглядывал в туфли. В туалетном столике он обнаружил такой же набор косметики, шарфиков, чулок и синюю бархатную коробку для украшений. Он потратил примерно полминуты, пытаясь открыть ее, но потом, взглянув на часы, бросил это занятие.

Нижний ящик был заперт. Вытащив связку ключей, Свендсен открыл его шестым по счету. Комплект розового, белого и желтого белья. Быстрым движением Свендсен отодвинул в сторону мягкий шелк и нащупал внизу что-то твердое.

Впервые с начала обыска глаза Свендсена загорелись. Он достал из ящика маленькую черную книжку. Еще раз посмотрев на часы, шофер снова замер, обратившись в слух. Тишина. Подойдя к окну и отодвинув шторы, Свендсен посмотрел на извилистую, пустынную дорогу. Серый пейзаж вокруг казался таким же мертвым, как и дом. Свендсен быстро раскрыл черную книжку. Его лицо омрачилось.

 
На первой странице было выведенное чернилами стихотворение:
Если ты не считаешь, что, раз песня спета,
то другая никогда не прозвучит так же;
Если ты не чувствуешь, что, раз тебя покинул один,
то и все остальные исчезнут;
Если ты не мечтаешь, чтобы его вера была неколебима,
слепа и безгранична;
Если ты не можешь умереть, когда мечта погибла,
Тогда не называй это любовью!
 

Свендсен быстро перевернул страницу.

 
Ах, именно веселье, танцы, возлияния
Заставляют тяжелый мир вертеться.
Если бы молодые сердца не были так умны,
Они были бы молоды вечно.
Не думай больше ни о чем,
Потому что именно размышления
Загоняют людей в могилу.
 

Он бегло пролистал книжку. Она была исписана отрывками из виршей. Тихо выругавшись, Свендсен сунул ее в ящик и прикрыл бельем.

Шофер второпях завершил обыск, ничего не нашел и, тихо выйдя в коридор, закрыл за собой дверь.

С минуту Свендсен стоял в темном коридоре, силясь пробуравить взглядом темноту. Все было по-прежнему. Только его часы настырно и громко тикали в гнетущей тишине. Он осторожно двинулся к соседней комнате по толстому ковру, заглушающему шаги. Уши начинали болеть от напряжения. Дверь легко открылась, и он вошел в полутемную комнату, обставленную так же, как и две другие. Все шкафы и ящики оказались пустыми. Это была комната для гостей. За ней располагалась мрачная, как склеп, гостиная, дальше – еще одна спальня для гостей. Шофер дошел до конца коридора и принялся обследовать другую его сторону.

Первая же дверь оказалась запертой.

Шли секунды. Свендсен неподвижно стоял в тишине, затаив дыхание. Его чувства обострились. Он услышал, как по дороге проехала машина, ее тихое урчание казалось звуком из другого мира. Наконец шум мотора замер вдали. Свендсен опять почувствовал себя отрезанным от мира, затерянным в каком-то другом измерении, где не существовало ни времени, ни пространства.

Он облизал губы и приник ухом к темному дереву двери. Ни малейшего шороха, ни звука, выдающего чье-то присутствие. Впрочем, даже если звуки и были, стук сердца Свендсена заглушал их. Наклонившись к замочной скважине, шофер увидел размытое пятно, которое вскоре обрело четкость очертаний и превратилось в серый ковер. Больше ничего.

Поколебавшись еще долю секунды, он глубоко вздохнул. Сам того не сознавая, Свендсен напрягся, прежде чем его пальцы легонько постучали по темной поверхности двери.

Сжав связку ключей в кармане, он ждал в темном коридоре, затаив дыхание. Наверху послышалось тихое царапанье, потом – легкий топот. По полу пробежала мышь, и опять наступила тишина.

Свендсен снова постучал в дверь. Похожее на тоннель пространство отозвалось эхом. Но в комнате – ни шороха.

Посмотрев на ведущую вниз винтовую лестницу в конце коридора, Свендсен вытащил связку ключей. Первые два не подошли, но третий с тихим щелчком открыл замок.

Его пальцы осторожно нажали на ручку. Дверь открылась, чиркнув по ковру. Шофер долго стоял на пороге, всматриваясь в темноту. Лицо его покрылось испариной, руки в карманах сжались в кулаки. В глазах рябило.

Обоняние уловило тонкий приторный запах сладкого горошка. Нежилой дух, затрудняющий дыхание.

В темных глубинах зеркала на туалетном столике Свендсен увидел отражение комнаты, не похожей на все предыдущие. Вместо темных занавесок здесь был ярко-голубой атлас. Вместо мрачной мебели красного дерева – светлая, серебристо-серая.

Его поразила удивительная призрачность облика этой комнаты, которая казалась неземной; создавалось впечатление, что она существует в каком-то выдуманном мире и вот-вот растворится в сонном небытии, исчезнет в разверстой пасти бесконечного зеркала. Комната, которая жила прошлым и была наполнена шепотом воспоминаний.

Свендсен почуял странный запах тлена, который сдавил его горло и вызвал судорожное сердцебиение.

Он увидел слабо мерцающие занавески, глубокое кресло, большую кровать. Но, самое главное, он убедился, что в комнате наверху никого нет.