Текст книги "Брошенная. Развод с предателем (СИ)"

Автор книги: Милана Усманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Глава 13

День дебюта наступил неожиданно быстро. Еще вчера пятнадцатое февраля казалось далекой абстракцией, а сегодня утром я проснулась с мыслью: «Сегодня. Это случится сегодня».

Мандраж был чудовищным. Руки холодило, несмотря на тепло в квартире, сердце колотилось где-то в горле, а в желудке порхали не бабочки, а целая стая колибри. Я мерила шагами гостиную, не в силах усидеть на месте, и каждые пять минут бегала в туалет.

– Нормально, – сказала Дарья, наблюдая за моими метаниями. – Если бы ты была спокойна, я бы встревожилась. Адреналин – это топливо артиста.

В три часа дня она заставила меня поесть, я с трудом проглотила несколько ложек супа – аппетита не было совсем. В четыре приняла ванну с успокаивающими маслами. В пять мы поехали в салон красоты, где меня ждал стилист.

– Образ должен быть элегантным, но не вычурным, – инструктировала его Дарья. – Акцент на глаза, волосы – классическая укладка. Анна у нас музыкант, а не однодневная поп-звезда.

Когда я увидела себя в зеркале час спустя, то едва узнала. Стилист подчеркнул мои глаза, сделал кожу идеально ровной, а волосы уложил в элегантную прическу с низким пучком. Я выглядела… профессионально. Как артист.

В семь вечера мы были уже в клубе. «Эхо» готовилось к моему выступлению: техники настраивали свет и звук, официанты расставляли бокалы, администратор проверял список гостей. Всё было по-настоящему.

– Там уже собираются люди, – сказала мне Дарья, вернувшись из зала. – Хорошая публика. Видела знакомые лица из мира искусства.

Я сидела в маленькой, но уютной гримёрке, на мне было концертное платье, то самое, вишнёвого цвета, в котором я была на прослушивании. Оно стало мне чуть тесновато – ребёнок подрос, но все еще прекрасно сидело.

В половине восьмого ко мне заглянул Аркадий.

– Анна, как дела? – спросил он, и в его голосе не было обычного цинизма, лишь искренняя забота. – Волнуетесь?

– Ужасно, – честно призналась я.

– Отлично. Значит, всё будет хорошо. Безразличие – враг искусства. А волнение – его друг.

Без пяти восемь в дверь снова постучали. Это были Игорь с женой и Дмитрий. Они пришли пожелать мне удачи перед выступлением.

– Анна Сергеевна, – заговорил Дима, вручая мне шикарный букет роз, и его добрая улыбка подействовала на меня лучше любого успокоительного, – мы все за вас болеем. У вас всё получится.

– Мы будем в первом ряду, чтобы вы видели нас и чувствовали нашу поддержку, – добавила жена Игоря, по-доброму подмигнув.

– Ни пуха, ни пера, – добавил Игорь.

– К черту! – улыбнулась я в ответ, и ощутила, как часть напряжения отступает.

В восемь администратор клуба объявил в микрофон:

– Дамы и господа! Клуб «Эхо» с гордостью представляет вам талантливую пианистку и композитора – Анну Левицкую. Сегодня вы станете свидетелями рождения новой музыкальной легенды!

Дарья крепко обняла меня за кулисами.

– Там в зале не враги, – прошептала она мне на ухо. – Они все твои слушатели. Они пришли за твоей историей. Просто выйди и расскажи её. Так, как умеешь только ты.

И я, выдохнув, вышла на сцену.

Свет софитов ослепил меня в первую секунду. Я не видела зал, но чувствовала его: сотни людей, затаивших дыхание. Постепенно глаза привыкли, и я рассмотрела их лица. Серьезные, заинтересованные, ожидающие. За первым столиком сидели мои новые друзья – Игорь с женой и Дмитрий. Дима поймал мой взгляд и еле заметно кивнул, как бы говоря: «Всё в порядке. Мы здесь».

Я дошла до рояля, поклонилась зрителям и села на банкетку. Прикоснулась к клавишам «Steinway». Они были теплыми, живыми, готовыми к музыке. И все страхи вдруг исчезли.

Я дома. Там, где мне судьбой определено быть.

Я начала с Шопена: ноктюрн ми-бемоль мажор. Нежный, лирический, он помог мне почувствовать зал, настроиться на нужную волну. Потом играла Дебюсси, затем Рахманинова. Публика слушала внимательно, я чувствовала их интерес.

А потом наступил момент истины. Я, взяв микрофон, объявила:

– А сейчас я исполню своё авторское произведение. Оно называется просто и незатейливо «История».

И заиграла мелодию своей жизни.

Мои пальцы порхали по клавишам, рассказывая слушателям историю без слов. Про любовь, которая оказалась иллюзией. Про боль предательства и ужас одиночества. Про первые неуверенные шаги к новой жизни. Музыка была честной, не скрывающей ничего: ни отчаяния, ни ярости, ни страха… Но кроме тёмной стороны, я отвела много места надежде, материнской любви, посвятила свою музыку женщинам, которые не сломались. Ведь не я первая, не я последняя.

Я играла, и чувствовала, что люди не просто слушают – они проживают всё вместе со мной. В какой-то момент краем глаза я увидела, что некоторые гостьи тихо плачут.

Когда отзвучал последний аккорд, наступила та самая пауза – секунда абсолютной тишины, когда зал как будто переводит дыхание…

А потом всё пространство клуба буквально взорвалось!

Аплодисменты были оглушительными!

Люди повскакивали со своих мест, крича «Браво!», кто-то и вовсе, не сдержав эмоции, засвистел…

Я стояла посреди сцены, не веря происходящему. Поклонилась раз, другой, третий. Овации не утихали.

Администратор принес на сцену огромный букет красных роз, потом еще один, белых. Затем люди из зала сами стали подходить к сцене с цветами. Я стояла, прижимая к себе букеты, и чувствовала, как по щекам текут слезы. Но это были слезы не горя, а счастья.

Мой первый настоящий триумф. Моя первая публичная победа.

***

Интерлюдия

В дальнем углу зала, за столиком, наполовину скрытым колонной, сидел Антон с компанией друзей. Рядом с ним устроилась Марина, симпатичная блондинка из юридического отдела их банка, с которой он замутил после расставания с Евой, чтобы хоть как-то заполнить образовавшуюся в душе пустоту. Марина что-то ему говорила, но он её не слушал. Всё его внимание было приковано к сцене.

Когда ведущий объявил: «Анна Левицкая», Антон напрягся.

И вот на сцену вышла она, его Аня, но совершенно другая, преображённая, уверенная, – настолько прекрасная, что он обмер с виски в руке, не в силах шевельнуться.

Анна даже с большим животом держалась, как королева. В элегантном платье, с профессиональной укладкой и макияжем, она не имела ничего общего с той забитой домохозяйкой, которую он выгнал прошлой осенью.

А потом она заиграла.

И мир Антона с громким треском рухнул окончательно!

Эта музыка была про него. Про их историю, но рассказанную с её стороны. Он узнавал в звуках моменты их жизни: первую встречу, свадьбу, годы, когда он еще был счастлив рядом с ней. А потом музыка стала мрачнее, в ней появлялись диссонансы, ноты отчаяния и боли. Антон мгновенно опознал, откуда они взялись – из-за его предательства.

Мелодия летела, трансформировалась и вдруг… ему в ней не нашлось места. Антон исчез, вместо него в жизни Анны появилось иное – любовь, надежда, сила возрождения…

Анна возродилась из пепла, превратившись в ту, кем должна была стать, если бы он её не подавил.

Антон видел, как зрители в зале – эти богатые, успешные, культурные люди, – слушают его бывшую жену, боясь сделать лишний вздох, чтобы не пропустить ни единой ноты чарующей композиции.

Чувство унижения было невыносимым. Он успешный начальник отдела, а она его бывшая жена-клуша и вдруг стала кем-то. Кем-то без него.

Это было предательством.

Он опрокинул ещё одну стопку. И ещё. Алкоголь смешался с яростью, требуя выхода. Он должен был сказать ей. Сказать, что она – ничто без него. Что всё это фальшивка.

Антон встал, шатаясь, и пошел искать Анну.

***

Я устало опустилась на маленький диван в выделенной для меня гримёрке, всё ещё не в силах отдышаться от эмоций. Дарья была рядом, торжествующая и гордая.

– Ты это видела? Ты видела их лица? Анька, это триумф!

Дверь приоткрылась, и вошел Дмитрий.

– Анна Сергеевна, это было… У меня нет слов. Гениальная музыка. Я хотел бы…

Он не успел договорить.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнатку ввалился… Антон. Пьяный, с безумными, налитыми кровью глазами. Я шокировано замерла, не зная, что делать.

– Ага! Вот ты где! – он обвел помещение мутным взором и остановился на мне, потом перевел взгляд на Диму. – Я так и знал! Нашла себе спонсора! Думаешь, я не понимаю, как попадают в такие места?

– Антон, уходи, – сказала я, вставая. Дарья тут же заслонила меня собой.

– Не указывай мне! – рявкнул он. – Думаешь, нацепила шикарное платье, взяла девичью фамилию и всё? Стёрла меня? Я тебе не позволю! Ты моя жена!

– Бывшая жена, – ледяным тоном поправила его Дарья. – Охрана!

– Я с тобой разговариваю! – прорычал он, вдруг подскочив к нам и с силой отталкивая Дарью в сторону. – Я не позволю тебе родить этого ублюдка и жить припеваючи! Ты не будешь счастлива, с-сука!

Антон злобно орал мне в лицо, брызжа слюной. Я смотрела на него и… почти ничего не чувствовала, даже страха не было. Только брезгливость.

– Уходи, Антон. Ты пьян. Поговорим, когда протрезвеешь.

– Я не собираюсь с тобой разговаривать!

Он замахнулся, будто хотел дать мне пощечину, но в последний момент опустил руку и с силой толкнул меня в плечо.

– Ничтожество! – выплюнул он.

Я не удержалась – беременность сделала меня неуклюжей, – пошатнулась, взмахнула руками, пытаясь обрести равновесие, и полетела вниз, больно ударившись бедром об угол стола.

Все замерло на одну страшную секунду. А потом время взорвалось!

Я не успела даже вскрикнуть, Дашка молнией метнулась ко мне, оказавшись в нужный момент рядом, благодаря ей я избежала жуткого падения! Подруга, моя спасительница, облегчённо выдохнула и крепко меня обняла, прижав к себе. Я же, не сдерживая дрожь облегчения, посмотрела вперёд, на Дмитрия, который с выражением ледяной ярости на лице нанёс Антону один, короткий, страшный удар. Точный и выверенный. Его кулак вошел Антону точно в челюсть. Раздался отвратительный хруст. Бывший муж, некрасиво хрюкнув, покачнулся и, никем не удерживаемый, мешком рухнул на пол у наших ног.

Дарья смотрела на лежащее тело широко распахнутыми изумлёнными глазами, при этом ни на секунду не выпуская меня из кольца своих тонких рук. Я, чувствуя как пульсирует болью бедро, тем не менее так же, как она, не могла отвести глаз, но не от бывшего, а от Дмитрия, который, тяжело дыша, стоял и гипнотизировал свои сжатые в кулаки ладони. Мой тихий, интеллигентный доктор выглядел обескураженным и крайне удивлённым, что смог совершить нечто подобное…

Глава 14

Тишина, повисшая в гримерке после падения тела Антона, по ощущениям длилась целую вечность. Время сжалось в одну точку, и в ней было только три звука: прерывистое дыхание Дмитрия, приглушённые голоса гостей в зале, сдавленные всхлипы Дарьи всё ещё крепко державшей меня, будто боясь, что я растворюсь в воздухе.

Первым в эту застывшую картину ворвался Аркадий Штерн. Дверь распахнулась без стука, и он вошел в сопровождении двух рослых мужчин в строгих костюмах. Его взгляд мгновенно просканировал картину: бледную меня в объятиях подруги; Дмитрия, стоящего над поверженным противником; и самого противника, бесформенной грудой лежащего на ковре. На лице Штерна проступила ледяная, концентрированная ярость.

– Что здесь произошло? – его голос был тихим, но в нём звучала сталь.

– Он напал на Анну, – первой пришла в себя Дарья. Её голос немного дрожал. – Толкнул я едва успела перехватить… Уж простите, я понимаю, что произошедшее может негативно сказаться на репутации вашего заведения, но… В общем, мы немедленно вызовем полицию.

Аркадий перевел свой пронзительный взгляд на меня, на мой живот, на ушибленное бедро, потираемое мной инстинктивно. И принял решение.

– Согласен, – отрывисто кивнул он, повернулся к одному из охранников и добавил: – Звони в полицию. Четко и по делу: нападение на артиста в гримёрной. И в скорую тоже позвоните. Ты, – перевёл он взор на второго, – оцепить коридор. Ни один гость, ни один журналист не должен сюда попасть. Действуйте.

Его люди, коротко кивнув, вышли в коридор. Хаос начал обретать структуру. Дарья мягко усадила меня на диван, Дмитрий тут же присел рядом, его врачебный инстинкт взял верх над шоком.

– Аня, где болит? Голова не кружится? Нужно приложить лед.

Он говорил, а сам все еще не мог отвести взгляда от своих рук: на костяшках его пальцев проступала краснота. Я видела в его глазах смятение – он, человек, чье призвание исцелять, нанес травму. И я понимала, что он сделал это ради меня.

Приезд полиции и медиков превратил закулисье элитного клуба в филиал районного отделения. Гламурный триумф моего дебюта сменился жесткой, протокольной реальностью. Полицейские, поначалу настроенные скептически, изменились в лице, когда к ним вышел сам Аркадий Штерн и изложил свою версию событий. Его имя в этом городе имело вес.

Начался опрос. Это было унизительно и мучительно. Сидя в своей гримерке, пахнущей цветами и успехом, я рассказывала равнодушному, даже уставшему лейтенанту историю своего распадающегося брака. Про уход Антона, про его угрозы, про встречу у юристов. Каждое слово давалось с трудом, но я говорила. Дарья сидела рядом, не отпуская моей руки.

Потом давали показания свидетели: Дарья, Аркадий, последним был Дмитрий.

– Ваши действия? – спросил лейтенант, глядя на Диму.

– Мои действия квалифицируются статьей тридцать седьмой Уголовного кодекса, – ответил Дмитрий ровным голосом врача, ставящего диагноз. – Необходимая оборона. Я применил силу для пресечения противоправного деяния, представлявшего прямую угрозу жизни и здоровью другого лица. В данном случае беременной женщины, моей пациентки.

Тем временем медики из скорой помощи привели в чувство Антона. Он стонал, держась за челюсть. После короткого осмотра врач вынес вердикт: «Подозрение на легкий вывих челюсти. Нужна госпитализация для обследования».

– Прекрасно, – прокомментировал лейтенант. – В больницу поедете в сопровождении наших сотрудников. А оттуда, уважаемый, проследуете в отделение для дальнейшего разбирательства.

Антон посмотрел на меня взглядом, полным такой неприкрытой ненависти, что мне стало холодно. Он ничего не сказал. Когда его уводили, бывший муж выглядел не опасным хищником, а просто жалким, пьяным и растерянным человеком, проигравшим по всем статьям.

Чем я заслужила такое к себе отношение?

– Вопрос поставлен неверно. Правильный: “Что с ним не так?” или же “Почему я так долго позволяла ему обращаться со мной как с вещью?”, – мигом отреагировала Даша, оказывается я высказалась вслух. – Ответы просты и сложны одновременно, – подруга мягко погладила меня по руке, – Антон относится к тебе с такой злобой не потому, что ты сделала что-то плохое, а потому, что ты сделала немыслимое для его эго – ты выжила и стала успешной без него. Его поведение сегодня – это “крик” человека, потерявшего власть над другим человеком, и не способного сей факт пережить. Антон думал, ты будешь умолять, приползёшь к нему, согласишься на все его условия, возможно даже, чтобы он открыто с кем-то встречался… Но ты оказалась выше его низменных мечтаний, ты ушла и ни разу не оглянулась…

***

Когда все официальные лица уехали, клуб погрузился в звенящую тишину. Аркадий подошел к нам.

– Дмитрий Андреевич, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Отвезите Анну Сергеевну домой. Убедитесь, что с ней все в порядке. Дарья, мы с вами на связи завтра с утра. Будем вырабатывать дальнейшую стратегию.

В машине Димы мы ехали молча. Напряжение было почти осязаемым. Город за окном жил своей ночной жизнью, сверкал огнями, не подозревая о том, что не так давно произошло в элитном клубе “Эхо”.

Уже у двери моей квартиры я нарушила молчание.

– Спасибо.

Он посмотрел на меня, и в его глазах была такая смесь боли, тревоги и нежности, что у меня перехватило дыхание.

– Я врач, – сказал он глухо. – Я не должен был… бить его.

– Вы защищали меня. И моего ребенка. Если бы не вы… я не знаю, что было бы. Вероятно, он избил и меня, и Дашу.

– Когда я увидел, что он вас толкнул… и вы начали падать… я просто перестал думать.

Он помог мне войти в квартиру. Я прихрамывала, ушибленное бедро начало дёргать сильнее.

– Сядьте, – сказал он уже привычным докторским тоном. – Я должен вас осмотреть.

Я опустилась на диван. Он устроился у моих ног и осторожно приподнял подол моего платья. На бедре, там, где я ударилась об угол стола, расползался темный, уродливый синяк. Дмитрий осторожно, едва касаясь, провел пальцами вокруг гематомы. Его прикосновения были профессиональными, но я чувствовала, как по моей коже бегут мурашки. Эта ситуация была наполнена невероятной, почти болезненной интимностью.

– Перелома нет, но ушиб сильный, – заключил он. – Нужно приложить лёд, а завтра заказать в рецептурном мазь, я лично этим займусь.

Он встал, пошел на кухню, нашел в моем маленьком холодильнике лед, завернул его в полотенце и вернулся ко мне. Сам приложил холодный компресс к моему бедру, и я вздрогнула от неожиданности.

– Простите, – сказал он, не убирая руки.

– Ничего, потерплю.

Мы сидели так несколько минут в полной тишине. Он – на коленях передо мной, прижимая лед к моей ноге. Я – на диване, глядя на его склоненную голову, на его сильные, надежные руки, час назад спасшие меня. И я поняла, что этот человек вошел в мою жизнь не случайно. Он был не просто доктором. Он стал смоим защитником. Моим тихим, неожиданным героем.

***

На следующий день наш стратегический совет собрался в полном составе: я, Дарья и Инга Леонидовна по громкой связи.

– Итак, что мы имеем, – начала Инга без предисловий. – Против вашего бывшего мужа возбуждено уголовное дело по части первой статьи сто пятнадцатой УК РФ. Умышленное причинение легкого вреда здоровью. С учетом отягчающих обстоятельств – нападение на беременную женщину. У Ветрова серьезные проблемы. Ему грозит как минимум крупный штраф и судимость. В отличие от Дмитрия Андреевича – ему ничего не грозит, его действия – это классическая необходимая оборона, свидетелей у нас достаточно.

– Что это меняет для нас? – спросила Дарья.

– Это меняет все, – ответила юрист. – Теперь это не просто грязный развод. Это уголовное преступление. И это наш главный козырь. Но есть и обратная сторона. Эта история неизбежно станет публичной.

– Я уже об этом подумала, – вмешалась Дарья. – Единственная защита Антона теперь – очернить Анну, выставить ее истеричкой, спровоцировавшей его. Он будет врать, его адвокаты будут врать. Мы должны нанести удар первыми и рассказать историю так, как она произошла на самом деле.

– Вы предлагаете дать интервью? – уточнила Инга.

– Именно. Эксклюзивное, тщательно подготовленное интервью одному уважаемому изданию. Мы сами создадим нарратив. Заголовок будет звучать примерно так: «Триумф и нападение: известный пианист Анна Левицкая стала жертвой бывшего мужа после своего дебютного концерта». Мы превратим Анну из жертвы в символ.

Я слушала их, и у меня кружилась голова. Интервью? Символ? Я просто хотела жить спокойно.

– Я не знаю, смогу ли я… выносить все это на публику.

– Сможешь, – твердо сказала Дарья. – Потому что это больше не про тебя. Это про твоего ребенка. Ты должна защитить его и себя от той грязи, которая на вас обрушится.

В тот же вечер мне позвонил Аркадий Штерн.

– Анна Сергеевна, здравствуйте. Как вы себя чувствуете?

– Спасибо, Аркадий Робертович. Уже лучше. Простите за тот скандал…

– Это вы меня простите, что моя служба безопасности допустила подобное, – прервал он меня. – Виновные уже наказаны. Я звоню, чтобы сказать вам две вещи. Первое: я поговорил со своими юристами. Они будут следить за этим делом и готовы оказать любую поддержку для защиты вашей и моей репутации. И второе… – секундная пауза, – Анна, то, что случилось, ужасно. Но… завтра о вас будет говорить весь город. Ваша музыка и ваша история станут легендой. Будьте готовы. Билеты на ваш следующий концерт, я уверен в этом, раскупят меньше, чем за час.

Я положила трубку. Осознание его слов обрушилось на меня ледяным душем. Мой позор, мое унижение, моя боль – всё это становилось частью публичного шоу. Антон, пытаясь уничтожить меня, парадоксальным образом сделал меня знаменитой. И я понятия не имела, как жить с этим дальше.

Эпилог

Три года спустя

Солнечный луч, пробившись сквозь панорамное окно гостиной, лениво полз по паркету, заставляя танцевать золотые пылинки. Он коснулся ножки великолепного рояля «Blüthner», пробежал по лакированной поверхности и замер на маленьких пухлых ручках, с упоением терзающих нижний регистр.

– Бум! Бах! – командовала ручками их хозяйка, трёх лет от роду, деловито хмуря брови.

Соня, моя Соня, с двумя смешными хвостиками и в платье, перепачканном утренней кашей, была абсолютно поглощена творчеством. Густые, басовые ноты наполняли наш большой, светлый дом звуками радостного хаоса.

Я сидела в глубоком кресле у окна, наблюдая за ней со спокойной, нежной улыбкой. Мне было сорок пять, и я впервые в жизни чувствовала себя на своем месте. Не было больше ни страха, ни тревоги, ни той удушающей пустоты, преследовавшей меня долгое время. Было только это оглушительное, звенящее счастье, сотканное из солнечных лучей, запаха свежескошенной травы из сада и сумбурной музыки моей малышки.

Соня с силой ударила по клавишам обеими руками, создав резкий, оглушительный диссонанс. Этот звук, как удар хлыста, мгновенно разорвал пелену времени, унося меня назад, в ту ночь, когда моя жизнь раскололась на «до» и «после».

Ночь. Я сижу на лавочке под порывами холодного ветра и трепещу от ужаса и непонимания, как жить дальше?

Звонок Дарье, её уверенность и целеустремлённость. Затем первые уроки и страх, что я всё забыла.

Картинка сменилась и перед глазами возник образ Аркадия Штерна, в ушах эхом пронеслась его снисходительная фраза: “Удивите меня, Анна!”.

Антон и его желание за что-то меня наказать, его ничем не оправданная ненависть. Вспомнила, как Дарья уберегла меня от падения, и как Дмитрий нанёс свой сокрушительный удар.

Вспышки фотокамер – Дарья потом назовет их «крещением огнем». Холодные коридоры полицейского участка, стерильную тишину кабинета следователя, где я, как заведенная, повторяла свою историю.

Эта история, моя личная трагедия, благодаря Дарье и Инге, превратилась в безупречно выстроенное юридическое дело. Началась битва.

Я помнила, как завершился суд. Уголовное дело по факту нападения, благодаря показаниям свидетелей: Димы, Даши, Аркадия, его охраны и огромному общественному резонансу, поднятому прессой, закончилось для Антона обвинительным приговором. Он получил крупный штраф, год исправительных работ и, что самое главное, судимость.

После уголовного дела гражданский процесс стал формальностью. Столкнувшись с судимостью и угрозой полной потери репутации, загнанный в угол Антон через своих адвокатов согласился на все условия. Быстрый развод. Официальное признание отцовства после ДНК-экспертизы, на ней настояла Инга, чтобы закрыть этот вопрос навсегда. И выплата максимальных алиментов на содержание Сони, а также всех дородовых расходов.

Крах Антона Ветрова был абсолютным. Меня старались не беспокоить, ведь дело шло к родам. Дарья, мой верный информатор, докладывала мне обстановку, но старалась не слишком эмоционировать.

Судимость поставила жирный крест на карьере Антона в банке. Его уволили за утрату доверия: судимость сделала невозможным его дальнейшую работу в банковской сфере. Когда всё закончилось Антон пытался открыть какой-то мелкий бизнес, но прогорел. Последнее, что я о нем слышала, – бывший муж переехал в другой, менее крупный город, где устроился обычным менеджером по продажам в какой-то сомнительной фирме. Он исправно платил алименты, но ни разу, ни единого раза за три года не попытался увидеть дочь. Он был сломлен и исчез с радаров. Он сам стер себя из нашей жизни.

Соня, устав от низких нот, перебралась на середину клавишного ряда и начала тыкать одним пальчиком в клавиши верхнего регистра. Тонкие, звенящие, как капли дождя, звуки. И мои воспоминания тоже сменили тональность, перенеся меня из зала суда на большую сцену.

Я вспомнила свой концерт в «Эхе» после скандала. Зал был забит до отказа. Журналисты, критики, просто любопытные. Я вышла на сцену, и меня встретила оглушительная тишина. Я играла, и эта тишина превратилась в шквал аплодисментов. Я помнила, как мой дебютный альбом «История», та самая музыка моей борьбы, вдруг взлетел на первые строчки чартов, потеснив поп-звезд. Критики писали о рождении нового имени в неоклассике, о «голосе поколения женщин, нашедших в себе силы».

Аркадий Штерн из сурового циника превратился в моего наставника и почти члена семьи, яростно защищающего мои интересы в мире шоу-бизнеса.

Мысли перенеслись на мои первые европейские гастроли, организованные Дарьей. Я вспомнила, как стояла на сцене Берлинской филармонии, а за кулисами меня ждали Даша и годовалая Соня на руках у няни. Моя маленькая дочка путешествовала со мной по миру.

Соня вдруг перестала играть, соскользнула с банкетки и побежала к окну, увидев в саду бабочку.

Тишина, наступившая в комнате, заполнилась другим воспоминанием – о том, как осторожно зарождалась наша с Димой любовь.

Он был рядом в самые страшные моменты: после нападения, во время суда. Он никогда не давил, не торопил, не пытался меня «спасти». Дима просто был рядом. Его спокойная, надежная сила стала для меня тем фундаментом, на котором я смогла выстроить себя заново. Наши долгие прогулки в парке, когда я, уже с огромным животом, едва поспевала за ним, ни разу не ввели меня в раздражение. Наши бесконечные разговоры на кухне всегда лишь воодушевляли.

А после я познакомила его со своими родителями, приехавшими поддержать меня до родов, во время и после них.

И навсегда запомнила, как он собрал детскую кроватку.

Год назад он официально стал отцом Сони – все формальности были улажены через адвокатов. Дима дал Соне свою фамилию…

Мои воспоминания прервались. Дверь тихо открылась, и в комнату вошел он. Дмитрий. Мой муж. Вернулся с дежурства.

– Привет, – сказал он, и его уставшие глаза засияли, когда Соня с криком «Папа!» бросилась к нему на шею.

Отец подхватил дочь, и закружил под её восторженный визг. Потом подошел ко мне, не выпуская малышку из объятий, и поцеловал меня.

– О чем задумалась? – спросил Дима, видя мой отрешенный, влажный от слёз взгляд.

Я посмотрела на него, на нашу смеющуюся дочь, на рояль, на залитую солнцем комнату. На свою жизнь. Такую полную. Такую настоящую.

– О своей новой музыке, – ответила я с улыбкой.

Он опустил Соню на пол и сел в соседнее кресло, взяв дочку на колени.

– Тогда играй, – сказал он просто. – Мы будем слушать.

Я села за рояль, обвела взглядом своих самых главных, самых любимых слушателей. Мою семью. И мои пальцы коснулись клавиш.

Это была не музыка борьбы. И не музыка печали. Это была музыка гармонии. Сложная, многогранная, как сама жизнь. В ней были тихие, нежные переливы – воспоминания о прошлом. Были мощные, уверенные аккорды – моё настоящее. И были легкие, звенящие, устремленные ввысь ноты – моё будущее. Музыка любви, света и бесконечной благодарности.

Я играла, и Соня, притихшая на руках у отца, смотрела на меня своими серьёзными глазами. Она ещё не понимала всех слов. Но она понимала, всей своей чистой душой чувствовала музыку. Музыку своей мамы. Музыку счастья.