Текст книги "Брошенная. Развод с предателем (СИ)"
Автор книги: Милана Усманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
Глава 4
«Вставай, Бетховен».
Слова Дарьи повисли в воздухе, не оставляя мне ни секунды на рефлексию или жалость к себе. Не успела я допить свой остывший чай, как она уже развернула ко мне свой ноутбук, открыв какой-то сайт.
– Так, пункт первый. Врач, – она деловито ткнула пальцем в экран. – Частная клиника «Гармония». Три квартала отсюда. Отзывы хорошие. Я запишу тебя на одиннадцать.
– Даш, постой, – я попыталась возразить. – У меня нет таких денег…
– У меня есть, – отрезала она, уже вбивая мои данные в форму записи. – Считай это инвестицией в наш проект. Нам не нужны очереди в районной поликлинике, хамство регистратуры и риск подцепить там еще какую-нибудь заразу. У нас нет на это ни времени, ни нервов. Твоя задача – сохранять спокойствие. Это приказ. Иного ты сейчас не поймёшь, а моё сочувствие выбьет остатки почвы у тебя под ногами. Потому без обид. Либо ты веришь мне, либо тебе придётся поехать к родителям. А им уж точно не нужен такого масштаба стресс.
Я сглотнула вдруг ставшей вязкой слюну и судорожно кивнула. Как же Дашка права, и ни в коем случае не стоит меня жалеть, иначе я сорвусь в истерику, которая ничем хорошим для нас с малышом не закончится. И так едва держусь.
В итоге я тихо сидела и молча смотрела, как пальцы подруги летают по клавиатуре. Она была похожа на диспетчера в центре управления полётами, берущего на себя управление падающим самолётом. Через минуту на почту пришло подтверждение записи.
– Готово, – она захлопнула ноутбук. – Теперь пункт второй. Работа.
Она встала и подошла к принтеру, уже выплюнувшему лист бумаги. На нем крупными буквами было напечатано: «Уроки фортепиано. Выпускница консерватории с красным дипломом. Индивидуальный подход к ученикам любого возраста. Возможен выезд на дом».
Выезд на дом. А у меня сейчас нет дома. От этой мысли к горлу снова подкатила тошнота.
– Я не смогу, Даша.
– Сможешь, – она положила передо мной этот лист, как ультиматум. – Аня, пойми. Жалость – это роскошь. У тебя её сейчас нет. У тебя есть ты, ребенок внутри тебя и твой талант. Всё. Это твой стартовый капитал. А теперь иди умывайся и приводи себя в порядок. Через час выходим.
Клиника «Гармония» пахла антисептиком и деньгами. Тишина, вежливые девушки на ресепшене, удобные диваны. Все это было из другого мира, из мира, где у людей были проблемы, которые можно было решить за деньги. Мои проблемы казались мне вселенскими и нерешаемыми.
Меня вызвали в кабинет почти сразу. За столом сидел мужчина лет сорока пяти, с приятным, спокойным лицом и уставшими глазами. На его бейдже значилось: «Соколов Дмитрий Андреевич».
– Здравствуйте, Анна, – сказал он, и его голос, тихий и глубокий, сразу расположил к себе. – Присаживайтесь. Что вас беспокоит?
Что меня беспокоит? Хотелось рассмеяться. Меня беспокоит, моя разрушенная жизнь. Что меня выгнали из дома. Что я не знаю, на что буду жить завтра. Что я беременна в сорок два года и совершенно одна.
– Меня… сильно тошнит по утрам, – сказала я вместо этого. – И я хотела бы подтвердить беременность и встать на учет.
Он кивнул, открывая новую тоненькую медкарту с рисунком в виде силуэта беременной на лицевой стороне.
– Хорошо. Срок последней менструации помните?
Я назвала дату.
– Значит, у нас примерно двенадцать-тринадцать недель. Давайте посмотрим детальнее.
Этот момент я боялась больше всего. Лежа на кушетке в чужой одежде, я чувствовала себя невероятно уязвимой. Дмитрий Андреевич работал молча и сосредоточенно. Он нанес холодный гель мне на живот и стал водить датчиком. Я затаила дыхание.
– Так… – сказал он наконец. – Вот он, ваш пассажир. Сердцебиение ритмичное, четкое. Хотите послушать?
Он нажал какую-то кнопку, и кабинет наполнился гулкими, быстрыми, мощными ударами. Тук-тук-тук-тук. Это был самый прекрасный звук, который я когда-либо слышала. Он был реальнее и важнее любой проблемы. Это была музыка самой жизни. Моей жизни. Жизни моего ребенка. Я не выдержала и заплакала.
– Это нормально, – мягко сказал доктор Соколов. – Гормоны. Да и вообще.
Он повернул ко мне монитор. Я увидела на экране маленького человечка. Он был уже не просто пятнышком. У него были крошечные ручки, ножки, большая голова. Он шевелился. Он был живой. В этот момент я поняла, что все не зря. Что я выдержу. Ради него.
– С ним все в порядке? – спросила я, вытирая слезы.
– На данном этапе абсолютно. Развивается по сроку. Но, Анна, я должен вас предупредить. – Врач снова стал серьезным. – Ваш возраст и, как я вижу, ваше эмоциональное состояние – это факторы риска. Вам сейчас нужен покой, как воздух. Никаких стрессов. Полноценное питание, витамины. Гулять. Слушать хорошую музыку.
При словах «хорошая музыка» я снова чуть не разревелась.
– Я постараюсь, доктор.
– Отлично. Вот, возьмите. Ваша первая фотография.
Он протянул мне маленький снимок. Я смотрела на него, как на величайшее сокровище.
– Я выпишу вам направления на анализы. Придёте через три недели. Если что-то будет беспокоить, звоните в любое время, – мужчина протянул мне свою визитку, где помимо рабочего был написан и его личный мобильный номер.
Даша ждала меня в коридоре. Она посмотрела на мое заплаканное, но почему-то счастливое лицо и все поняла.
– Ну что, познакомилась?
Я молча протянула ей снимок. Она взяла его, долго рассматривала, и на ее строгом лице промелькнула тень улыбки.
– Привет, боец, – сказала она тихо. – Ну что ж. Теперь у нас есть то, ради чего стоит воевать. Пошли, накормлю тебя чем-нибудь полезным.
После обеда в маленьком кафе, где я впервые за последние дни смогла нормально поесть, мы вернулись домой. И Дарья развернула свой командный пункт.
– Так, с первой задачей справились. Врач есть, ребенок на месте. Переходим ко второму пункту. Работа.
Она положила передо мной распечатанные объявления и стопку газет с вакансиями.
– Частные уроки – это хорошо, но нестабильно. Нужно прощупать музыкальные школы, детские центры. Может, где-то нужен аккомпаниатор.
Мои руки похолодели. Представить себя, выпускницу консерватории, обзванивающей детские кружки, было невыносимо унизительно.
– Даш, может, не надо? Может, я просто объявления расклею…
– Надо, Анечка, надо. И расклеишь. И позвонишь. Прямо сейчас. Вот список.
Она протянула мне лист с телефонами. Я смотрела на него, как на смертный приговор. Но взгляд подруги не оставлял мне выбора. Я взяла трубку.
Первый звонок был в детскую студию «До-ми-солька». Мне ответила бойкая женщина с визгливым голосом.
– Вакансий нет, все занято, – бросила она, не дослушав меня.
Второй звонок. Музыкальная школа имени Гнесиных.
– Присылайте резюме на почту, – устало ответил женский голос. – Опыт работы с детьми есть?
– Нет… то есть, я…
– Тогда вряд ли. У нас конкурс.
Третий, четвертый, пятый звонок… История повторялась. «Нам нужны молодые специалисты». «У вас слишком большой перерыв в работе». «Мы вам перезвоним». Каждое слово било по моему самолюбию, по моей растоптанной гордости. Я чувствовала себя старой, ненужной, отставшей от жизни. Дарья молча сидела рядом и делала вид, что работает, но я чувствовала её поддержку.
После седьмого или восьмого звонка, где мне особенно грубо указали на мое «несоответствие современным требованиям», я положила трубку и сказала:
– Всё. Я больше не могу. Это бесполезно.
– Можешь, – спокойно ответила Дарья. – Давай, еще три звонка, и на сегодня хватит.
Я хотела возразить, но взяла список. Следующий номер был не из списка, а с сайта объявлений, который нашла Даша. Я набрала его, уже не ожидая ничего хорошего.
– Алло, – ответил приятный женский голос.
– Здравствуйте… я по объявлению. Вы ищете преподавателя по фортепиано для ребенка?
– Да, ищем. Для дочки, ей семь лет. А вы по какому адресу преподаёте?
– Я… я могу приезжать к вам.
– О, к нам было бы идеально. А сколько стоят ваши уроки и какой у вас опыт?
Я зажмурилась, и выпалила на одном дыхании:
– Я закончила консерваторию с красным дипломом. Опыта работы с детьми у меня немного, но я очень люблю музыку и умею находить подход. По цене… обсуждаемо.
На том конце провода помолчали.
– Консерватория – это серьезно, – сказала женщина задумчиво. – Знаете что? А давайте попробуем. Проведем один пробный урок. Завтра сможете?
Сердце подпрыгнуло.
– Да! Конечно, смогу!
Мы договорились о времени. Положив трубку, посмотрела на Дарью:
– У меня… кажется, будет пробный урок. Завтра.
Она улыбнулась. Впервые за эти дни по-настоящему широко и радостно:
– Я же говорила, – сказала она. – Я же говорила, что всё у нас получится.
Вечером, после скромного ужина, я сидела в кресле и смотрела в темное окно. Тело гудело от усталости, а в голове был туман. Унижение от звонков, страх перед завтрашним уроком, щемящая нежность при воспоминании о стуке сердца моего ребенка. Это был самый длинный и самый тяжелый день в моей жизни.
Дарья вошла в комнату с двумя чашками чая.
– Первая битва самая трудная и нервотрепательная, – проницательно сказала она, садясь в кресло. – Ты её пережила. Я тобой горжусь, Анька.
Я ничего не ответила, только благодарно кивнула.
Позже, лежа в постели, я рассматривала снимок УЗИ. Маленький головастик в своем уютном, темном мире. Он ничего не знал о том, что происходит снаружи. Он просто жил, рос, и его сердце билось в унисон с моим.
«Я все смогу, – прошептала я в темноту. – Ради тебя я все смогу».
Глава 5
Утро началось с паники. Сегодня был мой первый пробный урок. Мой первый бой, как выразилась вчера Дарья.
Я стояла перед зеркальным шкафом-купе, перебирая свои скудные пожитки, и понимала, что мне совершенно нечего надеть. Все мои вещи были вещами «жены Антона»: удобные джинсы, мягкие свитера, домашние платья. В них не было ни капли деловой уверенности. В них была только я, вся такая домашняя, уютная, растоптанная.
Я смотрела на свое отражение и видела испуганную женщину с потухшим взглядом. Кто доверит такой своего ребенка? Кто поверит, что я могу чему-то научить, если я сама разучилась жить?
Дарья вошла в комнату с двумя чашками кофе, как раз в тот момент, когда я была готова снова разреветься от бессилия. Она молча поставила чашки на комод, окинула меня оценивающим взглядом и сказала:
– Гормоны пляшут. И ты жутко боишься.
Это был не вопрос, а констатация факта.
– Я не смогу, Даш. Выгляжу жалко и чувствую себя так же.
– Выглядишь ты как человек, переживший предательство. А чувствуешь себя так, потому что до сих пор не поняла, в какой ситуации оказалась, – она сделала глоток кофе, ее взгляд стал жестким. – Знаешь, я тут ночью не спала, кое-что почитала. Ради интереса. Семейный кодекс.
Она села в кресло, закинув ногу на ногу. Вид у нее был как у прокурора, готового зачитать обвинительное заключение.
– Ты ведь понимаешь, что пока вы с Антоном были официально женаты, он не имел права тебя вот так просто выставить за дверь? Да, квартира его добрачная. Но по закону, до момента развода, ты имела право в ней жить. Ты могла вызвать полицию, и они бы его самого попросили удалиться и не нарушать твоё право на проживание. Ты могла не уходить.
Каждое её слово било меня наотмашь. Я смотрела на неё, не в силах поверить.
– То есть… я могла остаться?
– Могла, – кивнула она. – Но это мелочи. Цветочки. Ягодки вот в чём, – она подалась вперед, и ее голос стал тише, но значительно весомее, – по статье семнадцатой, Аня, муж не имеет права подать на развод без согласия жены, если она беременна. И в течение целого года после рождения ребенка.
Я замерла. Воздух застрял в легких.
– Что это значит? – прошептала я, скорее по инерции, уже осознавая всю ту пропасть, в которую сама же и шагнула.
– Это означает, что если бы ты в тот вечер, когда он пришел с этой своей Евой, не молчала в тряпочку, а сказала бы два слова: «Я беременна», – все пошло бы по-другому. Он не смог бы с тобой развестись. Не смог бы выгнать. Ты бы жила в этой квартире еще как минимум год после родов, получала бы от него деньги на содержание. У тебя было на руках четыре туза, Аня. А ты спасовала и сбросила карты, даже не начав игру.
Осознание обрушилось на меня, как бетонная плита. Я могла бороться. У меня были все права, все козыри. Но я, в своем горе и шоке, даже не подумала об этом. Я просто подчинилась, позволила вытереть о себя ноги и вышвырнуть вон.
– Но я не знала… – пролепетала я, пытаясь найти оправдание, и вдруг самой стало противно от жалкости в собственном голосе.
– Вот именно! – Дарья вскочила на ноги. В её голосе зазвенел металл. – Ты не знала! Ты вообще ничего не знала, кроме того, какие рубашки твой муж наденет завтра и сварила ли ты ему борщ! Пятнадцать лет ты была образцовой женушкой, но при этом совершенно беспомощной в реальном мире. Ты понимаешь, что произошло на самом деле? Ты не просто проиграла квартиру, ты показала ему, что ты КЛУША! Понимаешь это слово? Бесхребетная АМЁБА, которую можно пнуть, и она даже не пикнет. И он это усвоил. Он теперь знает, что с тобой можно делать всё, что заблагорассудится!
Она подошла ко мне вплотную и заглянула в глаза.
– А теперь представь, что будет дальше. Он узнает о ребенке. А он узнает, рано или поздно. Ты же не сможешь скрывать это вечно. Живот будет расти, потом появится малыш. И что сделает такой человек, как Антон? Человек, который привык всё получать и контролировать? Который считает, что имеет право решать чужие судьбы?
Я почувствовала, как холод поднимается от ног к сердцу. Куда ведёт эта мысль, я уже понимала, но не хотела в это верить.
– Он может решить, что ребенок ему нужен. Вот только без тебя, – произнесла Дарья, и эти слова прозвучали как смертный приговор.
Мир качнулся.
Я схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Эта мысль была страшнее всего, что я пережила до сих пор. Страшнее предательства, страшнее унижения, страшнее бездомности. Мой ребенок. Мой малыш, которого я уже так сильно любила, которого видела на экране УЗИ, чьё сердечко стучало в унисон с моим.
– Нет, – прошептала я. – Он не может…
– Может, – продолжала Дарья безжалостно, чеканя каждое слово. – Он наймет лучших адвокатов. И докажет в суде, что ты нестабильная, безработная, бездомная истеричка, не способная воспитать дитя. Подумай сама: кто выглядит лучше на бумаге? Успешный банкир с квартирой, машиной и стабильным доходом, или женщина, живущая на диване у подруги и не способная найти работу?
Каждое слово било в самое сердце. Я представила зал суда. Антон в костюме, с портфелем документов, рядом его адвокат и, возможно, Ева, изображающая заботливую мачеху. А я в чужой одежде, без определённого места жительства, без работы. Кого выберет судья?
– У него будут все шансы его отобрать, – голос Дарьи стал ещё жёстче. – Он предоставит справки о своей зарплате, документы на квартиру, рекомендации с работы. А что предоставишь ты? Справку о том, что зарабатываешь копейки частными уроками? Ты об этом подумала?
Я отрицательно покачала головой, не в силах говорить. Перед глазами встала ужасающая картина: чужие люди забирают у меня моего малыша, он плачет и тянет ко мне ручки, а Антон и Ева смотрят на это с торжествующими лицами. Нет, хуже – они даже не смотрят. Для них это просто деловая операция. Получить ребенка, не возясь с его матерью.
Паника накрыла меня с головой. Сердце забилось так часто, что я задохнулась. В глазах потемнело.
– Он заберет моего ребенка, – прошептала я, и этот шепот прозвучал, как крик. – Он заберет его у меня.
Дарья обхватила меня за плечи и усадила на кровать, села рядом, взяла мои ледяные руки в свои теплые.
– Ань, послушай меня. Послушай внимательно. Да, он может попытаться. Но только если ты останешься той же, что сейчас. Слабой, напуганной, зависимой. Но у тебя есть время. Шесть месяцев до родов. За полгода можно многое изменить.
– Что изменить? – я смотрела на нее, не скрывая отчаяния, затопившее душу. – Я ничего не умею, кроме игры на пианино. У меня нет работы, нет денег, нет дома…
– Зато у тебя есть мозги, руки и, мать его, супер мотивацию – страх потерять ребенка! – подруга сжала мои пальцы ещё чуточку крепче. – Знаешь, что делает загнанный в угол зверь? Он не плачет и не жалеет себя. Он дерётся. До последней капли крови.
Она встала и начала расхаживать по комнате.
– Смотри. За шесть месяцев ты можешь найти постоянную работу. Не важно, какую. Преподавателем в музыкальной школе, аккомпаниатором, даже концертмейстером в театре, что угодно, лишь бы это был официальный доход и трудовая книжка. За шесть месяцев ты можешь накопить денег на залог и снять нормальную квартиру. За шесть месяцев ты можешь восстановить связи в музыкальных кругах, найти людей, что дадут тебе рекомендации.
Каждое её предложение звучало как боевая задача. И постепенно, очень медленно, сквозь панику начала пробиваться другая эмоция. Злость. Холодная, кристальная злость на Антона, посмевшего думать, что может распоряжаться моей жизнью и, как подсказывает логика, жизнью моего ребенка.
– Тебе пора очнуться, Аня! – Дарья остановилась передо мной. – Твой сладкий сон, где была только кухня, его рубашки и носки твоего недомужа, закончился! Ты сейчас на войне. На самой настоящей войне за своего ребёнка. И если ты не станешь солдатом, то потеряешь не только самоуважение. Ты потеряешь своего малыша.
Что-то щелкнуло у меня внутри. Как выключатель, который повернули в другую сторону. Страх никуда не делся, но теперь он не парализовывал меня. Он подталкивал к действию. Я инстинктивно положила руку на живот в защитном жесте.
– Он не получит моего ребенка, – сказала я, и мой голос прозвучал удивительно твердо. – Никогда.
Дарья улыбнулась. В ее глазах промелькнуло одобрение.
– Вот это другой разговор. Но для этого тебе нужно перестать быть жертвой и начать действовать. Каждый день, каждый час. Ты готова?
Я встала. Ноги больше не дрожали. Да, я была напугана. Да, у меня не было ничего, кроме образования двадцатилетней давности и нескольких тысяч в кармане. Но у меня был самый сильный стимул в мире! Мой малыш.
– Что мне делать? – спросила я.
– Начать работать. Прямо сегодня, – Дарья открыла ноутбук. – После пробного урока, как только ты вернёшся, мы садимся и методично обзваниваем все музыкальные учреждения города. Не просто школы, а консерватории, театры, концертные залы, студии звукозаписи. Везде, где нужны пианисты. И не только в этом городе. В соседних тоже. Ты готова ездить на работу за сто километров?
– Готова, – ответила я без колебаний.
– Параллельно ищем частных учеников. Дети, взрослые – всех, кто способен и жаждет платить. Рекламируемся в интернете, расклеиваем объявления, просим знакомых дать контакты. Работаем по двенадцать часов в день, если нужно. Цель к шестому месяцу беременности иметь стабильный доход не меньше средней зарплаты по региону.
Она говорила, а я представляла. Множество уроков, поездки по городу с нотами под мышкой, усталость, но и маленькие суммы, что будут складываться в нечто большее. В мою независимость. В мою способность содержать себя и ребенка.
– А ещё, – продолжала Дарья, – тебе нужно будет восстанавливать репутацию. Найти твоих старых однокурсников, преподавателей консерватории, всех, кто помнит тебя как талантливую студентку. Получить от них рекомендации, завести профессиональные связи. Показать, что ты не домохозяйка, а музыкант. Профессионал.
Я кивала, впитывая каждое слово. План был жестким, почти невыполнимым. Но у меня не было выбора.
– Я всё сделаю, – мой голос прозвучал куда решительнее.
Дарья довольно усмехнулась:
– Вот это я и хотела услышать. Пойдем, подберем тебе что-нибудь из моего гардероба. У тебя сегодня не просто урок, это начало твоей новой жизни. И ты должна выглядеть соответствующе.
Я посмотрела на свои руки. Вчера они дрожали от страха. Сегодня они сжались в кулаки. Вперёд! Некогда рефлексировать о том, что уже произошло.
Глава 6
В зеркале на меня смотрела незнакомка. Строгая черная водолазка, идеально сидящие классические брюки, гладко зачесанные в низкий пучок волосы. Одежда Дарьи сидела на мне как влитая, но ощущалась чужой, как театральный костюм. Это была униформа для роли, которую я только училась играть: роль сильной, независимой, уверенной в себе женщины-профессионала. Моя собственная суть, закутанная в мягкие свитера и страхи, осталась где-то глубоко внутри, испуганно выглядывая наружу.
Но внешность имела значение. Это понимала даже я. В этой одежде я выглядела компетентно. Серьезно. Как человек, которому можно доверить ребенка.
– Спину выпрями, – скомандовала Дарья, вручая мне мою потрепанную сумку с нотами. – Ты не на плаху идешь, а на работу. Ты не просишь милостыню, а предлагаешь эксклюзивную услугу. Твое образование, твой талант – это товар. И он, черт возьми, дорого стоит!
Она сунула мне в руку несколько купюр.
– Это на такси. Туда и обратно. Никаких автобусов и уставшего вида. Ты должна приехать свежей и собранной. И запомни, – она поймала мой взгляд, – не занижай цену. Когда мать девочки спросит о стоимости, назовешь сумму на двадцать процентов выше той, что планировала. Твое время и твои знания стоят денег. Поняла?
Я кивнула, чувствуя себя школьницей перед экзаменом. Внутри все дрожало, но я старалась не показывать этого.
– Даш… – я все-таки решилась спросить, чувствуя себя виноватой. – А как же твоя работа? Ты из-за меня целый день дома, у тебя ведь фирма, а без хозяйки дела могут застопориться…
Дарья отмахнулась, будто я сказала какую-то глупость:
– Типун тебе на язык, Анька! Моё агентство работает, как часы, даже когда меня нет в офисе. У меня супер ответственные сотрудники, потому я могу себе позволить работать из дома. К тому же, ты сейчас – мой главный проект. И самый интересный, между прочим. Так что не забивай себе голову ерундой. А теперь иди. У тебя все получится! И еще. Будь профессионалом, а не подружкой. Ты педагог. Анна Сергеевна. Не Аня. Дистанция, уважение, результат. Поведение определяет отношение. Покажешь себя как эксперт и с тобой будут обращаться как с экспертом. Иди, Бетховен. У тебя все получится.
Спускаясь по лестнице, я чувствовала, как по телу разливается странное ощущение. Не уверенность, нет, до нее было еще далеко. Но что-то другое. Решимость? Злость? Я не могла понять, что именно, но оно помогало идти вперед, не оглядываясь.
На улице меня обдал холодный ноябрьский воздух. Я достала телефон, чтобы вызвать такси, но потом передумала. Мне нужно было это время, чтобы собрать мысли в кучу. Я пошла пешком, благо адрес был не так далеко.
Город казался другим. Более четким, что ли. Люди спешили по своим делам, машины ехали по своим маршрутам, в витринах красовались нарядные манекены. Обычная жизнь. И я тоже была ее частью. Не изгнанница, не изгой. Просто женщина, идущая на работу. На свою первую за много лет настоящую работу.
В голове роились страхи. А что, если девочка окажется капризной? Что, если я не понравлюсь матери? Что, если я все забыла и не смогу объяснить элементарных вещей? Что, если они увидят во мне ту самую жалкую, растоптанную женщину, которую я сама видела в зеркале буквально вчера.
Я остановилась у пешеходки и сделала глубокий вдох. «Он может забрать твоего ребенка». Слова Дарьи вспыхнули в мозгу неоновой вывеской. Эта мысль была страшнее любого провала на пробном уроке. Страх за малыша оказался мощнее моего собственного страха. Он был как ледяной стержень, вдруг выросший внутри, не дающий мне согнуться. Я выпрямила спину, как наказала Даша, и пошла дальше, уже не как жертва, идущая на эшафот, а как солдат, идущий в свой первый бой.
Навигатор привел меня к красивому дому в тихом районе. Ухоженный подъезд, детская площадка во дворе, цветочные клумбы. Мир, из которого меня так безжалостно вырвали. Мир нормальных, счастливых семей. На мгновение мне стало так больно, что захотелось развернуться и убежать. Но я сжала кулаки и заставила себя войти в подъезд.
Квартира возможного будущего клиента пахла яблочным пирогом и корицей. В прихожей стояли маленькие розовые сапожки и взрослые туфли, на стене висели забавные детские рисунки и семейные фотографии. Теплый, живой дом. Именно такой я мечтала создать для своего ребенка.
Меня встретила хозяйка, Марина. Приятная женщина лет тридцати пяти, с умными внимательными глазами и легкой улыбкой. На ней была уютная кофта и джинсы – одежда человека, который работает дома и чувствует себя комфортно. Она тоже смерила меня быстрым взглядом, но в нем не было жесткой оценки, а скорее дружелюбное любопытство.
– Анна Сергеевна? Здравствуйте. Проходите, я Марина. Очень рада, что вы смогли так быстро приехать. Мы как раз испекли шарлотку, может быть, чаю?
– Здравствуйте, Марина. Спасибо, но давайте сначала познакомимся с вашей дочкой и посмотрим на инструмент, а чай после, если я вам подойду.
Я сама удивилась своему деловому тону. Кажется, «костюм» Дарьи имел волшебные свойства. Марина, похоже, тоже оценила это. В ее глазах промелькнуло одобрение.
– Хорошо, это разумно. Лиза! Иди сюда, к нам пришла учительница музыки.
В комнату вбежала девочка лет семи, с двумя тугими косичками и любопытными карими глазами. Она была в розовом платье и белых колготках, явно наряжена для важного события. Увидев меня, спряталась за маму и с интересом, но с опаской начала разглядывать незнакомку.
– Привет, Лиза, – сказала я как можно мягче, присев на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. – Меня зовут Анна Сергеевна. Ты хочешь научиться играть на пианино?
Девочка неуверенно кивнула, не выходя из-за маминой спины.
– А ты знаешь, какие звуки умеет делать пианино? – продолжила я. – Оно может рычать, как лев, или петь, как птичка. Давай послушаешь?
В ее глазах мелькнул интерес.
– Вот наше сокровище, – Марина указала на аккуратное пианино «Petrof», стоящее у стены. – Досталось от бабушки. Настроено, мастер был месяц назад. Лиза очень просила научиться играть, но в музыкальной школе сказали, что маленьким детям трудно объяснить теорию.
Я подошла к красивому, добротному, чешскому инструменту. Открыла крышку. Прикоснулась к клавишам. Они были теплыми, живыми, отзывчивыми. Я взяла несколько аккордов. Звук был чистым, глубоким, благородным. Хорошее пианино, которое явно любили и берегли.
– Замечательный инструмент, – искренне сказала я. – На таком заниматься одно удовольствие.
– Ну, я не буду вам мешать, – тактично сказала Марина. – Буду на кухне, если что – зовите.
Мы остались с Лизой вдвоем. Она все еще с опаской смотрела на меня, прижимаясь к дверному косяку. Я села на банкетку и подозвала ее к себе жестом.
– Знаешь, Лиза, – начала я доверительным тоном, – многие думают, что учиться музыке – это скучно. Нужно учить ноты, играть гаммы, заучивать правила… Но на самом деле каждая клавиша – это дверь в сказку. Хочешь, я тебе покажу?
Она подошла ближе, любопытство пересилило осторожность. Я не стала усаживать ее за инструмент и заставлять что-то делать. Вместо этого я начала играть. Простую, известную всем мелодию из «Спокойной ночи, малыши». Но я играла ее не как учебный этюд. Я играла ее с той нежностью, с той тоской по ушедшему детству и с той надеждой на будущее, которые переполняли меня. Я вложила в эти простые ноты всю свою душу. Музыка полилась, заполнив комнату теплом и светом.
Лиза смотрела на мои пальцы, затаив дыхание. Ее глаза округлились, и она незаметно для себя подошла вплотную к инструменту. Когда я закончила, она молчала несколько секунд.
– Красиво, – прошептала она. – Как в мультике.
– А хочешь, мы сейчас сами сочиним сказку? – предложила я. – Смотри. Вот эта клавиша, – я нажала на низкую ноту в басовом регистре, – пусть это будет большой, косолапый медведь. Он идет по лесу. Бум… Бум… Бум… Слышишь, как он переваливается с лапы на лапу?
Я играла медленные, тяжелые звуки, и Лиза захихикала.
– А вот эти, наверху, – я пробежалась пальцами по верхнему регистру, – это маленькие птички-синички. Они чирикают и зовут весну. Чив-чив-чив!
Лиза засмеялась уже открыто.
– А можно мне медведя?
– Конечно. Поставь пальчик вот сюда.
Она робко ткнула в клавишу. Раздался низкий звук. Ее глаза округлились от восторга.
– А теперь птичек!
– Птичек играют вот здесь. Попробуй.
Мы играли в эту игру минут пятнадцать. Мы придумывали дождик, который капает по крыше (звонкие капли в верхнем регистре), и сердитого волка (рычащие звуки в среднем), и веселого зайчика (быстрые прыгающие ноты), и даже грозу с громом и молнией. С каждой новой «сказкой» Лиза становилась смелее, ее пальчики увереннее нажимали на клавиши, а глаза азартно светились.
Я видела, как страх и скованность уходят из малышки, уступая место любопытству и радости открытия. Я не учила ее нотам. Я не заставляла запоминать правила. Я показывала ей как слушать и чувствовать музыку. Я ненавязчиво говорила ей, что пианино – это не сложный тренажер для пальцев, а волшебный мир, и его можно исследовать.
– А теперь, – сказала я, когда она окончательно освоилась, – давай научимся сидеть за пианино, как настоящие музыканты. Видишь, я сижу прямо, но не напряженно. Как будто у меня на голове стоит красивая корона, и я не хочу ее уронить.
Лиза выпрямилась, изображая принцессу. Я показала ей, как ставить руки – не в виде скучных правил, а в виде игры:
– Представь, что у тебя в ладошке лежит маленькое яблочко, и тебе нельзя его раздавить. И в то же время нельзя дать ему упасть. Вот так.
Ее маленькие пальчики легли на клавиши. Я аккуратно поправляла их, чувствуя, как внутри меня просыпается что-то давно забытое. Радость от созидания. Радость от того, что я могу поделиться тем, что люблю и умею. В этот момент я не была брошенной женой. Я не была бездомной беженкой. Я была педагогом. Музыкантом. Анной Сергеевной.
– А теперь сыграем настоящую мелодию, – сказала я. – Очень простую, но красивую.
Я показала ей пять нот подряд: до, ре, ми, фа, соль. Сначала играла сама, напевая мелодию, потом помогала ей найти нужные клавиши.
– Это песенка про солнышко, – объяснила я. – Слышишь, как оно встает и поднимается все выше и выше?
Мы позанимались еще полчаса, и за это время Лиза выучила простенькую мелодию из пяти нот. Она играла ее одним пальцем, но так сосредоточенно, с таким трепетом, что у меня защемило сердце. Она сияла от гордости, снова и снова наигрывая свою первую музыку.
В комнату заглянула Марина. Она, очевидно, слышала все происходящее. На ее лице была теплая, восхищенная улыбка.
– Лиза, тебе понравилось?
– Да! – закричала девочка, поворачиваясь к маме. – Мама, я сыграла песенку! Про солнышко! Анна Сергеевна сказала, что у меня хорошо получается! Я еще хочу!
– А мне очень понравилось, как ты играла дождик и птичек, – сказала я. – У тебя музыкальные пальчики.
