Текст книги "Доиграть до конца (СИ)"
Автор книги: Милана Масалова
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
***
Было уже около полудня, когда Стаса из КПЗ проводили в допросную, где сидел следователь, которому поручили вести дело о драке Стаса с соседом.
– Вчера вечером Вы ранили гражданина Бирюкова Степана Филипповича, который проживает этажом выше Вас, – начал допрос следователь. – Расскажите, как это произошло.
– Он вчера напился и начал песни горланить. Ночь уже, людям спать нужно. Вот я и начал стучать ему по батарее, чтобы он успокоился. А он ко мне разбираться пришёл, чтобы выяснить, кто из нас самый амбал. Сначала дверь мне пытался выломать, а когда я ему её открыл, чтобы не ночевать потом вообще без дверей, он на меня с ножом кинулся. Я попытался нож этот выбить у него из руки, только он решил помешать мне и напоролся на свой же нож…
Следователь внимательно слушал Стаса, иронично кивая головой.
– А вот гражданин Бирюков в своих показаниях утверждает, что рвался к Вам в квартиру только затем, чтобы пару раз врезать Вам кулаком по морде, а Вы его ножом по предплечью полоснули, а затем этот же нож ему в здоровую руку вложили… Кстати, нож, которым его ударили, у Вас в квартире на полу валялся…
– А я к этому ножу и не прикасался, – ответил Стас. – На нём же отпечатки пальцев этого Бирюкова должны быть. Я защищался. Или мне нужно было ждать, когда он высадит мне дверь и прибьёт меня?
– Почему только Вас? А Тимофееву Марию Владимировну, с которой Вы сожительствуете, почему вы не упоминаете? – и следователь с ухмылкой посмотрел на Стаса.
– Машу? Да она, как только услышала, что сосед начал дверь выбивать, закрылась в ванной и всё время выла, как белуга. А когда я увёл соседа из квартиры, она вообще убежала к своей маме.
– А гражданка Тимофеева утверждает, что это Вы приказали ей закрыться в ванной перед тем, как открыли соседу дверь. А ещё она видела, как Вы достали из кармана своей куртки армейский нож. У Вас есть разрешение на ношение холодного оружия? – ехидно осведомился следователь.
– Маша дала какие-то показания? – презрительно спросил Стас, хотя от такого известия у него начало сильно стучать сердце. – Нашли, кому верить! Она замуж за меня хочет со страшной силой, а тут недавно в «Санта-Барбаре» показывали, как парень, чтобы не давать показания о преступлении его девушки, женился на ней, вот Машка и решила что-то подобное провернуть… Что она ещё там наговорила? – устало закончил он свою речь.
Следователь молча записывал показания Стаса в протокол допроса.
– Итак, что мы имеем с гуся, – подвёл он итог через некоторое время. – Незаконное хранение холодного оружия, нанесение телесных повреждений средней тяжести, дача заведомо ложных показаний, инсценировка места происшествия… Гражданин Карпов, Вы вроде, школу милиции заканчиваете? Тогда посчитайте сами…
***
Следователь вышел из допросной, затем конвоиры отвели Стаса назад в КПЗ. Стас сидел на койке и смотрел на стену напротив, чувствуя себя так, как будто опоздал на последний поезд в метро. Вот так и его светлое будущее, которое он годами себе обустраивал, улетело ночным поездом в тёмный туннель, а он остался на перроне, с которого его скоро прогонят на улицу, потому что станция закрывается на ночь. Он понял, что его посадят. Уже того, что ему предъявил следователь, хватит на пару лет колонии, а если у него в квартире произведут обыск, то найдут и его кастет, и травматический пистолет, без которых он давно не ходил ни на какие разборки, а самое главное – присвоят себе его заветную тысячу долларов «на чёрный день».
А ещё Маша… Стас никогда особо не расстраивался тому обстоятельству, что она глуповатая: ну что с бабы возьмёшь, лишь бы она его любила и по дому всю работу делала. Оказывается, зря… Сдала его Маша, как только появилась такая возможность. Неужели она не понимала, что если его посадят, то она вернётся к своим родным и опять будет целыми днями шить вместе с бабкой, а по вечерам искать по району свою пьяную мать? А он, вернувшись из «зоны», назад её не позовёт.
А сейчас? Нет, сейчас он её простит и будет постоянно объяснять, что нельзя предавать того, кто тебя содержит, кто о тебе заботится, кого ты, в конце концов, любишь!
«И того, кто тебя любит…» – подумал Стас, и почему-то на душе его стало так грустно, как будто он слишком поздно понял это. Он упал на койку лицом вниз, и больше всего ему сейчас хотелось заплакать, потому что слишком тяжело ему было перенести всё, что свалилось на него сегодня.
Но ещё после окончания начальной школы Стас сказал сам себе, что он уже взрослый пацан, а взрослые пацаны не носят короткие шорты и никогда не плачут…
Рождение Карпова
Через некоторое время дверь в КПЗ открылась, и в камеру к Стасу зашёл майор Авдеев. Стас вскочил с койки.
– Сидеть! – пнул его ладонью назад на койку Авдеев, а потом, глядя на Стаса с высоты своего роста, приказал, – рассказывай.
И Стас рассказал всё, что случилось на самом деле. Авдеев некоторое время ходил взад-вперёд по камере, затем презрительно посмотрел на Стаса и сказал:
– Никакой драки с соседом не было. Ты со своей девкой ночью поругался, она тебя из квартиры выгнала, а я тебя посадил в КПЗ, пока ты себе новое жильё не подыщешь: не замерзать же тебе на морозе. Сейчас ты пойдешь к себе домой, соберёшь свои вещи, а я вечером приеду и отвезу тебя в комнату в коммуналке, где ты теперь будешь жить. А утром мы с тобой оформим договор по обмену жилья: твоей квартиры на мою комнату. Да, и девку свою выгони: это из-за неё весь этот кипиш поднялся. Если она один раз тебя сдала, то будет так делать постоянно… Что сидишь, поднимайся и дуй домой! – прикрикнул он на Стаса и вышел из КПЗ, оставив дверь открытой и бросив ему на койку паспорт и ключи от квартиры, которые у Стаса отобрали при аресте.
Стас понял, что майор Авдеев уничтожил все документы, касающиеся его драки с соседом. Правда, плату за это потребовал непомерную… И даже не спросил у Стаса, нужна ли ему такая помощь, а поставил его уже перед свершившимся фактом. А если он откажется? Тогда уже сегодня вечером у него в квартире будет произведён обыск, при котором обнаружат и «левый» ствол, и ворованные драгоценности, и пакет с героином… Да мало ли что у Авдеева завалялось! А через некоторое время выяснится, что он, Стас, повесился в КПЗ, не вынеся свалившихся на него испытаний…
***
Всю дорогу до дома Стас ругал Авдеева последними словами и проклинал тот день, когда согласился работать в охране у Блэкмора. Да, теперь он понял, что ещё с тех пор не принадлежит сам себе. Сначала он по первому требованию срывался на охрану этих грёбаных вагонов, потому что Блэкмор не только хорошо платил ему, а ещё и всегда организовывал ему сдачу сессий на «отлично». Этим он и купил Стаса. А затем передал его майору Авдееву, который начал давать Стасу более сложные и серьёзные поручения, за которые по-царски расплачивался, на работу к себе собирался брать…
А когда Стас совершил проступок, то Авдеев «отмазал» его. Да Стас же теперь ему по гроб должен будет! Квартира – это далеко не всё, что от него может потребовать Авдеев. И никуда от него Стасу не деться. По крайней мере, сейчас. Да, он мог, конечно, напиться сегодня до потери сознания, но где гарантия, что он не очнётся опять в КПЗ, а то и в СИЗО, и узнает, что по пьяни кого-то убил?. Ещё он мог «забить» на диплом, переехать жить к родителям и пойти работать на конвейер: он будет бедный, но честный. Только опера Авдеева его уже возле отдела кадров перехватят…
А Стасу нравилось жить, причём жить на полную катушку. Он хотел иметь хорошее жильё, приличную одежду, качественное питание, любимую девушку рядом и интересно проводить свободное время. А для всего этого нужны были, в первую очередь, деньги…
Поэтому он и смирился с тем, как с ним поступил Авдеев. По дороге домой он купил несколько больших клетчатых сумок «мечта оккупанта», спокойно зашёл в пока ещё свою квартиру и начал собирать вещи. В отдельную сумку он решил собрать вещи Маши, объяснить, что некоторое время им нужно будет пожить отдельно, а потом, когда он обживётся в коммуналке, он перевезёт её туда.
Стас аккуратно раскладывал по сумкам вещи: свои – отдельно, Машины – отдельно. Через некоторое время он усмехнулся, вспомнив, что вечно натыкался на Машины вещи: куча косметики и расчёсок на трюмо, батарея шампуней и гелей для душа в ванной, шапочки и шарфики на вешалке, а в шкафу у неё было две полки, забитых одеждой. Сейчас же он паковал в основном свои вещи, иногда кидая в сумку что-нибудь из Машиной одежды.
«Нужно ей денег на жизнь оставить», – подумал Стас. – «А то ещё сдуру бросит свои курсы и пойдёт работать в цех».
Он выдвинул ящик шкафа, в котором хранились деньги «на жизнь» и его с Машей документы. Обычно аккуратно сложенные в стопку документы сейчас были разбросаны по всему ящику. У Стаса болезненно кольнуло сердце в неприятном предчувствии. Он вынул из ящика свой военный билет, свидетельство о рождении и зачётную книжку. Машиных документов в ящике не было.
Стас рывком открыл шкаф. Полки с Машиной одеждой были наполовину пустые. Он глянул на трюмо – Машина косметика исчезла. Он зашёл в ванную – флакона с дорогим шампунем, который Маша целую неделю упрашивала его купить ей, тоже не было…
Стас сгрёб в охапку всё оставшееся барахло Маши и как попало побросал его в сумку, затем сел на пол возле этой сумки и нервно рассмеялся. Который раз за сегодняшний день ему приходится заново планировать своё будущее! С утра в КПЗ он уже смирился с наличием потенциальной условной судимости и решил вернуться на конвейер. После допроса следователя он решил, что в тюрьме тоже люди как-то живут, и начал думать уже о том, как он устроится, когда выйдет оттуда. После беседы с Авдеевым Стас понял, что у него больше нет квартиры, и уже обдумал, как будет жить в коммуналке с Машей. Маша! Да ему ведь наплевать, где жить и чем заниматься, главное – знать, что вечером он вернётся домой, где его ждёт эта наивная и глуповатая, но такая нежная девочка, обняв которую, он сладко заснёт до утра…
А сегодня Маша ушла от него. Не убежала от страха за свою жизнь, увидев драку Стаса с соседом, а вернулась сегодня днём, вполне обдуманно собрала все свои документы и более-менее ценные вещи и даже не дождалась его, чтобы попрощаться. А он весь день думал только о том, как её успокоить, как обустроить её жизнь, пока он не обживётся на новом месте…
Стас вдруг отчётливо почувствовал, что его тело – это плотная оболочка типа скафандра, внутри которого горит огонь, как в топке паровоза. Под гул этого огня у него из души выжигалась и любовь к Маше, и желание делать добро ближним, и вера в справедливость, и вся его будущая жизнь, на которую он надеялся, поступая в школу милиции. Через некоторое время огонь внутри Стаса достиг его головы, прожёг страшной болью череп и, вырвавшись наружу, навсегда улетел.
Стас сидел на полу и чувствовал, что из пепла, оставшегося в душе после случившегося пожара, на его так и не выплаканных годами слезах замешивается раствор, из которого формуются кирпичи цинизма, жестокости, эгоизма, бездушия, высокомерия, злобы… Эти кирпичи собрались в крепость, навсегда замуровавшую в себе его душу. Именно в этот момент умер славный парень Стас и родился моральный урод Карпов.
***
…Через полчаса он поднялся с пола и начал флегматично собирать свои вещи, готовясь к предстоящему переезду, а поздно вечером он так же спокойно и размеренно начал обустраиваться в коммуналке Авдеева, где ему отныне предстояло не только жить, но и следить за дисциплиной и порядком в большой коммунальной квартире, собирать с остальных жильцов плату за жильё, находить новых квартирантов в освобождающиеся комнаты, обеспечивать бесперебойное функционирование всех коммуникаций и время от времени производить ремонт в квартире.
На следующий день утром он недрогнувшей рукой подписал договор обмена своей квартиры на комнату в коммуналке, а после обеда отнёс Маше её вещи.
Увидев её, Карпов опять вспомнил о том, что из-за глупости и трусости Маши он лишился жилья и попал в вечную зависимость от Авдеева. В этот момент в его сердце любовь к Маше содрогнулась последней конвульсией, после чего он явственно почувствовал сквозняк в своей душе, такой наполненной чувствами ещё вчера. И он, даже не обернувшись напоследок к плачущей Маше, сбежал со ступенек вниз.
Через неделю Карпов защитил на «отлично» диплом, получил звание младшего лейтенанта милиции и уже через месяц начал работать оперуполномоченным в РОВД «Пятницкий».
Первое дежурство
Через неделю после поступления на службу в «Пятницкий» Карпова вызвал к себе Авдеев.
– Сейчас иди домой и отоспись, а к шести вечера подходи в отдел, будешь сегодня со мной всю ночь здесь дежурить, – приказал он Карпову.
***
…В половину шестого Карпов уже был в отделе. Авдеев позвал его к окошку диспетчера.
– Сейчас я приму у старшего оперуполномоченного смену, а ты смотри и запоминай, что за чем, следующий раз будешь уже дежурить сам, – и Авдеев начал расписываться в журнале и изучать какие-то сводки происшествий, которые ему передал старший опер Витя Смирнов.
Затем Авдеев отправил Карпова в комнату оперативников, куда скоро подошёл и сам, принеся с собой шахматы.
– Давай, садись, поиграем, – предложил он Карпову, расставляя фигуры на шахматной доске. – Всё равно до утра спать по инструкции нельзя, так хоть мозги поразвиваем.
– Я не умею играть в шахматы, – ответил Карпов, которому шахматы опротивели ещё в начальной школе, потому что его дед, большой поклонник гроссмейстера Анатолия Карпова, с шести лет учил играть Стасика в шахматы, мечтая о том, чтобы его внук тоже стал чемпионом мира по шахматам.
Авдеев хмыкнул.
– Ты что, не знаешь, как какая фигура ходит? – с удивлением спросил он Карпова.
– Знаю, – ответил Карпов. – Я ещё знаю, как поставить мат в три хода и в пять ходов, а больше…
– А больше ничего и не надо! – Перебил его Авдеев. – Мы с тобой не на публику играть собираемся, а для развития умственной деятельности. От тебя требуется только проанализировать все свои возможные ходы, все мои ответные на твой ход варианты, а затем просто передвинуть нужную фигурку.
– Ничего себе задача, – усмехнулся Карпов и покачал головой.
– А такая у нас жизнь, Стас, – серьёзно ответил Авдеев. – Если начнёшь использовать чьи-то чужие заготовки – обязательно пролетишь, но если ты научишься рассчитывать все возможные варианты хотя бы на три хода вперед, то всегда найдёшь удачный для себя выход даже из самой катастрофической ситуации. Да, и ещё. Называй меня просто Вася и на «ты». И всех остальных оперов тоже называй по именам и на «ты». Это не панибратство, просто к тому времени, когда ты по имени-отчеству предупредишь в трудной ситуации человека об опасности, того уже и убить могут. Поэтому обращаться нужно кратко.
***
Почти до полуночи Авдеев методично обыгрывал Карпова в шахматы, время от времени хваля последнего за интересные ходы. Карпов никогда раньше так долго и напряжённо ни о чём не думал, поэтому был очень рад, когда позвонил диспетчер и сказал, что недалеко от автобусной остановки произошла драка, в которой серьёзно пострадал человек. Его доставили в травмпункт, а избившую его женщину патрульные привезли в отдел.
– Сейчас пойдём её оформлять и допрашивать о случившемся, – сказал Карпову Авдеев и, не спеша, направился к диспетчеру.
Карпов последовал за ним. В «обезьяннике» он увидел плотную женщину лет тридцати пяти с начёсом на неделю вперёд на обесцвеченных перекисью водорода волосах и яркой косметикой на лице. Одета женщина была в короткий полушубок из искусственного меха, из-под которого выглядывала длинная юбка с разрезом от бедра. Женщина держалась довольно уверенно и, похоже, не считала себя в чём-то виноватой.
– Иди открой допросную, – приказал Авдеев Карпову, а сам открыл «обезьянник» и, взяв задержанную женщину за локоть, повёл её в допросную, дверь в которую ему услужливо открыл Карпов.
– Заходи, будешь вести протокол допроса, – сказал Авдеев, видя, что Карпов хочет уйти обратно в комнату оперативников.
Карпов сел на прибитый к полу табурет возле стола, напротив него Авдеев усадил задержанную и начал вести допрос, стоя возле окна.
– Фамилия? Имя? Отчество? – монотонно задавал он вопросы, ответы на которые Карпов фиксировал в протоколе.
– Тращенкова Татьяна Ивановна, – уверенно отвечала задержанная.
Дальше последовали вопросы, из которых выяснилось, что гражданка Тращенкова проживает в двадцати минутах ходьбы от остановки автобуса и работает монтажницей на радиозаводе.
– Рассказывай, что случилось, – приказал Авдеев.
– Я возвращалась со второй смены, – начала свой рассказ Тращенкова. – Смена у нас заканчивается в одиннадцать ночи, потом нас на служебном автобусе развозят по домам… Ну, до остановки. Я вышла из автобуса и пошла домой, и вдруг заметила, что за мной какой-то мужик идёт. А нам сегодня как раз зарплату выдали. Я подумала, что он хочет меня обокрасть, и начала идти быстрее. А ещё я в кармане вентиль от водопроводного крана всегда с собой ношу. Я стала идти быстрее, а сама на пальцы надела вентиль, как кастет, и на ходу сумку открыла, чтобы достать оттуда большую отвёртку. А мужик этот тоже шаг ускорил и толкнул меня в спину. Я чуть не упала, а он мою сумку из рук выхватывать начал. А там же весь мой монтажный инструмент: и отвёртки, и плоскогубцы, и формовки, и жала на паяльную станцию… Где ж я его потом куплю? Вот я его по лицу кулаком с кастетом и ударила, а затем жалом отвёртки куда-то в живот его тыкать начала… А потом патруль подъехал, потому что я звала на помощь, кричала, что меня убивают, и разняли нас…
Тращенкова с довольным видом замолчала. Карпов записывал услышанное в протокол, а Авдеев от нечего делать ходил взад-вперёд по комнате. Внезапно раздался стук в двери допросной, после чего в дверях появился диспетчер с листом бумаги в руках.
– Телефонограмма из травмпункта, – отчитался он и передал лист бумаги Авдееву.
Авдеев бесстрастно пробежал глазами текст телефонограммы и обратился к Тращенковой.
– Вот тут из травмпункта позвонили, – не спеша начал говорить он. – Закрытый перелом скуловой кости, несколько проникающих ранений в живот, множественные ушибы и гематомы… В общем, если он через 21 день не выпишется из больницы, а он, наверняка не выпишется, то будем открывать против тебя дело за нанесение умышленных телесных повреждений средней тяжести… В общем, года два лишения свободы тебе обеспечено.
Тращенкова удивлённо смотрела на Авдеева, выпучив глаза.
– Как это – два года? – пробормотала она. – Я же защищалась. Он же на меня напал, толкнул…
– А где доказательства того, что на тебя напали? – строго спросил её Авдеев. – Может, у тебя одежда порвана или хотя бы вымазана, может, где-то на теле синяки имеются? Нет у тебя ничего такого. Всё свидетельствует о том, что ты по каким-то личным причинам избила этого человека с применением холодного оружия…
– Так как же это так… Где же справедливость… – задержанная начала плакать.
– Справедливость – на кладбище, отмахнулся от неё Авдеев и обратился к Карпову. – Стас, иди одевайся, поедем в травмпункт и возьмём показания у потерпевшего.
Карпов вышел из допросной, быстро накинул свою куртку и запер комнату оперативников на ключ. Идя по коридору мимо допросной, он услышал разговор Авдеева с задержанной Тращенковой.
– А что я могу сделать? – сочувственно говорил он плачущей женщине. – Ну нет свидетелей того, что он на тебя напал… Да понимаю я, что гад он самый последний и тюрьма по нему плачет, только всё говорит о том, что ты первая на него напала…
– А что, мне нужно было дождаться, пока он меня убьёт? – плача, перебила его Тращенкова.
– Ты, вроде, говорила, что он тебя в спину толкнул, – напомнил ей Авдеев.
– Да, я чуть не упала… – подтвердила женщина.
– А давай, ты дашь показания, что ты упала, а затем он попытался тебя изнасиловать, а ты от него начала отбиваться вентилем и отвёрткой, – предложил её Авдеев.
– Но это же неправда, – возмутилась Тращенкова.
– Правда – в таблице умножения, – ответил Авдеев. – А у нас в милиции изучаются показания свидетелей происшествия, и на основании подтверждённых документально фактов, непосредственно относящихся к произошедшему, делается вывод о правдивости этих показаний.
– Но Вы же сами сказали, что я не похожа на пострадавшую…
– Если согласишься, то я приведу твой внешний вид в такое состояние, что ты действительно будешь выглядеть, как пострадавшая, – сказал Авдеев. – Но предупреждаю: тебе будет больно…
– Что Вы…
– Я так понял, ты не горишь желанием попасть в тюрьму на пару лет? – перебил её Авдеев.
– Конечно же нет! – искренне ответила Тращенкова.
– Тогда давай пойдём с тобой на задний двор, там я собью тебя с ног – у тебя появится гематома на спине, а ладони и одежда твоя будут вымазаны в грязи. Затем я переверну тебя на спину и с силой схвачу за запястья, на которых останутся синяки от моих пальцев. Затем я закрою тебе рот, якобы, чтобы ты не кричала – плюс следы от моих пальцев на твоём лице…
– Нет, – отказалась от предложения Авдеева задержанная. – Это слишком жестоко…
– А по-другому не получится, – объяснил ей он. – Потому что тебе побои нужно будет зафиксировать в травмпункте, где есть судмедэкспертиза, а там люди серьёзные, членовредительство распознают моментально…
– Это как-то… – в голосе Тращенковой послышалось сомнение.
– В общем, посиди пока в «обезьяннике», а я сейчас поеду в больницу допросить того мужика, на которого ты напала. Если чего надумаешь – скажешь мне, когда я вернусь, потому что утром тебя уже в СИЗО переведут.
***
К тому времени, как Авдеев вышел из допросной, Карпов успел неслышно отойти до входа в отдел и со скучающим видом опереться о стойку рядом в окошком диспетчера. Затем он следом за Авдеевым вышел из отдела и уселся на штурманское место авдеевского «Запорожца», который плавно и бесшумно тронулся с места и начал быстро набирать скорость.
– Мой Чарлик, – Авдеев любовно погладил руль. – Помнишь, у Ремарка в «Трёх товарищах» был Карл – колымага с гоночным мотором? Так вот и у меня такой же автомобиль: все детали друг к другу вручную подогнаны и форсированный двигатель от какой-то импортной навороченной малолитражки установлен. Крейсерская скорость – 90 км/ч, я из него и 110 мог бы выжать, только тогда передние колёса над дорогой поднимаются и машиной управлять невозможно. Можно, конечно обвесы поставить, чтобы прижимную силу увеличить, только я не хочу «светиться», тем более, что по нашим дорогам и с 90 км/ч не всегда проедешь…
***
В больнице Авдеев с Карповым сначала получили заключение судмедэкспертизы по поводу ранения гражданина Погребова Виктора Максимовича, а затем, с разрешения дежурного врача, зашли к нему в палату. При виде потерпевшего лицо Авдеева расплылось в ехидной улыбке:
– Витю Подвального уже бабы начали бить, – поддёрнул он Погребова. – Теряешь квалификацию. Давно освободился?
– Три месяца назад…
– И чего ты к этой бабе пристал? – спросил Авдеев. – Она же здоровая, как мамонт.
– Гражданин начальник, я же ей ничего не сделал, – начал оправдываться Погребов. – Я шёл, споткнулся и, чтобы не упасть, решил на плечо этой бабы упереться. А она меня кулаком в глаз, затем с ног сбила и начала в живот чем то пырять…
– Чего стоишь? – прикрикнул Авдеев на стоящего рядом Карпова. – Записывай показания…
И Карпов опять начал заполнять протокол допроса.
– Иди, погуляй в коридоре, – приказал ему Авдеев, забрав этот протокол и положив его себе в папку для документов.
***
Карпов вышел из палаты и начал, не спеша, прогуливаться взад-вперёд по коридору. Минут через десять из палаты вышел довольный Авдеев, а потом Карпов с Авдеевым вернулись в отдел и направились в комнату оперативников.
– Василий Павлович! – услышал Карпов женский голос и обернулся.
В обезьяннике, держась обеими руками за прутья решётки, стояла Тращенкова.
– Чего ещё? – устало спросил её Авдеев.
– Я согласна, – объявила она.
– А именно? – Авдеев явно хотел, чтобы задержанная сама сказала, чего хочет от него.
– Ну… Вы … говорили…, что можете… Ну… чтобы у меня вид был, как у настоящей потерпевшей, – Тращенкова, краснея, высказала своё желание, попытавшись, чтобы это звучало как можно более приличней.
– Тогда пошли…
Дежурный открыл «обезьянник» и Авдеев, схватив Тращенкову за рукав, быстро вывел её из отдела. Карпов вернулся в комнату следователей, улёгся на диван и задремал.
– Рота, подъём! – заорал вдруг кто-то у него над ухом.
Карпов вскочил с дивана. Возле него, скрестив руки, стоял Авдеев.
– Иди доигрывать партию в шахматы, – сказал он, уселся за стол и начал обдумывать свой следующий ход.
***
Через час к ним в комнату заглянул диспетчер.
– Вася, там муж пострадавшей, ну той, которую изнасиловали, пришёл, хочет поговорить…
Авдеев вышел из кабинета, а за ним следом увязался и Карпов. В коридоре на стуле, закрыв лицо руками, сидела плачущая женщина с всклокоченными светлыми волосами, в разодранной грязной юбке и таком же грязном полушубке. Рядом с ней сидел плотный мужчина лет сорока и пытался её успокоить.
– Сейчас вам нужно поехать в ***больницу, там Ваша жена пройдёт судебно-медицинское освидетельствование, а потом с результатами приедете сюда и передадите их мне. Постарайтесь успеть до семи утра, а то я сдам смену и Вашей жене придётся заново давать показания, а у неё и так сильный стресс…
Внезапно женщина подняла голову и с ужасом посмотрела на говорившего Авдеева. А Карпов почувствовал, что у него начала слегка кружиться голова: перед ним сидела Тращенкова с разбитой губой и размазанной по лицу косметикой. На её лице, шее и запястьях уже начали проявляться синяки.
– Мы уже задержали того, кто это сделал, – совершенно спокойно продолжал свою речь Авдеев. – Он во всём признался. Ваша жена, конечно, храбрая женщина, она смогла ранить насильника, но сами понимаете, мужчина в итоге оказался сильнее и добился своего…
И тут у Тращенковой началась истерика. Она громко зарыдала, мотая при этом головой из стороны в сторону, и всё время повторяя: «Как же так? Как же так?»
Авдеев отвернулся от неё и ушёл в комнату оперативников. Карпову же хотелось провалиться сквозь землю от стыда за своего начальника, который, судя по всему, изнасиловал задержанную женщину прямо за углом отдела. Когда Карпов зашёл в комнату оперативников, Авдеев сидел за столом и совершенно спокойно продолжал обдумывать дальнейшую игру. Карпов демонстративно лёг на диван и отвернулся к стене, чтобы не видеть его лицемерную и циничную физиономию.
– Такое впечатление, что это ты, а не я, «жарил» её на заднем дворе, – с нехорошим смешком прокомментировал поведение Карпова Авдеев. – Вставай, твой ход!
– Я… не могу больше играть, – ответил Карпов, не оборачиваясь. – Я уже ничего не соображаю…
– И это говорит тот, кто месяц назад порезал своего соседа, осенью сжёг рынок вместе с охранниками, а прошлой весной снёс полчерепа смотрящему за **** железнодорожным узлом, – язвительно сказал Авдеев. – Парень, ты часом место своей работы не перепутал?
Он подошёл к лежащему на диване Карпову, схватил его за ухо и начал тянуть вверх.
– Встал и пошёл играть в шахматы! – приказал Авдеев.
Карпов поднялся с дивана и сел за стол с шахматами. А что он мог ещё сделать? Авдеев был намного сильнее его, к тому же это был его начальник, который, как оказалось, уже несколько раз «отмазал» его от тюрьмы.
– Ненавижу таких баб, – объяснил Авдеев, очередной раз обыграв Карпова. – Оденутся, как проститутки, лицо размалюют и лазят по вечерам по району в поисках приключений. Если бы эта баба была скромно одета – я бы её и пальцем не тронул, а так… Тем более, она сама попросила, чтобы я её взял, причём жёстко… Дура! Неужели она не понимает, что у мужиков никогда не бывает неудачных попыток износа. На что она надеялась?... Не переживай, я её сильно не порвал, – успокоил он бледного Карпова, который смотрел на него со страхом, смешанным с отвращением. – Зато по ночам больше шляться одна никогда не будет. Ты видел её мужа? Козёл это, а не муж: жена на двух работах вкалывает, а ему влом встретить её возле остановки, никак от телевизора оторваться не может…
– А вдруг у них дети маленькие, и муж за ними следит? – прервал его речь Карпов.
– У них дети – уже школьники, – ответил Авдеев. – Я спрашивал её. А муж уже год сидит без работы, потому что завод закрыли, вот поэтому она с утра до обеда в каком-то кооперативе игровые приставки паяет, а потом до полуночи на заводе вкалывает… И ещё надеется, что кто-то при деньгах предложит ей переехать к нему от мужа-лентяя, поэтому и красится она без меры, и одевается так вызывающе… Ты подожди, как потеплеет, почти каждую ночь у нас будут износы. И все пострадавшие – в условных юбках и кофтах с вырезами до пуза. А потом удивляются, что их насилуют…
– Но пострадавший, у которого мы были в больнице, дал показания… – напомнил ему Карпов.
– А когда ты вышел из палаты, он написал чистосердечное признание о том, что изнасиловал Тращенкову. Этот Витя Подвальный – грабитель со стажем, я уже не помню, сколько раз его закрывали, поэтому не жалей о нём. Тем более, что никакого суда не будет, можешь поверить мне на слово.
Произнося свою тираду, Авдеев заново расставил на шахматной доске фигуры, и опять для Карпова началась пытка игрой в шахматы.
– Ты нестандартно мыслишь, – похвалил его Авдеев, выиграв ещё один раз. – С тобой интересно играть, ты такие нюансы учитываешь, о которых я никогда даже не задумывался. И так во всём. Если бы ты Шарайчука не напрягал насчёт контрольных звонков, вас бы всех тогда перестреляли… А ты на что-то другое надеялся? – грустно усмехнулся он, увидев, как побледнел Карпов. – Они знали, что вы на меня работаете, я тогда как раз этот узел у них отжимать начал. План у них был такой: поубивать вас всех и платформы с тракторами угнать. Даже если бы вы разбежались, кто куда, они бы всё равно нашли вас. Им нужно было показать начальнику того железнодорожного узла, что они могут делать на его земле всё, что захотят, а новый хозяин для них ничего не значит. А ты смог организовать своих парней, и вы не только остались в живых, но и повязали их лучшую бригаду. Вот тогда я и понял, что ты – не расходный материал, и решил взять тебя к себе в отдел… Поэтому приказал всем молчать о том, что ты тогда смотрящего убил, ты и так был на грани помешательства. Да, и Шарайчук, и Воронов, и Пономаренко знают, что ты – убийца. А после того, как вы ушли со станции, мои люди всех их людей, которые были в диспетчерской, возле стрелок и в маневровом тепловозе убили, а потом трупы отвезли на мусоросжигательный завод. Вот так улетели в трубу мои конкуренты... Стас, у тебя есть только один недостаток: ты звереешь при виде крови, как берсеркер. И если ты не научишься себя контролировать, то это может обернуться для тебя и окружающих большой бедой…