Текст книги "Тепло (СИ)"

Автор книги: Мила Совина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Ленка полгода ходила в тренажёрный зал. Бодибилдершей она стать не хотела, она комплексовала из-за своей фигуры по типу «песочные часы» и отчаянно желала похудеть. Похудеть не получалось, широкие кости остались широкими, а естественный для её комплекции сорок шестой размер не менялся. Только формы стали более подтянутыми, и ещё она спокойно могла поднимать в каждой руке по десять килограммов.

И сейчас десятикилограммовое усиление влетело типу в скулу; сверкнув, отлетели стразы. Только, к сожалению, одни мускулы мало помогут против противника, явно превосходящего в весовой категории и к тому же поднаторевшего в уличных драках. Он схватил её за запястье, чуть не сломав, и выкрутил руку за спину. Ленка вскрикнула от неожиданности и боли, но снова никто не пришёл на крик – наверное, он получился слишком тихим...

– Да и доля наша такая женская – терпеть...

...Мерзкая лапища дёрнула ей ворот блузки, отрывая пуговицы, и Ленка забилась, отчаянно вырываясь. Руку заломило такой отчаянной болью, что потемнело в глазах. Сознание отключилось, в глазах багрово вспыхнуло. Сознание больше не фиксировало порядок действий и всякие ненужные мелочи. Она завизжала, рванулась, дёрнулась вперёд, вонзила ему в щёку четыре оставшихся ногтя и ударила коленом в пах.

Возможно, что-то из этого было лишним, но не было времени оценивать обстановку. Главное – был достигнут результат. Тип со стоном отвалился от неё и скрючился на полу, а Ленка кинулась прочь. Задыхаясь, каждое мгновение ожидая, как разъярённый гопник догонит её и схватит за шею, она нашарила в темноте входную дверь, отщелкнула все замки и вылетела на площадку. Ссыпалась по лестнице, чудом не свернув себе шею, и выскочила на улицу, где горели редкие фонари.

Рыдая, она бежала по улице прямо в носках, скользя в ледяной осенней грязи и наступая в лужи. Несколько раз она споткнулась и упала в слякоть, заскулила от прошившей руку боли, когда оперлась на неё... Она не помнила, как добралась домой, где сползла на пол по запертой входной двери, только сейчас осознав, что никто за ней не гонится. Ключи остались в сумке там, у Катьки, как и куртка с сапогами. Там Ленка снова заплакала и тихонько завыла, прижимаясь лбом к холодному железу. «Леночка, это ты?» – вдруг услышала она тихое из-за двери, и та открылась... Она вползла через порог почти на четвереньках, обняла испуганную маму и горько, не сдерживаясь больше, зарыдала. Перед внутренним взором намертво отпечатались четыре кровавые раны с застрявшим в одной из них искусственным ногтем...

Она опомнилась, осознав, что в комнате уже давно говорит только телевизор.

– Не хочу терпеть, – отчеканила Ленка наконец. – И говорить об этом больше не хочу. Никогда. Мне не нужно это.

Отвращение от воспоминания слегка притупилось, и она добавила чуть мягче:

– Извини, ба, но всё это чушь. Зачем терпеть скотское отношение, если за это ничего не получаешь? Если ты своей жизнью довольна – твоё дело, а мне такой радости не надо. Я лучше сдохну одинокой в старости, не дойдя до раковины.

Бабушка молчала и жевала губами. И Ленка молчала, мучительно подбирая слова, чтобы обратить ссору вспять, перевести тему на что-то нейтральное, сказать бабушке что-то приятное.... и не находила слов. Она с тоской посмотрела на Агни и подумала, что никогда не сравнится с ней в искусстве вовремя заткнуться, чтобы не ранить человека ненужной правдой. Проще зашить себе рот.

– Пожалуйста, давай не будем больше об этом говорить, чтобы не ссориться?.. Ну, ба!

– Твоя жизнь, – выдавила бабушка. – Ни словом больше не полезу.

И она прибавила звук на телевизоре. Там началась реклама. Розовые манекены с пугающими белозубыми улыбками играли роль идеальной семьи – мама-папа-сын – и негласно обещали всем: купишь наш сок – и у тебя будет такая же счастливая семья. Наверное, недостающих её членов можно найти на дне коробки, и от сока замученные урбаном серые лица становятся неестественно-персиковыми... Все должны хотеть такую семью, потому что по-другому счастья не бывает. Ленка встала и ушла в свою комнату, рывком закрыв дверь, бухнулась на кровать. Глаза её жгло. В комнате было темно, лишь красное сердце скудно расплёскивало багровое свечение с подоконника. На пару секунд посветлело, затем вновь вернулся сумрак – вошла Агни и тихо присела рядом на кровати.

– Мне не понравилось, когда она взяла меня за руку, – послышалось в тишине.

Ленка непроизвольно всхлипнула.

– Я её обидела. Не надо было ей напоминать. Надо было быть умнее, как мама мне в детстве говорила, и просто промолчать. Просто... так надоела эта песня, это крабье ведро, пусть и из лучших побуждений... Так надоело, что она даже не понимает, во что пытается меня втянуть...

– Это естественно, – голос Агни как всегда был безлик и бесстрастен. – Люди находят себе пару для продолжения рода.

– Боже, – Ленка рывком села на кровати и зыркнула на Агни. – Да плюнь ты на эту «Википедию»! Мы не в энциклопедии живём. Необязательно всё должно быть правильно и естественно! Не обязательно всем находить себе пару, чтоб именно противоположного пола, и обзаводиться потомством. И кстати, терпеть, когда что-то не нравится, тоже не обязательно!

– Значит, ты не хочешь жить так, как тебе говорят другие, – спокойно резюмировала Агни. – Тогда не живи.

И ведь звучало, действительно, просто. Как и всё на словах.

– Легко сказать, – Ленка шмыгнула носом и отвернулась к стенке. – Вот только под прессингом окружающих совсем не так легко. Тебе не понять – ты как в бомбоубежище, тебе всё фиолетово, на лице ни мускул не дрогнет при любых обстоятельствах... А я просто устала. Трудно чувствовать себя одной против всего мира, где все живут правильно, а я нет. Ещё и выслушивать всякое... Помнишь, как нас любимая подружка обозвала? Поищи это слово в интернете.

Агни тут же исполнила это как команду, хотя Ленка не ждала этого. Но и возражать не стала, только буркнула вдогонку:

– А ведь это не оскорбление, но в устах некоторых и такое звучит как ругательство. Потому что не вписывается в «норму».

Последнее слово она выплюнула с отвращением. Со стороны компьютера доносилось еле слышное поскрипывание колёсика мыши. Из-за двери бубнил и бубнил телевизор, там кипели суррогатные страсти: герои выясняли вечно однотипные отношения, ненавидели друг друга и при этом якобы любили. Только поверить им мог лишь слепой и глухой. Ленка подумала, что бабушку следует сводить к лору – ведь не могла же она верить этой жвачке для мозгов? Это даже для современной сказки было слишком лживо.

Щёлканье мыши прекратилось, скрипнул старый стул, с которого встали. Рядом с Ленкой снова мягко примялась кровать.

– Мне не понравилось, когда твоя бабушка взяла меня за руку, – тихо повторила Агни. – И сегодня, когда ученица тронула меня за рукав, мне тоже не понравилось.

На Ленкин кулак, сжимающий подушку, опустилась тёплая ладонь. А бабушке она показалась холодной...

– Рена, пожалуйста, возьми меня за руку.

Но Ленка продолжала неподвижно лежать, уставясь в стенку. Только злее сжала кулак на подушке, будто пытаясь вырвать клок. Сейчас ей не хотелось ничего рассказывать и объяснять. У Агни теперь есть интернет, который ответит на любые вопросы.

– Рена.

– Ну что? – бросила она, неохотно садясь лицом к стене и собираясь в комочек. – Не знаю я ничего. Я хочу побыть одна.

– Мне холодно.

Ленке тоже было холодно. Холод расползался по нутру, промораживая кости, леденя кожу изнутри. От такого не скрыться под одеялом, хоть полностью им обмотайся.

– И тебе холодно, – прозвучал голос Агни. В нём проступали непонятные, непривычные интонации.

Удивлённая, Ленка подняла голову... И вдруг её плечо стиснула крепкая хватка. Не больно, но прочно – как тиски, и развернула её туловище почти на сто восемьдесят градусов. И прямо перед собой она увидела огромные глаза Агни, тёмные в полутьме. Вот они оказались ещё ближе, вплотную, и к Ленкиным губам прижался чужой рот. Будто что-то взорвалось у неё в горле, в голове, в груди. Сердце больно, со всей дури ударилось о рёбра, вдавилось в глотку и вдруг сладко заныло. К её губам прижимались чужие, незваные, нежданные, но такие родные. И это вдруг показалось единственно правильным. Потому что через рот, струясь по горлу, по всему телу разлилось тепло, равномерно и уверенно, будто она стала сосудом, который наполнили горячей водой.

– Не говори мне больше, что естественно, а что нет, – прошептала она, когда чужие-родные губы столь же целомудренно, как и припали, отстранились от её рта.

Она знала, что ни у каких соков из счастливой семьи она не найдёт на дне такого тепла, какое дарило непонятное существо, незаметно ставшее ей ближе всех.

***

Ей снился сон. В нём наступал Новый год. Стол ломился от угощений, сверкал город за окном. Пора было садиться за еду, но едва Ленка подошла, как бабушка стала собирать тарелки и убирать их обратно в сервант.

– Ты чего, ба? Я же только хотела сесть...

– Так отметили уже, – ответила бабушка.

Она потерянно стояла перед опустевшим столом. Как же так, праздник прошёл, а она не заметила... Она же хотела, чтобы они отметили его все вместе, она бы познакомила ба с Агни... а где Агни?

Она заглянула в свою комнату, потом в коридор. В конце лестничного спуска мелькнула смутная тень.

– Агни!

Она промчалась вниз по ступенькам, пролетела лестничные спирали всё быстрее и быстрее, выскочила из подъезда. Над головой взрывались салюты, по улицам шатались развесёлые пьяные компании.

– Агни!

Она очутилась в центре города, на мосту через замёрзшую реку. Весь город праздновал, всюду ходили люди, всюду, кроме этого места. Весь мир отмечал новый год жизни, а она была одна и далеко от дома.

– Агни!.. Где ты?!

Ленка заморгала. Отчаянный крик, во сне обдиравший горло, наяву превратился в едва различимый шёпот, руки вместо отчаянного сжимания железных перил бессильно лежали на простынях со слабо согнутыми пальцами.

– Где ты...

– Я здесь.

На пороге бесшумно возникла бело-ало-чёрная фигура с дымящейся кружкой в руках. Агни присела на край кровати и протянула Ленке кружку.

– Мой урок начинается через двадцать минут, поэтому мы не сможем выйти из дома вместе. Но мы сможем увидеться в перерыве.

– Да, – широко улыбнулась Ленка и с благодарностью приняла кружку с горячим свежезаваренным чаем. – Конечно, увидимся. Пожалуй, я уже скучаю.

«И какое счастье, что ты ещё здесь. И будешь здесь вечером. И каждый вечер», – хотела добавить она, но застеснялась.

***

Она тихонько закрыла дверь, чтобы не слышно было лязга ключей, и осторожно пошла обратно к себе, но всё оказалось напрасным. В прихожую вышла бабушка.

– Лена? Ты разве не ушла?

– Нет. Я... я мусор выбрасывала, – привычно придумала Ленка, и вдруг ей стало противно. Почему она врёт, как средневековая девица, скрывающая любовника в гардеробе? Сколько, в самом деле, можно скрывать Агни? Её Агни... такую замечательную, странную, такую близкую. Сердце сладко сжалось от предвкушения и скорого облегчения.

– Ба, не уходи никуда сегодня вечером.

Бабушкины брови коротко поползли вверх от необычной просьбы.

– Да куда ж я пойду, я всегда дома вечером...

– Знаю, знаю, это я так, – торопливо перебила её Ленка, словно боясь передумать, – просто на всякий случай. Хочу тебя вечером кое с кем познакомить.

Мгновение удивления, недоверия, радости на бабушкином лице. Она, точно не веря своему счастью, негромко ахнула.

– Леночка! Неужели... А кто это?

– Вечером узнаешь, – улыбнулась Ленка. И хотя бабушка не могла этого видеть, улыбку в голосе она услышала. Искреннюю, давно забытую, счастливую.

Пресекая возможные дальнейшие расспросы, Ленка отправилась умываться и собираться, чтобы в кои-то веки не бежать со всех ног и всё равно опаздывать. Сегодня ей хотелось на работу. И даже утро стало бодрым.

***

Когда у тебя праздник – не календарный, а праздник в душе, – кажется, что весь мир тебе улыбается. Конечно, на самом деле он остаётся тем же серым, холодным и неприветливым, но у тебя в глазах маленькие солнечные линзы счастья, и тебе всё равно, какая она, та объективная реальность. Существует даже предположение, что объективный мир – фикция и иллюзия, и всё вообще субъективно.

Сегодня Ленке казалось, что у неё день рождения. Не тот унылый, в октябре, с которым никто не поздравил, кроме бабушки, а тот, из детства, когда были друзья, когда была мама. Когда казалось, что случится что-то волшебное и всё лучшее впереди. Забытое и непривычное ощущение.

Она драила пол, старательно промывая каждый угол, словно кто-то мог оценить её работу. Никто, конечно, не заметит, едва прозвенит звонок, десятки и сотни равнодушных подошв затопчут её труд, но это не обескураживало. Ей хотелось трудиться ради самого процесса.

И она с нетерпением посматривала на светящееся табло часов. Настолько часто, что совершенно не запоминала информацию, и, едва отведя глаза, вновь вскидывала взгляд вверх – а вдруг уже?.. Но время тянулось, как растаявшая жвачка за каблуком. «Отпрошусь сегодня пораньше, – нервными рыбками вились мысли, – а станут возникать, приду после семи и быстро тут всё помою. Или завтра пораньше приду. Да какая разница!». Конечно, можно было наврать про бабушку, про то, что надо к врачу, про что угодно, но врать почему-то не хотелось. Да и незачем было, если можно просто сказать: «Мне нужно уйти, отработаю позже» – и никаких проблем. Имеет право, как всякий человек. И не нужны никакие оправдания ни перед собой, ни тем более перед кем-то чужим, кому до них вообще нет никакого дела.

А ещё она сегодня то и дело подкрадывалась к двери кабинета, в котором сегодня Агни вела уроки. Никто не кричал, не смеялся, не возился, слышался лишь её негромкий голос, спокойно отмерявший информацию, и Ленка поразилась, как ей удавалось так легко поддерживать дисциплину с её минимальными социальными навыками. Даже подумала, что не так уж это и сложно, она и сама, пожалуй могла бы... Но она стояла здесь, в коридоре, а не там, и держала не мел, а швабру. Впрочем, эта мысль надолго не задержалась, уступив место огромной радости за подругу.

Наконец она закончила, убрала свой рабочий инструмент и тщательно вымыла руки и вспотевшее от усердия лицо. Перевела дух и стала готовить в уме обращение к начальству. Да, право-то уйти она имеет, но одно дело – демократия юридически, и совсем другое – фактически.

– Отстрелялась уже?

Она вздрогнула, совершенно не заметив, как рядом появилась Нина Павловна.

– Да я сегодня хочу домой пораньше уйти, – объяснила ей Ленка. – Прямо сейчас пойду и отпрошусь, пока звонок не прозвенел. Кстати, вы случайно не знаете, у Никы Ивановны сейчас урока нет?

– Случайно знаю, – улыбнулась библиотекарша, состоявшая с директрисой в дружеских отношениях. – У неё как раз сейчас должен был быть сдвоенный урок у восьмого "в", но её неожиданно вызвали по делам, и она отменила урок. Так что отпрашиваться тебе придётся у Аллы Константиновны...

Ленка сразу омрачилась от такой перспективы, предвкушая обязательное унижение, и не сразу осознала, что продолжала говорить словоохотливая библиотекарша:

– ...а окно, которое у «вэшек» получилось, русским языком заменили. Та новая учительница с красными волосами. И как только Алла Константиновна согласилась её принять, удивительно...

Что?.. Агни уже провела урок досрочно? Значит, она уже свободна!

– Ой, вы извините, Нина Пална, мне бежать нужно! – протараторила Ленка уже на бегу, не видя недоумевающего взгляда себе в спину.

У кабинета, значившегося по расписанию на предыдущий урок, Агни не было. Дверь была заперта. Ленка подёргала за ручку, но дверь осталась безнадёжно глуха. Она даже зачем-то заглянула в соседний кабинет, и оттуда по ней ударили резкая тишина и несколько десятков недоуменных взглядов. Где же Агни?

Ленка растерянно спустилась на первый этаж, побрела по безлюдному коридору вдоль ряда окон, выходящих на пустынный двор. Она не могла соотнести данные этой объективно-необъективной реальности. Если Агни на сегодня уже закончила, почему она не сказала, даже не подошла? Ведь они договорились. Или она ещё не ушла из школы? Но где же она тогда? «Пошла домой», – мелькнула логичная догадка и тут же рассеялась. Она не могла просто уйти, раз сказала «увидимся в перерыве». Это просто противоречило её натуре. Но тогда где же она?!

Ленка готова была вцепиться себе в волосы и завыть от непонятной тревоги; она уже бежала по коридору, как дикий зверь, не зная куда, лишь бы не стоять спустя рукава.

И тут объективная реальность всё-таки дала о себе знать. На подоконнике в самом углу сидели две девочки из восьмого "в" и беззаботно болтали.

– Девочки, – неловко обратилась к ним Ленка севшим от волнения голосом. – Девочки, у вас же сейчас был урок русского языка?

– Ну да, – недоуменно отозвалась одна из них, перестав увлечённо жевать жвачку. От неё сильно пахло химической клубникой, и у Ленки засвербило в носу. – Только давно закончился. Мы не прогуливаем, если что.

– А учительница ваша уже ушла?

Подружки неопределённо хмыкнули.

– Да вроде ушла.

– А вы не видели, куда она пошла после урока?

Девчонки переглянулись с неприятным удивлением, на их лицах так и читалось: «чего привязалась эта уборщица». Но ответить они, даже если и собирались, не успели. Они вдруг подобрались и вскочили с подоконника, глядя куда-то мимо Ленки.

– Встали с подоконника! – грохнуло из-за Ленкиной спины, и она обернулась. Над ней возвышалась грузная фигура в светло-красном строгом костюме. Алла Константиновна досадливо поморщившись от того, что не успела застать нарушительниц врасплох, скользнула косым взором по Ленке, но, видно, решила оставить её на потом.

– Почему вы не на уроке, хотелось бы мне знать?

Ленке тоже хотелось кое-что знать, но теперь это откладывалось на неопределённый срок. Ей хотелось зарычать от досады, ведь Агни можно было ещё догнать. Бабушка же сейчас дома, наготове, и тут вдруг зайдёт кто-то неизвестный, кого она, завравшаяся растяпа, так и не успела представить. Не так она себе представляла идеальный вечер. Но это были общие мысли, незначительные на самом деле, а вот интуитивная тревога, что росла внутри, неприятно холодя, была важнее. Но расспросить школьниц, защищавшихся от нападок завуча, не представлялось возможным.

– У нас кончились уроки...

– Не врите! У вас по расписанию сейчас второй урок алгебры, а потом русский язык.

– Мы не врём! Ники Ванны урок отменили, и у нас был русский вместо окна! Уже закончился. Честно!

– У них правда так и было, – отважилась Ленка встрять, пользуясь удобным моментом. Но в награду получила не благодарность за правдивые свидетельские показания, а ещё один косой взгляд, уже откровенно злой. И вновь завуч принялась терзать своих жертв.

– Почему вы тогда сидите тут?

– Да мы просто... мы же не прогуливаем. Просто хотели посидеть, разве нельзя?

Драгоценные секунды утекали, как вода сквозь пальцы.

– Можно посидеть в библиотеке, почитать книги, но не на подоконнике в коридоре. Это невоспитанно!

– В библиотеке разговаривать нельзя...

– Вот идите на улицу и разговаривайте. А то шумите тут... – завуч вдруг сделала паузу и воззрилась под ноги подружек, – ...мусорите, – медленно произнесла она.

На полу под подоконником сиротливо валялась скомканная обёртка от жвачки.

– Елена Сергеевна, будьте любезны, приберите тут, – ледяным тоном приказала Алла Константиновна.

Ленка торопливо схватила бумажку и зажала её в кулаке. Такой слишком лёгкий способ уборки явно пришёлся не по вкусу Алле. Она окончательно забыла про несчастных нарушительниц и всем своим мощным корпусом развернулась к Ленке.

– Возьмите ведро, тряпку и помойте, – металлическим голосом потребовала завуч.

Всё складывалось как нельзя хуже. Не то что отпроситься официально, даже украдкой убежать теперь было нельзя! Да и куда бежать? Где Агни, куда она пошла? Но Ленка всё же предприняла отчаянную попытку:

– Алла Константиновна, позвольте мне сейчас уйти, у меня очень важное дело! Я вернусь позже, вечером, и всё помою, обязательно!..

Но все мольбы разбились прибоем об скалу её непримиримости.

– Нет, вымойте сейчас. И что значит «уйти»? Вы забыли, сколько у вас уже предупреждений за опоздания?

«А вот так – уйти, потому что я не ваша рабыня!» – хотелось крикнуть фрустрированной Ленке. Из последних сил сдерживаясь, она просто стиснула челюсти, и заметила, как девочки в данный момент исполняли её мечту, а именно – тихонько сгребали свои куртки-сумки-сменки, и опасливо оглядываясь на завуча, продвигались к выходу. Это был последний шанс. Игнорируя крайне недовольную завуча, она кинулась за девчонками.

– Пожалуйста, скажите, куда ушла Агния Сергеевна, в каком направлении, хоть что-то, вы же видели её!

Одна из подружек открыла рот, закрыла, нахмурилась, глянула на завуча – та стояла пока молча, онемев от такой бесцеремонности, – потупилась.

– Пожалуйста!..

– Я видела, она с этими ушла, – неохотно призналась она, – с готичками. Они к ней ещё вчера с первого урока прилипли, я слышала как заливали ей про свою готику и сходки. Сегодня во дворе рядом стояли, о чём-то говорили, мы в окно видели, да, Яна?

Её подруга кивнула, и в этот момент завуч отмерла.

– Учительница неформально общается с такими ученицами? – нехорошим голосом протянула Алла Константиновна. – С готовыми пэтэушницами, по которым колония плачет? Вы сказали, она куда-то пошла с ними?

А в Ленкиной голове бил колокол. Она пошла с ними. Зачем? Куда? Почему не предупредила? А вдруг?

– Не зря она мне сразу не понравилась! – грохотало над Ленкиной головой. – Наверняка из той же нефомальной секты. Это вы её привели, Елена Сергеевна, – теперь уже обвиняюще хлестало Ленку, но она едва слышала. – Как вы с ней познакомились? Кто она такая? Это всё сказки про настоящий цвет волос – где вы видели у людей свои такие волосы?!

А девочки, пользуясь тем, что гроза их не миновала, уже открывали входную дверь. Ленка метнулась из-под Аллиного носа и успела схватить одну из них за рукав.

– Сходки, где они устраивают сходки?!

– На кладбище, – испуганно пискнула девчонка, и её локоть вырвался из Ленкиных пальцев, но вовсе не потому, что школьница была сильнее. Больно схватив Ленку за запястье, над ней возвышалась Алла Константиновна. Девочка мигом скрылась за дверью.

– Что это за поведение?! Отказываетесь выполнять служебные обязанности, отпрашиваетесь, как в детском саду, а теперь ещё что – распускаете руки на детей?! Вы с ума сошли?

Крик, сердитый, озлоблённый, крик ради крика обдавал холодом, замораживал сердце, покрывал мозг ледяной коркой. Ленке было страшно. Нет, не от этой дикой ситуации, которая не обещала ей ничего хорошего. Выговор, увольнение, запись в трудовой «за неприемлемое поведение», штрафное удержание зарплаты? Да плевать. Агни ушла с какими-то малолетними почти преступницами на кладбище. Там, где подобные им пьют, ломают памятники и деревья, дерутся...

Ленка, не соображая, дёрнулась к двери, но её по-прежнему держали.

– И надо ещё проверить, кто она такая, ваша Агния, а то взяли с улицы неизвестно кого, потому что было срочно нужно. Наклонности-то у вас, я смотрю, похожие. Может, это не она ушла с девочками, а она сама увела их куда-то? Вы-то куда так заторопились, не туда же, случаем?

Это отдавало уже откровенным безумием. И, может, поэтому Ленка окончательно утратила связь с реальностью. Алла Константиновна больше не воспринималась ею как начальство и авторитет; это просто была преграда, неодушевлённая красная гора с верхушкой белых волос, точно нарывавший фурункул. Ленка опять дёрнула руку, но захват на запястье не ослаб. Продолжал звучать колоколоподобный голос, но слова не имели смысла, только чужие тяжёлые эмоции, направленная злоба ранила, как плеть.

Она подняла ногу в тяжёлом зимнем ботинке и занесла её над блестящей лодочкой. И с силой опустила. Поток слов оборвался воплем. Крабий зажим на запястье разжался.

Ленка выскочила на свободу, под тусклое солнце в дымке пасмурного неба. Она боялась, что дверь с треском распахнётся вслед за ней, что Алла Константиновна закричит снова, бросится в погоню... но было тихо. Она пробежала по пустынному внутреннему дворику, не чувствуя секущей лицо снежной крупы; пробежала под аркой, поскользнулась на накатанном участке. Упала, ударившись ладонью при торможении, ободрав подбородок о грубый наст. Не замечая, вскочила и побежала к остановке. Ветер трепал незастёгнутую куртку, шапка выпала из кармана и осталась лежать посреди двора. Ленка не чувствовала холода. Теперь её жгло изнутри.

***

Она успела подскочить к полупустому автобусу прямо под закрывающуюся дверь. Равнодушный к удару, он втянул створки и неторопливо попыхтел прочь. Ленка оказалась быстрее и вновь стукнула уже по двери напротив водителя. Железная махина нехотя притормозила и зашипела дверцей.

– Пожар, что ли? – проворчал водитель.

Ленка бухнулась на сиденье у окна со стороны, противоположной движению, и приникла лбом к холодному окну. В груди бушевала огненная буря. «Почему так тоскливо и страшно? Ну ушла с какими-то девчонками... Не съедят же они её. И она уже не потеряется, спросит кого-нибудь, как домой добраться, или те же девчонки проводят. Только почему она ушла с ними, ведь она обещала...» Ленка вздрогнула. Её просили не ходить никуда с незнакомыми, а эти девочки были знакомыми. Да, у неё было право иметь своих знакомых. И это нормально. Но тревога всё равно давила внутри, сковывала стужей снаружи, превращала сиденье в ледяную комковатую глыбу. Почему так плохо?

Кладбище могло быть только одно – давно не действующее, исторический памятник. Оно находилось в центре города, темнея тенистой громадой старых деревьев между главных улиц, среди высотных зданий бизнес-центров. Оно тянулось с левой стороны дороги, на которую сейчас смотрела Ленка. В голове её, среди ревущей пустоты, всё так же билась одна мысль: «Почему?».

«Потому что без неё мне плохо».

Ленка закрыла глаза и постаралась успокоиться и не накручивать себя. Агни не заблудится. Просто она до сих пор воспринимала её беспомощным голым существом, сидящим в снегу, а она больше не такая. И больше не зависела от Ленки. Теперь это была отдельная личность. Свободная личность, ничем Ленке не обязанная. Но появилось что-то, что не давало от неё отстраниться, невидимая, но такая прочная связь. Точно до упора натянулась связывающая их резинка, и либо нужно было сократить расстояние, либо эта резинка лопнет. И последний вариант Ленка была не в силах допустить. Потому что теперь не могла без неё. И знала – Агни тоже не могла. И она так торопилась, хотя могла просто подождать её возвращения дома, ради них обеих.

Автобус полз медленно, долго, и жар тревоги поутих, теперь внутри разливался холод одиночества. Вместе с ним накатила апатия, похожая на успокоение. Ленку потянуло в сон.

– Остановка «Кинотеатр „Космос“»!

Ленка встрепенулась и напряглась на сиденье. Нужно выходить на следующей. Вскакивать не стала, потому что сидела напротив двери, и стала всматриваться в потянувшийся за окном парковый массив мемориала, словно могла различить в его глубинах знакомый силуэт. Глаза её распахнулись, когда она заметила, как мелькнуло что-то яркое.

Нет, это был не обман зрения, жаждущего увидеть желанную картину. Там, в гуще старых деревьев, виднелась прогалина, и на ней стояло несколько тёмных фигур. Мужских, высоких, выстроившихся агрессивным полукругом. А ярким пятном, единственным ярким пятном рядом с ними алели волосы той, кого ни с кем не перепутаешь...

Задремавшая было тревога проснулась, резанула уже настоящим страхом. Быстрее туда!

Но автобус равнодушно проползал мимо, пока не миновал купу деревьев. Скрипя зубами от бессильной злости из-за убегающих секунд, она встала вплотную к дверям и выпала на улицу, едва они разомкнулись.

В лицо сразу прилетела пригоршня снежной крупы. Ленка бросилась бежать. Она на кого-то налетела, споткнулась, но не заметила этого. В ушах стучала кровь, гудело от уличного шума.

Сразу за распахнутой калиткой старого кладбища навалилась внезапная тишина, точно от оживлённой улицы его огораживало не чёрное кружево высокого кованого забора, а глухая бетонная стена. Лишь ветер шумел в высоких облетевших кронах тополей и берёз, и где-то хрипло гаркнула ворона. Снег здесь был по колено, нетронутый на могилах, и только слабо протоптанная тропинка змеилась вместо главной аллеи. Через пару десятков шагов от неё отделилась рыхлая дорожка из нескольких пар следов.

Невыносимо закололо в боку, и Ленка остановилась, ухватившись за ствол дерева. Перед глазами прыгала чёрно-белая мешанина. Откуда-то долетел смех.

Она обессиленно отшатнулась от дерева, упрямо зашагала вперёд. «Увести её отсюда, просто увести...». И вдруг стена деревьев резко раздвинулась.

Пространство исказилось. Они все стояли перед ней как на ладони, как игрушечные фигурки, но при этом странно, недосягаемо далеко.

Агни. Рядом две девочки, ростом едва ей по плечо. С испуганными лицами. Одна что-то говорит... И парни перед ними, как противники на шахматной доске, только тоже чёрные. Но не готы. Нет, это были те, кому есть ёмкое название, не нуждающееся в объяснении – гопники.

– Ну ты чё, э...

Бессмысленный лексически, но такой недвусмысленный по эмоциональной окраске возглас ударил Ленку, словно током. Это было очень, очень плохо. Она вдохнула и выдохнула, зажала ладонью ноющую боль в боку и зашагала к группе.

В тот же момент один из гопников потянул руку к Агни.

«Мне не понравилось», – сказала тогда Агни Ленке, когда бабушка взяла её за руку. Но бабушка осторожно подержала и отпустила, а сейчас...

Агни отступила в тот же миг, не дав чужим пальцам даже дотронуться до своего лица.

– Чё такая недотрога? Я типа для тебя не алё?!

Вновь потянулась рука, грубо схватила Агни за плечо. Раздался резкий вскрик. Но кричала не она. Парень отдёрнул руку и прижал её к животу, баюкая. Агни не понравилось. И она не стала терпеть.

"Господи, да скорее же, скорее добежать, почему ноги как в киселе вязнут!.."

– Ты чё делаешь, а! – заорал его приятель, и болезненно обострившимся зрением Ленка заметила, как в его кулаке что-то блеснуло.

Стой! Вслух или окрик прозвучал только в голове?

Осталось чуть-чуть, каких-то дюжину шагов... или сотню дюжин... Они так близко! Но выброшенная вперёд рука Ленки никак не могла дотянуться, не успевала перехватить рывок блестящего лезвия, метнувшегося в живот Агни.

Так быстро – раз и обратно. Будто ничего и не было. Но всё уже непоправимо изменилось.

– Не-е-ет!!!

Страшный, нечеловеческий вопль вырвался из Ленкиной груди, кто-то тихо взвизгнул, заскулил... Чёрно-белый мир снега и деревьев заволокла багровая пелена.