Текст книги "Бытовая химия"

Автор книги: Мил Миллингтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

III

Эй вы, я знаю, что вы себе там возомнили, так что пора вмешаться – скоренько – и растолковать вам кое-что. Мне и видеть вас не надо, я и так знаю, что вы сидите и все, как один, киваете головами: «Да, понятно, что тут происходит» и начинаете достраивать все в воображении, а этого делать как раз не нужно. Пора остановиться. Я не знаю, что там Джорджи имела в виду, упоминая психолога, но я знаю наверняка, что каждый из вас изнутри уверен в том, что мог бы им быть: вам только дай друг друга поанализировать. Так что если я не встряну прямо сейчас, вы начнете пороть чушь, типа «это значит то», «он поступает так, потому что она делает то-то», решите, что все это связано с «нереализованными потребностями» и «неверным представлением о себе», дойдете до предположений вроде «стол символизирует его мать» и еще черт те чего. Неизвестно, во что вы поверите в итоге. Так что, до того как вы начнете свои рассуждения, я скажу вам только одно слово, ладненько? Так вот оно… Моноамины. Поняли? Моноамины.

Я объясню подробности позже, сейчас еще не время. Но я хочу, чтобы вы были собраны, слышите меня? Я хочу, чтобы вы придерживались моего хода мыслей, и если вдруг почувствуете, что залезаете в путаные дебри теоретизирования, просто скажите себе: «Моноамины», и вы вернетесь на исходные рельсы. Пожалуйста, попробуйте так поступить ради меня! Ну… по крайней мере постарайтесь, ладно?

Глава 6

– Это ты, Том? – вопросила Сара из кухни, когда я вошел через парадную дверь.

– Нет, убийца с топором. Проходил мимо и заглянул.

Она вышла в коридор, в руках у нее была миска с подозрительным содержимым: желе из лайма с тунцом. Сара остановилась и оглядела меня.

– Ты поздно вернулся.

Я вздохнул.

– Да, прости, зацепился в городе, – сказал я, снимая шапку и откидывая в сторону. – Сначала полиция предупредила о заложенной ПОЖ бомбе…

– О, господи прости! – вскрикнула Сара, глядя на меня и светясь от изумления. – Партия Освобождения Животных разбомбила твои волосы! – Она подошла ко мне и потрепала макушку.

– Я был в парикмахерской, как раз когда полиция всех эвакуировала, – промямлил я.

– Ох, бедный мой, а власти клялись нам, что подобные вещи в прошлом.

– Завтра пойду в парикмахерскую, надеюсь, там исправят положение.

Сара, все еще поглаживая меня по волосам, сморщила нос.

– От тебя пахнет табаком… Ты с Эми встречался?

– Ну да.

Странно. Не знаю, зачем я так ответил?

– Обсуждали книгу Джорджины Най?

– Да. Нужно было уточнить детали контракта – мелочи, но ты же знаешь, как долго тянутся такие вещи. Я провел с ней весь день, мы проверяли конечный вариант.

Сара отстраненно кивнула, в последний раз взъерошила мои волосы и отправилась в гостиную.

– В холодильнике еда, если хочешь, – сказала она, удаляясь.

– Нет, спасибо, – ответил я. – Я сыт.

Эми не выдыхала дым, пока он не обрел во рту желаемую форму, затем положила зажигалку на пачку сигарет на столе.

– Он порядочный мудиль, даже по высоким мудильным стандартам лондонских агентов, – сказала она, качая головой. – Словно общаешься с торгашами, продающими фрукты на рынке в Ист-Энде. Несмотря на то что он литературный агент, даже несмотря на то что он из мира шоу-бизнеса, Пол Дуган не просто «классический кокни-парень», но он, кажется, еще и гордится этим.

Говоря последнюю фразу, Эми попыталась изобразить акцент, какой услышишь на рыночных площадях Лондона, на самых окраинах.

Я позвонил ей накануне вечером и спросил, можем ли мы встретиться в пабе во время обеда, объяснив, что хочу обсудить книжные дела. Конечно, мне важно было встретиться и по делам, но больше всего я хотел стереть ложь, ту совершенно бесполезную ложь, которую мне взбрело в голову ляпнуть Саре. Я думал, что сотру ее, на самом деле встретившись с Эми. Ладно, пусть я не встречался с Эми, когда сказал об этом Саре, зато встреча произошла на следующий день и таким образом изменила явную ложь на тривиальное расхождение хронологических подробностей, ведь такое возможно, не правда ли? В среду? В четверг? Какая разница.

– То есть, ему не понравилось наше предложение о десяти процентах предоплаты?

– Ну, он провернул такую тему: притворился, что идея настолько невообразимая, что он находит ее даже забавной. И расхохотался в ответ на мои слова.

– Урод.

– Совершенно верно. Сказал, что у него в мыслях скорее семь процентов.

– И что ты на это ответила?

– Громко рассмеялась в ответ.

– Вот молодец!

– А потом поинтересовалась, как ему кажется, сколько они продадут книг? Дуган – мастер блефовать, но тут он просто превзошел себя: вместо того чтобы сказать хоть нечто, отдаленно напоминающее правду, он со слезами на глазах выдал, что предположительно не более семидесяти пяти тысяч.

– Ерунда какая!

– Абсолютная ерунда, верно. Но вот тут я его и поймала. Говорю: хорошо, мы согласны на семь процентов… но если получится книга, способная привлечь гораздо более широкую аудиторию, превосходящую все ваши ожидания, и вы продадите, скажем, тысяч двести, тогда мы получим тринадцать процентов. «Безусловно, Пол, – заявила ему я, – безусловно, такой хит стоит дополнительных денег».

– А он что?

– Обосрался, самым очевидным образом.

– И что дальше?

– Он начинает рассказывать мне длинную историю о всяких мудилах, да уж, с такими даже мне не удалось бы провернуть дельце. В итоге мы останавливаемся на девяти процентах, но – «Я просто в агонии, – моя мать-старушка будет вынуждена продавать спички на улице зимой, воистину», короче – одиннадцать, если мы выйдем на тираж боле двухсот тысяч.

Я нервно поелозил влажным дном пивной кружки по столу.

– А у нас получится?

– С Джорджиной Най? О, да… легко. От ее популярности будет пар валить, и от «М amp;К» тоже. Ты выдашь отличное чтиво – интересное и смешное, то, что понравится каждому, и за год мы выйдем, по меньшей мере, на двести тысяч копий. А если не получится, то мы вернемся сюда год спустя, и я просто урою тебя, прямо на этом столе, на глазах всего паба.

– Единственный агент в Эдинбурге, кто способен вписать подобный пункт в контракт. Эми, ты неподражаема!

– Ясное дело, сукин сын.

Она яростно затушила сигарету и откинулась на спинку стула.

– Да, всплыла еще одна вещь во время нашей беседы с Полом, – проговорила она, наклонившись вперед и зажигая очередную сигарету. – «М amp;К» устраивают распродажу в книжной сети в Лондоне в конце июля. Они попросили Най приехать, но она будет в Америке. Она предложила, чтобы за нее это сделал ты, так что Пол спрашивает твоего согласия.

– А ему не приходит в голову, что ничего хуже и выдумать нельзя? Я представляю лица людей, ожидающих Джорджину Най, когда вместо нее появлюсь я. И мне придется тащиться в Лондон, потом возвращаться, чтобы провести целый вечер, рассыпаясь в любезностях неизвестно перед кем.

– О, да им, похоже, до лампочки, будет там знаменитость или нет. Все они – из отделов продаж и маркетинга, выдохлись давным-давно. К тому же Пол добавил, что ты просто идеальная кандидатура для того, чтобы разъяснить им, как лучше продавать книгу. Тебе же известно ее содержание лучше любого из них. К тому же тебе оплатят гостиницу и проезд.

– А ты бы согласилась на моем месте?

– Ты шутишь, нет, конечно, что за бред?!

– Вот и я склонен с тобой согласиться.

– Хорошо. Я свяжусь с Полом позже и скажу, что мы очень польщены, что они выбрали тебя для этой роли, и ты постараешься сделать все, что в твоих силах, чтобы книга стала по-настоящему успешным проектом, но не пошли бы они оба в задницу, пусть сдохнут, подонки.

– Спасибо.

– He стоит, такая у меня работа.

Она отхлебнула из бокала, одновременно умудряясь заглатывать вино и выпускать носом сигаретный дым, – довольно впечатляющее зрелище. Я отбивал по столу костяшками пальцев ритм мелодии, доносившейся из музыкального автомата, и позвякивал ногтем по стеклу бокала некоторое время, пока Эми не закончила свой трюк.

– Ну вот, – сказала она, еще раз откинувшись на стуле, – я продержалась сколько смогла. Что у тебя за идиотская шляпа на голове?

– А… проблемы с прической – решу их позже.

Сара работала по субботам. И у нее было довольно много работы – это был самый напряженный день в магазине, – поэтому она ненавидела субботы.

Я слышал, как она исполняет Симфонию Раздражения, бурча себе под нос и хлопая дверками шкафчиков. Ворчание продолжалось, пока она не ушла на работу. Мой рабочий режим, отличающийся жесткой дисциплиной, явно не подразумевал работу по субботам, хотел я того или нет. Поэтому я вылеживался в постели до десяти тридцати, опять-таки хотел я того или нет. На свете нет большей радости, чем просыпаться утром в субботу и осознавать, что можно продолжать валяться в постели. И я не собирался отказываться от такого удовольствия, потому что я был сам себе начальник, не обязан был пахать с девяти до шести и мог, в принципе, валяться в постели хоть с утра до ночи. Над удовольствиями тоже приходится работать, понимаете, вкладывать в них силы. Если вы потратили три часа на дорогу до парка развлечений и заплатили двадцать фунтов за вход, то просто обязаны прокатиться на всех аттракционах. И неважно, холодно вам или вы устали, особенно от очередей, отстояв в каждой из них по сорок пять минут, или голова ваша раскалывается от боли, которая явно не пройдет от того, что вас засадят в какую-то клетку и будут вертеть вверх ногами на скорости шестьдесят километров в час. Нет, раз уж вы тут оказались, придется отрываться по полной, нравится вам это или нет. Так что я распластался в кровати и покорно уставился на часы, стрелка которых медленно подбиралась к десяти тридцати. Когда она наконец доползла до нужной точки, я встал, и мне не пришлось мучиться угрызениями совести оттого, что я поддался минутной слабости и урезал свое еженедельное субботнее валянье в постели.

Я вразвалку прошел на кухню, у входной двери поднял с пола доставленную утром почту. Три письма тут же отправил в мусорную корзину, даже не открывая их. Не возникало ни малейшего сомнения, что это просто какая-то рекламная ерунда, все признаки были налицо. Два письма сообщали, что я что-то выиграл, а третье гласило: «Срочно откройте: важные документы – время не терпит». Четвертое оказалось пухлым конвертом. Я включил чайник и занялся отдиранием огромного количества скотча, которым была обмотана посылка. Внутри была короткая записка: «Надеюсь, пригодится. Дай мне знать, если потребуется что-то еще. С любовью, Джорджи» и десяток фотографий. Две-три были общими – фотографии на вечеринках, где Джорджи болтает с главными мировыми звездами, но они все равно пригодятся для книги. Остальные – семейные. Она была некрасивым ребенком.

Не знаю, до скольких лет она была уродцем. Но ее превращение в знакомую Джорджину Най, до невозможности привлекательную, началось лет с восьми-девяти. На одном снимке она на пикнике с родителями и братьями-сестрами, на другом позирует с беззубой улыбкой рядом с тортом в день рождения. На этих фотографиях уже видны ее ниспадающие каскадом густые черные волосы, а в детской мордашке уже различимы задатки шикарной взрослой внешности. На обратной стороне каждого фото Джорджи оставила мне краткие пометки. Она просто обожала это платье и отказывалась его снимать даже перед сном, так что каждую ночь матери приходилось ждать, пока она уснет, и снимать его со спящей девочки. Пса звали Снежок (он был совершенно черным, так что в семье Най кто-то явно обладал особым чувством юмора), его задавил «хилман авенджер» сразу после того, как семья перебралась в Ковентри. Для юной, только что переселившейся в Ковентри Джорджины эта марка машины приобрела дьявольское значение. По ее словам, она вздохнула с облегчением, узнав, что модель сняли с производства в 1981 году. Рождественскую фотографию сделал ее брат «Полароидом», полученным в подарок. Позже они с сестрой обнаружили ворох разорванных засвеченных фотографий в мусорном ведре. По злополучному негативу они догадались, что за штучка была его подружка. Когда он все-таки умудрился уничтожить все улики, они успели изрядно поиздеваться над ним, используя ее фотографии в течение полутора лет. До сих пор они с сестрой при встрече вспоминают об этом случае с громким смехом. На другой фотографии Джорджи на пляже. Ей явно больше четырех, и она уже не строит песочные замки пластмассовым совочком. А здесь Джорджи лет девятнадцать, она выбегает из моря в сплошном черном купальнике. Ее ноги и руки блестят от воды, на лице переливаются морские капельки, а мокрые волосы облепляют торс, словно липкая глянцевитая смола. Может быть, она упала, а может быть, опрометчиво прыгнула в воду. Что бы ни случилось, казалось, она бежит мне навстречу, улыбаясь так, что в душе все перевернулось, так откровенно и счастливо, словно из рекламного ролика «Пепси-колы». Так можно улыбаться, если снимающий тебя человек – твой любовник, и вас ожидает потрясающий секс в гостинице вечером. Я почувствовал волну… ну, наверное, голода, я бы так назвал это ощущение. Так что я приготовил себе тост и налил чашку чаю, а потом прошлепал в гостиную и небрежно бросил конверт с фотографиями на стол.

День рождения Сары приближался, а я не представлял, что ей подарить. В ожидании готовности тоста я перенес ноутбук в гостиную и подключился к Интернету.

Я надкусывал тост, держа его одной рукой, а второй щелкал мышкой, перепрыгивая от одной ссылки к другой в поисках подарка Саре. Два часа спустя я все еще сидел в пижаме и не продвинулся в своих поисках ни на йоту. Зато я просмотрел плохо нарисованные картинки всех персонажей из Симпсонов в самых безумных сексуальных позах. Конечно, куда приятнее сказать, что меня вымотало бесконечное скакание от одного изображения к другому и я отключился от Интернета с измученным вздохом, коря себя за столь бессмысленную трату времени. Но, по правде говоря, я жутко захотел в туалет.

Понимаете, есть несообразность в утопическом видении мира Джона Стюарта Миллса. Он, мечтатель, верил в возможность существования идеального полезного общества, потому что люди, учитывая время и образ мысли, будут предпочитать «духовные наслаждения». Но когда иностранные державы пытаются украсть лучшие умы других государств, они подлавливают их на секс-приманки вместо обещаний хорошей жизни. Потому как люди – всего лишь люди.

Впрочем, вернувшись из туалета, я предпочел одеться и выйти проветриться, вместо того чтобы тотчас вернуться к порномультикам… знаете, чтобы не разочаровывать Д. С. Миллса.

– Мне нужно купить подарок Саре на день рождения, – проныл я в мобильный телефон.

Я шатался по городу, и мне жутко надоело это занятие. Не столько надоело, сколько оно меня раздражало. Меня все больше бесил приближающийся день рождения Сары и она вместе с ним. Как эгоистично! Вместе с Сарой я покупал подарки ее подругам и наверняка знаю, какое ей доставляло удовольствие искать их. Как можно наслаждаться ситуацией, когда у вас еще нет подарка, но он вам определенно нужен? Полная бессмыслица. Вот, например, вы пришли в кинотеатр, но не можете найти там свободного места, и при этом все равно думаете: о как прекрасно, ведь поиск свободного места и есть половина удовольствия! Бред какой-то. А Сара действительно наслаждается отсутствием результата: когда ищет что-то и не может найти. А когда все-таки находит подарок, наступает настоящая эйфория. Она платит деньги, а лицо просто расплывается в улыбке от удовлетворения. Когда я наконец-то нахожу подарок, который обязан купить другу, то кассиру я отплачиваю не чем иным, как злостью и нигилистическим отчаянием: «Ну все, хватит, нашел. Вот что они получат. С меня хватит… все, я куплю эту штуковину… и конец… а если им не нравится, то пошли они куда подальше». Более того, я раздражен тем, что потратил в два раза больше, чем предполагал, а именно так всегда и выходит из-за чувства вины, что я покупаю им какое-то дерьмо. Ну-ка, пойди разберись.

– Так вот, мне нужно сделать Саре подарок на день рождения, – промычал я замогильным голосом в мобильный телефон.

– Хммм… А ты не думал о том, чтобы подарить ей какую-нибудь штучку для спа? – спросила Эми. Как я намекал ранее, за то, что Эми получает десять процентов от всех моих заработков, она выступает в роли моей матери.

– Нет. Какие еще штучки для спа?

– Ну, когда покупаешь дневной сеанс в салоне красоты, где-нибудь за городом.

– А разве это не все равно, что намекнуть, что женщина плохо выглядит? И к тому же в чем смысл-то? Все это можно купить в «Супер-аптеке» всего за пару-тройку фунтов, и если ей хочется принять ванну, она, может принять ванну дома.

– Мне кажется, смысл в том, чтобы отключиться за городом вдали от дома.

– Зачем? Чем плох наш дом?

– Ох… Том. Учти, что я говорю это не потому, что ты англичанин, но ты, правда, совершеннейший, мать твою, тупица.

«Слишком уж жестко», – подумал я. Вообще-то я писатель, как известно. Изо дня в день я размышляю о вещах, причем с разных точек зрения, и мысли мои глубоки: такая у меня работа. Я очень даже, черт возьми, проницателен и чувствителен, и мне никуда от этого не деться, я же писатель!

– Послушай, Эми, просто скажи, что мне делать? До дня рождения Сары осталась всего неделя.

– Удиви ее. Подготовь какой-нибудь большой сюрприз – запряженную лошадьми повозку, новое платье с завернутыми в него туфлями, она может переодеться в них, пока вы едете в ложу на балет, билеты на который ты заказал втайне от нее…

– Если ты собираешься издеваться надо мной, Эми, тогда…

– Я не издеваюсь. Что в этом такого ужасного?

– Балет? Я ненавижу балет, даже и не думай. Даже и не думай, потому что и от Сары я никогда не слышал, чтобы ей нравился балет. Думаю, что она там и не была ни разу.

– Ага!

– Что?

– А то, придурок, что возьми и сделай ей сюрприз.

– А если предположить, а я в этом уверен на все сто, что ей не понравится? Я хочу подарить Саре что-то, что ей подойдет. Я не хочу рисковать и разочаровывать ее.

– Даже если ей жутко не понравится, у нее всегда будет возможность сказать: «Не нравится мне балет», и эти слова будут связаны в ее памяти с прекрасным воспоминанием о том, как она это узнала, как ты сделал ей сюрприз в день рождения, тайком увез на балет.

– Ты что…? «Тайком увез»? Что за черт? Тебе кто-то угрожает, Эми? Тебя связали и держат сейчас, да? Кашляни разок, если это так?

– Знаешь, вообще-то ты сам мне позвонил, а не я тебе.

– Да, но не для того, чтобы выслушивать твои высокохудожественные фантазии. Я никак не ожидал, что ты вдруг, – господи, изо всех моих знакомых! – именно ты вдруг превратишься в миссис Радклифф, саму романтичность! Давай спустимся на землю. Существует миллиард вещей, которые могут не совпасть с таким грандиозным планом. И к тому же Сара – современная женщина, она не хочет, чтобы ее тайно увозили. Ну, то есть, может, она и говорит иногда, что хочет, но лишь на абстрактном уровне. Прекрасная иллюзия, но в реальности не нужная: Саре нравится, когда мы вместе принимаем решения, ей будет не по себе, если я решу все за нее и ей придется следовать моему плану.

– Ты… О господи, тогда просто купи ей платье, понятно? Купи ей платье, на хрен.

– Хорошо. Ты представляешь, какой у нее размер?

Не стоило уделять особого внимания ответам Эми. Судя по всему, переговоры по контракту оказались для нее большим потрясением, чем я предполагал.

Вскоре пошел дождь. Мутный дождичек, который сваливается как проклятие в середине мая и вымачивает до нитки. Воздух сырой, а улицы пахнут мокрой джинсой. Я прошлялся по магазинам, так и не найдя для Сары ничего подходящего. Промокшая одежда прела в тепле, и потом я уже не мог различить, где по мне течет дождевая вода, а где пот. Удрученный и униженный, я сел на автобус и поехал домой.

Как только я вошел в дом, скинул промокшие насквозь шмотки и залез под душ, быстро вымылся и, выходя оттуда, попал в обычную передрягу: одна нога стояла на полу, а другая, что была еще в ванной, неожиданно поскользнулась.

– Боже! Черт! – фу, вовремя остановился, – ох, мороз по коже, – давно не чувствовал себя настолько живым!., черт, а где все полотенца?

Я взял мобильный (да-да, я беру мобильный в ванну, а что тут такого?) и отправился искать чистое полотенце в шкафчике в спальне и быстро обтерся насухо. Увидев свою мокрую, сваленную в кучу одежду на полу спальни и доверху наполненный бак грязного белья, я решил спуститься вниз и загрузить белье в стиральную машину. В надежде, что Сара заметит мой тонкий жест одомашнившегося Принца и зачтет его на следующей неделе, когда я окажусь в полном прогаре с пустыми руками и не подарю ей ничего на день рождения. Шлепая восвояси через кухню, я включил чайник и потопал в столовую, чтобы взять со стола чашку, оставленную там еще утром. Я положил мобильный рядом с ноутбуком. Ах… я, конечно, гол, но вот мобильный, ноутбук, и чай скоро подоспеет: именно такой и была задумана жизнь Человека. «Оставьте себе пустые легкомысленные радости современного общества. Вот все, что мне нужно», – подумал я. Заметив на столе конверт, я вынул из него фотографии, чтобы взглянуть еще разок. Жизнь Джорджи в коробочке. Вспомнилась сцена из фильма, где герой выходит из тюрьмы и получает конверт со всем тем, чем он являлся двадцать лет назад. Ребенок. Девочка. Подросток. Девятнадцатилетняя девушка, выходящая из моря. Я задержался взглядом именно на этой фотографии и присел на кресло. Джорджи была такой… и с годами хуже не стала. Более того…

Я положил фотографию на стол рядом с собой и включил ноутбук. Немного времени мне потребовалось, чтобы найти то, что искал. Просто для сравнения: оказалось, ее ноги на фотографии, где она в прилипшем к телу купальнике, ничем не хуже, чем на той фотографии в Интернете, где она вылезает из машины и видны ее ляжки и трусики. Интересно. Я смотрел поочередно то на одну фотографию, то на другую, размышляя над их особой способностью запечатлевать момент, запечатывать его в янтарь времени. Я думал о том, что будущие поколения без преград смогут понять суть сегодняшних явлений, у них будет возможность подглядеть за нашей жизнью. Мы же не можем заглянуть в прошлое, особенно если говорить о людях, живших до изобретения фотоаппарата. Каким особым был ход моих мыслей, но меня немного раздражало, что развить их далее мне мешал отвлекающий меня и трущийся о живот эрегированный член. Я опустил руку и подвигал его немного, стараясь найти для него менее заметное положение. Но он был непоколебим и коварен и продолжал стоять вертикально. Я не мог проиграть, и его сопротивление только сподвигло меня на то, чтобы удвоить усилия и усмирить его с помощью ручной борьбы.

Довольно быстро эта затея стала началом конца.

Время исчезло. Несмотря на отлетное состояние, я был удивительным образом собран и не потерял способности соображать. Упрямая эрекция просто отказывалась заканчиваться то ли из-за моих умственных усилий, то ли из-за попыток обойтись с ней жестко, по-полицейски и применить технику рукопашного боя – быстрого и решительного. Само собой, оставался единственный способ избавиться от этого упрямого гостя. Как только я осознал это, то начал действовать по плану, воплощая его в жизнь и применив все свои силы и упорство. Безо всяких сомнений, я был довольно близок к намеченной цели, как вдруг зазвонил телефон. Как всегда, я схватил его со стола и ответил. Привычка. Совершенно безумное движение, в котором никоим образом функции мозга не участвуют: вот гротескный пример того, что происходит, когда левая рука не знает, что делает правая.

– Алле, – сказал я. Ну ладно, выдохнул.

– Привет, Том, – ответила Джордж.

О боже! Рой самых стремительных мыслей пронесся в моей голове и спикировал в живот.

– О… Джор… хммм… привет, Джордж. Как твои? Дела?

– Все нормально. Послушай, я звоню по поводу того издательского мероприятия. Понимаешь, я как раз буду в Америке. Я знаю, что ты уже сказал, что тебе неинтересно, но была бы очень тебе благодарна, если бы ты выступил за меня.

– Ммм… Ну я не… – Я рассеянно отметил, что, несмотря на катастрофическую ситуацию, моя рука, как оказалась, все еще орудует там. Она остановилась на долю секунду, когда раздался голос Джордж, но каким-то образом умудрилась не ослабить хватку. И теперь она снова двигалась. Я, конечно, здорово ужаснулся этому факту. Я мог только предположить, что рука продолжает совершать позорные движения исключительно из-за наполнившего меня мятежного возбуждения: неужели можно вытворять такое и тебя не накажут (о господи, прости).

– Я буду у тебя в долгу, – прошептала Джорджи в трубку, одновременно одетая в дьявольский черный купальник и сверкающая божественными белыми трусиками, выходя из машины.

Это было из ряда вон. Я чернил себя. Хоть бы что-нибудь произошло! Конечно, должно же быть какое-то спасение? Печально, но в голове у меня было пусто.

– Да… ну… – ответил я, отвалясь на стуле.

– Ну, пожалуйста, Том. Даваааай… ради меня?

Жуть. Просто застрелиться и не жить.

Просто поразительно, какими скачками способен двигаться человеческий разум. И я не в том смысле, что он стремится к какому-то заключению, но просто как ему удается нестись сквозь тысячи мыслей, рисуя сотни возможностей и складывая калейдоскоп из бессчетного количества вертящихся образов? Если в мире и существовал рекорд по скорости мысли, в этот момент я точно побил его. Я – голый за столом с фотографией Джорджины Най в купальнике, передо мной – ноутбук, на его экране – «личная страница Дэйва: фотки под юбкой», на проводе – сама кинозвезда, в руке – пульсирующий эрегированный член, а у входной двери – голос Сары: «Том? Ты дома?»

– Черт!

– Что? – ответила Джорджи слегка удивленно.

– О господи, черт-черт-черт…

Ну и что дальше? Засунуть фотографию обратно в конверт? Выключить компьютер? Постараться в предсмертном состоянии зажать отвердевший член где-то между ног, чтобы он исчез? Прервать разговор с Джорджи, повесив трубку? Накинуть что-нибудь из одежды? Если ваша девушка уже за дверью и нет никакой возможности успеть сделать все сразу, нужно найти главную улику, в противном случае все ваше алиби рухнет и оставит вас безо всякой надежды на более-менее внятный ответ. Вам просто придется признаться: «Привет! Я сижу в столовой голый и дрочу на Джорджину Най». Вы скажете, что главная улика – эрекция, но пораскиньте мозгами. Если даже у вас все в полном покое, но на столе фотография женщины в купальном костюме, изображение ее трусиков, плюс вы сидите нагишом в столовой: явно Сара что-то заподозрит, она же не дурочка. Если бы у меня была всего лишь эрекция, с которой пора разобраться, я бы, по крайней мере, мог сблефовать: «А! Сара! (широкий театральный жест), я так тебя ждал!»

– Ты в порядке? – спросила Джорджи.

Я грохнул крышкой ноутбука, закрыв его.

– Да! Черт! Черт!

– Том? – вопросительно произнесла Сара. Она определенно слышала мои шебуршания. Или, возможно, до нее донеслось биение моего сердца, колотившегося так оглушительно, что еще один децибел, и из оконных рам вылетят стекла. – Том?

– Да, – ответил я Саре. Я постарался сделать это с обычной интонацией, словно говорящей: «Незачем заходить в столовую – тут нет ничего интересного».

– Что да? – спросила Джорджи.

Я неистово оглядывал комнату в поисках хоть какой-либо одежды. Хоть шаром покати, мать твою! Ну! Хотя кое-что было: чехол от моего мобильного телефона. Думаю, я мог бы напялить его на торчащий член. Входит Сара, а у меня на пенисе болтается чехол с картинками из жизни Симпсонов, тогда я выкрикну: «Та-да!», а потом внезапно скончаюсь от сердечного приступа. Лучшего плана я придумать не мог.

– Ничего, – прошептал я Джорджи. – Послушай, мне нужно идти, я…

Я уже слышал шорох вешалок для верхней одежды у передней двери.

– Том, – прокричала Сара, – со мной Линдси и Бет, я сказала, что мы присмотрим за ними часок, пока Сюзан занята переучетом товара.

Сюзан работает вместе с Сарой в магазине полуфабрикатов. У нее две дочери: Линдси шесть лет, а Бет – четыре года.

Так что мне кранты. Теперь наверняка посадят в тюрьму за развращение малолетних.

– Том? Так… ты выступишь на этом издательском вечере? – спросила Джордж.

– Что? Да, что угодно, да… – В столовой были прозрачные двери. – Как скажешь… Да.

– Здорово! Спасибо!

– Не за что. Мне нужно идти. Пока, любовь моя.

– Ха, как ты меня назвал?

– Просто… Я не… это…

– Все в порядке, – сказала Джорджи со смехом в голосе, – пока! – И повесила трубку.

Теперь пора выбраться через застекленные двери в сад. Я кинулся к дверям. О боже! Тогда я буду разгуливать нагишом по саду и не смогу иначе проникнуть в дом, кроме как голым войти обратно в столовую через те же самые застекленные двери.

Дверь распахнулась. Я нырнул на пол, утягивая со стола фотографии.

К счастью, стол стоял между нами, и меня не сразу можно было разглядеть из дверного проема. Я приподнял голову, чтобы взглянуть, что происходит.

– Привет. Линдси, – поздоровался я. – Привет, Бет, я просто уронил кое-какие бумаги со стола… и их поднимаю.

– Вам…

– Нет!.. Не нужно помогать, спасибо. Почему бы вам, девочки, не пойти в соседнюю комнату? Можете посмотреть кино.

– А какие у вас есть кассеты? – спросила Линдси.

– Ну не знаю, много разных.

– А есть детские фильмы? Мама не разрешает Бет смотреть страшилки, ей потом снятся кошмары.

«Тогда ей намного полезнее будет посмотреть любой фильм в той комнате, нежели случайно заглянуть под этот чертов стол».

– Я точно не знаю, что у нас есть. Возьми Бет и посмотрите сами.

– Хорошо.

– Вы весь мокрый, – сказала Бет.

– Да. А теперь идите, девочки.

Они ушли. А где Сара? Я навострил уши и услышал исходящее из кухни шипение жарящихся котлет. Я в столовой, слева от кухни, где находилась Сара, справа в гостиной были Линдси и Бет. Смогу ли я прокрасться через прихожую наверх по лестнице так, чтобы меня никто не заметил? Если они точно будут сидеть в комнатах, причем за закрытыми дверьми, все будет тип-топ. Я понятия не имел, закрыта ли дверь в комнату Линдси и Бет, но знал наверняка, что дверь на кухню распахнута настежь. Сара ни разу в жизни не закрывала двери, я же, наоборот, фанатично закрывал их за собой и другими, так что ее привычка просто сводила меня с ума. Знать бы, сколько у меня есть времени, чтобы воспользоваться хотя бы этой призрачной надеждой. Нужно решаться, нельзя терять ни минуты. Чтобы было чем прикрыть свое постыдное хозяйство, если случится непоправимое и Линдси и Бет застукают меня, я выключил из розетки ноутбук и прикрыл им пах.

Я не святой, спорить не буду, но всяко не сатана. Я не серийный убийца и не тиран. Я никогда не удирал, украв деньги из пенсионного фонда для вдов военнослужащих, и никогда не отправлял младенцев в детский приют, чтобы похитить наследство. Учитывая все это, будет несправедливо, чтобы в тот самый момент, когда и так забот полон рот, я сжег свои гениталии о жутко горячий пластмассовый корпус ноутбука. Неужели я не заслуживаю снисхождения?